какая прелесть |
Метки: кошки |
Почему Англия ненавидит Россию изначально. |
Метки: славянство язык фильмы |
Сергей Данилов. Тайны управления. |
Метки: славянство фильмы |
Михаил Задорнов. Откуда пошла Земля Русская |
Метки: задорнов фильмы |
Сергей Данилов. Древнерусский язык |
Метки: русский язык фильмы |
Триединство славянской азбуки |
Метки: славянство азбука фильмы |
Славянская азбука |
Метки: славянство фильмы |
Гиперборея |
Метки: гиперборея фильмы |
Небо славян |
Метки: музыка фильмы |
РУНЫ |
Метки: руны фильмы |
РУССКИЙ ЯЗЫК |
Метки: русский язык фильмы |
РУССКИЙ ЯЗЫК |
Метки: русский язык фильмы |
РУССКИЙ ЯЗЫК |
Метки: русский язык фильмы |
Славяно-Арийские Веды. Книга 2. Книга Света |
Метки: славянство веды книги фильмы |
Славяно-Арийские Веды. Книга 1. Саньтии Веды Перуна |
Метки: веды книги фильмы |
Русская этническая музыка |
Метки: музыка славянство фильмы |
Без заголовка |
Метки: левашов русские славянство война фильм |
"ОТРЕКАЮСЬ ОТ РУССКОЙ НАРОДНОСТИ..." |
Метки: язык |
Мегалиты Урала. Попов остров |
|
|
"Очевидное — это то, чего никто не видит, пока кто-нибудь не выразит его наипростейшим способом".
Халиль Джебран Джебран
Однажды моя подруга показала мне фото замечательных камушков... Мне очень они понравились и, к слову сказать, поймал себя на мысли о том, что камни уже люблю больше чем иных человеков! Углубляясь в изучение этой темы, быстро понял, что это снова моя тема! То, что люблю, и хочу, что б вы полюбили тоже! Сначала вы не поверите, но... вникаем вместе!
Снова не южная и не центральная Америки, а моя любимая Родина! Родина слонов и русалок, где нет дорог и много дураков. Где поощряют воровство миллионов рублей и тугриков, и сажают за глупую выходку.
По крайней мере, мы знаем абсолютно достоверно, что:
"Золота в окрестностях всегда было много. Ведь и первый уральский золотой самородок нашли именно здесь. Но на добычу золота тогда была государственная монополия и земли, даденные заводчикам по посессионному праву, могли отобрать в казну. Поэтому нашедшую самородок 13-летнюю Катю Богданову, не отблагодарили, а жестко высекли, да так, что девочка после этого сошла с ума.
Немало ям было выкопано и по периметру Светлого болота. Золото с гранитом дружит (ведь наши болота всегда лежат на гранитной подушке), а следы старателей обнаруживаются по ямам в логах, на краях болот и в самих болотах, как правило заполненных водой, и наличию в непосредственной близости от этих ям отвалов пустой породы".
Везде проклятое золото! Я такие шурфы видел на Колыме сотни раз! Так добывают ЗОЛОТО. В очередной раз, столкнувшись с местом залегания презренного металла, ничуть не удивился, что оно совпало с местом расположения мегалитических сооружений. Это уже правило, а не случайность. Лишний раз убедился в этом. Осталось только разгадать как это связано... скорее всего то, что "учёные" называют храмовыми комплексами, на самом деле - промышленные предприятия по добыче полезных ископаемых! Вот тоже интересно... возникает устойчивое ощущение взрыва.... Не могу отделаться от мысли, что я это видел много раз.... часто брожу по местам боёв. Это типичный пример взрывного разрушения. Раскидало на десятки метров... Глыбы сыпались с неба... Падали хаотично, не оставляя шансов, чтоб в будущем кто-то заподозрил систему, хоть на секунду представил, что это не спонтанное природное нагромождение каменюк.... |
|
|
Метки: арии россия урал |
Миф о вековечной бедности простого русского народа |
Миф о вековечной бедности русского народа поддерживается с таким же тщанием, как и миф о безпробудном пьянстве, неумелости и лени русов. В том, что это именно мифы, можно легко убедиться, прочитав заметки заграничных туристов…
Иван Аргунов (1727-1802). Портрет крестьянки.
Миф о вековечной бедности простого русского народа
Весьма распространено мнение, что простой народ в России всегда жил тяжело, постоянно голодал, и терпел всяческие притеснения от бояр и помещиков. Однако, так ли было на самом деле? Конечно, в силу объективных причин, у нас сейчас почти нет статистических данных по дореволюционной России, как-то ВВП на душу населения, стоимость потребительской корзины, прожиточный минимум и т.д.
В качестве материала для данной статьи мы будем использовать цитаты из воспоминаний иностранцев об их посещении России в разное время. Они тем более для нас ценны, так как иностранцам нет нужды заниматься приукрашением действительности чужой для них страны.
