Францы Кафки любили дороги на склонах. их привлекали самые разные склоны. Оне любили разглядывать дома, построенные на крутых склонах. садились на обочинах и часами разглядывали такие дома,на пресыщаясь. Разглядывали и склоняя головы на бока и не склоняя.. Странными оне были типами, да ведь?

Так-то я обычно не перечитываю того, что было прочитано на английском, а Killing Commendatore прочла еще в марте и особенно животрепещущих вопросов книга по себе не оставила: Мураками как Мураками, хорош как всегда, по ощущению ближе к "Заводной птице" или "Тысяче невестьсот"- прохладная отстраненная доброжелательность; чем к "Цкуро Тадзаки", который был как пылающий меч в сердце. Но тут все мы разные, каждый выбирает своего героя и свою историю. Главное, чтобы было из чего выбрать. Возвращаясь к роману о Командоре: когда появляется аудиокнига, прочитанная одним из любимых исполнителей, не стану отказывать себе в удовольствии послушать.

Игорь Князев из самых любимых, мимо его версии "Убийства Командора" пройти было невозможно, потому вернулась к книге и не пожалела. Не то, чтобы открылись невиданные прежде высоты и глубины, скорее даже наоборот: несовершенство моего английского, что милосердно нивелировало сексуальные сцены, которыми перенасыщена первая часть книги - на русском заставило воспринять их в полном объеме. Не скажу, чтобы это добавило удовольствия. понимаете в чем дело, я думаю, что Мураками асексуален. и не я одна, судя по неоднократным номинациям на премию Bad Sex Award.

Ему не слишком интересен секс, как таковой, с куда большим удовольствием опишет процесс приготовления и поглощения пищи, но коль скоро в современном романе без этого не обойтись: читатель ждет уж рифмы "розы", на вот,бери ее скорей. Исключение составляют две лучших на моем читательском веку гомоэротических пассажа: любовная сцена из "SPUTника" и описание сна в "Бесцветном Цкуру Тадзаки".Первая позволила впервые в жизни принять, что влечении женщины к женщине может быть прекрасным, второй наполнил безнадежной томительной нежностью. Нет, я далека от мысли на этом основании делать выводы о латентной гомосексуальности писателя. Скорее, как ни пафосно прозвучит, часть его кармической миссии в преодолении косности обывательского сознания, воспитании толерантности к людям, непохожим на большинство.

Радикальных неожиданностей в восприятии книги не случилось. Менсики, которого все время, пока читала английскую версию, называла Меншики, как-то мгновенно принял новое звучание (кстати, может кому будет интересно, одно из значений иероглифа в основе фамилии этого героя - бесцветный, так что его можно с полным основанием считать продолжателем линии бесцветных людей, которых Мураками особенно любит). Забавной показалась манера Командора-идеи изъясняться с этим его множественным числом, часто звучащим курьезно, но совершенно очаровательного в исполнении Князева, нашедшего для него этот скрипучий мизантропический тон.

Подождем второй части.

Августинианская эра советской истории совпала со счастливым детством на пороге вечности. Дети стали цветами жизни не потому, что дети всегда цветы жизни, и не потому, что большевики хотели начать сначала, а потому, что в Советском Союзе Тильтилю и Митиль не нужно взрослеть...

...Постановление ЦИК и СНК от 20 апреля 1935 года распространило применение смертной казни на несовершеннолетних старше двенадцати лет.

Это великая книга и сейчас я не имею в виду количества страниц - изрядного, стоит честно предупредить. Однако в качестве бонуса тем, кто не любит книг без картинок и разговоров, "Дом правительства" богато иллюстрирован фотографиями, которые занимают примерно десятую часть от общего объёма. Не то, чтобы разница между тысячей и девятью сотнями страниц была космической, но в данном случае фото органично дополняют текст все время чтения, и с определённого момента у читателя формируется что то вроде привыкания к возможности видеть того, о ком ему рассказывают, и выбранный автором способ подачи материала начинает восприниматься как идеальный.

Я уделяю изобразительному ряду книги так много внимания не в последнюю очередь потому, что изначально была настроена довольно скептически. Восторженная аттестация от Галины Юзефович обычно служит достаточным условием читать, хотя не гарантирует радости абсолютного узнавания, да и название казалось скучным: про политику, а я такого не люблю. Но несколько дней назад прочла фейсбучный пост Леонида Парфёнова, который тоже говорил о Слёзкине в превосходных выражениях, сработало правило двух рекомендаций.

