01.08.2010 г.

 

Вставай страна огромная,

Вставай на смертный бой.

С тевтонской силой чёрною,

С проклятою ордой…

Из песни времён Первой мировой войны

Когда речь заходит о Первой мировой войне, часто приходится сталкиваться с утверждением, что война эта была «не нужной» и «чуждой русским интересам». Раньше эти утверждения исходили в основном от представителей советской историографии, которые руководствовались при этом не исторической правдой, а догмами и трафаретами. Эти догмы и трафареты уходили корнями в историю большевистской партии. Их авторами были большевистские лидеры, которые тем самым оправдывали свою измену Родине в 1914 и 1917 годах. Большевики, как известно, называли Великую Германскую войну «империалистической», «антинародной», которую «царизм» вёл в интересах капиталистов Антанты. А по сему, утверждали большевики, желать поражения «царизму» был долг и обязанность каждого революционера.

Сегодня утверждения о «ненужности» для России Первой мировой войны мы можем слышать совсем из другого, крайне правого и даже монархического лагеря. В отличие от большевиков, некоторые представители этого лагеря утверждают, что Первая мировая война была войной монархической России против монархической Германии, то есть «братоубийственной» войной в интересах третьих сил (Англии, Франции и США).

Иногда приходится слышать мнения очень уважаемых людей, глубоко чтущих память Императора Николая II, что война с Германией, это «пожалуй, единственное, что можно поставить в вину Государю».

В настоящей статье, мы постараемся развеять этот весьма опасный миф.

Мысль о том, что война с Германией крайне не выгодна и опасна для России не нова. Ещё в 1914 году её высказал в своей знаменитой записке Государю бывший министр внутренних дел П. Н. Дурново. «Зачем нам нужна война с Германией? – вопрошал Дурново, – Даже чисто территориально победа над Германией ничего не даст ценного. […] Главная тяжесть войны ляжет на нашу долю. Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны достанется нам. Война эта чревата для нас огромными трудностями и не может быть триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи. При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельством будет придано исключительное значение. Начнется с того, что все неудачи будут приписывать правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него. В стране начнутся революционные выступления. Армия, лишившись своего наиболее надежного кадрового состава, охваченная в больше части стихийным крестьянским стремлением к земле, окажется деморализованной, чтобы служить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные доверия оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волнения, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается описанию».[1]

Записка поражает своим предвидением. Но не следует забывать, что мысли высказанные Дурново в записке были бы справедливы, если бы Россия готовилась к наступательной войне с Германией. Но в 1914 году не Россия готовилась к нападению, а на неё собирались напасть. И собиралась нападать Германия.

Здесь надо оговориться. Понятие «Германия» для начала ХХ века весьма условное. В 1871 году после победы над Францией германские земли, составлявшие Северогерманский союз, были объединены Пруссией в единое государство – Германскую империю. Согласно германской конституции 1871 года в состав новообразованной империи вошли двадцать пять государственных образований.

В 1914 году Германской империи (или «Второму Рейху») было всего 43 года, ничтожный срок для мировой истории.

Многие германские государства (Бавария, Гессен, Баден-Вюртемберг и др.) не только не питали никаких симпатий к Пруссии, но зачастую испытывали к ней острую неприязнь. Ведь совсем недавно, в 1866 году, крупные германские государства (Бавария, Саксония, Вюртемберг, Ганновер) воевали с Пруссией на стороне Австрии за главенство в Германии. Победа Пруссии означала победу духа крайнего национализма и милитаризма, представления о Германии, как о мировой владычице. Этот дух был совершенно чужд основной массе миролюбивого и патриархального немецкого народа. Неслучайно, Государыня Императрица Александра Феодоровна, которая очень любила свою первую родину Гессен-Дармштадт, не переносила прусские порядки и лично императора Вильгельма II, именно за то, что, говоря словами Государыни «они погубили Германию». Кроме всего прочего у некоторых крупных германских земель, как, например, у королевства Баварии, с Пруссией были острые религиозные противоречия: баварцы – католики, пруссаки – лютеране.

Конечно, все эти противоречия не стоит преувеличивать и полагать, что Германская империя держалась только силой оружия. К 1914 году Германия была не только мощнейшей, но и процветающей державой с очень высокими темпами производства и уровнем жизни. Единство страны во многом обеспечивалось авторитетом в народе династии Гогенцоллернов.

 Германская империя была конституционным государством, в котором император, прежде всего, был военным вождём и главой исполнительной власти. Это был скорее не христианский монарх милостью Божьей, а античный римский кесарь.

