России всегда было холоднее

Вторая для меня книга поляка Яцека Дукая, на сей раз его magnum opus "Лёд". Нет, ничего общего с трилогией Сорокиназдесь не будет. Если искать соответствий у великого охальника отечественной литературы, то скорее это близко к его чудесной Теллурии. Жанр стимпанк, место и время действия: Российская Империя, первая четверть ХХ века, без стилистических игрищ Теллурии, однако с весьма обильной стилизацией под Достоевского и не столь очевидной, но несомненной связью с "Доктором Живаго". А когда иноязычному писателю удаётся так бережно и с любовью сымитировать русских классиков, это не может не восхищать. Хотя бы даже автор из поколения, для которого русский язык был обязательным. Что не помешало большинству его компатриотов мгновенно и напрочь забыть имперский, тотчас после падения железного занавеса..

С Дукаем не то, он не разбрасывается бездумно материалом, который может оказаться полезным, использует и делает это виртуозно. Есть ещё одно соответствие, на которое не могу не обратить внимания - большое сходство произведений польского писателя с ранним творчеством Лазарчука. Ни в малейшей мере не пытаясь принизить или задеть Дукая, но с огромной благодарностью за то что под его пером (клавиатурой) возродился этот уникальный стиль. Моя персональная ересь заключается в том, что не люди пишут книги, но книга, которой пришло время воплотиться, находит достойного исполнителя и его посредством приходит в мир. И снова ничего обидного для писателей, потому что ключевое слово здесь "достойного": яркого, умного, талантливого, а таких в человеческой популяции очень немного. И если по каким то причинам один автор смолкает, его эстафету перенимает другой.

Итак, о чем книга? Криптоистория (не путать с альтернативной, они похожи, но крипто допускает такой вариант развития событий, при котором действующей силой становится магия, фантастические допущения обретают силу реального сюжетообразующего элемента, в романе эту роль играют люты и зима. 1924 год, Первой Мировой, перелопатившей историю, не было, зато случилась другая беда, после падения Тунгусского метеорита в мир пришли Люты и Зима. Выпрастываясь из-под земли, твари неведомой природы, позволяющей им, в обход известных физических законов, летать и проходить сквозь твёрдые преграды, вымораживают все, что оказалось рядом. Если не что, а кто,человек буквально превращается в ледяную статую самого себя, невероятным образом продолжающую некоторое время жить. Предполагать в лютах интеллект или любое разумное поведение, укладывающееся в рамки человеческой логики, нереально, и тем не менее, повинуясь странному миграционному посылу, они захватывают европейские столицы, где с их приходом воцаряется Зима. Не зависящая от астрономии и календаря и мало напоминающая уютную нарнийскую. Тут с снега нет, а есть дикий холод и ужас оказаться на пути люта, к которому, впрочем, потихоньку приспосабливаются.

Но в Сибири, в местах наиболее частого выхода лютов на поверхность, обнаружены месторождения загадочного тунгутита, руды добавление которой при плавке в сталь преобразует ее в зимовит, умеющий противостоять самым низким температурам, а это, учитывая, что Зима захватывает крупные города - российская монополия на жизненно-важный ресурс. Кроме того, замечено, что побочный продукт отработки тунгутита при горении образует странный эффект, названный тветом (темным светом, тунгутитовым светом). Это красиво, необычно, зажигание твечки на порядок повышает предсказательную точность гадательных техник,возможно потому разного рода онейромантиярасцветает пышным цветом. А может потому, что тветобладает чем-то, вроде легкого наркотического эффекта и участие в гадательных сеансах позволяет испытывать легкую эйфорию. Таким образом то, что можно поначалу принять за катастрофу вселенского масштаба, вовсе таковой не оказывается и мир в целом не сильно меняет траекторию, привыкает.

