Я боюсь того сыча,
Для чего он вышит?

Ахматова

Две, отличных книги, вышли из этой, как русская литература из гоголевской "Шинели": "Осиная фабрика" Йэна Бэнкса и "Тринадцатая сказка" Дианы Сеттерфилд. в свое время влюблялась в каждую, но если и улавливала между ними связь, внятно сформулировать не могла. Для того, чтобы картина сложилась, нужны все фрагменты. "Мы живем в замке" явилась недостающим кусочком пазла. В одну книгу из истории Ширли Джексон откочевал ребенок-убийца, подверженный обсессивно-компульсивному синдрому. В другую сестры, живущие серыми мышками в ветшающем родовом гнезде, при деньгах, но жизнь ведут самую скромную; взаимная любовь отчасти компенсирует ненависть со стороны соседей.

А ведь могла бы узнать гораздо раньше. Стивен Кинг в пособии "Как писать книги" много хорошего говорит о творчестве писательницы вообще, а трех ее книгах: "Призрак дома на холме" "Лотерея" и "Мы жили в замке" - особенно. Конечно-конечно, - подумала, - При случае непременно почитаю. Случая пришлось ждать восемнадцать лет, спасибо Голливуду за то, что снял кино. Наткнулась на трейлер, когда подумала, не разнообразить ли светскую жизнь походом в кино. Смотреть на синекожих людей, представленных кинопрокатом аж в двух модификациях, категорически не хотелось, но привлекло внимание смутно знакомое название.

А вот это что про замок? А вот она самая и есть, повесть Ширли Джексон о двух молодых аристократках, одиноко, в обществе одного только престарелого дядюшки, живущих в господском доме. После смерти остальных членов семьи, наступившей шесть лет назад в результате отравления мышьяком. Кто-то подмешал его в сахар, которым посыпали ежевику, поданную на десерт. В живых остались две сестры: младшая Мэри-Кэт была наказана и отправилась наверх без десерта, старшая, шестнадцатилетняя Констанция сахара не ела вовсе; дядюшка Джулиан съел мало, его удалось спасти, но на остаток жизни прикован к инвалидному креслу.

Подозрение тогда пало на Констанцию, она еще очень неудачно заметила в сахарнице паука и кинулась мыть ее в то время, как основная часть семьи корчилась вокруг стола и выла от боли. Она же заказала мышьяк, чтобы травить крыс - на девушке, несмотря на юный возраст, уже тогда лежали заботы по окормлению многочисленного семейства. Отч его не наняли прислугу, деньги ведь были у них? Поди разбери, какие у людей в головах тараканы. Может богатые потому такие богатые, что они такие жадные, а может Конни сама проявляла рвение к хозяйственным заботам.

Так или иначе, девушке пришлось побывать под следствием и судом, присяжные оправдали. она вернулась домой, забрав из приюта сестренку Маркиску, из больницы дядю и принялась заботиться о них, налаживая быт, возможно меньше отличающийся от прежнего. Вот только людей с тех пор боится, никуда не выходит за пределы замковой ограды, связь с внешним миром осуществляется вторничными походами Мэри-Кэт в поселок за продуктами. А уж там дубина народного гнева в щадящем варианте взглядов, перешептываний за спиной и детских дразнилок обрушивается на девушку. Поселковые ненавидят живущих в замке. Да и за что особо любить?

Правда за что особо ненавидеть тоже непонятно, но так уж устроены люди, лучше всего у них получается дружить против кого-то. Так или иначе, счастливая (за исключением вторничных походов в поселок) жизнь продолжается; Мэри-Кэт, повинуясь сложным обсессивно-компульсивным импульсам, ограждает их жизнь от вторжения посторонних ритуалами, которые сильно напоминают примитивную магию: закопанные там и сям вещи, сторожевые предметы. Пока внешняя жизнь не стучится в дверь визитом кузена Чарльза.

Удивительная, потрясающая книга. В крохотном объеме бездна смыслов самого разного свойства: беззащитность перед родными людьми, страдание тонкой души от необходимости жить в грубом мире; любовь, ревность, ненависть, чувство вины, хрустальная хрупкость прекрасного и странная устойчивость руин. В общем, горячо рекомендую. А фильм я таки посмотрела и он оказался вовсе неплох. Чувственный, в то время, как Ширли Джексон скорее асексуальна.

