Опыт знаменитых семей России – современным родителям - Книга потомка знаменитого дворянского рода, ученого-филолога Ольги Сергеевны Муравьевой "Как воспитывали русского дворянина".

"Как хочется вернуть утраченное и напрочь стёртое дворянское воспитание людей в повседневность, хотя бы его часть.

Книга может помочь не только в воспитании детей, но и в перевоспитании самого себя, ведь как гласит английская поговорка - "не воспитывайте детей, они всё равно будут похожи на вас. Воспитывайте себя". В какой-то степени переворачивает представление не только о дворянском сословии, но и о том, что оказывается можно совсем иначе относиться ко многим явлениям, заставляет задуматься о своей жизни, поступках, образе мышления..."
Филина Елена

"В этой книге есть чему поучиться - в ней не будет долгих и скучных повествований о том, сколько на званном ужине ножей и вилок должно быть справа и слева от тарелки и для чего существует каждый из столовых приборов, нет. Эта книга об общем духе воспитания подрастающих дворянят.)

Очень важно, что элиту того времени растили в уважении к крестьянам, к прислуге. Учили, несмотря на очевидную социальную, имущественную, да и образовательную разницу между «верхами» и «низами» видеть в каждом прежде всего человека. И случаи вроде дела Салтычихи, когда дворянин мучает и издевается над своими крепостными скорее исключение, нежели правило – и вообще надо помнить, что Салтычиху осудили и лишили всего, начиная от статуса и кончая имуществом..."
Козлов Виктор

Читает Владимир Сушков. Читано по изданию О.С. Муравьева "Как воспитывали русского дворянина", СПб, "Нева", "Летний сад", 1992.

"Сентиментальность — маргарин любви"  - фраза принадлежит на Кони, а Дорошевичу, который в своей книге "Сахалин. Каторга" описывал трепетное отношение осужденных убийц к местному коту. В воспоминаниях Кони мне снова встретилась подобная тема:

Кони А.Ф. Из казанских воспоминаний

Если бы знаменитый криминолог Ломброзо увидал некоего Нечаева, которого мне пришлось обвинять в Казани весной 1871 года, то он, конечно, нашел бы, что это яркий представитель изобретенного итальянским ученым преступного типа и прирожденный преступник-маттоид. Маленького роста, растрепанный, с низким лбом и злыми глазами, курносый, он всей своей повадкой и наружностью подходил к излюбленному болонским профессором искусственному типу. Он представлял вместе с тем и своего рода психологическую загадку по той смеси жестокости, нахальства и чувствительности, которые отражались в его действиях.

 В 1871 году Благовещение приходилось в пятницу на Страстной неделе. "Свято соблюдая обычай русской старины", старик портной Чернов решил, вместо птицы, выпустить на свободу человека. Он отправился в тюремный замок и там узнал, что есть арестант — отставной военный писарь Нечаев, обвиняемый в краже и сидящий лишь за неимением поручителя на сумму 50 рублей. Чернов обратился к начальству тюрьмы, прося отдать ему на поруки Нечаева, и, по соблюдении формальностей, получил его на свои руки и немедленно привел к себе в мастерскую, подарив ему при этом две ситцевых рубашки и рубль серебром. С ними Нечаев немедленно исчез и вернулся лишь перед самой Пасхальной заутреней, и конечно без рубашек и без рубля. Утром в день Светлого Воскресения он стал требовать еще денег, но Чернов отказал. В четыре часа дня последний оказался убитым, с кровоподтеками на виске и на лбу, причем шея его была почти совершенно перерублена топором, валявшимся тут же, а голова висела лишь на широком лоскуте кожи. Карманы платья Чернова были выворочены, и со стены исчезло его новое, только что сшитое пальто. Исчез и Нечаев. Он был обнаружен ночью в доме терпимости, причем на спине его, на рубашке, найдено было большое кровавое пятно; такое же пятно было и на подкладке пальто со стороны спинки. Нечаев ни в чем не сознавался и даже отрицал свое знакомство с Черновым и пребывание в его доме. Он держал себя чрезвычайно нагло. Когда его вели в сопровождении массы любопытствующего народа на квартиру Чернова для присутствия при осмотре места преступления, он обратился к проезжавшему мимо губернатору со словами: "Ваше превосходительство, а что бы вам меня за деньги показывать? Ведь большая бы выручка была!"