Императоры Всероссийские, Павел I, Александр I, Александр II, строили свою политику в отношении германских государей не из-за «братского» характера государственных систем, а на основе традиционных союзных и династических отношений между монархами. Россия не раз протягивала руку помощи германским государствам, а Пруссию вообще спасла от полного уничтожения её как государства от Наполеона.

Но уже при Александре II, после двурушнической «маклерской» политики Бисмарка на Берлинском конгрессе, добрые отношения между Россией и Пруссией начинают ослабевать, а при Александре III и с выступлением на германский престол кайзера Вильгельма II эти отношения теряют союзнический характер.

Ориентация Александра III на военный союз с республиканской Францией была вызвана не «неприязнью к Германии», а опасением перед её  политикой. В России понимали, что быстро развивающаяся Германия вскоре будет представлять угрозу европейскому равновесию.

Император Николай II получил в наследство от отца сложные отношения с Германией. Но Император Николай II никогда не был врагом Германии. В начале своего царствования Государь считал главным противником России Великобританию. В 1897 году великий князь Алексей Александрович в своей письменной рецензии на книгу Г. Кази «Русский военный флот, его современное состояние и задачи», предоставленной Николаю II, с возмущением писал: «Автор брошюры принадлежит к числу лиц, которые считают Англию нашим главным неприятелем». На что Государь на полях написал: «К этому я вполне присоединяюсь, как всякий русский, знающий родную историю».[2]

Когда же Алексей Александрович выразил в той же рецензии своё мнение, что Германия стремится к отторжению русских областей и оттеснением России за рубеж Московского царства, Николай II возразил: «С какой стати? Владея входом в Балтийское море, Германия вполне спокойна».[3]

Это отнюдь не означало, что Государь стремился к войне с Англией. Отнюдь. Его целью было одно: не дать втянуть Россию в большую войну. Поэтому, когда германский канцлер князь Хлодвиг Гогенлоэ в 1896 году решил «прозондировать» у Государя возможность выступления России против Англии на Востоке, предсказывая, что она может лишиться Индии, то Император Николай II лишь  спросил у канцлера: «почему же Англия станет терять Индию? Кто её возьмёт у неё? Мы не так глупы, чтобы пускаться в подобное предприятие».

В 1897 году Государь во время визита Вильгельма II в Россию, даровал германскому императору звание адмирала русского флота. В своём благодарственном тосте кайзер заявил: «С полным доверием могу я снова дать Вашему Величеству торжественное обещание, и этому, я знаю, сочувствует мой народ, что в великом деле сохранения народами мира, я всеми силами буду содействовать Вашему Величеству и оказывать самую сильную поддержку против всякого, кто попытается помешать, или разрушить его».[4]

Но прежде чем говорить о германских  планах в отношении России, коснёмся другой важной причины делающей рейх смертельным и опасным врагом нашей Родины.

Причины Первой мировой войны будут нам не понятны, если мы не будем учитывать роль закулисных сил сыгравших важнейшую роль в развязывании мировой войны и в полной мере воспользовавшихся её итогами. Признание наличия этих закулисных сил, вовсе не отрицает национальных интересов, которые преследовали все участники мирового катаклизма. Но именно интересы закулисных сил полностью расходились с национальными интересами всех воюющих сторон. Именно эти интересы в конце концов, возобладали, как в государствах Антанты, так и Серединного союза. Эта тайная сила присутствовала, как в Германии, так и в Англии, и Франции и особенно США. Здесь не место давать подробную характеристику этой силе. Достаточно сказать, что её целью было установление нового мирового порядка. Сейчас мы бы назвали эту силу «глобалистской». Сила эта была представлена в английских, американских, французских и германских правящих и финансовых кругах. Но она не представляла интересов, ни Англии, ни Франции, ни Германии, ни США.

Две ведущие составляющие этой силы: американское финансово-промышленное сообщество и английское тайное общество «Круглого Стола» имели самые тесные контакты с Германией. Так, один из лидеров «Круглого Стола» лорд А. Мильнер родился и провёл свою молодость в Гессен-Дармштадте, его мать была немка. Американский банкир Яков Шифф, происходил из богатой раввинской семьи Гессена, он родился и вырос во Франкфурте-на-Майне, где у него оставались обширные связи в банкирской среде. Другие американские финансисты и банкиры Пол и Фриц Варбурги родились в Гамбурге в семье немецкого банкира и долго жили в Германии, где влиятельным банкиром оставался их брат – Макс Варбург.

Посол Англии в России и член «Круглого Стола» сэр Дж. Бьюкенен много лет провёл в Германии, в том числе и в Гессен-Дармштадте, в качестве сотрудника посольства.

