Знаете ли вы ... |
Среди всех космических курьезов и розыгрышей первое место по праву принадлежит шутке Оуэна Гарриотта.
В 1973 году он входил в экипаж американской орбитальной станции "Скайлэб".
Розыгрыш, который он устроил над офицером Центра управления полетами Робертом Криппеном, достоин навечно войти в анналы космонавтики.
С собой в космос Гарриотт захватил диктофон, на который его супруга наговорила несколько заранее составленных фраз.
Когда в один из дней оператор Роберт Криппен вышел на связь с орбитальной станцией, Гарриотт ждал у передатчика с диктофоном в руке.
Между станцией и Центром управления состоялся следующий диалог:
— "Скайлэб", это Хьюстон, ответьте.
— Здравствуйте, Хьюстон, — бодрым женским голосом отозвалась станция.
— Это "Скайлэб".
Земля после секундного колебания поинтересовалась:
— Кто говорит?
— Привет, Боб, — отозвалась станция. — Это Хелен, жена Оуэна.
Боб несколько секунд переваривал ответ, а затем с трудом выдавил:
— Что ты там делаешь?
— Я тут решила ребятам поесть принести. Все свеженькое, — успокоил его голос с орбиты.
Центр управления молчал около минуты, а затем отключился. Видимо, у офицера связи сдали нервы.
Метки: интересные факты юмор космос |
PAUL McCARTNEY - Карикатуры |
Метки: карикатура PAUL McCARTNEY cartoon |
Рембрант - Графические автопортреты |
Метки: искусство графика портрет автопортрет art graphics portrait |
Ганс Гольбейн Младший - Портреты |
Метки: art graphics drawings portrait искусство рисунки графика портрет |
Скульптура дня - Fredrik Raddum |
Метки: искусство скульптура art sculpture |
Igor Morski |
Метки: искусство Иллюстрации иллюстрация art illustration |
Mauricio Velasquez Posada |
Метки: искусство бумага мода art paper carving fashion |
Натюрморт дня - Brett Humphries |
Метки: искусство натюрморт живопись art painting still life |
Портрет дня - Leonid Frechkop (1897 - 1982) |
Метки: искусство женский портрет живопись портрет art painting portrait |
Владимир Познер |
Меня выводит из себя то, что сегодня пытаются оправдать Сталина
К счастью, никто из моей семьи в ГУЛАГ не попадал, потому что одна часть французская и вообще в России не была, а другая часть эмигрировала.
У моего отца был очень близкий друг, который жил с ним вместе в Париже, когда они были молодыми людьми, тоже эмигрант, уехавший из Советского Союза в 25 году и вернувшийся в 1936 году. Нашел хороший год для того, чтобы вернуться. Женился и в 37 году был арестован как английский шпион, хотя он приехал из Франции. И получил 25 лет лагерей, он был в Инте в основном.
Папа мой потерял всякий след его, и когда мы приехали в Советский Союз, а мы приехали в декабре 52-го года, за два месяца до смерти Сталина, и, конечно, нам очень повезло, что вскоре он умер, потому что, конечно, отца моего бы упекли, как почти всех людей с такой биографией, в 54 году совершенно случайно отец мой столкнулся с Иосифом Давыдовичем, которого реабилитировали.
Они оба работали в кино, они были киношниками. Иосиф Давыдович был монтажером, а отец мой занимался прокатом. Вот после стольких лет они встретились, а отец мой собирался вновь уехать работать за рубеж с мамой. И у Иосифа Давыдовича не было квартиры, негде было жить им с женой, они снимали. И папа сказал: "Так поживи у нас, и за одно понаблюдаешь за нашим безобразником" (имея в виду меня). И следующие два с половиной года я жил с ними или они жили со мной.
Вообще он стал для меня вторым отцом. Все его друзья, которые были в Москве к этому времени, они все были из лагерей. Из разных. Была там Аля Эфрон, дочь Марины Цветаевой. Были многие другие, из разных лагерей. И поскольку они встречались время от времени, ну и брали меня с собой, то я очень рано, еще до всякого Солженицына получил живую картину того, что это было такое.
Я помню, что тогда я был, как бы вам сказать, я был поражен тем, что у меня у самого возникла параллель между ГУЛАГом и нацистскими лагерями. Потому что я был воспитан своим отцом в таком очень просоветском духе. Именно поэтому он и вернулся в страну, потому что он верил, что именно в Советском Союзе справедливое общество, новое общество, другое общество. Если бы он верил в то, что есть ГУЛАГ, он бы никогда не вернулся.