С одним *но", из рассказа Парфёнова вывела, что речь пойдёт о доме советской партийной элиты и его жильцах, отнесла одобрение по разряду того, что про себя всякому интересно. Хвалили люди из сегодняшней интеллектуальной элиты, но каким боком это к рядовому читателю (вот стою я тут перед вами, простая русская баба). Потому сначала все искала, к чему придраться: гляди-ка, картинки не иначе "ударим интерактивом", отчего Мьевиль со своим Октябрем не додумался? И вообще, где Лев Данилкин, с "Пантократором"прошёл, там нужно очень постараться, чтобы превзойти.

Констатирую, превзошёл. Скепсис истаял уже с первым отступлением, в ходе которого проводится экскурс в историю религии и читатель приходит к выводу, что марксизм-ленинизм не что иное, как милленаризм. Как интересно, - подумала. И это было только началом. Дальше шло по нарастающей. Рассказ о молодых романтиках, рыцарях революции, готовых ради её торжества терпеть неудобства нелегального положения, пройти тюрьму, даже принять смерть - циклически перемежается обзором общей исторической, социальной, бытовой обстановки. Впервые мы встречаем своих героев мальчишками, гимназистами.

На наших глазах они растут, учатся дружить, влюбляются. Планируют и осуществляют дерзкие акции, попадают в число неблагонадежных, переживают аресты и ссылки. Учатся, одержимо практикуют самосовершенствование, женятся, становятся молодыми родителями. И с определённого момента ловишь себя на том, что эта документальная проза затягивает покруче модного сериала. Потому что здесь все по-настоящему, потому что это история твоей страны, потому что в ткань повествования на всем протяжении ввязана аналогия с миленаристской (ожидающей прихода мессии в конце тысячелетия) религией.

Строительство Дома на набережной, призванное знаменовать собой приход новой общности людей, нового типа человеческих отношений, на деле превращается в воздвижение храма новой религии, леоновской пирамиды, у подножия которой со всем возможным комфортом разместятся жрецы новой религии. В перспективе подобными жилыми комплексами предполагалось осчастливить всех граждан страны победиdшего социализма. Пока же вокруг помпезного колосса, кусочка рая земного для немногих избранных, строятся бараки. Много бараков. Очень много бараков. Которые, в отличие от своего нежизнеспособного архитектурного собрата оказываются чрезвычайно живучими.

Новая вера, зиждилась на приоритете материи перед духом и плановой экономике, но как-то беспечно отмахнулась от пошлых мещанских расчетов, когда речь шла о строительстве дивного дома. Расходы превысили первоначальную смету не на двадцать процентов (допустимый люфт) и не на пятьдесят (очень высокий), а на порядок. Еще раз для наглядности: строительство обошлось в десять раз дороже, чем изначально предполагалось. Значит большая часть населения пока подождет. И еще одно, строительство бараков обходится сказочно дешево, а в некоторых случаях экономия стопроцентная. Особенно когда построившим ничего не нужно платить, а материалы прямо тут, под рукой и совершенно бесплатно, как в случае с сибирской тайгой.

Возвращаясь к тому, с чего начала. Это великая книга, потому что продолжает ряд редчайших в современной русской литературе произведений служащих десталинизации. Чудовищный пласт опыта коллективной травмы, которую необходимо осмыслить и изжить, современная культура напрочь игнорирует. Хорошие книги на эту тему можно пересчитать по пальцам одной руки: "Обитель" Прилепина,"Авиатор" Водолазкина, "Дети мои" Яхиной. Дальше тишина.

У нас нет надежды двинуться дальше до тех пор, пока норма говорить, что отец народов был суров, но справедлив; и такую отсталую агарную страну взял, сотворив экономическое чудо; и войну выиграл (угу, лично); и "Сталина на них нет". Мы так и будем загонять генетический ужас вглубь без шансов обрести веру в будущее, где человеческое достоинство не растопчут по прихоти любого мелкого деспота. Идея, которая первична, что бы там не думали господа марксисты, состоит в том что нельзя идти вперед, не имея мышц и сухожилий. С одними костями получается данс-макабр: шаг вперед, два шага назад. Пора похоронить своих мертвецов и перестать быть мертвыми.

