И снова утро оказалось для Северуса выматывающим и полным неопределённости, только куда как усилившейся. Сначала мысли были относительно достойными.
– А придёт ли красивый молодой мужчина ночью, как мне хотелось бы? Или всё же боль, испытанная этим магглом в начале, и осознание противоественности "кровосмешения", пересилят вожделение к брату, которое он испытывает?
Но, значит, всё, что было… после той боли, придётся заставить себя позабыть?..
Нет уж, я так хочу, я так велю, и пусть доводом будет моя воля, как говорят римляне! А я не римлянин, я чистокровный маг и благородный англичанин, а не какой-то маггловский древний оратор.
Чепуха на постном масле! Не стоит прибегать к Легиллименции, и так всё ясно по его поведению сладостной ночью.
Ах, как же он выкрикивал моё имя, насколько мелодично, страстно, искренне, как-то гортанно!
О, эта гортань! И она тоже… приняла весьма непосредственное участие, как в моём воспевании, так и в выпивании…
Но хватит уже профессору распалять себя мечтами о повторении… подобного а, может, даже лучшего…
А возможно ли лучше, или меньше, да… лучше?..
Нет, здесь и сейчас можно и нужно как раз больше! И никакого кровосмешения в эту развратную эпоху какой-то полукровка, пусть начитанный, просто не может воспринять, как нечто неестественное.
Вскоре мысли изменились коренным образом без постороннего усилия, сами по себе. Так и полетели качели без пассажиров.
Незаметно для себя Снейп вовсе не в галлюциногенном бреду перестал думать о Квотриусе, как о брате в кавычках, а стал относиться к нему, как к настоящему сводному брату. И вот уж и их связь, Северусу, как человеку, не развращённому нравами этой эпохи, а принадлежащему воспитанием, взрослением, да всем, веку двадцатому, кажется табуированной, но… от этого ещё более притягательной, как всё запретное. И маги, и магглы в этом вопросе одинаковы.
– Он же мой очень дальний предок, а вовсе не брат.
Я профессор Зельеварения в самой лучшей в магической Британии школе волшебства и магии "Хогвартс", Ужас Подземелий, мистер Летучая Мышь. Ладно, о Слизеринском Ублюдке вспоминать не хочется, это же недостойное гриффиндорское прозвище.
Я даже незарегистрированный анимаг!
Наконец, я лучший, самый знаменитый, общепризнанный в Европе Мастер Зелий!
У меня в школе остался друг и собутыльник, оборотень Ремус Люпин, благодаря анекдотам которого я был на высоте этой ночью.
Нет, не о том я опять, лучше подумать о том маге, который принимает… нет, уже принял выпускные экзамены у проклятых Неспящих.
Наверняка, это мой славный учитель профессор Слагхорн. Вот уж досталось старичку на орехи…
Какие баллы столь добрый волшебник поставил по Продвинутому Зельеварению и основам Алхимии этим безмозглым тупицам, вечно спящим на моих, да на всех занятиях?
Я бы с чистой совестью запорол им дипломы, поставив "О" по своему предмету…
Полагаю, они заслужили подобные баллы по всем без исключения предметам. Они же вечно дрыхли днём, чтобы ночью для начала гоняться друг за другом, как дети малые, играющие в "выше ноги от земли", потом, забравшись в укромные места, устраивать штурмы и прорывы…
Так, об этом я уже думал. Идём дальше, что у нас по плану-то….
Да, мой коллега, волчок со странными заскоками насчёт моей драгоценной персоны. Не стану я о причудах пьяного оборотня думать, с кем не бывает. От одиночества даже магглы с ума сходят, и в трезвом виде, между прочим.
Вот даже у Ремуса на ЗОТИ Они что? Правильно, нахватались поверхностных знаний, и давай по ночам бойни "стенка на стенку" устраивать…
Опять я о Них…
А Минерва, неужели её разодрали в лесу звери?!? И ведь это по воле случая произошло, однако, косвенно, по моей вине! Это я дал ей убежать, не усмотрел, не задержал…
Ну, она тоже была хороша, "львица" наша. Бросила меня прямо под колёса колесниц хорошо, кстати, вооружённых варваров. И если бы не моя вынужденная, да, успокойся, тоже мне, белоручка, Граф-отравитель, жестокость, нет, лучше, справедливость с их главарём… Я бы и к римлянам не попал бы вовек потому, что варвары лживы и коварны…
Тьфу, я думаю, как римлянин…
Откуда во мне подобного рода блажь?..
Ах, я же "дипломированный" шпион с огромным стажем, и не у замухрышки, а у самого лор-да Вол-де-мор-та, Мордред его отымей! Вот и подделываюсь мыслями, скажем так, под окружающих… чтобы не вычислили проходимца, алкоголика и тунеядца. Никакой я не алкаш, по крайней мере, здесь, да и там лишь выпивал от скуки.
А вот теперь предстоит экстренная операция, такая, что даже Папеньку на уши поставил, по освобождению от гнилостных х`васынскх` этих двух грёбанных педиков!
Ой, не надо о них так, да и ни о ком больше. Следует отметить, что мне самому очень понравилось!
