Почти четыре месяца спустя взялся за вторую часть дилогии западногерманского фантаста Карла Херберта Шеера "Вега" - "Звезду власти (насилия)".

Решил проинтегрировать всё просмотренное-прочитанное в одном посте, чтобы сильно не расползаться мыслью по древу...

Роман Германа Казака "Город за рекой" читал уже дважды - в переводе Т.Холодовой и А. Гугнина, опубликованном в начале 90х. Не так давно вышел в свет новый перевод на русский, выполненный Н. Фёдоровой. Собирался читать эту версию, однако неожиданно отыскал оригинал...

В сети любят называть сборники серии "Мастера современной прозы" "Избранным" ("Избранное" такого-то). Но в выходных данных бумажной книги указано: АЛЬФРЕД АНДЕРШ. ВИНТЕРСПЕЛЬТ Роман ОТЕЦ УБИЙЦЫ Повесть РАССКАЗЫ.

За книгу Вильгельма Гауфа взялся в один вечер с романом Стивенсона "Отлив" - то есть ещё в апреле. По-аглицки получалось быстрее, да и страниц там раза в полтора помене - вот и закончил немецкий опус только сейчас.

Четыре года назад книжица заинтересовала названием. Что-то типа “Год как день”. Но тогда, в конце 2019, я только листал её и умилялся картинкам. Добрался до текста только сейчас.

Почти месяц назад, закончив продолжительное чтение романа Белля Ansichten eines Clowns, решился на повторный подход к снаряду - по заветам Николая Бодрова, автора интересной методы изучения иностранных языков. Надобно читать и перечитывать, утверждал он в книжице, которая очень меня воодушевила в начале этого века. Наверно, ей я обязан, что взялся тогда за освоение немецкого. "Возомнил", как я именовал тогда смелый порыв.

Нечем похвастать, в голове сумбур - и таким будет этот пост.

Да, это был не легкий бой, а тяжёлая битва! Которую я начал где-то в середине ноября, а завершил только что.

Полное название книги "Hyperion (Der Eremit in Griechenland)" (иногда пишут Hyperion, oder Der Eremit in Griechenland) - "Гиперион, или Отшельник в Греции". Это роман в письмах. Но это также и поэма, написанная прозой. Читать было непросто; тем более, что текст выглядит как непрерывная жалоба на современников, на безвременье, в котором находится герой-повествователь, и т.п. Но даже я не мог не заметить красоты слова и слога, образности.

Закончил чтение с мыслью, что к этой книге ещё надо будет вернуться. Есть в ней что-то такое...

Ещё одна история о Крабате и Черной мельнице. 

Более двух лет назад читал роман Юрия Брезана с почти таким же названием. Сорбский немецкий писатель создал его опираясь на народную мифологию. Но оказывается, в этом деле он был не одинок.

"Крабат" - самое известное, самое популярное произведение сказочника Отфрида Пройслера.

В апреле, споткнувшись на прозе Гессе (к тому же ранней), решил, что надобно попробовать себя на азах. Скажем, почитать что-нибудь по методу Ильи Франка. Тогда же скачал кое-что. А недели полторы-две назад, после чтения советской фантастики (про которое скромно отмолчался в блогах), выбрал сказочку Отфрида Пройслера >>Die kleine Hexe<< (на русском существует как минимум в двух переводах - "Маленькая Баба Яга" и "Маленькая ведьма").

Чтение, конечно, для детей. Довольно занимательное (хотя, конечно, до >>Der Schwarm<< Шетцинга по этой части - дистанция огромного размера).

Пересказывать сказку бессмысленно. Зато можно рассказать, как я её читал. Сначала - прошёл текст сплошняком, подряд - добросовестно, по методе. Потом взялся за ту его часть, что без всяких русских разъяснений, чисто на немецком (в электронной книге эти фрагменты были набраны жирным шрифтом). Да тут неожиданно наткнулся на эту же книжицу Пройслера в как бы другом издании - с иллюстрациями. И резко переключился на неё, начал опять с начала - думал текст всё же будет хоть немного отличаться от варианта, прошедшего русскую редактуру. Ничего подобного! И в самом деле в книжке по методу Франка - во всяком случае в этот раз - не было никакой адаптации. Впрочем, ещё раз надо сказать, это же сказка для детей, не диалектика Гегеля, не метафизика Ницше.

Ещё лет десять назад и даже меньше чтение в оригинале составляло у меня отдельную, говоря языком казённым, статью, а сейчас я вспоминаю такую голимую иностранщину раз в несколько месяцев - и то, в первую голову, не из любви к искусству, а тренировки ради. Вот и сейчас обратился к сборнику ранних новелл классика (издательство Юпитер-Интер, 2003 год), чтобы не потерять окончательно робкий навык.

Дело пошло настолько трудно, что ограничился первой, заглавной новеллой. И, кстати, вообще-то сначала я взялся даже не за Гессе, а за пьесу Шиллера "Kabale und Liebe" ("Коварство и любовь"). Но там язык оказался до того заковыристым, что прочитал только предисловие (между прочим, тоже ауф дойч - такова была традиция советских немецкоязычных изданий), а самого Шиллера решил отложить до лучших времён. Может, сначала перевод надо прочитать…

Однако и Гессе оказался немногим проще. Много слов новых и для меня удивительных, а в большой Вёртербух заглядывать было лень. Продвигался, что называется, с пятого на десятое. Новелла, как сказано выше, ранняя, 1903 год. Практически ничего трансцендентального, чем Гессе прославился в зрелую пору, хотя почерк уже чувствуется. Не только наблюдатель и бытописатель, но и психолог, философ. Рассказал историю трагикомичную - про недавно созданный приют, устроенный в бывшем кабачке "Солнце" (Wirtshaus zur Sonne). Обитателей этого богоугодного заведения в народе нарекли Солнечные Братья (Sonnenbrüder).Бывший фабрикант Хюрлин и тоже бывший канатчик (хозяин канатного производства) Хеллер, два разорившихся по разным причинам буржуя, первыми вошли в Солнечное Братство. Вот только вели себя совсем не по-братски. Трагикомичное “противостояние” меж ними вышло.. 

Поначалу с разными смехохушками, а кончилось слезами…

Надо всё-таки будет почитать что-нибудь по методу Ильи Франка, что ли. Как-никак, а подспорье для таких слабосильных полиглотов, как я. Это, в смысле, перед тем, как снова за новеллы Гессе браться. 

Сборник вышел в серии "Мастера современной прозы" в 1981 году. Автор, Ганс Эрих Носсак, позиционировался как один из ведущих писателей Западной Германии. В 90е видел анонс других его произведений в каком-то издательстве (которые росли тогда, как грибы, и так же стремительно уходили в небытие). К сожалению, замысел расширить представление русского читателя об этом авторе остался нереализованным. "Избранное" остаётся единственной книгой Носсака, изданной у нас в стране.

Подборка эта включает в себя два романа, повесть и несколько рассказов. Я прочитал её в 90м году (я тогда очень интересовался западноевропейской прозой, в основном немецкоязычной, - в переводах). Из двух романов меня более впечатлил первый - "Спираль. Роман бессонной ночи" (по сути, пять новелл, объединённых общим настроением). К тому моменту я ещё не читал Кафку (но уже слышал что-то о его творчестве). Так вот, я как-то сразу решил, что "Спираль" написана именно в этой традиции. Более того, когда не так много времени спустя я познакомился с произведениями "пражского мистика" (это тоже был сборник из "Мастеров современной прозы", то всё равно остался при мнении, что "Спираль" - более "кафкианская" штучка, нежели собственно "Процесс" или там "Замок".

А вот роман "Дело д'Артеза", которое автор предисловия П. Топер назвал лучшим сочинением Носсака, я во время первого чтения пробежал скорее по диагонали. Он показался мне не очень внятным.

Нынешнее же моё чтение Носсака как будто подтвердило один из тезисов диалектики. "Спираль" уже не выглядела такой "кафкианской", как прежде, скорее, многословной. А вот повествование в "Дело д'Артеза" как-то чётче "навело на резкость" фокус внимания (я уже не раз замечал, что есть тексты, при чтении которых надо делать усилие, а бывают напротив и такие истории, которые сами тащат читателя за собой). В общем, рассказ о мастере пантомимы д'Артезе, попавшем в концлагерь при нацистах и так и оставшемся под подозрении уже новых властей ФРГ, я прочитал с интересом. Хотя всё равно я как-то затрудняюсь определить, в чём тут заключается авторская позиция. В тезисе, что художник (в широком смысле) всегда в оппозиции к власти и всегда на не очень хорошем счету у неё? Возможно.

Как и в прошлый раз я сопереживал героям рассказа "Кассандра". Здесь в каком-то смысле подводится итог Троянской войны. Персонажи всё - гомеровские, Одиссей, Пенелопа, их сын Телемах (от его лица ведётся повествование), Менелай с Еленой, Агамемнон. И конечно, Кассандра. Написанный в суховатой, сугубо реалистической манере, рассказ этот пытается подвести итог другой войны, как кажется, - Второй Мировой. Показывает опустошение в душах людей, прошедших через войну.

Другие рассказы впечатлили меня опять не столь сильно.

А вот повесть "Завещание Луция Эврина", как и три десятка лет назад (без малого), остаётся для меня самым сильным "локомотивом" сборника. Действие происходит во втором веке нашей эры. Главный герой, он же рассказчик, Луций Эврин - возглавляет структуру (как сейчас бы сказали) по противодействию распространяющемуся в империи христианству. Повесть - своего рода исповедь чиновника, последовательно и логично излагающего, почему с христианством следует бороться.

Аргументы Эврина показались мне очень убедительными. Если бы не... Едва понимаешь, что одним из оснований его жизненной философии является тезис о непреходящем и непреложном разделении людей на слуг и господ, доводы теряют свою незыблемость.

Вероятно, для автора повесть была своего рода интеллектуальной провокацией. Хотя не исключаю и другую возможность, что Носсак по взглядам где-то близок своему герою. Как бы то ни было, чтение поучительное, тренирующее у читателя способность к полемике.

PS. Про чтение пишу после большого перерыва, и можно подумать, что я больше ничего не читал. На самом деле мною были перечитаны "Звёздные корабли" и "Туманность Андромеды" Ефремова. Яркого впечатления, на которое, признаюсь, рассчитывал, не вышло. Зато установил, что тексты этих произведений в разных изданиях несколько отличались. Самым адекватным вариантом, из имеющихся у меня, я признал авторский том Ефремова в Библиотеке современной фантастике. Но именно бумажное издание, поскольку электронное, похоже, не является аутентичным его отображением, а есть всего лишь некая компиляция оказавшихся под рукой текстов.

А ещё пытался читать "House of leaves" Марка Данилевски. Прочитал страниц 40 из 700 с гаком. Бросил, потому что показалось скучным. Напомнило немного и "Бесконечную шутку" Уоллеса. Как и там автор много старается, пытаясь сгустить туман таинственности вокруг некоего артефакта. Даже Харви Вайнштейн цитируется (вымышленная, конечно, цитата).

Упражнения ради прочитал две сказки - на английском и немецком языках. "The Thirty-first of June" Пристли и "Timm Thalers Puppen oder Die verkaufte Menschenliebe" Джеймса Крюса. 

Первая история превратилась у нас в музыкальный телефильм, в который помимо зародыша основного сюжета много всякой отсебятины было внесено - не только песни Зацепина, но и автомобиль с нетипичным для Англии "левым" рулём. Повесть Пристли оказалась не такой уж и увлекательной, но я нашел в ней то, что искал: россыпь разных забавных колкостей, вроде "dragon of standard line" и т.п. 

Повесть Джеймса Крюса "Марионетки Тима Талера, или Проданная любовь", даже из заголовка понятно, есть продолжение более известной сказки - "Тим Талер, или Проданный смех". Однако сквозного сюжета, как в первой книге, здесь нет. "Марионетки", по сути, цепочка различных поучительных историй, которые рассказывает, главным образом, Тим Талер. Он теперь возглавляет кукольный театр, у него подрастает сын Крешимир - Крешо. Барон Lefuet (то есть Teufel) тоже присутствует. Сердится в ответ на антибуржуазные бухтины Талера, не соглашается с их моралью. Кажется, что-то хочет выморщить у его сына, предположительно, способность плакать, ибо именно слезы получили в радикально переменившемся мире то кардинальное значение, которое раньше имел смех. Да не оставляет намерения и старшего Талера снова привязать к себе, соблазнить благами и достижениями капитализма. И происходят все эти поучительные беседы в Венеции (Venedig) и её окрестностях.

Понравилось меньше, чем "Проданный смех".

