Погода портилась. Набрякшие влагою тучи, долго плутавшие в отрогах Западного Кавказа, вышли на последний рубеж. Сначала опускали по утрам к побережью шифоновые оборки тумана, несмело охватывали горизонт кудряшками облаков, потом за одну только ночь раскинули неопрятные серые космы по всему небосводу.
     Начавшийся под утро дождь был недолог. Его сменил ветер, погнавший с нудным усердием зелёные мутные волны. Скамейки на пустом пляже высохли, и Люда, зябко спрятав ладони подмышки, присела на краешек. Алексей в нерешительности застыл рядом. Всё было так хорошо, и вдруг... Она сама не могла понять, что случилось. Просто упали, оброненные ненароком слова, и - пустота. Взялась непонятно откуда, растворив в себе чувства. Гулко, холодно... Люда машинально скинула с плеча сумочку, расстегнула замок...
     - Я хочу сделать одну нехорошую вещь...
     - Какую?
     Её рука продолжила прерванное движение, нащупала где-то там, на самом дне, смятую пачку с единственной сигаретой.
     - Как знаешь, - он что-то почувствовал, и напрягся. 
     А ей стало безразлично и его недовольство, и своё клятвенное обещание: "Бросаю! Сегодня и навсегда!", данное две недели назад.
     - Я купаться, - в ответ Люда пожала плечами. 
     Волны мешали Алексею войти в воду, толкали в грудь, бросались пеной в лицо, но Люда не смотрела на смуглую мужскую фигурку. Её взгляд устремился вдаль, туда, где почти у самой границы моря и неба застыли на рейде серые чёрточки кораблей.
    
    ***
     "Безумная авантюра" - так она сама для себя назвала это мероприятие. Познакомиться на интернет-форуме, выехав каким-то непостижимым манером от обычной сетевой болтовни к разговорам о Ницше и смысле жизни, навести, пользуясь такой шаткой основой, мосты взаимопонимания, обменяться фотографиями ("А он симпатичный!"), потом созвониться, и сорваться за тысячи километров, одной... Но уж очень хотелось сбежать, прервав северную дождливую, наступившую раньше календарного срока, осень, и окунуться в тепло... Забрезжило что-то яркое, феерическое, и она не устояла.
     Слово за слово:
     "У нас холодно". 
     "А у нас ещё лето". 
     "Везёт!"
     "Приезжай в гости". 
     "Приеду". 
     "Правда?"
     "Правда. У меня две недели отпуска". 
     "Не шутишь?"
     "Нет. Завтра напишу заявление". 
     На том конце сетевой паутинки замешкались.
     "И у меня... неделя. Тогда, может, на море?"
     "Я приеду к тебе". 
     "Приезжай".
 
     Мама тревожно вздохнула, но отговаривать не посмела. Начальство, женатое, но не оставляющее бесплодных надежд, вздохнуло тоже, и поставило подпись.
     Полтора суток в поезде, на "боковушке", и первая встреча... Люда решила, что если виртуальный знакомец не глянется сразу, она переночует в гостинице, и тут же вернётся обратно. Алексей глянулся. Быть может, той простодушной заминкой, когда, держа букет роз, не мог определиться, что делать - руки Людмилы оказались заняты пакетом и сумкой, одновременно перехватить поклажу, и вручить цветы никак не получалось. Она прыснула, он на мгновение замер, смущённо пожал плечами, приобнял её, не выпуская букета, ткнулся губами в висок. Так состоялось знакомство "в реале".
     Тут же взяли билеты до Адлера. Благо, иссякал август, и семьи с детьми путешествовали в обратном направлении. Пять часов до поезда. Достаточно, чтобы Люда успела чуть-чуть передохнуть, а Алексей собрать вещи.
     Его однокомнатная холостяцкая "берлога" располагалась на девятом этаже, под самой крышей, и выходила окнами на закат. Жарко, конечно, но зато какой вид!
     - Тебе чай или кофе? - суетился хозяин - А вообще... слушай, ты же, наверное, есть хочешь?
     - Мне бы для начала в душ, если можно. Иначе косу придётся отрезать.
     - Отрезать девичью красу?! Никогда! - притворно ужаснулся Лёша.
     Через двадцать минут Люда сидела в маленькой кухне. На плечах махровый халат, "одолженный" Алексеем, на столе - бутерброды и чашка кофе. Фена в этом доме, разумеется, не водилось, так что придётся вытаскивать свой. Она обречённо посмотрела на забитую до отказа сумку - и почему всегда так выходит? Вроде стараешься брать только самое необходимое, а замок едва застегнёшь...
     - Четыре вечерних платья? - Алексей улыбался, перехватив её взгляд.
     - Угу. И салон красоты впридачу, - подыграла Людмила. 
     - Ну... наименее ценное можем переложить ко мне. Доверишь? Футболки и шорты много места не занимают.
     Так и решили - фен и лёгкая куртка перекочевали в Лёшин багаж.
    
    ***
     И снова ночь в плацкартном вагоне. Люда на второй полке, Лёша на первой. Спала плохо - сквозило через приоткрытое "насмерть" окно, простынка не грела. Заполночь слезла вниз:
     - Холодно. Я к тебе, можно? - проговорила чуть слышно.
     Узка вагонная полка, лежали на боку, "ложками" - Лёша с краю, Люда у стеночки, переворачивались по команде. Какой уж тут сон? Зато тепло! Люда чувствовала, как Алексей старается умоститься, как украдкой вдыхает он её запах. А сама вдыхала его, и от такой пронзительной, непостижимой близости то замирало, то пускалось вскачь сердце, кружилась пьяная, невесомая голова.
     Вышли в Хосте, держась за руки, будто школьники. Будто нашли, и очень боялись опять потерять друг дружку.  
    Квартиру сняли через вездесущих таксистов. Пять минут от моря, - а ближе нет. И завертелось. 
     Не любители праздно лежать на пляже, за несколько дней обшарили все окрестности. Красная поляна, дольмены, тисо-самшитовая роща, куда умудрились попасть перед самым закрытием. Люда насилу уговорила служительницу пропустить их. Зато гуляли совершенно одни, в быстро густеющих сумерках. Покой и полная тишина... Дорожки, таинственно убегающие в манящую тьму, редкие птичьи вскрики. Совсем не страшно! Но Алексей беспокоился, норовил ускорять шаг и срезать углы. "Волнуется что ли, как бы нас лешие не забрали?" - с лёгкой досадой подумала Люда.
     Однажды ухитрились даже прыгнуть в море с моста. Есть неподалёку от Хосты местечко, где железная дорога пересекает узкий залив. Мост невысок, метра четыре, и Люде не привыкать - секция спортивной гимнастики за плечами. Охваченная азартом, взобралась вслед за местными парнями, перемахнула через ограждение, и тут же, не раздумывая, сиганула вниз, вытянувшись в струнку, солдатиком!
     Алексей на краю стоял долго, несколько раз наклонялся вперёд, и замирал снова. А вокруг подобно снарядам пролетали местные - самые отчаянные карабкались по решётчатым фермам, и прыгали с верха моста. Она помахала рукой, но Лёша, кажется, смотрел только вниз, не замечая её. Наконец, сделал шаг, и, согнувшись крючком, вошёл в воду, подняв фонтан брызг. Вылез на парапет радостный и смущённый одновременно. Люда улыбнулась, но ничего не сказала, только шелохнулось внутри какое-то смутное чувство.
     Рядом с ней всегда были мужественные, яркие парни. Она сама их выбирала. И сама же бросала, когда отношения грозили перерасти в бесконечные претензии друг к другу. А чего-то настоящего, глубокого, всё не складывалось... Не то чтобы очень хотела замуж, но время шло, подруги обзаводились семьями, рожали детей, некоторые разводились, а у неё одно и то же. И ведь не дурнушка совсем! Каштановые волосы, зелёные глаза, стройные ножки... Вишнёвая помада, сапоги-ботфорты, бордовый жакет, плиссированная короткая юбка... - ей нравилось "похулиганить", и однажды, услышав оброненное за спиной кем-то из мимолётных знакомых: "Красивая по первому классу!", - запомнила, но не возгордилась, приняв как должное.
    
    ***
     И вот теперь "красивая по первому классу" хмуро сидела на покинутом пляже, втягивала в себя едкий сигаретный дым, смотрела на далёкие корабли. Ветер бесцеремонно теребил волосы, грозя окончательно разметать уложенную наспех причёску, но это вовсе не имело значения. Сказка кончилась. Никого не удалось обмануть. Он не тот, и она не та, и вечером поезд унесёт их к привычному существованию.
     Вернулись в квартиру, обмениваясь короткими репликами собрали вещи. Люда боялась заводить долгие разговоры - как объяснить то, что едва ли можно облечь в слова? А если всё же попробовать коротко, то выйдет банально и пошло, как в сериалах: "Прости, но ты не герой моего романа". Разве так скажешь? И разве он виноват, что "не герой"?
     Но Алексей, кажется, и сам понимал никчёмность объяснений. Молчал. А может, просто выдерживал паузу. И пауза висела над ними как грозящая пролиться дождём туча, как тяжёлый зреющий плод.
     Совсем иначе представляла она себе этот день! Думала: "Будет солнце, и будет закат, и мы станем его провожать, выпьем вина, и бросим монетки, целую горстку, чтобы непременно вернуться! А потом - выкупаемся на прощанье, и сядем в поезд".
     Но ничего этого не случилось. Вечером пришли на станцию, Алексей предъявил паспорта и билеты: "Какие ваши места? - Проходите". И всё. Поезд тронулся. За окном вагона плескалось море. Тёмное, хмурое, рваные кружева пены грязными обрывками стелились по берегу. И всё равно - тёплое! И всё равно - ласковое, просто немного вздорное, немного капризное... Может, его кто-то обидел? Но ведь это пройдёт. Море успокоится, принарядится, и заулыбается снова. Так должно быть!
     Ну а если бы у них "всё сложилось", - размышляла Люда - потом что? Всё равно курортные романы продолжения не имеют. Ещё три дня, до конца отпуска, она собиралась пожить у Лёши, посмотреть город. А дальше? Переезжать? Бросать работу, оставлять маму? Всерьёз она об этом не думала... А он? Захотел бы уехать с абрикосово-арбузного юга в страну вечнозелёных ёлок и помидоров? К ранней осени и дождям? Ох, да ей ведь и самой не слишком хочется туда возвращаться, с таким-то настроением, с таким-то итогом... 
     За окном мельтешенье огней. Скрипнули тормоза - остановка. Сочи... кто-то уезжает, а кто-то едва приехал... И у неё три дня в запасе! Люда схватила сумку:
     - Я выхожу!
     - Постой! Ты куда?!
     Выскочили на перрон.
     - Прости, я остаюсь здесь.
     - Почему?! Что случилось?
     - Всё равно мы расстанемся. Какая разница, где?
     - Нет, так не пойдёт! Тогда я тоже останусь.
     - Не нужно. Я не хочу. Да и на работу тебе... Прощай! - повернулась, чтобы уйти, но Алексей придержал её за руку.
     - Подожди! Скажи хотя бы, случилось-то что? Чем я тебя обидел?
     - Не в этом дело... Господи, ну как же тебе объяснить... Просто.., - состав за спиной Алексея медленно покатился. 
     - Боже мой, Лёша! Ты опоздаешь, беги! - он оглянулся, дёрнулся было, и замер:
     - Уже опоздал. Рассказывай. Догоним потом на такси.
     - Нет, ты догонишь один. Я дам денег.
     Улыбнулся:
     - Один не поеду. Только вместе.
     - Не валяй дурака! Я не желаю ехать с тобой! Неужели неясно? Ты мне не можешь приказывать!
     Лицо Алексея вытянулось. Люда подумала, что он наконец-то всё понял, но Лёша вдруг выдохнул:
     - Паспорт!
     Людмила похолодела - точно! И как она могла позабыть?! Все эти дни оба паспорта лежали в небольшом рюкзачке, который Алексей постоянно таскал с собой. Так казалось надёжнее. И сейчас они были там же - в вагоне стремительно набирающего ход поезда.
     Выбежали на стоянку такси:
     - Поезд..! Отстали..! Паспорта, вещи..! 
     - Дэньги?
     - Есть!
     Тонированная "Лада" взревела мотором, и началась гонка. Поезд настигли в Лоо. Заскочили в вагон - всё на месте! Люда нетерпеливо выхватила из рук Алексея свой документ:
     - Извини, но я всё-таки остаюсь...
     - ?!
     - Понимаешь, мы... разного поля ягоды. Слишком разного. Не сердись... и... спасибо тебе... За всё.
     - Счастливо, - голос дрогнул, Алексей отвернулся. 
    