Ох, и красивый же ты, Квотриус, как я погляжу, тьфу, поглядел и даже попробовал на ощупь и на вкус.
… Опять я о Квотриусе думаю, да так…
В общем, нужно срочно переключиться. Ну, к примеру, на то, что было написано в моей лично "обновлённой" "Истории Хогвартса" о двух волшебниках, неведомо, как попавших в этот родовой союз, будь он неладен. Записи явно взяты с вощёных дощечек монастыря Святого Креста, основанного, по легенде, в которую, скажем так, теперь я совсем не верю, ирландским монахом Норньоном в третьем веке. Да и как можно вообще доверять маггловским клирикам!..
Ну, физически не могло здесь, среди ромейских поселений и гарнизонов плюс дементорова дюжина диких, кочевых, варварских инородцев…
Тьфу, народцев, но я ведь как-никак благородный англичанин. Ладно, на этот момент ничтожные инородцы и есть коренные жители моей вовсе не магической Британии.
Так вот, среди кочевых варваров и некрещеных римлян не могло возникнуть, да ещё почти два века назад, такое солидное заведение, как монастырь…
Он, что, тоже кочевой был?.. Три "ха"…
… Вот старину Альбуса сюда бы, хитрого лиса, как же он обходится без "своего мальчика"? Скучает, наверное, как и я без его "же ж"… и даже смертоносных, ну, по крайней мере, чрезвычайно мучительных в употреблении лимонных долек …
А ведь я и без господина Директора, сам разберусь с этим поганым монастырём.
Да! Нина, мать Квотриуса, христианка, вот и должна знать об отсутствии или наличии такого развесёлого заведения. Сегодня же после еды поговорю с ней…
… А кто же теперь будет заместителем господина Директора, если Минерву съели? Только не я, кто угодно, да пусть хоть Ремус, несмотря на его истинную сущность вервольфа…
Я ведь ему Аконитовое зелье варю, да не простое, что в аптеках продаётся… продавалось до интронажа Скримджера на посту иерарха британского магического общества…
Правда, и тогда, при добреньком дурачке Фадже, простенькое, откровенно говоря, дерьмовое зелье, но за большие деньги.
Я-то готовлю волчку, пьянчужке этому, модифицированный Аконит, с соответствующими заклинаниями и строго определёнными, выверенными по времени помешиваниями палочкой из корня ясеня, выструганной вручную…
Но я сбился с мысли…
Так вот, ведь под оборотня нашего ручного я зелье подладил так, что он и в обличье зверя сохраняет почти человеческий разум. Ну, и чем не заместитель?..
… А я вот лежу с этим идиотским подголовником в обнимку, и кажется мне, что обнимаю нежного даже в пылу страсти маггла, нет уж, пусть будет он здесь для меня, одинокого, братом…
Что с ним сейчас?..
Небось, ходить не может, так я его порвал…
Но ведь я сделал для его "комфорта" всё, что знал, но… не умел. Практики-то у меня… такого рода не было! Ему бы с финикийцем сперва умелым, да похотливым…
Нет! Квотриус мой, только мой!
Но если он откажется продолжать наши… отношения, я приму это, хоть отчаянно не желаю такого финта ушами. Просто обязан принять любой поворот дела, я ведь стоик по здешним, домашним понятиям. Не выходить же из роли!
Теперь нужно встать, наконец, с посте… ложа прокрустова, поесть, чего Мерлин послал…
О, я тихо надеюсь, они завялили телятину, как я посоветовал, а не запороли всё…
Ну, право слово, не умирать же мне здесь с голода или от несварения желудка!
… А всё же как… он выкрикивал моё имя!.. С ума сойти можно…
А, может, я уже сошёл с ума от Квотриуса?.. Я так хочу, чтобы он…
Ну, скажем, чтобы я…
Да хватит тебе, Сев, манерничать, додумай мыслю-то!
В общем, можно попробовать не такую постыдную для… брата позу…
Если бы он лёг, как женщина, на спину, а ноги мне на плечи, и вуаля.
А стоит попробовать, и мне ведь так легче входить в него. Да, как в женщину. Ой, что-то мне снова поплохело. Дрянная девка всё не идёт из памяти.
О, женщины, имя вам… бесстыдство.
Вот я лучше помечтаю о мужчине. Ах, если бы он знал английский, сколько по-настоящему ласковых слов, имён и прозвищ я бы подарил ему, сколько стихов прочёл бы, а так…
Эта бедная на ласки латынь, скучный, научный язык…
А, может, это я воспринимаю его так потому, что по традиции на международных конференциях алхимиков все доклады читаются на латыни, и дискуссии проводятся на ней же… причём вовсе не на этой действительно благородной по звучанию, и вообще…
Только нежности маловато в ней…
А нынче, вернее, именно с "этого" времени в моду войдёт, если так можно выра… подумать, язык плебса. Та самая грубая, бедная, почти варварская латынь. Даже маггловская Библия будет называться в латинском, общеевропейском употреблении до эпохи Реформации, Вульгата!..
Я идиот последний! Сам же начитался латинских классиков, и Вергилия, и Овидия, даже похабника Лукиана, а видите ли, не по нраву мне благородная латынь. Она же действительно богата словесно.
