|
О грустном
- Добрый вечер, друзья. Спасибо, что вы сегодня сюда пришли, - приветствует публику Игорь Губерман - седой, хмурый и как будто немного уставший. - Надеюсь, вам будет интересно. Однажды в Москве я получил записку от целой семьи. Они мне написали: «Спасибо вам, мы каждый раз с огромной радостью уходим с вашего концерта»... Я буду читать старые стишки, новые стишки, - говорит он. - Но с новыми беда, сразу же хочу вас предупредить... Если начал новую книжку с грустного стиха, она такой и пойдет. А я как раз прошлую книжку начал с грустного стиха:
Нынче бледный вид у Вани.
Зря ходил он мыться в баньку.
Потому что там по пьяни
Оторвали Ваньке встаньку.
Вот такие грустные стишки я вам буду читать, уж извините — предупреждает Губерман и продолжает чтение под пока еще скромный смех и аплодисменты:
Я прежний сохранил в себе задор,
Хотя уже в нем нет былого смысла,
Поэтому я с некоторых пор
Подмигиваю девкам бескорыстно.
***
Я нелеп, недалек, бестолков,
Да еще полыхаю, как пламя
Если выстроить всех муд…в
Мне б, конечно, доверили знамя.
***
Когда к нам денежки с небес
Летят, валясь у изголовья,
То их, конечно, шлет нам бес
Дай Бог и впредь ему здоровья.
- Сразу должен вас предупредить, - обращается к настороженно-внимающему залу Губерман. - У меня в стишках попадаются крылатые строчки из русской классики, которые я очень люблю. Один мой стишок известен практически всем с детства: «В лесу раздавался топор дровосека. Мужик топором отгонял гомосека». Второе предупреждение: у меня в стишках будет попадаться неформальная лексика. Вы знаете, меня за неформальную лексику осуждают интеллигенты среднего возраста. А старики и старушки смеются и наслаждаются. Я не знаю почему. Но я вас честно предупредил и хочу прочитать вам стишок, который мы написали с Пушкиным, когда у нас в Израиле началась зима.
Зима, крестьянин, торжествуя,
Наладил санок легкий бег,
Ему кричат: «Какого ...я?
Еще нигде не выпал снег!»
Зал взрывается хохотом. Смех практически не прекращается, пока со сцены звучат «гарики» о политиках:
Слушаю слова и обороты,
Странная в душе клубится смута:
Так Россию хвалят патриоты,
Словно продают ее кому-то
***
Ни вверх ни глядя, ни вперед,
Сижу с друзьями-разгильдяями..
И наплевать нам, чья берет
В борьбе мерзавцев с негодяями
***
Одна мечта все жарче и светлей.
Одну надежду люди не утратили:
Что волки превратятся в журавлей
И клином улетят к е…не матери.
Переждав бурные аплодисменты, Губерман, наконец-то, подбирается к своей любимой теме — еврейской.
- Обязательно поделюсь своей научной гипотезой, - говорит он. - Я много повидал представителей своего любимого народа. Идея моя состоит в том, что мы народ очень необыкновенный, в том смысле, что мы очень поляризованный народ. На одном полюсе - ум, смекалка, быстрота реакции — словом, все, за что одни евреев уважают, а другие не любят до ненависти. Но зато на противоположном полюсе у нас такое количество дураков и даже идиотов, что любо дорого смотреть. Причем, я в этом смысле, националист: еврейский дурак страшнее всех других, потому что он с амбицией, с апломбом, часто эрудированный, с дикой энергией и все может объяснить. Чтобы не быть голословным, я вам приведу пример. Жил такой уже начисто забытый скрипач Буся Гольдштейн. В 1934 году ему было 12 лет. В Колонном зале Дома Союзов в Москве его награждал орденом всесоюзный староста Калинин. Перед началом церемонии Читать далее...
|