Интересно также и то обстоятельство, что одним из самых крупных и солидных банковских домов во Франкфурте-на-Майне конца XIX века был дом банкиров Бетманов. Бетманы и Ротшильды, хотя и были конкурентами, находились в добрых отношениях друг с другом, и имели большое влияние не только во Франкфурте, но и в Дармштадте.[5] Выходец из рода Бетманов станет при Вильгельме II рейхсканцлером Германии, одним из главных поджигателей Первой Мировой войны и яростным врагом России. Он войдет в историю как Теобальд фон Бетман-Гольвег.[6]

Начиная с 1914 года, немцы субсидировали русскую революцию через международный банк Варбургов в Гамбурге. Этот банк обеспечивал деньгами революционеров в России через свои представительства в Швеции.[7] На эти же деньги германские агенты организовывали забастовки и беспорядки в России в 1915 и 1916 годах.

С. П. Мельгунов пишет в своём труде: «Николай II указывал в телеграмме английскому королю на возможное влияние английских банков, находившихся в немецких руках».[8]

Таким образом, Германия накануне Первой мировой войны была таким же плацдармом для глобалистских сил, как и США, Англия, Франция. Но, в отличие от этих стран, Германия к 1914 году была самой мощной военной державой.

Именно поэтому Германия была потенциально самым опасным для России противником. Ни одна из стран мира, кроме Германии, сама по себе, не могла соперничать с Россией в военном плане.

Острая ненависть правящих кругов кайзеровской Германии именно к России и готовность этих кругов поддержать  врагов Самодержавия, проявились уже в июле 1914 года. Вопреки мнению военных, германское руководство в лице Бетмана-Гольвега усиленно толкало кайзера и дипломатический корпус на скорейшее объявление войны именно России. В чем была причина этой поспешности? Ответом на этот вопрос мы находим в воспоминаниях германского государственного деятеля князя Б. Бюлова. Бюлов пишет, что один из ведущих германских промышленников А. Баллин, рассказал ему о следующей сцене, которая имела место в день объявления войны России: «Когда Баллин вошел в салон, то он увидел рейхсканцлера, который большими шагами в сильном возбуждении ходил взад и вперед по комнате. Перед ним, за столом, заваленным толстым книгами, сидел тайный советник Криге. Бетман времени от времени обращал к Криге нетерпеливый вопрос: «Объявление войны России еще не готово? Я должен сейчас же иметь объявление войны России!» Совершенно растерянный Криге копался между тем в наиболее авторитетных руководствах по международному праву. Баллин позволил себе спросить канцлера: «Почему, собственно, ваше превосходительство так страшно торопиться с объявлением войны России?» Бетман ответил: «Иначе я не заполучу социал-демократов». «Он думал достигнуть этого – заключает Бюлов – заострив войну против русского царизма».[9]

Таким образом, война Германии против России была, в том числе и войной против «царизма». Такой же войной против «царизма» была мировая война и для англо-американских глобалистов, и для Ленина. То есть кайзеровская Германия была союзником подрывных революционных и антимонархических сил.  В своём выступлении перед рабочими завода Крупа 11 сентября 1918 года, Вильгельм II назвал большевистский режим: «ультра-демократическим правительством, которое русский народ признал, так как оно, это правительство, взяло за основу интересы своей родины».[10]

Интересно также, что после крушения русской монархии, правящие круги Германии пытались добиться у союзников статуса, если не «страны-победительницы», то хотя бы страны «не виновной в войне». При этом объяснения  весьма характерны и дают хорошее представления о кайзеровском режиме. Летом 1918 года в Берлине от большевиков были получены подлинники или копии всех тайных договоров, заключённых императорской Россией накануне и в ходе Мировой войны. Эти документы были переданы немцам при помощи М. Н. Покровского. Немцы сделали из этой переписки отдельное издание и направили его во французском переводе президенту Франции Р. Пуанкаре. Кайзеровскому правительству, однако, эти документы не помогли, так как в ноябре 1918 года оно было свергнуто. Но режим Веймаровской республики, по-прежнему апеллировал к этому изданию. Общее название этого издания, при переводе на русский язык, было следующим: «Германские замечания по поводу виновников войны». Главным виновником войны в этом германском издании объявлялся «царизм». «Царизм, – говорилось в документе, – всякий реальный союз с которым был невозможен, представлял собой систему наиболее чудовищного рабства людей и народов. Германский народ как один человек вступил в 1914 году в войну лишь потому, что он воспринимал её как оборонительную войну против царизма, точно такой же провозгласила её, между прочим, социал-демократия всего мира. В тот день, когда главная цель уничтожение царизма была выполнена, эта война потеряла всякий смысл».[11]

Сказано предельно ясно и полностью совпадает со словами английского премьер-министра Ллойд-Джорджа, сказанные им при известии о свержении монархии в России: «Одна из главных целей этой войны для Англии достигнута».

