Живопись лауреата Нобелевской премии по литературе 2000г. Gao Xingjian
Как известно, талантливый человек талантлив во всем. И нобелевский лауреат по литературе 2000 года, прозаик из Китая Гао Синцзянь тому подтверждение. Синцзянь известен также как художник (30 выставок), он настоящий калиграфист, пишет чернилами в национальном стиле, сам иллюстрирует свои книги.
Недавно в галерее Asia Art Center, которая находится в Тайбэе, Тайвань, он открыл выставку своих авторских картин под названием "Грани реальности".
На экспозиции представлены 16 картин Гао, нарисованных с помощью чернил на бумаге и холсте. На всех работах он изобразил абстрактные пейзажи, которые выполнены в темных тонах.
Гао Синцзянь является первым китайским автором, который удостоился Нобелевской премии по литературе за Soul Mountain — "произведение вселенского значения, отмеченное горечью за положение человека в современном мире". Зарекомендовав себя как мастер слова, Синцзянь решил предстать перед широкой публикой в необычном образе тонкого и чувствительного художника.
"о время написания картины мне аккомпанирует лишь музыка — композиции в стиле барокко или Бах. едь в них нет текста и конкретного ритма, тем самым, они вызывают в моем сердце зрительные образы", — рассказывает Гао Синцзянь.
Также художник объяснил, почему он дал именно такое название своей выставке: "Оно передает мои блуждания между иллюзиями и реальностью: эти две области размываются и не имеют четких границ".
Франция восприняла его Нобелевскую премию так, как это умеют лишь французы: "Двенадцатым Нобелевским лауреатом стал двухлетний француз!". Действительно, Гао Синцзянь на время присуждения премии лишь два года, как стал гражданином своей новой родины.
Первый китайский литератор — лауреат Нобелевской премии, гражданин Франции, родился 4 января 1940 г. в Ганьчжоу (провинция Цеянси на востоке Китая). Гао Синцзянь появился на свет во время японских бомбардировок в семье актрисы, которая хотела, чтобы сын стал литератором. Сама же мать утопилась, когда в 1960-х гг., во время "культурной революции", работала на ферме; отец, банковский служащий, был репрессирован и вскоре умер. Сам Синцзянь был коммунистом, но также не избежал очередной "чистки". До этого он закончил школу, учился в институте иностранных языков, где специализировалс я на французской литературе. Это и стало поводом к репрессии — он был направлен в сельский трудовой лагерь на перевоспитание.
После начала реформ Ден Сяопина в 1979 г. Синцзяня реабилитировали, даже разрешили поездку в Францию и Италию. Об этом он написал книгу, которая вышла в том же году, став первой в его творческой биографии. А до этого ему пришлось сжечь, по его словам, несколько чемоданов рукописей. периодике начали выходить рассказы, эссе, появились четыре книги, а пьесы даже ставили на сцене Пекинского Народного театра. Но влияние западной модерной драматургии в Китае было неприемлемо, и пьеса "Автобусная остановка" (1983) была снята со сцены как образец "загрязнения духовной среды". Следующая пьеса "Другой берег" (1986) после премьеры также была запрещена как "образец абсурдного театра". С того времени в Китае его пьес больше не ставили. 1987 г. автору разрешили выехать в Германию, где он должен был получить литературную премию. На родину на этот раз он не вернулся, переехав в следующем году в Париж. Квартиру в Пекине конфисковали, а с друзьями в Китае он не общается, чтобы не навредить им.
После событий на площади Тяньаньмень весной-летом 1989 г., когда против мирной молодежной оппозиции бросили танки, Синцзянь вышел из рядов Компартии Китая. Писатель сознался, что к политике он ощущает ненависть. После определения своего отношения к событиям на площади Тяньаньмень, он стал в Китае "персоной нон грата" и с того времени его произведения на родине были запрещены. Он также мало общается с многочисленной китайской диаспорой в Париже, живет отшельником.
Синцзянь известен также как художник (30 выставок), он настоящий калиграфист, пишет чернилами в национальном стиле, сам иллюстрирует свои книги.
Первым произведением в Франции была "Книга одинокого человека", о временах "культурной революции". Она была переведена несколькими языками, в частности и шведским, что очень важно для любого из кандидатов на Нобелевскую премию.