Роман начинается с того, что к молодому человеку пребывающему в крайней степени нищеты (почти Раскольников) являются двое чиновников из Министерства Зимы. Бенедикт Герославский ничего хорошего от такого рода визитов не ждет и сильно удивляется, получив тысячу рублей (целое состояние) за то, что он согласится поехать в Сибирь и разыскать своего отца. По некоторым сведениям тот разговаривает с лютами. Вторую тысячу обещают по прибытии на место. про разговоры с лютами бред, конечно, думает герой, да и с отцом, арестованным за участие в деятельности сторонников Пилсудского, когда он был еще мальчишкой, связи не поддерживает. Там была трагическая и больная история со смертью младшей сестренки и неким письмом. написанным мальчиком... но упс, об этом не буду. Так или иначе, по истечении каторжного срока Филипп Герославский предпочел не возвращаться в Варшаву, остался в Сибири, говорят, у него там другая семья. Да не больно и нужен такой папаша. Однако от тысячи кто ж откажется, даже от двух. И вот он едет.

Одетый во все новое, в купе класса люкс Транссибирского экспресса, (министерство Зимы не поскупилось, а от первоначальной мысли обменять дорогущий трехсотрублевый на классом пониже, наш герой отказался) Герославский, теперь граф, пускается в дорогу. Миазмы красивой жизни оказываются не только привлекательными, но и смертельно опасными. В пути многое случится, именно там он встретит женщину своей мечты и там же познакомится с Николой Теслой да-да, загадочный и гениальный изобретатель особым царским распоряжением командирован на уничтожение лютов и прекращение зимы.

Пересказать все нет физической возможности, да и бессмысленно это - кому иадо, прочтет, а остальным беспокоиться не стоит. Скажу только, что книга невероятно интересная; до степени кристаллизации ментально насыщенная: при том в ней много приключений из арсенала авантюрной литературы, в ходе которых, ну ладно, позволю себе немного проговориться: Теслу герой воскресит, а Распутина убьет. Но больше ни-ни, молчу как рыба об лед. Перевод Владимира Марченко потрясающе хорош. И я понимаю, почему книга потенциально переводима - в ней есть абсолютная и безупречная логическая завершенность. Сим закончу.

Переживать, а не анализировать. Przezywanie a nie analizowanie

Вот потому я стараюсь воздерживаться от книжных сериалов. Ну или по крайней мере читать их со значительным перерывом, не подряд. Когда есть возможность войти, спустя значительное время, в полюбившуюся историю, это как в чужом краю земляка встретить: а что сталось с этой, а тот как поживает, и что они на сей раз учудили? Нырнуть, минуя этап преодоления плёнки поверхностного натяжения, который есть у всякой истории, двинуть по накатанной колее - ты уже затратила некоторые усилия на установление контакта с обитателями этого мира, теперь можешь стричь купоны.

Но работает это когда между частями сделан перерыв. Не то, если читаешь подряд. Должен бы включиться эффект толстого романа, где провисающее действие влечется вперёд силой накопленной инерции а морковкой, привязанной к носу ослика служит возможность сказать себе: Я это сделала, прочла фолиант, объёмом с Войну и мир! И так понемногу преодолеваются пороги долгого плавания. Но со следующей частью сериала подсознание уже зафиксировало окончание процесса и ждёт от новой книги новой истории, а получая вместо неё продолжение старой бывает разочаровано - оно хитрая скотинка, наше подсознание, хочет иметь все, не прилагая усилий: У, опять все тот же Дракайнен, Фи, опять все тот же наследник Тигриного трона из клана Перевернутого Журавля...

А ты чего ждало, подсознание? Дай ответ. Не даёт ответа.Вторая часть Владыки ледяного сада, меж тем, удивительно хороша и одаривает читателя многими радостями. Чего стоит финал первой книги, который один из героев встретит обращенным в дерево, а второй, оставляя за спиной родное пепелище и милые кости. Нехарактерно для героического фэнтези, не правда ли?

Канон диктует привести парсонаж парсипаль к промежуточному итогу как минимум за пиршественный стол в кругу друзей, а тут такое. И это будет только началом сюрпризов. Как вам понравится то, что искин Цифраль, прежде интегрированный в физическое тело героя, в результате перетрубаций с растительными метаморфозами обретёт значительную автономность и облик..., но, упс, молчу. Скажу только, что воинствующему феминизму будет, что предъявить Гжендовичу в качестве претензии. Хотя новая ипостась Цифраля так очаровательна, исполнена такого обаяния и юмора, что думаю, обойдётся без упрёков в сексизме.