Теперь по поводу того, как Германия пришла к войне с Россией, и была ли политика Вильгельма II «братской» по отношению к ней.

Император Николай II всеми силами пытался избежать войны. Россия нуждалась в мирном развитии. У России не было ни одной жизненной причины, чтобы желать войну ни с Германией, ни с Англией. Но русский внутренний рынок отличным образом вписывался в канву англо-германского соперничества.

Запад стремился, во что бы то ни стало закабалить Россию и вывести её навсегда из ранга великих держав.

Перед Первой мировой войной между Россией и Германией существовали, как экономическое сотрудничество, так и экономическая конфронтация. Данные о торговле двух стран свидетельствуют о том, что русско-германские экономические отношения, отнюдь не были отношениями равных партнеров. Россия была в них объектом растущей экспансии германского капитализма.

Недовольство состоянием русско-германских торговых связей вылилось со стороны представителей русского капитала в резкую критику торгового договора 1904 года. Этот договор был навязан России кайзером в разгар русско-японской войны и начавшейся революции 1905 года, когда внутреннее и внешнее положение в Российской империи было критическим.

Согласно этому договору целые отрасли русской промышленности (особенно химические производства и изготовление машин) были лишены таможенного покровительства, а потому не могли развиваться, так что Россия была вынуждены получать машины и химические продукты из Германии.

В 1912 году Россия оправилась от последствий революции, и Император Николай II решил, что торговый договор с Германией следует либо вовсе не возобновлять, либо изменить коренным образом. Для выработки основ нового таможенного тарифа производились обширные подготовительные работы. Это вызывало крайнюю обеспокоенность в Германии.

Вильгельм II рассчитывал заставить Россию отказаться от её геополитических планов на Балканах и на Ближнем Востоке.  Вильгельм II стремился использовать Россию в качестве союзника в борьбе с Англией и Францией. Такую попытку кайзер предпринял, опять-таки пользуясь крайне тяжёлым положением России в 1905 году.

Цель германского монарха была хитроумной: воспользовавшись опасным положением России, втянуть ее в фарватер своей политики, развернув ее геополитические устремления на восток, отстранив от европейских дел, полностью захватить русский внутренний рынок, разорвать франко-русский союз.

«Истинные цели императора Вильгельма, – писал русский министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф в сентябре 1904 года, – совершенно разрушить франко-русский союз и получить возможность окончательно скомпрометировать нас в Париже и Лондоне. Россия изолированная и неизбежно зависимая от Германии – вот его давняя мечта».[12]

Николай II реально представлял себе, какие планы  . Из сообщений своей разведки он знал, что в своих секретных устремлениях, германцы вынашивают планы захвата Балкан, зоны жизненных интересов России: «Огромный рост пангерманских стремлений грозит европейскому миру. В этих стремлениях затрагиваются роковым образом интересы существования целых славянских народностей, в особенности чехов, окруженных немецким элементом. Германия настойчиво готовится к вторжению на Балканский полуостров, дабы вся полоса между Берлином и Персидским заливом была бы в немецких руках».[13]

После твёрдого отказа Николая II следовать германской указке, германский император окончательно стал рассматривать Россию как потенциального врага.

Кроме того, не следует забывать, что Германия была самым тесным образом связана со своим союзником Австро-Венгрией.

В октябре 1908 года на Балканах разразился кризис, когда Австро-Венгрия аннексировала две провинции Боснию и Герцеговину, формально находившихся под номинальным суверенитетом турецкого султана. Сербия, рассматривавшая Боснию и Герцеговину как часть будущего югославского государства, резко протестовала против аннексии, надеясь в первую очередь на помощь России.

Россия, устами своего тогдашнего министра иностранных дел А. П. Извольского, заявила, что Россия готова обсудить этот вопрос с Австро-Венгрией «в духе дружеской взаимности».[14]

Не дав России никакого ответа на её предложения, Австро-Венгрия 5 октября 1908 года распространила свой суверенитет на Боснию и Герцеговину. Берлин безоговорочно поддержал этот шаг Вены. Самый яростный протест вызвали действия Австро-Венгрии в Сербии, Черногории и самих захваченных провинциях. Сербское правительство объявило о призыве резервистов. От России ждали немедленной военной помощи. Но Николай II, отлично понимавшей, что война с Австро-Венгрией грозит войной с Германией, указал сербам на соблюдение максимальной осторожности и призвал их к спокойствию.