Почему тогда начитанный, как он уверяет, Квотриус не назвал меня за всю ночь чем-то вроде библейского, маггловского, но такого красивого: "Возлюбленный сердца моего"?..
Этих слов он просто не знает, и бесчестно лжёт, что получил достаточное образование ромейское, вот и кричит в пустоту ночи: "Се-э-ве-э-ру-у-с!", но… как кричит!
… О-о, Мерлин, а как посмотрят домочадцы на роман сводных братьев?..
Ясен пень, что мне и слова никто поперёк не скажет, я же Господин дома… и всей компании развратных магглов! А вот Квотриус более уязвим в этом отношении.
Я возьму его под свою опёку, вот и решено.
А решено ли, Сев? Не придурь ли это твоя, ну, назовём ласковее, не прихоть ли… из-за похоти немереной?
Иметь мужчину, как девицу, в подвластии?.. Да как можно думать о таком! И можно, и нужно иметь.
А теперь! Маска стоика, хорошо вычищенный сюртук и жилет, но мятая рубашка…
– Сойдёт для сельской местности. И всё здесь и сейчас не только можно, но необходимо.
Качели остановились, да без пассажиров, без всякого усилия, сами по себе.
На то оно и слово слизеринца, чтобы быть нерушимым в веках.
… Северус спокойным, степенным шагом вышел из опочивальни в трапезную, где стоял одинокий раб, ждущий приказов Господина относительно яств и пития.
Господин дома к изумлению раба-столоначальника вежливо приказал как можно скорее изготовить ещё свежее, от вчера только тельца забитого, мясо жаренное ломтями тонкими, три хлеба и кобыльего скисшего молока кувшин. Столоначальник поспешно сделал земной поклон и был таков. А профессору после первой в жизни по-хорошему, по-настоящему бурной ночи есть хотелось неимоверно.
Северус проснулся даже для себя рановато, еще солнце было на восходе, но пришлось ждать, пока трапезная освободится, да хоть немного выветрится нестерпимая вонь баранины. Вот и принялся Снейп мыслями забивать желание быка сожрать, а незримые качели на то и действуют сами по себе, без всякого усилия, это тоже привычно.
… Утолив первый голод, Господин слишком нервно распорядился срочно позвать рабыню по имени Нина. Столоначальник с каменным лицом вновь поклонился, но не до этого раба было профессору.
Совсем скоро в трапезную вошла изысканно прекрасная женщина, обликом почти, как Квотриус. Рабыня сразу же вытянула красивые руки, не знавшие труда, большего обычного прядения, "по швам", и смиренно опустила голову.
Северус, растаявший до состояния крема от необычайной красоты женщины, которой Папенька ласково так запретил касаться самому новоиспечённому Господину, строго напомнил себе:
– Ещё бы ей не напоминать Квотриуса, ведь она его мать.
Он не знал, как Господину полагается разговаривать с рабынями, да и не хотел сейчас ничего знать. А зря…
Северус самым обольстительным, чарующим голосом обратился к женщине по христианскому имени, бриттское-то всё равно неизвестно.
– Нина, ответь, существует ли монастырь Святого Креста во владениях ромеев или варварских племён некиих?
– Не отвечу я тебе, о Господин нечестивый.
Не ведаю, о Господин, – поспешно добавила она, испугавшись наказания.
А Северусу так хотелось бы услышать от неё иные слова… и пока не о монастыре. Потихоньку дело и до мордредова монастыря дошло бы, но снова проклятое сослагательное наклонение, тьфу на тебя!
Теперь Снейп решил казаться суровым подстать имени:
– Всё равно будешь наказана ты за непослушание и дерзость свою, так не лучше ли смягчить оное, ответив на вопрос простой мой?! И почему посмела ты назвать нечестивым меня? Да, решил я сослать тебя к братьям твоим, но тебе же будет свободнее у них.
– Нечестив ты, Господин, и не побоюсь сказать это, ибо склонил ты сына моего единородного, брата своего по отцу, к грехам смертным кровосмешения и мужеложства.
Северус механически встал в коронную позу, словно слушая бред очередного неуча на своём уроке, лишь ожидая, когда можно будет поставить недоумка на место.
Рабыня продолжала гнуть свою линию партии:
– До появления твоего мальчик мой чист был от грехов. Ибо убийства варваров и Нелюдей, да сношений с рабыней, коя суть скотина говорящая, как и я, не есть грех великий. Сие не грех смертный прелюбодеяния, коль Квотриус ложе с гражданкой делил или хуже того, с высокорожденной патрицианкой замужней.
– Уж не на мать ли мою намекаешь ты, о гнусная, дерзкая скотина?! На страдалицу пресветлую, токмо волею моею возвратившуюся к супругу своему законному, высокорожденную Госпожу Веронику Гонорию?!?
После долгожданной вспышки гнева профессор привычно охладел к скулежу студента… тьфу, нападкам рабыни, прежней наложницы Папеньки, сменившего её на "старо-новую" фаворитку-супругу. Да и к самой Нине вояка римлянин стал хладнокровен, едва передал наследнику титул Господина дома и превратился в простого домочадца. Естественно, Снепиус Малефиций остался почитаемым по въевшейся привычке всеми свободными домочадцами, особенно уж, рабынями, куда больше нового Господина-стоика и стр-р-р-ашного волхва.