И вот страна, которую я… ну, боготворил — может быть, сильно сказать, но очень высоко ставил, и в которой я мечтал жить, хотя я и не говорил по-русски, но подумать, что она творила такое же зло практически, как страна, которую я ненавидел, потому что я же военный ребенок, я все это знал…
Я просто помню, когда вдруг возникла эта мысль: а в чем разница? Она в деталях только. Но так разницы никакой, потому что по уровню бесчеловечности, жестокости — это совершенно одного порядка вещи.
Потом я очень подружился… Были два таких замечательных режиссера — Фрид и Дунский. Их арестовали, когда они ехали на фронт. Их арестовали, потому что они якобы планировали убийство Сталина. И они тоже отсидели будь здоров. Их тоже реабилитировали, не расстреляли. Не расстреляли, потому что подписали свою вину, согласились. Им просто подсказали, что если подпишете, то получите срок, а если нет, то вас расстреляют. Их били, ну все по полной программе.
И вот Юлик Дунский, да и Фрид… Они рассказывали… Просто я человек эмоциональный, и когда я задумываюсь над тем, что сотворили с людьми, совершенно безвинными, наоборот, даже порою очень преданными, ну, я иногда не выдерживаю. Этому нет никакого прощения. Просто нет прощения.
И меня выводит из себя то, что сегодня пытаются оправдать Сталина или говорят, что ГУЛАГ был необходим. Вместо того чтобы как можно больше людей приводить сюда и показывать, и пропагандировать, и объяснять, какой невероятный преступник был не только Сталин, но и все его окружение. И что вина за это за все лежит не только на Сталине, и не только на политбюро, и не только на партии, но эта вина лежит на народе. Потому что народ поддерживал это. Народ кричал: "Собакам собачья смерть!" и все такое прочее. Точно так же, как немецкий народ виноват в Гитлере, а не только Гитлер.
Это надо объяснять людям. Надо, чтобы люди понимали это и вообще нужно, чтобы чувство вины было у людей. Должно быть чувство вины. К сожалению, у нас не было Нюрнбергского процесса.
Вы знаете, даже после Нюрнбергского процесса в Германии не сразу стали все это говорить. Это должны были вырасти дети тех людей. И только году в 68-м, очень много лет спустя, выросшие дети стали требовать от родителей, а все-таки что было тогда? И только тогда это вышло наружу, и тогда стало обязательным в школе об этом говорить, объяснять. А у нас ничего этого нет. И совершенно напрасно.
Метки: актуальное гулаг сталин ссср россия |
Single Photo |
Метки: Искусство фотографии фото фотография мебель |
Это Израиль! Эйлат |
Метки: Искусство фотографии израиль фото фотография |
Single Photo |
8 октября 1940 года. Лондонский мальчик в развалинах разбомбленного люфтваффе
книжного магазина...
Метки: Искусство фотографии Старые фотографии Ч/Б фотографии фото фотография старое фото старая фотография |
Иосиф Бродский |
Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.
Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.
Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того —
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.
Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.
Кто-то новый царит,
безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет темно-синий,
и в глазах у борзых
шелестят фонари — по цветочку,
кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.
Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять — только это возможно.
То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота, это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.
Метки: Искусство фотографии поэзия Ч/Б фотографии стихи фото фотография |
Richard Savoie |
Метки: искусство пейзаж Пастель живопись art painting landscape |
Marks & Spencer - история головокружительного успеха эмигранта из России |
Страшно много лет назад в первую неделю своего пребывания в Британии я увидела имя основоположника марксизма. Светло-зеленые буквы на темно-зеленом фоне. Маркс. А рядом - "Спенсер". (Это еще кто такой? Должен же быть, вроде, Энгельс!)
Оказалось, что это очень приятный "марксизм". Магазин этот такой же символ Британии как трубка и твид Шерлока Холмса, как футбол по субботам, жаркое с йоркширскими пудингами по воскресеньям и "фиш эн чипс" из газетного пакета в приморском городке. Символ Британии. А начался он страшно далеко от британских "Хай стрит": в девятнадцатом веке, в Российской империи, в морозном белорусском городе с неожиданно знойным названием Слоним.