    ***
     Вышла на платформу. Море было здесь, совсем рядом. Кажется, оно успокаивалось. Ветер слегка утих, из-за плотной вуали туч показала напудренный лик кокетка-Луна. Свободна! Люда подставила Луне и ветру лицо, распустила волосы. Свободна! И пускай поезд ушёл, но всё-всё у неё ещё будет! Должно быть!
     - Люда! - от неожиданности она вздрогнула, оглянулась. На противоположной платформе стоял Алексей.
     - Прости, но ты оставила фен...
     Ей стало смешно - так нелепо он выглядел, озабоченный, серьёзный, и одновременно взъерошенный, с феном в одной руке и с расстёгнутой сумкой в другой.
     - Почему ты сегодня на пляже это сказал?
     - Что?
     - Что ждал Людочку, а приехала Людка?
     - Ну... потому что ты такая...
     - Какая?
     - Безбашенная.
     Их разделяло лезвие железнодорожных путей. Блестящие рельсы тонкими спицами пронзали бархатное шитьё наступающей ночи. И где-то далеко-далеко впереди всё мигал жёлтый глазок, долго-долго. А потом загорелся зелёный.

http://newwoman.ru/letter.php?id=5546

Милые девочки. Я упомянула вкратце эту историю на форуме Магдалены "Что вижу - о том пою". А потом, видя эмоциональное состояние подруги, о которой я упоминала там, предложила ей самой написать о своих переживаниях-рассуждениях. Рассказ немного мной поправлен, для большей понятности и читабельности. Еще хочу добавить. Девочки. Это не очередные рассуждения и "стенания" на тему, ах какой он предатель и проч. Есть конечно немного, но главное, это я ощущаю и в разговорах с приятельницей. Это попытка выбора наиболее оптимального решения. Решения в ее интересах. Может попробуем помочь?

Ну вот и все. Как говорится, семейная лодка разбилась. Не о быт, не о скандалы. Можно сказать, что разбилась об интернет и социальные сети. Но в них ли проблема. Может проблема в том, что его перестали устраивать наши отношения. Нет, не отношения. Похоже, перестала устраивать я сама. С моим возрастом и немолодым телом. Ведь все его девочки были чуть старше тридцати. Вот и теперь. Смотрю на фото этой молоденькой смеющейся  девочки в откровенном платьице и хочется выть. А меня ведь предупреждали. Все вокруг. А я смеялась, подумаешь пять лет. Выгляжу-то я замечательно. Честно сказать, даже его мама долго думала, что я не то, что старше. Она искренне считала, что я моложе его на пару лет. Но нет. Похоже, что у него другое мнение на этот счет.
Мы сошлись с ним в пору его проблем. Скорее всего, я оказалась той тихой гаванью, в которой он что называется, зализал раны и искал себя. Все наладилось. Он снова стал самим собой. Больше того, его давние знакомые при встрече прямо говорили о произошедших в нем положительных переменах. Зачем это было надо мне. Успешной, продвинутой. Прекрасно саму себя обеспечивающей. Подвело «всегдашнее» желание помочь тому, кто попал в беду? Ох уж эта идиотская слабость. Но я ведь не жалею, что смогла и что у меня получилось ему помочь. Я так же помогла бы любому другому. Просто так. Наверно надо было так и поступить. Просто помочь, не влезая в личные отношения, в которых сейчас увязла как в болоте.
А может мне, как всем и всегда на земле, хотелось если не любви, то тепла и заботы. Надежного плеча рядом. И я решила, что получу это от него. Получила. Нет. Я серьезно. Действительно получила не так уж и мало. Обустроенный и удобный быт. Общество мужчины, с которым интересно и весело. И даже материальную поддержку. Чего стоила его выражение – «я разве когда-нибудь обсуждал вопрос, где мы возьмем денег. Я обсуждал вопрос покупаем - не покупаем». И действительно, покупали. И действительно я перестала морочиться материальной стороной. Дура.
Как я, умудренная и побитая жизнью, никому не доверяющая, умудрилась позволить себе поверить, что это навсегда. Что это семья, в которой я встречу старость. Что называется – расслабилась. Может, надо было прогнать еще тогда, когда обнаружила похождения в первый раз. Господи, какая дура. Хотя все же успокоилось тогда. Все обсудили, все обиды и претензии. Все стало хорошо и ровно. Новый дом, планы на будущее.
Когда же опять прозвучал звонок? Может когда в ответ на мое - хочу на море, но чтобы там было не так жарко, он ответил – поезжай в Калининград. Именно «поезжай», а не как обычно «поедем». Множество мелочей, которые «царапали», но на которые хотелось закрыть глаза. И закрывала. Как закрывают глаза на первые признаки начинающейся серьезной болезни.
Ну что теперь убиваться. Что случилось, то случилось. Надо жить. Надо жить дальше. Для начала хотя бы  решить как жить. Гнать, не гнать. Гнать невыгодно. Кредиты за дом и машину одной будет вытянуть сложно. А продавать все жалко.
А может не гнать? Пользоваться дальше. Если конечно не уйдет сам. Может, затаиться и ждать шагов от него и быть готовой ко всему?
А еще есть вариант, который предложила подруга, глядя на мой расклад – спокойно жить дальше, махнув рукой. Не обращать внимания - перебесится. Продолжать жить, как жила - в свое удовольствие, позволяя и себе мелкие шалости. Цинично пользоватьсяь всем, что он дает. Подготовив при этом тот самый пожарный выход, на случай его ухода.  Любви же к нему все равно нет. Для жизни он очень неплохой вариант...

Что скажете, девочки?

 osen (Россия)

http://newwoman.ru/letter.php?id=5482

44.

    Но ее надежды на спокойное разрешение конфликта оказались напрасны. Ситуация накалялась с каждым днем. Дверь Леонид все же взломал. Правда не в квартире Татьяны, а в квартире, где лежала тетя Саша. 
    А еще случилась неприятность с сестрой Леонида. Валентина, так звали женщину, работала в системе социальной защиты. Туда ее в свое время с огромным трудом устроила Людмила. Как пошутила тогда Татьяна, увидев трудовую книжку родственницы – это не трудовая книжка, это список организаций города.
    Но Валентина была женщина с железной хваткой. Она не то что убедила всех взять ее на работу, она довольно быстро сделала неплохую карьеру, очаровав пожилого начальника управления. Дядечка был добрый, спокойный. Но уж очень любил выпить, чем Валентина и воспользовалась, а потом неожиданно нагрянула проверка, и Валентина оказалась на месте своего бывшего покровителя. Работники старались держаться от нее подальше.

    Все это Татьяна знала от Людмилы и Алексея частенько захаживавшего в офис к обеим родственницам.
    У самой Татьяны отношения с бывшей родственницей были сложные. Она вообще предпочитала не общаться с родней Леонида, но сыну общаться не препятствовала. Как бы ни было, и что бы ни случилось, они, в любом случае, остаются для мальчика родственниками. Вот и через день после случившегося, Алексей, зашедший зачем-то в офис к Людмиле,  неожиданно, в коридоре, встретил тетку со стороны отца. Женщины работали в одном здании.
    Как мальчик рассказывал потом, он просто поздоровался с тетей и хотел ее о чем-то спросить. Просто так. Из вежливости. Тетка ведь не имела никакого отношения к тому, что происходило в их семье. Но женщина вдруг неожиданно громко и оскорбительно закричала на мальчика – «Ты! Тебя, ублюдка, вырастили, как родного сына. А ты еще и руки подымаешь. Да твою мать - не то, что бить, ее убить мало за то, что она с моим братом сделала».
    Все это происходило в коридоре огромного здания, в котором находилось множество офисов. На крики стали собираться сотрудники и просто проходившие мимо люди. Людмила потом рассказывала, что выскочила из кабинета, услышав шум, и никак не ожидала увидеть такое. Она схватила за руку подростка и повела к себе, не обращая внимания на звучавшие в след крики и оскорбления. Она долго пыталась успокоить мальчика сама, потом позвонила Татьяне и попросила ее срочно приехать - с мальчиком было не хорошо.
    - Поедем к психотерапевту. Давай поедем. Он подскажет, как тебе успокоиться. Предложит какие-то таблеточки. Все будет хорошо сынок. Все будет хорошо.
    - Мама. А правда то, что они говорят. Правда что я не его сын?
    Татьяна была шокирована вопросом.
    - Леш. Ну, мало ли что она кричит со злости. Ты же их знаешь. Они такие люди.
    - Нет мама. Они всегда об этом говорят. Сколько себя помню. Сначала говорили, что я ни капли не похож ни на кого из их семьи. Потом я слышал разговор бабушки с тетей Аней (это была сестра бывшей свекрови) она говорила, что написала завещание и разделила дом на четыре части. Между детьми и дочерью старшей сестры Леонида. Тетя Аня спросила, а почему нет доли для второго внука. На что бабушка ответила, что он ей и не внук.
    Татьяна знала об этом разговоре. Ей в тот же день позвонила сестра свекрови, относившаяся к ней с огромной симпатией. Женщина была очень возмущена сложившейся ситуацией. На что Татьяна ответила, что ей безразлично, что они и как делят. Что она со своей стороны постарается обеспечить сыну хотя бы какое-то имущество для начала жизни. А дальше, она надеется, что он и сам не пропадет. Надо сказать, что тот разговор тогда не расстроил и даже не удивил Татьяну. Она знала об отношении так называемых родственников к себе и сыну. Но то, что это все это слышал мальчик, она предположить не могла.
    - Леш. Ты уже большой мальчик. Я тебе могу подтвердить: ты сын того человека, которого считаешь своим отцом. Да. Ты родился на два месяца раньше срока. Я могу тебе поклясться чем угодно, что я не подделывала документов или чего-то там еще. Твоя бабушка прекрасно в этом разбирается. Она же столько лет проработала акушеркой и должна была видеть, что ты и правда родился недоношенным. А то, что они говорят и делают... Сынок, я не знаю, почему они с нами так. Я не знаю.

    А Леонид сидел в квартире тети Саши уже почти сутки. Татьяна была в панике. Оставить тяжелобольную, уже почти не встающую с постели, старушку, она не могла. Надеялась, что мужчина, все же, не обидит женщину и даже поможет ей. Но это были лишь надежды, беспокойство нарастало, однако идти в квартиру, где находился Леонид, она опасалась. Кто знает, в каком он там состоянии и что еще придет ему в голову.
    Вспомнилось, как в самый первый его уход в ту квартиру несколько лет назад, как-то утром сын прибежал к ней на работу весь в слезах. Оказалось, что в тайне от нее он, перед занятиями в школе, решил повидаться с отцом. Дверь в квартиру была открыта. Мальчик вошел в комнату и увидел в постели отца соседку тети Саши по лестничной клетке. Женщина была определенного сорта и поведения. Муж ее находился в местах не столь отдаленных.
    Татьяна и сейчас с ужасом вспоминала, как успокаивала прибежавшего домой мальчика. Та история уже забылась, и, если бы не все эти переживания, Татьяна бы и не вспомнила о ней. Хотя это было не главное. Она очень хотела, чтобы ее не помнил сын. Первое время после произошедшего, она никогда не заговаривала с ним об этом, боялась травмировать ненужными воспоминаниями, а потом все это осталось в далеком прошлом.
    Но сейчас, она, делясь с мальчиком своими переживаниями, очень боялась, что он вспомнит тот случай. Алексей с трудом приходил в себя после произошедшего публичного скандала. Ему было очень обидно и стыдно. Если бы тетка высказала все ему одному, он наверно перенес бы это все намного проще. Однако, все произошло на глазах огромного количества людей. Людей, которых знал он и которые знали его.
    Но сейчас это было не главным. Главным сейчас было решить вопрос - как попасть в квартиру, в которой находилась больная женщина.
    - Ну, не вызывать же опять милицию. Как не хочется всего этого, – Татьяна и правда не знала как ей быть, - Хотя, наверно, придется. Придется вызывать милицию, скорую и увозить тетушку к себе. Другого варианта нет.
    - А давай попросим тетю Люду сходить к бабушке, – неожиданно предложил сын.
    «А почему бы и нет. Ее он не тронет. Я все приготовлю. Леша проводит, они заберут все в стирку, а там видно будет. Протрезвеет же он когда-нибудь в конце концов. Почему бы и нет. Но согласиться ли на это Людмила. Кто знает, как она отреагирует», - думала про себя Татьяна.
    Но сестра, на удивление, согласилась. И даже с радостью приняла на себя часть забот, рассказывая при этом всем вокруг, как ей тяжело и сколько хлопот ей это доставляет.
 