Пред осмотром и вскрытием трупа убитого в анатомическом театре университета Нечаев прислал мне заявление о непременном желании своем присутствовать при этой процедуре. Во время последней он, совершенно неожиданно, держал себя весьма прилично и внимательно вглядывался и вслушивался во все, что делал и говорил профессор судебной медицины И.М. Гвоздев. Когда последний кончил, Нечаев спросил меня: "Как объясняет он кровоподтек на лбу?" Я попросил Гвоздева повторить обвиняемому это место его visum repertum  [установленной картины преступления (лат.)] и заключения. "Этот кровоподтек должен быть признан посмертным, — сказал Гвоздев, — он, вероятно, получен уже умершим Черновым во время падения с нар, возле которых найден покойный, от удара обо что-нибудь тупое". Нечаев злобно усмехнулся и вдруг, обращаясь ко мне и к следователю, громко сказал: "Гм! После смерти?! Все врет дурак! Это я его обухом топора живого, а не мертвого; он еще после этого закричал". И затем Нечаев тут же, не без развязности, рассказал, как, затаив злобу на Чернова за отказ в деньгах, поджидал его возвращения с визитов и как Чернов вернулся под хмельком, но грустный, и жаловался ему, что у него сосет под сердцем, "точно смертный час приходит". "Тут я, — продолжал свой рассказ Нечаев, — увидел, что действительно его час пришел. Ударом кулака в висок сбросил я его с нар, на краю которых он сидел, схватил топор и ударил его обухом по лбу. Он вскрикнул: "Что ты, разбойник, делаешь?!" — а потом забормотал и, наконец, замолчал. Я стал шарить у него в карманах, но, увидя, что он еще жив, ударил его изо всей силы топором по шее. Кровь брызнула, как кислые щи, и попала на пальто, которое Чернов повесил на стену, повернув подкладкой кверху, потому что оно было новое. Я крови не заметил, когда надевая пальто; оттого у меня она и на спине оказалась. А вы, может, и поверили, что это из носу?" — насмешливо заключил он, обращаясь к следователю и напоминая свое первое объяснение этого пятна.

В тюрьме он себя держал спокойно и просил "почитать книжек". Но когда я однажды взошел к нему в камеру, он заявил мне какую-то совершенно нелепую жалобу на смотрителя и, не получив по ней удовлетворения, сказал мне: "Значит, теперь мне надо на вас жаловаться?" — "Да, на меня". — "А кому?" — "Прокурору судебной палаты, а еще лучше министру юстиции: он здесь будет через неделю". — "Гм, мое дело, значит, при нем пойдет?" — "Да, при нем". — "Эх-ма! В кармане-то у меня дыра, а то бы князя Урусова надо выписать. Дело мое ведь очень интересное. А кто меня будет обвинять?" — "Я". — "Вы сами?" — "Да, сам". — "То-то, я думаю, постараетесь! при министре-то?" — вызывающим тоном сказал он. "За вкус не ручаюсь, а горячо будет", — ответил я известной поговоркой. "А вы бы меня, господин прокурор, пожалели: не весело ведь на каторгу идти". — "Об этом надо было думать прежде, чем убивать для грабежа". — "А зачем он мне денег не дал? Ведь и я хочу погулять на праздниках. Я так скажу: меня не только пожалеть надо, а даже быть мне благодарным. Не будь нашего брата, вам бы и делать было нечего, жалованье не за что получать". — "Да, по человечеству мне и впрямь жаль", — сказал я. "А коли жаль, так у меня к вам и просьба: тут как меня выводили гулять или за нуждой, что ли, забралась ко мне в камеру кошка, да и окотилась; так я просил двух котяток мне отдать: с ними занятнее, чем с книжкой. Однако не дали. Прикажите дать, явите божескую милость!" Я сказал смотрителю, что прошу исполнить просьбу Нечаева.

