Допив шоколад и – со скуки – потом ещё и прилагающийся стакан воды почти что полностью, забив на оладьи и убив батарейку ноута напрочь, я после написания предыдущей рецензии в Кофеине поехала до Театральной и по потоку народа угадала направление к Новой сцене реконструируемого Большого. На коротком отрезке пути меня раз пять спросили о лишнем билетике и пару раз изъявили желание его купить, но я гордо проследовала ко входу, не поддавшись искушению барыжничества. На входе с улицы в предбанник билеты проверяли на вшивость, на входе непосредственно в театр – надрывали, на металлодетекторах заставили открыть все отсеки портфеля и вывернуть карманы. Сдавшись в гардероб, я, заново оглядывая здание, где почти года три не была, поднялась в партер, где взяла халявные программку и буклет всего сезона Россия-Франция, в бельэтаж, где попыталась выяснить продолжительность мероприятия, и, наконец, в балкон, где встретила Васю. Протрепавшись, пока свет не начал гаснуть, мы вошли, заняли свои места рядышком с левого боку третьего ряда, увидели других прибывающих наших людей; я ждала Алину, потому что я, видимо, не так переписала у неё номер Марины и мне заявлялось при наборе, что такой не существует, но не дождалась, и слева от меня приземлилась Лиза. После третьего звонка мы пересели на край первого ряда – тоже не вся сцена видна, но всё же немного лучше, и удобно на бордюр грудью ложиться, вооружаясь время от времени биноклем. А пришли мы, собственно, не много ни мало как на гала-концерт торжественной церемонии закрытия вышеупомянутого сезона 2010, начавшегося памятной мне выставкой Пикассо в Пушкинке. Наш вице-премьер Жуков и французский посол толкнули по бумажкам речи с синхронным переводом про культурные связи России и Франции – оба упомянули переписку Екатерины с Вольтером и Дидро и Русские сезоны Дягилева, первый не обошёлся без «загадочной русской души», второй брякнул, что Россия и Франция всегда были товарищами по оружию (а Наполеона не существовало, конечно). Первое действие было сборной солянкой лучших балетных номеров Большого театра и Парижской национальной оперы: Гран па из балета «Пахита» (солисты – Цискаридзе/Улд-Брахам), очаровательно лёгкое и нежное «Па де де Чайковского» на музыку из III акта «Лебединого озера» (Пакет/Пюжоль), романтичное Па де де из II акта балета «Жизель» (Ганьо/Сьяравола), под занавес – фрагмент балета «Пламя Парижа»: зажигательный танец басков и потрясающий Па де де (Васильев/Осипова). В антракте я не без труда откупорила пластиковый контейнер с оладьями и подкрепилась, а Саша совершила вылазку в партер, но её оттуда попросили бабушки-надсмотрщицы, и она вернулась к нам. Второе действие отдали под одноактный балет «Симфония до-мажор» на музыку Симфонии №1 Бизе, поставленный, как и «Па де де Чайковского», Джорджем (Георгием) Баланчиным, учеником Дягилева, основателем американской школы балета и, пожалуй, современного балета в целом. Уж на что я не специалист, но это были два маленьких чуда, жаль только, что, во-первых, всё очень быстро закончилось, а во-вторых, что и партер, и амфитеатр, и бельэтаж с балконом были скорее пусты, чем заполнены публикой. Причём внизу преобладали плешивые мужчины в костюмах, выходившие и входившие в перерывах между номерами, скупые на аплодисменты. И проведённый в Большом примерно час (не считая задержки, речей и антракта) показал разительный контраст между русским балетом с пышными кулисами и задниками, вычурными аутентичными костюмами и декоративной массовкой в статуарных позах – и европейским с нулевой сценографией, лаконичными изящными костюмами (ах, эти белые гульфики гольфики!), слаженным взаимодействием солистов с остальным ансамблем и вниманием не к эффекту, но к гармоничной смене «мизансцен», если так вообще говорят о танце. Или мне только так кажется?.. В общем, мне понравилось, я хочу ещё. Но завтра у меня театр – какой-нибудь уж точно, так что прощаюсь до завтра и спать иду, мне к первой паре встать надо бы…

Вчера вечером отстрелявшись с рецензией, я с немалым удовольствием узнала от афиши Яндекса, что сегодня затеянная Художественным кинотеатром DVD-ретроспектива аниме Миядзаки продолжится показом его самого известного и кавайного произведения – «Мой сосед Тоторо». Ради такого случая, хоть данный мульт уже и посмотрен мною добрые раз пять, я даже завела будильник на 12, по коему и встала, хоть и проснулась раньше. Прикупив какую-то газетёнку, я, позавтракав, к трём поехала на Арбатскую, взяла билет за 70 рублей, постояла на улице, дочитав газету (какой-то странный дядька под конец заявил мне, что я похожа на его дочь, и ошивался поблизости, пока я не ушла), потом направилась в Синий зал. Там, с середины третьего ряда, я и получила позитивный заряд, результатом которого отчасти и стали все дальнейшие события. Выйдя из кинотеатра, я по привычке направилась было прогуляться в сторону Кремля, но неожиданно спохватилась: помимо Арбата и центра, есть ещё одно направление – по бульварам, и на нём как раз можно пропалить театр у Никитских ворот – может, у них в кассе остались билеты дешевле, чем в театральных кассах на улицах города и в метро. Сказано-сделано: дотопала до театра, увидела на афише, что сезон скоро закрывается, а на все дни до закрытия, когда у них спектакли, у меня уже взяты билеты в другие театры, кроме непосредственно сегодняшнего дня, на который был намечен некий капустник «Песни нашего двора» с обещанием выпивки и закуски для зрителей. Но при всём при этом в кассу я таки сунулась, и сидевшая там бабка, видимо, администраторша принялась меня на этот капустник отчаянно агитировать, уверяя, что это лучший спектакль театра, его визитная карточка, на который приезжают из других городов и стран, билетов не достать при том что их на 300 мест, и что мне невероятно повезло, что остался дешёвый билет, а когда посмотрю – непременно, дескать, захочу вернуться ещё раз и всех друзей привести (то есть, по её собственному выражению, «потратила на меня столько сил и энергии», тогда как остальных людей якобы и уговаривать не надо). Поняв из её речей, что это должно быть нечто весёлое под открытым небом, я вышла подумать и решила: не зря же я сюда пришла, в конце концов! – и вернулась и взяла билет аж за 350 (теперь я на мели, очевидно, что с 14 по 19 число я без театра), а словоохотливая бабулька посоветовала мне ещё тамошний мюзикл по Парфюмеру, «но немного с другим сюжетом» и удачно подсунула книжку с репертуарами на август – весьма пригодится (правда, в ней я узнала, что, вопреки словам бабульки, сегодняшний капустник не последний в сезоне, а будет их ещё несколько). Узнав, что начало спектакля в восемь, я решила, что успеваю заскочить домой пообедать – и заскочила, от театра добежав до метро, доехав до родной Молодёги, купив хлеба, на маршрутке приехав домой к шести, а 40 минут спустя уже выйдя оттуда с жареной картошкой и несколькими ломтями вег-колбаски в желудке. И снова я на Арбатской, и снова топаю по Никитскому бульвару, захожу в театр, покупаю программку, прохожу его насквозь, влекомая толпой… и оказываюсь во внутреннем дворе под тенью высоченного тополя, четырьмя старомосковскими стенами запертом в коробку, где стоит партер из лавок и галёрка из пластиковых стульев, торгуют игрушечными клоунами, соком, пивом, вином, бутербродами, шоколадками. Сквозь жующий и пьющий народ я протолкалась к себе на последний 13-й ряд, состоящий всего из семи стульев, уселась с краешку, смирилась с тем, что сцены оттуда не видно, перекусила захваченными из дому яблоками, но не успел спектакль начаться, как ко мне, человеку, занимающему своё законное место, подскочила администраторша, заявила, что-де тут, в проходе, сидеть нельзя, тут люди ходят, и пообещала посадить поближе. Мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ней, пролезать, тревожа возмущающуюся публику, на свободное место в середине шестой лавки – место отличное: видно-слышно хорошо, не зря ж я свои кровные отдавала… и – понеслась.
»Песни нашего детства» оказались песнями не моего уже не пионерского детства, а песнями послевоенных 50-х: классикой блатняка, дворовым фольклором, парой неофициальных гимнов Одессы, парой народных застольных, парой романсов, кое-чем из раннего Высоцкого… как оказалось, из почти сорокапесенного «треклиста» я знаю максимум четыре с половиной (из них горячо любимые Цыплёнок жареный с продолжением Мы - анархисты и В Кейптаунском порту), однако ностальгия по чему-то невозвратно ушедшему пробила практически сразу же. А вы сами подумайте – где это видано, чтобы по три раза за спектакль зрителям подносили по сто грамм водки с ломтиком копчёной колбасы на ломтике чёрного хлеба (я, конечно, не пила и не ела, только передавала, но сам факт)? Где это видано, чтобы эти самые зрители подпевали, приплясывали, дружно аплодировали, перекидывались бумажными самолётиками, жертвовали деньги в пущенное по рукам корыто и уже с первых минут, как старые знакомые, переговаривались, перешучивались? Где это видано, чтобы вместо декораций – стены, пожарные лестницы, двери, крыши, окна, бельё на верёвочках и крыша над головой, чтобы актёры во главе с самим худруком Марком Розовским пели, играли на гитарах и скрипках, блестяще перевоплощались в колоритных обитателей коммуналки, каждую песню превращали в яркий запоминающийся номер – безумно смешной или немного грустный? В общем – капустник оказался действительно весёлым, и не только – главное, что чертовски душевным, то есть подлинно душевным, а не напоказ, когда Безруков берёзку обнимает, ведь такой подлинной душевности в наше время маловато. И задуматься есть над чем: многая смелая лирика – вполне на злобу дня… так что для удачного времяпровождения всем рекомендую такой вот необычный жанр, как театрализованный концерт – послушать, спеть, посмеяться, почувствовать единение с окружающими, погрузиться в уютную атмосферу, не пожалеете, как и я не пожалела.
Когда закончилась последняя песня, заявленная в программке, Розовский объявил ещё одну – в память об ушедшем от нас ещё одном пятидесятнике, Василии Аксёнове. Зрители встали, вместе с Никитской труппой спели Виноградную косточку Окуджавы. Потом, как бы ни хотелось ещё остаться, какими бы тёплыми и светлыми ни были сумерки, пришлось расходиться; я дошла до метро по бульвару, доехала, дождалась папы, он отвёз меня домой, и вот я сижу ем чернику и клубнику, а завтра мне снова в театр, засим надолго я не прощаюсь)

В понедельник дожди отступили, установилась идеальная для города погода – не жарко, не холодно, сухо и солнечно. Как всегда закопавшись, я выскочила из дому, повезло с быстро подошедшим автобусом, и к четырём я подъехала на Арбатскую, снова заявилась в Художественный кинотеатр – смотреть с DVD фильм «Вечное движение», заснятая концертная программа лета прошлого года «Проверенное временем» Сургановой и Оркестра (оркестр, впрочем, в данном случае представляло единственное лицо – Тхай, ибо концерт акустический). Билет – всего 50 рублей, приехала я впритык, поэтому сразу направилась в Зелёный зал, где ни разу ещё прежде не была и куда вела отдельная лестница, заманчиво узкая и полутёмная, от самого нового входа в кинотеатр. Зал – специально для винтажного кино и спецпоказов, поэтому антураж соответствующий, уютный; обещанные мягкие пуфики – только первый ряд, остальные ряды, в том числе и мой второй, – стулья, обещанным чаем не угощали, но всё это мелочи, когда имеешь удовольствие что-то хорошее и непрокатное лицезреть с большого экрана, а не с собственного маленького монитора. Фильм – исключительно для таких прожжённых любителей русских рокерш в целом и Сургановой в частности, как я: много крупных планов, неидеальная картинка, разношёрстная публика в тесноватом зале, вставленные отрывки из интервью, а главное – полтора часа столь милого сердцу старья, которое по радио не услышишь, и «Белая» на бис; в целом – эстетический оргазм от музыки и самые тёплые впечатления от видеоряда. Досмотрев, я решила ещё немного прогуляться, но Арбат уже немного надоел, и я потопала в противоположную сторону, до Библиотеки, оттуда в Александровский сад, кишащий, вопреки буднему дню, такими же праздношатающимися, потом свернула на Красную площадь, неспешно прошла её до конца и встала перед вопросом, куда дальше. Развеял сомнения показавшийся на дороге троллейбус – я догнала его на остановке, влезла и с ветерком поехала через Замоскворецкий мост и потом по Большой Ордынке, как в экскурсионном автобусе с удовольствием пялясь в окно на красоты старого центра столицы; высадившись у станции Добрынинской, приехала домой. Ночью во сне навещала в аду какого-то незнакомого мне в реале, но знакомого во сне чувака, кажется, его звали Родионом, и он ко мне безуспешно приставал (похоже что женщины в ад не попадают XD), а под конец встречи появился его друг, прикольный металлюг в шляпе и тёмных очках. Что касается непосредственно ада, то он оказался вполне уютным, только больно уж безлюдным, местечком с красными, как на Марсе, пейзажами, вход в него почему-то находился на Арбате, а охранник в прихожей был приветливым дядькой, без вопросов впустившим меня туда и выпустившим обратно. Когда я вышла, уже темнело, я вспомнила, что опаздываю в школу, и побежала по Арбату, потом мимо Художественного в сторону Кремля, но вскоре оказалась на некоей аллее. Краем глаза на бегу я замечала, что над головой небо синее, а за ветками деревьев – красное и шершавое какое-то, будто ветки с неба шкуру ободрали; потом, приглядевшись получше, поняла, что ветки горят, и наддала скорости, в школу влетела галопом. Приземлившись за парту с Асей, спросила её, видела ли она, что деревья горят, когда шла по аллее, но та ответила, что ничего такого не видела; решив, что это, видимо, только мне одной приглючилось, я проснулась. На сегодня я строила грандиозные планы – сходить в Третьяковку на Крымском на выставку и/или куда-нибудь в театр, но им не суждено было сбыться: у меня не осталось денег, и я целиком и полностью зависела от папы, который должен был утром приехать и поправить моё финансовое положение. Однако утром он не приехал: на работе он вспомнил, что что-то забыл на даче, с работы поехал туда, а когда возвращался, надолго встал в пробке: из Подмосковья в Москву никого не пускали, покуда не закончится визит Барака Обамы. В итоге мне оставалось только сидеть в аське, таскаться по инету (со скуки я даже начала давать ссылки на свои рецензии на форуме театра на Покровке, надо будет то же проделать на форуме Юго и других театров), читать, слушать Наше, есть и так далее. Папа приехал в шестом часу, рассеяв все надежды на визит в театр сегодня же, зато я тут же бросилась в театральную кассу обеспечивать себя билетами на завтрашний и последующие дни – то есть не бросилась, а поехала чинно-мирно сначала на автобусе до метро, потом на метро до Арбатской, потому что вестибюль родной станции, где раньше была касса, всё был закрыт, а ближе касс на других станциях я не припомню. В тамошней кассе я приобрела пять билетов на неделю в перёд с перерывами на погулять и прочие виды культурного отдыха, а так же взяла каталог однодневных туров – буду выбирать и покупать путёвки заранее, не могу же я провести лето, не съездив куда-нибудь!.. Закупившись, я прошлась по Арбату до Смоленки, тем же макаром приехала домой, и на этом сей короткий пост можно заканчивать; завтра вам полюбому будет полноценная свежая рецензия, но вот ещё над какими двумя вопросами касательно устроительства своего блоговища я подумываю и предлагаю подумать и вам:
1) после сегодняшнего сна в голове возник короткий прозаический сюжетец, сильно отдающий стилем читаемого мной в трансляции bormor’а, на банальную тему, не смешной, не грустный, не романтичный, способный оскорбить чьи угодно религиозные чувства, а мои уже оскорбляющий. Чёрт его знает, откуда он взялся такой, но могу напечатать и выложить, а могу забить и со временем забыть. Вопрос извечный: что делать?))
2) все мои кино- и театральные рецензии можно увидеть разом посредством тэгов «кино» и «театр» соответственно, все вместе – посредством тэга «рецензии». Но поиск театральных рецензий можно сделать удобнее, создав регулярно обновляющийся пост со ссылками на все рецензии, распределёнными по театрам, с указанием «рейтинга» спектаклей по пятибалльной шкале, исходящего исключительно из моих впечатлений от оных. Ссылка на пост, естественно, будет в эпиграфе на видном месте, при желании можно присобачивать её в конце каждой рецензии, в общем – всё для вашего и моего удобства. Вопрос: нужна ли такая фишка или и без неё хорошо?)