    Так прошло несколько дней. Каждый вечер, после работы, Татьяна подъезжала к дому тети и отвозила Людмилу домой. Вот и в тот день она, как обычно, въехала во двор дома, но даже не успела толком припарковаться, как к машине подбежал сын.
    – Все. Он отравился, – выдохнул подросток, почти упав на переднее сидение машины.
    - Кто отравился? Чем? Ты о чем?
    - Отец открыл газовый вентиль. Его увезли на скорой. Он без сознания. Тетя Люда выходила за чем-то в магазин, он был на кухне. А когда вернулась, обнаружила его с газовой трубкой во рту.
    - А тетя Саша? Как тетя Саша? С ней все хорошо?
    - Да. Она в порядке. Дверь в ее комнату была закрыта. Все обошлось. Времени прошло не много, газ не успел растечься.
    - Идиот! Господи да какой же идиот! - не сдержалась Татьяна, - а если бы взорвалось! Дом деревянный, в квартире этажом ниже четверо детей. Господи, какой же идиот! Ну, хоть бы о ком-то подумал кроме себя.
    Татьяна была в ярости, а может в шоке от произошедшего. Они поднялись в квартиру. Первое, что она почувствовала, войдя - это был отвратительный запах газа. С тетей все было в порядке, ей сделали укол, и она уже спала.
    - Как же ты надоела мне со своими проблемами. Вечно у тебя все ненормально. Вечно все не так – накинулась на нее сестра. Что она могла ей ответить. Ведь, и правда. Было такое ощущение, что она притягивает к себе проблемы и несчастья.
    - Ты знаешь, мам, если бы он хотел отравиться по-настоящему, он бы сделал это после ухода тети Люды. А так. Он же знал, что она вернется через несколько минут. Это все очередной спектакль и не больше.
    А ведь мальчик прав. Спектакль и не больше. Но больше она на этот спектакль не поведется. Ни за что. Если, конечно, он выживет. А надо ли - чтобы выжил?
    Татьяна осеклась. Нельзя желать зла, а тем более, смерти другому человеку. Даже если этот человек отравил тебе жизнь.
 
    В ту ночь Татьяна не спала. Она несколько раз звонила в больницу, справляясь о состоянии Леонида. Отвечали односложно – в коме. Прогноз неясен. Возможен летальный исход.
     Было ли ей его жалко? Сожалела ли она о произошедшем? Ответа на эти вопросы она не знала. Ей, конечно же, было жалко его, как было бы жалко любого другого человека. Как можно вот так запросто сводить счеты с жизнью. И хорошо, что все обошлось. А ведь могло случиться страшное. Могли погибнуть люди. Сгореть дом. Он как всегда думал только о себе. Да и думал ли вообще. 
    Она взяла из потайного угла свечу. Это была не просто свеча, это была свеча, с которой ее крестили в тот день перед больницей. Еще бабуля говорила, что такая свеча - это очень важная вещь. С ней можно молиться о самом заветном и самом важном. Татьяна задумалась: надо ли. Надо! - решила она и чиркнула спичкой.
     «Господи да будет воля твоя. Дай ему еще один шанс. Прошу тебя, Господи».

    Леонид выжил. Пролежав несколько дней в коме, он потихоньку пришел в себя и провел в больнице еще месяц. Ему проводили какие-то сложные обследования и анализы. Татьяна узнала об этом через давнюю знакомую - по совместительству дальнюю родственницу. Эльвира была старше Татьяны на пятнадцать лет и была, что называется, доктором от Бога. К ней на прием и консультацию ездили из других областей. В медицинских кругах она была признанным авторитетом, и поэтому узнать подробности состояния Леонида ей не составило труда. Однако то, что она узнала, повергло в шок даже эту, видавшую за годы своей медицинской практики многое, женщину. 
    - Ты знаешь, что у него.., - Эля сказала что-то сложное на латыни.
    Татьяна улыбнулась: «Эль, ты же знаешь, я ничего в этом не смыслю. Что это значит?»
    - Это значит, что он запросто, по пьянке, мог тебя убить, и ничего бы ему за это не было. Заперли бы в психушке, а через год выпустили бы и дали инвалидность. Ты в своем уме? Как ты с ним жила? И не говори, что он тебя не трогал.
    - Ну как жила. Так и жила. И как не трогал. Эль, я такого нахлебалась, что вспомнить страшно.
    - И что?
    - Ну что... во-первых, как бы я от него избавилась, если он двери выламывает. А во-вторых, все говорили, что я сама во всем виновата, – и тут Татьяна разрыдалась. Она прижалась к женщине и не могла успокоиться.
    - Да они что, охренели. Людка всю жизнь хвалиться, что растила тебя как дочь, что до сих пор живет только твоими проблемами!! – такой раздраженной спокойную и рассудительную Элю Татьяна не видела никогда.
    - Я не знаю, Эль, я ничего не знаю. Я живу и мучаюсь все эти годы. Сначала она заставила меня выйти за него замуж. Говорила, что это замечательная семья. Что мне еще надо быть достойной их. Что если я не выйду за него замуж, то пойду по рукам.
    - Ты? По рукам? - возмущению женщины не было предела, – кстати, а почему ты не уехала к Эрне, когда открыли границы. Была же возможность.
    - Люда сказала, что я буду предателем. Что меня больше никогда сюда не пустят. Ой, Эль. Я наверно такая дура.
    - Девочка. Маленькая моя. Ты не дура. Это они все просто сволочи. Как же я-то проглядела. Ну не плачь. Все будет хорошо. Что было, то было. Смысл теперь рыдать о прошлом. И гони ты от себя этого козла. Гони. И эту курицу больше никогда не слушай.
    Они просидели так до самого вечера. Эля настаивала на том, что бы Татьяна осталась ночевать, но та боялась за сына. Мальчик был взбудоражен произошедшим, она так и не сумела его убедить сходить к доктору. А мальчик с каждым днем становился все раздражительнее и капризнее.
 
    Прошло время. В какой-то из дней, позвонил Леонид, попросил навестить его, принести ему в больницу маленький телевизор. Наверно, она поступила нехорошо, но в просьбе отказала. Попросила его больше ей не звонить и не беспокоить их с сыном. Леонид пытался было ее упрекать в бессердечии, и она не выдержала:
    - Хватит. С меня хватит! - резко и четко сказала она, – никто к тебе не придет. Вещи твои я отвезу к твоей матери. И закончим на этом. Если посмеешь вернуться в квартиру тети Саши, я напишу на тебя заявление о покушении на жизнь людей. Ты понимаешь, что бы случилось, если бы взорвался дом.
Они, и правда, собрали вещи Леонида в две большие сумки и ночью отвезли их во двор дома его матери. Сын предлагал швырнуть все это во двор днем. Но Татьяна отказалась.
    - Не хочу! Ничего не хочу! И ничего мы швырять никуда не будем. Мы отвезем и аккуратно сложим, ты же знаешь там все лазейки. А днем не хочу. Увидят, начнется крик и нервотрепка. А так. Тихонько сложим и все. Со двора никто не возьмет. Это частный дом, и забор у них высокий и сплошной. А так - я и вещи отдам, и ни с кем не встречусь.
     Так они и поступили.

    46.

        Жизнь шла своим чередом. Страсти постепенно утихли. Леонид, после больницы, остался жить у матери и больше их не беспокоил. Татьяне же было не до него. На первый план вышли рабочие проблемы. Работы на заводе было много, с одной стороны ее это радовало, а с другой. С другой - все это напоминало ей работу в энергетической компании, где все было построено на интригах, подхалимаже и прочих прелестях. Но наученная тем горьким опытом она старалась отмалчиваться и не лезть, что называется, на рожон. 
    На душе было плохо. Она все чаще вспоминала Сириус хотя понимала - обратного пути нет. Если и уходить, то уходить не туда. Надо искать достойную работу. А пока. Пока она каждый день ровно в девять входила через проходную на территорию завода и ровно в шесть выходила с территории, стараясь оставить за ними свои мысли и неприятности. Для себя она твердо решила не торопиться с уходом, но и не задерживаться, как только появится что-то стоящее.
    Иванов же изредка звонил, изредка она заезжала на прежнюю работу. Просматривала документы, договора. Помогала, чем могла. Прежний шеф уговаривал вернуться, а она отшучивалась, но прямо не отказывалась. Разве можно отказываться от запасного аэродрома. С самим же Ивановым отношения переросли в дружеские. Теперь, когда она перестала быть в его подчинении, все стало гораздо проще.
    Татьяне очень не нравилось, что Иванов – иногда, в компаниях – перегибал, не скрывая ни от кого особого расположения к ней. Ей приходилось делать вид, что ничего особенного не происходит.
     
А жизнь шла своим чередом. Алексей закончил школу, поступил в университет. Помог опять же Иванов, который через какой-то фонд организовал материальную помощь учебному заведению и вопрос о поступлении был решен для мальчика уже в мае. Ему было достаточно сдать экзамены на положительные оценки.
    - Это тебе премия авансом, - смеялся Иванов. Но Татьяне было не до смеха. Сумма премии была не так уж и мала. Хотя, поступи сын на платное обучение, она заплатила бы в два с половиной раза больше.
 
    А еще в ее жизнь вернулся Василий. Случилось это как-то очень просто, обыденно. Можно сказать, что само собой. Кто-то из знакомых попросил ее о помощи в уголовном деле. Татьяна же никогда уголовными делами серьезно не занималась, да и процессуальные нормы уголовного права всегда казались ей слишком запутанными. И она решила свести людей с Василием. Он к тому времени был уже одним из серьезнейших адвокатов региона. Может быть, для нее это был тот самый повод, который она так долго ждала и искала.
    Созвонившись, они приехали на встречу в его офис. Молодой человек, за которого просили друзья, побеседовал с Василием и ушел, а Татьяна задержалась.
    - Ну как жизнь? Чаю хочешь? – Василий выключил чайник. И достал чашки – может, лучше кофе?
    Татьяна рассматривала книги на полках. Офис, который занимал Василий с партнером, был расположен на первом этаже жилого дома. В небольшой двухкомнатной квартирке. Каждый из адвокатов занимал по комнате. Обычный адвокатский офис. Письменный стол. Диван, кресло с журнальным столиком для более доверительных бесед. Много юридической литературы:
    - Хорошая библиотека. Все что нужно и по любому вопросу.
    - Ты, как всегда, в своем репертуаре. Видишь печатное издание и теряешь голову, - рассмеялся Василий. Татьяна и правда очень любила читать. Читала всегда и много.
    - Слышал, ты делаешь неплохую карьеру. Платят хорошо?
    - А ты с какой целью интересуешься? Хочешь помощь предложить или денег занять?
    Василий подошел к ней, обнял и зарылся лицом в ее волосы. Она чувствовала, как он легонько дует ей на макушку. «Танька. Моя Танька», – шептал мужчина, – «как же я соскучился по тебе…»

36.
  