Начал читать сборник в начале ноября. Думал, что справлюсь по-быстрому. Но читал небольшими порциями, не всегда даже главками новелл. Да тогда же взялся за "Fascination" Бойда - но открывал этот сборник в ещё большей степени урывками. Так что и до сих пор не добил, хотя книжица не толстая. А "Немецкие романтические новеллы" вчера закончил. Кстати, читал в основном в ридере. На бумаге шрифт больно мелкий. Находил нужные новеллы в Прожекте Гутенберг, скачивал и комфортно открывал в своем ПокетБуке.

В книге представлены восемь авторов, соответственно, восемь новелл. Разные по стилю. Совсем сказочная история у Новалиса - "Сказка о Гиацианте и Розенблют". Мистический, почти "ужастик" "Руненберг" у Людвига Тика. Бытовая повесть, с психологией, конечно, у фон Клейста "История фон О.". Фантастика у Шамиссо - "Удивительная история Петера Шлемиля" (кстати, уже читал раньше, и есть пост). Сентиментальщина у Брентано - "История храброго Касперля и прекрасное Аннерль". Прикольная, с неправдоподобностями история у фон Арнима. И название подходящее - "Фюрст (князь) (Целый) Бог и певец Полубог". Классическая фантастика, абсурд, сатира в "Крошке Цахес по прозванию Циннобер" Гофмана. Невероятные и неправдоподобные приключения в новелле "Из жизни одного бездельника" фон Эйхендорфа.

Читать было, конечно, не просто.

Более всего понравились новеллы фон Арнима и Гофмана. Особенно про крошку Цахес.

Лень было писать. На самом деле ведь вялотекущее. Всё же собрался с силами. Не могу молчать!

Продолжаю читать три - или сколько их там на самом деле? - книжки. "Новеллу романтическую", "Очарование", но главным образом "Запах искусственной свежести" Алексея Козлачкова - сборник. Заглавную повесть Анатолий Николаевич Курчаткин, можно сказать, порекомендовал. Впечатления сильные, хотя и неравномерные. Когда закончу, выдам на-гора пост.

Немецкую книгу в бумажном виде читаю в основном только в разделе комментариев. Уж больно почерк шрифт мелкий. Хитрю - нахожу нужные новеллы в сети и закачиваю в свой продвинутый ридер. Благо всё это давно уже в общественной собственности, XIX век.

В английской книге хитрю точно так же. В бумажной - лишь переставляю закладку. Там шрифт ещё мельче, а глаз жалко. И вообще к сборнику Уильяма Бойда обращаюсь реже, не каждый день, - времени нет. Но вчера взялся, и рассказ попался неожиданно интересный, трогательный - The View from Yves Hill, "Взгляд Ива Хилла". Про состарившегося писателя Ива Айвена (Ивана) Хилла. Книжки у него давно не выходят, их никто не читает. Но он до сих пор что-то пишет. Сценарий фильма "Секс и насилие". Правда, будет ли его кто ставить, такой фильм? Известный Хиллу продюсер, оказывается, скончался ещё в 1958 году. А на дворе уже 69й. Нет. 70й! Ведь наступил новый год.

Про эту книжку пост, конечно, тоже напишу, но когда - не знаю.

Пытаюсь смотреть фильмы. Решил попробовать французский "Бум" 1980 года с юной Софи Марсо. Музыка там неплохая - Владимир Косма написал. Благодаря музыке и узнал, что существует такая картина. Но сейчас оказалась совсем неинтересной - про школьников. И их родителей. Хм, в 1980 году телевидение тоже утверждало, что рабочий класс Франции крайне озабочен своим положением. А фильм совсем про другое. Правда, и не про рабочий класс. А сейчас, когда нам каждый день показывают столкновения жёлтых жилетов с полицией, фильмы во Франции снимают такие же аполитичные?

Ну в общем решил, что и второй "Бум" тоже не буду смотреть. Сразу стало легче телевизору да и мне самому.

Пытался потом вникнуть в изделие отечественного кинематографа - ленту "Поклонник" 99го года. Типа, про серийного маньяка. А вышел на этот фильмец по фамилии режиссёра - Николая Лебедева. Это когда прочитал в новостях, что он собирается снимать новую версию "Мастера и Маргариты". Очень скоро от этой затеи наши киношники вроде отказались - то ли американцы заказ перебили, то ли ещё что произошло - а я "Поклонника" всё же под рукой держал. А вчера понял, что фигня полная. Какая-то не очень смешная комедия, точно не триллер. Хотя видеть на экране молодого, ещё не обрюзгшего Гармаша было непривычно и странно. Да, так изменился всего-то за двадцать лет... Неужели это нас всех коснулось?

В детстве мечтал о книжке с интригующим названием "Познание продолжается". Не срослось.

Познание однако в самом деле продолжается. Узнаю всё новые и новые старые книги. То есть выпущенные уже давно - а я до них добрался только сейчас. Вот ещё одна.

Роман немецкого автора с обманчиво русским именем. Серб, то есть сорб, товарищ из ГДР.

У книги его много общего с историей Ойленшпигеля - Уленшпигеля. Крабат, главный и заглавный герой, тоже вышел из народных сказаний. И дружок у него есть, похожий на Ламме Гудзака, - Якуб Кушк, он же Трубач, виртуоз игры не только на этом инструменте, но и гурман радостей жизни (включая и те, что не прощают мужчинам нынешние феминистки).

А по форме книга - коллаж притчи, реализма и фантастики, в том числе научной. Эпизоды психологические переплетаются с бурлеском и непредсказуемо перетекают в сцены почти психоделические.

Вот эта раскованность, думается, и подкузьмила. Книга обещала больше, чем дала. Во время чтения я не раз задавал себе вопрос: а почему она не стала такой же популярной, как, скажем?... И сам же на этот вопрос отвечал: потому и не стала. Читатель любит сказку, фантастику, фэнтези, но он же любит и внятность, "рамочность" произведения (чтобы книга все же укладывалась в рамки, подчинялась определенным требованиям и правилам).

Ну и политическая публицистичность, присущая произведению, радости тоже не добавляла.

Между тем в 1993 году Брезан выпустил ещё одну книгу с таким же названием. Интересно, о чем она, как соотносится с первой частью? Тайна сия велика, перевода нет.

Лучшее в книге все же не бурлеск и не научная фантастика, а эпизоды в духе деревенской прозы - магического реализма, философские, порой щемящие...

На самом деле, по крайней мере, в оригинале эта сказка имеет название подлиннее - >>Momo oder Die seltsame Geschichte von den Zeit-Dieben und von dem Kind, das den Menschen die gestohlene Zeit zurückbrachte<<.

Трилогия, включающая в себя "Из жизни одного фавна", "Брандова пуща" и "Чёрные зеркала" - первые послевоенные романы Арно Шмидта (1914- 1979), самого смелого экспериментатора в немецкой литературе нового времени. Да и не только немецкой.

Имя это узнал году в 1982, из статьи в "Литературной учёбе". Автор ругал модерниста почём зря. Потом, если не ошибаюсь, от станет одним из переводчиков романа "Республика учёных" (или как-то иначе засветится в сборнике "Немецкая антиутопия", в котором "Республика была опубликована).

Роман этот - который можно отнести и к разряду постапокалиптических - я прочитал с запозданием (в отличие от двух других романов подборки), и он тогда меня просто потряс. Спустя десятилетие я перечитал "Республику" и разместил рецензию. Впечатление, впрочем, уже не было таким сильным.

И вот снова Арно Шмидт - писатель не самый известный, не только в России, но и в самой Германии, тем не менее признанный там классиком (хотя при жизни в роскоши отнюдь не купался).

По стилю (по организации абзаца) романы трилогии похожи на "Республику учёных". Кстати, не очень большие по объёму произведения. Комментарии переводчика - Баскаковой - даже пространнее.

Трилогию объединяет место действия - Люнебургская пустошь (Нижняя Саксония) - и главный герой. Несмотря на разный возраст, имена - это альтер-эго автора по душевному и духовному складу. Во второй части у него даже фамилия такая же - Шмидт.

События первой части "Из жизни одного фавна" происходят ещё в годы войны. Действие "Брандовой пущи" помещено в первые послевоенные годы. "Чёрные зеркала" описывают недалёкое будущее - Землю, обезлюдевшую после термоядерной войны.

Чтение далось очень непросто, не всегда у меня была достаточно ясная для этой задачи голова. Такого же удовольствия как от "Республики учёных" не получил, может, в силу плебейских вкусов. Всё же считаю часы, проведённые с этим пухлым томов в руках, очень не бесполезными. Комментарии Баскаковой если не расширили моё сознание (есть утверждение, что Арно Шмидт - писатель, расширяющий сознание), то как минимум слегка раздвинули мой кругозор. Оказывается, Арно Шмидт очень почитал таких писателей, как Виланд, Людвиг Тик, Клопшток - среди немецких. А среди иностранных он очень уважал Эдгара По и Фенимора Купера (у последнего он отмечал небывалое богатство материала - хотя, быть может, и не идеальным образом обработанного).

В общем, я тоже решил взяться за Купера (после чтения "Шпиона" в оригинале я заподозрил, что это вовсе не развлекатель, каким его считает большинство). А ещё хочу прочитать книги Торна Смита и Джорджа Стюарта. "Чёрные зеркала" написаны как бы по мотивам романа "Earth abides" - но в чём-то и в пику ему, полемически. Написанный в середине века, этот роман был издан по-русски только в 90-е - под названиями "Земля пребывает вовеки" и "Земля без людей".

Сборник вышел в серии "Мастера современной прозы" в 1981 году. Автор, Ганс Эрих Носсак, позиционировался как один из ведущих писателей Западной Германии. В 90е видел анонс других его произведений в каком-то издательстве (которые росли тогда, как грибы, и так же стремительно уходили в небытие). К сожалению, замысел расширить представление русского читателя об этом авторе остался нереализованным. "Избранное" остаётся единственной книгой Носсака, изданной у нас в стране.

Подборка эта включает в себя два романа, повесть и несколько рассказов. Я прочитал её в 90м году (я тогда очень интересовался западноевропейской прозой, в основном немецкоязычной, - в переводах). Из двух романов меня более впечатлил первый - "Спираль. Роман бессонной ночи" (по сути, пять новелл, объединённых общим настроением). К тому моменту я ещё не читал Кафку (но уже слышал что-то о его творчестве). Так вот, я как-то сразу решил, что "Спираль" написана именно в этой традиции. Более того, когда не так много времени спустя я познакомился с произведениями "пражского мистика" (это тоже был сборник из "Мастеров современной прозы", то всё равно остался при мнении, что "Спираль" - более "кафкианская" штучка, нежели собственно "Процесс" или там "Замок".

А вот роман "Дело д'Артеза", которое автор предисловия П. Топер назвал лучшим сочинением Носсака, я во время первого чтения пробежал скорее по диагонали. Он показался мне не очень внятным.

Нынешнее же моё чтение Носсака как будто подтвердило один из тезисов диалектики. "Спираль" уже не выглядела такой "кафкианской", как прежде, скорее, многословной. А вот повествование в "Дело д'Артеза" как-то чётче "навело на резкость" фокус внимания (я уже не раз замечал, что есть тексты, при чтении которых надо делать усилие, а бывают напротив и такие истории, которые сами тащат читателя за собой). В общем, рассказ о мастере пантомимы д'Артезе, попавшем в концлагерь при нацистах и так и оставшемся под подозрении уже новых властей ФРГ, я прочитал с интересом. Хотя всё равно я как-то затрудняюсь определить, в чём тут заключается авторская позиция. В тезисе, что художник (в широком смысле) всегда в оппозиции к власти и всегда на не очень хорошем счету у неё? Возможно.

Как и в прошлый раз я сопереживал героям рассказа "Кассандра". Здесь в каком-то смысле подводится итог Троянской войны. Персонажи всё - гомеровские, Одиссей, Пенелопа, их сын Телемах (от его лица ведётся повествование), Менелай с Еленой, Агамемнон. И конечно, Кассандра. Написанный в суховатой, сугубо реалистической манере, рассказ этот пытается подвести итог другой войны, как кажется, - Второй Мировой. Показывает опустошение в душах людей, прошедших через войну.

Другие рассказы впечатлили меня опять не столь сильно.

А вот повесть "Завещание Луция Эврина", как и три десятка лет назад (без малого), остаётся для меня самым сильным "локомотивом" сборника. Действие происходит во втором веке нашей эры. Главный герой, он же рассказчик, Луций Эврин - возглавляет структуру (как сейчас бы сказали) по противодействию распространяющемуся в империи христианству. Повесть - своего рода исповедь чиновника, последовательно и логично излагающего, почему с христианством следует бороться.