Продолжению удалось избегнуть синдрома второй книги, "В сердце тьмы" читается с тем же интересом, что и "Ночной странник", интересных находок много, действие динамичное на всем протяжении, каждая деталь двигает сюжет не менее, чем тремя способами, герои не только живые и обаятельные, но и всякий раз, оказываясь перед выбором, делают его в соответствии с моральным законом, встроенным в каждого (сколько бы апологеты постмодерна ни твердили об устарелости).

Не могу не сказать несколько слов о переводе Сергея Легеды, с этой ипостасью его многогранного таланта довелось познакомиться совсем недавно, читая Дукая и в случае Гжендовича это совсем другая лексика, иная мелодика и ритмическая организация текста, отслеживать и сравнивать которую отдельное немалое читательское удовольствие.

Я начинала читать по-польски, одновременно слушая через говорилку, чтение синхронно с прослушиванием помогает прокачивать языковые навыки и задаёт хороший темп. Но синтезатор все же не аудиокнига, его лишённый интонации безэмоциональный голос лишает многих читательских радостей и ближе к концу взяла аудиокнигу на русском в исполнении Игоря Князева, эталонно хорош, с ним иначе не бывает. Польский вариант, конечно, ужо домучаю сегодня, тем более - когда знаешь, как все будет развиваться и чем закончится, иноязычный текст идет в разы веселее. Но с третьей книгой цикла повременю, пожалуй, потому что, см. выше.

Расстегнул на груди рубашку, наклонился корпусом вперед, нащупал между ребер сердце, бившееся, как небольшое животное, которое хочешь перенести в безопасное место и которому не можешь объяснить, что нечего бояться, а напротив, для него же стараешься… но оно было такое живое, мое сердце.

В нем невыносимая легкость бытия, счастье в несчастье, достоинство и блеск в нищете. Вот читаешь других, даже и очень хороших, даже отличных; находишь многие достоинства, делаешь замечательные открытия, а потом возьмешь Набокова и слезы на глаза наворачиваются. не от того, о чем, а от того как.

Глупая интрижка с замужней дамой, в которую герой-рассказчик оказывается втянут не то, чтобы против воли, но по невыносимости совершенного одиночества, из естественной потребности человека в любом тепле, какое может найти, когда его мир разрушен. Пошлый адюльтер заканчивается пошлейшей сценой избиения ревнивым мужем в присутствии учеников, для которых герой не был ни наставником, ни авторитетом. Прозекторская подробность этого эпизода врезается в память деталью: он никогда не мог ударить человека. Понимаете, физическая, физиологическая невозможность ударить, даже защищаясь. Вернувшись на съемную квартиру, стреляется. Все. Он умер.

Дальнейшее посмертное существование с выходом из больницы после неудачного покушения на самоубийство; приискиванием работы в магазине шапочного знакомого, и нового жилья; с влюбленностью в соседскую барышню. Дальше это будет уже не он - хамелеон, меняющий окраску в соответствии с ожиданиями социума. Мир сокрушил его, вылущил, выдавил золотое зерно стыда, составлявшее внутреннее ядро. Потом будет Смуров.

И сжавшийся сиротливым комком внутри холеного типчика, которому море по колено; кто соврет недорого возьмет; кто легко принесет судьбу любимой женщины в жертву минутному желанию; и примет благодеяние из рук смертельно оскорбившего его человека - давешний мальчишка. Смотрит Наблюдает. Соглядатайствует.

Естественная телеология мира исключает стремление к хаосу.