Кроме прочего, эмоциональная составляющая этого документального романа немыслимо высока. Я много плакала, читая, хотя не слезлива. И влюбилась в Леву Федотова. И смеялась с эпизодом. повествующим о борьбе Лахути за жилплощадь (хотя я наверно единственный в современной России человек, по доброй воле и без принуждения прочитавший его "Шахнаме"). "Дом правительства" делает божью работу.

– Розыгрыша никакого нет. Я предлагаю вам сделку. О смерти есть много небылиц, но толку в ней никто не разумеет. Я могу бить по всем сторонам. Но тот, чей конь подо мной, останется цел – пока, конечно, я не сменю скакуна на другого. Я предлагаю вам не бессмертие, это правда. Но верных лет двести, а может быть, больше. Для вас это хороший срок. Соглашайтесь же.

Внезапно поняла, почему на современной русской литературе эта унизительная метка провинционализма и местечковости. Нет, не оскудела талантами земля. Но стремление брать все крепости с наскоку, посредством одного только таланта, без привычки усердно целеустремлённо усидчиво работать над произведением, без тщательной отделки и огранки, без микронно выверенного соотношения времени, места, удельного веса сюжетных поворотов и переплетений, без внимания к деталям - ведёт к тому, что на самых ярких книгах самых интересных авторов патиной налёт неряшливости и халтуры: а вот так я это вижу, а потом мне стало скучно, а что вы хотите, живём во время постмодерна, сделаем открытый финал, а читатель пусть сам додумает.

Сегодня так нельзя, когда читаешь много качественной западной литературы, непременно обращаешь внимание на то, насколько автор там уважает читателя. Не заигрывает с ним и не разжевывает то, до чего нужно додуматься самому, не снабжает множеством комментариев вещи, которые в век повсеместного гугления доступны по одному клику. Но сюжет, но детали, но аккуратная до скрупулезности заделка всех хвостов, филигранное переплетение всех линий - это то, на что читатель может и должен рассчитывать. В то время, как русский автор все ждёт болдинской осени, способной всему и сразу им написанному придать совершенный вид, а до тех пор позволяет себе писать, как задняя левая нога захочет.

Олег Постнов хорош. И уникальность его положения в современной русской словесности в том, что он единственный продолжает линию малоросской готики Гоголя и Булгакова. В мире, перекормленном потугами на славянский магреалмзм, топорными как рубановский Финист, очарование изящной прозы Постнова могло бы стать действенным противоядием засилью посредственности. Но читаю книгу, которую могла бы оценить как блестящую и не могу отделаться от ощущения, что составлялось это "на отвяжись": сборник из сшитых на живую нитку атмосферных рассказов с хорошей идеей, которой автор не дал себе труда довести до уровня раскрытия, на каком ее мог бы воспринять неглупый читатель - сойдет и так.

Однако все, что я тут наговорила, следует воспринимать, изначально приняв .как данность потрясающий талант,глубину и оригинальность Постнова. Новеллы, составляющие сборник, хороши. каждая по своему. А "Конь" просто изумителен.

– Розыгрыша никакого нет. Я предлагаю вам сделку. О смерти есть много небылиц, но толку в ней никто не разумеет. Я могу бить по всем сторонам. Но тот, чей конь подо мной, останется цел – пока, конечно, я не сменю скакуна на другого. Я предлагаю вам не бессмертие, это правда. Но верных лет двести, а может быть, больше. Для вас это хороший срок. Соглашайтесь же.

Внезапно поняла, почему на современной русской литературе эта унизительная метка провинционализма и местечковости. Нет, не оскудела талантами земля. Но стремление брать все крепости с наскоку, посредством одного только таланта, без привычки усердно целеустремлённо усидчиво работать над произведением, без тщательной отделки и огранки, без микронно выверенного соотношения времени, места, удельного веса сюжетных поворотов и переплетений, без внимания к деталям - ведёт к тому, что на самых ярких книгах самых интересных авторов патиной налёт неряшливости и халтуры: а вот так я это вижу, а потом мне стало скучно, а что вы хотите, живём во время постмодерна, сделаем открытый финал, а читатель пусть сам додумает.