Аргументы Эврина показались мне очень убедительными. Если бы не... Едва понимаешь, что одним из оснований его жизненной философии является тезис о непреходящем и непреложном разделении людей на слуг и господ, доводы теряют свою незыблемость.

Вероятно, для автора повесть была своего рода интеллектуальной провокацией. Хотя не исключаю и другую возможность, что Носсак по взглядам где-то близок своему герою. Как бы то ни было, чтение поучительное, тренирующее у читателя способность к полемике.

PS. Про чтение пишу после большого перерыва, и можно подумать, что я больше ничего не читал. На самом деле мною были перечитаны "Звёздные корабли" и "Туманность Андромеды" Ефремова. Яркого впечатления, на которое, признаюсь, рассчитывал, не вышло. Зато установил, что тексты этих произведений в разных изданиях несколько отличались. Самым адекватным вариантом, из имеющихся у меня, я признал авторский том Ефремова в Библиотеке современной фантастике. Но именно бумажное издание, поскольку электронное, похоже, не является аутентичным его отображением, а есть всего лишь некая компиляция оказавшихся под рукой текстов.

А ещё пытался читать "House of leaves" Марка Данилевски. Прочитал страниц 40 из 700 с гаком. Бросил, потому что показалось скучным. Напомнило немного и "Бесконечную шутку" Уоллеса. Как и там автор много старается, пытаясь сгустить туман таинственности вокруг некоего артефакта. Даже Харви Вайнштейн цитируется (вымышленная, конечно, цитата).

"На примере брата" - небольшая автобиографическая повесть немецкого писателя Уве Тимма (род. в 1940 году). В немецком литературоведении это сочинение считается рассказом, а на английский язык, только что это узнал, было переведено как "In my brother's shadow" - "В тени брата". Кстати, в этом есть определённая логика. 

Полное имя писателя Уве Ханс Хайнц Тимм (Uwe Hans Heinz Timm). Отца звали Ханс. Брата, который был на 16 лет старше Уве, - Карл-Хайнц (Karl-Heinz). Автор пишет, что таким образом его собственное имя несёт в себе напоминание и об отце, и о брате. 

Брат был любовью и надеждой отца. В 18 лет он добровольно записался в войска СС (Ваффен-СС), в элитную дивизию "Мёртвая голова". Участвовал в боях на Восточном фронте. В 1943 году был тяжело ранен - пулей от противотанкового ружья перебило обе ноги, затем их пришлось ампутировать. Вскоре Карл-Хайнц умер в госпитале, был похоронен на Украине. 

Автор повести пытается разобраться в прошлом своей семьи и страны, читая дневниковые записи брата, которые тот вёл во время службы в Ваффен-СС, его письма домой, а также другие документы того же времени. 

На самом деле это рассказ не только о брате, но и о семье автора, о том, что он сам пережил в послевоенные годы и в сравнительно недавнем прошлом. Тимм рисует портреты отца, матери, старшей сестры Ханне-Лоре. 

Что показалось наиболее интересным в повести? Александр Солженицын где-то сказал, что после поражения облако раскаяния за содеянное окутало Германию. Так вот, никакого такого "облака" в повести Тимма не видно. Напротив, он говорит о том, что ветеранами очень долго (не меньше десятилетия) велись застольные разговоры о том, как войну можно было выиграть. Дети послевоенного поколения ещё долго играли в войнушку, которая опять-таки была победоносной. О преступлениях же, совершенных нацистами говорили: мы об этом не знали; мы выполняли приказ. Иными словами, советская пропаганда, утверждавшая, что в ФРГ поднимает голову реваншизм, была не такой уж и пропагандой...

Тимм пишет об интересной перемене, случившейся со взрослыми немцами, едва в их города вошли американские войска. Те, кто ещё вчера говорили командными голосами, держались гордо, в одночасье сделались робкими и подобострастными. А молодёжь тут же отметила эту перемену!

Отец Уве ещё до войны учился на скорняка (он не очень любил это дело, но в итоге пришлось заняться именно этим ремеслом - чтобы выжить). А вот таксидермистом Ханс Тимм был отличным, чучела животных получались у него как живые. Его даже звали в Америку, работать таксидермистом в одном музее. Но он отказался. Ханс Тимм был патриотом своей страны, видел своё будущее только в Германии. Во время Второй Мировой он служил в Люфт-Ваффе. Но когда война была проиграна в числе прочих получил от победителей коробку гуманитарной помощи. Вложены туда были и туфли американского производства. И они были такого качества, что Ханс воскликнул: "Каким же я был идиотом, что не поехал в Америку!" Впрочем, американской культурой он так и не проникся. Зато это произошло с его младшим сыном Уве...

Автор пытается найти в дневнике брата хоть какие-то признаки моральной оценки того, в чём Карл-Хайнц участвует. И не находит их в скупых дневниковых записях. Лишь однажды упоминается русский солдат, который курит в окопе метрах в 70, - "жратва для моего пулемёта". Ничего про русских пленных. Правда, и "тупыми", "недочеловеками" Карл-Хайнц никого не называет. Мельком упоминает, что они разламывают на кирпичи печи в крестьянских домах, чтобы мостить разъезженные дороги. Думал ли брат, что тем самым крестьян обрекают на смерть от морозов зимой? - спрашивает себя автор. Ведь он с таким негодованием писал о налётах на Гамбург английской авиации... 

Кстати, о налётах. Отец возмущался: а почему они не бомбили ж/д пути к концлагерям, ведь знали же, что там уничтожают евреев и прочих расово неправильных?! (англичане и американцы виноваты в геноциде). 

А ещё автора потряс один рассказ сослуживца во время учёбы на скорняка (Уве этому ремеслу тоже обучался, хотя любил его ещё меньше, чем отец; между прочим, из брата вышел бы отличный скорняк, он этим делом увлекался). Добродушный такой малый, хорошо относился к ученикам, среди которых был Уве. Во время войны воевал в России. В июле 43го ему поручено было отвести двух пленных на сборный пункт. 12 километров туда, 12 обратно. Крузе (так звали добряка) было в лом таскаться туда-сюда по жаре. Сделал остановку. Предложил пленным напиться из фляги. Потом сделал знак: бегите. И когда пленные побежали, застрелил обоих из карабина в спину. Стрелял метко. Всё равно бы они умерли от голода в лагере. В части доложил, что при попытке к бегству. Гуманист. 

Автор также рассуждает о двух разных подходах в двух Германиях после войны. В ФРГ вина за нацистские преступления распространилась на всех. А в ГДР считалось, что виновато только начальство. И таким образом это стало почвой для формирование нового авторитарного режима. Наверно, так. Хотя для старшего поколения этот опыт коллективной вины оказался не просто болезненным, а в каком-то смысле разрушительным. Это уже моё мнение. Впрочем, это была расплата за преступления режима. 

Чуть-чуть о трудностях чтения книги на немецком. Не сразу, но всё-таки стал заглядывать в русский перевод. Переводчик, конечно, владеет языком Шиллера неизмеримо лучше. Но иногда допускает забавные косяки. Например, называет гусеницы танков цепями (ну да, слово-то одно - Ketten). Или ещё момент. Мемуары о войне, чтиво о военных подвигах он называет воспоминаниями солдатни. А ведь у автора никакой солдатни нет, у него как-то более нейтрально. Ну любят у нас подпустить эмоций в переводе! Даже классики перевода грешили.

Решил обратиться к роману (вероятно, самой известной работе писателя) после чтения "Александра". 

Узнал, что у романа довольно интересная судебная история. Публикация его в ФРГ была запрещена в 1968 году. Решение суда было основано на том, что образ главного героя Хендрика Хёвгена является клеветой на реально существующего театрального деятеля Третьего Рейха Густафа Грюндгенса. Фактически запрет действовал до 1981 года, когда роман вновь был издан в Федеративной Республике. В ГДР никаких ограничений на издание "Мефисто" не было. 

Впрочем, сам роман оказался куда интереснее судебного дела. В подзаголовке указано, что это - роман одной карьеры. Действие начинается "с конца", а именно - в прологе мы видим протагониста на пике славы и влияния. Он в числе почётнейших гостей на праздновании дня рождения одного из главных вождей Рейха - "генерала авиации", "премьер-министра", "Толстяка" (Геринг ни разу не назван в книге прямо по имени, как и другие вожаки нацизма, однако более чем узнаваем). Хендрик Хёвген - не только ведущий актёр Германии, но также интендант Государственного театра (в котором и является ведущим). Он - любимец "Толстяка", для которого он сам - "Мефисто". Соответственно, он любимец и всех нижестоящих. Даже его враг, министр пропаганды ("Хромой") любезен с ним. 

Таково вступление. Далее же мы узнаём, как амбициозный актёр дошёл до жизни такой. Оказывается, в молодости он считался чуть ли не коммунистом (правда, салонным), враги называли его большевиком. И он несомненно был очень талантлив!

Читать было интересно. Хотя сам автор завершил роман словами, что описывал типы, а не создавал портреты (возможно, под влиянием того дела, что примет потом вполне судебный характер, - чтобы избежать обвинений в "клевете"), эти типы получились у него вполне живыми, не одномерными. 

Даже то, что писатель иногда переходил на публицистический тон, не ослабило впечатления. Хендрик Хёвген и его окружение (очень разные люди) оказались участниками драматичной истории, состоящей из нескольких фаз. В этой истории отразилась судьба страны, её интеллигенции во всяком случае. 

Хендрик Хёвген, он оказался таким многогранным, разносторонним, талантливым... Хотя несомненно, что во многом это был талантливый проходимец и подлец. Вызывающий сочувствие однако. 

Вот такая история. 

Во всей этой истории лично для меня немаловажным оказалось то, что немецкий язык, которым написано это произведение, оказался мне по силам. Помню, с каким трудом я продирался через "фантастический" роман Дёблина год назад. Не уверен, что так же легко мог бы справиться с большими произведениями отца Клауса Манна - и малые-то формы, некоторыми из которых я восхищался в переводах, сопротивлялись чтению в своё время очень сильно...

Второй роман старшего сына Томаса Манна вышел в 1929 году и посвящён Александру Македонскому. Прямо в заглавии жанр определён как утопия - вероятно, потому что представляет не совсем канонический образ великого завоевателя (вообще-то я сейчас не знаю, какой образ следует считать каноническим).


Книга не очень большая по объему, однако прослеживает жизнь македонского царя с детских лет до кончины. Писатель не так много внимания уделяет битвам, как отношениям Александра с самыми близкими людьми, его внутреннему миру. Читать было интересно. 

Наиболее значимыми героями второго плана назвал бы Гефестиона и Клита - двух ближайших друзей Александра. К изображению этого "треугольника" Манн подошёл, вероятно, как фрейдист. Непростые комплексы определяют судьбы этих людей. 

Сложные отношения сына к матери и отцу писатель очертил скупыми, но вместе с тем зримыми штрихами. Филипп и Олимпиада получились у него опять-таки какими-то не-каноническими. Впрочем, тоже самое можно сказать и о других вполне исторических личностях, попавших в роман,например, о Аристотеле. 

В общении с Аристотелем раскрылась главная, быть может, особенность личности Александра. Не только ненасытная жажда знаний, но и стремлении дойти до пределов мира. Рациональная философия ментора не впечатлила будущего царя. Куда сильнее его привлекали идеи Пифагора, который сам посетил далёкие страны в своём поиске окончательной истины.

Наследником македонского трона Александр стал вовсе не автоматически, не "само собой", - сложно всё было при дворе Филиппа. Тем не менее случилось так, что в двадцать лет Александр не только возглавил самое могущественное в военном отношении государство на Балканах, но и повёл его армию на противника, считавшегося самым мощным в тогдашнем мире, - Персию, империю того времени, включавшую в себя Египет и обширные территории в Азии. 

Военная удача была на стороне Александра. Меланхоличный Дарий не обладал качествами лидера нации и после нескольких крупных поражений стал жертвой предательства со стороны ближайшего окружения. 

Всё это показывает Манн в своём романе - опять-таки скупыми, но зримыми штрихами. 

Александр начинал свой поход как освободитель. Его встречали ликующие толпы. Он всеми был обожаем и любим и полагал, что создаёт новое царство - всемирное царство свободы. 

К концу своей недолгой жизни Александр превратился в тирана, от которого отдалились ближайшие друзья. Впрочем, одного из двух ближайших друзей, он убьёт собственноручно. 

Мрачная история Гильгамеша, тоже потерявшего ближайшего друга, прозвучавшая в устах Клита незадолго до его гибели, - удача писателя. Так же, как и мрачные переживания, фантастические видения царя на краю собственной смерти. 