    Надо расходиться. С меня хватит этой дури. – Татьяна устало смотрела в окно автобуса - ну, сколько можно это все терпеть. 
    Похоже, утренняя история переполнила последнюю чашу ее терпения. Сегодня она проснулась от резкого толчка в бок:
    - Ну ты. Дай мне денег на сигареты.
    Она села на диване, не понимая - сон это или явь. Потом поднялась и, ни слова не говоря, достала из потайного кармана пальто сторублевую купюру и швырнула в лицо Леониду, который стоял рядом и внимательно смотрел, откуда она вытаскивает деньги. Подумалось - придется делать новый тайник. Несколько месяцев назад она обнаружила, что из кошелька пропадают купюры. Сначала подумала, что показалось. Потом забеспокоилась, не берет ли их сын. А потом сообразила - что происходит. С тех пор, в ее кошельке лежала лишь мелочь на автобус. Видимо, теперь у него больше не было вариантов заполучить что-то. Если бы он попросил как-то иначе, она бы, может, так и не среагировала, но цинизм просьбы и хамский,  повелительный тон - просто вывели ее из себя. 
    Вот сейчас приеду домой и все ему скажу. Приеду и скажу.
Такое решение для себя Татьяна принимала не в первый раз. Но придя домой, не находила смелости начать разговор. Еще одним, сдерживавшим ее, моментом были разговоры с сестрой, которая, раз за разом, упрямо твердила ей о том, что нельзя разрушать семью. Что своими бесконечными семейными разборками Татьяна портит ей жизнь и репутацию. Но, с каждым Таким разговором в Татьяне нарастало раздражение. Вот и сейчас, обдумывая разговор с Леонидом, она вспомнила слова сестры, и вдруг в голове прозвучало – а не пошла бы она. Татьяна сначала удивилась своим мыслям, а потом повторила про себя – а не пошла бы она. Женщина решительно зашагала к подъезду.
    В квартире было тихо. Сын гулял во дворе, а Леонид, видимо, чувствуя ее настрой, тихо сидел в комнате, глядя в экран телевизора. Но, в тот вечер Татьяна решилась, тем более, что сына не было дома. Сняв пальто и сапоги, она вошла в комнату.
    - Я думаю, тебе нужно вернуться жить к матери. Я не хочу больше тратить на тебя свою жизнь, в конце концов, она у меня одна. Мне надоело крутиться, как белка в колесе. Здоровый мужик не может себе денег на сигареты заработать, я уж промолчу о том, чтобы семью прокормить. Ты живешь за мой счет и при этом еще позволяешь себе на меня орать и издеваться.
    Леонид побелел от бешенства:  - Я просил у тебя свои деньги. И потом, ты же зарабатываешь, мы не бедствуем. Зачем я буду надрываться. В доме же есть деньги. Ты хорошо зарабатываешь.
    - Свои? Я уже как-то предлагала тебе посчитать, как может семья из трех человек прожить на то, что ты приносишь. В нормальной семье кормилец - мужчина. А кто ты?
    - С чего это я должен тебя кормить? Кто ты такая? Ты даже не спишь со мной!
    - Леня. Я не прошу тебя кормить себя. И никогда не просила. В свое время ты пришел в мой дом с двумя сумками вещей и подушкой. Получил за мой счет жилье. Надо иметь хоть каплю совести! Я говорю о том, что ты не можешь прокормить даже себя самого. Я покупаю продукты, оплачиваю счета. Одеваю ребенка, оплачиваю его расходы. А ты даже по дому мне помочь не изволишь. И все. Хватит! Мне надоело. Нечего толочь воду в ступе. Собирай вещи - и уходи. 
    - К матери я не пойду. Я пойду жить по месту своей прописки. В квартиру, где живет твоя тетка, я имею право на ту жилплощадь, там я и буду жить. А ты можешь забирать свою родственницу к себе - это, в конце концов, ее квартира. 
    - Ты не посмеешь этого сделать. Здесь живет твой сын. О нем ты подумал?
    - Ничего. Проживете. Тем более, еще неизвестно чей это сын.
    Татьяна онемела от неожиданности. Вспомнился давний разговор с сестрой Леонида. Как-то, находясь в крепком подпитии, женщина стала высказывать ей претензии на эту тему. Татьяна тогда была очень возмущена. На следующий день высказала все мужу и даже предложила сделать экспертизу, на что Леонид поспешил ее успокоить и сказал: – Ну что ты хочешь с пьяной дуры.
    Потом история забылась. Но, похоже, что забылась она только Татьяной. По всему выходило, что семья Леонида упорно носилась с этой темой, используя ее, как еще один повод для того, что бы ссорить Татьяну и Леонида. 
    Вдруг вспомнилась еще одна подробность того разговора. Якобы, через года полтора после свадьбы, его мама стала высказывать огромное недовольство столь неудачным браком сына. В свое время она очень  надеялась, что любимый сын будет рядом с ней и будет тащить на себе дом. Кроме того, она очень надеялась, что небедная невестка поделиться с ними своим благополучием. Выросшая в деревне женщина никак не могла понять и принять закрытость Татьяны, ее недовольство внезапными визитами новой родни. Одним словом, жил ее мальчик, жил, а потом «пришла какая то бл... и увела, да еще и ребенка чужого на шею повесила»... 
    Ну, что ж, не его так не его. Чужого так чужого. Не велика печаль. Переживать по этому поводу у Татьяны не было времени. События начали развиваться бурно.
    Леонид действительно собрал вещи и переехал к тете Саше. Татьяна была вынуждена предложить женщине переехать к ней. С какой-то стороны, это показалось даже неплохой идеей. Кто-то будет встречать сына из школы. Кормить его обедом. Да и вечерами присмотрит за квартирой. Татьяна купила кресло-кровать. Сын был не слишком доволен поворотом событий, но вариантов не было. 
    Но оптимизм Татьяны был преждевременным. В первый же вечер она обнаружила, что родственницей проведена ревизия всех шкафов и потайных мест. Потом исчезли деньги, которые Татьяна оставила в шкафу на покупку продуктов. Продукты, естественно, куплены не были. А потом тетя Саша исчезла. Татьяна просидела до утра - не зная, что и думать. Ближе к рассвету, она решила, что, как только пойдут автобусы, она сразу же пойдет в милицию. Дело в том, что тетя Саша, несмотря на любовь к алкоголю и прочие моменты, была человеком адекватным и под разряд так называемых потеряшек явно не подходила. «С ней что-то случилось. С ней точно что-то случилось», – думала  Татьяна, и вдруг услышала, как в замке поворачивается ключ. Она вышла в прихожую. Тетушка была чуть навеселе. 
    - Я за вещами.
    - Теть Саша я Вас чем-то обидела? Куда Вы собрались?
    - Я пойду к себе. Мне там лучше.
    - Тетя Саша, Вы хоть понимаете, о чем Вы говорите?
    - Да. Я все понимаю – она торопливо собирала свой нехитрый скарб в сумку.
    Татьяна только развела руками. Ну что тут поделаешь. Вольному - воля. Ситуация, конечно, неприятная, но каждый в ней решил сам за себя. К тому же, если Леонид и тетушка, так весело проводившие вместе время, собрались жить в той квартире, может они возьмут на себя расходы по оплате коммунальных платежей. Одним словом, ситуация похоже разворачивалась в пользу Татьяны.

    37.

    - Ты почему нагрубил Валентине Алексеевне? – Татьяна давно собиралась поговорить с сыном на школьные темы. С мальчиком явно творилось что-то неладное. То обнаруживались исправления в дневнике. То звонила классная дама с кучей претензий.
    - Я не грубил. Пусть не лезут.
    – Что значит "не лезут"? Они педагоги. У них работа такая учить и требовать. Что с тобой происходит? 
    - Да отстаньте вы все от меня.
    Татьяна не знала, как ей поступить. Мальчик был своенравный и капризный, но нельзя сказать, чтобы он плохо учился или творил еще что-то из ряда вон выходящее. Просто не давал себя в обиду и был уверен, что имеет право на собственное мнение во всем. Смело спорил с учителями, если считал, что они неправы. А после одной истории администрация школы вообще держалась от него подальше.
    В школе собирали деньги на ремонт спортивного зала. С каждого учащегося просили какие-то смешные деньги. Татьяна, естественно, выложила их на стол, но сын сказал: «Ничего я относить не буду. Вчера я был в магазине, посмотрел, сколько стоит краска, валики и растворитель. На покраску необходима определенная сумма, и она значительно меньше той суммы, что они предполагают собрать с нас. Даже если деньги сдаст две трети школы, все равно разница ощутимая. Я уже сказал Валентине Алексеевне, что сдам деньги только при условии, что мне будет предоставлен отчет. Ты знаешь, она отказалась».
    Татьяна не была уверена, что сын поступил правильно, но спорить не стала. Школьные поборы были постоянными.    
    Потом случилась еще одна неприятная история. В классе Алексея учились разные дети, была и пара близнецов из приемной семьи. Дети были довольно странные, можно сказать, неадекватные. Как-то вечером классная дама уже не позвонила Татьяне, а явилась лично - взволнованная и встревоженная. Оказалось, что мальчик, звали его Вячеслав, на уроке физкультуры повредил ногу. И не просто повредил, он утверждал, что когда они с Алексеем остались вдвоем на спортивной площадке тот избил его. У Вячеслава оказалась серьезно повреждена нога. Семья собиралась подавать в суд на школу и естественно на нее.
    Татьяна не верила своим ушам. Она обещала поговорить с сыном, которого в тот момент дома не было. Когда он повился, она, конечно же, спросила - в чем собственно дело. Мальчик изложил свою версию произошедшего, утверждая, что никого не избивал. Более того, ссылался на одноклассников, с которыми уходил со спортивной площадки. Да. Они играли в футбол. Да Слава стоял на воротах. Да в ходе игры он не раз падал, но это же футбол. В школу он ушел со всеми, а Слава оставался на площадке. 
    Одним словом, дело было ясное, что дело темное. Славу в классе не любили. И за Алексеем она не раз замечала достаточно высокомерные высказывания в его адрес, которые старалась мягко пресечь, объясняя подростку о том, что у него нет повода считать себя лучше других. Но похоже сын не воспринимал ее слов. Вот и в тот раз, сын, рассказывая о происшествии на спортивной площадке, был уверен в своей правоте и превосходстве. Да и сама Татьяна, обожавшая сына, была в ярости - еще не хватало, чтобы кто-то говорил подобное да еще и деньги вымогал. Придя в школу, она разложила директору правовую схему защиты от обвинений. Скандал мог отразиться и на школе, и предложила пригласить родителей Славы, для общей беседы. 
    Однако родители мальчика так на разговор и не пришли. Скандал затих. А Алексей чувствовал себя победителем. Спустя годы, Татьяна часто думала, что, наверноё, напрасно она так опекала сына, в любой ситуации становясь на его защиту. Мальчик вообще рос с чувством того, что он представляет из себя нечто особенное. Отличающееся от других. Это самомнение вырастало из многих обстоятельств.
    После избавления администрации школы от угрозы судебного разбирательства отношение учителей к нему несколько изменилось. С одной стороны, были благодарны, а с другой - предпочитали не связываться с мамой, которая могла в случае чего обернуть свои знания и связи против них. Еще одним кирпичиком в башне самомнения мальчика было и то, что он здорово выделялся из общей массы. Очень высокий, хорошо сложенный, очень симпатичный, с вьющимися темными волосами. Всегда прекрасно - дорого и аккуратно - одетый: Татьяна не жалела денег на его одежду. Он сразу обращал на себя внимание всегда и везде.
    Глядя на него, Татьяна часто вспоминала реакцию окружающих на нее саму в этом возрасте. Но мальчика было и за что хвалить, он был очень не глуп и довольно талантлив. Прекрасно разбирался в только что появившихся тогда компьютерах. Был ведущим школьных вечеров. В конце девятого, вместе со свидетельством об окончании девяти классов, принес школьную грамоту и значок, на котором было выгравировано – звезда выпуска.
    Татьяна очень гордилась сыном, но, в то же время, что-то в нем ее беспокоило: не то излишняя самовлюбленность, не то еще что-то.
    А еще он был единственным ее родным человеком. Она хорошо помнила, как плохо ей самой было в том возрасте, в котором находился сейчас Алексей. Вспоминалось, как третировала ее сестра. Как все время ей твердилось, какая она плохая. Любое незначительное замечание учителей раздувалось сестрой до масштабов вселенской катастрофы. Она помнила всю боль и горечь, пережитую тогда, и очень старалась, чтобы сын никогда не знал такой горечи и унижения. 
    А еще она считала, что любви не может быть много. Она обожала сына, гордилась им. Любила его и сестра. Для нее он был единственным светом в окошке, а еще это был замечательный повод для рассказов подругам, как она заботится о мальчике, как он чуть ли не живет у нее, так как беспутная мать занята устройством своей личной жизни. Одним словом Алексей рос в атмосфере всеобщей любви и внимания. Все вокруг искренне считали, что он представляет из себя нечто неординарное и очень далеко пойдет.

38. 