Сегодня так нельзя, когда читаешь много качественной западной литературы, непременно обращаешь внимание на то, насколько автор там уважает читателя. Не заигрывает с ним и не разжевывает то, до чего нужно додуматься самому, не снабжает множеством комментариев вещи, которые в век повсеместного гугления доступны по одному клику. Но сюжет, но детали, но аккуратная до скрупулезности заделка всех хвостов, филигранное переплетение всех линий - это то, на что читатель может и должен рассчитывать. В то время, как русский автор все ждёт болдинской осени, способной всему и сразу им написанному придать совершенный вид, а до тех пор позволяет себе писать, как задняя левая нога захочет.

Олег Постнов хорош. И уникальность его положения в современной русской словесности в том, что он единственный продолжает линию малоросской готики Гоголя и Булгакова. В мире, перекормленном потугами на славянский магреалмзм, топорными как рубановский Финист, очарование изящной прозы Постнова могло бы стать действенным противоядием засилью посредственности. Но читаю книгу, которую могла бы оценить как блестящую и не могу отделаться от ощущения, что составлялось это "на отвяжись": сборник из сшитых на живую нитку атмосферных рассказов с хорошей идеей, которой автор не дал себе труда довести до уровня раскрытия, на каком ее мог бы воспринять неглупый читатель - сойдет и так.

Однако все, что я тут наговорила, следует воспринимать, изначально приняв .как данность потрясающий талант,глубину и оригинальность Постнова. Новеллы, составляющие сборник, хороши. каждая по своему. А "Конь" просто изумителен.

– Розыгрыша никакого нет. Я предлагаю вам сделку. О смерти есть много небылиц, но толку в ней никто не разумеет. Я могу бить по всем сторонам. Но тот, чей конь подо мной, останется цел – пока, конечно, я не сменю скакуна на другого. Я предлагаю вам не бессмертие, это правда. Но верных лет двести, а может быть, больше. Для вас это хороший срок. Соглашайтесь же.

Внезапно поняла, почему на современной русской литературе эта унизительная метка провинционализма и местечковости. Нет, не оскудела талантами земля. Но стремление брать все крепости с наскоку, посредством одного только таланта, без привычки усердно целеустремлённо усидчиво работать над произведением, без тщательной отделки и огранки, без микронно выверенного соотношения времени, места, удельного веса сюжетных поворотов и переплетений, без внимания к деталям - ведёт к тому, что на самых ярких книгах самых интересных авторов патиной налёт неряшливости и халтуры: а вот так я это вижу, а потом мне стало скучно, а что вы хотите, живём во время постмодерна, сделаем открытый финал, а читатель пусть сам додумает.

Сегодня так нельзя, когда читаешь много качественной западной литературы, непременно обращаешь внимание на то, насколько автор там уважает читателя. Не заигрывает с ним и не разжевывает то, до чего нужно додуматься самому, не снабжает множеством комментариев вещи, которые в век повсеместного гугления доступны по одному клику. Но сюжет, но детали, но аккуратная до скрупулезности заделка всех хвостов, филигранное переплетение всех линий - это то, на что читатель может и должен рассчитывать. В то время, как русский автор все ждёт болдинской осени, способной всему и сразу им написанному придать совершенный вид, а до тех пор позволяет себе писать, как задняя левая нога захочет.

Олег Постнов хорош. И уникальность его положения в современной русской словесности в том, что он единственный продолжает линию малоросской готики Гоголя и Булгакова. В мире, перекормленном потугами на славянский магреалмзм, топорными как рубановский Финист, очарование изящной прозы Постнова могло бы стать действенным противоядием засилью посредственности. Но читаю книгу, которую могла бы оценить как блестящую и не могу отделаться от ощущения, что составлялось это "на отвяжись": сборник из сшитых на живую нитку атмосферных рассказов с хорошей идеей, которой автор не дал себе труда довести до уровня раскрытия, на каком ее мог бы воспринять неглупый читатель - сойдет и так.

Однако все, что я тут наговорила, следует воспринимать, изначально приняв .как данность потрясающий талант,глубину и оригинальность Постнова. Новеллы, составляющие сборник, хороши. каждая по своему. А "Конь" просто изумителен.

– Розыгрыша никакого нет. Я предлагаю вам сделку. О смерти есть много небылиц, но толку в ней никто не разумеет. Я могу бить по всем сторонам. Но тот, чей конь подо мной, останется цел – пока, конечно, я не сменю скакуна на другого. Я предлагаю вам не бессмертие, это правда. Но верных лет двести, а может быть, больше. Для вас это хороший срок. Соглашайтесь же.