В заседании суда, в начале июня, действительно присутствовал граф Пален, приехавший в Казань на ревизию. Нечаев держал себя очень развязно, говорил колкости свидетелям и заявил, что убийство совершилось "фоментально" (т.е. моментально). Присяжные не дали ему снисхождения, и он был приговорен к 10 годам каторги. В тот же день казанское дворянство и городское общество давали обед графу Палену в зале дворянского собрания. В середине обеда мне сказали, что приехал смотритель тюремного замка по экстренному делу. Я вышел к нему, и он объяснил, что Нечаев, привезенный из суда, начал буйствовать, вырвал у конвойного ружье и согнул штык (он обладал громадной физической силой), а затем выломал у себя в камере из печки кирпич и грозил размозжить голову всякому, кто к нему войдет. Его удалось обезоружить, но смотритель находил необходимым заковать его в ручные и ножные кандалы, не желая, однако, это сделать без моего ведома, так как на мне лежали и обязанности старого губернского прокурора. Я отнесся отрицательно к этой крайней мере и посоветовал ему подействовать на Нечаева каким-нибудь иным образом. "Что — котята еще у него?" — "У него — он возится с ними целый день и из последних грошей поит их молоком". — "Так возьмите у него в наказание котят". Смотритель, старый служака прежних времен, посмотрел на меня с недоумением, потом презрительно пожал плечами и иронически сказал: "Слушаю-с!"

Прошло три дня. Смотритель явился ко мне вновь. "Господин прокурор, позвольте отдать котят Нечаеву". — "А что?" — "Да никак невозможно". — "Что же? буйствует?" — "Какое, помилуйте! Ничего не ест, лежит у дверей своей камеры на полу, стонет и плачет горючими слезами. "Отдайте котят, — говорит, — ради Христа, отдайте! Делайте со мной, что хотите: ни в чем перечить не буду, только котяточек моих мне!" Даже жалко его стало. Так можно отдать? Он уж будет себя вести примерно. Так и говорит: "Отдайте: Бога за вас молить буду!"

И котята были отданы убийце Чернова.

Источник.

Сейчас часто можно услышать сожаления по поводу того, что жить стало плохо, а раньше в СССР было хорошо. Брюзжат в основном пожилые люди. Забыли что ли всё? Я не спорю, что сейчас много негативного, но как оптимист, я думаю, что со временем всё более менее наладится.

  Я с детства была счастлива, что живу в великой стране. Очень жалела людей, которые жили за рубежом. По телевизору показывали нищих, у которых не было жилья, многим приходилось жить в коробках. С годами я поняла, что нищих-бомжей много и в нашей стране.

  Когда мне было 10-12 лет, моей обязанностью была покупка хлеба и молока.

          В хлебном магазине запомнился грузчик в синем сатиновом фартуке, который таскал в магазин лотки с хлебом. Иногда хлеб, либо булки падали на пол, и рабочий грязными руками поднимал их и бросал на лоток, и никто из покупателей не возмущался. Да и ассортимент был скудный: буханки чёрного хлеба, батон к чаю, батон нарезной и городские булки, иногда ассортимент немного менялся.

          Молочный вечно был набит людьми. Идя в магазин, всегда несла пустые молочные бутылки на обмен. Очередь всегда была большая, иногда простаивала в ней около часа. Хуже всего было, когда зазевавшись, я теряла очередь. Вклиниться назад было невозможно, приходилось плестись в конец очереди и терзаться сомнениями: хватит или нет молока. Бывало так, что оно заканчивалось перед самым носом.

          Сейчас прилавки магазинов изобилуют различными фруктами практически круглый год: яблоки, груши, апельсины, мандарины, грейпфруты, бананы, экзотические фрукты, названий которых мы раньше и не знали. Если отец приезжал из Москвы, то обязательно привозил апельсины. Для меня – это было чудо. Апельсины делились всем поровну, доставалось по 3-4 штуки. А вот сейчас, когда их много, что-то есть не очень и хочется.