Смотрели "Скрипача на крыше"? Помните, как бедный Моттл купил себе швейную машинку "Зингер", источник благосостояния? Ну, так вот. То же самое сделал один слонимский житель. Обзавелся машинкой и выучился шить. И сына Михаила обучил ремеслу закройщика. Обшивали они нетребовательную клиентуру и неплохо, но жить становилось все труднее, а потом пошли погромы...
Так вот, когда погромы "спасателей России" становятся удручающе регулярными, Михаил решает податься в Америку, где, говорят, никаких погромов и куда уже многие из знакомых сумели сбежать и обосноваться. Добирается Михаил всеми правдами и неправдами из Слонима до ближайшего порта, а там -на корабль. Человеком он был, естественно, сухопутным, выворачивало его на том корабле – так еще, и потому он был рад первому порту, в котором и сошел на берег. Порт назывался Хартлепул, был он на севере Англии. Неизвестно, знал ли Михаил вообще, в какую страну приехал. Недобросовестные капитаны порой брали с еврейских беженцев за проезд до Америки, а высаживали их в Англии, на полпути. Откуда тем было знать!
Англия ли, Америка, для Михаила это уже были частности. Он верил, что человек с ремеслом и с головой везде устроится. На дворе –1878 год. Было парню девятнадцать. Английский – на нуле. Денег - ни гроша. Прослышал он тогда о предпринимателе Исааке Дьюхерсте, продавце готового платья, который по-доброму относился к беженцам. Пошел к нему и попросил 5 фунтов, чтобы начать дело. Ох, сколько таких приходило к Исааку и молили, и обещали. С деньгами старик расставался трудно. А этому парню с ужасным английским и веснушками на переносице почему-то поверил. И дал ему для покупки лотка (как он просил) целых пять фунтов (деньги немалые). За подписку о приличных процентах, конечно.
И вот началось. Дождь ли, солнце ли над Киргейтским рынком в Лидсе, зазывал Михаил народ на английском с белорусско-еврейским акцентом: "А вот кому сорочки, шарфы, фуражки! Только что из Парижу. Не прошу десять пенсов, не прошу – пять, все – за пенни. Налетай, народ!" И налетали. Да еще как! Он предлагал более сотни товаров, которые было выгодно продавать за такую низкую цену. А над лотком его висел плакат: "Даже не спрашивай цену. Все за пенни". Это был очень разумный маркетинговый ход, основанный на отличном знании покупательской психологии. Бизнес стал приносить прибыль, и Михаил даже женился.
Вскоре он покупает еще один лоток на большом рынке Грейнджер в Ньюкастле-апон-Тайне.
Михаил чувствовал, что настоящий бизнес только начинается, но ему нужна было поддержка. Он предложил старому Дьюхерсту вступить с ним в дело. Тот отказался: стар, пора на покой. Тогда Маркс знакомится в фирме Дьюхерста с кассиром Томасом Спенсером, которому очень нравятся его идеи. Так в 1894 году рождается партнерство Маркс и Спенсер. Долго, однако, наслаждаться плодами успеха ни тот ни другой не смогли.
Маркс умер в 1907 году, лишь ненадолго пережив Спенсера. К этому времени у них было уже 60 магазинов по всей Британии. После смерти Михаила (к тому времени уже Майкла) дело принял его сын Саймон. Он увековечил память об отце на каждом товаре, что продавался в его магазинах, маркой St Michael – Св. Михаил.
Что сказал бы его дед, закройщик из пыльного Слонима на окраине Российской империи, если бы узнал, что внук его станет "сэром Марксом", пэром, бароном, посвященным в британские рыцари? А на рынке Грейнджер в Ньюкастле-апон-Тайне лоток Маркса сохранили до сих пор, и он до сих пор торгует. Это самый крохотный "Маркс и Спенсер" в мире. С которого все начиналось.
Британец, увидев зеленые буквы "M&S" в тридцати восьми странах мира, утирает ностальгическую слезу, словно встретил родного.
Кто знает, может, когда- нибудь зажгутся зеленые буквы и на улице Слонима, где и понятия не имеют о своем знаменитом земляке?...
Метки: Разное интересные люди |
Richard Sweeney - Бумажные скульптуры |
Метки: искусство скульптура бумага art paper sculpture |
Натюрморт дня - Henk Helmantel |
Метки: искусство натюрморт art painting still life живопись |