– Это всё женские разборки, как во все времена. Женщины, что с вас возьмёшь? Тот самый анализ кала? – легко решил Северус для себя раз и навсегда. И снова навсегда?..
– Говори о монастыре Святого Креста, рабыня грязная, не то пожалеешь. Ибо могу я причинить тебе, негожей, боль презлейшую таковую, о коей и помыслить ты мозгами птичьими своими не в силах!
– Не скажу ничего тебе о святыне великой в горах пиктов, ох…
Ну да горы высоки, во мраке долины, ужасны ущелья и мрачные скалы, и не найдёшь ты, язычник, монастыря святого.
– Чародейством нечестивым пользуясь, найду я место любое в Альбионе! – злобно высказался Снейп. – Что же до сына твоего, знай, вовсе не принуждал я его к тому, что свершилось, и полно моё сердце желанием быть с ним. Попробуй лишь встать меж мною и Квотриусом!!!
Ныне же накажу я тебя, рабыня непокорная, за поношение дерзновенное Господина дома самого.
Crucio!
Она упала на пол и забилась в конвульсиях, словно в агонии. Видно, заклятье подействовало на неё слишком сильно. Но почему?..
Не время рассуждать, сейчас же прекратить.
Чтобы рабыня, да не простая, а мать Квотриуса, не померла, Северус произнёс заветные слова:
– Finite incancatem!
И долго ещё дёргалась не угодная Господину рабыня в опустевшей трапезной. Снейп же, прекратив действие Непростительного, логично и рационально потерял к ней всякий интерес и пошёл в библиотеку, надеясь увидеть там желанного маггла… тьфу, брата.
… Снепиус Северус, не успев высмолить и пяти "сигарет", узрел его, входящего странной походкой, будто что-то мешало ему нормально сдвинуть ноги.
– Опа, моя гнилая работа. Вот уж "ситуёвина", как говаривает Дамблдор. Теперь все домочадцы догадались о наших отношениях, назовём их так…
А как же их иначе называть, как не "отношениями"? Это же не любовь, по крайней мере, с моей стороны, а со стороны брата…
О, опять я думаю о нём, как о сводном брате, а не предке. Что-то со мной происходит, но вот что?..
Ну, да они и так в курсе, после истошных воплей Квотриуса и моих… почему-то несдержанных стонов. Да и пускай их, магглы презренные, они же сами сношались у меня на глазах. Мы-то хоть в комнатях изволили развлекаться.
– Радуйся, о высокорожденный брат и Господин мой…
Квотриус подошёл ближе к напрягшемуся в ожидании чего-то, несомненно, приятного брату, научившись у него, бывшего до ночи сей девственником, однако знающего столь изысканные и возбуждающие… даже запретные ласки, прикусив мочку уха, отчего Северус судорожно вздохнул…
– Се-э-ве-э-ру-у-с-с, – закончил брат на шипящей ноте, так возбуждающей Снейпа.
– И ты радуйся, Квотриус!
Ответствовал, как ни в чём не бывало, старший брат, всеми силами собрав остатки "стоического" самообладания, будто не было приятной тяжести в паху.
Северус всё же не сдержался и впился… о, сколь же умелым поцелуем, в алые, как кровь на снегу, припухшие губы Квотриуса.
– Но как себя ощущаешь ты? Имею я в виду межиножие твоё. Ибо вижу, что ходишь с трудом ты.
Северус смущённо улыбнулся Квотриусу, чувствуя вину за свою несдержанность.
– "Сначала на пол-шишечки, потом на целую", – некстати прозвучал в голове голос хихикающего, пьяного, заикающегося Ремуса.
– А я сразу вошёл в него, думая только о себе. Мордред меня раздери, я вообще не думал головой, а головкой, как последняя тварь дрожащая!
Снейп ожидал отповеди брата: "Это больше не повторится, это была жуткая боль".
– Тогда почему же он так извивался, сладко стонал и выкрикивал моё имя? Не от боли же, наверняка…
Ну, скажи, скажи хоть что-нибудь, Квотриус, желанный мой…
Все эти обрывочные мысли мгновенно пронеслись одна за другой, но Северусу показалось, что прошло уже полчаса, а брат всё ещё хранит молчание.
– Превосходно, о высокорожденный брат мой и Господин,– при этих словах Квотриус игриво подмигнул старшему брату.
– А почему тогда ходишь ты … так? Видно, больно тебе. Не изображай из себя стоика. Стоик в доме моём лишь я есмь, – горько пошутил Снейп, – Расскажи, как после ночи встретился ты с домочадцами, кои, конечно, слышали всё.
– Да, немного… неприятно мне … жжётся там, словно свежую, ранку круглую ышке бяха смазали…
О, шучу недостойно я, не прогневайся, брат мой стоик. Вовсе не больно мне, а как-то… странно, что ли. До сих пор, словно чародейством неким, чувствую я пенис замечательный твой в глубине своей. Ведай же, правда истинная сие.