Внезапно поняла, почему на современной русской литературе эта унизительная метка провинционализма и местечковости. Нет, не оскудела талантами земля. Но стремление брать все крепости с наскоку, посредством одного только таланта, без привычки усердно целеустремлённо усидчиво работать над произведением, без тщательной отделки и огранки, без микронно выверенного соотношения времени, места, удельного веса сюжетных поворотов и переплетений, без внимания к деталям - ведёт к тому, что на самых ярких книгах самых интересных авторов патиной налёт неряшливости и халтуры: а вот так я это вижу, а потом мне стало скучно, а что вы хотите, живём во время постмодерна, сделаем открытый финал, а читатель пусть сам додумает.

Сегодня так нельзя, когда читаешь много качественной западной литературы, непременно обращаешь внимание на то, насколько автор там уважает читателя. Не заигрывает с ним и не разжевывает то, до чего нужно додуматься самому, не снабжает множеством комментариев вещи, которые в век повсеместного гугления доступны по одному клику. Но сюжет, но детали, но аккуратная до скрупулезности заделка всех хвостов, филигранное переплетение всех линий - это то, на что читатель может и должен рассчитывать. В то время, как русский автор все ждёт болдинской осени, способной всему и сразу им написанному придать совершенный вид, а до тех пор позволяет себе писать, как задняя левая нога захочет.

Олег Постнов хорош. И уникальность его положения в современной русской словесности в том, что он единственный продолжает линию малоросской готики Гоголя и Булгакова. В мире, перекормленном потугами на славянский магреалмзм, топорными как рубановский Финист, очарование изящной прозы Постнова могло бы стать действенным противоядием засилью посредственности. Но читаю книгу, которую могла бы оценить как блестящую и не могу отделаться от ощущения, что составлялось это "на отвяжись": сборник из сшитых на живую нитку атмосферных рассказов с хорошей идеей, которой автор не дал себе труда довести до уровня раскрытия, на каком ее мог бы воспринять неглупый читатель - сойдет и так.

Однако все, что я тут наговорила, следует воспринимать, изначально приняв .как данность потрясающий талант,глубину и оригинальность Постнова. Новеллы, составляющие сборник, хороши. каждая по своему. А "Конь" просто изумителен.

С высоты на нас глядело мудрое заботливое, хотя и суровое лицо Иосифа Сталина. Сейчас оно находилось в третьей четверти, и громадные искусственные горные цепи его бровей, носа и усов глубокой, резкой тенью безатмосферной ночи покрывали нивелированные равнины щек и подбородка.

Обязательно нужно начать с благодарности Владимиру Марченко. Книги как люди, разные. Простенькие бубнят незамысловатые истории, раздувая щеки и осознавая себя гигантами мысли. Такие народу любезны, а что умного ничего не скажут, так мы не за тем книгу берем, чтобы думать - у лошади голова большая, она пусть думает. Иногда появляются безумно сложные и сильно не для всех, нуждающиеся в дополнительном переводе с русского на понятный, да и тогда мало кто захочет/сумеет оценить, потому что требуют серьезного труда, а от работы кони дохнут, и это у лошади голова..

Но именно они превращают чтение в процесс, заставляющий мозг читателя функционировать на предельно допустимых оборотах, и оставляют на выходе понимание важного аспекта действительности, к осознанию которого прежде немыслимо было подступиться. Таковы "Опоздавшие к лету" Лазарчука; так в лучших образцах прозы пишут Мьевиль и Нил Стивенсон, таков Дукай. Невероятно сложные для понимания, интеллектоемкие конструкты, в которых романный объем (а Дукай тяготеет к монументальным формам) отчасти адаптирует читателя к осмыслению сложных идей, тонкой нитью ввязанных в ткань романа.

Не то с рассказами. малая форма требует компактности, вмещающей столько смысла, сколько роман или повесть, по крайней мере, у Яцека Дукая это так. Справедливости ради, у него и рассказы больше похожи на повести, никак не на страничку-две. И тут наконец добралась до того, с чего начинала. Для того, чтобы решиться на перевод архисложных художественных текстов, осознавая исчезающую малость потенциальной аудитории, нужно обладать немалым мужеством и верой в собственные силы (одержимость предметом принимается априори). С"Собором" Марченко сделал это блестяще, из семи произведений, составляющих сборник им переведены четыре наиболее сложных. Немалый читательский опыт научил обращать внимание на переводчика, с переводной литературой львиная доля впечатления зависит от качества его работы. А теперь немного о тех вещах, которые произвели сильное впечатление.