Всемирное царство добра и свободы обернулось утопией. Манн завершает свою книгу уходом Александра из жизни. Впрочем, нарисованной им картины достаточно, чтобы понять: империя Александра, даже не будучи земным раем, держалась только на его создателе, после его смерти была обречена на распад.

Книга была выпущена "Художественной литературой" в 1987 году в серии "Библиотека литературы ГДР" (тогда была такая страна и такая серия)- почти сорок лет спустя после написания романа. 

Весьма интересна биография писателя. "Лейтенант Бертрам" основан на его личном опыте. 

Бертрам - заглавный, но не главный герой книги, во всяком случае, не единственный. Роман разбит на две части. В первой, которая называется "Нападение на Вюст", действие происходит в середине 30-х годов в нацистской Германии. Речь идёт, главным образом, о жизни одной части Люфтваффе, в которой служит Бертрам. Есть персонажи, которых условно можно назвать "штатскими"; среди них антифашист Хайн (Хайнрих)Зоммерванд. Во второй части романа, называющейся "На чужбине", он станет, пожалуй, главным действующим лицом. 

В предисловии, написанном будущим первым лауреатом Русского Букера М. Харитоновым, Узе назван одним из старейших писателей ГДР, продолжателем традиции фон Клейста. Действительно, если говорить о стиле романа, нельзя назвать его близким прозе Томаса Манна или, с другой стороны, Кафки. Однако это и не простодушная исповедь в духе "Приключений Вернера Хольта" Дитера Нолля. 

Слог Узе по-немецки суховат. Писатель не только рисует картинку происходящего, но при этом и проникает в мысли персонажей, причем не одного, а сразу нескольких, - внутренние монологи двух разных героев могут соседствовать в двух ближайших абзацах. Как психолог Узе отнюдь не примитивен. Вероятно, он не был последователем Фрейда, но многие его герои очень даже отягощены разными комплексами. Причем это не выглядит как дань некой литературной моде, как попытка искусственно нагнести разные сложности, шокировать читателя и т.д. Нет, Узе видел мир людей таким - возможно, это одна из причин почему его проза интересна спустя семьдесят лет после её написания. 

Во второй части романа действие происходит в Испании, охваченной гражданской войной. Немцы, в первой части находившиеся в ещё вроде бы мирной Германии (хотя борьба уже идёт, и борьба кровавая), здесь оказываются по разные линии фронта. Война, близость смерти только ярче выявляет суть их характеров. Условно говоря, подлецы оказываются ещё бОльшими подлецами; люди хорошие и в таких условиях ведут себя твёрдо, по-человечески. Заглавный герой романа, тщеславный, честолюбивый, но слабый Бертрам в финале проходит через своего рода прозрение. Хотя, возможно, и несколько поздновато...

Финал романа - отнюдь не хэппи-энд. Даже особо оптимистических нот в нём не чувствуется. Ведь не считать же такой обращённое к Бертраму утверждение Хайна Зоммерванда (они снова сойдутся, два немца, антиподы друг другу, уже на испанской земле), утверждение о том, что он и его товарищи будут бороться с фашизмом до конца. Во-первых, уже слишком многие его товарищи погибли; подкрепления не видно. И потом, сейчас-то мы хорошо знаем, как закончилась та война...

Научно-фантастический роман Хайнера Ранка "Бессилие всемогущих" впервые был опубликован издательством "Дас нойе Берлин", ГДР, в 1973 году. На русский язык переводов нет. Возможно, существует перевод на украинский; был перевод на литовский язык, если ничего не путаю. Во всяком случае, книга была рекомендована мне собратом-книголюбом captain capitano - как несколько похожая на "Возвращение со звезд" Лема. 

И в самом деле, некоторое сходство наблюдается в зачине: и там и там главный герой - космонавт, исследователь иных планет; странствия обоих персонажей завершаются прибытием в довольно дивный мир будущего. В отличие от романа польского фантаста, герой которого не только твёрдо знает, куда прилетел, и не имеет никаких сомнений относительно собственной личности, персонаж книги немецкого автора пробуждается из анабиоза - и обнаруживает себя в весьма странной обстановке. Он не помнит собственного имени; у него сохранились лишь обрывки воспоминаний - в частности, о своей профессии. Ещё он помнит женщину, которую любил; её звали Йоханна. Позднее, уже получив новое имя Асмо, начав осваиваться в новой для себя действительности, он встречает двойника своей возлюбленной. Только её зовут Йона...

Но, быть может, ещё бОльшее сходство двух романов заключается в том, что изображаемые ими миры - дивные, конечно, но совсем не brave. Населяющие их человечества не только решительно встали на путь категорического гедонизма, не признающего никаких тягот и лишений (в том числе и усилий творческого труда), но и трусоваты по сути. Эти люди будущего не способны к насилию - одна лишь мысль о нём приводит их в трепет. 

В романе Ранка эти существа, впрочем, и не считают себя людьми. Эти генномодифицированные гуманоиды с электронным имплантом в одном из зубов называют себя дафотил; всею жизнью их мира управляет всемогущий КАПИНОМ; всю физическую работу за них выполняют так называемые серматы - биороботы в облике человеческих существ (но с другим цветом кожи - розовым или, например, синим). В том числе и задачу вынашивания и рождения детей, их начального воспитания - для пополнения потерь в численности человечества дафотил (вообще-то они практически бессмертны). Загадкой оказывается сам факт появления Асмо в этом мире - из какого-то научного консервата, как ему объясняют серматы-врачи после пробуждения. Наиболее удивительны его воспоминания о том, что он родился на Земле, путешествовал в космосе. Поскольку на космические полёты на Астилоте (так называется планета, на которой живут дафотил) КАПИНОМом наложено табу...

Происходит ряд событий, в ходе которых Асмо начинает догадываться, что его вернули к жизни не случайно. В отличие от героя Лема роль у Асмо оказывается более важной, судьбоносной для планеты, на которой он очутился. Он должен спасти человечество от стагнации гедонизма, вернуть ему творческое начало. Тем более что и без него существует группа жителей Астилот, называющих себя Маатшапей (Maatschappij - общество (голландск.)), декларирующих те же цели. 

Асмо ввязывается в ряд различных довольно смелых авантюр, в результате раскрывает несколько тайн (но не все из них, на мой взгляд!). Открытия его неожиданно напомнили мне элементы сюжета другой фантастической книги - на этот раз советской, романа "Всё дозволено" Александра и Сергея Абрамовых. А именно, это наличие нескольких разумных рас на одной и той же планете; искусственный гедонизм одной из них; манипулирование обществом, осуществляемое многоуровневыми структурами, в центре одной из которых оказывается живой и вполне органический мозг... Книга Абрамовых вышла тоже в 1973 году! Кто у кого подсмотрел идеи? Или они настолько витали в воздухе? Как бы то ни было, роман "Всё дозволено" - чтение для среднего и старшего школьного возраста (не зря и был напечатан в "Библиотеке приключений и научной фантастики"). Утопия Ранка подразумевает более взрослого читателя, как мне кажется...

Немного о самом авторе. Родился в 1931 году в Новавесе (сейчас это Бабельсберг). Работал трактористом, ассистентом режиссера и драматурга в театре. С 1955 года - занимался писательской деятельностью. В соавторстве с Петером-Альбертом Педерцани и Герхардом Нойманом выпустил ряд детективных романов под псевдонимом А. Г. Петерман. В 1963 - 1964 годах сидел в тюрьме - за то, что поинтересовался возможностью покинуть ГДР. Публикация романа "Бессилие всемогущих" принесла ему известность как фантасту. До 1988 года Ранк возглавлял Отделение утопической литературы при Союзе писателей ГДР. Произведения Ранка были переведены на русский, литовский, польский и чешский языки. Умер писатель в 2014 году в Берлине.

Заинтересовался романом "Каждый умирает в одиночку", узнав, что на американском книжном рынке в переводе на английский он стал конкурентом "Благоволительницам" Литтелла - причем продажи книги американо-французского автора шли значительно хуже. Книгу автора немецкого американский читатель принял с благодарностью.

В предисловии к оригинальному немецкому изданию Ганс Фаллада получил определение "volkstuemlich" - слово это можно перевести и как "народный", и как "популярный". В самом деле, обломавшись на непростом слоге Альфреда Дёблина, я вновь опасался неимоверных трудностей при чтении, однако немецкий язык Фаллады оказался весьма лёгким и читабельным. 

Название романа(которое дословно переводится как "Каждый умирает для (за) самого себя") можно рассматривать как противопоставление и развитие однотипных периодически возникающих в тексте тезисов о том, что каждый живёт для самого себя, что-то делает для самого себя и т.п. Таким образом умирать каждому придётся тоже для самого себя. Потому что речь вообще-то идёт о сопротивлении нацистскому режиму. За отправной пункт сюжета Ганс Фаллада взял реальный факт: в течение двух лет (с 1940 года по 1942) семейная пара Отто и Элизы Хампелей распространяла в Берлине почтовые карточки, на которых были написаны сообщения, обличающие преступления гитлеровской клики. 

Фаллада назвал своих героев Отто и Анна Квангели. Анна - домохозяйка, Отто Квангель - мастер на мебельной фабрике, которая в начале мировой войны производит ящики для перевозки бомб, а потом переходит на самые дешёвые гробы. Он даже не знает, кого в этих гробах будут хоронить, - штатских ли, погибших под бомбами англо-американской авиации, или же солдат на фронте. Собственно, именно гибель их единственного сына во Франции (его тоже звали Отто; Анна называла его Оттохен; похоронка пришла как раз в тот день, когда вся верноподданическая Германия праздновала победу) и побудила старшего Отто Квангеля к началу опасной деятельности, которую - старый мастер это понимает - режим не сможет квалифицировать иначе как государственную измену и, соответственно, назначить за неё только одно наказание - смертную казнь. 

Квангели главные герои романа, но не единственные. Дом, в котором они живут на Яблонски-штрассе, кто-то из немецких критиков назвал моделью Третьего Рейха в миниатюре. Здесь живёт семейка Перзике, глава которой, ныне весьма опустившийся тип, в своё время прогорев как лавочник, подался в нацисты; отпрыски же его пошли ещё дальше - старшие сыновья в СС, дочь делает карьеру в Союзе немецких девушек, младший сын Бальдур - принят в школу будущих партийных руководителей. 

Но в этом же самом доме также живёт, вернее, прячется - от Перзике и им подобных - не-арийка Розенталь, муж которой уже арестован и, скорее всего, погиб в концлагере. Имуществом же их семьи намереваются поживиться не только видные национал-социалисты Перзике, но и всякое отребье помельче - мелкий уголовник Эмиль Боркхаузен, его "друг", альфонс и уклонист от фронта и работы в тылу, Энно Клуге (между прочим, муж почтальонши Евы Клуге, доставившей похоронку на сына Квангелей). 

Проживает в доме и личность таинственная и несколько даже сказочная - бывший советник берлинского суда Фромм, убеждённый противник национал-социализма, в прежнюю свою бытность завоевавший авторитет в кругах профессиональных юристов, сейчас в меру своих сил и возможностей пытающийся противостоять режиму, помогать тем людям, кого официально объявили изгоями, и т.п.

Впрочем, и этими персонажами состав действующих лиц романа не исчерпывается - перечислить их, да ещё и с характеристиками, пожалуй, и затруднительно в пределах небольшого поста. 

Сразу перейду к тому, что показалось в романе сильным и слабым. 

Сильная сторона книги - то, как передана в ней атмосфера Третьего Рейха. Это не только всеобщий страх угодить в КЦ (концентрационный лагерь), хотя бы и за неосторожно оброненное слово, но и всеобщая подозрительность, враждебность. Тут и живут все, в основном, в одиночку. 

Ещё что интересно. Страшная машина гестапо, которой пропел такие дифирамбы Юлиан Семенов в своих хрониках Исаева-Штирлица, у Фаллады показана не очень эффективной. Во главе её стоят вовсе не лощёные интеллектуалы вроде "старика Мюллера" (в исполнении обаятельного Леонида Броневого), а самодуры, садисты, дуболомы. А если и встречаются кадры и поталантливее, первой скрипки в тайной полиции они не играют. Это одна из причин того, почему Квангели так долго могли писать и распространять свои обличительные открытки. 

Вообще что бросается в глаза в романе - чем выше у нациста должность, тем он больший человеконенавистник и подлец. Немудрено, что и нижние чины пытались угодить начальству, а иногда просто ломались, не выдерживали давления сверху и угрызений проснувшейся совести (как , например, комиссар Эшерих).