Единственная, настроение дивное испортившая мне под утро, матерь была. Сокрушаюсь я о поступке её, ибо тайком пробралась она в опочивальню мою. Доводила она меня до состояния плавления меди проповедями о Распятом Рабе и заповедях нелепых. Но слава милостивым богам отца нашего, я не её веры.
Так ни к чему было пустое, истинно женское сие сотрясание воздуха о кровосмешении и мужеложстве.
Побывай она хоть раз в термах мужских, тогда ещё выслушал бы её я благосклонно.
Что же до первого "смертного греха", читал я, верования многие вельми против него, но за трапезой сегодня ни высокорожденный отец мой, ни мачеха слова дурного не сказали…
Северу-у-с-с, хочу тебя я … прямо здесь. Изволишь ли ты овладеть мной вновь, ибо превелико жажду сего я.
– Нет! Не желаю я предаваться любви с тобой в библиотеке, коя на виду и домочадца любого, и раба ничтожного даже. Но позволяю я тебе взять пенис мой в рот и испить сперму, брат мой желанный, единственный.
– О, испить семя столь сладкое твоё, а после целоваться, пока не изволишь ты плоть мою от спермы освободить?..
Квотриус потупился, чтобы брат-чародей не прочитал истинных мыслей, недоумения и растерянности. Нужно отводить глаза от Господина, он же чрез них в разум проникает, как же иначе?
Снова брат старший, загадочный, возникший, словно из времени иного, желает от ничтожного полукровки, но свободного домочадца своего и брата сводного, порочного действа сего. Но почему Северус жаждет вновь унижать влюблённого без памяти мужчину?
Не стоит играть в молчанку. Раз таково стремление сурового брата и Господина, необходимо подчиниться, как уж решено, и скорее, не то маг может рассердиться и Распять. А вот спросить осторожно очень хочется.
– Вопрос мучает меня единый. Неужли брезгуешь ты мной?
– Отчего думаешь так, милый мой?
–… Не берёшь ты пенис мой в рот, как я соделываю, вот отчего.
– Нет, Квотриус, не желаю ещё сего я.
– Правильно ли понял я, что стоит подождать мне?
– Так, и довольно слов. А теперь сделай со мною то, чего жажду я.
И Квотриус опустился на земляной пол, нимало не заботясь о чистоте туники, рабыни выстирают, и расстегнул привычные, затянутые тканью, мелкие фибулы, на которых держались штаны Северуса, уже ловко достав из шёлкового, явно лишнего "трусы", ещё не до конца возбуждённое сокровище.
– Сколь же стоик великий он, брат мой! Говорить много и долго о пенисе его, а он и не готов ещё, – с восхищением подумал Квотриус.
Он не знал, что в соседней с библиотекой трапезной с помощью раба-столоначальника, ставшего участливым к бывшей Госпоже наложнице прежнего Господина дома, с трудом поднималась с пола нелюбимая мать. Красивой рабыне повезло упасть головой во время страшного наказания на подушку. Если бы случилось иначе, она рисковала разбить голову вдребезги в судорогах от злого колдовства. Да лучше бы ей и разбиться!
Но и просвещённый маг, воспитанный в веке двадцатом, забыл о ничтожной маггле. Он же придумал кое-что интересное, должно быть, приятное, раз уж подобное нравится даже женщинам.
… Северус с каждым новым минетом получал всё большее удовольствие от самого процесса, а не от кратковременного финала, хотя разумно не отказывался от него.
Вот и теперь, раскинувшись на подушках, подальше от кучки окурков, он наслаждался медленным вбиранием своего "дружка" в рот и дальше, до упора в стенки глотки брата, и последующими неторопливыми действиями. Им, братьям, некуда было сейчас торопиться.
Квотриус додумался выпускать пенис изо рта и проводить языком по всей длине члена, вырисовывая какие-то странные зигзаги и орнаменты. Это очень сильно возбуждало, и смекалистый братишка понравился окончательно раскрепостившемуся профессору ещё сильнее.
– Вот так, самому толкнуться в горячий, влажный рот, пока не до глотки. А то братишка подавится или просто выплюнет бяку. Ему это, думаю, не так-то приятно. Положим, просто необычно, пускай уж учится всему сразу.
И Северус стал действовать активно, а Квотриусу захотелось умереть от нежеланного унижения, ведь это уже не просто подобие иррумации!
– Да, сквернословят ромеи в подпитии, коль не замолчишь ты, пенисом тебя заткну я. Возлюбленный брат имеет сводного брата, домочадца свободного, как путану продажную, вернее, раба ничтожного, скотину говорящую, бесплатно. Использует, как вещь.
… Боги вы мои милостивые, молю вас о смерти скорейшей, ибо не выдержу я унижений таковых от возлюбленного брата и… лжеца. Да, лжеца бесчестного, ибо не девственник он, отнюдь, но развратен сверх меры.
О, брат мой, за что? Что соделал тебе я? Почто лжёшь ты столь недостойно мне?
Смирись, Квотриус, и прими возлюбленного мага таковым, каков он есть, и не рассуждай, не беспокой богов ромейских, коль занят ты столь грязным делом. Восприми всей сутью гордой роль раба, вещи, раз уж любишь. Всё решено за нас, смертных, чему быть, того не миновать.
