Я спросил у Солнца: “Где Твоё Тепло?”

--”Вот оно, повсюду, погляди в окно!

На снегу, в ледышках, в белках на грязи,

В их ловящих кошках... Только погляди!!!”



Я спросил у Бога: “Где же жизни суть?”

--(Бог развёл руками) ”Мил, не обессуть:

Раскрой ясны очи, осмотрись вокруг.

Может и найдёшь тех, кто возьмёт в приют...”



Я спросил у Стража: ”Где Твои Врата?

Что ж я, слеп, коль вижу, что стена пуста?”

Страж молчал, лишь стрелы вынул с колчана’

И, в меня воткнув их, выдернул глаза.



И тогда Увидел я Златы Врата,

И Хрустальный Замок, и Твои Слова,

И Обличье Милой, и Всесильный Свет,

И Сердца Любимых, и Автопортрет.



21 Марта 1993.

Бруклин

Лерочке.


* * *

В той стороне, куда садится солнце,
На острове, где пальмы и роса,
Темно и сыро в сумерках полночных
И на песке не отыскать следа.

Там нет пещер иль хижин Робинзонов,
Разрушенных останков бригантин,
Диковинок или монет червонных,
Хранимых средь разбойничих могил.

О чём же стих??? Среди зелёных кущей,
Сокрыто Богом от порочных глаз,
Есть озерцо, и силою гнетущей
Оно зовёт меня. И уж не раз

Туда летал, сидел на зыбком бреге,
Смотря на мертвенный глубинный свет,
Но, кроме небосвода и деревьев,
Там не был виден ни один объект.

И каждый раз, безмерно удивляясь
Игре иль знаку, что даёт вода,
Туда гляжу, никак не отражаясь:
В ней, как в тебе, всё есть, но нет меня.


17 Августа 1994, Квинс.

* * *



Я брёл по набрежной полночной,

Зашёл в заброшенный кабак

(Не чтобы сделать ночь короче,

А чтобы выпить натощак).



Я лицезрел сквозь грань стакана

Перемещения теней.

Кабак плясал, и в дури пьяной

Я стал вдруг замечать чертей



В толпе. Средь пьяных рож и задниц,

Где, непримечены людьми,

Сновали бесы, подавая

Бокалы с пивом и еды



Сто разновидностей, роняли

Свинину с курицей на пол,

Когда копыта расслабляли,

Неся тарелки. Тут нашёл



Поблёкшим взглядом дьяволицу,

Подсевшую за стол ко мне,

Менявшую, как звуки, лица.

Она болтала о весне,



К греху склоняла, и о страсти

Мне спела песню. Целовать

Хотелось ей срамные части

Моеи плоти. Мне ж плевать



На всяки дьявольски причуды,

Я сонно ей рыгнул в лицо

С желанием уйти отсюда

И в Море выбросить Кольцо.

16-26 Февраля 1993,

Владу и Свете.

* * *

В московском окне расцветало,

В московской квартире звенел телефон,

Сквозь холод, сорвав одеяло,

Москвичка бежала на звон босиком.



Нью-Йоркский москвич ждал минуты,

Чтоб номер московский с волненьем набрать,

Чтоб вместо будильника утром

Московскую девушку звоном поднять.



Чтоб губы хмельные шептали

В далёком Нью-Йорке и в дальней Москве

Слова о Любви, что отдали

На растерзанье безвестной судьбе.



Вновь оба признаются в чустве,

Хранимом, как в доме холодном очаг,

Пред тем, как повесить их трубки

На русский и на Нью-Йоркский рычаг...



В московском окне расцветало,

В московской квартире звенел телефон,

Сквозь холод, сорвав одеяло,

Москвичка бежала на звон босиком...



17 Марта 1993.

* * *



Нас утро встретило картиной

Измятых снежных одеял

На вестпарквеевских машинах

И на деревьях в Парк-Централ.



Нью-Йорк в снегу, какая прелесть!