"Иные песни" первое знакомство с Дукаем и точно знаю, что буду читать его ещё. Все, до чего сумею дотянуться. Потому что это круто, ярко, оригинально и (тут просится формула "ни на что, читаное прежде, не похоже", но нет, напротив, весьма похоже на то, что давно люблю, хотя в последние годы не имела возможности читать). Я о том, что стиль, лексика эстетика и пафос романа живо напомнили о "Транквилиуме" и "Кесаревне Отраде между славой и смертью" Лазарчука. К сожалению теперь Андрей Геннадьевич такого не пишет, не нам, читателям, указывать творцам, как им работать. Но какая-то глубинная струна в душе, тронутая радостью того давнего знакомства, все не смолкнет, ждёт продолжения. Неожиданно пришедшего от поляка Дукая.

Итак, универсум романа - это реальность, в которой античный мир не пришёл к естественному упадку и не был разрушен ордами варваров, продолжая оказывать ключевое влияние на все сферы общественного, политического, финансового, культурного устройства тамошней жизни. В целом, радикальных отличий от нашего, у мира придуманного Дукаем, меньше, чем можно было бы ожидать. Ведущими языками, они же языки международного общения, остались греческий и латынь. Колониальная политика охватывает географически близкую к Средиземноморью Африку, но об Америках и Австралии в романе не упоминается, хотя воздухоплавание посредством аэростатов - распространенный способ путешествий.

Больше того, Луна в романе обитаема и служит местом паломничества, поскольку именно там находится резиденция Лунной Ведьмы, пребывающей в почётном изгнании. Не Селена. Артемида, Иштар или Кибела, но понемногу от всех богинь материнского культа со многими сверхчеловеческими возможностями, предположительно связанными с сохранением и развитием традиций тайного знания, утраченных нашим, лишенным преемственности миром. Терраформирование, к примеру, превосходит воображение, судя по тому, что адепты сумели устроить на Луне вполне достойную жизнь и даже создать атмосферу.

На земле же некий аналог генной инженерии или сильно продвинутой селекции позволил одомашнить неприспособленных в нашей реальности к приучению бегемотов, зебр, жирафов, носорогов, создав на их основе тягловый и вьючный скот: гипатиев, ховолов, зивр, единорогов. Южная столица Империи Александрия с культом Александра Македонского, величайшей в мире библиотекой, маяком и ещё парой-тройкой чудес света или равных им в нашем понимании артефактов, вроде храма Великого с его статуей, в дни равноденствия удерживающей между разведенными руками миниатюрное солнце.

Веротерпимость превосходит ожидание, известные культы мирно соседствуют, не помышляя о джихаде или крестовых походах. Роль аристократии в управлении миром невозможно переоценить, она колоссальна и основана на многовековой традиции сопротивления попыткам навязать чуждую волю. Вообще, способность противостоять психическому и ментальному принуждению чрезвычайно важна и во многом определяет иерархический уровень персонажей. Она и дополнительные уникальные таланты, которые герой может предложить миру.

Пан Иероним Бербелек, к примеру, стратегос - военачальник, мастер нетривиальных решений в науке побеждать, воевать не числом, а умением и навязывать другим свою волю, оставаясь невосприимчивым к попыткам проделать то же над собой. Кроме одного случая, когда в ходе военной кампании ему пришлось противостоять московиту чернокнижнику Максиму Рогу (о, это извечное польское желание реванша гонор и еixё польске не сгинело). Так вот, пребывание в контакте с уникумом психического подавления, сумевшим подчинить своей воле огромную державу, не сломало героя, но что то ощутимо в нем прогнуло и Пан Бербелек нынче не тот, мучительно переживающий фиаско.

С некоторых пор в мире в больших количествах появляются странные Твари, их можно было бы принять за творения свихнувшегося таксидермиста, если бы не были живыми. Спонтанные метаморфозы затрагивают привычных животных, превращая в персонажей бестиария и не имеют ничего общего с осознанной селекцией. А неизменность и подчёркнутое следование канону один из краеугольный камней этого мира. Волею обстоятельств, тем, кому придётся найти источник деструктивного воздействия и противостоять ему окажется опальный стратегос.