Зеркальные площади из чистейшего хрусталя, атомные молнии проспектов, данные плавятся и сливаются, чтобы смоделировать плоть, совершенную, как мысль.

Первый на моем читательском веку Гибсон, которого могу полюбить. Благодарить ли сотрудничество с Брюсом Стерлингом (которого пока совсем не читала) или стимпанк, более человечный и эстетически-приемлемый, чем киберпанк - но "Машина различий" хороша необычайно. В основу положено допущение, что лорд Байрон не погиб молодым, вернулся на родину, примирился с супругой, остепенился, заматерел. При содействии своей немыслимой харизмы (а популярность поэта была сопоставима с наполеоновой), сделался премьер-министром. Революционность взглядов Джорджа Гордона нашла более безопасное выражение в технократии.

Британия времен правления Байрона семимильными шагами устремляется по пути технического прогресса, создаются условия для всемерной поддержки и поощрения талантливых изобретателей, родовая и финансовая аристократия нашей реальности уступает место интеллектуальной с мощным технократическим лобби в парламенте. Счетная машина Бэббиджа - прообраз и аналог компьютера, вычислитель, действовавший на механических принципах, так и не построенный в нашей реальности, в романе становится основным вычислительным ресурсом.

Не только социализм нуждается в учете и контроле, капитализм с человеческим лицом не в меньшей степени. И не вполне с человеческим, да, я о тотальном контроле, которому компьютеризация открывает дорогу. Владеющий информацией, владеет миром, эта истина открывается романной Англии XIX века с неменьшей очевидностью, чем в нашей нынешней реальности всем без исключения. Равно как и то, что компьютер не только для вычислений. Хранение, сопоставление, выборочное использование данных могут оказаться не менее полезными. А высокой покровительницей паровой кибернетики становится дочь всемогущего премьер-министра, феноменально одаренная в области математики Ада Лавлейс.

Это не первый известный мне случай обращения альтернативной истории к личности графини-математика. Пару месяцев назад читала "Роман лорда Байрона" Джона Краули, в котором Аде отводится значительное место, хотя тамошняя альтернативная реальность совсем иного свойства, чем у Гибсона со Стерлингом. Так или иначе, соавторство оказалось удачным, "Машина различий" сочетает оригинальный сюжет, вписанный в реалии викторианской Англии, какой она была в действительности (а для того, чтобы произошли сколько-нибудь заметные изменения потребно много времени, сама по себе увлеченность здешнего истеблишмента наукой неспособна сразу и напрочь улучшить положение дел - прежде надобно заняться городской канализацией, простите за прозу).

Живые яркие персонажи, за приключениями которых адски интересно наблюдать, ведут себя логично, поступки их последовательны, обаяние в большинстве случаев, даже когда речь идет о злодеях и людях сомнительной нравственности - бесспорно. Пять с половиной сотен страниц чистого читательского наслаждения. Мой абсолютный фаворит в романе - эпизод с Мэллори и проституткой. Это было великолепно. С благодарностью kouzdra

Это дешевое волшебство, но это все, что мы имеем.

Первый отклик на словосочетание Четыре сезона - Метод дыхания. Им воспоминание о сборнике начиналась, им же и заканчивалось. Три остальных повести забыла, вообще числила Побег из Шоушенка и Способного ученикаавтономными. У Кинга много коротких повестей вроде Баллады о гибкой пуле или Дорожный ужас прет на север, которые вполне могли бы составить недостающую тройку. "Шоушенк" И "Ученик" шедевры и ставить их в ряд с какими бы то ни было другими, казалось странным.

Просто ещё один пример искаженного личными предпочтениями восприятия. Однако они вместе, а коль скоро автор и/или издатель сочли правильными объединить, стало быть нам, читателям, остаётся принять как части единого целого. Не взялась бы перечитывать сборника целиком, если бы не аудиокнига, прочитанная Игорем Князевым. Но когда твой любимый исполнитель читает твоего любимого писателя, тут уж сам бог велел слушать. Да и просто в памяти освежить, читала лет двадцать назад, не дело, что вспоминаю один только "Метод дыхания".