Интересные записки оставил Юрий Крижанич, хорватский богослов и философ, в 1659 году прибывший в Россию. В 1661 он был отправлен в ссылку в Тобольск – его воззрения на единую, независимую от земных споров церковь Христову были неприемлемы как для защитников православия, так и для католиков. В ссылке он провёл 16 лет, где написал трактат «Разговоры о владетельстве», так же известный, как «Политика», в котором тщательно проанализировал экономическое и политическое положение России:
«Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы…, а что можно выдумать нелепее того, что даже чёрные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?.. Шапки, однорядки и воротники украшают нашивками и твезами, шариками, завязками, шнурами из жемчуга, золота и шёлка… Следовало бы запретить простым людям употреблять шёлк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие отличалось от простых людей. Ибо никуда не гоже, чтобы ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином… Такого безобразия нет нигде в Европе. Наигоршие чёрные люди носят шёлковые платья. Их жён не отличить от первейших боярынь…»
Необходимо отметить, что только в 20 веке мир пришёл к тому, что фасон одежды перестал определять достаток человека. Пиджаки носят и министры, и профессора, а джинсы может надеть как миллиардер, так и простой рабочий. А вот что пишет Крижанич про еду:
«Русская земля по сравнению с Польской, Литовской и Шведской землями и Белой Русью гораздо плодороднее и урожайнее. Растут на Руси большие и хорошие огородные овощи, капуста, редька, свекла, лук, репа и иное. Индейские и домашние куры и яйца в Москве крупнее и вкуснее, нежели в упомянутых выше странах. Хлеб, действительно, на Руси сельские и прочие простые люди едят намного лучший и больше, нежели в Литве, в Польской да Шведской землях. Рыба также добывается в изобилии…»
А вот каким было, по данным В.Ключевского, в 1630 году, типичное малоземельное (засевавшее поле размером в одну десятину, то есть 1,09 га ) крестьянское хозяйство Муромского уезда: «3-4 улья пчёл, 2-3 лошади с жеребятами, 1-3 коровы с подтёлками, 3-6 овец, 3-4 свиньи и в клетях 6-10 четвертей (1,26-2,1 куб.м) всякого хлеба…»
Многие иностранные путешественники отмечают дешевизну продуктов в России. Вот, что пишет Адам Олеарий, который, будучи секретарём посольства, посланного шлезвиг-голштинским герцогом Фридрихом III к персидскому шаху, побывал в России в 1634 и 1636-1639 гг.
«Вообще по всей России, вследствие плодородной почвы, провиант очень дёшев, 2 копейки за курицу, 9 яиц получали мы за копейку…» А вот другая цитата из него же: «Так как пернатой дичи у них имеется громадное количество, то её не считают такой редкостью и не ценят так, как у нас: глухарей, тетеревов и рябчиков разных пород, диких гусей и уток можно получать у крестьян за небольшую сумму денег…»
Персиянин Орудж-бек Баят (Урух-бек), который в конце 16 века был в составе персидского посольства в Испанию, где обратился в христианство и стал именоваться Дон Хуан Персидский, даёт аналогичные свидетельства относительно дешевизны еды в России: «Мы пробыли в городе [Казани] восемь дней, причём нас так обильно угощали, что кушанья приходилось выбрасывать за окно. В этой стране нет бедняков, потому что съестные припасы столь дёшевы, что люди выходят на дорогу отыскивать, кому бы их отдать…»
А вот что пишет венецианский торговец и дипломат Барбаро Иосафат, в 1479 году побывавший в Москве:
«Изобилие хлеба и мяса здесь так велико, что говядину продают не на вес, а по глазомеру. За один марк вы можете получить 4 фунта мяса, 70 куриц стоят червонец, и гусь не более 3 марок. Зимою привозят в Москву такое множество быков, свиней и других животных, совсем уже ободранных и замороженных, что за один раз можно купить до двухсот штук…»
Секретарь австрийского посла в России Гвариента Иоанн Корб, бывший в России в 1699 году, также отмечает дешевизну мяса:
«Куропатки, утки и другие дикие птицы, которые составляют предмет удовольствия для многих народов и очень дороги у них, продаются здесь за небольшую цену, например, можно купить куропатку за две или за три копейки, да и прочие породы птиц приобретаются не за большую сумму…»
Соотечественник Корба, Адольф Лизек, состоявший секретарём при австрийских послах, бывших в Москве в 1675-м году, и вовсе отмечает, что «птиц так много, что жаворонков, скворцов и дроздов не едят…»
В том же 17-м веке в Германии проблему с мясом решали по-другому. Там за время Тридцатилетней войны (1618-1648) было уничтожено около 40% населения. В результате дело дошло до того, что в Ганновере власти официально разрешили торговлю мясом людей, умерших от голода, а в некоторых областях Германии (христианской, между прочим, страны) было разрешено многожёнство для восполнения людских потерь.
Однако, всё вышеописанное относится к периоду до 18 века, т.е. Московского царства. Посмотрим, что было в период Российской империи. Интересны записки Шарля-Жильбера Ромма, активного участника Великой французской революции. С 1779 по 1786 год он жил в России, в Санкт-Петербурге, где работал учителем и воспитателем графа Павла Александровича Строганова. Совершил три путешествия по России. Вот что он писал в 1781 году в своём письме Г. Дюбрёлю: (к сожалению, он не уточняет, о крестьянах какой именно области идёт речь).
«Крестьянин считается рабом, поскольку господин может его продать, обменять по своему усмотрению, но в целом их рабство предпочтительнее той свободы, коей пользуются наши земледельцы. Здесь каждый имеет земли больше, чем может обработать. Русский крестьянин, далёкий от городской жизни, трудолюбив, весьма смекалист, гостеприимен, человечен и, как правило, живёт в достатке. Когда он завершит заготовку на зиму всего необходимого для себя и своей скотины, он предаётся отдыху в избе (isba), если не приписан к какой-либо фабрике, каковых в этой области много, благодаря богатым рудникам, или если не отправляется в путешествие по своим делам или по делам господина.