Следующий роман "Гора души" стал настоящим европейским успехом. основе произведения — автобиографическ ие моменты. Узнав, что его выселят в трудовой лагерь в село, и еще будучи уверенным в том, что у него рак легких (к счастью, диагноз не подтвердился, хотя симптомы были явными), Синцзянь решил сделать путешествие по р. Янцзы. Это было будто путешествие в свою смерть — именно через 10 месяцев, когда он доберется к верховью реки, закончится время, отведенное ему врачами. Поэтому в романе-путешеств ия, написанном в лаосской традиции, слилось все: природа и человек, жажда жизни и страх смерти, раздумья о свободе и несвободе, сугубо жизни и жизни потусторонней... А когда же это написано прозаиком, то здесь есть и о природе художественного творчества (он же и художник), упоминается история Китая, история его писательства. И множество встреч с людьми разных профессий, уникальными личностями, которые раскрывают ему свою душу, — ведь он с каждым из 15 тысяч километров приближался к своей смерти, и люди это будто ощущали. Сказ льется плавно, как течет река Янцзы, время будто триединое: прошлое, настоящее и неизведанное... И пьеса "Бегство" написанная после этого романа имела большой успех в Франции. Финал романа и пьесы звучит чисто по-даоськи: "А на самом деле я ничего не понимаю. Абсолютно ничего. от так".
1992 г. Франция отметила Гао Синцзяньа государственной наградой — он стал кавалером ордена искусств и словесности. На заказ театра Синцзянь написал пьесу на французском языке. Китай возвращаться не собирается. К тому же далекая родина писала, что Нобелевский комитет — группа необразованных людей, потому что в Китае есть сто писателей, лучших за этого лауреата.
Подчеркиваем, что премию Гао Синцзянь получил "за произведения, отмеченные универсальным отображением действительности и лингвистическим мастерством". своей Нобелевской лекции он говорил о диктате политики над литературой, особенно же китайской в годы печальноизвестно й "революции", о судьбе изгнанника: от Юаня до Данте, Дж. Джойса, Т. Манна, А. Солженицына. Роман "Гора души", по его словам, писал для себя. По его мнению, "холодная та литература, которая отказывается быть раздавленной обществом в ее поисках духовного спасения". Он благодарил Францию, где живет сам и живут его книги. ообще его Нобелевская лекция — это будто книга восточной мудрости, афористическая и глубинная.
Гао Синцзянь получил три литературные премии во Франции и Бельгии, причем не только как прозаик и драматург, но и отменный каллиграф, а кроме того одаренный художник, рисующий в национальном стиле "го-хуа". Занимается ещё переводческой и режиссерской деятельностью, считается одним из основоположников новой китайской литературы.
ершиной творчества Гао Синцзяна считается немалый (рядом 800 страниц) роман "Чудотворные горы".
Гао Синцзянь – начальный китайский литератор, удостоенный Нобелевской премией по литературе за "произведения вселенского значения, отмеченные горечью за положение человека в современном мире", которые "открывают новые пути перед китайской прозой и драматургией".
VIDEO
“Я творю и делюсь с другими”. Портрет Нобелевского лауреата Гао Синцзяня.
Д митрий олчек: Наш гость – знаменитый китайский писатель Гао Синцзянь, лауреат Нобелевской премии по литературе. Награда досталась ему в 2000 году; прошло 10 лет, а произведения Гао до сих пор не переведены на русский – странно, ведь нобелевских лауреатов издают в России тщательно и проворно. озможно, переводчиков отпугивает сложность работы: Гао – неутомимый экспериментатор, он считает себя не просто продолжателем дела Беккета и Арто, но и намного опередившим учителей создателем совершенно нового театра. Самый известный роман Гао – “Гора души”, повествование о человеке, который в надежде на исцеление от рака совершает паломничество к Горе предков. Книга написана на основе скитаний Гао Синцзяня в верховьях Янцзы, он скрывался от ареста и за десять месяцев прошел пятнадцать тысяч километров. На родине Гао был неугоден при всех режимах – во время культурной революции его отправили на перевоспитание в трудовой лагерь, а в 1989 году, после событий на площади Тяньаньмэнь, объявили его произведения “контрреволюционной пропагандой”. С тех пор Гао живет в изгнании, своего первое интервью для российских читателей он давал по-французски: язык он знает с юности, окончил