8 октября Германия известила правительство Австрии, что в случае разрастания конфликта оно может полностью рассчитывать на поддержку Германской империи. Правительство Австро-Венгрии, заручившись поддержкой Германии, заявило, что конфликт с Сербией можно решить только оружием. Австрийские войска начали сосредотачиваться на сербской границе.

В свою очередь, император Вильгельм, призывал Австрию продолжить экспансию и расправиться с Сербией. 21 января 1909 года начальник германского генштаба Мольтке писал своему австрийскому коллеге фон Конраду, что Австро-Венгрии: «не останется иного выхода, кроме вторжения в Сербию».[15]

Русское правительство, резко выступив против австрийских  планов, не нашла в этом поддержки у своих союзников по Антанте (Франции и Англии). Франция  заявила что «не будет воевать с немцами из-за вопросов прямо России не касающихся».[16] Россия оказалась изолированной.

В этих условиях, главной задачей Николая II было не дать втянуть Россию в войну. Вдохновляемые полным бездействием западных держав, австро-венгерские и, стоящие за ними германские правящие круги, потребовали от Сербии безоговорочного признания аннексии провинций, а от России, чтобы последняя побудила сербов к скорейшей капитуляции в этом вопросе.

Россия находилась в тяжелом положении: либо она должна была начать войну с Австро-Венгрией и Германией в одиночку (Франция и Англия заранее отказались поддерживать Сербию), либо – согласиться с  захватом славянских провинций Австрией.

Государь склонился к крайне непопулярному, но единственно возможному решению – не воевать. «Раз вопрос поставлен ребром, – писал он, – пришлось отложить самолюбие в сторону».[17]

22 марта 1909 года Император телеграфировал кайзеру Вильгельму, что Россия соглашается с германскими требованиями. Вслед за Россией аннексию Боснии и Герцеговины признала Сербия.

Российское общественное мнение было крайне возмущено отказом России вступить в войну, не понимая, что страна совершенно не была готова к противостоянию в условиях 1909 года.

«Кроме дурных людей, – утверждал Государь, – в России никто не желает войны, а она была очень близка. Как только опасность её прошла сейчас же начали кричать, что мы унижены, оскорблены и т.п. Из-за слова «аннексия» наши патриоты готовы были пожертвовать Сербией, так как в случае нападения на неё Австрии, мы не могли бы ей ничем помочь!»[18]

Германия и Австро-Венгрия торжествовали дипломатическую победу. «Боснийский кризис» ясно продемонстрировал агрессивные устремления германских государств. Было ясно, что на дипломатических победах они не остановятся, а будут стремиться к полному господству и на Балканах, и на проливах, и что для этого им понадобятся победы военные. Первой жертвой германских государств должна была стать Сербия.

 «Форма, или приём германского правительства, – заявил в узком кругу Император Николай II, – их обращение к нам, были грубы, и мы этого не забудем!»[19]

Несмотря на это, Государь пытался сохранить с германским руководством добрые отношения, делал всё, что не допустить сползания к войне. В 1910 году Николай II посетил Берлин, где встречался с кайзером Вильгельмом. Его сопровождал министр иностранных дел России С. Д. Сазонов. Сазонов попытался убедить рейхсканцлера Т. Бетмана-Гольвега в том, что Россия отказывается от внешней экспансии и озабочена лишь укреплением внутреннего режима. Заключённый с Англией договор о взаимопомощи, Сазонов объяснил желанием избежать трений с ней. «Россия не намерена поддерживать Англию, если та будет вести враждебную Германии политику», – заявил он.

В 1913 году Император Николай II посетил Берлин, где присутствовал на свадьбе дочери кайзера. Вспоминая об этом визите в Берлин, Николай II говорил: «Я остался очень доволен своим пребыванием в Берлине. Прежде всего, приём, оказанный мне императором Вильгельмом, меня очень тронул».

Однако говоря эти слова, Император Николай II имел уже точные сведения: Германия готовит войну с Россией.

Период 1913-1914 года был самым удачным для Германии, чтобы начать войну. Темпы роста немецкого населения были большими, экономика достигла пика своего развития, вооруженные силы были полностью отмобилизованы и готовы к действию. Но время, работало не на Германию, последующие годы привели бы к росту могущества стран Антанты, и Германии пришлось бы начинать войну в худших условиях. Таким образом, как справедливо отмечал профессор генерал А. И. Баионов: «Германии было выгодно создать искусственно предлог к войне, или, по крайней мере, воспользоваться как таковым подходящим для этого фактом».[20]

27 марта 1911 года в Германии был принят закон об увеличении вооруженных сил. Русский посол в Берлине Остен-Сакен писал: «Все расходы на армию исчисляются в 770,4 млн. марок, а на флот – в 457,2 млн. марок, что вместе составляет приблизительно 43,5% всего бюджета».[21]

Русский военный агент в Берлине полковник Базаров в своем рапорте от 18 января 1912 года писал: «По имеющимся у меня сведениям, в большом генеральном штабе за последнее время идет усиленная работа, причем занятия продолжаются до необычно поздних часов».[22]

В апреле 1912 года было принято решение об увеличении германской армии на 30 тысяч человек. На границах России и Франции были сконцентрированы два новых корпуса.

