Гатчина (2)

Гатчинский парк

Гатчина (1)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (19)

Силин мост

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (18)

Карповка, 19

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (17)

Русская культура уходит корнями в европейскую, переиначивает её, делая оригинальной и самобытной. Кто знает, как бы писали Гоголь и Достоевский, если бы не Гофман, оказавший на русскую литературу огромное влияние. Вряд ли гениальность этих писателей стала бы меньше, если бы не было Гофмана, но прочитали бы мы "Мёртвые души" или "Братьев Карамазовых" такими, как мы их знаем?

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (16)

Карповка, 25

Доходный дом Козловых. Архитектор Н.Козлов. В доме размещалась мастерская скульпторов П.Козлова и В.Кузнецова. Построен в 1906-07 г. в стиле модерн. Кто из Козловых кому кем приходится - увы, не знаю. Но дом считается одним из лучших образцов модерна.


В 1967 г. на доме была повешена мемориальная гранитная доска такого содержания:
«В этом доме, в квартире М.Л. Сулимовой, 5–6 июля 1917 года В.И. Ленин скрывался от преследования Временного правительства».

В 1990 г. доску демонтировали, так как она была повреждена в результате акта вандализма.

Фотик у меня слабоват. Но в сети есть снимки этого здания, и другие фрагменты дома 25 по Карповке можно увидеть на этой странице.

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (15)

Мебельная фабрика «Мельцер и К» (арх. Шауб)

У Фёдора Андреевича Мельцера, мастера каретного дела, было три сына: Фёдор, Эрнест и Роман. В 60-х годах отец купил мебельное предприятие, организовал торговый дом "Мельцер и К" и стал поставщиком мебели для императорского двора.

Жить в России и не быть замешанным в различных махинациях не получалось при самых благих намерениях даже у иностранцев. Во всяком случае, Александр III, как говорят, обратил доброе расположение в немилость, когда Мельцер попытался подать два счёта за одну и ту же работу отделки Аничкова дворца. Император запретил подданным обращаться к Мельцеру с заказами. Но старик ухитрился выкарабкаться, его бизнес не потерпел крах.

Основанная им фабрика со временем перешла к старшему сыну, Фёдору. Спустя время, она стала знаменитой и потребовалось ее расширить. Но в центре Санкт-Петербурга, где фабрика располагалась, все места для застройки были уже заняты. Второй сын Мельцера, военный инженер, Эрнест, в 1884 году построил новые корпуса - на углу набережной реки Карповки и Каменноостровского проспекта. Работало на фабрике около четырехсот рабочих. Здесь было несколько мастерских: рисовальная, скульптурная, столярная, резная, токарная, лакировочная, бронзовая, слесарная, обойная, швейная, а также машинное отделение и библиотека.

Третий сын Мельцера - Роман - стал придворным архитектором и мебельным дизайнером. Он был выдающимся художником-прикладником и руководил на фабрике рисовальной мастерской, которая готовила проекты для будущих изделий мебельного убранства.

Роман Мельцер стал самым известным из братьев, он был одним из первых мастеров петербургского модерна в области интерьеров. Но таланты его были самами разноплановыми. Наиболее знаменитое его творение , за которое он получил Гран-при на Всемирной выставке в Париже, относится больше к архитектуре – это ограда сада Зимнего дворца, впоследствии перенесенная на пр.Стачек.

Именно благодаря Роману Мельцеру миру стал известен художник Петров-Водкин. Когда мастер гостил в Хвалынске, к нему пришел со своими рисунками и эскизами 16-летний местный юноша Кузьма. И с той поры Мельцер стал его покровителем. Он убедил Петрова-Водкина получить образование в Петербурге и пригласил к себе. И художник , приехав в Петербург, действительно, остановился на квартире при фабрике. Мельцер многие годы помогал ему встать на ноги, был его покровителем, учителем и другом, но и впоследствии, когда Петров-Водкин стал известным художником, их дружба продолжалась.