"Собор" - мир далекого будущего, космическая экспансия человечества давно стала обыденностью, впрочем, не отменив необходимости заботиться о ресурсах: нанотехнологии значительно расширили возможности, но не совершили чуда, сделав их безграничными. Или все-таки совершили? В противном случае, чем объяснить, что мемориальный собор, выросший из нанозерен живокриста на отдаленном астероиде, чтобы почтить подвиг астронавта, который пожертвовал собой для спасения экипажа. Как объяснить, что архитектурный шедевр, поражающий изысканностью отделки, вырос до размеров, превосходящих астероид, давно став новым символом веры, и продолжает расти? Или больше не продолжает? Разобраться на месте отправлен с инспекторской поездкой папский эмиссар. Предупреждаю, чтение нелегкое, но оно того стоит. В качестве бонуса анимированная версия Katedra (The Cathedral) by Tomasz Bagi'nski.

"Иррехааре", ну, городскую легенду о компьютерной игре, затягивающей игроков в виртуал, вчера вспоминала. и вообще, не вполне моя тема. Но на всякий случай замечу, что Феликс Пальма, применив некоторую сноровку, сумел размазать идею этой повести по "Карте времени", объемом под семьсот страниц, и даже пользуется успехом.

"EXTENSА" - самое сложное изо всей книги, попробую объяснить, как сама поняла. Очень далекое будущее, в котором подавляющее большинство людей уже и не люди вовсе в нашем понимании. Как бы объяснить, отчасти людены Стругацких - сверхчеловечество, обладающее немыслимыми возможностями и давно покинувшее материнскую планету. Но при этом сохраняется анклав сообщества, живущего приблизительно в наших с вами реалиях, даже менее продвинутого технологически и более тяготеющего к патриархальности (экстенсивно). Ненадежной гарантией стабильности служит договор, о котором все знают, но никто не знает, в чем он заключается. А земля меж тем претерпевает странные изменения, животные мутируют; жизнеспособных детей тоже рождается все меньше. Но именно эти экстенсивные люди оказываются способными, пройдя сквозь сложные и мучительные изменения, противостоять уничтожению человеческой расы.

И моя самая большая любовь "Школа". Немного "Оливер Твист", немного "Цветы для Элджернона", немного "Заводной апельсин", но в целом совершенно оригинальное по концепции и исполнению произведение, которое гарантированно не оставит вас равнодушным. Дукай великолепен, хотя сильно не для всех.

- Я в общем рейтинге тридцать восьмой.
- И что?
- А был сто сорок семь тыщ какой то. О! Теперь тридцать шестой. Я играю, что ли?

О да, он играет. И мне очень нравится его игра. И в моем личном рейтинге он не тридцать восьмой, а в первой десятке современных российских прозаиков. Или даже пятёрке. Разумеется, сейчас я говорю об авторе. Шамиль Идиатуллинодин из наиболее интересных, ярких, динамично развивающихся писателей новейшего времени в России, и его книги всегда радость встречи с качественной литературой. Не так: сначала страх, вдруг на сей раз не случится восторга абсолютного узнавания, а потом радость. Всегда с случается, Измайлов умеет.

Стоп, сейчас звучала фамилия Идиатуллин, а при чем тут Измайлов? Ну, это старая история, сколько понимаю (хотя могу ошибаться в деталях), настоящая фамилия не показалась издательству достаточно благозвучной и автору предложили напечатать первую книгу под псевдонимом, совпадающим с именем героя, казанского подростка Наиля Измайлова. Книга в жанре фольклорный хоррор называлась "Убыр" и до сих пор этот роман остаётся одним из моих любимых, хотя прочитан далеко не в возрасте предполагаемой целевой аудитории.

После перечитала у автора все, ну, думала до вчерашнего утра, что все, каждый раз открывая новые грани его таланта. Даже и с теми жанрами, какие своими никогда не числила, вроде шпионского боевика За старшего, политического триллера Татарский удар, социальной утопии СССР™. Он хорош везде. И Город Брежнев, ставший лауреатом Большой книги, только подтвердил, что и без того знала - Идиатуллин лучший.