Это такая завязка. Добавлю ещё расшифровку некоторых значимых реалий, которые встречаются в романе и не сразу берутся восприятием (такое: в помощь путешественнику).
Форма - многозначное понятие, в зависимости от контекста может означать ментальную и психическую независимость, волевой импульс, строй мыслей, пассионарный всплеск, настроение. даже моду - некий посыл, предполагающий следование и подчинение.
Морфа - расовая. кастовая, клановая социальная принадлежность, а также определенная физическая форма - менталитет и метаболизм.

Античные и квазиантичные неологизмы романа.
Кратестос, гегемон - правитель.
Даулос - раб.
Эстлос - господин.
Эстле, деспоина - госпожа.
Хоррорные. мамелюки - стражники, воины.
Софистос- ученый.
Рытер - рыцарь.
Какоморфия - спонтанное изменение физической формы.
Никотиана - сигарета.
Нимрод - охотник.
Сколиота - искривление, источник и причина какоморфий.
Ураноза - молния.

Вот, пожалуй, и все. Осталось поблагодарить за восхитительный перевод Сергея Легозу ergos_paragogis. Потрясающе хорошо, а его безупречное чувство языка дарит русскоязычному читателю с этой непростой книгой многие лингвистические радости.

- Вы пришли ко мне ночью, сидите на моей постели, я вас не знаю, а вы говорите, что я приговорен к смерти.
- Да, именно так.
- И кто же приговорил меня?
- Я не знаю.

Не большая поклонница Дюрренматта. Его мрачная эстетика вкупе с идеями воздаяния за вину, которой за собой не ощущаешь, большей частью оставляют меня равнодушной. Нет, "Визит старой дамы", тешащий наше девочковое: "Так ему, гаду, вот пусть-ка повертится угрем на сковородке, да на своей шкуре испытает каково бывает нашей сестре!" - "Визит дамы" неплох, и это одно из редких произведений, показывающих людоедскую сущность социума, как она есть. Хотя знание о мерзости человеческой природы, которое автор вытаскивает из своих персонажей за ушко, да на солнышко, каждый предпочел бы оставить в подсознании.

Но в той пьесе хотя бы есть вразумительный сюжет и герои, не лишенные обаяния (поначалу, до того, как драматург поголовно обратит их в чудовищ). Две другие, читаные у Дюрренматта, и тем похвастать не могут. Я о "Ночном разговоре с палачом" и "Двойнике". В обеих пьесах невразумительные люди, что появляются у ложа героя посреди ночи и объявляют ему о необходимости умереть, на резонное: "За что?" отвечая невразумительным, но по смыслу сходным с "найдется бык, была б корова бы". Препирательства, не приводящие ни к какому вразумительному для читателя (слушателя, потому что "Двойник" радиопьеса) результату, ходят по кругу, заканчиваясь ничем.

Возможно по замыслу автора зритель должен ощутить иллюзорность и абсурд существования, хрупкость грани, отделяющей бытие от небытия, вины от невиновности и прочее онтологическое бла-бла-бла, но чувствует только недоумение и радость от того, что это закончилось довольно скоро. Смутно догадываясь, что его мозг поимели неким затейливым способом.

Все на свете что-то означает, потому что все на свете либо обусловлено, либо обусловливает

Вы можете представить себе волшебную сказку, от которой раздирает рот зевота шире мексиканского залива и единственное желание, чтобы это поскорее закончилось? Я до сих пор не представляла. То есть, знала, что есть такие, которые ярче и интереснее, есть те, что попроще: Буратино в пересказе красного графиньки, как ни крути, лучше Пиноккио Коллоди, А Волшебник Изумрудного города Волкова на порядок превосходит Оза Фрэнка Баума, великого и ужасного, который послужил прототипом. Сказки Эдит Несбит, когда читала их вслух своим детям, представлялись неудачным аналогом нарнийского цикла Льюиса и однако я знаю тех, кому Нарния совсем не нравится, в то время как у Несбит они находят многие достоинства.