Само трехэтажное кирпичное здание фабрики было возведено мастером петербургского модерна, архитектором В.Шаубом в 1884 г., но впоследствии Эрнестом Мельцером были произведены некоторые перестройки
В 1918 г. фабрика Мельцеров прекратила свое существование. Не знаю, что сталось со старшими братьями, а младший, Роман, эмигрировал: жил сначала в Германии, а затем в США. Умер он в 1943-м году глубоким стариком.
После 1917 г. в корпусах фабрики Мельцера располагалась мебельная фабрика "Интурист".

В настоящее время здание включено в список вновь выявленных объектов, представляющих культурную ценность, но по его состоянию трудно сказать, что это так – более похоже, что оно предназначено на слом.

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (14)

При Петре I сумели проявить себя многие незаурядные личности. В том числе и Феофан Прокопович, который был и проповедником, и государственным деятелем, и публицистом, и поэтом. Продолжительное время он руководил Святейшим Синодом. И, конечно же, он был одним из самых энергичных сподвижников Петра - его правой рукой в проведении церковных реформ. Понятно, что Феофан Прокопович был непростым человеком, с очень сложным и, говорят, даже жестоким характером. Однако, несправедливо будет не рассказать о той школе для сирот, которую он открыл на территории своей усадьбы на собственные средства. Может быть, на это повлияло то, что он сам с детства рос сиротой? А может быть, горячее желание самому опробовать собственные новые методы обучения? Вряд ли кто об этом сумеет теперь рассказать.

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (13)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (12)

Перед вами дом №10 по Карповке. Вы спросите, какой из них именно? А все! Выбирайте любой, и скорее всего не ошибётесь, мало того, за серым зданием расположен сквер, а за сквером ещё дом, и он тоже, очевидно №10. Ибо все эти здания находятся между домами 8 и 12, а нумерация (по набережной) обозначена только на одном из них. Про дом № 10 я больше не знаю совсем ничего, поэтому в сегодняшнем посте опубликую только его, точнее, их виды.

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (11)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (9)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (8)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (7)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (6)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (5)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (4)

Фото

Фото

Как-то некоторые читатели говорят, что другой Чёрную речку представляли. Ну, она и бывает разная. Например, вот такая. Совсем не похожа на предыдущий снимок.

Фото

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (3)

Прогулки      по      Санкт-Петербургу (2)

Фото

Санкт-Петербург

Прям поветрие среди френдов пошло о своих городах рассказывать. А мы что - рыжие? Не рыжие мы, и даже не блондинистые. Так что тоже, с Божьей помощью, да помаленьку начнем. Итак, что там первое в альбоме по порядку лежит? А вот, Эрмитажный театр. С него и в путь отправимся, а там уж - как придется.

Фото

В Питере влажность повышенная, а в последние годы стало слишком уж много машин. В результате соли тяжелых металлов оседают в легких людей и животных, попадают в реки, каналы и на стены домов. Снег зимой белым уже практически не бывает. Люди болеют, а недавно отреставрированные и покрашенные здания уже через два-три года кажутся зачастую страшными и обшарпанными. Эту ограду покрасили всего месяц назад, и, слава Богу, догадались сначала произвести дорожные работы, а потом уже взялись за стену...

Фото

Фото

Песня трущоб

Знаешь, каждый песню свою тебе сочиняет. Дай и мне сложить пару слов. Невеселых, как дождь осенний. Благодарных, как знойный воздух, потревоженный влажной тучей. Беспокойных, как сердце, стучащее день и ночь.

Я жил в доме у Никольского Морского собора. Каждое утро и каждый вечер гулкий воздух в окно вливался, прорезанный старческим дребезжаньем трамваев. Было сумрачно. Во всем мире только колокол смел говорить о Боге.

Каждое утро и каждый вечер неясная тяга заползала в горло. Дом выталкивал меня из своих объятий. Натянув капюшон на лоб, спрятав зябкие руки в карманы, я нырял в темноту трущобных дворов.

Рваный свет фонаря вырывал туманные тени двойников, вылезающих в серые стены квадратов, и бредущих навстречу мне. Поздоровавшись друг с другом, мы раскуривали пополам сигарету, говорили слова без значения, но со смыслом, остающимся в нас при прощаньи, когда, плечи ссутулив, расходились в разные стороны, обрывая знакомства нить.