И вовсе не столь уж мерзко извращение сие, по вкусу даже мне, хоть и удивлён я.
Возможно, брат мой чародейством меня услышал, вот и легче стало.
Сколь безмерно загадочен ты, Северус! А уж как вкусен пенис твой, ибо слаще мёда мне кажется мне орудие любовное твоё.
Конечно, не в данное время, а в те дни, пока заживала рана, Северус вполне трезво, разумно осознал, что полюбился Квотриус с первого взгляда. Хорошо, не с первого укуса, как особенного рода приватным знакомым Мастера Зелий. Но полукровка-маггл тогда воспринимался как собственный предок, да ещё и самозваный кудесник, поэтому Снейп взялся третировать Братика, именно, без кавычек.
Но не прошло и десяти дней пребывания в мире легендарных предков, оказавшихся реальными людьми, и Северуса охватила настоящая, прежде неведомая страсть, да не к женщине, а к мужчине, пусть молодому и привлекательному, но… мужчине.
И бедному профессору это снова показалось неправильным, как обухом по черепу. Чуть член не опал.
– К Дементорам! Сколько можно мусолить и переливать из пустого в порожнее! Загадка решена, трижды Круциатусом через Аваду! Всё дело именно в красивом мужчине, и мне плевать на его чувства, как ни крути, он лишь маггл! Решено же, здесь можно всё, вот и действуйте, сиятельный граф!
Северус подвигал бёдрами и с новой силой принялся заниматься "непристойностями", чтобы брат понял неслышную просьбу. Квотриус, правда, понял и стал орудовать активнее.
– Хватит испытывать терпение брата. Пора бы и честь знать,
Эта мысль показалась настолько двусмысленной и фривольной, что Снейп громко фыркнул, подавив желание расхохотаться. Но уж такое откровенное проявление эмоций высокорожденному патрицию не позволяется даже в эту эпоху. Благовоспитанный джентльмен сего времени обязан быть сдержанным, а не ржать во время минета, как тестрал.
И Господин дома изволил кончить, а брат, выпив семя, полез целоваться, что утомлённому неожиданно сильным оргазмом старшему брату показалось излишним, но…
От любви или, если быть точнее, вожделения и похоти, не уйдёшь.
Сначала нехотя, а потом и войдя во вкус, с упоением и каким-то болезненным удовольствием, Северус с Квотриусом стал целоваться взасос, привычно, как с женщиной. И снова мерзость, сплошная пакость, а не фривольные мечты и очень даже приятные, реальные чувства.
– Ну что за дурацкие мысли лезут в голову? Нет, это не из-за Тонкс, я уверен. А, это же из-за ворожеи Нины, такой же красотки, как и сыночек.
Кстати, Круциатусом я её угостил, а что теперь?.. Она же так просто не успокоится, как любая женщина.
Спрошу-ка я Квотриуса, что он мне скажет о правомочиях Господ с рабами, хотя бы, его матерью. А заодно, проверю братца на стойкость…
Только не знаю, стойкость чего или к чему. Ладно, он сказал: "Поехали!" А вот рукой можно и не махать, я же не русский астронавт.
Оторвавшись от жадного до поцелуев брата, Северус вкратце, не вдаваясь в шокирующие подробности, пересказал ему, что совершено со строптивой рабыней, разумно ожидая охов, ахов и заламывания рук с обязательными увыканьями. Ведь это было сделано с его милой матерью, а не хреном от маленькой собчачки. Рабыня даже сначала показалась Господину дома смиренницей и, как же это у магглов, а, постницей. Почти как жадный до мягкой говядинки Снейп.
Рабы же мяса толком не видывали, даже кости бараньи бросали сторожевым псам. Это на исторической Родине римляне кормили собак хлебушком, да поили водицей.
Но и изнемождёнными рабы вовсе не казались, не говоря уж о пухленьких рабынях с отличными формами. Надо бы новому Господину дома разузнать, сколько раз в день и чем кормят рабов. Но не сейчас же, когда мыслепесни замучили! Пусть отвечает Квотриус. Говоря, вернее, думая красиво, в духе эпохи, жребий брошен, Рубикон перейдён. Короче, проверка связи, не бойся, блин, ты Цезаря и его судьбу везёшь!
Но "брат", нет, брат, словно речь шла о какой-то другой провинившейся рабыне, навлекшей праведный гнев Господина, сказал привычно велеречиво:
– Буде мне оказаться на месте твоём, о высокорожденный брат мой и Господин Северус, поступил бы я тако же. Но не быть мне на месте сём, Господин дома, ибо по праву твоё оно, не прогневайся, токмо ради сравнения некоего сказал я сие, что недостойно есть. Увы мне, ничтожному полу…
– Продолжай, не гневаюсь я на тебя, брат мой, – холодно и спокойно прервал Квотриуса старший брат, подавив второй приступ хохота из-за провидческих способностей. Ведь увыканье прозвучало!