Советский историк К. Ф. Шацилло писал: «Готовность немецкой армии к войне была столь значительна, темпы вооружения столь высоки, а сроки окончания реорганизации и развития армии и флота настолько очевидны, что специалисты задолго до лета 1914 года называли дату будущей войны. В справке, составленной в Генеральном штабе России еще в июне 1912 года, отмечалось: «Германия будет в полной готовности лишь через два года: все формирования будут закончены; канал императора Вильгельма перестроен; флот увеличен».

Германская стратегия большой войны заключалась в грандиозном плане генерала А. фон Шлиффена, выработанном ещё в 1905 году. Этот план предусматривал войну на два фронта против России и Франции и разгром этих обеих держав. Шлиффен полагал, что Германия, в союзе с Австро-Венгрией, вполне может вести войну на два фронта. При этом основные германские силы должны были быть направлены против Франции, главные силы австро-венгров – против России.

Шлиффен полагал, что «русские армии будут моментально сдержаны австро-венгерской армией и минимально германскими силами. На Западе, против Франции – мощное массированное наступление германских армий».[23]

Именно этим планом объясняется то обстоятельство, что германские войска концентрировались не на границе с Россией, а на Западе. Главный удар по России должны были наносить австро-венгерские войска, пока Германия расправлялась бы с Францией. В Берлине не просчитали ни Восточно-Прусскую операцию русской армии, ни Галицийскую битву, в ходе которой австро-венгры были наголову разбиты.

В 1913 году германский «Большой штаб» знал о предстоящей войне с Россией. В его секретной докладной записке в 1913 году даются следующие «Указания для командования германских войск на русском театре военных действий»: «После перехода границы войсковому командованию придется считаться с совершенно новыми условиями, связанными с характером театра военных действий».[24]

То, что Германия готовилась к нападению, пишут и современные германские историки. Так профессор Вильгельм Дайест утверждает: «Если мы посмотрим на немецкое общество кануна войны, то легко заметим, какое сильное предубеждение против России существовало в политических, военных и экономических кругах. Все боялись огромной военной мощи России. В генштабе возобладал подход, что единственный выход – это быстро окружить и уничтожить русскую армию. Правда, планов эксплуатации оккупированных территорий, подобно нацистским, в то время не существовало».[25]

С последним трудно согласиться. Послевоенные планы Германии по отношению к побежденной России, хотя и были выработаны уже в ходе войны, но замышлялись накануне ее. Автором этих планов был канцлер Бетман-Гольвег. Суть этих планов сводилась к тому, что «Россия должна быть отброшена в Азию и отрезана от Балтики; с Францией и Англией мы можем договориться, с Россией – никогда». На западе Бетман-Гольвег после войны хотел договориться о «культурном союзе» Германии и побежденных Франции и Англии против России, которая должна была быть вычеркнута из европейского контекста.[26] «Россия, – говорил германский промышленник А. Тиссен, – должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа».[27]

Начальник Большого Штаба генерал Гельмут фон Мольтке писал в 1908 году: «По воле верховного вождя, его величества императора Вильгельма, война с Россией должна ограничиваться пределами русской Польши, а при заключении мира – предоставить Австрии требовать уступок. Балтийские провинции должны быть избавлены от ведения в них военных операций, а при удачном исходе войны земли эти должны получить обратно их собственное управление, даже в виде самостоятельных государств буферного типа».[28]

 Германский генштаб разрабатывал революционные, забастовочные и подрывные события в России, в нем созревали будущий украинский, эстонский, латышский и финский национализм, шла активная поддержка польских сепаратистов. Справедливости ради, надо сказать, что в германском военном руководстве и среди промышленников были люди, резко выступавшие против подобных русофобских планов (адмирал фон Тирпиц, генерал фон Сект, генерал фон Ратенау и другие), утверждавших необходимость и выгодность для Германии союза с Россией против западных демократий. Но общая линия была линией Бетмана-Гольвега.