Не пожалела, что взялась, три из четырёх хороши необычайно, хотя Побег пару раз перечитывала, это кроме фильма, который тоже раза три видела, а он снят очень близко к тексту и потому помню эту повесть лучше всего. С неё и начну. Кажется в современном мире трудно найти человека, который не имеет предоставления о Побеге из Шоушенка, во многом благодаря прекрасному фильму, хотя в начале было слово и кинговский текст на первом месте.

Банкир Энди Дюфрейн был облыжно обвинён в двойном убийстве жены с любовником, приговорен судом присяжных к пожизненному сроку и двадцать девять лет отсидел за преступления, которых не совершал. Последние несколько - после того, как определённо выяснилось, при каких обстоятельствах погибла пара, в убийстве которой его обвиняли, и кто был подлинным убийцей.

Жизнеутверждающая, несмотря на мрачный антураж и депрессивные обстоятельства, вещь. Достойное пополнение в стане героев нашего времени, не в горько-ироничном лермонтовском ключе, но подлинных, которыми литература, по извечной привычке симпатизировать негодяям, чаще пренебрегает. Гимн упорству, терпению и порядочности. Ода достоинству, сохраняемому в самых нерасполагающих обстоятельствах.

Метод дыхания, который один так хорошо помнился - простая история женщины, вынужденной вынашивать и рожать ребёнка, не будучи замужем в 1929 году. Решительная, мужественная, великолепно организованная и дисциплинированная, эта девочка могла бы с столького добиться, сложись обстоятельства чуть иначе но в данных вынуждена довольствоваться местом продавщицы универсального магазина до тех пор, пока "позор" не станет очевиден и не окажется перед необходимостью жить на крохотные сбережения, которые успела сделать.

Высочайшая степень внутренней порядочности не допускает и мысли протянуть руку за подаянием, не оплатить расходов на беременность и роды полностью. А дыхательные упражнения, своего рода естественная анестезия с использованием ресурсов организма, которой её обучил доктор-рассказчик, превращается в якорь, что позволит удержаться в реальности и совершить невозможное с точки зрения законов природы. Новелла изящно обрамлена историей пожилого человека, которого спасает от одиночества членство в клубе рассказчиков историй. В клубе, по некоторым косвенным приметам внимательный читатель опознает один из порталов между мирами, играющих немалую роль в кинговой космогонии.

Странная повесть Осень невинности лишь укрепила во мнении, что если не запомнилась с первого раза значит и не стоила того, чтобы запоминать. Правдивый рассказ о походе четырёх мальчишек за мертвецом вообще не интересен. Может причиной то, что правда жизни, как она есть, никому не нужна. Потому мы любим немногих избранных, кому позволяется иногда зачерпнуть из океана коллективного бессознательного живой воды и напоить ею читателя. Такое сделал Брэдбери в "Вине из одуванчиков", а Кингу блестяще удается во множестве произведений: от "детской" части "Оно"до "Сердец в Атлантиде". Не здесь.

В двух словах: мальчишки из американского медвежьего угла узнают, что старшие братья, катая девиц на угнанной машине, наткнулись на труп недавно пропавшего подростка, за обнаружение которого обещано вознаграждение. Тут бы и подсуетиться с бонусом, но место, где тело найдено, далеко от городка и на естественный вопрос, как они там оказались , местной гопоте ответить нечего. У младших созревает план - отправиться как-бы в поход в означенном направлении и самим завладеть наградой. Отправляются, но из-за ошибки в расчетах (десять миль по прямой, шестнадцать вдоль железнодорожного полотна) проводят в пути гораздо больше времени. к тому же никто из них не озаботился провизией, но не это главное.

Кинг всегда безупречно логичен, в этой повести логика не ночевала. Ну хорошо, найдут они покойника, что собирались делать с ним дальше? Тащить на себе два дня разбухшее смердящее тело? Неясно почему вообще погиб мальчик, по версии рассказчика, заблудился в лесу, а после был сбит поездом. Па-растите, а железная дорога разве не является сама по себе ориентиром? То есть, понимаю, к моменту выхода к ней пацан был ослаблен и дезориентирован, даже может быть пытался привлечь внимание машиниста, потому и погиб. Но всего этого автор не рассказывает, предпочтя пуститься в многословные сентиментальные рассуждений,от которых мухи дохнут, а молоко сворачивается. Финальное противостояние по типу "человеческий-детеныш-мой" - вообще за гранью. Резюме: и на солнце бывают пятна, Кинг здесь чертовски плох.