Во вторник (понед я упоминала в посте о Горе от ума на Таганке) новостью дня стало оглашённое математичкой расписание экзаменов: согласно оному, 28 мая я сдаю алгебру, 5 июня – русский изложением, 9-го – инглиш, 11-го – русский по билетам, 13-го – защищаю реферат по литре, а 16-го у нас уже торжественная выдача аттестатов. Ещё одна милая новость – мне никто так и не сказал, что по инглишу был задан текст про Шерлока Холмса, и я по нему схлопотала два, и никто так и не сказал, что по нему же был задан топик про Россию, хотя не я одна его не подготовила, так что мы с Вестницей и Аней Осиной по очереди (я посерёдке) промямлили что-то у карты и явно ничего выше трояков не получили. Проверочные были по общаге (на четвёрку вполне надеюсь, ибо хорошо знаю тему религий и даже не подглядывала в тетрадь) и биологии (нас было 13 человек на уроке, и нам разрешили всё списать с учебника, но я им не пользовалась, ибо опять-таки знаю тему (тобишь надеюсь на пять). Единорога же опять «заболела» и не пришла, я на первой парте сидела одна. Вечером я погуляла по району, встретила дочь врачихи моей бабушки, Полину – она наконец-то завела собаку, как давно хотела, если можно назвать собакой недоразумение высотой с мобилу, которое можно поднять на одной ладони (трёхмесячный чих, мальчик, звать Пэрис); сфотографировала его.
В среду писали самостоятельную по алгебре, я осилила 8 номеров из 10, вот бы хотя бы половина из них была сделана правильно!.. На инглише выяснилось, что я зря днём ранее делала домашку по учебнику, ибо на самом деле её задавали по тетради; пришлось по ходу проверки делать её в Аниной тетради Аниным же карандашом. Физру мы с Наташей и Аней Новиковой отсидели сначала в буфете с Вероникой и Аней Ковалёвой, затем у Татьяны Алексеевны, где Лёха играл нам на пианине, а я составляла слова из букв слова «гомосятина». Дома я сделала русиш на понед, написала по 10 вопросов на последние 5 топиков по инглишу на вторник, почувствовала себя молодцом; гулять, не пошла, ибо на дворе резко похолодало. В четверг школу я прогуляла, ибо у девчонок пропадали два первых урока труда, плюс ещё у всех пропадали три последних урока, в итоге оставалось два – хренцузский, который я за урок не считаю, и алгебра, на которую я решила забить. Посему весь день с утра и до вечера я сидела дома и тупо впахивала – писала чёртовы рецензии на произведения американских и английских писателей по МХК, написала три из оставшихся пяти, заданных всё на тот же вторник, причём я точно не помню, какие пять я уже писала в начале года (поиск по своему же дневнику подтвердил только три, насчёт остальных остаются сомнения). А ведь хотела за этот день написать все пять, плюс реферат дописать… наивная дура. Вечером посмотрела зачем-то по второму разу глючный фильм «Свои».
Зато я успела написать ещё одну рецензию девятого. Потому что хотела с утра пораньше сбежать на Поклонку, а потом до вечера отмечать у себя на районе, а не вышло – бабушке вызвали скорую, меня оставили дома, заперли в комнате с собакой за компанию – оставалось только доделывать инглиш. В итоге на улицу я вышла уже только после обеда, в районе четырёх часов, подошла к сцене, разбитой на площади неподалёку от дома; на ней пели, кажется, Песняры, я их немного послушала, пофотографировала, да и решила, что на Поклонке сейчас веселее, и пошла пешком до метро. Когда я приехала на Парк Победы, толпа подхватила меня ещё в вестибюле, вынесла на поверхность, протащила через металлодетекторы, повлекла к сцене, раскинувшейся перед музеем. И тогда моя недобитая логика упёртого человека выдала умозаключение следующего содержания: легче остаться до упора, чем повернуть и уехать обратно. Я стала уже целенаправленно пробираться вперёд, ближе к сцене, но вскоре толпа сомкнулась спереди, сзади, справа и слева; сцены не было видно, только иногда худо-бедно, поднявшись на цыпочки, можно было увидеть из-за моря голов установленные по бокам от сцены экраны, показывавшие, что на ней творится. Сначала народ развлекал военный оркестр, потом вышли ведущие, и начались концерт и его прямая трансляция на ТВЦ соответственно, прерванные только минутой молчания и речью какой-то бабы, вроде как заместителя мэра, и иногда транслировали отдельные номера из концертов, происходивших одновременно с московским в Севастополе и Брестской крепости. Когда часть народа уходила назад, очевидно, пытаясь выбраться из толпы, я вместе с другой частью народа продвигалась вперёд, и вскоре я могла уже видеть не только экраны, но и сцену, на которой выступающие казались крошечными человечками, и оказалась прямо под единственным на всю площадь Победы красным флагом, который часто показывали на экранах, когда камера на длинной «ноге» пролетала над толпой. Песни часто шли с караоке, то бишь с текстом, бегущим по экранам, но его, как правило, не было видно; но я и так знала тексты многих военных песен, и мы практически всем песням, каковые звучали, подпевали с мужиком, который держал флаг, ну и окружающая публика, преимущественно состоящая из женщин и гостей столицы, иногда пела тоже. Двигаясь постепенно вперёд, мы видели впереди большое свободное пространство, на котором люди ходили туда-сюда и даже танцевали, тогда как мы стояли в такой тесноте, что не могли даже аплодировать, а могли только раскачиваться из стороны в сторону во время лирических песен; однако передним рядам войти в эту свободную зону не давали акабы – сначала самостоятельно сдерживали натиск, а потом принесли заграждения, ибо, дескать, есть передний сектор, а есть средний, задний и так далее. Тем временем мужик с красным флагом ушёл после того, как Кобзон спел свой хит про День Победы, а я, поскольку ушёл не он один и в нашей толпе стало посвободнее, отошла назад, поскольку вокруг меня начала собираться какая-то стрёмная публика. Там, позади нашей толпы, тоже уже образовалось свободное пространство, на котором можно было размяться, и я вывела свои ноги из одеревенелого состояния десятком приседаний; поскольку официальная часть концерта закончилась на Кобзоне, развлекать народ выпустили Самоцветов, и народ на этой свободной зоне начал танцевать. Однако на эту свободную зону начал медленно, но верно напирать «задний сектор», как некогда наш «средний» рвался присоединиться к «переднему», и менты, потеснив танцующих, оцепили нашу толпу, живой стеной отгородив от толпы задней. Однако теснее не стало – народу уходило всё больше, и когда закончили петь Самоцветы и публику начали развлекать какой-то невразумительной невтемной попсой, на пространстве между «передним» и «задним» секторами осталась буквально дюжина человек, разместившаяся вдоль ограждения; в итоге менты ограждение сняли, и мы слились с «передним сектором», где тоже было уже совсем не тесно и можно было свободно перемещаться. В итоге я подошла довольно-таки близко к сцене к тому времени, как там песни сменились плясками, и могла, не поднимаясь на цыпочки, видеть всё на ней происходящее; праздничный салют над Москвой грянул, когда военный оркестр заиграл сначала «Любо, братцы, любо», а потом «Распрягайте, хлопцы, коней». Я полюбовалась этим роскошным зрелищем, пофотографировала его, а затем народ ломанулся куда-то вбок, на выход – слэм начался тот ещё! Менты недолго могли сдерживать напор – человеческая масса хлынула по газонам на боковые аллеи, бодро пошла мимо холма к метро. И там, где все «сектора», уже никем не разделяемые, слились воедино, началась смертельная давка – только мольбы мамаш пощадить маленьких детей да мат подвыпивших гуляк звучали над всеобщим гулом. Куда движешься – уже дело десятое, главное – рёбра сберечь, а под ногами – сплошной мусор из банок, бутылок, пакетов, оторвавшихся и истоптанных георгиевских ленточек. В метро менты толпу не пустили, и она двинулась вдоль дороги; иногда было посвободнее, но когда толпа пыталась взять штурмом тот или иной подземный переход, чтобы перебраться на противоположную сторону дороги, а менты её не пускали, давка начиналась снова. Наконец, народ прорвал ментовское оцепление и ломанулся через дорогу, движение автомобилей вынуждено было остановиться. На противоположной стороне дороги разрозненные группы людей брали штурмом автобусы и троллейбусы, подъезжавшие один за другим, набивались в них как селёдки в банку, а те, кто перейти дорогу не успел, сплошной чёрной массой продолжали роиться на другой стороне. В один из троллейбусов залезла и я, доехала с грехом пополам до Багрушки, оттуда – до Кунцевской, там – пересадка на Арбатско-Покровскую и – до родной Молодёги, где пришлось долго ждать автобуса; в общей сложности дорога домой заняла у меня часа полтора, ибо дома я была в половине двенадцатого ночи. Итогом мероприятия было: поясницу ломит и ноги отваливаются, и после давки состояние стабильно помятое. Думаете, устала? Нет – отдохнула! Просто у меня такая своеобразная манера отдыхать, я же Мастер Скоропалительных Решений… а называется всё это так: «Феникс просто хотел часик-другой погулять на районе». Продолжение + стихи под катом

Вчера вечером после новостей я выбрала для коротания первой половины ночи альбом 2004-го года шведской команды The Bereaved. Ребята эти делают замечательный мелодэт – можно даже сказать, образцово-показательный. Без каких бы то ни было привкусов, примесей, экспериментов и сюрпризов, зато на редкость гармоничный – все инструменты не только весьма качественно звучат, но и весьма удачно подчёркивают и дополняют друг друга. Лепота, в общем! Не шедевр, но послушать ой как приятно – даже собаку моему по душе пришлось: он незаметно подполз ко мне, улёгся рядом и положил голову мне на плечо. Потом я отрубилась, продрыхла до утра глубоким сном без сновидений и проснулась рано, часам к десяти. Утро я провела в своё удовольствие – сделала русский, сделала вид, что сделала шизику, забила на всё остальное, посидела в аське, побродила по ЛиРе, отфлудилась в большинстве своих и чужих сообществ – типа всё пучком. А настроение всё равно было такое же, как и погода за окном: пасмурное, дождливое, подёрнутое густым мокрым туманом – белёсым, слепым. Пыталась сагитировать народ сходить со мной на фестиваль «Русская песня», но откликнулись только обе Даши, и то потом выяснилось, что у одной (Единорожки), во-первых, капитальная уборка дома, а во-вторых, проблемы личного свойства, - в понед ей ехать в больницу, не дай Бог если её там оставят, - а другая (Вестница) сначала согласилась, а потом прислала sms-ку, что-де слегла с температурой. Мдя, ни к чёрту по осени общественное здоровье, кабы самой не заболеть!..
Потом позвонила Маринка, сообщила, что запланированная на завтра пьянка с походом в кино накрылась жопой – редактор газеты «Про нас», в которую она от нас ушла, послал её на халяву на какой-то футбольный матч, и она хотела меня потащить с собой. Я отказалась, мотивировав это нежеланием в такую офигительную погодку примёрзнуть вышеупомянутой частью тела к скамье на трибуне под открытым небом или же угодить в центр какого-нибудь фанатского махача. Когда я начала её так же отговаривать от этого сомнительного предприятия, выяснилось, что Маринка и сама жутко не хочет переться на этот матч, но у неё просто нет выбора – её начальство куда как злее, чем наше, зато и платит больше. Предложение перевалить эту обязанность на чужие плечи так же не прокатило: их там, дескать, в корреспондентском активе только две девчонки – она да ещё одна, которая на дачу укатила как всегда не вовремя. Зато у них нет, как у нас, обязательных сходок по четвергам – они видятся буквально раз в месяц для того лишь, чтобы забрать заработанные деньги, а это, понятное дело, весьма экономит время, которое в большинстве своём уходит у Маринки на занятия танцами. Мы бы так болтали и болтали, если бы у меня не стыли котлеты, которые несколькими минутами ранее чуть не сгорели дотла, а есть холодные угли я не люблю )). Итак, к шести часам фавер подвёз меня к ДК, на пороге которого меня никто не ждал. Зато ждали наверху: пройдя через холл второго этажа, в котором репетировали музыканты, я обнаружила за нашим круглым столом перед закрытой дверью кабинета Илаху, её младшую сестру Соню и её подругу с невыговариваемым именем, которое начиналось как-то на Над-.
Девчонки очень нервничали по поводу того, что у нас с Илахой приглашения есть, а у них – нет и их могут из-за этого не пустить, а сама Илаха очень нервничала по поводу того, что она сидит здесь с утра (!), а никто из начальства так и не пришёл. Я успокаивала их как могла, и если на девчонок это ещё худо-бедно подействовало, то Алиха сидела уже как на иголках и уверяла меня, что ей кажется, что вот-вот должно что-то нехорошее произойти. Пришлось мне позвонить Татьяне Владиславне и услышать от неё, что она не придёт и что вообще никто не должен был прийти из начальства, потом долго и упорно хвалила меня за ударный и оперативный труд на благо редакции и, наконец, обещала позвонить мне в понед и обговорить со мной мою днюху и другие насущные вопросы. Следующим бзиком Алихи стало желание пробраться в кабинет и что-то там напечатать, так что в итоге мне пришлось спускаться вниз к охране, просить у них ключ и возвращаться ни с чем, ибо ключа они мне не дали. Тем временем музыканты начали интересоваться нами; первыми подошли две скрипачки и захотели нам доказать, что играть на скрипке очень просто и научиться этому может каждый – надо просто взять инструмент в руку и пилить по нему смычком. Теорию эти две эксцентричные барышни решили подкрепить практикой, всучив каждой из нас по очереди скрипку и заставив повторять за ними движения смычком, наигрывая незамысловатые мелодии. Блин, это действительно занимательно, недаром мне не так давно снилось, будто я играю на скрипке!..
Потом к пианину, стоявшему возле нашего круглого стола, подсел какой-то дед, согнав Соню, которая всё на нём играла. Отрепетировав несколько песен, он обернулся к Алихе со товарищи и поинтересовался, не азербайджанцы ли они. Когда утвердительный ответ был получен, выяснилось, что и девчонки, и этот дед – из Баку, только он – русский, а они – нет, но всё равно они пообещали болеть за его команду. Заглядывал и Кривов, убедился, что из начальства никого нет, и растворился в толпе. Наконец, в холле собралось много народу (одной солдатни нагнали, пожалуй, с целую роту)), начали накрывать столы – мы обрадовались было, что фуршет, а выяснилось, что еду и напитки собираются продавать. Наконец, в центр холла вывезли рояль, и какая-то тётя восхитительно сыграла какую-то пьесу, после чего народ начали впускать в зал. Вопреки опасениям девчонок, приглашения ни у кого не проверяли, так что все желающие валом валили занимать места. Алиха уломала нас усесться в первом ряду, о чём мы не пожалели: концерт был замечательный. Сначала выступили россияне из Голландии, которые играли и на баяне, и на пианино, и на народных инструментах, и вытаскивали людей из зала подыграть им, а в конце одна их девушка спела песню Venus (ну, это та, под которую бабы в рекламе ноги бреют)) – типа это, оказывается, едва ли не национальный хит всех Нидерландов, как полька для Финляндии. Потом отожгли чертовски обаятельные русские гитаристы из Швейцарии – трушники ещё те, и играли и пели они ничуть не хуже, чем выглядели. Русские гитаристки из Мордовии сыграли дюжину песен подряд (Илаха специально считала из любопытства), сначала народных, потом военных, и сорвали больше других бурных аплодисментов – зал даже скандировал им: «Мо-лод-цы!».
Последними выступали россияне из Азербайджана, и среди них так же были и пианисты, и гитаристы, и баянисты. В программе прозвучало множество авторских песен, а так же романсов, которые пелись оперным голосом, но те же песни, что были позаимствованы из народного репертуара, я знала вполне хорошо – либо полностью, либо хотя бы припев(ы) – и с удовольствием подпевала. Спела и «Конфетки-бараночки», и «Коробейника», и «Отчего так в России берёзы шумят», и «Город золотой», и песню военных корреспондентов, и много ещё чего – кайф да и только, чёрт возьми! Сзади меня сидели какие-то весёлые ветераны, которые так же от души подпевали, а один из них гениально свистел – с прищёлкиванием, как соловей, я так не умею. А когда мордовские гитаристки объявили военные песни, но у них вышла какая-то заминка с микрофонами и из-за этого – пауза, мы с Алихой успели пропеть: «Вставааай, страна огромная, вставааай на смертный бой с фашистской (тут я спела «фошыздской», а Алиха – «фашысской»)) силой тёмною, прокляяятою ордой», но зал нас не поддержал. Но, конечно, гвоздь программы – самый молодой и симпатичный из швейцарских гитаристов, который и по-русски-то говорил плохо. Когда он закончил выступать, к нему на сцену выскочила его русская бабушка, и они минуты три самым трогательнейшим образом обнимались, целовались и чуть не плакали (оказывается, это очень мило выглядит, когда высокий, волосатый парень неловко, но с нежностью прижимает к груди старушку, которая ниже его плеча на целую голову). А когда все собрались на сцене петь финальные «Подмосковные вечера», он подбивал всех окружающих качаться то в одну, то в другую сторону, а потом помахал в воздухе распальцовками – я помахала ему тоже )) Дальше самое интересное!