В начале 1914 года резко ухудшилось отношение германских властей к сотрудникам русских представительств и техническому персоналу, находящемуся в Германии в командировках. 28-го февраля 1914 года личный представитель Императора Николая II при особе германского Императора генерал-адъютант граф И. Л. Татищев письменно докладывал Царю: «Капитан 2-го ранга инженер-механик Владимир Поляков, посланный в Германию в Кёльн для наблюдения за постройкой механизмов для русских миноносцев, обвинён в краже часов у рабочего. Офицеров, командированных в Германию с той же целью, как Поляков, двадцать человек. Их положение при царящем здесь произволе – тяжёлое».[29]

Через месяц граф Татищев докладывал: «Натянутость отношения к России продолжает здесь ощущаться. Нашу политику почему-то считают агрессивной». Татищев отмечал, что «расовая борьба со славянством здесь предполагается неизбежной».[30]

Причём главным врагом для Германии была опять-таки выбрана Россия. До самого последнего момента  договориться с Англией и даже с Францией за счёт России.

1-го августа 1914 года германский посол князь Лихновский посылает в министерство иностранных дел Германии следующую телеграмму: «Только что сэр Э. Грей позвонил мне по телефону и спросил меня. Могу ли я заявить, что в случае, если Франция останется нейтральной в русско-германской войне, мы не нападём на французов. Я заявил ему, что могу взять на себя эту ответственность, и он использует это заявление в сегодняшнем заседании кабинета».[31]

Вильгельм II воспринял это английское предложение, как подарок судьбы. В его голове уже возник план общего похода Запада против  России. Начальник Генерального штаба фон Мольтке, прибыв 1 августа в замок Шлосс, застал своего повелителя и рейхсканцлера Бетмана-Гольвега в «радостном возбуждении» от полученной телеграммы Лихновского. Кайзер, по воспоминаниям Мольтке, решил воевать «против одной лишь России! Кайзер сказал мне: «Итак, мы попросту маршируем всеми нашими войсками на Восток»».[32]

С огромным трудом, Мольтке удалось убедить Вильгельма II не менять общего стратегического плана Шлиффена.

В тоже время глубокой ночью то же 1 августа Англия дезавуировала все свои предыдущие предложения о посредничестве и открыто встала на сторону Антанты.

19 июля/1 августа 1914 года, вечером посол Германии в России граф Пурталес прибыл в здание министерства иностранных дел Российской империи на Дворцовой площади. Он спросил у принявшего его русского министра иностранных дел С. Д. Сазонова, намерена ли Россия остановить мобилизацию? Пурталес трижды повторял этот вопрос и трижды Сазонов отвечал на него отрицательно. Тогда крайне взволнованный Пурталес вручил Сазонову ноту с объявлением войны России, со словами: «Мой Августейший монарх, Его Величество Император, от имени своей империи принимает вызов и считает себя в состоянии войны с Россией». При этом Пурталес, убежденный сторонник союза с Россией, не выдержал и заплакал.

Таким образом, война между Россией и германским блоком, разразившаяся в 1914 году, была не «братоубийственной» войной с монархическими государствами, а смертельной схваткой России с двумя сильными и опасными , стремившимися поработить и уничтожить нашу Родину. То, что к этому же стремились определённые силы Англии и Франции, вовсе не означает, что нам нужно было ориентироваться на Германию, или тем более быть с ней в союзе против Антанты. Как в 1914, так и в 1941 году кайзеровская, а потом и нацистская Германия была «передовым отрядом» мирового империализма, или точнее мирового глобализма.

Как и в 1941-45 гг., в Первую мировую войну Россия была вынуждена войти в союз с менее опасными противниками, чтобы сокрушить с их помощью более сильного противника.

Летом 1916 года, перед лицом неминуемой катастрофы, немцы через датского государственного советника Андерсена обратились к Царю с предложением о мире. Это была уже не первая их попытка договориться с Россией. Германия предлагала России выйти из войны и даже объединится с нею в борьбе против бывших союзников. При этом германские предложения носили  унизительный для России характер. Ей предлагали отказаться от большей части Польши и Прибалтийских провинций.

Император Николай II отверг все эти предложения, заявив, что предметом обсуждения может быть только общий мир.[33] Уже намного позже, Э. Людендорф, оправдывая  политику Германии в оказании помощи русским революционерам, в разговоре с князем Н. Д. Жеваховым говорил: «Германия желала мира, только мира, того мира, который Россия не хотела давать, считая себя связанной обязательствами с союзниками... А этот мир был нужен нам до зарезу... Германия была на грани катастрофы и не могла продолжать войну. Мы три раза обращались к вашему Царю с мирными предложениями, мы соглашались на самые тяжелые условия, ибо осознавали, что речь уже шла не о выгодах или победах, а о жизни и смерти германской нации, но ваш Царь и слышать не хотел о мире... Тогда мы очутились в положении, когда нельзя было ни рассуждать, ни разбираться в средствах».[34]

Однако эти заявления не выдерживают никакой критики. Ни о каких «тяжелых условиях» в немецких предложениях речи не шло. Действительно, прижатая к стене Германия предлагала России в обмен на заключение с ней сепаратного мира и объединения против Антанты, обладание Константинополем и проливами. Но к тому времени это обладание было уже гарантировано России союзниками, и менять союзнические гарантии, подтвержденные обязательствами и договорами, на расплывчатые германские обещания не имело никакого смысла.