Личностей светлых в книге, помимо главных героев, четы Квангелей, их несостоявшейся невестки Гертруд Бауман, наверно, не так много. Помимо судебного советника в отставке Фромма, это сокамерник Отто в тюрьме предварительного заключения дирижёр доктор Райххард, тюремный священник пастор Лоренц. Бывшая почтальон Ева Клуге, порвавшая со старшим сыном, военным преступником, прекратившая своё членство в НСДАП. Это самые яркие, однозначно положительные (потому что встречаются и люди, просто хотя бы не потерявшие человеческие черты, - вроде начальника полицейского участка, подозреваемого вышестоящими чинами в сентиментальности; врача в тюрьме, где приводятся в исполнение тюремные приговоры). 

Слабыми сторонами книги показалась некоторая сказочность отдельных моментов (в том числе финал - совсем уже в духе соцреализма). Как-то не очень верится, что режим в тюрьмах, судах Третьего Рейха поддерживался столь небрежно... Узнал, что Фаллада написал роман всего за четыре недели, незадолго до своей кончины. Возможно, у него просто не было времени глубоко изучить техническую сторону дела, все подробности. И ещё. Роман никоим образом нельзя отнести к произведениям "большого стиля" (вроде сочинений Томаса Манна), всё же не понял, зачем так длинно описаны злоключения Энно Клуге, в общем-то случайно привлекшего к своей персоне внимание гестапо, а затем пытавшегося скрыться от "всевидящего ока" тайной полиции (как я уже сказал, в интерпретации Фаллады око это предстало не столь уж и зорким). Предположил, что развлекательности ради - у Фаллады, видимо, был дар к написанию авантюрно-полицейских романов, вот он его и использовал. Бесчеловечность режима можно было продемонстрировать и на других примерах, не столь затянутых. 

Отдельно о переводе на русский. В русскую версию я заглядывал только поначалу, как-то очень скоро обнаружил расхождения с оригиналом. Потом обращался только к немецкому тексту. А сейчас хотел уж было перевод пожурить. Однако оказалось, что уже первое оригинальное издание было несколько подредактировано - текст отличался от авторского. Русское же издание вышло буквально по горячим следам. Так что оно, скорее всего, просто повторило изъяны цензурованного текста. Я же читал издание 2011 года - отсюда и расхождения. Думаю, что нынешнему читателю нужен новый перевод. 

Прототипы главных героев романа Отто и Элиза Хампель.

Роман "Горы моря и гиганты" Альфреда Дёблина - мрачная антиутопия, описывающая достаточно далекое будущее нашей планеты (вплоть до XXVII века). Прочитав краткое описание, я решил, что это нечто подобное "Последним и первым людям" Степлдона. Читать решил на немецком языке. Надеялся получить такое же удовольствие, как от чтения "Der Schwarm" Шетцинга год назад. 

Увы, этот роман написан гораздо более трудным языком. Одна из особенностей стиля Дёблина, по крайней мере в этом произведении, порой он опускает знаки препинания - даёт серию сказуемых или дополнений без запятых. Или подлежащих - как в заголовке. 

Словом, не раз мне хотелось бросить чтение. Очень часто я прибегал к помощи русского перевода Татьяны Баскаковой. И восхищался её мастерству. Там, где я видел только бессмысленный набор слов, она видела сложные предложения, абзацы и т.д. 

Но постепенно и я вчитался. Но читал, скорее, из принципа. Вторыми (или, быть может, первыми) "Последними и первыми людьми" роман не оказался. Степлдон - фантаст. И в своей книге он, как мне представляется, честно пытался прозреть ближайшее и далекое будущее человечества. Да, он не предугадал всеобщей компьютеризации. Но он показал, что победы человека над природой и материей не сделают его полновластным повелителем мира. Новые достижения породят новые проблемы, новые вызовы. Примерно так. Степлдон очень серьёзный фантаст - это я чувствовал в каждом его произведении. 

Дёблин в "Горах..." говорит примерно о том же. Казалось бы. Но совершенно по-другому. 

Если это и фантаст, то какого-то истерического типа. Выдумывая новые виды оружия, он ни в малейшей степени не интересуется, какие научно-технические трудности должны быть преодолены в ходе создания подобной машинерии. Для него главное - чтобы действие этого оружия выглядело иррациональным, непостижимым, ужасающим. Отсюда все эти корабли, внезапно проваливающиеся в пучину моря, столь же внезапно падающие самолёты и т.п. 

Герои Дёблина показались удручающе похожими - не смотря на принадлежность к разным национальностям и расам. Диктаторы по отношению к массам и неврастеники в личной жизни, слабые люди. 

Огромное количество совершенно пустых, вялых и однотипных диалогов - ещё один недостаток романа. 

А уж честной попыткой прозрения этот опус никак нельзя назвать. По Дёблину, с одной стороны человечество додумалось до всяких там лучей смерти, научилось в прямом смысле сращивать всё живое. А с другой стороны - путешествуют эти люди будущего до сих пор на повозках, запряжённых быками и т.п. 

В защиту романа можно сказать, что Дёблин предугадал экспансию народов Азии, Африки в Европу (звучит очень злободневно), но мне такое предвидение не показалось особенно смелым. 

На русский роман был переведен ещё до войны. Но весь тираж из политических соображений, похоже, был уничтожен. Лично я сейчас где-то даже понимаю тогдашних цензоров. Не оправдываю, а именно понимаю. Уж больно унылое вышло произведение...

"Паломничество в Страну Востока" Гессе не перечитывал уж четверть века. Казалось, что помню содержание достаточно ясно, ведь это небольшая повесть (по немецкой классификации - даже рассказ). 

Оказалось, что в памяти наиболее стойко держалось то, что и сейчас, при чтении оригинала, навеяло самые светлые чувства, - начальные эпизоды рассказа главного героя и повествователя H.H. (в переводе Сергея Аверинцева - Г.Г.), картины тех удивительных мест, где живут поэты, музыканты и художники - и герои, созданные их гением. И тех и других от нас могут отделять на самом деле десятилетия и века. Причем, как подмечает автор, герои выглядят более живыми, чем их создатели. 

Но эти картины, наверно, и являются главным открытием повести. Действительность, параллельная нашей, в которой, однако, нет ничего от популярной ныне так называемой альтернативной истории. В священных местах на пути паломников в Страну Востока как бы нет течения времени - оно там замерло. Потому там и живы те, для кого давно закончилось земное летоисчисление. 

Блуждания Г.Г. во вполне реальной реальности, его поиски некоего Лео, с внезапным исчезновением которого прервалось его собственное паломничество; суд, куда его вызывают в качестве обвиняемого, занимают больше места в повести, но представляются какими-то более обычными, что ли, хотя и подводят читателя к мысли, что избранному пути надо следовать всегда - независимо от того, продолжают ли его твои спутники или нет. 

"Паломничество" для автора, на мой взгляд, явилось подготовкой к главному его произведению - роману "Игра в бисер", в котором Гессе изобразил вымышленную страну Касталия, являющуюся почти столь же вневременной, как и наиважнейшие остановки на пути паломников (опыт этих путешественников будет в романе упомянут). 

Закончив чтение, опять размышлял над своеобразием повести. В ней совершенно нет "экшен", вообще - почти вовсе нет сюжета, настолько она статична и созерцательна; у главного героя, если подойти к нему со школьными мерками, практически нет характера. Таинственный Лео, тайна, которого, впрочем, к финалу разъясняется, предстаёт перед нами куда более зримо. Но так всего-навсего ещё раз подтверждается один из главных тезисов повести: герои наделены большей жизненной энергией, нежели их создатели, - ибо как раз от них она к ним и перешла...

"Удивительную историю Петера Шлемиля" Адельберта фон Шамиссо читал в оригинале, воспользовавшись размещённой на сайте Project Gutenberg электронной копией издания, выпущенного в Лейпциге Филиппом Рекламом-младшим. Но честно признаюсь, заглядывал в переводы на английский (их существует как минимум два) и в русский перевод И. Татариновой "Необычайные приключения Петера Шлемиля". Вообще на русский язык повесть переводили четыре раза. 

В настоящее время её можно считать классикой фантастической литературы. История человека, продавшего свою тень то ли приспешнику дьявола, то ли самому Сатане, имеет особый психологический подтекст, однако необычна и судьба автора этого произведения - аристократа, поэта, учёного, путешественника. Можно смело утверждать, что в повести отразился его личный жизненный опыт. 

Быть может, единственный недостаток повести - это её сентиментальность, слезливость положительных персонажей, но, думается, это была общая черта для литературы того времени. В остальном же "Удивительная история" отличается действительно интересными поворотами сюжета, обладает определённой поучительностью, а также примечательна тем, что финал нельзя назвать классическим хэппи-эндом. Да, Петер Шлемиль (имя говорящее, означает - безнадёжный неумеха и неудачник) находит выход из своего бедственного, безнадёжного положения. Но находит его в совершенно иной сфере жизни, чем он мог надеяться ранее. Не богатство и счастливая семейная жизнь примирила его с судьбой, а занятия наукой, путешествия по всему миру. И в этом, как я уже сказал, возможно, отразилась судьба самого автора. 

История же создания, а также и публикации повести тоже не совсем 

обычна. Однажды во время пешей прогулки Шамиссо умудрился потерять шляпу, рюкзак, перчатки и носовой платок - практически всё, что он взял с собой. Его друг барон Фуке(Фридрих де ла Мотт-Фуке - немецкий писатель-романтик) шутливо спросил его: а не потерял ли он также и свою тень? Далее последовали предположения, что бы за этим последовало, случись такое. Немного времени спустя Шамиссо прочитал у Лафонтена историю про вежливого человека, который доставал из своего кармана всё, чего его просили. "А что если он вытащил бы оттуда и коней с каретой?" - подумал Шамиссо. Так родился замысел повести. 

Рукопись была напечатана без разрешения автора бароном Фуке, и какое-то время авторство приписывалось ему. Большой успех "Удивительная история" имела в Англии, где вышла в переводе Уильяма Хоувита и была проиллюстрирована Джорджем Крукшенком. В России же первое издание появилось в 1841 году. 

Прочитать повесть на немецком и русском языках можно здесь.

Этот роман был написан будущим Нобелевским лауреатом в 1946 году на конкурс, объявленный журналом "Нойес Абендланд", с целью выявления лучшего романа среди работ, посвящённых сопоставлению христианства и национал-социалистского мировоззрения. Но рукопись была возвращена автору без объяснения причин. Позднее Бёллю удалось узнать, что, по мнению редактора, автор не провел глубокого анализа национал-социализма, германскую же армию изобразил в излишне черно-белых тонах. С тех пор писатель, будучи глубоко верующим человеком, сотрудничал с либеральными изданиями, а не с религиозно-патриотическими. 

Об этом пишет в послесловии автор русского перевода романа Елена Михелевич. Самого же меня поразила религиозная составляющая книги. По крайней мере, я не припоминаю в других произведениях немецкого писателя столь явных рефлексий, даже описаний происходящего - именно с позиции человека верующего, тем более - прямых обращений к Богу. 

Бёлль описывает в романе семью Бахемов, в первую очередь сыновей Кристофа и Ганса, их матери фрау Бахем, в меньшей степени - отца Германа Бахема. Мать - человек глубоко религиозный, и такими она воспитывала своих детей. Старший сын, Кристоф, находится в оппозиции, по крайней мере пусть и не активной, внутренней, по отношению к существующему в стране режиму. Младший же сын, Ганс, напротив, состоит в одной из специальных организаций, занимающихся борьбой с внутренними врагами нацизма (по сути, такими как его брат Кристоф и его друг Йозеф). При том, что его окружение, его коллеги, тем более руководство - глубоко отвратительны ему. Но он считает, что должен послужить Германии.

При чтении мне было понятно, что это во многом автобиографическое произведение, и послесловие Михелевич мое предположение только подтвердило. Впрочем, сходство судеб персонажей и прототипов оказось не стопроцентным. 

Роман, по словам самого автора, стоил ему громадных усилий, и потому он не делал повторных попыток его опубликовать после отказа, полученного в редакции "Нойес Абендланд". Это первое крупное произведение Бёлля, однако, на мой взгляд, совсем не ученическое. Начинающие авторы часто даже не знают, что они хотят сказать в своём произведении. "Крест без любви" грешит разве некоторой пафосностью рефлексий; может быть, автор иногда чрезмерно многословен, не умеет быть лаконичным. Но при этом он прекрасно понимает, ради чего он пишет, что он пишет. Такое, во всяком случае, сложилось впечатление у меня, мне даже стало ясно, почему Нобелевским лауреатом стал Генрих Бёлль, а не, допустим, Дитер Нолль (хотя такие допущения-сопоставления и смешны), почему Бёлль был столь популярен у советских читателей конца 50-х - начала 60-х. 