Предупреждаю заранее, что пишу я подшофе и вспоминаю не все события и не в стопроцентно верном порядке )
Вчера вечером я решила вторично, более внимательно заслушать «Династию посвящённых», дабы составить своё окончательное мнение. Перебралась в мамину комнату вместе с плеером, забралась под одеяло с наушниками в ушах и принялась балдеть. Короче говоря, альбом весьма и весьма неплохой, представляющий из себя качественное отечественное хэви с весьма ощутимым привкусом готики – впрочем, любители паганя и фолка так же найдут в нём родные нотки. Великолепен вокал Кипелова в «Никто», великолепна музыка в «Саксонском корпусе», великолепно биение сердца в «Вересковой пустоши», «Андайский крест» - шедевральная вещица, да и «Змея» и «Покровители» ласкают слух. Непривычно только то, что песни короткие, отчего показалось, что их мало и захотелось ещё, зато все они разные, у каждой песни – своя личность. Да хотя бы ради одних только гениальных стихов Марго Пушкиной это стоит послушать, – дай Бог каждому так писать! – и, конечно, ради игры Терентьева, которого я, например, очень люблю. В общем, с нетерпением жду новых творений проекта Margenta, ибо мысля собрать вместе всех лучших метальных вокалистов Руси-матушки достойна того, чтобы жить долго и счастливо. После такой трогательной колыбельной, как «Лунное дитя», я отрубилась как миленькая и дрыхла спокойным, глубоким сном без сновидений до самого утра, когда меня разбудил будильник. Позавтракав, я вывалилась на улицу, дождалась маршрутки и к двенадцати часам прибыла на работу – кажется, первой из журналистов. ДК был украшен множеством воздушных шариков и прочей лабуды, в холле второго этажа была представлена экспозиция всяческих дипломов, грамот, кубков и прочих наград различных коллективов.
Татьяна Владиславна засадила меня перепечатывать новый список представленных к благодарности с рукописи Натальи Борисовны и составлять тексты этих самых благодарностей по шаблонам, созданным Аней вчера вечером. Я хотела было походу вылезти в Интернет – а его снова нету, пришлось Егору (который был очень смешным в костюме и при галстуке) снова звонить в Кросснет и вызывать мастеров; хотела было разложить пасьянс – и тут проклятая мышка снова зависла, и пришлось Татьяне Владиславне лезть её настраивать. Потом пришла Илаха – бывший журналист корпункта «Между строк», а теперь наш студиец первого года обучения, то бишь будущий наш журналист – и завалила меня кучей вопросов, будучи уверенной, что я-де должна знать всё, начиная с того, что не та ли я Настя Парфёнова, «о которой везде пишут». Затем появились Наташа в розовой пижамной кофте, Гномыч, Алинка, Натали и другие, в том числе соратники Илахи по первой группе. На первогруппников и Наташку надели картузы и послали их раздавать газеты и проводить созданный мною опрос, над которым они долго ржали, а Натали, Гномыча и Алинку поставили на регистрацию СМИ, ВИП-персон и простых гостей соответственно. Объяснять девчонкам, как отличить ВИП-персону от обычной, было поручено мужу Татьяны Владиславны, и когда он вещал,из динамика над нашими головами прозвучала фраза из рекламы "Кода Апокалипсиса": "Этот день вы запомните навсегда!" - видно, кто-то из звуковиков что-то не то нажал. Но прозвучало пророчески ) Однако прежде, чем всё это произошло, я успела поработать на славу. Когда тексты благодарностей были закончены, я перекинула их на дискету и спустилась в 18-й кабинет творческого отдела – перепечатывать их на бланки. Бумаги для черновиков мне не выделили, и пришлось обкатывать шаблон на двух бланках – как выяснилось впоследствии, весьма опрометчиво. Стоило мне найти идеальный формат шаблона и напечатать две благодарности, как меня оторвала от работы Наталья Борисовна: в рабочий план срочно вносились поправки.
Раз за разом директор ДК писала мне на бумажке имена-отчества тех, кто в моём электронном списке упомянут не был, мы вместе сочиняли, за что бы наградить этих личностей, потом я отпечатывала им благодарность на бланк и приносила их Наталье Борисовне, и так до тех пор, пока зелёные бланки не кончились и не пришлось переходить на серые. Пока я печатала, за моей спиной бурлила традиционная авральная жизнь: все бегали туда-сюда, что-то приносили и уносили, командовали, переспрашивали, репетировали речи и так далее. Наша восходящая звезда русского фолка Догаева заявилась с температурой – всё лицо у неё горело и вид был крайне жалкий. Однако всё время до начала концерта она усердно белила свою багровую физиономию и не менее усердно бодрилась, так что заменять её не пришлось. Когда осталась последний серый бланк для благодарности, Наталья Борисовна перестала давать мне ценные указания, и я переместилась в соседний кабинет – помочь Илахе. Наша работа состояла в том, чтобы отпечатанные мною грамоты вставить в рамочки для фотографий, а трудности этой работы заключались в том, что рамочки надо было распаковать, открыть, а грамоты в них ещё и не лезли, и приходилось обрезать им края с помощью специальной машинки. Сотрудникам и друзьям ДК полагались грамоты в простых пластмассовых рамочках под дерево или под мрамор, а его покровителям – депутатам всяческих инстанций – в больших и дорогих деревянных рамах. Те грамоты, что были отпечатаны на принтере в кабинете творческого отдела, вели себя образцово, однако те, что были отпечатаны на принтере в нашем кабинете, безбожно смазывались как в машинке для обрезания (клеевое определение вышло)), так и об стекло рамочек.
Наконец, эта работа была закончена, грамоты в рамочках были сложены стопочкой, а мусор выкинут, но Наталья Борисовна не желала успокаиваться. Мне было поручено напечатать ещё несколько грамот, которые обойдутся без рамочек, и грамоту, для которой она пожертвовала рамочкой от своего собственного диплома, стоявшего у неё в кабинете в шкафу, под стеклом, а так же две благодарности поменять местами в рамочках, и приклеить к рамочкам наклейки – кто из награждаемых откуда (из думы, из префектуры, из муниципалитета и т.п.). В перерывах между поручениями Натальи Борисовны я поднималась в наш кабинет и была на побегушках у Татьяны Владиславны – раскладывала стопки наших газет в холле первого этажа, выставляла наши дипломы и награды на общей выставке, наливала воду в вазу (сделанную из половинки пластиковой бутылки)) для букета, преподнесённого нам вездесущим Кривовым, вычитывала (то бишь вносила корректорскую правку в текст, напоминаю) какие-то материалы, звонила опаздывающим сотрудникам, и так далее, и тому подобное. Так же мы с девчонками присобачили к нашему уголку выставки пять планшетов, к которым прилагались ручки и были прикреплены листы бумаги с предложением, адресованным всем гостям, написать свои впечатления от праздника (забегая вперёд, замечу, что за весь праздник мы получили от силы два отзыва). При этом я умудрялась периодически выбираться в Интернет, хоть Татьяна Владиславна и гоняла меня оттуда, а Илаха и Гномыч, у которых дома Интернета отродясь не было, изрядно мне мешали, заглядывая мне под руку, хватаясь за мышку и любуясь аватарами (последнее – прерогатива Илахи: кажется, она сегодня впервые в жизни увидела анимацию и пребывала некоторое время в лёгком шоке).
Состоялось даже нечто вроде обеда – в одно из моих кратковременных появлений в кабинете мне всучили тарелку, на которой возлежал аппетитный блинчик с творогом, щедро политый сметаной. Естественно, я его смолотила, а так как Натали отказалась сбегать за бутылкой ФХ, сбегала за ней сама и с удовольствием промочила горло. Тем временем в холле второго этажа принялся располагаться симфонический оркестр (контрабасист – труЪ старичок, прям Мефистофель! Сфотографировала его)), а всё здание ДК начало наполняться народом, жаждущим хлеба и зрелищ, и несносными мелкими детишками, норовящими стыбзить воздушный шарик. Наконец, ни Наталье Борисовне, ни Татьяне Владиславне моя помощь стала не нужна, и я начала лихорадочно соображать, что бы ещё такое сделать (ибо массовая истерия, распространившаяся по всем сотрудникам ДК со скоростью света, не обошла и меня). Хвала Магистрам, явилась Инна и заставила меня вооружиться моим же опросом и моим же фотиком и отправиться опрашивать народ за компанию с первогруппниками и фотографировать происходящее за компанию с Егором, а так же одним глазом следить за нашим уголком выставки – кабы кто предприимчивый не прихватизировал наши кубки в личную коллекцию. Потом сторожить уголок засадили Илаху, и я спустилась ради интереса на первый этаж, решив, что трое опрошенных – достаточно (всё равно одно и то же отвечают). Там я заглянула в музыкальную гостиную, где репетировали артисты, пофотала, а потом присоединилась к народу, торчавшему на регистрации. Дальше – самое интересное!

Итак, вчера вечером я посмотрела новости, почитала журнал и легла спать. Вот уже второй день, как мне не спалось: снилась гадость, я постоянно просыпалась и подолгу ворочалась, мучительно соображая, где сон, где явь. Содержание самого продолжительного и реалистичного сна было таково: я заперта в туалете своей квартиры, у которого почему-то прозрачная дверь, и вижу, как в коридоре на полу лежит моя мама с неестественно длинными волосами, и по обе стороны от неё стоят две совершенно одинаковые моих бабушки. Одна бабушка, неловко согнувшись, гладит её по голове и что-то ласково лопочет, а другая, стоя в полный рост, изо всех сил тянет её за эти самые длинные волосы и кричит что-то вроде: «Поднимайся немедленно!». А я колочу в эту дурацкую стеклянную дверь и ору как сумасшедшая: «Прекрати, сука! Прекрати, сволочь!..» и просыпаюсь, естесна, в холодном поту. Весь этот бред свидетельствует лишь об одном: нервишки ни к чёрту, и хорошо ещё, что днём меня отвлекает от апокалипсических раздумий изматывающий непрерывный цикл «учёба – работа – учёба». Ну да не будем о ерунде, перейдём к тому моменту, когда я, по закону подлости, наиболее крепко задремала по утро и будильник смог разбудить меня лишь с маминой помощью. Позавтракать, естественно, не успела – закинула портфель за плечи и выскочила на улицу, где свежий воздух мигом опохмелил мои муторные уморазмышления. Ждать автобуса пришлось бесконечно долго – народ стоял уже плотной стеной, в противоположную сторону проехало уже три автобуса, а в нашу – ни одного, только битком набитая маршрутка один раз промелькнула мимо.
Когда подошёл «экскурсионный» 757-й, большинство ожидавших погрузилось в него, и так – на каждой остановке, пока турникет не сломался и водителю не пришлось открывать средние двери. 127-й обогнал нас только на перекрёстке, и то ненамного – в пробке на Ярцевке два автобуса стояли один за другим. В итоге на первый урок я малость опоздала, как ни бежала по дороге от метро. А первым уроком было обществознание, и в самом разгаре была пересадка класса по новым местам. И снова меня загнали в самую задницу – на седьмую парту ряда у окна, с Ефимом. Он, конечно, сидит тихо, жить не мешает, а только музыку слушает иногда, да и в точных науках сечёт, хоть и списывать не даёт, прикидываясь шлангом, но проблема в другом. Впереди меня сидит Юля Чередниченко, впереди Юли – Аня Осина, и всё бы хорошо, если бы они на физре не стояли в строю первыми, а я – где-то посерёдке. Проще говоря, мне за их головами не только не слышно, но и не видно нихрена, ну да ладно, где наша не пропадала! На общаге мы весь урок усердно строчили красивую утопичную сказку про гражданское общество и правовое государство – типа про то светлое будущее, в борьбе за которое мы все как один умрём, по-видимому. Наивно, смешно, но косит под серьёзность – вобщем оценка пядь, аффтар жжот ) На перемене я принялась усердно списывать с Ани Ковалёвой перевод предложений на инглиш, но успела списать меньше десятка, когда нас впустили в кабинет. Вскоре к нам присоединилась группа Елены Дмитриевны, и ко мне, воспользовавшись тем, что Аня Осина решила сесть не со мной, чуть было не подсел Лёха, но, хвала Магистрам, на кабинет претендовал класс какой-то малышни, и нас оттуда согнали.
Пол-урока прошли в скитаниях между кабинетов, которые были заняты, и в коротких остановках на родном этаже, где я продолжала невозмутимо списывать с Ани предложения, а географичка выходила в коридор и шумела на нас за то, что мы шумим. Наконец, нам нашлось пристанище в кабинете химии, и мы приземлились за одну парту с Машей. О предложениях англичанка благополучно забыла – весь первый урок мы подчёркивали в учебнике предложения для нового диктанта. Так как я забыла учебник дома, я те предложения, что надлежало подчеркнуть, сразу записывала в словарь, но в конце урока англичанка начала торопиться и диктовать быстро, и я не успела записать всего. Хотела потом переписать у Маши, у которой учебник был, да так и забыла, а потом забила – перепишу на линейку вообще все предложения для перестраховки, лишними полюбому не будут. На перемене нас погнали было обратно в наш кабинет, но он по-прежнему был занят, так что мы вернулись в кабинет химии и сели как сидели. На втором уроке инглиша нам раздали тетрадные листы и распечатки с текстами про Вторую Мировую на русском, – большими текстами, на весь лист формата А4 сверху донизу, - которые следовало перевести на инглиш. Всех слов я не знала, а точнее, не помнила, Маша со всеми своими шпорами и то никакого подспорья из себя не представляла, а попытку воспользоваться мобильным переводчиком англичанка вскоре пресекла. В общем, я успела дойти только до середины текста – впрочем, полагаю, как и большинство. Потом была алгебра – в соседнем кабинете шизики. Нам раздали книжечки с проверочными, которые мы писали когда-то давно в отсутствие математички, и, хоть я и списывала с Дениса, у меня там значился трояк. Хотя, если уж даже у Вероники банан, я могу считаться везучей!..
Оба урока мы готовились к контре по алгебре, предстоящей в четверг, забыв напрочь про геометрию. На перемене я встала из-за парты, дабы выйти в коридор, но забыла, что сижу близко от окна, и так здорово ёбнулась коленкой правой ноги об батарею, что аж в глазах потемнело. Посидев и оклемавшись, я обнаружила, что хромаю, и решила лучше никуда не ходить. После алгебры мы с новенькой Дашей отправились в буфет, но жрать там снова было решительно нечего, и я потащила её к Татьяне Алексеевне в надежде чем-нибудь съестным разжиться со стола её перваков. Но и там ничего не обнаружилось, а пока я жаловалась Татьяне Алексеевне на свою тяжёлую рабочую жизнь, Дашка успела благополучно слинять. Пожаловаться на тяжёлую личную жизнь не успела – Татьяна Алексеевна заявила, что скоро звонок, и выставила меня за дверь. Я поднялась наверх, где поторчала с Дашей у подоконника, поболтали. Выяснилось, что она тоже по утрам иногда включает мультик про Рэдволл и вспоминает детство – типа не я одна такой странной формой ностальгии страдаю. Потом она начала рассказывать, как ей недавно довелось прокатиться в электричке с компанией наци-скинов. Дескать, вваливается в вагон несколько татуированных бугаев, оглядывается по сторонам и рассаживается напротив полукругом. Пялились они на неё, пялились, один для пущей убедительности достал нож и принялся небрежно им поигрывать, и на этом самом интересном месте повествование закончилось, ибо прозвенел звонок, но раз Дашка находилась предо мной живой и здоровой, сам собой напрашивается вывод, что закончилась эта классическая история благополучно.
Когда мы вошли в кабинет, оказалось, что наша с Ефимом парта, как самая последняя, была завалена картами и цветочными горшками. Мы переместились на пустующую парту впереди, но вскоре Ефим пересел вперёд, к Гоге, оставив меня в гордом одиночестве. Такое незавидное положение дало все основания припоздавшим Юле и Жибек погнать меня оттуда, со своей территории, и я из соображений врождённой наглости выкинула с первой парты портфель Руденко, опаздывавшего уже по-крупному, и приземлилась рядом с новенькой Дашей. Пока все, включая меня, покладисто строчили конспект, она записывала в личный дневник «Досье на новых одноклассников» в алфавитном порядке. Очередь как раз дошла до меня, и я немало повеселилась, подсказывая ей, что она ни в коем случае не должна забыть про меня записать. Позаботившись о своей репутации, я переключила своё внимание на учительский стол и, когда географичка вышла в коридор поболтать по телефону, скомуниздила с него странную штуку, металлическую, круглую и плоскую, с прорезями, напоминающими шаблон для рисования значка радиации, и циферками между ними – 6, 12, 18 и 24. Кто-нибудь знает, что это такое? На циферблат часов не похоже… но в хозяйстве пригодится – посему я поспешно спрятала свой трофей в потайном кармашке портфеля. Но мне и того показалось мало, и, наглея на глазах, я попросила географичку подарить мне плакат из «Игромании», валявшийся сложенным у неё на столе – дескать, за хорошее поведение. И она подарила – на зависть всех близсидящих пацанов! На одной стороне плаката оказался всадник на белом коне из игрушки «Кодекс войны», а на другой – мужественный сталкер из «Richard Garriot’s Tabula Rasa» (одноимённая группа ни при чём, это тоже игрушка такая). Под катом ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ! Лезть всем!