    Она проснулась от острой боли в боку. Бок болел давно. Обычно боль была тупая, ноющая, особенно если съесть что-нибудь не то. Но сейчас боль была острая, терпеть ее было невозможно. Пришлось вызывать скорую. Молодой врач покачал головой - кишечник. Похоже очень серьезно. Нужна срочная госпитализация. 
    В клинике она провела три дня, проводили какие-то обследования, делали уколы и капельницы. Может после обезболивающих, а может сама собой, но острая боль прекратилась. Бок, конечно, болел. Но не так сильно. Результаты обследований должны были прийти из лаборатории только через две недели, поэтому Татьяна стала проситься домой. Дома был сын: подросток, оставленный без контроля, мог сотворить все что угодно. Да и на работе ждали. Нужно было готовить акционерные собрания.
    Через несколько дней после выхода из больницы, Татьяна, с головой окунувшаяся в работу, даже как-то и забыла о произошедшем. Ну, приболела и приболела. Не до того сейчас. Поэтому телефонный звонок с настоятельным приглашением к доктору оказался неожиданным. Она попросила у Иванова машину – «максимум тридцать минут», - сказала она и уехала.
    Заведующего отделением, лечившего ее, не было. Отпуск. С ней беседовала его заместитель, милая женщина, Людмила Ивановна. Она усадила Татьяну на кушетку, села рядом и, взяв за руку, сказала:
    - Результаты обследований очень неблагоприятны. Вам будет необходима операция и очень серьезное лечение. Не у нас. Придется ехать в онкодиспансер.
    Рука врача была сухой и прохладной. Подумалось - скольким людям ей приходилось говорить подобное. Рассказывать утешительные истории о том, что такие случаи не редкость, и кто-то там, пройдя подобное много лет назад, счастливо живет и поныне. 
    Татьяна кивнула, молча взяла направление и документы, пошла к выходу. Потом отзвонилась шефу с просьбой задержаться еще на час и поехала в онкологию.
    Госпитализацию назначили через неделю. Попросили явиться точно в срок. «Так как с местами сложно. А у Вас срочный случай».
Нельзя сказать, что ей тогда стало страшно или что-то еще. Потом, много лет спустя, она помнила тот день и свои мысли до мельчайших подробностей – помнила, как за окном машины мелькал весенний лес, диспансер находился за городом; как, проезжая мост,  она смотрела на недавно вскрывшуюся из подо льда реку.
    Она с горечью думала, что все это будет продолжаться и дальше, уже без нее, а она, вполне возможно, видит это пробуждение природы от зимней спячки уже в последний раз. По щекам покатились слезы. «Как же так. Как же так», - думала она про себя. «Неужели это все. Что будет с сыном, ему ведь нет еще и пятнадцати. Да и она сама. Что хорошего было в ее такой небольшой жизни».
    Она тихо заплакала. Слезы текли ручьем. Михаил Васильевич, пожилой водитель, старался делать вид, что не замечает происходящего. Да и что он бы мог ей сказать. Дежурные слова утешения. За несколько лет совместной работы он, как и другие коллеги, знал, что Татьяне не нужны дежурные слова и фразы. Все знали, что ее нельзя обмануть. Даже в мелочах она сразу же определяла мотивы говорящего, искренность его слов. Такая уж она была, поэтому начни Михаил Васильевич сейчас этот разговор, она расстроилась бы еще больше. Она ведь сразу бы почувствовала, что он на самом деле так не думает, а просто хочет утешить. Говорит то, что принято говорить в подобных случаях. Что поделать. Это такая болезнь, исход которой знает только Господь. Поэтому он просто молчал.
    А Татьяна пыталась собраться с мыслями. Неделя на то, чтобы закрыть дела. Кто знает, придется ли вернуться в этот кабинет к этим бумагам. Кто знает, что ее ждет. Ну, что ж, наверно, так должно быть. Честно сказать, она не очень-то переживала за саму себя. Да. Ей было страшно и горько, горько от мыслей о том, что может быть этот мир, такой светлый и прекрасный, скоро будет существовать без нее.
    А еще ей очень хотелось, чтобы поскорее все закончилось. Она понимала, что сил на борьбу с болезнью у нее просто нет. Да нет и особого желания бороться. Ее жизнь была похожа на какой-то сплошной кошмар и какую-то бесконечную проблему. Она очень устала от этого всего.
    Единственное, почему она боялась своего ухода и готова была бороться с болезнью, был ее мальчик. В случае неблагоприятного исхода, он останется один. Совсем один на этой земле. Да у него вроде бы есть отец, есть тетка, которая всем и везде рассказывает о том, что она, а не Татьяна, растила и растит этого мальчика. Но одно дело говорить, а другое делать. Она знала сестру, и поэтому уверенности, что жизнь и судьба сына - в случае ее, Татьяны, ухода из жизни - сложатся счастливо, у нее не было.
    Кто поможет ему встать на ноги. Сможет ли он получить нормальное образование. Она думала об этом беспрерывно.
    В выходные был день поминовения усопших. Сестра настояла на том, что Татьяна обязательно должна пойти на кладбище.
    - Кто знает, когда ты сможешь навестить родителей в следующий раз. Ты же не сможешь после больницы много ходить.
Сестра говорила - об ее болезни и чуть ли не о ее смерти - как о свершившемся факте:  
    - Ты не переживай. Я буду рядом с тобой до последнего - твердила она. «Я еще жива, еще ничего не ясно, а она уже готова меня хоронить». Но Татьяна даже не обижалась. В ответ на слова сестры о том, что это ее чуть не последняя возможность навестить могилы родителей, она хмыкнула – «Ты зря так переживаешь. Скоро я увижу всех лично. Очень скоро». Но на кладбище, все же, пошла.
    Сестра, как обычно, разложила на могиле родителей целый пикник. Татьяна стояла в стороне. Для нее обеды на могилах были чем-то непонятным и диким, но она не спорила. Тихо стояла недалеко от могилы мамы и думала о том, что совсем скоро здесь похоронят и ее. Хорошо бы вот под этой сосной, где она сейчас и стоит. А еще лучше, если бы ее отвезли в Питер и похоронили рядом с бабулей.
    Слезы душили. Вопрос - «почему?» - не давал покоя. Она не хотела ни операции, ни лечения. Если бы не Алексей, она бы отказалась от всего. Просто прожила бы отпущенный ей период в свое удовольствие, а потом, когда боли стали бы нестерпимыми, прекратила бы разом это все. И ее положили бы здесь в тиши этих сосен.
    Но она не позволяла себе об этом думать. У нее был сын. Она не могла бросить его в таком возрасте на произвол судьбы. Поэтому она запретила себе думать о смерти и решила сделать все возможное, чтобы хоть как-то оттянуть время своего ухода.
    В тот последний день перед больницей, она поехала купить какие-то мелочи. Она хотела предусмотреть все, чтобы никого ни о чем не просить и не утруждать. Завтра нужно было ехать в клинику. Она шла по городу и словно прощалась со знакомыми зданиями и улицами. Кто знает, что там дальше. Кто знает.
    Проходя мимо здания Епархии, она решила зайти в их домовую церковь. Маленький домовый храм был расположен на втором этаже. Купила свечей и заказала помины. Было страшно. Она  молилась. Молилась о помощи не для себя, она просила за сына. А еще искала утешения. Вдруг подумалось, что она уже и не помнит, что бы хоть раз кто-то ее просто пожалел. Сказал ей доброе слово. Ну, почем уже так? Почему? –думала она про себя. Потом  подняла глаза на лик Спасителя – «Боженька, пусть будет воля твоя», шептала она, как всегда не прося ничего конкретного. Как говорила когда-то бабуля, Господь сам знает, что для тебя благо. Можно лишь просить его о милости и помощи. А еще нужно жить, не доставляя никому боли и обид. Это главный закон жизни. Нужно понять - для чего ей дана эта ситуация. Что она должна понять для себя.
    Мимо шел священник.
    - Простите, – вдруг неожиданно даже для самой себя обратилась она к нему.
    Священнослужитель остановился. Это был молодой священник, но по всему было видно, что вера для него - не пустой звук и способ заработка.
    - Простите меня. У меня непростая ситуация. Завтра мне нужно ложиться в больницу на операцию, не могли бы Вы меня окрестить прямо сейчас.
    Священник был не готов к подобному повороту событий. Он задумался, а потом кивнул и повел ее за собой.
    Так Татьяна была окрещена второй раз. В первый раз ее крестила бабуля. Дома, в тайне ото всех. Было ли то крещение настоящим и могла ли она сейчас просить священника о новом крещении - Татьяна не знала. Она даже не могла понять, как  ей пришло в голову обратиться к священнику с такой просьбой. Все произошло словно само собой.
    Назавтра она поехала в больницу. Дома с мальчиком остался Леонид.

39.

    - Странная история. Очень странная, – доктор качал головой, глядя на результаты обследований. Сравнивая их с теми, что были получены в первый раз. – Словно их брали с совершенно другого человека. Просто чудеса какие-то.
    - Так что, получается, я здорова?
    - Не знаю. Основной диагноз ясен. У Вас серьезное заболевание, на фоне которого обычно и развиваются опухоли подобные той, что выявила у Вас диагностика при самом первом обследовании, и наличие которой опровергло второе обследование. Давайте поступим так. Вы пройдете курс лечения, потом проведем повторное обследование. Будем надеяться, что по нашей части у Вас все хорошо – устало ответил пожилой доктор. А потом  добавил – я не в праве Вам этого говорить и пока не проведу еще несколько исследований точно сказать нельзя, но я, все же, думаю, у Вас нет онкологии, как я уже сказал, у Вас очень серьезное заболевание, аутоиммунное. Нужно будет лечиться, лечится и лечится. Вылечить это невозможно, но жить с этим можно, если соблюдать все ограничения.
    Ей выписали огромную кучу препаратов. Лежать она выпросилась домой, с условием, что раз в неделю будет приезжать на осмотр. Хорошо сказать «будет приезжать». Другой конец города, лето, духота. От обилия препаратов тошнило. Она постелила себе прямо на полу. Старалась спать между приемом лекарств. Алексея ей удалось отправить на отдых.
    Так прошел еще месяц. Нужно было снова ложиться в больницу на контрольное обследование. Алексей, вернувшийся из лагеря, снова остался с Леонидом.
    - Виктор Петрович, я поеду домой. Ну что я тут буду лежать две недели и занимать чье-то место. Препараты у меня еще есть, я буду лежать дома и продолжать лечение.
    Старый доктор качал головой – «Хорошо бы Вас понаблюдать здесь. Хорошо бы...»
Но Татьяна его все же уговорила. Утром, после обхода, она вызвала такси и поехала домой. Почему-то ей очень было нужно попасть домой.
    В квартире царил ужасный бардак. Холодильник был пуст, а в раковине на кухне громоздилась гора немытой посуды. Она присела в кресло. «Как же так. Ведь они знали, что она вернется сегодня. Если не на совсем, то хотя бы на выходные. Как же так…»
    Пришлось идти в магазин, покупать продукты. Сумки были тяжелыми. «Ничего тяжелее трех килограммов», - вспомнились ей слова доктора. Она с трудом помнила, как поднялась на третий этаж. Кружилась голова, тошнило. А еще было очень обидно за происходящее. Собравшись с силами, она взялась за дело, поставила вариться курицу, что-то еще. Начала  уборку. Боже, что же такое они здесь творили. Похоже, что даже обувь не снимали. Ходили ботинками прямо по коврам. Просто какой-то кошмар.
Сын явился ближе к обеду.
    - Леш, почему Вы даже не прибрались в квартире? Посуды в раковине целая гора.
    - Ну что ты начинаешь. Правильно отец говорил, что вот придешь и начнешь придираться ко всему...
    - Я придираюсь? – Татьяна просто онемела от слов сына, а потом подумала, что нет смысла что-то кому-то доказывать. Она закончила с уборкой. Приготовила обед, а затем снова постелила на полу в комнате свой тюфячок, выпила таблетки и легла. Сил не было. Но заснуть не получалось, из комнаты сына послышались громкие звуки компьютерной игры.
    - Леша. Сделай, пожалуйста, потише.
    Но сын даже не услышал ее просьбу сквозь огромные наушники. Ей оставалось только накрыть подушкой голову и попробовать как-то заснуть.
    Вечером пришел Леонид. Она не стала ему говорить о безобразии, творившемся в квартире, она вообще решила никому больше ничего не говорить. Единственное, о чем она попросила мужчину, так это о том, что бы он или ушел ночевать куда-нибудь к матери, в квартиру тети Саши, куда угодно или ложился в комнате сына. Мужчина, молча, выслушал ее, прошел на кухню, поел и остался в квартире.
    Потом, спустя много лет, Татьяна вспоминала, сколько людей в то время предлагали ей помощь. Деньгами, лекарствами, связями и только один человек не спросил ее, нужна ли ей его помощь. Откуда она берет деньги хотя бы на то, чтобы оставить в холодильнике продукты для сына. Мало того, он даже в то непростое для нее время считал само собой разумеющимся питаться за ее счет и жить в ее квартире. Неужели он ни разу даже не задумался: как и кем он выглядит со стороны - часто думала она годы спустя. Но это было потом, спустя годы.
    А тогда... Тогда она вдруг разозлилась на него. Именно разозлилась. Не было обычных слез. Она была зла, ей вдруг отчаянно захотелось жить. Хотелось вылезти из этого кошмарного лечения и пойти на работу.