На родине автора роман был опубликован в 2002 году. А спустя два года издательством "Текст" в серии "Квадрат" был выпущен и русский перевод. Прочитать его можно здесь.

Франк Шетцинг (родился в 1957 году в Кёльне) начал свою писательскую карьеру в 90-е не как писатель-фантаст, однако наибольший успех ему принёс именно научно-фантастический технотриллер, название которого на русский язык перевели как "Стая". На самом деле более логично было бы перевести название как "Рой". Кстати, и на английском языке книга была названа "The Swarm". Чем руководствовалась автор русского перевода, не совсем понятно. Но о переводе я ещё чуть-чуть скажу. А сейчас о самом романе.

Это очень крепкий роман, не только в отношении научной его основы (автор собирал материал в течение пяти лет, а непосредственно писал роман только два года), так и с точки зрения реалистичности повествования. Предполагаю, потому, что Шетцинг не только хорошо поработал с соответствующей литературой, но и привнёс в книгу свой личный опыт - аквалангиста, путешественника и т.д.

Темой романа является угроза всему человечеству, исходящая из мирового окена. Первые ассоциации, возникшие в самом начале чтения, это "Кракен пробуждается" Уиндема и "Неукротимая планета" Гаррисона. Но Шетцинг оказался глубже и серьёзнее. Книга его не только в разы превосходит вышеупомянутые романы по объёму, но и куда более основательно проработана.

События, описываемые Шетцингом, развиваются в различных уголках земного шара, в основном у различных побережий - побережья Перу, Норвегии, Канады и т.д. Впрочем, в открытом море и на глубине тоже.

Герои романа - ученые из разных стран, а потом и военные - представители США. Роман насыщен не только интересной информацией о мировом океане (впрочем, не об одном лишь океане); по ходу повествования автор периодически создаёт очень драматичные, напряжённые, даже по-настоящему страшные ситуации. А ближе к финалу к основной коллизии противостояния человечества неизвестной форме жизни, угрожающей из океана, добавляется также интрига с явно политической окраской. Причем, автор, как мне кажется, занял правильную точку зрения в вопросе освещения мировой международной политики...

Вообще на самом деле книга настолько многопланова, что о ней можно писать долго. Автор много внимания уделяет отношениям между своими героями, их личным проблемам, рефлексиям, и роман как бы выходит за рамки "форматного" фантастического технотриллера.

Не уверен, что всё это передано в переводе. При чтении немецкого текста у меня возникали некоторые трудности и я решил обратиться за помощью к русскому переводу. Типа: а как там профессиональный толмач вот эту фразу понял? Какого же было моё удивление, когда я несколько раз просто не нашёл аналогов этих трудных фраз. Видно, для автора русского перевода они тоже были трудными, и он предпочел на них не заморачиваться. В целом текст оригинала примерно на четверть длиннее русского перевода, и, боюсь, вовсе не оттого, что русские фразы по определению получаются короче немецких...

Тем не менее, прочитать на русском можно здесь

"Последняя сказка" Пауля Келлера - жанр этого произведения, написанного в 1905 году, указан как "сказочный роман". Книга была положена в мой ридер его производителем среди прочих работ на немецком языке, которые в настоящий момент можно распространять свободно. Своего рода классика. 

Ещё не начав читать "Последнюю сказку", отметил для себя, что в немецкой литературе сказочный роман - вполне сложившийся жанр. А вот в русской, если что-то подобное и появлялось, то как раз с оглядкой на европейскую литературу (допустим, "Три толстяка" Олеши). Даже англичане, как мне кажется, не столь были склонны к сочинению сказок для взрослых. Один из наиболее известных примеров, вероятно, "Хроники Нарнии" Клайва Льюиса. И даже "Хоббит" Толкина, не исключаю, задумывался именно как сказочный роман. Кто мог сказать тогда, что фэнтези лет через 30-40-70 так разовьётся, так заполонит всё вокруг!

Но роман Келлера как раз не фэнтези, он подчиняется другим законам. Действие начинается с того, что главный герой, он же рассказчик , будучи журналистом и поэтом, оказывается приглашён в Сказочную страну Геридидазуфотуранию (Herididasufoturanien) для учреждения там первой в истории этой подземной страны газеты.  Геридидазуфотурания  не только находится под землёй, но тамошнее население состоит, из гномов, главным образом. С этой расой соседствует ряд других сказочных существ. 

В канун Нового Года герой подвергается уменьшению и отправляется в поездку, которая должна продлиться год. В качестве транспортного средства используются вороны. Экспедицию возглавляет специальный дипломатический агент на службе его величества Геридидазуфотуру Семьдесят Пятого (Herididasufoturu LXXV) господин фон Штимпекрекс, лейтенант запаса полка лейбгвардии, член коммиссии по улучшению породы кротов, доктор различного права и т.д.

В дальнейшем членами редколлегии возглявляемой героем (фамилию его Штимпекрекс переводит на местный язык как Баррагу) становятся персонажи, отмеченные подобными же комически-сатирическими чертами, в частности например, глава парламентской оппозиции доктор Найн (Нет). Или вот ещё - меня немало умилили периодически включающиеся в ход событий "Сказки" разбойники, занимающиеся грабежом на основе полученной у государства концессии. Как будто списано с сегодняшнего дня!

Вместе с тем сочинение показалось мне типично немецким, в том смысле, что там присутствует и необъяснимая немецкая сентиментальность и даже ещё более необъяснимая мировая скорбь (Weltschmerz). Но, как я уже сказал,  в какой-то мере наличиствует и сказочный юмор и сатира. Так, например, герой застаёт в Сказочной стране последнего из семи гномов, общавшихся с Белоснежкой, и даже присутствует при его кончине. 

К счастью для читателя, автор не ограничивается лишь одними вот такими лирическими подробностями. Примерно с середины повествования сюжет приобретает авантюрно-приключенческий характер. Доктор Баррагу оказывается вовлечен в местные политические интриги. Между прочим, Пауль Келлер совершенно неожиданно (для меня во всяком случае) поднимает в своём романе тему манипуляции массовым сознанием посредством медиа, а именно прессы. Я вдруг усмотрел в ходе описываемых событий некоторое сходство с "Трудно быть богом" Стругацких. У Келлера ведь тоже речь идет о дворцовом перевороте, причем с авторитарным, если не тоталитарным уклоном. Но потом я всё-таки усомнился. Злоключения героев всё же скорее напоминают подобные у Дюма. Там тоже мушкетёры противостоят разным козням или наоборот участвуют в них, а порой попадают в очень крутые, почти смертельные переплёты. И естественно, с честью выбираются из них. 

Ближе к финалу не обошлось всё же без магии, почти фэнтезийной. 

Общее впечатление: явно слабее и Льюиса и Толкина. Вероятно, поэтому на русский язык роман не переведён. В оригинале можно посмотреть здесь. А между тем Пауль Келлер (1873-1932) был одним из самых читаемых писателей первой половины ХХ века. Его книги были переведены на 17 языков и изданы общим тиражом около 5 миллионов экземпляров. 

В аннотации книги, предисловии к ней автора называют одним из основателей европейской фантастики - наряду с Верном и Уэллсом. Роман "На двух планетах" является вершиной творчества Курда Лассвица. Он вышел в свет в 1897 году. Тогда же появился и другой роман на очень близкую тему, но сразу получивший широкую известность, - "Война миров". У книги же Лассвица путь к читателю оказался куда более трудным. На русский язык она была переведена только после революции - вероятно, по причине того, что немецкий писатель дал не слишком лестную оценку существовавшему в то время в России царскому строю (впрочем, на самом деле вопрос спорный, к нему я ещё вернусь). Однако британский империализм в его изображении предстал уже совсем непривлекательным, это несомненно! Потому-то, должно быть, на английском языке роман вышел только в начале 70-х годов прошлого века. Причем в сильно сокращённом виде. Русский перевод, кстати, тоже почти в два раза короче немецкого оригинала. Однако особенно ужасно то, что и для самих немцев роман Лассвица в полном виде стал почти что недоступен. Нацисты не жаловали классика европейской фантастики. Его книги были уничтожены наряду с произведениями многих других авторов, которые пришлись им не ко двору...Так что публикаторы двухтомного издания (электронной версии книги) поставили себе в заслугу факт издания полного текста романа (это отмечено даже в подзаголовке книги). 

Роман Лассвица посвящён теме контакта человечества с цивилизацией Марса - куда более древней, чем земная, превосходящей её как в научно-техническом плане, так и культурном. На культурном превосходстве Нуме (жителей Марса - Ну, по-марсиански) не раз настаивает автор, его герои. Сам, я как читатель, не очень понял, в чём именно это выражалось, так что просто принял на веру (может быть, в частности в том, что всякий приём пищи у марсиан должен был происходить в строжайшем уединении? а в романе из-за этого даже происходят конфликты). 

При чтении "На двух планетах" я невольно сравнивал роман и с "Войной миров", и с "Аэлитой" Толстого, которую перечитал недавно. Первое впечатление, сложившееся от описания полярной экспедиции Торма, Зальтнера и Грунте, склонило меня было к выводу, что Лассвиц значительно уступает Уэллсу как фантаст. И он сильно уступает А.Н. Толстому как писатель. Но далее мои впечатления стали куда более сложными, куда более сложными!

Даже принимая во внимание мой крайне слабенький немецкий, думаю справедливо будет сказать, что у Лассвица действительно нет того языка, той образности, что присущи произведению Толстого. Опять же не нашел я у немецкого писателя и той кинематогрофической, зримой достоверности, за которую так уважаю английского классика фантастики. Но! Но я вдург сделал вывод, что на самом деле Лассвиц гораздо серьёзней...То, о чем он написал в этой книге, обладает - в отличие от ярких и талантливых романов двух его соперников! - обладает для нас сейчас жгучей актуальностью! К сожалению...

Контакт двух цивилизаций у Лассвица вылился не в дружбу двух миров - как к тому стремились главные герои книги, но по сути он и к войне миров не привел... Вернее, как бы это получше сказать? Да, кое-какие боевые действия происходили, но при этом сразу было понятно, кто победит. 

Марсиане быстренько принудили землян к миру. Людям они понесли свою бесценную культуру. А с Земли - концентрированную солнечную энергию и концентрированный же кислород. 

Перед Лассвицем следовало бы неоднократно снять шляпу. За то, что он показал, что 1) культура, которую прививают принудительно, неминуемо вызывает отторжение у цивилизуемых аборигенов 2) культуртрегеры (они же цивилизаторы) в ходе такого принудительного насаждения культуры, сами как будто заражаются худшими чертами диких туземцев - становятся авторитарными, нетерпимыми, негуманными и т.д. 

Фактически Лассвиц первым поднял тему, которую будут разрабатывать потом другие авторы, в том числе в кино. В частности, я в увидел в одной из сюжетных линий романа некий прообраз кэмероновского "Аватара". Иными словами, и здесь любовь оказывается сильнее и выше узко понятого "патриотизма". 

Но помимо всего этого Лассвиц оказался и неплохим фантастом. Его марсиане познали тайну гравитации и применяют её как в космических путешествиях, так и для полетов по воздуху. Регулируют силу тяжести на своей земной станции - до привычного им уровня. Даже придумали специальные диабарические шлемы - под которыми притяжение уменьшается до марсианского (т.е. такая антигравитационная установка, которая, как праздник у Хемингуэя, всегда с тобой). Лассвиц, видимо, в соотвествии с представлениями тогдашней науки, понимал гравитацию как давление мирового эфира (потому уменьшение притяжения достигается экранированием от этого давления). На таком же принципе работал лунный модуль мистера Кэйвора в романе Уэллса "Первые люди на Луне". 

Но куда более сильно меня поразило "изобретённое" Лассвицем устройство под названием "Ретроспектива" (в оригинале - "Retrospektiv"). Нуме начились перехватывать ушедшие в мировое пространство лучи света посредством куда более быстрых гравитационных волн. Получив назад некое "эхо" в виде всё тех же гравитационных волн, далее они преобразовывали эти колебания обратно в лучи света и... Да, получали картинку некоего события, имевшего место в прошлом! (если отраженные лучи смогли, конечно, уйти в мировое пространство). Визуальная машина времени своего рода. И по ходу повествования марсиане несколько раз пользуются своей Ретроспективой. 

Однако радиовещание открыли уже после публикации романа, потому высококультурные Нуме отправляют световые депеши для передачи сообщений. Не знают они и радиолокации. - Это как бы картинка на тему "чего не смогли предсказать писатели-фантасты". 