"Это просто игра", надо думать, раннее произведение, заключаю из фамилии на обложке. Сюжет, основанный на городской легенде о компьютерной игре, куда игроки могут уходить, как в параллельную реальность, отсылает к более раннему временному промежутку, когда объектами основной активности пользователей были не мобильные гаджеты, но компьютеры. История несложная: существует RPG, притягательная для подростков по принципу запретного плода официально не распространяется и аккаунт можно навесить лишь по приглашению кого то из действующих игроков. Девочка Настя получает доступ, потихоньку расшерив приглашение подруги. Отсутствие игровой валюты не позволяет выбрать сколько-то продвинутого персонажа, потому играет Максом, угловатым подростком, поразительно реалистично для этой, довольно скромных дизайнерских достоинств игры, прорисованным.

А Макс в это время в коме на больничной койке. Потому что, вы уже догадались, он один из похищенных игрой детей. Дальше много чего будет, и обмен телами, сквозь привычные в такого рода комические ситуации обдающий хорошо забытым ужасом подросткового существования, когда все окончательно, а жизнь череда ответственных выборов, каждый из которых может оказаться роковым, и твоё будущее зависит от результатов контрольной, выступления на соревнованиях, какого-то теста, экзамена.

И мир давит, и никто не объяснит, что это не главное, а жизнь не закончится даже если провалишь один за другим десяток экзаменов. И те, кто тебя любит не станут из за этого любить меньше, а кто не любит, не начнёт, даже если успешно сдашь сотню. И нет ничего окончательного, пока ты жив. Главное - живи.

Так-то история простенькая, особое очарование ей придают подробности, связанные с конным спортом и конкуром, которым героиня занимается в реале, он много поможет ей в..., но упс, молчу. Если совсем честно, то даже зная, что сравнивать разные книги не вполне корректно, не могу не сказать, что цикл Эдуарда Веркина, основанный на подобной городской легенде, на порядок сложнее и глубже. Но есть весьма существенный момент, для меня один из основных с Идиатуллиным - четкие и точные моральные ориентиры его прозы, которых так не хватает размытой аморфности современной отечественной литературы. Без навязчивого морализаторства он называет черное черным, а белое белым, за то люблю и уважаю. А с эпилогом таки немного всплакнула. Он Мастер игры.

Господь простит - мы знали много бед.
А ты запомни - слишком много судей.
Ты можешь жить - перед тобою свет,
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.

Франсуа Вийон "Баллада повешенных" (пер. И.Эренбурга)

В современной литературе есть такой прием - делать реального исторического персонажа героем романа в жанре фэнтези, альтернативной истории или криптоистории. Литературоведами для этого наверняка придумано специальное название, но я его не знаю, потому постараюсь объяснить на примерах: "Чапаев и пустота", (Чапаев, Унгерн), "t", (Толстой и Достоевский против зомби), "Смотритель" (Павел I и Месмер создают альтернативную реальность) Пелевина; "Посмотри в глаза чудовищ" (Гумилев) Лазарчука и Успенского; "Орфография" (Грин и крысолюди) Быкова. В западной литературе навскидку вспоминается только эпизод с Джоном Китсом и расой искиинов из "Гипериона"Симмонса; Байрон и зазеркальный двойник в "Романе лорда Байрона" Краули, да не стоящий упоминания, но раз уж заговорила - Ламприер из "Словаря ламприера" Норфолка. Хотя нет, еще вот президента Линкольна из "Линкольна в бардо" Сондерса вспомнила и до кумплекту, "Авраам Линкольн. Охотник на вампиров" Сета Грэма Смита (угу Линкольн мегапопулярен).

Цикл романов Яцека Комуды дарит читателю средневекового французского поэта Франсуа Вийона во всех перечисленных ипостасях: борец с оборотнями, вампирами, зомби, демоническими летающими ангелами и прочей нечистью, какую хватит воображения представить. Выбор Вийона в качестве героя вполне оправдан, множество маргинальных событий в биографии поэта позволяют предполагать в нем человека, способного, буде возникнет необходимость, вступить в схватку и с самим дьяволом. При том, что способность действовать в рамках социально одобренных моральных норм оставляла желать много лучшего.

Отличные истории: яркие, увлекательные, интересные. Достаточно хардкорные, чтобы рекомендовать их для детского и подросткового чтения, большинству женщин тоже могут показаться чересчур брутальными и сексистскими, но такое уж это было время. таковы события романа. Таков его герой. И все-таки эти истории прекрасны. перевод Сергея Легезы выше всяких похвал (хотя будучи женщиной, не могу приветствовать обилия ненорматива).