40. 

    - Ну как дела? – услышала она в трубке знакомый картавый голос. Шеф, как всегда, был бодр и весел. – Я тебе с водителем документы отправлю. Посмотришь до завтра? Боюсь, что девицы твои в отделе проворонят чего-нибудь без тебя. А сумма большая. 
    Домашний интернет в те годы был редкостью. Электронная почта существовала лишь в офисе.
    - Конечно отправляйте. Постараюсь все сделать.
    Так продолжалось неделю. Потом Василий попросил её приехать в офис на совещание.
    - Василий Михайлович, я своим видом распугаю всех контрагентов.
    - Ну, положим, контрагентов и не будет. Совещание с директорами. Народ знает - что с тобой, так что на сенсацию можешь не рассчитывать.
    Так она снова оказалась на работе. Постепенно всё наладилось. Не то работа отвлекла, не то свежий воздух. Но она день за днем приходила в себя. Обследование действительно не выявило у нее того самого диагноза, название которого повергает в шок. Диагноз, который ей установили, тоже не был самым приятным, но, как сказал тогда старый доктор, с этим можно было жить, и она решила жить. Просто жить, несмотря ни на что.
    Та сделка по продаже акций была очень серьезной. Они готовили ее уже не первый месяц, сверяя в контракте не то, что запятые; буквы - и те выверялись с особой тщательностью. И вот Иванов уехал в Москву на подписание. Он уехал, а контрагенты прислали по мейлу кучу вопросов, которые необходимо было обсудить.
    Татьяна пыталась объяснить шефу подробности по телефону. Согласовать суть и порядок действий, уж слишком велика была сумма сделки. Получасовая телефонная беседа закончилась просто – «Слишком много тонкостей. Я не буду тут грузиться этим, разбирать почту и так далее. Бери билет на вечерний рейс и прилетай сюда. Тебя встретят в аэропорту».

    В аэропорту ее действительно встретил водитель. А вот с местами в гостинице было сложнее. Отель был полон. Ближайшие свободные номера были в гостинице, находившейся в получасе езды. Время позднее, необходимо еще обсудить все подробности завтрашних переговоров. Так они оказались в одном гостиничном номере. Благо, номер был большим, двухкомнатным.
    Ночь была чудная. Ласковые руки, нежный вкрадчивый голос. «Чудны дела твои, Господи», – сказала про себя Татьяна утром, стоя под душем. Она была категорической противницей служебных романов. Тем более, романов с непосредственным руководителем. Чем заканчиваются подобные истории, она знала хорошо. А еще. Если об этом узнает Николаев или жена Иванова, что, впрочем, одно и то же, то плохо будет не только ей.
    Интересно, а что думает об этом сам Василий. Да пусть он думает что хочет. Мне-то, что за печаль. Что будет, то и будет, - решила она про себя, - уволят - уйду. Подумаешь.
    За окном было зимнее утро. Они спустились в ресторан на завтрак. Кофе, рюмочка ликера.
    - Переговоры в двенадцать. Давай-ка пройдемся по магазинам. Я и сам оделся не по сезону, и тебя не предупредил. Кто ж знал, что здесь будет плюс пять. На улице-то декабрь.
    Она стояла в примерочной бутика. Иванов сидел на диванчике и придирчиво осматривал каждый ее наряд, который сам же предварительно и выбирал.
    - Мы возьмем вот это, это и это, - указал он на несколько комплектов. - А вот этот комплект, вот это кашемировое пальто и вот эти сапожки - девушка наденет прямо сейчас, – хозяйским тоном, протягивая кредитку, сказал он продавщице, вот уже второй час бегавшей между ними и складом. – Одежду, в которой девушка пришла, я попрошу упаковать вместе с покупками.
    - Саша, как будет готово, отнесете все в машину, – небрежно бросил он водителю. – И поторопись, а то мы опоздаем на встречу.
    Татьяна чувствовала себя неловко.
  &nbs

26. 

    - У тебя нет желания поехать в N-ск? У меня там небольшой процесс? - в тот день они решили вместе пообедать в квартире приятеля Василия. Тот был холост и ключи от его квартиры всегда были в их распоряжении.
    - Я спрошу. Может, на фирме есть вопросы в N-ске, и можно оформить командировку. И я так давно не была на могиле Андрея.
    И они поехали. Два ничего не значащих дня. Татьяна надеялась, что они проведут их вместе. Все эти встречи, что называется «за углом», по принципу привет-привет, пока-пока - были не для нее. Хотелось, если не семьи, то хоть какой-то стабильности и понятности. Но не складывалось. Всё было как-то не так.
    Вот и сейчас, Василий довез ее до гостиницы и поехал дальше. К маме. Она жила в километрах тридцати от N-ска. По дороге, и в гостинице - Татьяна слышала кусочки его разговоров то с женой, не то проверяющей где он, не то волнующейся как он доехал, потом с мамой, которая позвонила несколько раз сразу после того, как Ольга, жена Василия, звонила ей – доехал ли он. Одним словом, тот вечер в гостинице она провела одна.
    Можно было позвонить друзьям. Поужинать с ними. Можно было просто спуститься в ресторан. Но не хотелось. Она надеялась на то, что он, все же, приедет. Но его не было.  
    Зачем была нужна эта поездка, если он так опасался супруги, которая, похоже, контролировала каждый его шаг. Как глупо.
    На следующий день они встретились во время обеда. Быстрые поцелуи, какой-то странный торопливый секс. 
    - Поедем домой, - неожиданно, даже для самой себя, сказала она. 
    - Мы же хотели завтра утром?
    - Зачем. Тебе нужно что-то забирать у мамы?
    - Нет. Разве что попрощаться. Я же планировал ночевать.
    - Ну, тогда поехали. Не хочу больше здесь оставаться. Не хочу. А маме можно и позвонить.

    "Зачем мне это нужно. Зачем", - спрашивала она себя. От того Василия, которого она любила много лет назад, остался наверно только бархатный голос. Это был жесткий и циничный человек. Женатый мужчина. Который, похоже, находился под неусыпным контролем супруги. Зачем ей это? Нужны ли ей эти встречи ?
    На душе скребли кошки. Но она не спешила с решением. Слишком уж много она их приняла в последнее время, тех решений. А еще слишком сильна была привязанность к Василию. Странно, но она до сих пор, спустя столько лет, помнила их первый поцелуй, тепло его руки, - тогда, в такси. Она помнила и жила этими воспоминаниями. 
    Однажды позвонила Галина. Предложила сходить на вечеринку с девочками из министерства. Просто так. За компанию. А почему бы и нет.
    Вечер удался. Женщины, почти одного возраста, много лет проработавшие вместе. Им было нечего делить. Они просто общались.
    Татьяна уединилась с Ольгой. В свое время они пришли в министерство почти в одно время и как-то очень быстро сдружились. Они даже внешне были чем-то похожи друг на друга. И потом, после ухода Татьяны в бизнес, они периодически созванивались, поздравляли друг  друга с праздниками. Было между ними что-то общее. Вот  и теперь, отсев чуть в стороне от основной компании, они делились новостями. Говорили о детях, о знакомых... И вдруг Ольга сказала об одной из их прежних сослуживиц: "Знаешь, у нее такая любовь. В туфельках на снег выскакивает к нему в машину. Да ты его знаешь. Адвокат. Высокий такой. Василий".
    Ушла ли в ту минуту земля из под ее ног? Закружилась ли голова. Нет. Наверно нет. Просто в сердце словно воткнули иголку. Тонкую, длинную и очень-очень холодную.

    - Ты знаком с Петровой? – спросила невзначай Татьяна. Василий заехал за ней после работы.
    - Да. Ты же знаешь, мне нужны с ними хорошие отношения. У меня работа такая.
    - А спать с ними - это как взятка? Или что-то еще? 
Василий молчал. Он знал, что Татьяна может сказать еще и не такое. Язык милой, интеллигентной  девочки, в последнее время, больше напоминал лезвие бритвы. Молча, они доехали до ее дома.  
    - Прощай, – тихо сказала женщина, выходя из машины.
    - Прощай, – пожав плечами, ответил Василий.

    27.

    Что же было дальше. Дальше Леонид устроил дележ квартиры. Татьяна пыталась уговорить, что-то объяснить. Говорила о ребенке и его интересах. Но все было напрасно. Кто предложил ей тогда тот вариант размена - сейчас она уже даже не помнила. Помнит лишь, как собирала вещи и как, рыдая, прощалась с родными стенами, в которых прожито столько лет. Как до последнего момента не верила, что это все правда. Но все оказалось реальностью. 
    Они с сыном переезжали в небольшую квартирку в деревянном доме, Леонид же получал деньги и право собственности на четвертую часть этой квартиры.
    - Я не хочу, что бы ты привела сюда мужика или продала, оставив сына без жилья.
    Все это звучало так глупо и смешно. Неужели она выглядит такой бестолковой и распутной. Самое обидное было то, что сестра поддержала Леонида.
    - А что, разве он не прав? Ты же способна на все что угодно. С тобой всегда какие-то проблемы.

   Квартирка была маленькая, но очень теплая. С водопроводом и канализацией. Разве что дом был деревянный, построенный в середине века для партийной элиты района. Он чем-то напоминал старинный добротный особняк. И вот, отправив ребенка в летний лагерь, Татьяна принялась за дело. Нет. Клеить обои и красить она не умела, для нее это все было чем-то вроде китайской грамоты. Она, пересчитав все свои скудные финансовые ресурсы, решила нанять людей. Маляры поклеили обои, сантехники поменяли раковины и унитаз, установили редкий для тех времен водонагреватель. Денег взяли немного - много меньше, чем она планировала. Осталось еще на какие-то обновки: вроде штор, полочек и ковриков в ванну. Ремонтик получился на славу. Чистенько. Спокойно. Без излишеств, но очень светло и уютно. 
    Для сына почти ничего не изменилось, разве что в школу теперь нужно было ехать автобусом на две остановки больше. Жизнь продолжалась. 
    Как-то заехала сестра. Вся в панике и эмоциях.
    Дело в том, что в их городе жила их родная тетка. Сестра мамы, тетя Саша. Особого общения у них не было. Пока были живы родители, мама со своей сестрой еще как-то общалась. А потом. После гибели родителей было как-то не до того. Вернее, Татьяна была еще слишком молода, что бы думать об общении с родственниками.
    А у сестры на этот счет была своя позиция. Однажды, Татьяна случайно встретила тетю в магазине. Девочка, конечно же, ее не узнала, а вот тетя подошла, поздоровалась, предложила заходить к ним в гости. Татьяна, конечно же, рассказала об этой неожиданной встрече сестре. Людмила отреагировала неожиданно, она вдруг пришла в ярость и категорически запретила Татьяне какие-то контакты с «этими людьми». Оказалось, что тетя Саша с мужем выпивали и "вообще!!". Что имелось в виду под словом "вообще" - Татьяна не поняла, но предпочла не спорить с сестрой. 
    И вот теперь. Теперь сестра пришла с известием о смерти дяди и о том, что тетушка осталась совсем одна. Татьяна пожала плечами – ну, что случилось, то случилось. А с похоронами конечно поможем. 
    И помогли. Татьяна бегала по похоронным конторам, организовывая неприятный процесс. Покупала продукты. Договаривалась с женщинами на тему поминального стола и прочих скорбных процедур. Дело оказалось хлопотным.  
    Сестра же изо всех сил показательно изображала вселенскую скорбь. Татьяна поражалась тому, как даже из смерти человека, которого она, Людмила, столько лет показательно презирала, как спившегося алкоголика, с которым брезговала даже здороваться, было разыграно очередное показательное шоу. Зачем-то  на похороны была приглашена куча знакомых и сослуживцев. Сестра горячо рассказывала всем, каким он был чудесным человеком, и, если бы не жена, которая якобы его споила, то всё бы в его жизни было иначе. 
    Татьяна не вмешивалась. Ей хватило беготни и забот, а еще... Еще ей было очень жаль пожилую женщину, растеряно сидевшую на кухне. Похоже, что благодаря активности старшей племянницы, даже в собственной квартире, на похоронах собственного мужа,  она чувствовала себя посторонней. Даже к гробу мужа не походила.
    Татьяне казалось, что она понимает, о чем думает пожилая женщина. Ведь она осталась совсем одна после смерти мужа и никак не могла придумать, как же ей жить дальше. Всю свою жизнь она жила, что называется "ЗА МУЖЕМ", который сначала неплохо зарабатывал, потом получал хорошую пенсию. А она почти нигде и никогда не работала - поэтому и пенсию получала совсем мизерную. И получалось, что жить ей стало совсем не на что. 
    Татьяна присела рядом с ней. Тетя произвела на нее не самое плохое впечатление. Татьяна помнила ее плохо, толком никогда ее не видела, не считая той злополучной встречи в магазине.
    Да, женщина выпивала. По этой причине, похоже, с ней и не общались ее родные. В памяти Татьяны были даже какие-то туманные и очень неприятные воспоминания об этом. Скорее, это были даже не воспоминания, а ощущения. Но это было очень давно, и, по логике, женщина, так сильно пьющая, как всем и всегда рассказывала Людмила, должна была давно спиться, однако назвать ее спившимся человеком или алкоголиком было нельзя. В пьяном состоянии, в таком, в каком они с Людмилой застали ее в первый день, когда пришли к ней после известия о смерти дяди - это, конечно, было крайне неприятное зрелище. 
    Но на следующий день тетя была трезва, спокойна и адекватна. Как оказалось, пила она не постоянно и была обычной пожилой женщиной, встретив которую на улице, невозможно было сказать, что она пьяница. Разве что квартира... Квартира родственников представляла собой жуткое зрелище. Она была запущена до безобразия. Сальные пятна на обоях. Загаженные места общего пользования. Огромные щели в полах. И запах. Какой там был запах. Одежду, после прихода оттуда, нужно было срочно проветривать и стирать. 
    «Надо будет потом прийти и помочь с уборкой. Потом. Без Людмилы», - подумала Татьяна. И вообще, надо будет помочь. Так в жизни Татьяны появилась тетя Саша.