А напоследок про русского царя. Марсиане в романе почему-то подчинили себе в первую голову Западную Европу. А за Россию взялись уже потом. Правда, в куда более брутальной манере, нежели та, что использовалась ими во время "принуждения к миру" строптивой Британии - в ту пору мировой державы номер один (сверхдержав тогда просто не было; её роль как раз и взяла на себя планета Марс). Царь как-то сразу согласился на условия марсиан. Этот шаг преподносится как эгоистичный и малодушный... Впрочем, можно ведь истолковать его и как жалость к собственному народу - ведь сопротивление обернулось бы огромными жертвами. Хотя, вся Россия, по Лассвицу, покорно приняла ярмо марсиан - раз уж царь так решил... Радикально иной вариант развития событий предполагался в отношении США - марсиане якобы были уверены, что там каждый штат будет драться за свою свободу. 

Словом, Лассвиц не слишком высоко ставил потенциал России, очень благоговел по отношению к Штатам... Идеалом его однако было объединение всех цивилизованных народов в единую семью, в человечество. Можно назвать его демократом, интернационалистом и сторонником классового мира. 

Курд Лассвитц, отец-основатель немецкой фантастики (а наряду с Верном и Уэллсом - и фантастики европейской) известен прежде всего романом "На двух планетах". Русский перевод, к сожалению, сокращённый и, похоже, старый, 1925 года. Но для меня встреча с этой книгой ещё впереди, и, надеюсь, что прочитаю её в оригинале, хотя, как я уже убедился, для такого "знатока" немецкого, каким являюсь я, язык Лассвитца совсем не прост. Пока я осилил только дебютную его новеллу "До нулевой точки бытия", написанную в 1878 году. Я обнаружил её в своём ридере среди файлов, загруженных производителем. К этому моменту я уже успел прочитать кое-что о писателе. И вот, начать решил как бы с самого лёгкого. 

Но на самом деле это дебютное произведение куда более серьёзное и трудное для восприятия (для слабочитающих, конечно), нежели тоже в общем-то дебютный рассказ Ганса Доминика про поездку на Марс - не так давно я писал про этого автора. 

В новелле, разбитой на четыре главки (1. Клавир ароматов, 2. Гостиница-пирамида, 3. Месть в одоратории 4. Изгнанный во Вселенную) автор изображает будущее - 2371 год. За минувшие века общество серьёзно продвинулось - как технически, так и культорно. И с точки зрения нравственности, впрочем, тоже. 

Главная героиня новеллы Аромазия Дюфтеман-Оцодес является представителем искусства, зародившегося ещё в двадцать первом веке - она исполняет композиции запахов на особом инструменте, который называется ододион (соответственно, искусство именуется ододика, а исполнители - ододистами или ододистками). Однако жених её фабрикант погоды Оксиген Варм-Блазиус (фабрика его производит аппаратуру для управления погодой - потому: фабрикант) не разделяет её увлечения. Он сторонник науки и научных рациональных подходов.

Вообще в обществе существуют две противоборствующие партии, так называемых Трезвых и Задушевных. 

Аромазию поддерживает поэт Магнет Раймерт-Обертон. По меркам девятнадцатого века он сугубый реалист, но в двадцатьчетвёртом веке такие люди считаются идеалистами и романтиками. Магнет бредит веком пара; пишет он в основном на немецком, а на так называемом всеобщем языке - только грунцулетты (особая форма сонета). Да, в ходу здесь универсальный язык, но мысли возвышенные всё-таки принято выражать на языках предков. 

В качестве транспортных средств жители двадцать четвертого века используют воздушные дрожки (что-то типа наших вертолётов с винтами), летающие велосипеды и т.д. Кстати, скорости некоторые аппараты развивают весьма приличные. Из Европы до Ниагарского водопада могут долететь часов за шесть...

После такой вот увеселительно-просветительной поездки, в пирамидальной гостинице, у друзей вспыхивает спор на тему: что может поспособствовать дальнейшему прогрессу общества - наука или же искусство? Аромазия с Магнетом стоят за искусство, Оксиген никак не может с этим согласиться... (кстати, по ходу, когда очень спешат, люди будущего питаются пилюлями, которые могут заменить несколько блюд сразу; но когда время есть, едят пищу нормальную). 

Короче, так получается, что Аромазия, поссорившись с женихом, решает выставить его на общественное порицание (есть у людей будущего подобная процедура). Суд совмещается с концертом - музыкальным и композиций запахов. 

Оксиген, узнав о том, что задумали его бывшие друзья (Магнет опять-таки поддержал Аромазию), замышляет ответный ход, месть, которая будет опираться на химию. Наука, кстати, в большом почете в 24 веке. Народ не аквариумы с рыбками заводит или комнатных собачек, а микроскопы, в которые рассматривает куда более мелкую живность. Но это так, к слову. 

План Оксигена состоял в том, чтобы радикально изменить те запахи, которые будут возникать по ходу композиции ароматов. Но, как нередко бывает, получается не просто как всегда, а гораздо хуже обычного. 

В зале, где проходит коцерт (одоратории; кстати, перед началом выступления Аромазии присутствующие обсуждали завязавшуюся в Китае войну - увы, случаются, случаются войны и в 24 веке!) зловоние, повалившее из ододиона, вызывает панику. Более того, газы, создающие запахи, смешиваются с кислородом, подаваемым в осветительные приборы (то ещё освещение для 24 века, однако!), происходит взрыв, затем - пожар... Аромазия погибает. 

Оксиген, осознав, что он натворил (за непредумышленное убийство ему грозит несколько месяцев заключения и общественное порицание), а главное то, что по его вине погибла любимая, сам выносит себе приговор. Он садится в прозрачный шар, который, не подчиняется законам гравитации (опять, как в "Первых людях на Луне"!), давление мирового эфира уносит несчастного черт те куда, в непостижимые глубины Вселенной. Да и погибает он практически сразу. Вот такое вот путешествие к нулевой точке бытия...

Оставшийся на Земле Магнет думает о случившемся, о своём друге, рещившемся на стол радикальное наказание, представляет будущее планеты, какие её будут населять новые, не похожие на людей существа (какие-то Церебрусы), и... по ходу начинает сочинять роман про это будущее. 

А накануне ему приходит неплохая в общем-то мысль - настоящее могущество заключается всё-таки в искусстве. 

Вот такая новелла, может, не совсем верно понятая и, уж точно, довольно коряво изложенная. 

Вдогонку. Двойные имена людей 24 века до брака состоят из имён отца и матери. А по вступлению в брак муж меняет имя матери на имя жены, жена же соответственно - меняет имя отца на имя мужа.

Во время каких-то блужданий по сети наткнулся на это имя - Hans Dominik. Это немецкий писатель-фантаст. Родился 15 ноября 1872 года в Цвикау, умер в Берлине 9 декабря 1945 года. В российской Википедии в статье "фантастика" его называют "немецким Жюлем Верном". Куцая статья в англоязычной Вики и развёрнутая в немецкой говорят о том, что ему не чужды были расистские мотивы; он любил порассуждать о противостоянии культур и т.д. и т.п. 

Детские годы будущего писателя прошли в Берлине. Он сменил несколько гимназий, получив среднее образование поступил в Высшую техническую школу в Берлине; изучал там строительство железных дорог. Но тяжёлая болезнь отца вынудила его прервать учебу; после этого Доминик работал электриком в Рейнланде. 

В 1895 году он отправляется в Америку. Там он работает в качестве инженера-электрика, в то же время обогащая свои знания как в технической сфере, так и в области экономики. Опыт его жизни в Штатах найдёт отражение в книжной серии для юношества "Джон Уоркман. Продавец газет, ставший миллионером". 

Первые фантастические рассказы Доминика появляются в юношеском журнале "Дас Нойе Универсум" в 1907 году. Вот один такой рассказ, "Die Reise zum Mars" - "Путешествие на Марс", написанный в 1908 году, я и прочитал на пробу. 

Действие происходит спустя ровно 200 лет после написания, в 2108 году. К председателю попечительного совета по освоению Марса Шарлю Дюрану обращается необычный посетитель - господин доктор Мюллер. Ему удается привлечь внимание коммерсанта к своей особе тем, что представленная им визитка... не подчиняется закону тяготения. 

Словом, крайне занятой председатель даёт секретарю "добро" на то, чтобы пустить к нему визитёра. Тот объясняет ему, что готов построить целый космический корабль, который вот так же, как визитка, будет игнорировать гравитацию. 

Словом, герр Доминик в данном случае воспользовался идеей мистера Г. Дж. Уэллса, довольно подробно изложенной в романе "Первые люди на Луне". Только, если кэйворит не подчинялся тяготению всегда, здесь доктор Мюллер меняет свойства вещества путём опрыскивания его особой жидкостью. В результате получается, что корпус корабля то притягивается  небесными телами, то не притягивается. 

Далее месье Дюран и герр Мюллер совершают полёт на Марс. Позабавило обстоятельство, что после отлета корабля с Земли, проводившие его официальные лица сразу же принялись "гудеть", обмывая событие на специальном банкете. Но и путешественники на борту корабля занялись тем же самым! Учёные-естествоиспытатели-первопроходцы, в общем. 

Пребывание на Марсе прошло для путешественников на редкость скучно. Они быстро обнаружили там примитивную жизнь. Перед отлётом соорудили нечто вроде памятника, на который водрузили флаги Германии и Франции. И буквально за какие-то мгновения до отлёта к кораблю откуда ни возмись выскочил какой-то марсианский медведь. Но, к счастью, именно в этот момент произошёл отрыв летательного аппарата от марсианской поверхности, и таким образом местный хищник не успел причинить нашим героям никакого вреда. 

На Земле путешественников чествовали со всеми подобающими. Главное, решено было учредить постоянную линию сообщения Земля-Марс, что-то вроде космического пароходства. 

Вот такая история. А портрета писателя, к сожалению, не нашёл.

Название романа переводится как "Небо не знает любимцев", но русскому читателю он известен как "Жизнь взаймы". Впервые Ремарк опубликовал это произведение в журнале >>Kristall<<  в 1959 году действительно под заголовком >>Geborgtes Leben<<, и на основе этой редакции Любовью Чёрной был сделан русский перевод (собственно, это было самое первое книжное издание романа), однако два года спустя, выпуская первое оригинальное отдельное издание, писатель дал ему новое название (то, что я привёл выше). В русском же книгоиздании до сих пор сохраняется первоначальный вариант заголовка.

Действие происходит в послевоенной Европе. Упоминается советская оккупация Австрии, имя Сталина. Других привязок к дате, более точных, в тексте не нашёл. 

Главные герои - француз (родом из Эльзаса) гонщик Клерфэ (Clerfayt ) и молодая бельгийка Лилиан Дюнкерк (Lillian Dunkerque). Знакомятся они в швейцарском высокогорном туберкулёзном санатории, куда Клерфэ приезжает навестить своего заболевшего товарища Холлмана. Лилиан же лечится там уже не первый год, причем без всякой надежды на исцеление. 

Общим строем книга напомнила произведения Фицджеральда (который, оказывается, был автором сценария фильма "Три товарища"), Хемингуэя. Тема же, можно сказать, магистральная для всего творчества Ремарка - тема жизни и смерти. Поскольку герои, в силу разных причин, конечно, обречены на скорую смерть, или, во всяком случае, обострённо чувствуют её неминуемое приближение, также с особой остротой они воспринимают и собственную жизнь.

Ремарк, как мне кажется, не был тонким стилистом, но зато весьма отчётливо понимал фундаментальные основы человеческого существования. И в этом романе это проявляется в полную силу. 

Вести ли умеренный образ жизни (близкий к прозябанию), тратить бесценное время на крохоборские выкраивания материальных ценностей, сбережение накоплений на черный день - или же наоборот жить не задумываясь над повседневной рутиной, жить чтобы жить? Примерно так ставит этот вопрос Лилиан (вернее, так его сформулировал я), и для неё, собственно, тут нет никакого вопроса. "Над златом чахнуть" - это не для неё. Злато, если оно есть, следует употребить на радости жизни. 

Следует сразу отметить, что "разгул", в который пускается героиня, очень даже скромный - по сравнению с тем, что устраивали потом персонажи более поздних произведений других писателей, да и не только персонажи, а вполне реальные личности. 

Финал - гениально-пессимистичный. Так с ходу ошарашить может только очень одарённый писатель. Причем, Ремарк сумел сделать это два раза подряд. 

Читал книгу параллельно с "Наблюдателями на берегу" Барстоу и - невольно сравнивал. Как я уже писал в посте о книге английского автора, то, что является проблемой для героев Барстоу, даже не вопрос для героев Ремарка. Т.е. они ведут жизнь на другом, неизмеримо более высоком уровне. 