Если бы здесь были лучше известны ремёсла, у крестьян было бы меньше времени для досуга в тот период, когда они не заняты сельским трудом. И господин, и раб получили бы себе от этого пользу, но ни те, ни другие не умеют рассчитывать свою выгоду, поскольку ещё не достаточно прочувствовали необходимость ремёсел. Здесь царит простота нравов и довольный вид никогда бы не покидал людей, если бы мелкие чинуши или крупные собственники не проявляли жадности и рвачества. Малочисленное население области во многом является причиной изобилия всего, что необходимо для жизни. Продовольствие стоит так дёшево, что, получая два луидора, крестьянин живёт весьма зажиточно…»
Обратим внимание, что о том, русское «рабство» крестьян более предпочтительным, чем «свобода» французских, пишет не кто-нибудь, а будущий активный участник Великой Французской революции, прошедшей под лозунгом «Свобода, равенство и братство». То есть, у нас нет причин подозревать его в необъективности и пропаганде крепостного права.
Вот что он писал в одном из своих писем по поводу положения французских крестьян ещё до своего отъезда в Россию:
«Повсюду, мой дорогой друг, и у стен Версаля, и за сто лье от него с крестьянами обращаются столь варварски, что это переворачивает всю душу чувствительному человеку. Можно даже сказать с полным на то основанием, что здесь их тиранят больше, чем в отдалённых провинциях. Считается, что присутствие сеньора должно способствовать уменьшению их бедствий, что, увидев их несчастья, эти господа должны постараться помочь с теми справиться. Таково мнение всех, у кого благородное сердце, но не придворных. Они ищут развлечения в охоте с таким пылом, что готовы пожертвовать для этого всем на свете. Все окрестности Парижа превращены в охотничьи заповедники, из-за чего несчастным [крестьянам] запрещается выпалывать на своих полях сорняки, которые душат их хлеб. Им разве что разрешено бодрствовать ночи напролёт, выгоняя из своих виноградников разоряющих их оленей, но не дозволено ударить никого из этих оленей. Работник, согбённый в рабской покорности, часто понапрасну тратит своё время и умение, служа напудренным и вызолоченным идолам, которые безжалостно гонят его, если только он вздумает попросить плату за свой труд…»
Речь идёт как раз про тех самых «свободных» французских крестьян, «свобода» которых, по мнению Ромма, хуже «рабства» русских крепостных.
А.С. Пушкин, обладавший глубоким умом и хорошо знавший русскую деревню, отмечал:
«Фонвизин в конце XVIII в. путешествовавший по Франции, говорит, что по чистой совести судьба русского крестьянина показалась ему счастливее судьбы французского земледельца. Верю… Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев)… Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак бедности…»
Положение русского крепостного крестьянства было лучше не только французского, но и ирландского. Вот что писал в 1824 г. английский капитан Джон Кокрейн.
«Безо всяких колебаний… говорю я, что положение здешнего крестьянства куда лучше состояния этого класса в Ирландии. В России изобилие продуктов, они хороши и дёшевы, а в Ирландии их недостаток, они скверны и дороги, и лучшая их часть вывозится из второй страны, между тем как местные препятствия в первой приводят к тому, что они не стоят такого расхода. Здесь в каждой деревне можно найти хорошие, удобные бревенчатые дома, огромные стада разбросаны по необъятным пастбищам, и целый лес дров можно приобрести за гроши. Русский крестьянин может разбогатеть обыкновенным усердием и бережливостью, особенно в деревнях, расположенных между столицами…»
Напомним, что в 1741 г. голод унёс в могилу одну пятую часть населения Ирландии – около 500 тыс. человек. Во время голода 1845-1849 гг. в Ирландии погибло от 500 тыс. до 1,5 млн. человек. Значительно увеличилась эмиграция (с 1846 по 1851 выехали 1,5 млн. чел.). В итоге, в 1841-1851 гг. население Ирландии сократилось на 30%. В дальнейшем Ирландия также быстро теряла население: если в 1841 г. численность населения составляла 8 млн. 178 тыс. человек, то в 1901 г. – всего 4 млн. 459 тыс.
Отдельно хотелось бы осветить жилищный вопрос
«Те, чьи дома погибли от пожара, легко могут обзавестись новыми домами: за Белой стеной на особом рынке стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить и задёшево доставить на место и сложить», – Адам Олеарий.
«Подле Скородума простирается обширнейшая площадь, на которой продаётся невероятное количество всякого леса: балок, досок, даже мостов и башен, срубленных уже и отделанных домов, которые без всякого затруднения после покупки и разборки их перевозятся куда угодно», – Яков Рейтенфельс, курляндский дворянин, пребывал в Москве с 1670 по 1673 год.
«Рынок этот находится на большой площади и представляет собой целую массу готовых деревянных домов самого разнообразного вида. Покупатель, являясь на рынок, объявляет, сколько хочет иметь комнат, присматривается к лесу и платит деньги. Со стороны покажется невероятным, каким образом можно купить дом, перевезти и поставить его в одну неделю, но не следует забывать, что здесь дома продаются совершенно готовыми срубами, так что ничего не стоит перевезти их и собрать вновь», – Уильям Кокс, английский путешественник и историк, дважды посетил Россию (в 1778-м и 1785 гг.).