28.

    Тетя Саша. Наивная и простая женщина. Татьяна, глядя на нее, никак не могла понять, как такое могло произойти. Как могла эта женщина, не имевшая даже среднего образования, не читавшая книг, наивная и ограниченная, быть дочерью ее бабули и сестрой ее матери. Но спрашивать об этом она не хотела. Татьяна вообще редко задавала людям прямые вопросы. Захочет человек - расскажет. А так. Так Татьяне было достаточно наблюдения за человеком, общения с ним и информации о нем от окружающих. Любой информации. Плохой, хорошей. Какой угодно. Из этого всего она складывала свою картинку и могла очень точно сказать, что человек из себя представляет. Его слабые и сильные стороны. И чаще всего то, что  творится у человека на душе. 
    Вот так и тетей Сашей. При всех ее странностях и неряшливости, которая просто повергала в шок, Татьяне казалось, что, на самом деле, это безответный и светлый человек. С ней было очень просто. Она искренне радовалась ее приходам. Кормила оладьями, которые, казалось, пекла непрерывно. Она ничего не хотела и не просила от Татьяны. Ее разговоры были просты и незатейливы. Она не играла, ничего из себя не изображала, она просто была такой, как есть.
    Пошло сорок дней. Поминки были не так многолюдны. Видимо, сестра наигралась в похороны. Когда прошли все традиционные для этого скорбного дня процедуры, и люди разошлись, собралась домой и Людмила. Тетя Саша стояла в прихожей. Тихая, потерянная. Татьяна заметила, что за весь день она даже не прикоснулась к спиртному. И все ждала, что Людмила заговорит с ней. Но похоже ее ожидания были напрасны: та сделал вид, что заговорилась с женщинами и ушла, даже не кивнув на прощание. 
    Татьяна осталась помочь прибрать со стола и в квартире. Они помыли посуду, поставили на место стол. Отнесли соседям стулья, которые брали на время поминок. Потом присели попить чаю. 
    Тетя молчала. Было видно, что ей очень горько и одиноко. Татьяна не знала, что ей сказать и как утешить. Оставаться ночевать в таких условиях совсем не хотелось, да и дома ждал сын. Что говорить и чем утешать почти незнакомого человека - она тоже не знала. 
    - Теть Саш, а где можно взять кухонное полотенце?
    - Да вот там, в шкафу.
    Подойдя к мебельной стенке, Татьяна увидела на полке счета за квартиру. Жировки – как говорила когда-то бабуля. Она взглянула на цифры – как же она будет это оплачивать, грустно подумала Татьяна. Вздохнула и положила квитанции в карман. 
    Потом, через несколько дней, зайдя проведать родственницу она, ничего не говоря, положила корешки квитанций на то же место, где раньше лежали квитанции. А сверху положила несколько купюр – ну, не умирать же человеку с голоду. Вот так и повелось.

    В суете и беготне прошло полгода. Работы было много, Татьяна соглашалась на любые подработки. Сын рос. Некоторые его поступки пугали, но она почему-то всегда была на стороне сына. Она не могла забыть, как Людмила мучила ее своими нотациями и бесконечными поучениями, поэтому ей совсем не хотелось, чтобы ее мальчик знал подобное. Она надеялась, что все наладится. С годами, мальчик все оценит и поймет. 
    Так она и бегала: между работой, сыном и тетей Сашей, которая, впрочем, не доставляла ей особых хлопот и беспокойства. Татьяне просто пришлось внести в свой бюджет еще одну строку расходов. Жизнь шла своим чередом.

    Однажды днем, она оказалась в том районе, где жила тетя Саша. Обычно, она навещала родственницу по пятницам, а сегодня была среда. Но Татьяна решила забежать на минутку. Забежала в магазин купить тетушке ее любимую  треску. 
    Дверь в квартиру была приоткрыта, были слышны какие-то голоса. Татьяна тихонько вошла в прихожую. Похоже, что у родственницы были гости, суда по голосу веселье было в разгаре. Разговор шел о квартире. Тетина приятельница убеждала тетю в том, что все нормально. Что ей предлагают очень хороший вариант. Она прекрасно поживет в однокомнатной, а деньги пригодятся ей на жизнь. 
    - Помочь тебе все равно некому. Ну, что эта вертихвостка. Прибежит - убежит. Кто знает, что у нее на уме.
    Тетя пыталась что-то возражать. Но, судя по голосу, была очень нетрезва.
    - Соглашайся. Даже не думай – убеждала соседка. 
    Татьяна не стала ждать продолжения разговора. Она прошла вперед и встала в дверях.
    - Вертихвостка, как я понимаю, это обо мне? 
    Женщина осеклась. А тетя виновато смотрела на вошедшую Татьяну.
    В углу, прямо на полу, свернувшись калачиком, спала еще какая-то личность.
    - Так. А теперь все собрались и дружным шагом покинули квартиру. Иначе, я звоню участковому. И предупреждаю, тетя Лена, что нам, похоже, придется поговорить в другом месте. 
А сейчас - пять минут на сборы! Время пошло!..
  
    - Ах, тетя Шура, тетя Шура. Ну разве же так можно. Вы же понимаете, чем все это может закончиться, – говорила Татьяна на следующий день, пытаясь, хоть как-то, избавить родственницу от похмельного синдрома. 
    Вчера ей пришлось звонить на работу. Отпрашиваться. Потом она звонила сестре, чтобы та забрала к себе сына. Ночевать пришлось в квартире тети.
    - Ну, а что мне делать. Как мне жить? – Мямлила родственница.
    - Теть Саш. Вам что, не хватает на жизнь? Квартиру я оплачиваю, помогаю деньгами и продукты приношу. В чем проблема?
    Тетя угрюмо молчала.
  
    Что же делать? С одной стороны, ну пропьет она свою квартиру. Ну, подпишет она по-пьяни те документы, ну, что, мне теперь с ружьем за ней бегать... Это был редкий случай, когда Татьяна не знала, как ей поступить. 
    - Как быть? Да очень просто. – Галина как всегда была пряма и конкретна. Оформи опекунство с последующим наследованием - и все проблемы. Ты же все равно уже фактически это делаешь. А так квартира будет не тебе, так сыну.
    - Ой Галь. Там такой срач в той квартире. Соседка уже раз пять прибегала. Там - то одна труба протечет, то с унитазом что-то… Не знаю...
    - Вот после подписания документов и сделаешь ремонт. А вообще. Переселила бы ты ее в свою квартиру. У тебя чисто, уютно. А сама перебирайся туда и делай ремонт. Вот тогда уж точно никто не сунется.
    А почему бы и нет, - подумала Татьяна. Почему бы и нет. И она решила поговорить с сестрой. 
    Сестра пожала плечами. Татьяна озвучила ей только часть своих мыслей. На тему опеки и наследования.
    - Делай, как знаешь. Мне с этой квартирой возиться не хочется. Опекать алкоголичку - тем более. 
    Как знаю, как знаю. А я вот не знаю, – сказала сама себе Татьяна, выходя из подъезда сестры. Ну, не знаю я, как поступить. НЕ знаю.

    29.

    И Татьяна переехала. Как и в прошлый переезд, отправила сына на отдых, а сама взялась за дело. Пришлось оформлять ссуду. Она с ужасом думала, как и на что будет жить. Но решила - так решила. Она не привыкла сворачивать на половине пути. Еще одним аргументов в пользу переезда было то, что сын на будущее будет обеспечен жильем. 
    Сейчас, спустя годы, она с ужасом вспоминала тот ремонт. В этот раз часть работ пришлось делать самой. Нанимала только сантехников. Все равно денег не хватало, а ведь она отремонтировала только самое необходимое. Заменила сантехнику, обои. Покрасила полы.  Грязь была неописуемая.
    А что же тетя Саша. Тетя Саша восприняла переезд с недовольством. Татьяна и сейчас не понимала, как ей тогда удалось убедить женщину. Хотя условия - в ее, Татьяниной квартире - по сравнению с тем, в каких условиях жила тетя, были значительно лучше. Но, все равно, Татьяна чувствовала себя аферисткой. 
    Оформлять опеку или какие-то иные документы не стали. Оставили всё, как есть. Тетя Саша написала завещание, а потом в квартире прописали сына.
 
    Постепенно жизнь вошла в нормальное русло. Татьяна работала по двенадцать часов. Даже ночью ей снились договоры и цифры. А еще она учила язык - осенью планировала поступить в школу экономики. Работодатели обещали оплатить обучение. Но надо было придумать, где и на что жить в Москве во время не таких уж и коротких сессий. А еще надо было подумать, на что будет жить здесь сын, на что оплачивать две квартиры, и как помогать тете, аппетиты которой росли с каждым днем.
    Кроме оплаты квартиры, Татьяна каждую неделю приносила ей пакет с продуктами. Оставляла немного денег. НО этого оказалось мало. Женщина периодически приходила просто так, сначала Татьяна думала, что женщина приходит в гости, так как одной ей одиноко, но та долго не засиживалась. По всему было видно, что ей не хватает денег на посиделки с бывшими соседками-подругами, жившими рядом. Татьяне не хотелось спорить. Ей было проще уступить, но она старалась делать это в разумных пределах. 
    Ей очень хотелось закончить ремонт. Привести в порядок новое жилье. Сейчас же она просто даже стыдилась пригласить кого-то в дом. Но денег на это у нее не было.
    И тут неожиданно заболел сын. Травма головы. Упал в школе, на мокром линолеуме наступив на карандаш, ударился затылком. Ей решил ничего не говорить. Но на третий день утром под глазами появились отеки, стало тошнить и происшедшее раскрылось. Татьяна вызвала скорую. 
    - Сотрясение мозга. Везем в стационар. Что ж Вы так затянули то? – Доктор скорой помощи, немолодой мужчина, укоризненно качал головой.
    - Школьный доктор сказал - ничего страшного, - тихо вмешался мальчик.
    - Они просто не хотят ответственности.