Проходные дворы, закоулки косые обходил я безмолвным стражем, сгорбившись, ибо тяжесть нахлобученного на крыши неба серым мраком, тоской давила. Прохожие отгораживались от неба темными щитами зонтов. Но я чувствовал себя сильным. Способным тягаться с небом. Я плечи свои подставлял.

Я заходил в распивочную. Садился за стол и слушал натужное бормотанье небритых пьяных мужчин. Мы говорили о жизни. Мы толковали о смерти. Мне нравились неторопливые эти беседы. Но я первым всегда уходил.

Я уверенно шел сквозь нервное трепетание молний, притягиваемый огромным магнитом, всевластным магнатом, вершащим судьбы людей. Исакий! Ворчливое оранье ворон, окруживших тебя и клевещущих о недолговечности жизни, - что оно против мощи твоей?

Вы знаете, где прячутся в непогоду те, кто бежит от уюта? Я брел к ним, влекомый неясной вечной тоской. Шепелявый шелест деревьев, переговаривающихся с ветром, заглушал звон капель, бьющих мутное дно зеркал.

Но громче, чем дождь, деревья и ветер всегда клокотала Она...

Да уж, надо бы с Ней осторожней. Зверем неукротимым несется Она по болоту. Каменная узда и чугунное стремя - что они Ей, когда встанет Она на дыбы? Мы с Ней братались, доверив друг другу тайные мысли. Но нрав Ее дикий меня заставлял отступать. Трижды Она пыталась украсть мое жаркое тело. Трижды своенравно решала - отдать его иль не отдать.

Я проходил по городу. Ручка за ухом - как сигарета. Песня моя - со мной. Так бы бродил всю вечность, спотыкаясь о грусть столетий. Но зов желтых загадочных окон притягивал к ночи домой...

26-28 мая 2007

© Оксана Аболина

репост

Поэзия

Мне трудно представить тот свет - не потому, что невозможно вообразить Рай или Ад. Мне никак не ужиться с мыслью, что там не будет Санкт-Петербурга. Рай - да, вряд ли туда угораздит попасть, надо, чтобы очень повезло, а с этим у меня всегда проблемы были. Но даже если... Я люблю этот город за то, что он такой, какой есть. В Раю лучше, да. Не сравнить. Но как без Питера?

 Неясная питерская тоска, определяемая чужаками как странность местной природы, изгоняет аборигенов из домов, в морось, слякоть, темноту, грязь, сырость, туман, непогоду. Больше всего тянет питерца на улицы родного города, когда неуютность его чувствуется более всего - рваный свет мечется из фонарей, злой ветер пронизывает насквозь, до костей, холодные капли скользят за шиворот, и впору завыть, завыть от тоски и безысходности. Эта унылая достоевщина - видна со стороны невооруженным глазом, но невкусившему ее непонятна. Питерец - это мрачный мазохист, который испытывает высшее наслаждение, катарсис в момент наибольшего напряжения негатива в себе, и эту тьму концентрирует в нем город. Нельзя сказать, что нужно родиться здесь, чтобы стать своим. На берегах каналов в непогоду можно одинаково встретить как местных, так и негров, и корейцев, которые здесь поселились на какое-то время. Они шляются по улицам, с усталым отрешенным видом, зарывшись в пальто, мерзлые руки - в карманы, плечи приподняты, локти для сугревы прижату к телу. Цель их шатания понятна им одним и только лишь обладающий даром поэтического слова может невнятно пытаться объяснить ее. Впрочем, зачем?
 Время не излечивает питерца. Оно приучает его сдерживать неясный порыв, зовущий его из тепла и уюта, из семьи и благополучия, куда-то туда, в темень, холод, дождь. Однако, порыв этот зудит в нем до конца жизни, как несносный комар, и по глазам видно, насколько далеко зашла болезнь. Эту тоску, эту болезнь питерец не променяет ни на что. Это - как любовь. С ней больно, а без нее никак.
  И символом этой любви, этой тоски стал не Достоевский, нет. Стала женщина, которая однажды, не взяв с собой никаких вещей, ничего, кроме молитвы и мнимого безумия, назвала себя именем умершего мужа, ушла, оставив детей на попечение родных, ушла на