Каждое  утро служебный  автобус   съезжает с  МКАД,  едет  на СВХ – северо-восточную хорду, потом через круговое движение выезжает на  Онежскую улицу.  Примерно в одно и то же время, около  8  утра, выглядывая из окна автобуса,  я  ищу прохожих с собаками.  Это у  меня  такая примета.

   Иногда в  самом начале  улицы  вижу  даму с  двумя  питомцами: один  меленький  черный пес, второй  старый бульдог. Он всегда идет  сзади, ели переставляя  кривые лапы. Особенно ему трудно зимой.  Опустив  тяжелую голову, ковыляет  очень медленно и осторожно. Дама  не спешит и терпеливо его ждет. Каждый раз  я радуюсь тому, что старичок  ещё выходит  на прогулку. Дальше,  с правой  стороны  отгороженная собачья площадка.   Чаще всего она  пустует, но  в  какой-нибудь солнечный день  тут  собираются даже  по три собаки.  Маленькие носятся и играют, а большие стоят в  стороне  рядом с хозяевами, но всё  внимание  там,  в  игре.  Вот если бы отстегнули поводок, то и они бы  бросились  скакать и гонять. На площадке чаще всего вижу рыже-белого терьера и  коричневую  таксу.  Хозяйка  таксы  толстая дама иногда   кидает  ей палку. Такса  счастлива  безмерно.    Бежит, размахивая  ушами и ныряя в траву, а  потом когда приносит, виляет хвостом и   подпрыгивает от нетерпения. Еще на площадку приходит большой  белый пес   типа лайки.  Этот пес  гуляет   еще возле  Лихобрской  набережной. Чаще всего его выводит  статный мужчина лет 45,  но иногда  женщина, видимо его жена.   Мужчина на площадку не приходит,  только  женщина.  У белого пса  грудь колесом и гордый вид, похож на своих хозяев. Ближе к дому  20 можно увидеть   пожилого  мужчину с  двумя борзыми, светлой и темной.  Они всегда  торопятся.

      Но можно и  никого не увидеть, и тогда  точно день будет пустой.  Когда  собак нет, то сразу понятно, что  дела не заладятся.  Добра  не жди. Зато,  если  будут –всё будет хорошо, а уж если встретить   даму со старым бульдогом, или мужика  с борзыми  точно – жди   особенной  удачи и везения. Вот такая  у меня  игра в приметы.

    Каждое  утро  люди  выгуливают собак и  даже не знают, что  я еду мимо и  жду их появления,  и что они приносят  кому-то в этом мире удачу одним тем,  что  рядом с ними идут их пушистые друзья.

«E la nave va»

 (с.) Ф. Феллини

Вот стараюсь  хоть как-то начать исправляться. Буду хоть по немного писать о житье бытье.

 Вот, например, стоило приехать на дачу, как в машине завелась крыса.  Утром в субботу открываю капот, чтобы  масло проверить, а она там сидит на коробке с предохранителями и глазки черненькие на меня  пучит. А я  вместо того чтобы  сказать «Ом мани падме хунг», как это у нас у буддистов принято, как закричу  страшным голосом: «А-А-А-А».

  Не от страха, нет,   а от неожиданности. Зато крысу напугала.   Она прямо накакала от ужаса. Хотя может  это она заранее накакала, а потом уже напугалась. В общем, крыса  убежала, а мне пришлось чистить следы жизнедеятельности. На следующий  день под капотом опять  был крысиный помет и еще  лежанка из какого- то  утеплителя. Очень надеюсь, что  она всё-таки осталась жить на даче, а не поехала   со мной в Москву, затаившись где-нибудь  в фильтре кондиционера, Сегодня  утром  вроде под капотом было  чисто.

  Ну что я  хочу сказать: корабль мой  видимо тонуть не собирается.

«Мне надо - где сугробы намело,
Где завтра ожидают снегопада!..
А где-нибудь всё ясно и светло -
Там хорошо, - но мне туда не надо!»

В.Высоцкий.

   Грустно,  больше нет  аэропорта Шереметьево 1,  любимого аэропорта с которым связано так много воспоминаний, особенно из детства. В середине июля очень быстро  огородили здания прилета и вылета и за несколько дней экскаватором разрушили. Сначала из-за высокого строительного забора  была видна гора бетона с искореженными перекрытиями, а  «стакан» (стеклянный павильон выхода на посадку)  свешивал остатки  арматуры, державшей раньше крышу, как  страшный паук  длинные лапы. Потом  и он превратился в гору серого строительного мусора.  Всего один экскаватор быстро и умело разрушал то, что мне было дорого.  Тоскливо и  грустно.  Я никогда не думала, что так может произойти, казалось, что Ш-1 будет всегда.  Ведь можно было просто сделать внутри реконструкцию, или.. Да, что уж теперь. Умер, всё.

Аэропорт Шереметьево. Одно из самых первых воспоминаний  моего детства, мне 4 года: мы с мамой и папой стоим на балконе, в зале  вылета раньше был такой балкончик, который выходил в зал, а там внизу под балконом   друзья родителей и моя няня  бабушка  Наташа нас провожают.  Няня в платочке и машет мне рукой, и я  тоже машу рукой и  мне грустно и радостно одновременно. Мы улетаем надолго заграницу, сейчас я впервые полечу на самолете…

Этот пост написан заранее и будет опубликован 9-го мая,  если вы оставите комментарий, то я смогу ответить на него позже.

   Сегодня  мы празднуем День Победы. За всеми этими бравурными  маршами,  патриотическим настроем, парадами, прославлением боевой мощи и военных  побед,  самое важное  - не забыть  как  ужасна война, скольких  она погубила, как исковеркала жизни людей,  сколько страданий принесла.  Важно чтобы мы  всегда были против любых войн на земле. Главное – помнить.

   Я часто спрашиваю маму о её детстве, прошу рассказать, что она помнит о том времени.  Она 1938 года рождения и во время войны была совсем маленькой, жила в Белоруссии. Попытаюсь пересказать её воспоминания:

   «Я не помню как мы  отправились в эвакуацию, была еще совсем маленькой, это был 41-ый год,  прямо перед эвакуацией родился  Витя (прим. – мамин брат),  Слава (прим.- Ватслава – мамина сестра) была уже постарше.  С нами были Мая с Володей (прим. – сводные брат и сестра). Отец остался  в тылу. До войны он возглавляя погранзаставу (на  белорусско-польской границе).  Еще до войны  он был демобилизован. Когда ловили шпионов,  несколько  суток  их группа провела в болотах и у  него потом начался  сильный ревматизм.  Он перешел на партийную работу. Возглавлял райком партии. Когда началась война, он ушел в  партизаны.  Одна женщина, которую поймали фашисты, выдала его под пытками.  Его схватили, страшно пытали,  но он никого не выдал.    Маме практически в самом начале войны пришла похоронка «зверски замучен», но  потом ей платили маленькую пенсию, так    была разница: тем  вдовам, мужья которых  погибли на фронте, платили больше, а тем, у кого  погиб в тылу,   в половину меньше.   Денег почти не было, были только карточки на пайки,  колхозникам ведь не платили, а ставили только трудодни.  Много было несправедливости.