Другой английский путешественник, Роберт Бремнер, в своей книге «Экскурсии по России», изданной в 1839 г., писал, что «Есть области Шотландии, где народ ютится в домах, которые русский крестьянин сочтёт негодными для своей скотины…»
А вот что писал русский путешественник и учёный Владимир Арсеньев про жилище крестьянина в своей книге «По Уссурийскому краю», в основу которой легли события его экспедиции по уссурийской тайге в 1906 году:
«Внутри избы были две комнаты. В одной из них находились большая русская печь и около неё разные полки с посудой, закрытые занавесками, и начищенный медный рукомойник. Вдоль стен стояли две длинные скамьи; в углу деревянный стол, покрытый белой скатертью, а над столом божница со старинными образами, изображающими святых с большими головами, тёмными лицами и тонкими длинными руками…
Другая комната была просторнее. Тут у стены стояла большая кровать, завешенная ситцевым пологом. Под окнами опять тянулись скамьи. В углу, так же как и в первой комнате, стоял стол, покрытый самодельной скатертью. В простенке между окнами висели часы, а рядом с ними полка с большими старинными книгами в кожаных переплётах. В другом углу стояла ручная машина Зингера, около дверей на гвозде висела малокалиберная винтовка Маузера и бинокль Цейса. Во всём доме полы были чисто вымыты, потолки хорошо выструганы, стены как следует проконопачены…»
Из всего вышеперечисленного видно, что, по свидетельству самих иностранцев, которые могли сравнивать быт простого народа, как в России, так и в своих странах, и которым нет надобности приукрашивать российскую действительность, во время допетровской Руси, и во время Российской империи простой народ жил в целом не беднее, а зачастую и богаче, чем другие народы Европы…
Метки: история россия русские |
Основы Языческого (ПравоСлавного) мировоззрения |
Прим: Статья хорошая, только одно замечание! То мировоззрение, на которое повесили клеймо Язычества, на самом деле является нашим родным гойским ПравоСлавием и ничего общего не имеет с ИудоОртодоксальным Правоверием Византийского Толка, которое прикрывается термином Православие. Это была еще одна уловка избранного народа — натягивание на рабское мирровозрение христианства наше, гойское ПравоСлавие! Теперь читаем и заменяем Язычество на ПравоСлавие!!! Поехали…
+ Крещение Руси. Кто Крестил Русь? И во Что???
Язычество ( ПравоСлавие ) возвращается. В наши дни, как и полторы тысячи лет назад, на капищах ставятся вырезанные из дерева образы богов и перед ними горит священный огонь. Снова звучат слова древних славлений, принимают посвящение новые поколения жрецов и волхвов. Обновленное языческое движение постепенно набирает силу.
На запросы «язычество», «Сварог», «Велес» поисковые системы выдают уже тысячи ссылок. Множатся языческие общины, официально зарегистрированные как религиозные организации или как объединения граждан. Все это признаки наступающей новой эпохи, эпохи возвращения язычества.
Почему голос древности стал снова слышен именно сейчас? Что ищут и что находят в язычестве такого, чего не могут найти в более распространенных идеологиях? Как может языческое видение мира, складывавшееся в совсем другую эпоху и в совсем других условиях, стать значимой силой постиндустриальном и информационном обществе? В статье делается попытка ответить, хотя бы частично, на эти вопросы.
Эта статья — взгляд не извне, а изнутри. О язычестве рассказывает язычник, разумеется, небеспристрастно.
В этой короткой статье не делается попытка охватить и проанализировать общую панораму всего современного языческого движения: к счастью, язычество развивается такими темпами, что это уже почти невыполнимая задача.
По моему мнению, единственный способ рассказать о язычестве как о мировоззрении, это описать свое собственное видение язычества, не пытаясь при этом говорить от имени всех язычников (из дальнейшего будет видно, что единого для всех понимания язычества нет и быть не может).
В этой статье нет ни слова об обрядовых практиках, славянской магии и биографиях богов. Поскольку язычество очень многогранно и объемно, каждый адепт воспринимает его не полностью (такую глыбу ни одно сознание не вместит!), а выбирает из него какие-то фрагменты для себя, строя тем самым свою личную версию язычества. Лично для меня язычество интересно не мифами о деяниях богов (хотя и это тоже увлекательно и захватывающе!.. но для меня второстепенно), а тем, что дает очень стройное и цельное мировоззрение, пронизывающее все уровни бытия, включая отношение к своему «Я», к миру и своему месту в мире, к обществу, к прошлому и будущему, к Космосу.
Итак, язычество здесь понимается именно в таком смысле. Как мировоззрение, а не как вера, религия, магия, экологическая или национально-патриотическая идея, хотя все перечисленные (и многие другие) трактовки имеют место в действительности и тоже заслуживают внимания.
Весь последующий текст статьи не более, чем более развернутый комментарий к этим тезисам. И потому может быть пропущен, если сказанного достаточно для однозначного понимания сути вопроса.
Поскольку язычество не религия, в нем нет и жёстких канонов. Каждый язычник вправе иметь свою точку зрения на язычество. |
Плюралистичность языческого миропонимания выражается уже в том, что есть множество богов и божеств, детали образа одного и того же божества в разных местностях или в разные эпохи бывают различны. Но внутренне едина основа миропонимания, заложенная в языческих мифологиях; едина суть, существующая во множестве проявлений. Фактически, язычеств существует столько, сколько есть язычников.
И при этом, как ни удивительно на первый взгляд, язычество не распадается на сотню отдельных течений (в каждом из которых ровно по одному участнику!), а продолжает существовать как единое явление духовной жизни современного общества.