Итак, вопреки ожиданиям, выспаться сегодня так же, как вчера, по непонятным причинам у меня не получилось. Зато маршрутку мне удалось тормознуть прямо на перекрёстке – водитель, добрая душа, знал меня уже хорошо и, подобрав меня, даже не счёл необходимым остановиться на остановке (простите за каламбур), хотя в салоне были ещё места. В итоге я вскоре была уже у метро и неторопливо двинулась к школе. В раздевалке обнаружилась Даша; дождавшись Кати, мы поднялись наверх. Первым уроком был русиш, и меня вызвали к доске – написать предложение, разобрать его и ответить на несколько каверзных вопросов; с этим я справилась, и мне поставили пять. Потом мы успели написать крошечный диктантик, и на этом урок закончился. Следом наступил инглиш, и мы принялись писать административный тест. Писали весь урок, так что я правильно сделала, не сделав (и снова каламбур!) вчера домашку по инглишу. Что касается предыдущих работ, то за тест по прочитанным летом в оригинале «Приключениям Гекльберри Финна» у меня стояло 5/5, за диктант – 4. Отстрелявшись, я бросила свой портфель у 45-го кабинета, где ожидалась литература, и новенькая Даша утащила меня в буфет. Мы долго стояли в очереди, косясь на соблазнительные горки пиццы на подносах, пока не выяснилось, что она вовсе не продаётся, а выдаётся «бесплатникам». По дороге в буфет есть я совсем не хотела, однако, насмотревшись на столь аппетитное, хоть и недосягаемое, зрелище, захотела. Из сложившейся ситуации выход был только один, и я им не преминула воспользоваться.
Короче говоря, я поднялась к Татьяне Алексеевне, где чинно-благородно восседала за своими партами мелюзга, тихо хомячила и вежливо говорила «спасибо», когда Татьяна Алексеевна наливала им чай. Несколько раз забегали дети из предыдущего татьяноалексеевновского выпуска, таскали сосиски и сливу – теперь и они познали все прелести школьной столовой! Я же мужественно молчала, пока Татьяна Алексеевна сама не предложила мне подзаправиться. Мы разделили по-братски две последние сосиски, после чего я налегла на груды сливы, оставшейся после обеда перваков – не пропадать же добру, в самом-то деле!.. На третьем уроке у малышни значилась прогулка (и не потому, что окно, а потому что у них теперь прогулки официально внесены в расписание), и со звонком они, убрав с парт свидетельства недавней трапезы, дисциплинированно построились у дверей. Я же, распрощавшись, сытая и довольная, поспешила туда, где оставила свой портфель, однако там никого не было. Пришлось мне немного пометаться по четвёртому этажу, потом по третьему, потом снова по четвёртому, и так бы я и забила на сии бесплодные поиски, если бы библиотекарша не направила меня в 35-й. Оказалось, там просто дверь была закрыта изнутри, и сидели они так тихо, что я и не подумала сперва, будто там кто-то есть. Меня, конечно, впустили, ибо опоздала я несильно и оправдалась тем, что заблудилась. На литре мы начали (и закончили) проходить «Светлану» Жуковского: записали несколько определений, примитивно порассуждали на энное количество ключевых тем, а попытка русички поведать нам от трагической любви поэта к собственной юной племянницы ничего кроме фырканья и скабрезных комментариев не вызвала, и её романтическое настроение стухло в зародыше.
В понедельник мы наконец-то начинаем «Горе от ума» - вот только все те книги, по которым я читала и перечитывала сиё великое произведение, слишком тяжёлые и дряхлые, и если я попру одну из них в школу, надорвусь, а она попросту рассыплется. Так что надо будет при случае отнести наконец в библиотеку Мольера и взять там Грибоедова в более тонком и современном издании. После литры была история, и я перед уроком углядела на одной из полок в кабинете роскошный альбом с военными фотографиями. У меня у самой дома имеется много таких альбомов, но этот был особенный, подарочный, в суперобложке, с лощёными страницами, с комментариями на русском, английском и арабском языках – мечта! Вобщем, я так от него и не отлипла, пока не пролистала от корки до корки. Со звонком мы начали писать проверочную, а пока мы отвечали на три поставленных вопроса, историчка раздала нам распечатки «Фашизм в Германии» - этакие аккуратные, всё чётко и кратко, хоть на стену вешай. Проверочная съела весь урок, и со звонком мы двинулись на химию. Там нас с Катей, двумя Дашами и Денисом, как людей, первыми появившимися на пороге кабинета, химичка припахала ставить на парты оборудование для лабораторной. Оборудования было мало, а нас – много, посему ящик со штативом и пробирками достался только каждой второй парте. Потом мы снабдили ящики склянками с веществами – по три на каждый: в одной – алюминиевый порошок, во второй – щёлочь, в третьей – кислота. Щёлочь засохла, и пришлось, прикладывая неимоверные усилия, отвинчивать крышки и заливать её водой. Наконец, приготовления подошли к концу, и остальной класс впустили в кабинет.
Нам с Аней Осиной, по традиции занимающей место рядом со мной в отсутствие Балунова, ящика не досталось, зато они были и сзади и спереди, и очень приятно, а главное – удобно было наблюдать за тем, как работают другие, сравнивать результаты и записывать умные фразы в табличку. Вот только уравнения реакций написали мы как-то через жопу, ну да ладно. В финале химичка огласила оценки за административную контру – у меня четыре, а у Руденко, которому я дала списать, пять! Стоит ли добавлять, как оно счастливо?.. Ну чтож, завидовать грешно, пусть хоть кто-то порадуется. С физры я ушла, даже не попытавшись вторично подъехать к Костику со своей дурацкой запиской от мамы, до дома меня подбросил фавер. Оказавшись в стенах родной квартиры, я долго ленилась начать писать пост, но, наконец, меня всё-таки прорвало на криатифф. А прежде чем это произошло, я решила в качестве эксперимента испытать на своей шкуре тяжкую долю ЖЖиста. И вот что я вам скажу: граждане, это кошмар! Всё на английском, никакого дизайна, не больше 150-ти интересов, и при регистрации тебя автоматически записывают в парочку дурацких сообществ, от которых отписаться невозможно! Так что созданное там местечко я забросила на произвол судьбы, снабдив, естесна, сцылкой на родное Гнездо. Закончив же строчить, я почитала Метро, а потом вывалилась на улицу. Направилась было куда глаза глядят, но тут услышала звуки музыки, усиленной динамиками, и пошла в том направлении, откуда они доносились. Ноги привели меня на сквер, куда помимо меня шло ещё много народу, и среди них я увидела одну весьма необычную для своего района фигуру: мужика с волосами до плеч, бакенбардами и бородой, чей торс в салатовой майке был обёрнут шотландским клетчатым пледом и перехвачен широким кожаным ремнём с бахромой.
Пробравшись вслед за ним к месту действия, я углядела на газоне ещё одного трушного типчика: парня с длинными вьющимися каштановыми волосами, в этаком длинном балахоне словно из мешковины, поверх которого была надета такая же длинная кольчуга, из-за спины виднелся большой круглый деревянный щит, а на поясе болтался целый арсенал: и короткий топорик с блестящим лезвием, и два меча в ножнах. А как он на меня поглядывал – это что-то! Ролевики спасут мир однозначно!.. В общем, я решила остаться и начала осматривать обстановку. Весь сыр-бор происходил на небольшой площадке в центре сквера, которую окружило плотное кольцо народа – преимущественно пенсионеров и маленьких детей, а за этим кольцом, по газону, ещё одно – из мольбертов, на которых стояли картины. Одна из них, изображающая зимний пейзаж, меня просто поразила своей реалистичностью – от неё прям холодом веяло… эх, были б деньги – купила бы. На самой площадке на стуле сидел дед и играл на аккордеоне, а пожилой хор из семи бабушек и одного деда (кстати, моего знакомого ветерана Кривова, у которого я брала интервью) пел русские народные песни. Потом вышли станцевать несколько замёрзших девочек в белых купальниках и красных боа, потом пенсионеры попели ещё чуть-чуть. Я собралась уже было уходить, как вдруг в поле моего зрения снова возник «шотландец», и теперь при нём была волынка. Я понадеялась, что он будет играть, и осталась. Вскоре вышел какой-то дядька и поведал зрителям, что пенсионеры и девочки – из какого-то местного клуба, а художники приехали аж из Южного Бутова. Читать дальше просто обязательно!

Вчера вечером, разделавшись с работой и немного полистав свежевыданные учебники, я завалилась спать и мигом отрубилась. Проснулась где-то в половине второго, позавтракала и села за английский. Прервалась я лишь для того, чтобы навернуть замечательного горячего супчику из подосиновиков со сметаной. Часам к шести вкалывать мне надоело, и я вывалилась на улицу. Ноги понесли меня куда глаза глядят и принесли на площадь перед универмагом, где в самом разгаре было празднование Дня города. Перед сценой толпился люд, на сцене отжигали детские и юношеские творческие коллективы, – в основном наши, зодчинские, - клумбы огородили забором, и менты ходили туда-сюда и снимали с него детей. Впрочем, один мент явно крепко выпил, ибо полез целоваться к какой-то даме, она его оттолкнула и убежала, и он кинулся сначала было её догонять, но потом передумал и вернулся на свой пост. Я, как истинный патриот своего ДК, притулилась с краю, пока выступали «ДАНК», «Сувенир», «Планета снов» и другие хорошо знакомые мне студии. Когда последний коллектив сошёл со сцены, объявили выход какой-то девчуковой поп-группы, названия которой я не запомнила, но, судя по реакции молодёжи, небезызвестной.
На сцене возникли две, мягко говоря, девушки, – одна кучерявая, другая – крашеная блондинка, - и начали петь под фанеру. Прозвучали уже когда-то слышанные мною мельком на родительских радиостанциях «хиты» - про «ааблакаа», «где ты - где ты», «летний дождь» и так далее. В перерывах между песнями, коих было никак не меньше дюжины, они заводили одну и ту же шарманку про «с днём рождения, Москва», «я не вижу ваши руки», «я вижу, что у вас хорошее настроение», «ну что, будем танцевать?» и так далее. Один раз фанеру запустили раньше, чем они договорили, один раз – позже, чем они запели в выключенные микрофоны. Сначала я стебалась над текстами (а-ля «позову тебя, и ты уйдёшь», «нас согревали ночами тёмные мостовые» ) и особенно над тем, как они исполнили «Ой, цветёт калина», потом мне стало скучно, и я начала озираться по сторонам. Молодёжь то прыгала и размахивала руками, то пыталась по парочкам танцевать под медляки, прижавшись друг к другу и покачиваясь как лодки, и неумело целуясь в перерывах между курением. Гопота с дебильно-счастливыми лицами активно манила выступающих девиц руками, словно надеясь, что те действительно спустятся со сцены в их объятия.
Вскоре моё внимание привлекли танцующие дед с бабкой – низенькие, сухонькие, аккуратно одетые. Они не просто дёргались под однообразно бухающие ритмы – они двигались как профессиональные танцоры (коими, скорее всего, и являлись), не повторяя ни одного движения дважды, синхронно и гармонично, улыбаясь и ведя глазами неслышный диалог. Мало того, что я так не умею – главное, что у меня бы через несколько часов танцев нон-стоп началась бы жестокая одышка и непреодолимое желание промочить чем-нибудь пересохшее горло, а пот капал бы с носа и подбородка. Но у пожилых королей танцпола не проявлялось ни одного признака усталости! Они и не думали остановиться хоть на секунду, такой марафон явно был для них в порядке вещей. Со временем вокруг пятачка земли, на котором они отжигали, собрался круг зевак, чьи головы напрочь скрыли от меня сиё экстравагантное зрелище. Смотреть на певичек желания у меня не было, и я ушла с площади, решив сделать небольшой круг по дворам и вернуться туда, откуда вышла. Стоило мне покинуть своё освещаемое скупым вечернем солнцем местечко и потопать по тенистым дорогам, как мне сразу стало холодно, и даже застёгнутая до подбородка кожаная куртка не спасала.
Благодаря холоду мой круг оказался уже, чем планировалось, и пролегал мимо трёх киосков союзпечати, где можно было бы купить комиксы, но они были закрыты. Звуки попсы я услышала уже издалека, но мне было интересно: всё те же две дуры колбасятся на сцене или уже другие? Сквозь дым, которого напустили на сцену так много, что находящихся на ней людей с большого расстояния было не разглядеть, что-то синелось – а у давешних девах костюмы были, как я помнила, красные. Я вошла на площадь, вгляделась над головами и руками скачущих: так и есть, другие, на сей раз чернявые. Вот только понять, две брюнетки агонизируют под рёв колонок или три, было сложно: слишком много теней металось по заднику сцены, подчиняясь прихоти бешено вертящихся разноцветных софитов. Пришлось подойти поближе – оказалось, брюнеток всё-таки две. Они как раз затянули «нетленку» про «а я всё летала», когда я добралась до танцующих стариков, которые по-прежнему колбасились и даже не раскраснелись. Я планировала ещё немного постоять и полюбоваться их мастерством (глядишь, и попробую повторить что-нить при случае), но девахи грянули «муси-пуси», и я согнулась пополам, хрюкая от смеха.
Народ, более адекватно отреагировавший на сиё «великое произведение», покосился на меня с некоторой опаской. Решив боле не смущать общественность, я ретировалась с торжества и уже за пределами площади услышала, как чернявые поют «Ягоду-малину». Получалось у них это хреново, но я всё равно слишком любила эту незатейливую старую песенку, чтобы отдаляться от её звуков всё дальше. Посему я остановилась её послушать, а заодно поглядеть, как красиво гарцует в небе улетевший у кого-то надувной конь. Это зрелище окончательно вернуло мне благодушное настроение, и у меня пропала всякая охота исходить сарказмом, улавливая смешные фразочки в попсовых текстах. Я пришла домой и засела за английский, всё равно не успела сделать всего, ну да и так прокатит – я ж не ботаник, чтоб от корки до корки выполнять домашнее задание, да ещё и настолько здоровое, что на его выполнение всего лета не хватило!.. Ну вот вроде и все события сегодняшнего дня. Если что забыла – не обессудьте, если что вспомню – подпишу. Жаль, конечно, что фотика у меня с собой не было )