– Ежели рабыня или раб некий тебе, о высокорожденный брат мой и Господин, не понравится, посмеет свершить в отношении тебя, любого ли домочадца свободного, подчиняющегося тебе лишь, дело негодное, иль возымеет против тебя и прочих Господ дома твоего умысел злой, волен убить виновника ты. Ибо мало того, что в доме денег достаточно, на кои можно купить раба, а на пастбищах коров полно, коих обменять на скот говорящий можно, так и рабы твои многочисленны весьма.
Рабы же дёшевы, не то, что настоящий скот.
К тому же, уверен я, ибо полагаюсь на милость богов ромейских великих, приведём все мы, трое воев отменных, из похода на гвасинг диких ещё множество.
Вот теперь Северусу не хотелось ни смеяться, ни хорошенько выругаться, он опешил.
Не ожидал Господин дома такой жестокости по отношению к матери от мягкого, красивого, даже несколько женственного сводного брата, словно сошедшего с маггловского ренессансного портрета.
Снейп сослался на головную боль, она била, росла и крепчала, и отослал нисколько не обидевшегося, покорного брата. Профессор заставил себя отказаться от ышке быха как средства лечения, чтобы размышлять трезво, да курить.
– Это не брат жесток, он всего лишь дитя мира Господ и рабов. Ведь таковы нравы в эту гадкую эпоху…
И сколько же ещё веков в моей свободолюбивой Англии будут торговать людьми уже не ромеи, но следующие завоеватели, все эти англы, саксы, юты, норманны, позднее английские лорды.
И даже захудалые рыцаришки будут продавать сильных вилланов, чтобы снарядиться на турнир или ловитву вместе с сеньором.
Да и в моей семье волшебников отношение к подвластным магглам было точно таким же.
Но разве можно любить человека, который так нелепо, дико жесток?
Ой, Сев, снова-нездорово, сколько можно взвешивать и отмерять, ты же не в лаборатории. Имеем то, что имеем, этот предок закономерное дитя эпохи, и всё, ни блэнком больше.
Принять надо Квотриуса таким, каков он есть на самом деле, а не придумывать образ целомудренного, преданного, страстного мальчика. Напридумывался уже, тебе до сих пор тошнотворно вспоминать…
Хватит.
Итак, принять и, да, полюбить не мальчика, но мужа, воина, по воспитанию и нравам римлянина. Ведь так же и мне, и ему будет легче! Он уже любит меня и отдаёт не только тело. Как он и говорил в начале моего пребывания здесь о любви к неведомому незнакомцу, мне, ясное дело, и сердце, и душу, и даже разум, и помыслы. Всё мне в ноги, как божеству!
А я?.. Я всего лишь бесчестно воспользовался его любовью…
Или всё же нет?..
Не знаю, быть может, я тоже люблю его, но мне кажется, это чувство должно быть более…
Каким? Чего тебе, Сев, не хватает? Ты же даже чувство полёта без магии испытал.
Но я же здраво решил, что это физиология и приятнейшая новизна. Главное, мне так легче и проще, что до красивого молодого мужчины, как говорится, твой мир, и правила твои. Пусть его разбирается сам в своих чувствах или их отсутствии, если он хоть немного разумен в моём, современном смысле слова. А не только красиво сорить словами-паразитами способен этот Квотриус, да рассуждать о нравственности и полномочиях Господ.
… Ах, сейчас бы в термы, сполоснуться, да и подумать заодно о своём чувстве на чистую голову, отрешиться от суеты сует этого чужого дома.
Ведь я уже не боюсь всяких там заезжих финикийцев, сам такой. Но солнце, беспощадное июньское солнце уже в зените, да ещё этот странный жаркий климат, так не похожий на пасторальное английское летнее тепло. Ведь ещё только начало лета, ну, пускай, первая декада.
… Студенты в Хогвартсе сейчас блаженствуют, экзамены позади, у седьмого курса впереди Выпускной, попойка и танцы до упаду, и тут появляюсь я, весь в чёрном…
То-то бы они изумились!
Ненавистный профессор пришёл испортить вечер своим угрюмым видом. Как же это было бы прекрасно!
Нет, я вовсе не о порче Выпускного Бала и прочих милых развлечений. Просто оказаться… там, сейчас…
Хоть бы на несколько часиков…
Пользуясь тем, что студенты заняты балом, упиванием и, как следствие, уже традиционными амурными похождениями после него, я даже на радостях не стал им мешать.
А пошёл бы я к озеру, искупался в прогретой воде, потом подурачился, стараясь угодить мелкой, нагретой за день галькой в гигантского кальмара, тот бы раскидывал в притворном гневе здоровенные щупальца…
– О-о, – застонал профессор, сам того не замечая, вслух, – Как же прекрасно и далеко всё это благолепие!
– А о главном-то я и не подумал! Вот вернусь, а я обязательно вернусь, и снова пойдут унылые попойки с Люпином, надоевший, пустой смех, зато будет удобная, мягкая, просторная, но…
Дери меня Мордред Окаянный, одинокая постель.
Я же, как мне хочется думать, питаю симпатию к Квотриусу, а ему предстоит остаться здесь. И время, множество веков и эпох, разлучат нас.