    - Надеюсь, что все обойдется, - Леонид подал ей руку на скользком крыльце больницы. Да, ей пришлось звонить бывшему мужу. Татьяна была очень напугана случившимся, да и отец есть отец. Леонид приехал сразу. Вместе с ней говорил с доктором, посидел в палате сына, пока Татьяна раскладывала привезенные из дома необходимые вещи. Потом время посещений закончилось. Ребенок был большой, оставаться с ним было нельзя.
    Выйдя из отделения, Татьяна разрыдалась. Ей было нестерпимо страшно за сына. Леонид подал ей пальто. Взял под руку и повел к выходу. 
    Потом они долго стояли на остановке в ожидании автобуса. Бывший муж стараясь отвлечь ее от мрачных мыслей, рассказывая о матери, сестрах. О тех житейских мелочах, которые составляют жизнь каждой семьи и которые кажутся чужому человеку пустыми и глупыми подробностями. 
    Потом заговорили о ней. О ее работе, успехах.
    - А как ремонт? Закончила? - Вдруг спросил Леонид
    - Да какой там. Денег особо нет, на материалы еще хватит, вот откладываю, чтобы работы оплатить - увы. Может, через год что-то получится. 
    - Если хочешь, давай заедем. Я посмотрю. Если немного работы - может возьмусь. 
    - Ты серьезно? Я не смогу тебе сразу заплатить.
    - Обедом покормишь и ладно, – весело ответил Леонид.
    И он взялся за ремонт квартиры, а она бегала между работой и больницей. Он быстренько посчитал затраты на материалы. Написал список работ. Татьяна попросила разбить все это на этапы по очередности. Закупать все материалы разом - не было денег, да и для того, чтобы хранить все это добро, нужно было слишком много места. Потом посмотрела на конечные цифры и выложила купюры. 
    Квартира стала постепенно наполняться стройматериалами, а вместе с ними постепенно в доме снова появился Леонид. Нет. Он не поселился у нее. Он приходил рано утром, к ее уходу и ждал ее возвращения. Даже готовил иногда ужин к ее приходу. Татьяна всегда работала до позднего вечера, а тут еще нужно было ездить к сыну в больницу. Уставала так, что не было сил что-то готовить, делать, а еще не было совершенно никаких эмоций по поводу присутствия Леонида. Ее радовало, что в квартире будет уютно, что ремонт, о котором она так долго мечтала, наконец-то будет закончен. Радовало, что деньги можно будет отдать чуть позже, когда они будут появляться. Но надо сказать, что это были очень скупые эмоции. Она устала. Очень устала. Ей казалось, что она напоминает не то старый башмак, не то выжатый лимон. 

    - Неужели у тебя никого нет, – Галина недоуменно пожала плечами.
    Татьяна забежала к ней в обеденный перерыв. Хотела посоветоваться по документам, а за одно и обменяться новостями.
    - Галь, когда мне. Да и сил нет. Так все достало.
    - Может тебе с Ленькой помириться? А что... Мужик он видный. После того, как ты его проучила, думаю, хоть что-то понял.
    - Не знаю, Галь. Ой, не знаю.

    Леня, Леня. В тот вечер, после больницы, когда стоя на остановке, она слушала его рассказы о новостях их семьи и упоминания об общих знакомых, подумалось, что ей небезразличны все эти люди с их радостями и проблемами. И, как бы ни были сильны обиды, сколько бы плохого ни было между ними, они никогда уже не будут ей чужими. Как странно, все же, устроен мир.

30.

    В тот вечер Татьяна пришла домой совершенно подавленная. На душе скребли коши. Лешку в очередной раз не выписали из стационара. Пожилой доктор покачал головой, глядя на результаты очередного обследования – пусть полежит еще недельку. 
    Было страшно, а еще не было сил. Она была совершенно вымотана, как-то даже заснула прямо в автобусе. Вот уже полтора месяца, как она бегает между сыном, работой и домом, а еще есть тетя Саша, которая тоже требует внимания и не только его. Все это находится в разных концах города, и добираться приходится автобусами.
    В больницах тех лет кормили отвратительно, поэтому каждое утро она вставала, до шести утра готовила, а потом отвозила еду в больницу. В обед тоже старалась найти возможность съездить в больницу, чтобы покормить мальчика горячим. Но Татьяну это не напрягало.
    Угнетало другое: к личным проблемам прибавились проблемы на работе. Начальник отдела, Вера Ивановна, которая в свое время так активно сманивала ее к себе из министерства, вдруг люто ее возненавидела. Случилось это после того, как директор филиала компании, в котором теперь Татьяна работала, стал общаться непосредственно с ней, с Татьяной, минуя Веру Ивановну. И даже несколько раз брал ее собой на совещания в головную организацию.
    Однажды вечером, после одного такого совещания, директорская волга отвезла ее домой, о чем Татьяна рассказала коллегам в отделе за чаем. И началось. Придирки сыпались одна задругой. То документ не так составлен, то иск пустой, то еще что-то. Бумаги летели ей, чуть ли, не в лицо. Татьяна просто не знала, как быть дальше. Возвращаться в министерство? С какими глазами она туда вернется. Заместитель министра, курировавший их работу, перед ее увольнением лично сам два часа уговаривал ее остаться. Уговаривали все, но она отказалась. Как же. Ее пригласили, она такая замечательная и способная.
    Сейчас, спустя столько лет, Татьяне было невозможно стыдно за то время. Стыдно, в первую очередь, перед самой собой. А тогда... Тогда она, похоже, что называется, получала по полной, за свою гордыню и самонадеянность. А может, ей просто нужно было это все пережить и пройти. Как говорила когда-то бабуля - «Всё в жизни дается не просто так. Господь испытывает только тех, кого любит. Иногда через других нам показывают самих себя или показывают, каким быть никогда не надо». Но тогда Татьяна не вспомнила слов бабули, может, поэтому, ее переживания были столь сильны. Вспомни она их тогда, подумай над ситуацией, может все воспринималось бы несколько иначе.
    Конечно же, она была во многом виновата сама, но и Вера Ивановна была очень странной дамой. Ей было чуть больше сорока пяти, небольшого роста, рябоватая и очень странно одетая. В филиале над ней посмеивались, но старались не связываться. Директор был чем-то ей очень обязан, за что и перевел ее в управление филиала из районного подразделения, находившегося за четыреста километров от регионального центра. Вера Ивановна была так называемой матерью-одиночкой, у нее был сын лет двенадцати, который совершенно ее не слушался и умудрялся даже воровать деньги из ее кошелька. Каждое ее утро начиналось с бесконечных жалоб на мальчика. А еще, Вера Ивановна упорно пыталась узнать у Татьяны секрет ее прекрасных взаимоотношений с сыном. Но что могла сказать ей Татьяна. Отношения с сыном в ту пору у нее, и правда, были неплохие. Она была строгой матерью, но никогда и никому не позволяла обижать мальчика. Ни мальчишкам во дворе, ни школьным учителям, которые, с ней, с Татьяной просто старались не связываться.
    И вот теперь, Вера Ивановна, так настойчиво влезавшая ей чуть не в подруги, начала ее буквально травить. А в тот день произошло самое неприятное, оказалось, что каким-то образом оказался пропущенным срок подачи документа стоимостью в два миллиона. Сложно сказать, кто был в этом виноват. Эти документы находились в сейфе Веры Ивановны, может быть она, передала их в последний день, а Татьяна, подготовившая все сразу, не предупредила канцелярию о необходимости срочной отправки. Может быть, произошла путаница с датами, так как дата выдачи документа и дата его вступления в законную силу не совпадали, теперь все это было уже не важно. Важно было то, что произошла беда, поправить которую она была не в силах, и виновницей всего, как ни крути, была она сама.
    Татьяне оставалось одно - писать заявление об уходе и идти в никуда. Было бы проще, если бы она была одна. Но она была обязана растить сына, помогать тете Саше. Еще нужно было выплачивать кредит, взятый при переезде. Одним словом, куда ни кинь - всюду клин, и помощи ждать неоткуда. А с работой в городе было плохо, а надеяться - не на кого.
    Вот с такими мыслями Татьяна и добрела до дому. В окне горел свет – значит, Леонид, все же, ее дождался.
    - Привет. Я закончил с паркетом - завтра можно лакировать. Надо придумать, где ты будешь ночевать пару дней. Может у тети Саши?
    - Может, – кивнула Татьяна;
    Она даже не взглянула на работу бывшего мужа. Прошла на кухню и без сил опустилась на диванчик.
    - Я больше не могу, - вдруг неожиданно для самой себя проговорила она, – я больше не могу, - и, вдруг, неожиданно даже для себя самой, разрыдалась, – я больше не могу!! Я больше не могу!!! - Повторяла она сквозь слезы. Это была самая настоящая истерика. Такое с ней случалось крайне редко. Леонид растерялся от такой неожиданности, подобное он видел впервые. Он помнил ее, плачущую от его обид, от страха перед ним, но тут он увидел совсем другую Таню. Неожиданно слабую и беззащитную. Когда минутная растерянность и удивление прошли, он присел рядом с ней, обнял и прижал к себе
    – Ну что ты маленькая? Что случилось?..
    Так они помирились.

    31.

    Прошло два месяца, все шло своим чередом. Лешку выписали из больницы. Он спокойно воспринял возвращение отца в семью, и даже казалось, обрадовался этому. Мальчику было уже почти четырнадцать, и ему был необходим отец. Татьяна надеялась, что Леонид сумеет справиться с проблемами, связанными с переходным возрастом сына.
    Ситуация на работе тоже выровнялась. Директору филиала, благодаря каким-то связям, удалось уладить проблему. На ее увольнении никто не настаивал, даже и не заикался, но и предполагаемое повышение, а с ним и повышение зарплаты, и учеба в Москве - тоже похоже провалились. Вера Ивановна тихо шипела на нее и почти не разговаривала, передавая поручения через коллег, напоминая ей при каждом удобном случае о случившейся тогда оплошности. Но это воспринималось уже не так болезненно.   
    Татьяна не одна была в подобном положении. Начальница, в той или иной мере, третировала всех. Подобно школьной учительнице, она рассаживала сотрудников в кабинете так, как считала нужным сама. Периодически кто-нибудь обнаруживал следы обыска на рабочем столе и даже в ящиках стола. Мадам почти насильно заставляя работать сверхурочно, хотя никакой необходимости в том не было. Юридическое подразделение не являлось основным, и их присутствие на рабочем месте до семи-восьми вечера было совершенно бесполезным. Но никто не смел уходить из офиса раньше Веры Ивановны. От этого зависели и премия, и отношение директора, который прислушивался к мнению руководителя подразделения.
    Вообще, глядя на взаимоотношения в филиале, способы построения карьеры и многое другое, Татьяна поражалась двуличию людей, сложности интриг, царившему чинопоклонству и прочим «радостям», которые отсутствовали в ее родном министерстве и процветали здесь. Но выбора пока не было, она работала здесь, нужно было – нравится ей или не нравится - жить по этим законам.
    Однажды, в понедельник, придя на работу, они застали Веру Ивановну в радостно-возбужденном настроении. Оказывается, в субботу она была удостоена чести побывать в неформальной обстановке в обществе директора и его заместителей. Способствовала этому ее новая приятельница, начальник планового отдела  Наталья Владимировна, пару месяцев назад пришедшая на работу по чьей-то протекции. Вера Ивановна просто порхала. А отдел на пару дней свободно вздохнул. Начальница была занята общением с новой подругой и надеждами на вхождение в круг так называемых избранных.
    А через пару дней, пронырливые Татьянины коллеги по отделу, обожавшие сплетни и новости, выяснили причину приглашения Веры Ивановны в тот субботний день в столь веселую компанию. Наталья Владимировна, зная о наличии вакансии заместителя отдела, которую и открывали специально для Татьяны, и чье назначение теперь было приостановлено, решила воспользоваться ситуацией и устроить на эту должность дочь своей близкой подруги. Молоденькую девицу лет двадцати трех-четырех. Однако, сама Вера Ивановна, похоже, даже и не поняла - что происходит, для чего ее обхаживает Наталья Владимировна и зачем ее тогда пригласили в компанию. Говорить ей обо всем этом, конечно же, никто не стал. Как говорится, если не можешь справиться с проблемой - лучше отойди и посмотри на происходящее со стороны. И они, всем отделом, замерли в ожидании развязки интриги.
    Девица же, приглашенная Натальей Владимировной, уже в первое свое появление поразила всех своей нахрапистостью и беспардонностью. В середине рабочего дня, когда все были заняты делами, в отдел, почти открыв ногой дверь, влетело нечто раскрашенное и растрепанное. Не сказав никому даже «здравствуйте», дама с порога начальственным тоном спросила:
    – А где Вера Ивановна?..
    На вопрос: – По какому вопросу? – Девица высокомерно бросила:
     – Я Людмила, буду работать у вас ее заместителем.
    Ирина, заместитель Веры Ивановны по общему направлению, объяснила девушке - куда пройти и как найти Веру Ивановну. А когда дверь закрылась, отдел дружно расхохотался. И лишь Ирина покачала головой: – Ой, ребятки, мало нам не покажется.