           В восьмидесятые годы в Воронеже стало плохо с продуктами. Многие ездили с рюкзачком в Москву за мясом, хорошим маслом, конфетами, в том числе и мой отец. Я тогда не могла понять: «А почему так? Почему в Москве есть, а в других городах – нет?». Потом узнала, что у городов были разные категории снабжения. Были города, у которых была первая категория снабжения – это Москва, Ленинград и так далее, какие-то города относились ко 2-й, 3-ей категории. А уж маленькие города, посёлки и деревушки, наверное, ни к какой.
Но даже в городах с плохим снабжением все жили по-разному. Жировали всякие работники баз, мест общественного питания, райкомовские, обкомовские, профсоюзные работники, всякие «несуны» - те, кто уносил с работы под полой все, что можно было использовать дома или с выгодой реализовать и таким образом увеличить домашний бюджет. А обычные инженеры жили на зарплату в 120-140 рублей. Взять, хотя бы нас с мужем – инженеры-геологи. Я всегда говорила, что мы со своей работы, кроме камней, ничего принести не могли.

          Слово «блат» было очень популярным. Всё хорошее, необычное доставалось по блату. А потом и элементарные вещи тоже стали доставать по блату, либо в бесконечных очередях, в которые записывались за год, за полгода. Дежурили в очередях ночами с номерками на руках.

Сегодня у Рона Смержака день рождения. Я пошла на Фейсбук, чтобы поздравить его и там узнала, что он умер 12 мая.

Известие это меня ошеломило. Хотя он был не слишком здоровым человеком и ему было 69 лет. Всё вполне закономерно. Но я тут же раскаялась, что как-то не поблагодарила толком его за интересные воспоминания, опубликованные им в Интернете. Из них я узнала много нового для себя о послевоенной жизни в Англии.

Да и вообще, я его, кажется, с прошлым днём рождения не поздравила, когда он был ещё жив. Напоминаю, что в ЮАР, как и во всём Южном полушарии, 12 мая - это глубокая, глубокая осень...

Ron Smerczak

1949 - 2019

Памяти моих дорогих родителей

Я не участвую в войне, война участвует во мне
Ю. Левитанский

1

Почему меня так волнует война? Почему я буквально прилипаю к телевизору, когда показывают фильмы о войне, даже те, примитивные и ура-патриотические, где немцы сплошь простофили и дураки, а наши - хитрые смекалистые умницы и бесшабашные герои? Я смотрю эти фильмы столько раз, сколько застаю по телевизору. Может быть, потому, что в каждом фильме есть крупица правды?

Еще больше волнуют документальные кадры, мемуары и дневниковые записи людей, переживших войну. Почему так? Я часто сама себе задаю этот вопрос, и внятного ответа нет. Ведь я была крошечным ребенком, когда началась война, мне было тогда два года и один месяц, и всего шесть лет, когда она закончилась. Тем не менее, эти четыре военных года оставили самый яркий след в моей жизни.

В 1991-1992 годах я работала в Крестильном храме при Вознесенском соборе, где настоятелем был отец Павел. Спустя много лет мне попались его воспоминания:

ПУТИ ЧЕЛОВЕКУ

АВТОР: РЕДАКЦИЯ · 10.05.2015

Отец Павел Патрин (в центре) с сыновьями, протоиереями Георгием и Александром

14 апреля исполняется 55 лет хиротонии постоянного нашего читателя – митрофорного протоиерея Павла Патрина, одного из старейших священников Новосибирска. Однажды мы печатали два отрывка из его книги («Времён связующая нить», № 565, июнь 2008 г.), в которых батюшка рассказывал о православных подвижниках – схиархимандрите Серафиме (Томине) и протоиерее Григории Пономарёве, которых он хорошо знал. Но судьба самого отца Павла также необычна.