пекинский Институт иностранных языков. С писателем встретилась Катерина Прокофьева. Катерина Прокофьева: Девиз пражского фестиваля писателей в этом году, гостем которого был Гао, звучал: “Ересь и мятеж”. Нередко Гао называют диссидентом, называют мятежником, называют китайским Солженицыным, тогда как в книге нет ни одного упоминания о китайской коммунистической партии, ни о правах человека. Там есть смутные улыбки, философские отступления, этнографические заметки – на пятьсот страниц. Книга как сплошное сонное переживание реальности, раскопки души, медленное плавное погружение. А в Китае его творчество называют “загрязнением идеологической среды” и “интеллектуальным развратом”. Уже более 20 лет он живет в Париже, имея французское гражданство. Китайские власти это устраивает – они рады, что Гао – француз. Французы, впрочем, тоже гордятся. Когда он получил Нобелевскую премию (впервые китайская литература была отмечена наградой), он уже был гражданином Франции. 70-летний Гао Синцзянь, увидев меня, ждет с обреченным видом, когда я же начну задавать свои вопросы. Он низенький, с необычно пышной для китайца шевелюрой, с набрякшими веками, полуприкрытыми глазами, одетый в черное. Поскольку вы первый китайский писатель, получивший Большой Приз, чувствовали ли вы, что теперь на вас лежит ответственность показать западному читателю Китай как он есть? Гао Синцзянь: Если бы вы хорошо знали мое творчество, то вы бы поняли, что интересны сами произведения, а не тот факт, что я китаец или описываю китайскую действительность Катерина Прокофьева: Тем не менее, вы следуете азиатской литературной традиции? Гао Синцзянь: принципе, можно так сказать. Да, я из Китая, это великая цивилизация, я хорошо знаю китайскую культуру, это моя родина, я ношу в себе это богатство, но я не ограничиваюсь презентацией Западу китайской оболочки. Я - творец. Я всегда ищу новые пути подачи, это удовольствие для меня. Это вне коммерческого критерия, вне этикеток. Катерина Прокофьева: резюме Нобелевского комитета сказано: “За литературный труд мировой значимости и гений, открывший новые пути выражения для китайского романа и театра”. чем, собственно, состоит оригинальность вашего стиля? Гао Синцзянь: Сказано правильно. То, что я пишу, не имеет аналогов, до меня такой романной формы вообще не существовало. Такой, как “Гора души” или “Библия одиночки” (это другой мой роман). Катерина Прокофьева: ы все-таки называете это романом? Гао Синцзянь: се-таки, это роман. Но не думаю, однако, чтобы какой-то писатель вообще, не только в Китае, писал похоже. Катерина Прокофьева: ы не захотели после тюрьмы писать так, как Солженицын? Заговорить от имени Китая? Гао Синцзянь: У меня есть такое, например, в “Библии одиночки”, почитайте. Она вышла на многих языках. Это тоже важная книга. Я показываю в этом романе, как коммунистический террор взрывает человеческую натуру, обнажая разом все ее слабости. Невозможно объяснить, почему все это произошло, но держалось это на народных массах. Диктатура коммунистов – это диктатура народа, с его согласия, с его помощью, с его подачи. Этим не занималась одна только госбезопасность. Мой роман - о том, как идеология отравила людей настолько, что они сошли с ума. от этого, мне кажется, Солженицын не показал в своих книгах. Катерина Прокофьева: ы в курсе, что вас сравнивают, тем не менее? Несмотря на то, что Солженицын говорил от имени народа, а вы – только от своего? Гао Синцзянь: Это правда. Он просто другой тип писателя. Он изобличитель. Он разоблачает преступления эпохи, он это прожил, да. Он очень ангажированный, его работа – показывать страдания и преступления, он только это и делает. Он знакомит страну с этим, это большое дело, это сыграло большую роль. И для Запада в том числе, но я вижу вещи иначе, роль писателя для меня – не в этом. Китае есть писатели, которые работают под стать Солженицыну – описывают катастрофическую эпоху Мао, стихийное бедствие режима. Этого хватает, много уже опубликовано на эту тему. Но я не такой. Для меня писатель - творец собственной вселенной. Творю и делюсь с другими. Катерина Прокофьева: Это утомительно? Гао Синцзянь: Сплошные приглашения, очень устаю. Но это показывает, что читателей действительно много. “Гора души” была переведена на 36 языков, не считая переизданий. Она стала бестселлером в США. До получения Нобеля