Манхеттен белым занесён,

И отзвук Питерской метели

Намёл сугробы под окном,



Которое закрыть забыли,

Когда при проблесках зари

Мы, наконец, угомонились

В притворном таинстве любви...



Я уходил. Ты, улыбаясь,

С истомой нежилась в тепле

И, чмокнув в щёку, попрощалась

С тоской, исчезнувшей в окне...


6 Февраля 1993.

Бруклин, NY

* * *



Напишу про Шарик Синенький,

Что надул я по пьяни трёхдневной.

В нём смешался дух жизни Америки,

Вонь окурков и пе’регар. Нервно



Завязал я верёвку на горлышке

И наклеил купюр на сто долларов.

Отпустил я его, и, как пёрышко,

Возлетел Шар Воздушный над Городом.



Понесло его вверх, и на небушке

Поиграли с ним тучи косматые,

Был замечен он инотарелками

И заклёван был птицей лохматою.



Через Тихую Лужу пере`брался

И по го`рам Альпийским проехался,

Покружил над Дворцом в ярком пламени

И с широтами Гринвича встретился.



Был отстрелен он русскими пушками

На границе Советской Империи,

Был рассмотрен старательно чукчами

(Подозрительну тру’бу ‘мели ‘ни).



И, в конец, на метро Полежаевском

Приголублен был ручками смуглыми,

Разметавшими деньги по клавишам

И обнявшими Шар до безумия.



2 Января 1993.

НЕПРОЧИТАННОЕ



Журналы, пепел, сигареты,

Твой муж, листающий “Playboy”

И глупой музыкой задетый,

Я, ощущающий твой зной.



Глаза в дыму и фотографий

Альбом, где в детской простоте

Ты открываешь прелесть тела

Бесстыдно. Отчего же мне



Явилась ты такою?.. Голой?..

С цветных картинок, как во сне

О чём-то молвствуешь безмолвно

В своей бесстрастной наготе...



10 Декабря 1992.

Бруклин

* * *



Заморочил голову моросящий дождь,

Перекрасил в мраморный белый цвет берёз.



Плод каштана, крякнувши отпустил дитя

И отправил в плаванье по тропе ручья.



Тот смеялся, махонький, и бы сам не свой

От нескромной гордости: он ведь, не другой



Принесёт в даль-дальнюю в животе своём

Радость древа стройного... Видел он как днём:



Кожицу проклюнувший молодой побег,

Ствол и ветви шумные, и весенний цвет,

Зрелость лета, осени желтолистный всхлип,..

Но к беде проехался местный грузовик...



Не успев опомниться, и не закричав,

Хрустнув, жидкой кашицей стал шальной каштан...



Моросили слёзками волосы дождя,

Превратив в каштановый серый цвет ручья...



2-3 Декабря 1992.

* * *



Я сегодня писал в метро

О цветах винограда на поле вишнёвом,

Но пришлось выбирать одно:

Глазение в окна соседних вагонов.



И, что бы вы думали, прямо

Напротив меня чудак восседал,

Затылок чесал упрямо,

Уткнувшись в блокнот, что-то резво писал.



Наверное, о Нью-Йоркских

Увядших, сухих виноградных цветах

На вишнёвом асфальте жёстком,

Но с другим языком и пером в руках...



23 Ноября 1992,

Бруклин

ОДИН-В-ОТЧЕСТВЕ

(одиночество)



Усталость быть кем-то ещё не собой...

Угощение сладким покоем украденным у расстояния...

Махание бумажными крыльями, ожидание искры

оставшейся от померкнувшей свечки...

Слой пыли внутри почтового ящика и немой телефон...

Бестолковость Горящего Круга с ума на столько

сошедшего, чтоб дарить на все стороны Жизнь...

Постылость раздора меж ночью и днём осто-

чертение от снобизма тетрадных линеек

“Прощанье славянки” железнодорожных вокзалов

Гроб выносимый из Дома и поседевший Отец

Пустая квартира где Мама в прокуренной кухне

в тоске по ночному звонку...

Ощущение, что кое-что было но где?.. и когда?..