То, что называлось "Драйер", отличалось от того, чем Драйер станет, только поскольку стоячее положение отличается от лежачего. Разница в перспективе, и больше ничего.

Набоков очеловечивает манекенов. В книге есть эпизод, когда Драйер посещает криминальный музей. Не собрание восковых фигур мадам Тюссо, но выставку орудий преступления и, глядя на вещи, которым не повезло сыграть эту роль, жалеет их: "ни за что, ни про что обиженный столик, на котором нашли отпечаток грязного пальца". Очень по-набоковски, заставить читателя на мгновенье испытать сочувствие к банке из-под варенья или ржавой гайке. Чтобы в следующую секунду вернуть его к переливающейся через край жизни. Парадокс в том, что жена и племянник, люди, чье общество противопоставляет царству глупой скучной унылой мертвечины - в определенном смысле не более живы, чем эти столик, банка и гайка.

История "Короля. дамы, валета" проста до банального: не оставляй молодую красивую жену надолго в обществе племянника, на этом еще король Марк погорел. С той разницей, что Тристан и Изольда не планировали убить супруга и завладеть королевством. Но тут уж в кого сколько положено, и Драйер, следует отдать ему должное, не знал о том, что знакомство Франца с Мартой ближе. чем изначально предполагалось.

Сирин, подобно сказочной птице, одарившей псевдонимом, умел создать райские кущи в любой отдельно взятой помойке. История тринадцатилетней жертвы педофила в его исполнении стала гимном отчаянной безнадежной любви; а в паре мелких серых грызунов, озабоченных тем, чтобы и помеху устранить, и кормушка не опустела, читатель видит героев легенды. А может это потому, что они такие и есть. Понимаете, в каждом из нас столько всего намешано. сколько ни одним ярлыком, ни десятком, ни сотней не исчерпаешь. хоть с ног до головы обклей бирками, все равно что-то упустишь.

На самом деле, чем плох Франц? До болезненного чувствительный к повседневным мерзостям мира мальчик, трагически обделенный материнской любовью, встречает идеальное воплощение грез: красивую, уверенную, обеспеченную женщину, готовую оказывать ему покровительство и одарить любовью по материнскому типу: штопка носков и "Тебе нужно лучше есть, ты у меня такой худенький". Ограничься все возможностью приятного перепихона с большой долей дружеского участия, это могло бы длиться сколь угодно долго, никому из участников не доставляя неудобств.

Чем плоха Марта? Дочь разорившегося торговца, выданная замуж за удачливого коммерсанта много старше себя. Без любви, да кто ж о таких глупостях заботится, когда речь о достойной жизни, какую обеспечит этот брак? И радости секса ее миновали - холодна по мнению мужа. И детей не случилось. Делит время между обязанностями хозяйки богатого дома, посещением фитнесса на модный в то время манер и прогулками с собакой. Мысль обзавестись любовником допускает, как принимают необходимость для женщин определенного круга в детали гардероба, вроде котикового пальто. Удачно подвернувшийся Франц подходит идеально: молод, чист душой и телом, смотрит с обожанием, вхож в дом, не вызывая подозрений. Это могло бы длиться сколь угодно долго, никому не причиняя неудобств.

Когда бы ни любовь. В нашей традиции принято оценивать любовь благотворным созидающим фактором, начисто забывая, причиной скольких бед и разрушений она бывает. Да и в целом уровень человечности влюбленных большей частью сопоставим с тем, какой демонстрирует пиявка прудовая. Так за что тогда превозносят? За то, что страсти единственной удается ненадолго вдохнуть подлинную жизнь в движущихся манекенов. Помните, у Кэрролла: "Да кому вы страшны? Вы ведь всего-навсего колода карт" В романе будет много отсылок к фальшивкам, пытающимся подменить собой реальное.

Но любовь подсветит волшебным гламуром улыбку Марты с двумя серповидными ямочками на щеках, которой станет вожделеть Драйер, хотя ни за что не признается. в том даже себе. Любовь сделает глаза Франца за стеклами очков лучшим, что знает Марта. Любовь наполнит особенной жизнью эти ее движущиеся танцующие ноги. И райская песня Сирина непременно заденет чувствительную струну где-то в самой середине твоего естества, за грудиной. где солнечное сплетение.