Конечно, я надеюсь и уповаю на то время, когда я перенесусь в свою "настоящую" реальность. А, может, я теперь и страшусь… этого момента, ведь ему придётся становиться Господином этого безобразного дома, обзаводиться женой и детьми, продлевая род Снепиусов, иначе… меня, да и всей фамилии Снейпов, родовитых, чистокровных магов, не будет никогда и нигде…
Ой, ну додумался до очередной страшилки, поздравляю. А так хорошо всё начиналось.
… В комнату, прервав нестройные мысли Господина, неслышно ступая, вошёл пожилой раб, – Кажется, это виночерпий, – припомнил Северус, – Так так-так, внимание и ещё раз внимание. У меня безошибочное предчувствие, что это жу-жу неспроста.
Раб поклонился, почти уткнувшись длинным носом всё того же "производителя", видимо, ещё совсем молодого Малефиция, в грубые сандалии, и передал Господину чашу с вином.
– Кто прислал сие, раб? – холодно спросил Снейп, тщательнейшим образом осматривая чашу и вынюхивая содержимое.
– Торговец вином, о Господин. Пробовал я его, ибо положено мне прежде на себе испытывать вино иль напиток иной, душу веселящий. И осмелюсь сказать с уверенностью, что вино сие не отравлено, но качества отменного. Изволь же испить оного глоток хоть. Ибо едва вступил я в возраст разумный, по велению отца твоего, Господина дома прежнего, с усердием великим принялся перенимать учителя своего опыт.
И вновь повторю смиренно, о Господин, вино сие воистину вкуса и аромата небывалого.
– Что-то знакомое мне этот слабенький, даже излишне, отголосок в аромате напоминает, – подумал зельевар, – Но вот что? Вспоминай же, Сев, ну же…
А, вот! Слабый запах настоя грибокрылки росовидной. Весёлому грибочку достаточно даже водного раствора, если его потолочь или, лучше, отварить, чтобы получить яд.
Да! Безвкусный, очень болезненный яд, действующий примерно через двадцать часов после приёма, знакомый ещё древним грекам, когда те плавали на "Арго" в Колхиду за ненужным, по жадности прихваченным золотым руном. Там большинство их местный царёк и потравил, а остальные, завоевав его страну, захватив самого в плен, лишь страшными пытками выведали свойство грибочка. Я и сам варил такую дрянь на заказ, конечно, Его Темнейшейства, этого самозваного Лорда.
Вот почему до сих пор жив виночерпий, если он не лжёт. Придётся применить…
Нет, необходимо Первое Непростительное. Здесь за эти действенные заклинания не сажают в Азкабан.
Это же измена в моём доме!
… Или чьи-то гадкие, недостойные проделки. Час от часу не легче!
– Последний раз спрашиваю тебя, раб. Кто прислал вино отравленное? Солгал ты мне, мне, Господину своему, и пытать буду тебя я сам, пока не сознаешься ты в попытке отравления Господина дома! – "ласково" пообещал, но и только, Снейп.
Маг вовсе не собирался пытать виночерпия, у него же был план.
– Смилуйся, Господин! Уж бесполезен для допроса я, ибо рассказал всё, как было на самом деле!
– Imperio!
А теперь говори, скотина лживая и мерзкая притом, кто подослал тебя с этой чашей отравы?!
– Нет, без Веритасерума здесь не обойтись, вещь полезная, да и в хозяйстве всегда пригодится. Не всем же подряд в глаза постоянно заглядывать!
Мастер Зелий был разозлён упорным однообразным рассказом о продавце отменного вина, которое он, раб-виночерпий, по "должности" своей попробовал и… ничего.
Больше под Imperio от человека ничего не добьешься. Северус решительно проник в разум обречённого "самоубийцы" поневоле, но и там всё соответствовало рассказу.
– Всё, пока Сыворотку Правды не сварю, сижу на здоровом голодании. Ох, как я предполагал, всё здесь не так просто, как кажется. Даже смешной труд Сенеки пришёлся ко двору, – окончательно и бесповоротно решил профессор Зельеварения. – А значит, завтра, вот только прикажу камерному рабу разбудить меня со вторыми петухами, когда едва светает, и отправлюсь в местночтимый лесок за ингредиентами. Корень имбиря, должно быть, стоит на рынке бешеных денег, но полагаю, в наличии.
О том, что делать, если пресловутой пряности не окажется на торжище, Северус предпочитал не размышлять. И без того голова раскалывалась.
Он всё же решил сделать всего один, большой глоток ышке бяха из принесённой честным виночерпием чаши. Разумеется, Снейп, привычно не доверяя ни-ко-му, сопровождал раба в походе за пойлом. Доверять теперь в доме можно разве только Папеньке с Маменькой, но не будут же они прислуживать, хоть и Господину дома, но всего лишь высокорожденному, как и сами, сыну-патрицию.
Правда, Квотриус мог бы и принести чашу, как в первый раз, когда он притащил целый рог самогоновки.
О, тогда-то толком всё и началось!..
Но Северусу было сейчас легче самому пройтись "ножками, ножками" вслед за виночерпием, чем звать любвеобильного брата.
Мастер Зелий отнёс чашу к себе в опочивальню, от души хлебнул сивухи, сидя на ложе, мгновенно захмелел и завалился спать, постанывая во сне от головной боли.
… Раб-виночерпий умер в невообразимых муках на исходе ночи…