Плюралистичность язычества обеспечивает ему богатство внутреннего содержания, одновременное сосуществование в нем большого числа идей, подчас даже противоположных. Какие-то из них в данный момент времени доминируют, их видно извне как «лицо» язычества, они звучат в диалоге язычества с другими мировоззрениями. Язычество как бы «экспортирует» их вовне.
Но в то же самое время существует и огромная «подводная часть» идеологического «айсберга» — те идеи, которые не находят в самой языческой среде широкого резонанса и не «экспортируются», а для постороннего наблюдателя как бы и не существует. Именно в этом невидимом для постороннего глаза идейном запасе кроется огромная сила язычества, залог его будущего прогресса и, главное, способность всегда быстро давать адекватные ответы на непредсказуемые вопросы, которые ставит время и общество.
Как только в сложном и непрерывно меняющемся мире назреет новая проблема, не только к решению, но даже и к постановке которой монолитные духовные течения были не готовы, обязательно окажется, что в язычестве кто-то уже обдумывал полезные именно для этого случая идеи, и они в латентном виде «носились в воздухе», жили в «информационном поле» языческого сообщества, и только за отсутствием спроса оставались непроявленными. Потому любые резкие изменения окружающего мира потребуют от язычества не спешного выдумывания совершенно новых идей, а всего лишь активизации уже имеющихся заготовок, новой расстановки акцентов.
Такая динамичность, подвижность языческой мысли вряд ли достижима для моноиделогий. Миф о том, что истина едина, и еще более нелепый миф, что этой единой истиной может единолично обладать верховный иерарх, неприятие всякого инакомыслия и война с каждой свежей мыслью как с ересью делают моноидеологии довольно неповоротливыми. Такую однородность моноидеологий можно даже назвать идейным вырождением.
Обратная сторона медали состоит в том, что моноидеологии оказываются гораздо эффективнее плюралистических идеологий на долгих этапах стабильности. Выработав однажды адекватную ситуации модель, силой вдавив ее в головы своим адептам и уничтожив «ереси», духовная правящая верхушка получает практически неограниченную власть над идейно однородной, послушной и управляемой массой, пока плюралисты-язычники еще продолжали бы дискуссии. Этим объясняется успех церкви во времена Средневековья и успех ислама на Востоке. Однако современное общество меняется так стремительно, что те достаточно долгие стабильные периоды, на которых могут проявиться преимущества моноидеологий, практически не встречаются, что просто вынуждает общество становиться все более языческим (хотя, разумеется, общество вовсе не обязательно принимает такое самоназвание).
Между прочим, подобный механизм обеспечения запаса маневренности системы на случай непредвиденных изменений за счет плюрализма до поры скрытых возможностей можно найти в живой природе — таков механизм действия рецессивных генов у диплоидных организмов. Огромный массив генетической информации «спит», никак не проявляясь в фенотипе, но всегда готов проявиться в следующих поколениях и закрепиться, если это окажется адекватно условиям.
Язычество — это не догматическая и неизменная формальная система, основанная на непререкаемом авторитете текстов откровений тысячелетней давности. Это живая и непрерывно обновляющаяся система, постоянно меняющая свои формы. Формы эти, временные и преходящие, отражают наш мир с его непрерывными и бурными изменениями. Потому язычество и не нуждается в канонизированных священных текстах и в догмате об их богоданности.
При смене поколений языческих идей отмирают отжившие оболочки в виде устаревших текстов. А удачная, адекватная сути миропонимания мысль продолжает жить, «одетая» в новый текст, в более отточенной формулировке, обрастая новыми, более яркими смысловыми аспектами и соединяясь при этом с другими идеями.
Читатель мог заметить, что выше везде, если заходила речь о сопоставлении язычества с моноидеологиями (под которыми в данном контексте в первую очередь понимаются однобожные религии), сравнение велось по линии большей или меньшей успешности той или иной идеологии в решении той или иной актуальной для общества проблемы, т.е. большей или меньшей способности отвечать на сложные и внезапные запросы времени. Иными словами, сравнение проводилось в категориях его полезности для человека.
А как же истинность? Все-таки, есть языческие боги в реальности, или существует только единый бог-отец, или же вообще никаких богов нет? Современный языческий ответ (не в том смысле, что разделяемый непременно всеми язычниками, см. выше о плюрализме и отсутствии догм, а в смысле «языческий по духу») может показаться парадоксальным и шокирующим, если воспринимать его в понятийной среде, сформированной моноидеологиями:
«А какая, собственно, разница!?»
Для меня абсолютно не важно, есть они там, в объективной внешней реальности, или нет, и как их там, в их заоблачных высях, зовут. Важно, что я их славлю — ощущаю, переживаю и развиваю «духовный резонанс» с образами славянских богов, и (не молитвой — глупо молиться к тем, кого, скорее всего, нет, а своими вполне реальными практическими делами) стремлюсь приблизить свою личность к идеалу, который эти боги олицетворяют. Пусть боги существуют в моей субъективной реальности — мне этого достаточно.
Боги реальны, и языческое почитание их осмысленно постольку, поскольку следование их образам помогает в самосовершенствовании и в практических делах. Роль идеологий состоит в том, чтобы, организовывая внутренний мир людей, организовывать определенным образом и их деятельность. Потому единственный критерий и единственная шкала, которую можно применять к идеологиям — это адекватность. «Адекватна ли данная идеология» — означает «помогает ли она адептам добиваться своих целей, жить полноценной жизнью в ладу со своим Я». Ничего иного от идеологий не требуется, в том числе не требуется быть истинными (отражать положение дел в объективной реальности) — эта сфера принадлежит науке.