Таким образом, сепаратный мир с Германией, за который так ратовали некоторые российские круги, и отказ от которого до сих пор ставят в вину Николаю II, ничего не давал России, кроме позора и лишений. Все принесенные жертвы оказались бы напрасными, а вся пропагандистская антигерманская риторика военных лет скомпрометированной. Поэтому утверждения, что сепаратный мир мог бы спасти Россию от революции является весьма сомнительными.

Для России Великая Германская война была – войной за будущее. Это была вынужденная, но неизбежная война, война за честь и независимость нашей Родины. Если бы Царская Россия вышла победительницей из этой войны, она вступила бы в новый техногенный ХХ век, оставаясь самодержавной православной монархией, еще более сильной и могущественной чем до войны, и это обстоятельство совершенно не устраивало те силы, которые стремились к грандиозному мировому перевороту, установлению «Нового порядка». Вот почему, Император Николай II столь прозорливо видел жизненную необходимость довести эту войну до победного конца.

 

 

[1] Ж. Россия, № 8-9, 1993, с.10-13.

 

[2] ГА РФ.ф.601.оп.1.д.440.л.8

 

[3] ГА РФ.ф.601.оп.1.д.440.л.8

 

[4] ГА РФ. Ф.601.оп.1.д.710.л.2

 

[5] Оггер Гюнтер. Магнаты. Начало биографии. – М.: Прогресс, 1985

 

[6] Саттон Э. Уолл-Стрит и большевистская революция. – М.: Русская идея, 1998.

 

[7] Virion Pierre. Bientôt un gouvernement mondial ? Une super et contre-église. Saint-Céneré 1967. P. 135-136

 

[8] Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту (Заговоры перед революцией 1917 года). – Париж: Родина, 1931. с. 67

 

[9] История дипломатии, т.2, с. 796.

 

[10] Les discours de Guillaume II pendant la guerre. – Paris, 1918. Р. 48.

 

[11] Rémarques de la délégation allemande au suget du rapport de la commission des gouvernements alliés et associés sur les ressponsabilités des auteurs de la guerre. S/D. Р.13

 

[12] Красный Архив

 

[13] Сергеев С. Ю. Образ Германии в представлениях военной элиты России. – М., 2003.

 

[14] История дипломатии, т. 2, с. 650.

 

[15] История дипломатии, т.2, с. 667.

 

[16] История дипломатии, т.2, с. 670.

 

[17] ГА РФ. ф.642.оп.1.д.2330.л.78

 

[18] ГА РФ. ф.642.оп.1.д.2330.л.78

 

[19] ГА РФ. ф.642.оп.1.д.2330.л.81

 

[20] Баионов А. К., профессор. Истоки великой мировой драмы и ее режиссеры. – Таллин-Ревель, 1927

с. 55

 

[21] Бовыкин В. И. Из истории возникновения первой мировой войны. Отношения России и Франции в 1912-1914 гг. – М.: издательство МГУ, 1961, с. 71.

 

[22] Бовыкин В. И. Указ. Соч., с. 72.

 

[23] Argueyrolles (J.), colonel. La tragique campagne de Prusse Orientale Le coup dés de Tannenberg. – Paris, s/a. Р. 27.

 

[24] Ж. Родина, № 8-9, 1993, с. 15.

 

[25] Ж.«Родина», № 8-9, 1993, с. 161.

 

[26] Уткин А. И., Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне. Смоленск, «Русич», 2000.

с. 75.

 

[27] Там же, с. 78.

 

[28] Сергеев С. Ю. Указ. Соч.

 

[29] ГА РФ.ф.601.оп.1.д.746.ч.2.л.52

 

[30] ГА РФ.ф.601.оп.1.д.746.ч.2.л.52

 

[31] Мировые войны ХХ века. Первая мировая война. – М.: Наука, 2002, книга 2, с. 81.

 

[32] Мировые войны ХХ века. Первая мировая война. Книга 2, с. 82.

 

[33] Катков Г. М. Февральская революция. –Париж, 1984. С. 83.

 

[34] Жевахов Н. Д., князь, товарищ обер-прокурора Св. Синода. Воспоминания. – М.1994