Сегодня, после всей нижеописанной нервотрёпки с модемом, мне умудрился присниться офигительный сон. Сначала я оказалась в каком-то тесном магазинчике, где ко мне начали приставать два гопника. Я возмутилась такому повороту дела, одновременно захотела более приятных приключений на свою задницу – и вуаля! – меня с лёгкостью перенесло в другое место. Я обнаружила себя выходящей из метро в компании своей мамы, на простор какого-то разветвлённого подземного перехода. И тут в конце одного из коридоров я увидела набережную и реку, по которой плыли наперегонки, отчаянно работая лапами, несколько дюжин собачьих упряжек! Естественно, я возжелала наблюдать этот «собачий» заплыв с более близкого расстояния, но моя родительница, как обычно, закопалась, и мы выскочили из перехода куда-то не туда. Перед нами была высокая лестница, вроде тех, что громоздятся над путями поездов. Мы поднялись на её площадку, и точно, где-то внизу мерцали воды реки и темнела полоска пристани. Мы с энтузиазмом спустились вниз на другую сторону лестницы, и опять просчитались – оказались в каком-то тупике. Пришлось нам повторять процедуру подъёма и спуска в обратном направлении и тут же идти на штурм ещё одной такой же лестницы. Этот маневр возымел успех – мы оказались на поляне, в дальнем конце которой находилась менее высокая лестница, чем предыдущие, с перилами, украшенными красными воздушными шарами. Мы взобрались по этой лестнице и наконец оказались на пристани. Но опоздали: заплыв был окончен, и на мокром асфальте сгрудились мокрые ездовые собаки и их мокрые же хозяева – в плавках и купальных шапочках. С мстительным удовлетворением я заметила тех самых гопников из магазина, которых мент выдворял из воды. Мы с мамой подошли к владельцу одной из упряжек – грузному дядьке с багровым после заплыва лицом. Он сообщил, что в программе сегодняшнего мероприятия предстоят концерт, а потом ещё один заплыв. Я вознамерилась остаться на пристани до конца этого удивительного праздника, но моя матушка возжелала вернуться домой и попросила меня проводить её до метро. На этом месте я проснулась, а когда заснула опять, мы с мамой вновь стояли в переходе, у входа в метро. Я спешила её спровадить и рвануть на пристань, но когда я уже развернулась для марш-броска, она меня окликнула.
Я обернулась и увидела своё начальство – шефа Настю и выпреда Аню, в компании незнакомой мне девушки явно младше меня, которую мне представили как Алинку. Выяснив, что эта троица никуда не спешит, я пригласила их на «собачий заплыв», и они согласились. Я повела своих новоприобретённых компаньонов к тому коридору, который, насколько я помнила, выводил прямёхонько к пристани. И тут Алинка притормозила у одного из киосков, в котором продавали всякую мелочёвку, и заявила, что любит брелки с пластмассовыми далматинцами и хочет купить себе ещё один для коллекции. Я вспомнила, что тоже когда-то коллекционировала игрушечных собачек, и на свою голову встала в очередь вместе с ней. Настя и Аня уже куда-то исчезли, а я, поглядывая в конец коридора, заметила, что уже не вижу там пристани и реки. Вместо этого из него повалили толпой двойники известных людей – один был похож на Толстого, другой на Ленина, третий на Сталина, и то лишь весьма отдалённо. За ними следовала небольшая компания трансвеститов, и, не успела я брезгливо отвернуться от этого зрелища, как из-за их спин в чём мама родила выскочила целая орава ужасающих мутантов: у одного было две головы, у другого – несколько пар рук, и так далее. Эти голые уроды вихрем пронеслись по переходу, норовя облапать всех и вся. Люди, что стояли в очереди, сгрудились, спасаясь от шаловливых конечностей человекоподобных чудовищ; тем же, кто очутился с краю, в том числе и мне, приходилось от них отбиваться – одному извращенцу, кажется, я даже съездила локтём по морде. Наконец, атака была отбита, а вскоре и подошла наша с Алинкой очередь. Продавщица спросила нас, не на концерт ли мы идём; когда мы ответили утвердительно, она предложила нам вместо брелков приобрести билеты. Так мы и поступили; по-видимому, эти билеты надлежало как-то активизировать в одном из стоявших в переходе автоматов. Я первой подступилась к ближайшему агрегату и незамедлительно вывела его из строя – то ли не туда сунула билет, то ли не на ту кнопку нажала. К другому автомату первой подходила уже Алинка, но процесс активизации её билета занял так много времени, что со своим я решила не париться – авось и так сойдёт, а не сойдёт – пройду по ксиве.
Итак, мы с Алинкой вышли на свет Божий, и перед нами вновь очутилась лестница. Опознать, которая эта из тех двух, что уже исходили мы с мамой, было невозможно, и мы пошагали вверх. На площадке, откуда была видна пристань, мы перевели дух. На импровизированной сцене, устроенной на плавучем пароме, уже играли музыканты, какой-то дядька в белом костюме что-то пел. Я заметила, что хоть я и не любитель русского шансона, песенка душевная; Алинка тоном знатока назвала мне имя исполнителя и название песни, кои я не запомнила. Засим мы спустились – и вновь оказались в тупике. Однако при ближайшем рассмотрении он оказался не просто пятачком земли в окружении мрачных зданий – в дальнем его конце были ворота из металлических прутьев, несколько коих было выломано. Я протиснулась в образовавшуюся дыру, и передо мной открылся старый парк – скрюченные стволы деревьев, поросшие бурьяном тропы, а за ними – бесконечный ряд обветшалых строений некогда помпезной усадьбы. Пришлось нам возвращаться к лестнице, которая из обычной неожиданно превратилась в пожарную – устремляющуюся вертикально вверх, без перил. Алинка решительно полезла навстречу небесам, я – за ней. Перекладины были скользкими, причём некоторые из них были выломаны, а я, как выяснилось, была не то в перчатках, не то в варежках, которые мешали моим рукам за эти перекладины цепляться и вообще норовили слететь. Я поняла, что эта авантюра грозит мне бесславным падением с большой высоты на землю обетованную, и я предпочла спуститься вниз. Алинка последовала за мной; мы оказались в ловушке. И тут я услышала за спиной знакомый голос, уверяющий меня, что я не иначе как сошла с ума – а то не полезла бы на эту грешную лестницу. Я обернулась и увидела Настю; фоном ей служил примечательный кадр, - на земле лежал человек, другой человек склонился над ним, - но мой великолепный шеф не обращала ни малейшего внимания на эту мелочь даже тогда, когда один человек погрузил другого, лежавшего, в чёрный автомобиль и уехал чёрт знает куда. Она приказала нам следовать за ней и вскоре вывела нас к другой лестнице. Преодолев её, мы достигли вышеупомянутой поляны с лестницей, помеченной красными шарами. Поднявшись на пристань, мы оказались прямо перед очаровательным белым прогулочным пароходиком.
На берегу стоял капитан этого милого судёнышка – это я поняла сразу. Дядька был немолод, но хорош собой: длинные вьющиеся волосы цвета воронова крыла и такие же пронзительно-чёрные, как угли, глаза. Улыбнувшись нам белозубой голливудской улыбкой, он пригласил нас на борт, обещая доставить прямиком к плавучей сцене. Мы приняли приглашение и поднялись вслед за капитаном на верхнюю палубу, где нас уже ждала Аня. Там же присутствовал молодой человек, судя по внешности – бурят, калмык или чукча. Он поедал из внушительного размера тарелки какой-то салат и, подняв голову от своего кушанья, вежливо поздоровался с нами с набитым ртом. Капитан предложил и нам пообедать, но мы отказались. Наконец, наш пароходик вклинился прямо между плавучей сценой и берегом, на котором расположилась забитая народом трибуна, словно на стадионе под открытым небом. Мы вчетвером вывалились на берег и немедленно потеряли друг друга в толпе. Я нашла себе свободное местечко и с удовольствием плюхнулась в кресло. Спустя миг я разглядела свою соседку; эта девушка, судя по бесформенным лицу и фигуре, была дауном – и она проявляла повышенный интерес к моей персоне. Я не хотела обидеть своим невниманием это несчастное существо, посему поначалу поддержала «беседу».
Самое интересное!

Вчера вечером мою маму всё-таки настигла кара в лице свежего альбомчика Каннибалов. Полистав буклет, она обозвала сиих славных ребят «упырями», а переводить ей названия песен я отказалась из соображений толерантности. Наконец, мы погасили свет, и я великодушно врубила музло всего на двадцатой громкости. В течение первой песни моя родительница активно комментировала происходящее в её многострадальном левом ухе, сравнивая его с «зубодробительной машиной». Но так как я на неё шипела, вскоре она притихла и даже местами позёвывала, в то время как я ритмично (хотя хрен поспеешь за этим ритмом) подёргивала ногой (за невозможностью потрясти хаиром), мешая спать устроившейся на ней собаке. Чего и следовало ожидать, флоридские людоеды моему маверу не понравились по причине «примитивности и однообразности», зато она изрядно повеселилась, угадав одну из излюбленных народных забав – «переводить» на русский неразборчивое бормотание Жоры Рыбака – и успешно ей воспользовавшись. Мне, с моим знанием инглиша, нефиг и надеяться на такое приятное времяпровождение!.. Так же она немало удивилась, что, оказывается, «не так страшен брутал дэт, как его малюют» - у неё от него даже башка не разболелась, хотя, по идее, должна была. Чтож, всё к лучшему: теперь ей, пожалуй, вообще ничего не страшно, да и я больше на неё не сержусь за нелестные отзывы о Мановарах. Сегодня будем слушать мою болванку с коллекцией лучших песен Корпикланей, некогда скинутой мне Пухом в аську. А там, глядишь, ещё дисков нашлёпаю – сегодня наконец-то дошли руки распаковать и заценить альбомы, скачанные папой в Москве по найденным мною ссылкам.
Мои планы, покинув маму, послушать Бурзум снова пошли прахом: очень уж хотелось спать! И под убаюкивающий шум ночного дождя я захрапела как миленькая. Снился какой-то попсовый, но халявный опен-эйр концерт – то бишь небольшая сцена и ряды лавок. Сначала народу было немного, и я вольготно расселась где-то посерёдке, но вскоре люди сбежались как на пожар, и туши жаждущих зрелищ зрителей стиснули меня с обеих сторон. Мне стало тесно и душно, и, когда меня окликнул симпатичный дядька, прикинутый точь-в-точь как Остап Бендер, только с фотоаппаратом на груди, я охотно выбралась из этого ада. Из природного любопытства, а так же понимая, что во сне меня никто вроде бы как не может обидеть в принципе, я последовала за дядькой в какое-то уютное помещеньице, где он приказал мне сесть на пианино. Мне и наяву-то не приходилось быть героиней фотосессии, а во сне тем более, посему я повиновалась и взгромоздилась на несчастный инструмент. Дядька долго придирался к тому, как я сижу, требовал повернуться то туда, то сюда, и наконец, когда моя поза достигла максимального неудобства и я рисковала свалиться с лакированной поверхности пианино к чертям собачьим, мой мучитель взялся за фотоаппарат, и сверкнула вспышка. Я с облегчением слезла на землю обетованную и поинтересовалась, когда и где я смогу забрать фотографию. «Остап Бендер» пробубнил нечто неопределённое про то, что живёт на улице Ивана Франко, и я, обрадовавшись, что это совсем недалеко от моего дома, вышла на свет Божий. Концерт был в самом разгаре, но я не хотела лезть в толпу и пошла дальше, и вскоре набрела на какую-то ярмарку народных промыслов. Мои поиски на её прилавках моих любимых оловянных солдатиков не увенчались успехом, и с досады я проснулась. Был первый час дня.
Впрочем, в такую погодку сон был наилучшим времяпровождением: собачий холод, сильный ветер и затянутое тучами небо, всё никак не могущее разродиться нормальным дождём. Посему я сегодня я не только готовила в помещении, то бишь в хозблоке, но и ела – то бишь у себя на «крыше», перед телеком. Однако желание почитать Фрая на качелях было сильнее злокозненной погоды, и я-таки осуществила это намерение. Когда я решила вечером прогуляться по родным Крутицам, дождь наконец-то пошёл. Но это был не обычный летний дождь, крупный и хлёсткий, и не осенний – холодный и унылый. Это был какой-то весенний дождь: мелкий, почти неразличимый глазом, быстрый, но бесшумный, приятно прохладный, не стекающий ручьями по лицу и рукам, а словно ласково их касающийся, как брызги святой воды на Пасху. Волосы быстро стали влажными и не лезли больше в глаза, а при кажущемся безветрии листья деревьев трепетали, как от лёгкого дыхания… благодать! Непонятно (или понятно?) чему улыбаясь, я обошла все линии по два раза, встретила дядю Севу с пустой тачкой, предложившего мне: «Садись – прокачу!», и несколько знакомых собак, включая уже описанного мною одомашненного обаяху Бома и убеждённого бродягу Черныша, напоминающего мне Алукарда. Эх, сегодня же, как-никак, ночь Ивана Купалы… если бы какая-нибудь добрая душа отвезла меня сегодня в рязанщину, в Даниловку, к бабе Вале, я бы сейчас не сидела здесь перед монитором, а пела бы, танцевала, прыгала через костёр, пускала бы цветочные венки с зажженными свечками по Серебрянке – притоку Оки – и переплывала бы её на лодке туда-сюда, чтобы подняться по косогору в более цивильную Константиновку, разросшуюся, словно маленький деревянный городок. То есть ловила бы свой кайф со знакомыми ребятами на этом удивительном языческо-православном празднике, когда, поговаривают, что ни загадаешь – всё сбудется… к тому же в этом году на Купала выпал на удивительное число – 07.07.07. Первый и последний раз в истории мироздания эта счастливая цифра выстраивается на календарях, и все бросаются признаваться друг другу в любви, а кто-то – и браки заключать…
Но папа сейчас в столице, отвезти меня в Даниловку не может и в качестве моральной компенсации прислал мне на счёт материальную поддержку в виде тех самых злополучных трёхсот рублей, коих мне должно хватить до 15-го числа и, естественно, не хватит. Так что для желающих присоединиться к моему бате в этой благотворительной миссии напоминаю номерок – 89035629290. Засим прощаюсь и иду спать – интересно, что может присниться в эту мистическую «ночь цветущего папоротника»…