Способный ученик по-настоящему страшная вещь. только ее ужас не имеет никакого отношения к потустороннему, мистике и прочей жути, снискавшей Кингу титул Короля Ужасов. в сути - квинтэссенция родительских страхов. И бывший нацист, которому удалось избежать кары, здесь не основное, как бы странно это ни прозвучало. Подлинный кошмар в перманентном опасении, всякого родителя не только за физическую безопасность ребенка. но за его моральное, нравственное здоровье. А вдруг найдется человек или люди, разлагающее влияние которых собьет
его/ее с пути истинного и в один непрекрасный день ты обнаружишь на месте своего любимого ребенка злобную тварь, эльфийского подменыша?

За годы, прошедшие с первого чтения, ни разу не рискнула перечесть "Способного ученика". И в эту вторую встречу тот неосновной смысл, о котором говорю здесь, открылся мне с пугающей очевидностью. Огромное спасибо за аудиоверсию Игорю Князеву, он великолепен, даже в дурацкой повести о трупе. Но с репликами "Вождя" из Шоушенка, слабоумного с заячьей губой, прости мне, господи, хохотала. "Способный ученик" весь восторг. тот случай, когда воочию видишь происходящее и всех персонажей - никогда не пойму, как это удается сделать одному человеку. И музыкальная подложка между частями, о ней тоже не могу не сказать. Знаю, что Князев пишет музыку для аудиокниг, не сразу поняла, что в основе "Лили Марлен", но здешний, на несколько секунд фрагмент - случай совершенной конгениальности темы тексту. Это все, что у нас есть. и это недешевое волшебство.

Назвать Дукая сложным к восприятию - значит ничего о нем не сказать. Он весьма непрост, очень труден, архисложен. За то и полюбила, потому и читаю четвертую кряду книгу. Он фонтанирует идеями. Он избыточен. Где другому, как Йэну М. Бэнксу с "Флебом" или Ричарду Моргану с "Видоизмененным углеродом" хватило бы десятой, сотой, тысячной части. чтобы наваять десяток романов - Дукай делает один (и это еще только начало "Трилогии Прогресса" цикла романов о новом человечестве). Избыточность один из неотъемлемых признаков гения, второй. Первый - гении изменяют жизнь, мир после них не остается прежним, неуловимо (реже заметно) меняя вектор движения.

И как может изменить мир автор, пишущий в лучшем случае для десятка тысяч способных воспринять из восьми миллиардов населения Земли? А такие вещи не нуждаются в персональном донесении до каждой особи. Довольно мощного ментального отклика со стороны тех десяти тысяч и попадания в океан коллективного бессознательного, дальше плотность информационного пространства сама за себя постарается, внедряя в умы и сердца новый вариант сценария, радикально отличный от неминуемой деградации предлагаемой подавляющим большинством предсказателей. Мы нуждаемся в вере и надежде и Дукай из тех немногих, кто может их предложить.

Занятно, что автор невысоко ценит идею общего информационного поля, даже заканчивая "Идеальное несовершенство" цитатой из шарденова "Феномена человека", а меж тем великий иезуит отводил ему немалую роль в грядущем прогрессе человечества. И как раз по Шардену, который, кроме прочего, был видным антропологом, прогресс тяготеет к большому многообразию на стадии выбора генеральной линии развития (фила, мутовка), но после того, как наиболее жизнеспособная часть определена, следует синтез, отсекающий менее перспективные виды.

В феерии Дукая XXIX век - время достаточно безболезненного сосуществования поражающих воображение различием видов разумной жизни: стахсы (стандартные homo sapiens) различных традиций, фоэбы, инклюзии. Пространство-время перекраивается и выворачивается наизнанку эшеровыми плоскостями; побеждена смерть и ресурсы практически безграничны - стоп! Вот с этого места подробнее. Я поняла, что смущало во всех произведениях автора - отсутствие базиса.