...Жизнь? Фекалий романтики?..

...Вещие сны? Фантазии? Слёзы?..

Фигура сидящая за фортепиано -- что-то из памяти...

Снег... поцелуи... измены... хождение среди серебряных сосен...

Усталость... Покой... Расстояние... Крылья... Надежда...



14-20 Декабря 1992.

“...Позвони мне, позвони! Позвони мне, ради Бога!...”

(Советская эстрада)



* * *

Звонарь звонил на колокольне.

Плывя по скользкой мостовой,

Неслись по улицам окольным

Вибрации бронзы’ литой..



И перед тем, как крикнуть “трогай”,

Я слепо поглядел во тьму,

Ища источник благозвоний.

Пошёл бы с радостью к нему...



Взбираясь по крутым ступеням,

Я б с жаждою смотрел наверх.

И там бы замелькали тени

Колоколов. Но вот померк



Фантазий взор. Извозщик пьяный

Под долгожданное “пошёл!”

Двуколку двинул, напевая

“Семь-сорок” под вечерний звон...





23 Декабря 1992.

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ



Две фигуры в Призме Океана,

Гул ночи и острый снег в глазах.

День Забвенья сделан Днём Обмана

Для Теней, несущих Мыслей Прах.





Две фигуры в Призме Океана,

Брайтон-Бич, песок прилип к ступням.

Поглощенье ароматов пряных

Кошкою, снующей по кустам.



Две фигуры в Призме Океана,

Волн погоня за Вчерашним Днём,

Чернь Стены, в которой Грань желанна

Меж полночным небом и водой.



Две фигуры в Призме Океана,

Их далёкий, еле слышный смех,

И постылых поцелуев раны,

И не мой Непервородный Грех...



Brooklyn, NY, January 17th, 1993

* * *

Я сосчитаю прошлогодний снег,

Снег на вершинах гор в державе дальней,

Где я оставил искренность и смех,

Влюбившись утром в Телеграф Центральный.



Я сосчитаю боль в сердцах чужих,

Боль от глубоких ран на апельсине,

Где сок как слёзы на щеках твоих

Бесстыдно смоёт весь остаток грима.



Я сосчитаю тот осенний дождь,

Дождь, промочивший переплёт тетради.

Размыты строки, лишь не знаю: слёз

Или грозы вина в небеспоряди...



Я сосчитаю длинные часы,

Часы, что я провёл в чужой постели,

Чтоб сумму эту вычесть из Мечты

О лысине и девке на панели.




13-14 Февраля 1993, Бруклин.

ПРАЗДНЫЕ ВОПРОСЫ



Я спросил у Солнца: “Где Твоё Тепло?”

--”Вот оно, повсюду, погляди в окно!

На снегу, в ледышках, в белках на грязи,

В их ловящих кошках... Только погляди!!!”



Я спросил у Бога: “Где же жизни суть?”

--(Бог развёл руками) ”Мил, не обессуть:

Раскрой ясны очи, осмотрись вокруг.

Может и найдёшь тех, кто возьмёт в приют...”



Я спросил у Стража: ”Где Твои Врата?

Что ж я, слеп, коль вижу, что стена пуста?”

Страж молчал, лишь стрелы вынул с колчана’

И, в меня воткнув их, выдернул глаза.



И тогда Увидел я Златы Врата,

И Хрустальный Замок, и Твои Слова,

И Обличье Милой, и Всесильный Свет,

И Сердца Любимых, и Автопортрет.



21 Марта 1993.

Бруклин

ПРОРЫВ



Прорыв как спасенье

Прорыв как стрела

Прорыв безразлично

Откуда куда



Как в сумраке ночи

В туннеле метро

Сноп света разбъёт

Всё в вагоне стекло



И воздух рванётся,

И в прах разнесёт

Смятенье рабочих

Спешащих в поход



Раздастся тут грохот

И трепет знамён

И поезд взорвётся

Лучом побеждён



Останутся шпалы

В пыли и в крови

И я между ними

Прорыв сотворив