Вчера вечером мне позвонило начальство и сообщило, что сегодня, как и прошлой весной, мы должны работать в режиме пресс-центра на фестивале, посвящённом празднованию дня славянской письменности и культуры. Моей маме пришлось писать мне записку - она сочла это лучшим вариантом, нежели я в нужное время сама сбегу из шараги через чёрный ход. Сегодня нам надо было приходить ко второму уроку, а уходить мне надо было уже после четвёртого. Историчка, которую я поймала на лестнице, подписала записку как миленькая, и англичанка отпустила меня с Богом. Следует так же похвастаться, что у меня четыре за итоговую контрольную по физике - значит, тройка в триместре точно уже не выйдет. Со школы меня подхватил папа и завёз меня домой, где я переоделась, прихватила деньги и фотик и уронила в желудок какую-то прошлогоднюю булку. На работе я оказалась, как и было условлено, в половине первого. Там уже была Алинка, а вскоре подтянулась и Гномыч. Настя и Татьяна Владиславна бегали по всему ДК, чтобы нас не забыли взять с собой. Меня пустили в интернет, а Алинка игралась с телефоном моего папы. Наконец, через добрый час нас согнали вниз и посадили в автобус вместе с коллективами ДК. Всё время до этого мы думали, что едем на Поклонку, как и в прошлом году. И только когда автобус тронулся, нам сообщили, что нас везут в Православный Паломнический Центр (далее ППЦ) - тот самый, что напротив площади Индиры Ганди, неподалёку от МГУ.
Здание ППЦ, скромно притулившееся за огромным пивным рестораном "ДурдинЪ", было со всех сторон окружено праздничными сооружениями: сценой для концерта, ярмаркой народных промыслов и вернисажем, организованным детской художественной школой №5 и фотостудией "Арт-фото". В такую рань, когда мы туда приехали, там никого ещё не было, кроме ментов. Вооружившись планшетами и ручками, мы разбрелись кто куда. Обойдя территорию и изучив обстановку, я вернулась к своим изнывающим от скуки и жары коллегам. Мы с Алиной купили по мороженому а-ля "фруктовый лёд". Оно оказалось противным, быстро таяло и текло, и от него становились липкими руки. Поэтому я не поленилась дойти до площади, чтобы выкинуть его в урну. Потом я снова пошла шататься и зашла в само здание ППЦ. Полупоглазив на витрины большого церковного магазина, я сунулась на выставку замечательного художника Виктора Маторина, сказав, что я журналист и вообще свой человек. Несмотря на то, что я сегодня была без ксивы, меня пропустили бесплатно - во многом потому, что за мной образовалась длинная очередь. Походив по выставке, с грехом пополам протолкавшись к самым красивым картинам и сфотав их, я напоролась на начальство. Оно отправило меня брать интервью у художественной школы и фотостудии. Я взялась за дело со всей ответственностью, опросив всех встречных на вернисаже - начиная от директора школы и заканчивая гениальным мальчиком Пашей, который нарисовал крутую картину и за это был награждён поездкой в Суздаль (это интервью я напечатаю и выложу позже).
Вскоре моих респондентов (то бишь интервьюируемых) отвлекли девушки в народных костюмах, затеявшие водить хоровод. Я сбежала от этого сомнительного удовольствия и как раз вовремя выскочила на площадь перед сценой - концерт начинался. Я удобно уложила локти на сцену, настроила объектив и принялась клепать свой фоторепортаж. Сначала на сцену забрался смешной бородатый мужик, типа волхв, в рубахе с нарисованными на ней глазами и долго толкал речь про Кирилла и Мефодия. После него вышел дядька с внушительно закрученными по-гусарски усами и на расстоянии пары шагов от меня отзвонил в колокола (только мои уши были способны выдержать такое!), а за его спиной дети держали таблички с буквами, образовывая слова: "Русь", "народ" и "единство". Потом началось выступление танцевальных и вокальных коллективов. Я, конечно, в основном фотала наши, зодчинские, но и другим тоже от меня досталось. Во время презентации нового украинского танца один парень из "ДАНКа" споткнулся на сцене, упал и отполз за кулисы. Позже выяснилось, что у него что-то с бедром - не то мышцу растянул, не то связки порвал, а на фестивале не оказалось даже врача, могущего оказать первую медицинскую помощь. Когда выступили все наши попутчики, нас опять согнали в автобус и повезли обратно в ДК. По дороге Настя позвонила Гоше, которому сегодня исполнилось 20 лет, после разговора передала трубку нам, и мы втроём хором проорали в неё троекратное: "Па-здра-вля-ем!"
Белый свет встретил меня крупным, быстрым, тёплым грибным дождём. Я сорвала с головы кепку, растрепала волосы и неспеша двинулась домой, подставляя лицо каплям живительной влаги. По дороге я встретила старого знакомого - байкера Валентина по прозвищу Рысь, заехавшего навестить своих местных корешей. После взаимных приветствий он милостиво разрешил мне сфотографировать своего железного коня, но сам позировать отказался. Потом Рысь уехал, а я вернулась домой. Если подвести итоги, за сегодняшний день я сделала более трёх сотен фотографий. Я непременно выложу их на ваше обозрение, как только Валез закончит реформировать фотоальбУмы. А ещё я купила себе маленький славянский оберег - глиняную лошадку всего за чирик. Дома сфотографировала её в макро на фоне соломенной циновочки, сплетённой моей первой учительницей Татьяной Алексеевной (фото внизу). Завтра мне предстоит тащить в школу все учебники для сдачи в библиотеку. А ещё я приветствую нового ПЧ! Добро пожаловать, pika-pika! )

Итак, к шести часам я заявилась в родное ДК, поднялась наверх, протолкалась к дверям в актовый зал. Держа перед собой ксиву, благополучно заменившую мне стоивший сто рублей билет, я в числе первых оказалась внутри и уселась в центр своего любимого третьего ряда. Концерт не заставил себя ждать - свет погас, раздвинулись тяжёлые кулисы. Представление, по традиции, начали самые маленькие члены коллектива - подготовительная и первая группы. Их номера перемежались боянистыми номерами средней и изредка второй. Далее последовал 15-минутный антракт, во время которого я спустилась к автомату купить бутылочку ФХ. Встретила математика из своей школы, поздоровалась с ним, но он меня не узнал (ясен пень почему - он у нас никогда не вёл, а те уроки, которые он заменял, я благополучно проспала). Второе отделение было всецело и полностью отдано старшей группе "Планеты снов" - ребятам, которым ничего не стоит дать фору кому угодно вплоть до "Тодеса". Рванула громкая музыка, яркие вспышки света резали глаз, танцоры на сцене жгли нипадецки - что ещё нужно для полноценного счастья? Некоторые номера, как обычно, балансировали на тонкой грани со стриптизом - по крайней мере, любой нормальный представитель мужской половины население истёк бы слюной вплоть до полного обезвоживания.
Самым целомудренным моментом концерта был мини-спектакль "Письма с фронта", посвящённый недавнему дню Победы. Вещь очень сильная и очень тяжёлая (в моральном плане), цепляет за душу мгновенно. Увидели зрители и старые хиты ансамбля - "Маски", "Субботник", "Афро", уже с новым солистом. По сравнению с Раваном он, конечно, проигрывает моментально, но следует отдать ему должное - несмотря на полноватую комплекцию, двигался он с потрясающей скоростью, в прямом смысле отдуваясь "за себя и за того парня". Выступление пролетело быстро, на едином дыхании, и к его концу на сцену напустили столько дыма, что танцоры были видны словно сквозь пьяный туман. Удовольствие я словила колоссальное, и не только благодаря тому, что нахаляву. Один раз увидев "Планету", влюбляешься в неё навсегда - и я не преувеличиваю! ;)

Итак, к десяти утра я явилась на работу, в заваленный костюмами кабинет. Там нас припахали готовить угощение для жюри - разливать по чашкам кумыс, накладывать в плошки мёд и рубить тупым ножом слипшийся в упаковке чак-чак (это такая гадость из лапши, злаков и орехов). Начальство бегало злое туда-сюда и на всё ругалось - то кумыса налито слишком много, надо отлить, а то расплескается; то чак-чак лежит слишком крупными кусками и надо поломать его руками. Потом мы разгребали костюмы и относили их в свою гримёрку, а потом мы с Натали и Гамбитычем сбежали на лестничную клетку посидеть на подоконнике. Вернулись мы очень вовремя - пора было переодеваться для башкирской сценки. Я ворвалась в гримёрку, стащила с себя чорную водолазку, закатала до колен кожаные партки и напялила своё розовое платье и малиновый бархатный жилет. Пришлось надеть и уржачную зелёную тюбетейку, из-под которой постоянно выбивались волосы. Она держалась на резинке под подбородком, которая безбожно меня душила. Нашлось и моё полотенце, и пришёл башкир, который должен был играть нам на курае (это такой национальный инструмент типа дудочки). Поторчав немного в коридоре перед гримёрками, мы столпились позади зрителей, глазевших на сцену, разбитую прямо в холле второго этажа.
После трёх номеров мы спустились вниз по лестнице и встали за сценой. Когда зазвучал курай, все мы вышли на сцену - Ёж и Паша с флагами, мы с Настей с полотенцами и девчонки с угощением. Отыграли мы свой номер на ура - постарался "ДАНК", постарались мы, постарались шеф и Гоша, заменявший кинувшего нас подставного башкирского старейшину. Позже оказалось, что мы единственные на этом этапе конкурса уложились во временные рамки - две с половиной минуты. После нашего выступления мы вернулись в гримёрки, где я с наслаждением стянула платье, жилет и тюбетейку, надела водолазку и распустила хаир. В гримёрке было адски жарко, и даже открытое окно и припасённая Гошей большая бутылка пепси на всех не спасали положение. Вскоре подтянулись наши коллеги, не задействованные в сабантуе. Мы все завязали свои зелёные косынки и стали ждать своего выхода на сцену актового зала на второй этап конкурса. Ошивались то в гримёрках, то в коридоре перед ними и изнывали от жары. Я опрометчиво надела сегодня кожаные штаны - в этой бане они моментально ко мне прилипли. Ежу и Паше, метально прикинутым с ног до головы, было, я полагаю, ещё более тяжко. Так что, пафосно выражаясь, секунды ожидания тянулись для нас как часы, и только две девочки из "ДАНКа" и одна из цирковой студии чувствовали себя внешне спокойно.
Наконец, мы вышли за кулисы, осторожно выглядывая наружу. Зал забит битком, сцена уже замусорена конфетти, блёстками и шариками. Ёж и Паша взяли наш пенопластовый домик, по техническим причинам оказавшийся раза в два меньше, чем предполагалось, мы все уместились за ним и в жуткой давке засеменили на сцену. Свой номер, опять-таки, отыграли практически без ляпов, да и во время уложились. Уйдя со сцены, мы проникли в зал и уселись в первом ряду досматривать программу. По окончанию второго этапа конкурса начался третий, в котором наш шеф Настя выступала в паре с Гошей в качестве клоунов. Как обычно, их номер прошёл на ура - несмотря на то, что новым было только начало, а вторую пловину сценки мы уже видели на одном из концертов, ржачно было всё равно. В качестве заключительного этапа была игра в буриме - конкурсанты получили конверты, в которых были листочки с рифмованными словами. Пока они строчили стихи, рассевшись на сцене на коленях, ведущая заставляла группы поддержки по очереди орать свои речёвки, дабы выявить самую активную из них. Мы сорвали глотки, а Настя тем временем, закончив позже всех, написала несомненно самый лучший стишок (да, наш шеф не только клоун, но ещё и поэт, между прочим!). Потом жюри ушло совещаться (то бишь курить на лестнице, как я думаю). Во время их отсутствия нас развлекали танцевальный ансамбль "Войтэкс", какой-то хип-хоп коллектив и чемпионы мира по степу - знаменитый дуэт "братья Николас" (увидев их вблизи, подтверждаю - никакие они не братья). К слову, день вообще был богат на дуэты - одним из членов жюри был мужик из не менее известного мим-дуэта "Валерий и Глеб".
Выступления коллективов и дуэта закончились, а жюри всё совещались. Зрителей попросили подождать пять минут, приглушили свет и включили умиротворяющую музыку. Вместо пяти прошло больше пятнадцати минут, и наконец пришло время огласить результаты конкурса "Лучший в профессии" среди руководителей детских и юношеских коллективов, или, как выражались ведущая и жюри, среди культпросветработников. Была отмечена лучшая группа поддержки, вручён приз зрительских симпатий - плюшевый бегемот. Далее жюри начали вручать дипломы. Третье место - не нам. Второе - тоже не нам. Лицо Насти, стоявшей на сцене, становилось всё несчастнее и несчастнее. Погрустнели и мы, задумавшись, как мы будем её утешать. С такой сильной конкуренцией мы не могли и мечтать о первом месте, однако... получили его! Как только Насте вручили диплом, цветы и микроволновку, мы всем скопом полезли на сцену её обнимать. Так как я сочла лишним воспользоваться одной из боковых лестниц, я оказалась там раньше всех. Силина что-то зашипела мне о том, что ещё не время, и оттолкнула назад, чуть не сбив мною лезшего за мной Ежа. Отпружинив от него, я налетела на шефа в числе первых. Когда подоспели остальные, наш дружный коллектив сплёлся в единый слэм-комок. Мы обнимались и целовались бы до самого вечера, не обращая внимания на то, что творится вокруг, если бы не услышали, что на заднем дворе ДК нас ждёт... Пелагея!
По-быстрому вынеся свои костюмы из гримёрки и опять свалив их в кабинете, мы выскочили на улицу. Там были накрыты трезвые столы - с минералкой, соком, пирожками и бутербродами - били фонтаны и пахли цветочные клумбы. Сценой для нашей высокой гостьи послужила площадка, которую зимой заливают под каток. Пока остальные набивали брюха и чокались пластиковыми стаканчиками, мы с Натали застолбили себе местечки в первом ряду, так что от Пелагеи, вышедшей со своими двумя музыкантами, - электрушником и барабанщиком, - нас отделял только газон метра в четыре шириной. Поздоровавшись с публикой и поздравив победителей конкурса, надежда отечественного фолк-рока исполнила четыре песни - что-то про маму, ходившую с вёдрами за водой, потом легендарного "Казака", какую-то казачью про войну и, наконец, "Валенки". И эти "Валенки", которые в день Победы звучали над Красной площадью, сегодня пели вместе с Пелагеей все культпросветработники и их воспитанники, а она подходила вплотную к нам и протягивала микрофон. К высокому забору ДК прилипла охрана находящегося по соседству здания суда и случайные прохожие, удивляющиеся такому концерту под открытым небом. Натали же во время "Валенок" побежала в кабинет за фотиком и всё пропустила, а когда вернулась, Пелагея со товарищи уже уходили, и мы не смогли их догнать. Поднявшись в кабинет и с трудом отыскав мою торбу под завалами костюмов, мы разошлись по домам. Когда я выходила с территории ДК, как раз отъезжал мотоцикл Ежа и Паши - ребята приехали нам помочь откуда-то издалека. И это здорово, когда у редакции столько верных и, главное, трушных друзей!
Теперь нас ждёт московский фестиваль, на котором будут представлены лучшие руководители коллективов со всей столицы. Как он будет называться, не помню, что-то там про мастеров, и пройдёт он под лозунгом "Моя профессия-дети" шестого июня, так что приходите поболеть! В председателях жюри будет сидеть сам Лужков. Ну, а для нас это значит то, что нам ещё рано прощаться на летние каникулы - снова начнутся встречи, летучки, репетиции, снова придётся будить свой креатив, чтобы отжечь ещё лучше и не только посоревноваться с сильными соперниками, но и доказать, что мы достойны звания лучшего коллектива. Ведь таких, как мы, мало! Кто-то танцует, кто-то поёт, а мы - выпускаем газету, работаем в режиме пресс-центра, участвуем в фестивале "Пингвины пера". И мы, журналисты, ещё дадим там всем пойти и откусить! ;)