Даже в "Иных песнях", где разветвленные политические интриги предполагают вскрытие механизмов финансирования. Что уж говорить о "Льде", основная интрига которого в нежелании сибирских производителей утратить монополию, невзирая на последствия оккупации лютов для планеты in general. "Собор" апофеоз того же нежелания обратить взор к конечности материальных ресурсов и дать сколько-нибудь вразумительное объяснение того, откуда взялось наше невероятное благоденствие. в одной только "Школе", потрясающе сильной и правдивой, несмотря на фантастичность, Дукай изменяет привычному аристократическому пренебрежению фундаментом, и это жестоко, хотя прекрасно.

Резюмируя: Яцек Дукай таки гений и дай ему Бог провести человечество дальше по пути прогресса (с большим вниманием к базису, если возможно).

Взаимопостижимость изначально заложена в природе языка.
Intercomprehensibility is the ideal or essential nature of language itself.

Дэвид Беллос известный в западном мире переводчик с французского в диапазоне от средневековья до Перека, но прославился не тем, и не критическими работами по французской литературе. Букера ему дали за переводы албанского автора Исмаила Кадара, выполненные даже не с оригинала, а с предыдущего французского варианта. колода тасуется весьма причудливо и нипочем не угадаешь. где ждет тебя большой успех.

"Это что, рыба у тебя в ухе?" - переводческая мини-энциклопедия: от шумеров до современных способов электронного перевода. Не знаю, насколько это может быть интересно профессионалам, но мне, дилетанту, было очень. И позволило узнать о языке много нового, чего из других источников не получила бы. Ну или узнавала бы крохотными порциями, а так - все и сразу.

Говоря об энциклопедии, я именно имею в виду всеохватность авторского подхода к освещению предмета: от философски окрашенных "Что есть перевод?" и "Возможен ли он?"; через огромное количество исторических сведений (полезных. интересных, казусных); понятия языкового "повышения" и "понижения"; к литературному и поэтическому, синхронному, машинному видам перевода. Каждый выбирает для себя то, что интересно именно ему, я не исключение.

В познавательном смысле лишним не было ничего, то есть, и так ясно, что традиция устного перевода предшествовала письменному, но узнать, что у шумеров существовали глиняные таблички с подробными реестрами меновой ценности различных видов товара, мне было в диковину. Хотя, чего бы вы хотели - язык, передача информации, тесно связаны с торговлей. Недаром Гермес у греков и Меркурий у римлян были покровителями того и другого (еще мошенничества и воровства, также связанных с ситуациями торговли).

А вот связать с переводом войну просто так в голову не пришло бы. И однако именно военная угроза, необходимость иметь на своей стороне людей, понимающих врага, умеющих изъясняться на его языке, а по необходимости и прикинуться одним из "тех" (угу, старый недобрый шпионаж) - именно это мощно двинуло переводческое дело во времена Османской Империи, создав целую социальную страту драгоманов.Юноши с окраин империи, владевшие и местным, и имперским, получали возможность успешно ассимилироваться и поднять социальный статус, поставив таланты на службу государству.

Что до синхронного перевода с "рыбой в ухе" - это уже недавняя история Нюрнбергского процесса после окончания Второй Мировой, когда необходимо было наладить быстрый, четкий и точный перевод на пять основных и уйму дополнительных языков - лингафонные кабины явились успешным ответом на этот вызов. Переводчикам случалось заходиться в рыданиях во время работы с показаниями узников Освенцима, известна реплика Геринга о том, что это ваше изобретение замечательное, но благодаря ему моя жизнь существенно сократится.

Однако совершенно мое - это рассказ о литературных переводах. Книги мой воздух, языки стала учить для того, чтобы иметь возможность читая, не зависеть от наличия перевода. Потому рассказ о то, как Набоков, прежде восстановил против себя переводческое сообщество резкими высказываниями в адрес всех имеющихся литературных переводов, а после сделал свой перевод Онегина, сопровожденный огромным пластом "Комментариев" был тем, что сразу легло на душу. сама-то я адепт ВВ и пятнадцати лет его кабинетного подвига, отданного этому труду.