Тем самым, я, будучи язычником, вовсе не утверждаю истинность своего мировоззрения. По отношению к мировоззрениям понятие истинности просто не имеет смысла!
Отступление. В качестве иллюстрации— … А Муравей-разбойник — гроза лесов и полей. Его вообще никто никогда не видел, но все ужасно боятся. Тут уж Петропавел не выдержал и расхохотался: — Как же это он — гроза лесов и полей, когда его никто не видел никогда? — Ну как-как… Плод народного суеверия, следствие неразвитости науки… мифологическое сознание и все такое. Познать не можем — и обожествляем, что ты прямо как маленький! … Петропавел изо всех сил старался сохранить серьезность: — Да как он хоть выглядит, этот Муравей- разбойник? Ой ли-Лукой ли принял церемонную позу и начал: — Народное воображение рисует его могучим и громадным — о трехстах двенадцати головах и восьми шеях, с тремя когтистыми лапами, покрытыми чешуей речных рыб. Его грудь спрятана под панцирем пятисот восьмидесяти семи черепах, левое брюхо обтянуто кожей бронтозавтра, а правое… — Довольно-довольно, — остановил лавину ужасов Петропавел. — С народным воображением все понятно. А на самом-то деле он какой? — Да ты что, муравьев никогда не видел? — удивился Ой ли-Лукой ли и, как показалось Петропавлу, поскучнел. — Ну, черненький, должно быть, невзрачный такой, мелкий… Букашка, одним словом. Но суть не в том, каков он на самом деле, — суть в том, каким мы его себе представляем. — Ой ли-Лукой ли набрал в легкие воздуха, чтобы продолжить повествование… Е.Н.Клюев. Между двух стульев. |
Нетрудно заметить, что в оценке мировоззрения с точки зрения адекватности еще раз проявляется отмеченная выше плюралистичность языческого миропонимания. Что и естественно: язычник смотрит на все, в том числе и на свое язычество, по-язычески многосторонне. А постановка вопроса об «истинности» или «ложности» в применении к идеологиям, повторюсь, принедлежит моноидеологической традиции.
Если же мыслить догматически и априори принять за истину (без достаточных разумных обоснований!), что некое единое божество существует в реальности, и вопрос только в том, как его правильно назвать по имени и как правильно понять его сущность и его волю, то все сказанное выше полностью теряет смысл. Потому суть языческого миропонимания вряд ли может быть адекватно донесена до понимания представителя монорелигии — она просто невыразима в его языке.
Если после сказанного в язычестве нет ничего от религии, то остается миф без веры — эстетическое наслаждение красотой и силой мифа, возможность черпать из него запас вложенного в него тысячелетнего опыта, переплавленного и спрессованного коллективным разумом народа — а в мифе зашифрован огромный массив философских размышлений о мироустройстве и в первую очередь о своем «Я». Такое восприятие язычества ничем, по сути, не отличается от восприятия произведения искусства. Каковым, добавлю, миф и является.
Талантливо написанное художественное произведение в наглядной форме показывает нравственные принципы, идеалы и ценности. И доносит смысл до читателя во сто крат эффективнее, чем сухой трактат, толкующий о том же на рассудочном уровне. В конечном счете, наше «Я» зарождалось и росло в волшебном мире сказок. Зрелая личность — во многом эхо усвоенных с детства книг, и мифология своего народа стоит на первом месте не только по времени усвоения.
Этим выявляется еще один аспект языческого мироощущения. Язычник сознательно обращается к мифологии, к сохранившимся отголоскам древнейшей космологии, онтологии, эстетики и этики, которые выражены образным поэтическим языком. То, что большинству современных людей мало известно и мало интересно, в сознании и в жизни язычника занимает почетное место.
Если верно, что потребность в прекрасном и в фантазии присуща человеку, то удовлетворять ее путем обращения к языческому мифу, а через него и к мироощущению — вполне естественный выбор.
Я принимаю и впускаю в свою жизнь миф. Тем мое мировоззрение отличается от мировоззрений некоторых не в меру рационализированных технократов, которые призывают давить в себе все, что не есть рацио. Я честно признаю, что мой мир — это мир сказки. Тем отличаюсь от представителей однобожных религий, которые тоже живут в сказке, но относятся к ней необычайно серьезно. Что вредит в первую очередь самой сказке, лишая ее поэтического очарования.
Почему такой добровольный самообман не ведет в тупик? Дело в том, что мир литературы, мир мифа и сказки, весь искусственный мир, созданный нашим воображением — создается и развивается не по случайности. Он отображает, проецирует, пусть порой и в очень причудливой форме, самую что ни на есть суть реального мира. Вычленяя из нее «экстракт», самое важное, то, что ускользает от рассудочного понимания. Задача сказки — быть «более реальной», чем сама реальность!
Язычество создавалось сотнями поколений наших предков. Каждый штрих языческого мифа проходил шлифовку временем и коллективным опытом. И лишь самые точные и тонкие, самые удачные догадки, прозревающие сущность мироустройства, выдерживали отбор и передавались потомкам. Космические полеты и интернет, изменив внешний облик человечества, мало затронули сущность человека. Потому и сегодня языческий миф остается куда как жизненным — повествуя о богах, он рассказывает на самом деле о нас.
Емкость и точность описания мироустройства, данного в языческом мифе, такова, что современный окружающий мир вполне можно воспринимать как продолжение и отражение мифа. Жизненность и современность древнего язычества состоит в том, что принципы, высказанные еще тысячелетия назад, продолжают работать сегодня.