Дело вкуса, а о вкусах не спорят, и все таки что то подсказывает мне, что в неприязни к "Двенадцати ночам" не буду одинока. История двух девочек, которые отправляются на поиски похищенного (?) отца в обществе духов, явившихся к ним ночью и суливших помощь. Можно ли представить более абсурдную завязку? Но дальше будет по нарастающей. Духи Вилли и Флип, чья работа тканье сюжетов, расскажут сёстрами, что их отец ни много, ни мало - самый гениальный автор в истории человечества и теперь, похищенный по приказу рвущегося к власти духа-ренегата с говорящим именем Гадд, лишён не только таланта, но даже и разума, а скоро лишится самой жизни.

Храбрые девочки несколько обескуражены таким вариантом развития событий, а кроме того, они рассчитывали, что миссия не продлится дольше времени, потребного, чтобы вернуться домой к завтраку, и тут новая беда. Младшенькую Элл, по приказу все того же гадкого Гадда, отторгают от сестры Кей, с тем, чтобы впоследствии разъять. Я имею в виду физически расчленить, чтобы в дальнейшем разбросать часть тела по сторонами света во исполнение древнего ритуала двенадцатой ночи, который призван легитимизировать захват власти диктатором Гаддом.

Непонятно? Это нормально. Я тоже не могу похвастаться пониманием. Да и автор, похоже, не слишком в нем заинтересован. Слабая надежда на созвучие названия книги "Двенадцатой ночи" Шекспира и имени Вилли коим назван дух, принимающий в сестрах наиболее живое участие, никак не реализуется, а магия шекспировской поэтики не осквернится прикосновением к этому шедевру. Оно и к лучшему, хотя руки у Эндрю Зерчера длинные и дотянуться он успеет до многих мифологических сюжетов. Священный ясень Иггдрасиль и то дерево, в дупле которого Исида укрывала найденные ею части тела Осириса, пока не приступила к процедуре оживления. Пенелопа, бесконечно ткущая и распускающая погребальный покров для свёкра и Ариадна, соткавшая путеводную нить, что позволила Тесею выбраться из лабиринта. Фаэтон, разбившийся на многие части после падения колесницы Феба. Тантал, расчленивший любимого сына в угоду жестоким богам, но так и не сумевший угодить им и Асклепий, что сумел оживить юношу; Орфей, разорванный менадами на части...

Ну вы уже догадались, что основная идея книги единство из множества и нить сюжета, соединяющая разрозненные части в единое целое? Но как топорно это сделано. Как рыхло и вяло с точки зрения сюжета, движущегося лихорадочными рывками и застывающего в кататонии. Как скучно и напрочь лишено биения живой крови под кожей этого литературного кадавра. Какой нежитью предстают персонажи, и ладно бы духи, им по статусу положено, но девочки, которым быть бы живыми и обаятельными, те же недотыкомки.

Автор натолкает под обложку своего опуса персонифицированных Онтоса и Эйдоса, Фантастиса и Рацио. Сделает реальной женщиной с чертами фам фаталь перебежчицу из стана "правильных" духов Кат. Заставит героев скакать из Лондона в Париж и из Александрии в Вифинию. А все за тем, чтобы спасти мир от власти мерзкого Гадда с мелкой душонкой переписчика, защитить от предлагаемой им механистической унифицированной системы создания сюжетов. После чего все неминуемо рухнет. Боги мои, за что мне это?

Ну, по крайней мере на один вопрос могу ответить. Дело в том, что перевел это странное сочинение Леонид Мотылев,один из наиболее чтимых мной переводчиков. Ему обязана первым знакомством с Барнсом, он подарил чудесный перевод "Безгрешности" Франзена; оделил роскошью насыщенного словами и выражениями на малаялави "Бога мелочей" Арундати Рой. И открыл русскоязычному читателю любовь всей моей жизни "Стоунера" Джона Уильямса. Участие в проекте Леонида Юльевича для меня необходимое и достаточное условие, чтобы читать. Как выяснилось, это не всегда работает так, как ожидаешь. Нестрашно, много времени не потеряла.

PS Я знаю, что в постмодерне за обращение к процессу творчества, изучению границ вымысла и реальности, определение условий повествовательной правды отвечает пойоменон. Как знаю и то, что попытки приручить этого капризного зверя мало кому удавались,большей частью оказываясь провальными. Эндрю Зерчер оказался в большинстве.