Родился отец Павел в Китае – в посёлке Верх-Урга, расположенном в так называемом Трёхречье, которое объединяет три притока реки Аргунь: Хаул, Дербул и Ган. После революции Трёхречье активно заселялось беженцами из России, не пожелавшими жить при советской власти. Судьба многих русских людей, поселившихся в Китае, трагична, советская власть достала их и здесь: несколько тысяч работников КВЖД, вернувшихся на родину в 1935 году после продажи железной дороги японцам, были репрессированы – практически все расстреляны. Не одну тысячу поглотил Архипелаг ГУЛАГ в 1945 году, когда в северные районы Китая вошла Красная армия. Семье Патриных повезло – репрессии тех времён её миновали, а в 1955 году по решению главы семейства Гавриила Патрина их семейство Патриных вместе с родственниками Щекалёвыми вернулось на родину.

Просматривая ряд блогов, в которых периодически отражаются мнения разных людей про нынешнюю "войну санкций", я наткнулась на такую реплику проамериканского автора: "Русские променяли колбасу на тоталитаризм".

Меня это очень удивило - почему "колбасу на тоталитаризм"? Я не буду сейчас проводить аналогии с "колбасным раем", в советские времена прочно ассоциировавшимся с "заграницей". Но меня озадачил выбор именно этих "колбасы" и "тоталитаризма" Почему именно нужно менять одно на другое?

Автор упомянутого блога, вероятнее всего, вообразил, что если русские любят свою родину, то это теперь - тоталитаризм считается. Ибо не-тоталитаризм - это если бы русские любили ЕС и США, а Россию бы - ненавидели. Во всяком случае, именно такой вывод напрашивается, когда просматриваешь высказывания русофобов. И те же авторы почему-то считают, что вся колбаса в России должна быть непременно импортная, и при отсутствии импорта оной, все россияне непременно падут голодной смертью. Может быть, автор приведенной выше цитаты подразумевал что-то другое - но у меня не хватило фантазии расшифровать иной смысл.

Мемуар будет более чем скромный, так как я в то время была настолько маленькая, что почти ничего не помню. Помню только обилие бумажных флажков на палочках, которые новосибирцы дарили друг другу - трёхцветный французский и красный советский. Было много разговоров. Живого Помпиду, конечно же, никто из обывателей не видел, в лучшем случае видели только эскорт, ради которого перекрывали центральные улицы. Пробок это не создавало, так как машин в то время было чрезвычайно мало. С того самого дошкольного возраста врезалось мне в память это словосочетание:  "Жорж Помпиду - президент Франции".

Вот что об этом милом событии мне удалось отыскать:

"Читаю в отрывном календаре: «9-10 октября 1970г. Новосибирск посетила французская правительственная делегация во главе с Президентом Жоржем Помпиду» Помню суету в городе перед приездом французов. Нашу улицу Гоголя тоже немножко прибрали: покрасили зелёной краской внешнюю сторону заборов частного сектора, побелили огромные тополя, кое-где подравняли штакетник и кривые ворота въезда во внутренние дворы. Школьники и студенты собирали осеннюю листву; царила предпраздничная суматоха как на субботнике. Помню трёхцветные французские и советские красные флажки на фонарных столбах, необычно чистые, подметенные улицы. В магазинах, в свободной продаже появились дефицитные продукты: мясо, сгущёнка, гречка… Мама работала на «прожекторном» заводе. Наверное, оттуда она принесла частушку: Как приехал Помпиду, Всюду мясо на виду. А уедет Помпиду, На картошку перейду! Помпиду не проехал по нашей улице. Кортеж машин промчался по Красному проспекту в сторону Академогородка. Но мы на него не обиделись…"

http://back-in-ussr.livejournal.com/263546.html

В записи говорится о тех событиях, которые наше поколение, в общем-то, не знает, т.к. родилось позже. В советское время говорить об этом было не принято, более того - опасно, а теперь  - не модно.

В рубрике "Переслушивая Свободу" с Иваном Толстым - 1954-й. Второй Съезд писателей

В тот год, после 20-летнего перерыва, должен был состояться Второй съезд советских писателей – событие, к которому долго и шумно готовились и в Советском Союзе, и в эмиграции.