Но не могу не оценить изящества, с каким пушкинский стих много позже, пройдя через перевод Чарльза Джонсона, недурной, хотя не блестящий, вдохновил тогдашнего аспиранта филолога Викрама Сета на создание "великого калифорнийского романа" The Golden Gate. А еще позже израильтянка (не из советских) Майя Арад подхватила тот же пушкинский вирус уже от "Золотых ворот" и описала онегинской строфой собственную жизнь:
Faster! Faster! No dawdling! Eat up!
Where will we go this time?
Who knows! The opera? The cinema?
The theater? Or a restaurant?
Ну разве не прелестная история?

Или рассказ о переводе "Исчезания" Перека, в котором автор использовал прием исключения одной литеры, наиболее часто встречающейся буквы "е". Соответственно, переводчик должен был столкнуться с теми же сложностями, но если во французском без нее еще можно как-то обойтись, то в английском, по понятным причинам - никак. Сама я читала эту книгу по-русски, у нас отсутствовала буква "о" и особого дискомфорта ее исчезание мне не принесло.

Страшно хочется рассказать о принципах работы гугл-переводчика, совсем других, чем я прежде думала; и еще о куче разных интересных вещей, но я тут и так растеклась мыслию по дереву, пора заканчивать. Книга отличная, лучшее о переводе и переводоведении, что довелось читать после Като Ломб. Она для таких, как я. Не профессионалов, они и без того все знают. И не для обывателей - им не нужно. Для тех, кому преодоление проклятия Вавилонской башни суть и соль жизни.

Он похож на эрегированную ватную палочку или на бодрый сперматозоид, вертикально стоящий на хвостике, но впечатление производит в целом приятное

Все (кто есть кто-то) понимают, что название отсылает к роману Лут-Фердинанда Селина "Путешествие на край ночи".Хотя если бы кто задался целью провести параллели, этот кто-то недалеко ушёл бы. Да, героиня одинока, привлекательна небесталанна и мизантропична. Да, не обременена чересчур суровыми моральными установками. Да, в свое время ей довелось поработать за границей, так и не увидев в красивейшем городе мира ничего, кроме клубешника, где жила.

На том сходство закончится и начнутся различия. Во-первых герой Селина был мужчина, а у Фишера женщина. Во-вторых, там он перманентно бился в тисках нищеты а здешняя девочка богата и это не декоративное, но онтологическое различие. Неизбывное ощущение себя нищим, скудость, горечь, унизительность существования в замкнутом круге недостойных людей и обстоятельств у Селина, противостоит как бы невзначай полученной квалификации, которая позволила разбогатеть сказочно по меркам девочки из предместья. Да она ведь и до того не особо роптала на судьбу. Работа в шоу эротических танцев (прилюдное совокупление, с русского на понятный), почему бы и нет? Ты трахаешь красивых мужиков и тебе же ещё за это платят.

Играть в найди десять отличий можно сколько угодно долго: чудовищные отношения с матерью у героя Селина и совершенная идиллия, окрашенная благодарностью у героини этой книги, единственное что ставит в укор родителям: прекрасное детство, не подготовило в достаточной мере к мерзости и тупости жизни. Но хватит сопоставлений. Довольно того, что оба немыслимо хороши, всякий в своём роде, только Фишер ещё и смешной.

И вот с этого следовало бы начать. Потому что умные и смешные книги большая редкость. Пишущая братия склоняется к чему угодно: философствования, сентиментальность, трагизм, интеллектуальность, конспирология магия и фантастика. Но почти никто не делает смешно. Тибор Фишер умеет. И за это ему прощаешь перманентные нелады с сюжетом который влечётся как хромая лошадь, распадаясь на череду анекдотических ситуаций; неизменную мизантропию; и даже изобретенный автором женский тип: жизненный и правдивый за исключением отношения к половому акту, совершенно по мужскому типу. Расшифровывать не буду, но было бы любопытно сравнить это свое впечатление со мнением кого-нибудь, кто читал.

Осталось исправить одно упущение. Это уже пятая книга Фишера, которую я читаю, и ни в одном отзыве не поблагодарила переводчика. Татьяна Покидаева более известна в российском литературном пространстве как автор нового перевода "КлаТбища домашних жЫвотных" Кинга, что ж, страшное удается ей превосходно. Но Татьяна Юрьевна еще и русский голос Фишера, а передать смешное, написанное на другом языке так, чтобы читатель катался от хохота - это высший пилотаж. Спасибо и земной поклон.