Феникс сгорает. На работе.
Всю ночь я слушала Артерию и Маврика, потом дописывала "Шанс" (стих постом ниже). В восьмом часу утра я села за комп и принялась пахать как проклятая: напечатала Маринкин и свой материалы с Поклонки, скачала реферат про Бернарда Шоу и перевела его с русского на английский, попутно не забывая про родное ЛиРу. К половине третьего приехала на работу (бедная Натали по ошибке сидела там с половины десятого) и собралась хоть там отдохнуть и расслабиться. Но с появлением Гномыча нас услали вниз - опрашивать конкурсантов. Работали по такому принципу: Гномыч входит в контакт и задаёт вопросы, я быстро записываю ответы на планшете, Натали делает качественные фоты. Когда нас запалили за коллективным творчеством, нам здорово попало - типа мы должны по одиночке мелькать во всех концах ДК, а не "ходить табуном", чтобы создавать видимость напряжённой работы пресс-центра. Но мы всё равно приставали к людям все вместе, а потом, разделившись, по очереди из разных концов проходили перед своим кабинетом, откуда за обстановкой наблюдало начальство.
Среди всех этих метаний между гримёрками и другими густонаселёнными местами наша могучая кучка столкнулась с Силиной. Она выдала мне и Натали по ламинированной картонке с надписью "Благодарность участнику праздничной театрализованной программы *бла-бла-бла* на Поклонной горе" и по дурацкой шоколадке "Сказки Пушкина". Увидев такое дело, Татьяна Владиславна подобрела и провела нас троих в хозяйственный отдел ДК. Там я взяла интервью у главной тётки и пошла в кабинет его печатать, встретив по ходу Гамбитыча. Едва я успела закончить материал, как протрубили сбор на гала-концерт. Мы с Натали и Гномычем пошли его смотреть, а Гамбитыч осталась в кабинете разбираться со своей отчОткой. Как обычно, мы опоздали и нашли только два места в четвёртом ряду. Натали в кресле особо не нуждалась, так как бегала перед сценой и фотографировала каждого, кто на неё выходил, со всех ракурсов. Ненадолго возвращаясь к нам, она восседала у меня на коленях, в то время как Гномыч дремала на моём плече. Умереть со скуки мне не давал плеер Натали, по которому я в её отсутствие громко слушала Арию и Алису. Музыки из динамиков и тем паче речей ведущих и жюри я не слышала, и все танцоры на сцене плясали в моих глазах под то, что звучало у меня в ушах - иногда даже попадая в ритм.
Посему из всех наград, премий и дипломов я уловила только самое главное: гран-при получил ансамбль "Непоседы", откуда были те самые духи, достававшие меня в первый день. Когда мы выходили из зала, тот самый наглый шкет подскочил ко мне и не нашёл ничего более умного, кроме как сунуть мне под нос кулак, скорчив устрашающую рожу, и убежать. К концу гала-концерта Гамбитыч уже слиняла, зато появились Алинка и Надя. Им-то и поручили взять интервью у самой маленькой участницы "Перепляса" - башкирки-первоклассницы, почти не говорящей по-русски. Нас, уже потрудившихся на благо редакции - меня, Натали и Гномыча - трогать не стали, и мы смогли поесть сушки с маком, запивая горячим чаем. Около шести подтянулись уже практически все, и начался разбор отчОток и хвостов. Пока не подошла моя очередь, я печатала проведённый Наташей опрос зрителей и старалась не попадаться на глаза начальству. Но про меня вспомнили всё равно и ещё раз напомнили, что дело моё дрянь: защита отчОток перенесена с понедельника на четверг, а у меня из трёх составляющих работы выполнена только одна - теория комментария. К тому же меня не допустят до защиты с "хвостами", а у меня их висело за спиной четыре штуки: анализы статьи, обозрения и обзора и написание собственного обозрения.
Вовремя вспомнили про то, что в тот же самый грешный понедельник будет конкурс среди руководителей коллективов, дислоцирующихся в нашем ДК (а наша редакция подпадает под это определение) - "Лучший в профессии". И про то, что наш шеф вождь Настя будет принимать в нём участие и ей потребуется помощь нескольких своих подчинённых. Одно из условий конкурса - поставить с детьми или молодёжью небольшую сценку, иллюстрирующую обычаи того или иного соседнего народа (наш ДК всегда проповедовал крайнюю национальную терпимость, за что его и люблю). Тем, кто согласится в субботу вечером прийти на репетицию сценки, пообещали большие поблажки в "деле о хвостах". Я, естественно, вызвалась, а ещё Настя и Наташа. Изображать нам, по-видимому, придётся Башкирию, где наш шеф недавно побывала в качестве спецкора. Значит, предстоит напялить ихние национальные костюмы, научиться худо-бедно двигаться под ихнюю музыку и внятно произносить по-башкирски "Приятного аппетита", разнося по зрительному залу специальное угощение - кумыс и какое-то невыговариваемое блюдо. А теперь, собственно, о поблажках, свалившихся на мою голову, как только я согласилась участвовать в этой костюмированной бадяге.
Для начала мне скостили написание обозрения, и у меня осталось три анализа. Мне поставили условие: если я устно сделаю два из них в кабинете, третий (любой) мне скостят. Я начала поиск материалов для анализа - то есть принялась копаться в кипах старых журналов и газет. При этом получила производственную травму - сильно обрезала бумагой мизинец левой руки. Тем временем в холле нашего второго этажа начиналась дискотека - то бишь на полную мощность врубили отечественный айрэнби, сопровождающийся топотом, визгом и апплодисментами. Говорить в кабинете можно было только на повышенных тонах, чтобы слышать друг друга, а когда кто-то хоть на секунду открывал дверь, с непривычки можно было оглохнуть. При этих звуках степень моего бешенства приближалась к белому калению, но слава Богу, к этому времени уже вернулась Гамбитыч. Когда Инна отправилась на вылазку в тыл врага за продовольствием, мы с ней и с Натали в три голоса затянули "Маму-анархию". Расшатанные нервы вновь приобрели относительную стабильность, а в кипящий мозг вернулась относительная трезвость рассудка. Наконец, мне удалось найти в одном из журналов общеисследовательскую статью о проблемах современной литературы, крайне сложную для разбора.
Дождавшись, когда начальству снова будет до меня, я с грехом пополам провела устный анализ статьи перед Инной и Аней. Они долго мучили меня вопросами, но, наконец, зачли обрубленный хвост. На часах был десятый час, а дома меня ждала куча работы (сейчас я это вот допишу и буду писать репортаж с гала-концерта, а потом доклад по истории - мне же завтра в шарагу). Шефы, пожалев меня, отпустили меня домой с условием, что оставшиеся два анализа я выполню в субботу устно, предварительно найдя дома подходящие материалы, и чтобы была железно готова вся отчОтка. В общем, меня ждёт невыполнимая миссия - написать большой комментарий, анализировать чей-то чужой и выучить наизусть теорию, напечатанную на трёх страницах. Если я не справлюсь с ней или не защищусь, меня выпрут из редакции как нефиг делать. Поэтому в понедельник к шести вечера все приходим меня поддержать! На отсутствие без уважительной причины буду обижаться! )

Итак, позади первый день международного танцевального фестиваля национальных культур "Перепляс". Фениксу предстояло вспомнить всё. В том, что сейчас я буду излагать события в хронологическом порядке, не ручаюсь: в моей бедной голове всё смешалось в ужасную кашу.
Когда утром я вышла из квартиры, лифт по-прежнему не работал - это типа подарок пенсионерам на День Победы. Я вышла под дождь и вскоре уже ехала на работу на маршрутке. Когда я пришла, мои коллеги уже раскладывали по тарелкам вафли, печенье и мармеладки - угощение для гостей и для нас, приготовленное к антракту. Не помню, что лично я делала до пресс-конференции - скорее всего, просто валяла дурака. Мне сказали, что мой материал о ней пойдёт в газету "Настоящее", поэтому я внимательно слушала и записывала каждое слово виновников торжества - автора идеи фестиваля, пуководительницу ансамбля "ДАНК", и главного его организатора, директора ДК "Зодчие". Нынешний "Перепляс" - юбилейный, пятый по счёту, принявший 17 танцевальных коллективов, из которых только 5 - московские. Остальные приехали из самых разных концов страны и бывших союзных республик: из Калуги, Сочи, Иркутска, Тамбова, Липецка, Казахстана, Башкортостана, Ямало-Ненецкого АО и прочее, и прочее. Поэтому на пресс-конференции много говорилось о двух проблемах: о воспитании в детях толерантности на фоне многочисленных межнациональных конфликтов и о сохранении самобытных культур в народном танце вопреки засилью американской поп-индустрии. То, что фестиваль проходит в праздничные дни, а заявленные на него коллективы принимают участие в торжественных мероприятиях, так же символично. Авторы проекта подчеркнули, что народные танцы - лучший подарок для ветеранов: недаром девиз фестиваля - "Боевое братство отцов в творческом содружестве детей". После пресс-конференции мы едва успели затариться съестным, как нас потащили обратно в кабинет. Дальнейшее моё времяпровождение так же выпадает из моей дырявой памяти, посему приступлю сразу к рассказу о концерте, а если что-нибудь вспомню - непременно добавлю.
Итак, мы вошли в актовый зал и сели сначала на втором ряду, но оттуда нас согнали на четвёртый. Всё первое отделение, почти до конца, Гамбитыч проспала у меня на плече, а Натали, назначенная временно фотокором, орудовала своим новым фотиком, пока в нём не сдохла батарейка. Помнится, меня до концерта она тоже успела несколько раз запечатлеть, уверяя, что на фотках у меня получается несчастное лицо. Итак, когда от духоты и бесконечной смены на сцене однообразных полек, гопаков и краковяков (разве только цыганские танцы вносили огоньку) у нас разболелась голова, мы с Гамбитычем слиняли в туалет, обещав Натали скоро вернуться. Однако оттуда мы вышли на улицу - подышать свежим воздухом и покурить на ступенях ДК. Таким нехитрым способом сняв усталость и засунув в рот по жвачке, мы поднялись в кабинет, где мне удалось поесть чёрного хлеба и выпить крепкого чая, пока вездесущая Татьяна Владиславна не засадила меня писать материал о пресс-конференции. Вскоре первое отделение кончилось, и к нам вернулись остальные наши коллеги. Чтобы я не путалась под ногами, Татьяна Владиславна взяла меня под локоть и потащила вниз.
Там она предложила мне провести нечто вроде соцопроса, показав на личном примере, как надо обходиться со случайными встречными. В качестве жертвы она избрала мою одношкольницу Алиху и, основательно расспросив, обязала её к завтрашнему утру принести готовый материал о первом дне фестиваля. Вооружившись планшетом и ручкой, я вышла на охоту, но все потенциальные источники информации уже разбежались. Только у автомата со жратвой я обнаружила двух пацанов лет шести-семи, на поверку оказавшихся танцорами какого-то коллектива. На свою голову решила, что с маленькими детьми будет просто, и подошла к ним со всей душой:
- Привет, ребята!
- Привет! - один пацан, оказавшийся самым наглым, помахал передо мной распальцовкой. - Я рэпер! - И, притянув к себе ещё одного малявку, заявил: - А это панк!
Решив подыграть подрастающему поколению, я протянула парню лапу:
- Очень приятно, а я - журналист-металлист!
- Металлика - отстой! - зявил этот цветок жизни, подкрепив слова для пущей убедительности соответствующим жестом.
- На себя-то посмотри! - вспылила было я, но вовремя закрыла рот - как-никак я на работе.
- Чо надо-то? - поинтересовалась юная звезда сцены. - Дай рубль!
- Сначала вопросы, потом рубль! - ответила я и попыталась вытащить из пацанов хоть мало-мальски толковые ответы. Ничего более вразумительного помимо того, что "мы круче всех и у нас будет первое место", я не услышала и, откупившись рублём, перешла было к каким-то девчонкам. Но они оказались из того же коллектива и притащили меня в гримёрку, где ансамбль обступил меня в полном составе. Ржущая и галдящая мелюзга, толкая друг друга и меня, пыталась заглянуть в мои записи, вставая на цыпочки, или просто вырвать у меня из рук планшет. На вопросы они либо не отвечали, либо бросались всё теми же бестолковыми фразами. Зато из задних рядов слышались громкие предположения, что я шпион, да и вообще дура, а самые наглые предлагали мне написать про то, как у них под Рязанью перевернулся автобус и кто-то разбил голову. Я еле вырвалась из этого живого круга, а в спину мне гремели хохот и выкрики. Всё, больше к русским коллективам - ни ногой! Гости столицы ведут себя куда как более сдержанно...
После знакомства с мелюзгой я пошла в буфет, где застала Гамбитыча и Натали уютно сидящими за столиком и полными надежд дождаться, когда тёти и дяди вокруг доедят и можно будет задать им вопросы. Так и не дождавшись, мы пошли наверх, в холл второго этажа, где блаженно разлеглись на полу, глядя в зеркальный потолок и распевая "Fighting dreamers" из Наруто. Потом Гамбитыч нарисовала очередной мой портрет, похожий, по мнению Натали, на мужика. А потом нас, кажется, опять погнали в кабинет и загрузили несколькими мелкими поручениями по очереди. Инна жгла по поводу моего интервью с депутатом Антоновым, говоря, что оно похоже на тюремный допрос: типа она так и видит, как я сижу напротив этого несчастного дядьки с лампой и скрипящей ручкой и задаю ему вопросы, а на заднем плане Кинчев орёт "Красное на чёрном". Потом мы пошли на второе отделение концерта, немного опоздав на начало и засев на галёрке, на самом последнем в зале ряду. Оттуда было хорошо слышно и даже хорошо видно - тогда, когда люди перед нами не вставали в полный рост. Когда Гамбитыч убежала в кабинет разбираться со своей отчОткой, её сменила Натали, которая, к сожалению, не являлась сторонником отсыпания на моём плече во время концерта. Она всячески меня доставала, щекоча, отбирая телефон и так далее. В своей возне мы так затолкали сидящего рядом дядьку с фотиком, что он нас сфотографировал. Перед танцем "Яблочко" к нам забежала Маринка в матросском костюме, а ближе к концу, когда со скуки меня совсем заел депресняк, вернулась Гамбитыч. Наконец, концерт кончился, и мы вернулись в кабинет.
Там Татьяна Владиславна, мучающаяся тем, что на стенде мало работ, послала нас с Гамбитычем найти директора ДК Силину и взять у неё интервью. Вместо неё мы нашли пресс-секретаря Машу, которой и задали все приготовленные вопросы. Она с удовольствием ответила, но попросила своё имя не разглашать, предпочтя остаться анонимным благодарным зрителем. Не успела я напечатать это интервью, как Татьяна Владиславна опять потащила меня вниз и натравила на девчонок из Иркутска. Они шарахнулись от меня, как аксакал от шайтан-арбы, и попробовали было убежать, но от меня не убежишь! Загнав танцовщиц в угол, я атаковала их вопросами. Неожиданно девчонки излили мне наболевшее в душе, заявив, что кормили их отвратно, к тому же мало, что сырки были просроченные, супа не было, и вообще - они из Сибири, им много мяса надо! Записав сию сенсацию, я решила было провести журналистское расследование и смело вломилась на кухню буфета, где стояли дым, шум и суета. Там меня послали, заявив со всех сторон, что им не до меня и чтобы я пришла потом. Вытолканная с кухни, я налетела прямо на Силину, у которой болел зуб и распухла щека, к тому же она спешила в туалет. Но я всё равно задала ей пару вопросов и получила предельно краткий и неразборчивый ответ. В таких хлопотах подошло время второй пресс-конференции - с членами жюри, типа подведения итогов.
Татьяна Владиславна препроводила меня до места назначения и некоторое время сидела позади меня, ворча, что я устала и мало записываю. Потом она ушла, а я осталась выслушивать бесконечный трёп пожилых матёрых хореографов о достоинствах и недостатках разных коллективов (материал об этом я напишу с черновика и выложу здесь чуть попозже). Силина сидела впереди меня и откровенно клевала носом. Когда за окнами начало темнеть, она повернулась ко мне и сочувтвенно поинтересовалась:
- Тебя мама не убьёт?
- Не убьёт, - заверила её я, - она уже привыкла!
И только когда стрелка часов подползала к пятнадцати минутам одиннадцатого, Татьяна Владиславна явилась за мной и выволокла за дверь, приговаривая, что меня мама ждёт. Все мои коллеги и всё остальное начальство уже давно ушло, а я, отсидевшая всю пятую точку и набившая кровавые мозоли на всех пальцах правой руки, поднялась за своими вещами в кабинет. Домой я шла пешком, наслаждаясь прохладным дождём. Завтра мне опять являться на работу к половине десятого утра и ехать вместе с коллективами на Поклонку, где они будут участвовать в праздничном концерте. Казалось бы, что может быть проще, чем приехать и уехать туда на автобусе, а там три часа позажигать в толпе? Но я жопой чую - без приключений не обойдётся. Впрочем, не будем загадывать наперёд, а сейчас пока можете меня поздравить с успешным окончанием 12-часового рабочего дня - весьма напряжённого, следует заметить )