Несколько лет назад мне довелось разговаривать с одной дамой, которая в пору своей молодости играла в театре, даже, кажется, в нескольких. Она мне сказала одну вещь, которая мне показалась необычной.

"Как вы думаете, какая актриса получит главную роль? Самая талантливая? Самая известная? Самая красивая?

Нет, главную роль получит та, которая нравится режиссёру.

Он может с ней спать, а может и не спать. Может желать с ней спать в перспективе, но иногда он даже может не иметь таких видов. Но вот она ему нравится - и это является решающим моментом в распределении ролей. И при этом она может иметь очень посредственный талант или даже менее того".

Я постеснялась спросить в тот момент у своей знакомой, многим ли режиссёрам она нравилась, а сама она об этом не сказала.

И вот совсем недавно а натолкнулась на подобную же тему в воспоминаниях Власа Дорошевича. Правда в рассказе речь идёт не о театре, а о литературе, но смысл тот же самый...

Рассказ В. Дорошевича "Писательница" в библиотеке сайта "Литература и Жизнь".

Я не поклонник "Аквариума" и Гребенщикова, но на пресловутом концерте, упоминаемом в нижеследующей заметке, была. Билет мне достался как раз через ФМИ. Была тогда при ФМИ такая сценарно-постановочная группа "Ёлочка", в которую я входила. Мой пример как раз и иллюстрирует слова, вернее вопли того времени: "В результате непонятной и необоснованной системы распространения билетов на концерты «Аквариума» попали «не те, кто хочет, a кто, кто может». А точнее, либо по знакомству (через ФМИ и рок-клуб), либо случайные люди."

Зачем я цитирую в своём блоге ниже приведённую статью, если мне, до "Аквариума" прямо говоря, всё равно? Привожу эту статью ради редких упоминаний ФМИ (Новосибирск). Явление это было на заре Перестройки, на мой взгляд, весьма значительное, но внимания ему в интернете уделено очень мало.

На снимке: дом культуры им. Чкалова, где походил этот концерт

АКВАРИУМ - «3A» И «ПРОТИВ»...

Страх был, наверное, самой главной чертой советского человека. Я помню свою бабушку, которая никогда ни о чём не рассказывала. Вернее, она рассказывала, только какие-то забавные случаи с кошечками или собачками, которые случались в её детстве, но не более того. Она никогда ничего не говорила о жизни во время войны, после войны, никогда не рассказывала о моём деде, то есть о своём муже. Только потом, став взрослой я начала догадываться, что мой дед был скорее всего репрессирован.

Эта женщина на записи - Абросимова Валентина Михайловна - рассказывает куда более охотно, чем моя бабушка, но и её воспоминания пронизаны страхом. Например, вспоминая как в поезде рыскали русские солдаты, выискивая молоденьких девушек и как её мама тряслась от страха и прятала свою дочь, Валентина Михайловна тут же спешно добавляет: "не знаю, зачем они это делали". В своих воспоминаниях она тяготеет более к описанию жизни в советское время, хотя сын, берущий это интервью, постоянно возвращает её ко времени оккупации. На мой взгляд, он зря это делает, так как рассказы о жизни в Советском Союзе - гораздо интереснее.

Какая – то наивная романтизация жизни в СССР пошла среди молодых.

Возможно, среди малообразованных и малообеспеченных, не буду спорить. Но зато – среди активных. Активным молодым людям просто из-за избытка молодых сил хочется имперской стали, мощи, реванша, и чтобы все на свете боялись? Не думаю, что причина романтизации самого отвратительного государства на свете – только в этом. Дело еще и в элементарном незнании фактов, о которых старательно умалчивают «взрослые». Почему умалчивают – в общем, ясно. Иначе их спросят: «Папа-мама, как же вы жили в такой стране и не восстали?» Стыдно говорить правду, да и не объяснить всю бездну несвободы, в которой жили тогда, при которой не то что о восстании – о прогуле партсобрания подумать было страшно…

Продолжение...