Модель мифа как художественного текста способна прояснить то особое отношение язычника к своим богам, которое можно выразить формулой «не верю, а чту». Пусть, к примеру, человек многому научился в нравственном и эстетическом плане, читая «Дон Кихота». Но не будет же он из-за этого воздвигать храм Единого и Предвечного Дон Кихота и бить поклоны перед его иконой! Любить произведение художественного вымысла можно, оставаясь при этом критически и скептически мыслящим. Книгу почитал, получил наслаждение от соприкосновения с высшим стал лучше — и снова окунулся в реальный мир. В том числе и для того, чтоб вновь обретенное богатство духа проявить в жизни (а иначе зачем оно?).
Язычнику присуще умение не смешивать области применимости мифологического, опоэтизированного восприятия действительности с другими уровнями (в том числе и с рациональным) и гибко переключаться между ними по мере необходимости. Язычник может ясно видеть черты божественного буквально во всем, что его окружает: в золотых колосьях, облаках, в речных волнах, да и в самом себе. А через час спокойно делать свою работу. Язычество — это во многом способность находиться одновременно в двух мировосприятиях: религиозно-мистическом, когда сакральное ощущаешь всюду, и том будничном состоянии, без которого не удалось бы заниматься вполне земными делами.
Примечательно, что монорелигии сформировали в нашей цивилизации болезненный разрыв между небесным и земным векторами развития личности: одни, чрезмерно экзальтированные, испытывают мистические экстазы такой интенсивности, которая вряд ли совместима с психическим здоровьем, а другие в это время настолько погружаются в земные заботы, что потребности выше витальных просто атрофируются. Язычество в этой связи можно охарактеризовать как искусство уделять должное внимание обеим граням жизни, не впадая в уродливые крайности. Для ощущающего «единство в многообразии» в этом нет ни противоречия, ни даже технической сложности.
Возвращаясь к аналогии между языческим восприятием язычества и погружением читателя в мир литературного произведения, добавлю, что при таком восприятии мифа у меня нет возражений против, к примеру, христианства. Во-первых, литературные вкусы — личное дело каждого. Во-вторых, я готов признать, что при таком недогматическом прочтении Библии человек может внутренне обогатиться и чему-то научиться. Иными словами, то обстоятельство, что человек своего бога зовет Христом, для меня не есть повод к неприятию. Если при этом он образ Христа воспринимает по-язычески, без догм.
Только, почему-то, это так редко встречается…
Да и религиозных распрей и «священных» войн за веру при таком прочтении мифа быть не может. Как-то не укладывается в сознании, чтоб любители Флобера пошли джихадом громить любителей Тургенева. Или что поклонник Пушкина будет за смертный грех почитать прикосновение к тому Гете.
Мое восприятие языческих богов — не как личностей, а как образы. Боги живут и действуют, но не во внешнем мире, а в нашем сознании, не в объективной, а в субъективной реальности.
Примитивно-буквальное толкование языческих мифов и личное восприятие богов приводит к явным нелепостям. Как, кстати, и буквальное восприятие библейских мифов… только язычник, может честно это признать и воспринимать свою мифологию аллегорически, а большинство христиан продолжает цепляться за букву своих текстов. Зачастую теряя при этом их суть.
Ну как можно в третьем тысячелетии всерьез принимать буквальное понимание образа Перуна, который производит гром, в небесах потрясая своей золотой секирой? Когда известно об электрических разрядах в атмосфере. А вот ощущать изнутри ориентированность своей личности на образ Перуна, вплоть до самоотождествления с ним — совсем другое дело.
Иными словами, образы богов — это условности, введенные людьми, чтоб через их призму, в опоэтизированной форме удобнее было познавать мир и самих себя. Миф — еще один инструмент познания, не противостоящий науке, а органически дополняющий ее. К примеру, в человеке есть такие качества, как воинская доблесть, боевая ярость, смелость и сила тела и духа. Познавая себя, человек мысленно обособляет эти качества, отделяет их от своего «Я», наделяет их самостоятельным существованием. Это и понятно: отдельно взятый язычник смертен, а отвага как таковая (маленькой частичкой которой является его личная отвага), отвага как понятие — вечна, была до и пребудет после. Остается персонифицированному образу этого качества дать имя: Перун.
Интересно сравнить с эйдосами в объективном идеализме Платона.
Человек создает представление о превосходной степени того, чем обладает сам. Это очищенный и рафинированный образ, в котором некое реальное качество доведено до крайней степени. Пускай такой степени и в таком очищенном виде в реальности нигде нет — так и должно быть, ведь идеологема не терпит полутонов. Идеал, ориентир для следования должен быть предельно ясным и «более реальным», чем сама реальность.
Наука пользуется умозрительными абстракциями типа абсолютно упругого удара, идеального газа, невесомой и нерастяжимой нити… и нормально при этом себя чувствует.
При таком подходе в ином свете предстает смысл магического обряда, обращения к божеству и (том числе молитвы). Обряд, разумеется, уж совсем не нужен богу, само существование которого во внешней реальности под вопросом. Смысл обряда в том, что язычник обращается как бы к самому себе, но в третьем лице, то есть обращается к тем качествам, которые в нем самом есть, и которые спроецированы на внешний мир и оформлены в виде образа бога.