об этом невозможно было помыслить, а теперь – это правда. от недавно меня еще и на арабский перевели. Катерина Прокофьева: А что ваши театральные пьесы? Гао Синцзянь: Это абсолютно новый жанр – мои театральные пьесы. Совсем недавно я опубликовал в Тайване сборник моих размышлений о новом театральном жанре. Это вкратце можно описать как театр всемогущего актера. Катерина Прокофьева: Беккет, Арто, Ионеско, традициям которых вы следуете, они тоже были реформаторами театра… Гао Синцзянь: Имена, которые вы назвали, уже остались в истории современного театра. Да, они его освежили, но всегда есть, куда идти дальше. Они уже классики, современные классики, но – классики. Катерина Прокофьева: ы переводили их? Гао Синцзянь: Я перевел на китайский пьесу Ионеско “Лысая певица”, это было очень забавно. Ее опубликовали только после культурной революции, десять лет спустя. Катерина Прокофьева: А что еще вы придумали? чем заключается новаторство? Абсолютно новый жанр? Гао Синцзянь: Мои театральные пьесы тоже называются экспериментальными, авангардистскими, но я не согласен с таким определением, потому что авангард – это уже было. Я же стремлюсь расширить возможности театра, что еще возможно написать, показать, сыграть? Я ищу другой театр, совсем новый, который отстаивает существование театра как такового, возвращаясь к кукольному театру. Это театр актера, а не режиссера. наше время в театре, прежде всего, режиссер доминирует в пьесе, люди приходят посмотреть на его действо. А мне нравится акт игры, актеры, я пишу для них. Не для того, чтобы показать мою драматическую концепцию, а для того, чтобы подчеркнуть, высветить их искусство. Катерина Прокофьева: этих постановках нет режиссеров? Гао Синцзянь: Есть, но их роль не выпячивается так, как это сейчас принято. Их роль – оказывать услуги актерам. Катерина Прокофьева: А почему вашу пьесу “Автобусная остановка” назвали “самым вредным произведением в истории народного Китая”? Гао Синцзянь: “Автобусная остановка” - первая моя пьеса, которую я написал после того, как сжег все свои работы. Естественно, ее немедленно запретили. начале этого года я закончил и опубликовал свою восемнадцатую театральную пьесу, она называется “Ночная баллада”, в марте ее играла французская труппа в Париже. Катерина Прокофьева: Я знаю, что режиссер способен изменить авторскую пьесу до неузнаваемости. Способны ли на это актеры, которым вы отдаете предпочтение? Гао Синцзянь: Как только пьеса написана, я ее оставляю жить своей жизнью. Отныне она – не мое достояние. Я не вмешиваюсь. Она изменяется до неузнаваемости, конечно. Даже мои собственные постановки – тоже разные. Я сравнивал то, что я делал в Майями, в Австралии и в Италии – три разные вещи. Это зависит от возможностей театра, места, актеров, настроения…Собственно, это и есть театр. Спектакль должен быть каждый раз разный. Катерина Прокофьева: А романы, те не меняются? Гао Синцзянь: Романы нельзя интерпретировать слишком свободно, там нет таких возможностей, как в театре. Однако, каждый читатель проживает роман исходя из своего собственного опыта. У меня было много встреч с читателями из разных стран, мы всегда друг друга понимаем, поэтому я и говорю - в глубине души мы все похожи, мы все одинаковые. Если это трогает, меня это тронет и других. Катерина Прокофьева: ы говорите, что “одиночество – это необходимое условие свободы”. ы серьезно так считаете? Гао Синцзянь: Мышление начинается тогда, когда человек один. Невозможно думать, когда вокруг люди. Когда вы чувствуете себя одиноким, тогда вы начинаете думать. Катерина Прокофьева: Мы говорим о свободе. Гао Синцзянь: Да. Свобода, одиночество – это хорошо. Я пережил все, что я пережил, только благодаря тому, что люблю свое одиночество и ценю его. Благодаря этому я мыслю. Катерина Прокофьева: Означает ли это, что тот, кто не одинок, никогда не сможет стать свободным? Гао Синцзянь: Думаю, нет, особенно, когда общественная мысль тяготеет к унификации. Я привык к тому, что нельзя никому доверять, даже друзьям, даже своей семье нельзя говорить того, что думаешь, иначе это сразу станет известно “кому следует”. Катерина Прокофьева: У вас есть семья? Гао Синцзянь: Я живу в Париже со своей подружкой, а мои родители давно умерли. Катерина Прокофьева: А дети? Гао Синцзянь: Детей нет.
http://www.svoboda.org/content/transcript/2119383.html