Сегодняшнее утро я бездарно убила за компом, пока не сдох интернет. Подобрать шмотьё для юбилея не составило труда - я извлекла из шкафа свои кожаные партки, чОрную водолазку и фирменную зелёную косынку. Явилась на работу за полчаса, после чего начался дурдом, который я помню весьма смутно. Сначала мы ждали Гамбита внизу, с моей расчёской, которая ей срочно требовалась, судя по её звонку. Потом нас утащили наверх, и мы репетировали на сцене. Наташа опаздывала, и начальство хотело уже было отдать её слова подоспевшему Гамбиту, однако в последний момент наша солистка всё-таки появилась. В одном-единственном перерыве мы успели затариться сухариками и бутылкой ФХ и попировать на одной из лестничных клеток. Ровно в шесть нас согнали в коридор перед гримёрками (если я что-то путаю - коллеги меня поправят), потом выпустили на сцену. Мы тупо выстроились вряд позади большого телевизора, обращённого к залу, и уставились на Инну, стоящую за кулисами. Когда она дала рукой отмашку вниз, мы дружно плюхнулись на ковёр и уселись кто как мог - кто по-турецки, кто на корточки, кто вытянул ноги. Свет погас, заиграла музыка, по телеку начали что-то показывать, но мы не видели, что. Мы хлопали в такт, качали руками, переговаривались шёпотом и толкали друг друга - никакого эффекта. Только единожды две мои распальцовки, взлетевшие в воздух, породили в зале слабый вой. Пару раз, когда свет вновь зажигался, мы вставали, решив, что это уже всё, но фильм продолжался. От отчаяния мы начали водить слэм-хоровод, но надолго нас не хватило. И только когда Настя, спасая положение, поползла по сцене на карачках, фильм действительно кончился, и мы с облегчением рванули в зал. Однако нам немедленно пришлось возвращаться - нам же надо было представить своего шефа! С грехом пополам мы отыграли свою сценку и, совсем ошалевшие, драпанули со сцены через чёрный ход, по направлению к гримёркам. Таким долгим путём мы добрались наконец до вожделённого зала и заняли свои почОтные места в первом ряду. Вскоре мы опять были вынуждены отрывать задницы от кресел - шеф по очереди вызывала нас на сцену и вручала диплом вместе с книжкой "Коллекционеры слов", в которую вошли все наши публикации, приуроченные к пятилетию. Когда я выходила за своей порцией славы, предприимчивая Гномыч успела занять моё место. Некоторое время я просидела у неё на коленях, а потом устроилась на краешке гамбитового кресла. В таком неудобном положении я и лизецрела действо, состоящее из выступлений дружественных нам творческих коллективов и речей наших многочисленных партнёров. Когда выступил Гринин, и на сцену позвали Кривова, мы дунули в гримёрки. Оттуда мы слышали, как наши старшие коллеги читают праздничный стих, который я сочинила для них вчера в аське (это было насилие над моском, так что девчонки, с вас симпа). Пришпилив булавками к груди нарисованные мной таблички, мы вышли на сцену и заняли свои места. Скажу сразу, не засоряя пост вылетевшими из головы подробностями: спели мы замечательно. Растрепавшиеся лохмы полностью заслонили от меня зрителей, но это было даже к лучшему. Откланявшись почтеннейшей публике, мы вернулись в первый ряд. Сразу после этого Гамбитыч по-английски смылась, и теперь я сидела вполне комфортно. Снова речи, снова песни-пляски, какой-то лохматый бард, имени которого не помню, молодёжь с электрухами, исполнявшая песни на стихи нашего шефа... всё слилось в бесконечную канитель. Разбавила бадягу только сама наш шеф, решившаяся предстать перед всеми в своём менее известном общественности амплуа - то есть в роли клоуна. Получилось у неё действительно смяфно (впрочем, отвечая на записки из зала, она жгла не меньше). Потом мы ещё раз выходили на сцену - чтобы послужить живым фоном Ане, вручавшей начальству букеты, купленные на наши средства. И в последний раз мы мозолили глаза публике, когда подпевали исполнительницам переделки на "Круто ты попал на ТиВи" (не устану повторять, что это редкостное дерьмо). Наконец-то нас выпустили из зала на свет божий - то есть в холл второго этажа. Там уже были накрыты столы, и три полных пластиковых стакана крепкого краснэнького привели меня в то состояние, в котором я благополучно пребываю и сейчас. За мной приехал папа, и ему пришлось подвозить до метро бухавшего вместе со мной, но не столь крепкого организмом Гномыча. Дома мама приказала мне дыхнуть и едва устояла на ногах, когда я выполнила её просьбу, но возникать не стала. Завтра будет тяжёлое утро, но, несомненно, ещё один замечательный день каникул )
Радует то, что нашей редакции пять лет. А так как я там с самого начала (с небольшим перерывом, но это не считается), значит, я уже пять лет как журналист. И три года как журналист-металлист, но это не суть. Радует то, что "все мы здесь сегодня собрались" - от ветеранов до новичков. Радует то, что вышли два спецвыпуска нашей газеты, и в каждом по одной моей большой статье. Значит, мне светят гонорары и как следствие ещё один визит в Металлург за покупками )
Не радует то, что мне так и не удалось вытащить на праздник никого из своих друзей, знакомых и просто ПЧей. Ребят, вы многое пропустили, честное слово. И немного, совсем чуть-чуть не радует то, что поздравить нас так и не приехала Людмила Прошак. А ещё оливки были мерзкими - хотя это вполне компенсировал хрустящий французский багет )
И под занавес пьяный Феникс приветствует новых ПЧ в своём гнезде! Добро пожаловать, _666-life_ и Glam_girk!

Я явилась в ДК, как всегда, за час до начала мероприятия. Ни начальства, ни коллег, только музыканты репетируют на площадке в холле, сменяясь нескончаемым потоком. Одни настраивают инструменты и распеваются, другие в ожидании своей очереди сидят в зале в обнимку со своими инструментами. Наиболее бодрые и наглые музыканты дразнили рыбок в аквариуме и ногтями отколупывали краску с висящих на стене картин. Я сидела в сторонке с телефоном в руках, но smsки за пределы Москвы почему-то не доходили, и постепенно мне становилось скучно и одиноко. Но потом пришла Татьяна Владиславна и открыла кабинет. Я припомнила ей, что она должна мне минутку в интернете, и только залезла в своё гнездо, как пришла Гамбитыч, из сети меня выгнала, включила свой квип и устроила мне обзорную экскурсию по блогам яойщиков ЛиРу. Так потихоньку мы и дождались начала сего действа. Сели на галёрке, дабы Гамбитыч могла рисовать не палясь. Выступала какая-то девушка с песнями Элвиса Пресли и Эдит Пиаф. Русские народные исполнила арт-фолкерша Догаева (меня порадовало то, как постепенно утяжеляется музыка, под которую она поёт). Девушка с латиноамериканскими и испанскими песнями как-то не зажгла, хотя голос у неё был сильный, гитарист симпатичный и кастаньетами она трещала весьма изящно. Отожгли, как всегда, три студента-третьекурсника из театрального объединения "Мастерская папы Карло" с очередной бугогашной пантомимой. Но когда ведущий "Микрофона", харизматичный дядька Антон Антоныч, объявил выход самого себя, Гамбитыч утащила меня вниз. Там мы купили в автомате солёную соломку и уничтожили её на ближайшем укромном подоконнике, где попсовые песенки Антоныча почти не были слышны. Потом мы ломанулись в кабинет, дабы забрать вещички и свалить с этой бадяги, и обнаружили его запертым: Татьяна Владиславна сделала ноги раньше нас. Пришлось нам выпрашивать ключ у охранников. Но стоило нам оказаться в кабинете и почувствовать, что он полностью в нашем распоряжении, как Гамбитыч решила устроить чаепитие. Вода в чайнике была, пакетики и сахар-рафинад в редакционных архивах так же нашлись, я уж не говорю о кружке и даже ложке. Я от чая отказалась и включила комп, дабы в случае чего отмазаться тем, что пишу репортаж. Отмаза пригодилась при случае в лице пришедшей за Гамбитычем мамы. Мы вышли из кабинета, но как закрыть его - забыли! Пришлось снова обращаться за помощью к охранникам. Уже в десятом часу мы покидали ДК. Для заинтересованных личностей - следующий "Микрофон" состоится 7 апреля, и, возможно, Гамбитычу удастся вытащить на него свою группу "Pinky Drives!". Всем счастливым обладателям музыкального таланта настоятельно рекомендую последовать её примеру )
А ещё я поставила новый процессор. Полный интел, почти в два раза быстрее моего старичка. А всё почему? Потому что у меня хорошие друзья, которые про меня всё-таки не забывают. Митрич, если ты хоть иногда открываешь ссыли, которые я тебе шлю, - спасибо тебе огромное ещё раз!
А ещё сегодня последний день зимы. Чё-то как-то не пахнет ещё на улице весной, зато у меня в комнате - уже давно, с тех пор как зацвёл хлорофитум. А картинка посвящается всем моим ЛиРушным друзьям, которых я редко комменчу по причине занятости )

Сегодня начальство избавило меня от тягостных раздумий, куда бы направить стопы. А точнее - пригласило, мягко говоря, на концерт ко Дню защитника Отечества в наш родной ДК. За неимением альтернативы мну направилось туда, малость опоздало, вломилось в зал и попало в цепкие руки Татьяны Владиславны. Она не дала нам с Гамбитычем мирно отсидеться на галёрке и препроводила нас на третий ряд, где и отдала в жертву выпреду Ане. В перерывах между выступлениями всяческих творческих коллективов нам, журналистам, надо было задавать залу вопросы. Об этом знали, наверное, все, кроме нас самих, посему Аня судорожно клепала эти грешные вопросы на листе бумаги карандашом. В первом перерыве отмучилась она, во второй запустили меня. Микрофон мне достался говно. Когда я в него говорила, голос у меня получался какой-то детский, и меня никто не понимал и все переспрашивали. Пришлось каждый вопрос повторять дважды - один раз в микрофон, для почтеннейшей публики, а второй раз - лично тому, к кому я обращаюсь, без микрофона. Это меня порядком разозлило, и когда ведущая концерта спросила меня со сцены, нет ли у меня больше вопросов, я ответила: "В перерыве!" так свирюпо, что, как мне позже призналась Татьяна Владиславна, даже ей, человеку не робкого десятка, стало не по себе. После концерта мы с Гамбитычем поймали и допросили какого-то ветерана, а потом нас шуганули из кабинета, ибо там проходила какая-то пресс-конференция, и мы малость послонялись по ДК. Потом нас услали помыть кружки, и мы устроили небольшое чаепитие с конфетами и сухариками. Я чай не пила - у меня была бутылка ФХ, которой хватило почти до конца пребывания на работе. Потом про нас с Гамбитычем наконец вспомнили и усадили писать, а там и печатать материал о сегодняшнем концерте. Получилось маловато, ну да мы ещё завтра вернёмся =)
Новому ПЧ привет! КрАсОтУлЬкА-МаНя, добро пожаловать =)

В колонках играет - ХЗ что.
Настроение сейчас - на грани обморока от усталости и злости.

Итак, припёрлась я к стенам Кремля и узрела там очередь, растянувшаяся через весь Александровский сад, а точнее - не сад, а газон. Правда, двигалась она быстро, зато у металлодетекторов создалась такая давка, что меня чуть не растёрли в пыль между спинами и брюхами, аки между жерновами. Короткий путь до концертного зала - и я внутри, в давке и духоте. Толпа как-то помимо моей воли подтащила меня к гардеробу, потом повлекла по эскалаторам наверх, в банкетный зал. Там уже были накрыты столы, и при виде сего великолепия мои глаза мигом разбежались и потерялись среди стройных рядов бутылок, ибо еда меня не особо привлекала. Благо помимо высоких бокалов там были и маленькие рюмочки, и мой глаз журналиста с точностью фармацевта отмерял по глоточку то того, то другого. Я нагло курсировала между столами, пока моя мама стояла в очереди, чтобы купить себе бутылку тёплого спрайта, забыв о моём существовании. Я попробовала не меньше трёх видов шампанского, какое-то вино, в названии которого фигурировал какой-то барон, причём и красное, и белое, и Martini Blanko, не особо мне понравившееся, и великий & ужасный Hennesy, и много ещё чего, - в общем, всё, кроме водки. Под конец сей коктейль был запит, дабы отбить запах, апельсиновым соком и закушен мандаринами. Потом слегка пошатывающееся мну нашло партер, уселось в 30-й ряд вместо 28-го, было согнано оттуда злой бабкой с красными волосами, переместилось на действительно своё место и помахало оттуда лапой восседающим в ложе маверу и фаверу. Потом вышел старый козёл Иванов и зачитал послание ВВП, а потом погас свет, и ад начался. Создалось такое впечатление, что один и тот же мотивчик играл все 2 с половиной часа концерта (без антракта!), прерываясь только на выступления юмористов, и как я не пыталась думать о чём-то хорошем, этот мотивчик лез в уши и добирался до мозгов. Ведущие объявляли фамилии и названия коллективов - Леонтьев, Газманов, Меладзе, Валерия, ЭксББ, Блестящие, Сливки, Анита Цой, Басков, хор Турецкого, Крутой, Винокур, много ещё тех, о ком я и не слыхала никогда, - а я сквозь дремоту пялилась на их опухшие морды, на то, как они держат микрофон у груди и театрально запрокидывают голову, как "берут" высокие октавы, почти не открывая рта и не потея, и молча хрустела суставами пальцев. Люди вокруг меня в голос говорили о своих ненаглядных налогах, две тётки передавали друг другу через мою голову бинокль, но тем не менее после каждой песни зал взрывался апплодисментами, а во время юмористических монологов угодливо ржал. Я же не знала, куда преклонить отяжелевшую голову, куда вытянуть затёкшие ноги, куда положить вспотевшие руки, и во время выхода Петросяна, когда мой будильнег на мобиле возвестил, что уже 8 вечера, я, психанув, выбралась из зала в коридор и, чтобы не мозолить глаза чаёвничающим билетёршам, направила стопы в туалет. Казалось, прошла целая вечность, пока я стояла у зеркала, тупо разглядывая свою измученную физиономию и во всю силу своих лёгких вдыхая воздух, на 99% состоявший из табачного дыма. Туман из башки помаленьку улетучился - недаром говорят, что клин клином вышибают. Однако, когда я вернулась на своё место, Петросян всё ещё трепался. К концу этой бадяги, когда люди справа, слева и впереди меня уже ушли, я была готова проскулить: "Забери меня отсюда!", будь моя мама поблизости, а домой ехала на папином авто, убеждая себя, что это был страшный сон, чтобы не расплакаться от унижения, как обычная мелкая девчонка. Однако выручало меня, как всегда, не самоубеждение, а здоровая злость анархиста-публициста, заставлявшая меня провожать утробным рыком каждый автомобиль с мигалкой, проносящийся мимо по встречной полосе со скоростью гоночного болида. Теперь я буду опохмеляцца большими дозами кофя и надеяться, что уёбищную реальность приближающейся ночью ненадолго заменят приятные сновидения - как в эту ночь, когда мне, видимо в качестве компенсации за грядущий моральный ущерб, приснился концерт "Пилота"...