С этим связана еще одна возможная трактовка языческого почитания богов. Если я хочу развиваться, мне нужно четко обозначить цель этого развития. Представить себе себя же, но только более совершенного. Цель — это не я, ибо я еще не таков, как этот образ. И в то же время цель — это я, во мне сейчас есть по крайней мере представление о том, каким я должен быть. Удобный и естественный прием состоит в том, чтобы, как говорят математики, «переобозначить» этот самый образ «будущего Я, который еще не Я» новым именем — именем бога, который олицетворяет данный вектор личного самосовершенствования.
Бог, которому ты поклоняешься, может быть тобой. — А.Ш.ЛаВей
Иными словами, обращаясь в магическом обряде к тому или иному богу (а обряд предполагает хотя бы частичное самоотождествление с ним), я беру на себя обязательство становиться таким, как он. И, кроме того, если самоотождествление проведено правильно, «подзаряжаюсь» от его образа теми самыми качествами, к которым стремлюсь. Похоже на то, как по мере движения по снежной равнине бросать вперед флажки, чтоб затем к ним идти. Вот эти отделенные от своего «Я» ожидания и цели и есть боги. Образ бога в язычестве — это путеводная звезда процесса самосовершенствования.
Существенно, что в отличие от флажка, до которого я рано или поздно дойду, идеалы, воплотившиеся в образах языческих богов, отнесены на заведомо недостижимое расстояние, на бесконечность. Потому образ языческого бога задает не точку, до которой можно дойти и успокоиться, а вектор развития, по которому можно развиваться безгранично.
Монорелигии утверждают, что мир, единожды сотворенный абсолютно совершенным богом, неизменно катится к разрушению и смерти дорогой греха. Время в монорелигиях — это вектор с началом и концом. Для язычника же реален и близок первоначальный смысл слова «время», восходящего к тому же корню, что и «вертьмя». Языческое время — это вечное коловращение без начала и конца, потому в языческом сознании понятие смерти, по сути, теряет смысл.
Книга языческих заповедей — это сам мир вокруг нас. Зачем верить в то, что и без того видишь на каждом шагу?
Мое писание давно начертано жилками по листве, реками по земле, облаками по небу. — Ярослав Волохов
А вокруг мы видим циклы природы, которая каждую осень умирает, но лишь для того чтоб обновленной возродиться с приходом весны. Зерно умирает во вспаханной земле, чтоб родиться колосом и дать начало новым зернам. Так в сознании славян-язычников укоренилось, что всякая смерть это пролог к будущему рождению. Да и вообще: жизнь сама по себе вечна и неистребима. Только чтобы жить вечно, нужно иногда ненадолго умирать. И менять облики.
Отсюда получается важнейшее для языческого мировоззрения следствие. Творение мира — не завершено. И никогда не будет завершено, ибо полное завершение есть остановка и смерть. И мы, люди, — помощники и соратники богов в деле творения. Да мы и сами есть боги и равноправные сотворцы вечно нарождающегося мира. А не исполнители чьей-то высшей воли.
Язычнику никогда и в бреду не пришло бы в голову почитать бога самоунижением, исповедуя свое ничтожество перед всесильным божеством, как делают обычно в монорелигиях. Мы своих богов уважаем, чтим как старших друзей. А друг не потребует, чтоб я перед ним унижался.
Можно провести мысленный этический эксперимент. Представить себя на месте создателя мира и подумать: неужели мне было бы приятно, если б созданные моей волей разумные существа ползали передо мной в пыли, называя себя недостойными рабами? Захочется ли наказывать их вечными(!) мучениями за отказ поклоняться мне?
В царство божие шаго-о-ом МАРШ! Ать-два! Осанну запе-е-еВАЙ!
Если бог действительно велик, ему нет дела до славословий. Только мелочная личность с патологическим самолюбием хочет все время доказывать (кому? — себе же!) свое величие. Гордому и сильному духом богу угодны не рабы, а соратники. Настоящий учитель не боится, а радуется, когда ученик его превзойдет. Настоящему богу нужен не бездумный робот-исполнитель, а самостоятельная личность, которая может с ним и поспорить. Ничего такого не найти в священных книгах однобожных религий. Все это в избытке есть в язычестве.
Наши боги сами не всесовершенны, не всемогущи и не всеведущи. И имеют мужество признать это… а, следовательно, и продолжать самосовершенствоваться. Чем и отличаются от статических, застывших образов монобогов, которые заявляют о себе, что по определению являются пределом совершенства и в дальнейшем развитии не нуждаются. Или, как полагаю я, скорее неспособны к нему и оттого прикрываются мифом о своей непогрешимости.
Язычество не ставит вопрос так, как ставят его однобожные религии: «В чем есть истина?». И тем более не пытается дать на него ответ. И уж совсем не пытается утверждать, что его ответ единственно верный. Вместо того язычество ставит вопрос «Как искать истину?» и каждому, кто в состоянии принимать, предлагает широкий выбор ответов, зачастую кажущихся несовместимыми. Оставляя бремя самостоятельных раздумий, выбора пути и труд идти по нему за тобой. И еще: любой ответ, предлагаемый язычеством, это по сути еще и новый вопрос и новое сомнение. Потому язычество никогда не станет идеологией массы, это удел того, кто отваживается мыслить самостоятельно.
Отсюда следует все. И в том числе то, что все сказанное выше о язычестве полная чушь (или, в лучшем случае, частное мнение автора), которую нужно немедленно отбросить. И, если интерес к язычеству действительно возник, продолжать самостоятельно строить свое личное язычество.
Метки: славянство вера |