Немного был расстроен тем, что не смог дочитать книгу ещё в старом году. Но получилось так, что последние страницы, такие пронзительно печальные, были прочитаны мной под бодрые речитативы Урганта и прочих, русские каверы древних западных хитов, несущиеся из динамиков телевизора. 

Собственно, и сам Ремарк не раз использует в книге подобный контраст, сталкивая своих героев с персонажами мелочными и пошлыми, вроде механика Хуберта Геринга на заправке на горной дороге (играющего на совпадении фамилии и инициала - с другим Герингом); незадачливого автомобилиста - доморощенного гонщика, устроившего "соревнование" с Клерфэ (и поплатившегося за это); скаредного дядюшки Гастона. Однако их всех, конечно же, превосходит сестра Клерфэ, ненавидевшая брата при жизни и пытающаяся извлечь максимальную выгоду из его смерти. 

Таков мир по Ремарку, мир, небо которого не знает любимцев. 

Полное название написанного в 1908 году немецким писателем Якобом Вассерманом романа >>Caspar Hauser, oder Die Traegheit des Herzens<<. Первый русский перевод был издан в 1926 году;в 1970 году вышел перевод Наталии Ман. В её переложении заголовок звучит как "Каспар Хаузер, или Леность сердца". 

История нюрбергского найдёныша Каспара Хаузера привлекала внимание многих писателей, исследователей. Лично меня к чтению книги побудили два фактора: история Хаузера была упомянута Полом Остером в "Нью-Йоркской трилогии" (по-моему, в первой её части "Городе из стекла"). Электронная же версия немецкого издания книги к моменту чтения романа Остера уже была мною загружена с американского сайта Проект Гатенберг (там представлены и произведения на других языках, в том числе и на русском, только количество таких книг значительно меньше, естественно, чем на английском, основном языке сайта). 

Читая оригинал, я всё-таки периодически заглядывал в перевод Наталии Ман (точно по такой методе я читал ровно 20 лет назад "Остров сокровищ" Стивенсона). Чтение получилось довольно долгим, где-то два месяца. Должен признать, что глубокому проникновению в текст это всё же не способствовало. Хотя к финалу я читал уже несколько энергичнее. 

В целом впечатление от книги (найти которую можно здесь) оказалось довольно сложным... Как мне кажется, Вассерману не удалось создать какой-то целостный образ героя. Хотя отношение писателя к этому персонажу совершенно определённое, он у него все равно состоит как бы из разных кусков... Моё мнение: тема оказалась не по плечу автору. Справиться с ней мог бы, возможно, Томас Манн. Или Роберт Музиль. Или... - Станислав Лем. Вообще, тема превращения "дикаря" в "цивилизованного человека", на мой взгляд, лежит где-то близко к тем плоскостям, в которых наиболее комфортно чувствует себя фантастика. Ведь там-то как раз любят изображать "чужих", представителей иных цивилизации, иных культур и проч. Но во времена Вассермана ни литература, ни даже наука до подобных вопросов ещё не доросли. 

Хотя образы отрицательные - полицейского Хикеля, учителя Кванта (в оригинале Quandt) - без сомнения удались. И лучше всего остального вышел финал, с его трагическим звучанием, причудливыми видениями героя.

Давно не читал ничего по-немецки, ради тренировки начал читать эту книгу Германа Боте "Тилль Ойленшпигель" ещё в отпуске. В числе ряда других электронных книг она была приобретена мною вместе с ридером. Кстати, на днях возник вопрос: а не коснутся ли новейшие санкции импорта этих украинских читалок в Россию? На мой взгляд, это лучший гаджет такого рода, по-крайней мере, для русского читателя. Он (гаджет)заточен под чтение файлов fb2. А для чтения книжек в формате epub в нём (гаджете) используется достаточно продвинутая программа из пакета Adobe.

Но я отвлекся. Кстати, все книжки, с которыми устройство продавалось, в формате epub, в том числе и книга про Тиля Ойленшпигеля.

 Книга описывает различные проделки этого персонажа с рождения и до похорон; каждому случаю посвящена отдельная главка, очень короткая (это и подкупило). Впрочем, шутовские подвиги Ойленшпигеля довольно однообразны, процентов на девяносто связаны с дефекацией и экскрементами. Встретился и один случай похожий на тот, что описан был Шарлем де Костером (про пеньку и горчицу). Но вообще книгу бельгийского писателя читал больше 20 лет назад, всё никак не соберусь перечитать. Потому других пересечений не заметил.

 Потом вычитал где-то в сети, что немецкая книга была написана в каком-то лохматом веке, авторство лишь предполагают. Мне язык сильно архаичным не показался, но должно быть из-за слабости моего немецкого. Но очень даже возможно, что текст уже адаптированный, модернизированный. Запомнил такие слова как Schalk и Schalkheit - мошенник-плут и, соответственно, плутовство, мошенничество, лукавство. 

Перепост записи от 02.06.2009. 

Слышал такое, что в самой Германии Ремарка считают второстепенным писателем. У нас же в России он до сих весьма популярен, и не ошибусь, если скажу, что роман "Три товарища" принадлежит к числу самых любимых русским читателем произведений. Лично для меня эта любовь несколько удивительна, но в общем-то вполне объяснима.

Роман был написан в 1938 году, в СССР - опубликован двадцатью годами позднее (на память сразу приходит эпизодик в кинохите конца 70-х - начала 80-х - "Москва слезам не верит" - героиня Муравьёвой с книжкой из серии "Зарубежный роман ХХ века": сейчас вся Москва читает; Меньшов, наверняка, отбирал для фильма самые характерные приметы времени...). Да, очень даже понятен тогдашний русский восторг при читательском погружении в жизнь в Веймарской республике: мы и сами ещё не оправились толком от войны, от сталинщины, а тут читателю показывали схожую (хотя в чём-то по-западному и приглаженную) неустроенность.

Добродетельные проститутки, только и мечтающие, как свалить с панели к семейному очагу; добродушные громилы, которые получив хорошенько в бубен, немедленно проникались симпатией к противнику (вместо того, чтобы по-нашенски, улучив момент, воткнуть в отместку нож в спину...), весьма мужественное распитие в неограниченных количествах и отнюдь не малыми дозами рома, коньяка и прочих "романтичных" напитков - как это должно было импонировать нашему человеку!

Потом, какие у героев были профессии - уж точно, не кочегары и не плотники - автомеханики, автогонщики... И как они стояли горой друг за друга - о такой дружбе в реальной жизни большинство может только мечтать, а через книжку - происходило приобщение... Словом, разделяя во многом мнение о Ремарке Набокова (ударно-бездарная книга - так он сказал о "Западном фронте"), находя многое даже в "Трёх товарищах" довольно топорным, примитивным по исполнению - в сравнении с творчеством современных ему русских авторов (Газданова, Мариенгофа, уж не говорю про Набокова), считаю однако, что немецкий писатель сумел в своём романе затронуть если и не самые тонкие, но зато, быть может, самый звучные струны человеческой души. Любовь, дружба, товарищество - этого так не хватает и нам, людям XXI века. И мы всё так же не защищены от потери близких людей...

Перепост записи мэйловского блога от 10.01.2009. Тогда пост получился довольно скандальным...

Говорят, что Мандельштамм, читая "Закат Европы", то и дело фыркал в негодовании: "Немецкий профессор!.." Может, и неправда, но я, надрываясь над оригиналом (!) "Парфюмера", действительно очень часто испытывал сильнейшее желание зафитилить богопротивную книжонку в какой-нибудь угол подальше и, конечно же, со словами "Немецкий писатель!.." - вкладывая в определение максимально возможный негатив, проистекающий даже не из ненависти более чем полувековой давности, очень естественной и даже, быть может, нужной в те времена, а из чувства ещё более древнего, ведущего происхождение из той поры, когда "немцем" на Руси именовали всякого западного иноземца. Замечая в нём только чванливую, заносчивую, самодовольную тупость, косность и однобокость...

Так вот, эту книжонку, "Das Parfum", я мучил больше года, правда, с перерывами. Да, признаю, немецкий у меня практически никакой; наверно, я проглядел бездну красок и оттенков в изысканном слоге Зюскинда (дифирамбы в его адрес, собственно, и побудили взять 471-й номер ГДРовской роман-газеты (Roman-Zeitung) в библиотеке...). И тем не менее, имею наглость считать, что при всём моём куцем немецком, я разглядел главную особенность этого отвратного сочинения: крайнюю скудость, засушенность описаний. (Вот поэтому и отвратного, а вовсе не потому, что в центре его находится такой отвратный тип...) Описание личности Гринуя мне живо напомнило комсомольскую характеристику - такая же убогость, однотипность, полное отсутствие изобразительного таланта. В характеристиках сотрудников РСХА в "Семнадцати мгновениях весны" Семёнова хоть какой-то шарм был ("... характер нордический... беспощаден к врагам Рейха..."). Остальные описания - это тоже, не литературная работа, а инвентаризация какая-то! Невыносимо затянутое и чудовищно плоское уподобление Гринуя клещу (Zeck, мужского рода, именно так у Зюскинда; литературное слово Zecke - женского рода). Такие метафоры могут быть только у немца (в худшем смысле слова; потому что, конечно, и другие немцы были и есть; блистательный, невероятно изобретательный Арно Шмидт, например).

Или взять прямое обращения автора к читателю в 19-й главе: "мы, сегодняшние люди, образованные в области физики..." - что-то в этом роде. Для авторов 19-го столетия это был бы нормальный приём; для исторического романиста 20-го века - это табу! Читатель должен быть погружен в эпоху, никаких напоминаний про современность, про сегодняшний день! Мне кажется, этой нормы уже придерживался Мережковский, работавший на рубеже позапрошлого и прошлого веков... А Зюскинд позволяет себе подобные чисто очерковые, никак не романные штучки не раз (и эту книгу ещё называли бестселлером столетия; увы мне, увы!..).

Другая "прикольная" история - про то, как Гринуй семь лет прожил в полном одиночестве в пещере. Да после этого он просто обязан был стать полным дегенератом! Разучиться говорить, понимать чужую речь, вообще просто связно мыслить... А у Зюскинда он просто отряхнулся, фигурально выражаясь, и вновь явил себя свету... В главе 35-й он даже сумел нафантазировать блестящее будущее девочки, чей аромат его так привлёк (и будущее это не состоится...), - это при его-то способности к отвлечённому и умозрительному мышлению. Герр Зюскинд, воля ваша, совсем неладно вы здесь написали! Не верю!

Сделав героя полуимбецилом, непомерное значение автор придаёт зато фактору обоняния. Гринуй не имел запаха, поэтому люди его не замечали, налетали на него в толпе. Ну что за дичь! (немецкий пис-сатель...). Нам всем приходилось пробираться через толпу, что, мы там принюхивались, чтоб ненароком не налететь на встречного? Да нет, просто доверяли своим глазам... Нарисованная Зюскиндом картинка "невидимости" Гринуя выглядит вдвойне фальшивой в свете тех сведений, которыми автор буквально начинает роман: люди 18-го века были крайне нечистоплотны, от них разило, как ... (смотрите в тексте). Да на таком фоне обонятельная способность у большинства населения должна была просто притупиться, вообще атрофироваться. И уж тогда важность наличия (или отсутствия) запаха у того или иного члена общества просто стремилась бы к нулю... Хотя мне вообще почему-то больше по душе, например, точка зрения покойного Крайтона, изобразившего в своём романе "Timeline" ("Стрела времени") людей эпохи Столетней войны в высшей степени чистоплотными существами.

Потому совершенно несостоятельна "ударная" сцена романа (какой это роман? конспект всего лишь...), казнь Гринуя, где все впадают в экстаз от божественного аромата монстрилы... Для начала объяснил бы Зюскинд, каким макаром Гринуй, которого обыскивали, подвергали пыткам, сохранил при себе свой волшебный флакончик. В те времена искусство тюремного шмона ещё, конечно, не достигло своих высот, о которых мы знаем из произведений Солженицына и Шаламова, но всё равно халатность надсмотрщиков выглядит какой-то неубедительной... Но более всего неубедительным выглядит сам этот коллективный экстаз, переросший в безудержную, но в общем-то совершенно ненасильственную оргию, - в толпе, которая жаждала растерзать Гринуя. В другой толпе, которая ничего подобного не жаждала, этот же аромат почему-то возбудил именно агрессивные чувства - Гринуя не только растерзали, но и съели... Очень остроумно. Вот опять же совершенно не верится, что, скажем, отец последней жертвы Гринуя мог так глубоко (и так надолго) подпасть под чары аромата серийного убийцы - опять невыносимая переоценка обонятельного фактора... (однобокий - немецкий, в худшем смысле этого слова, - подход)

Словом, я очень рад, что вся эта помесь комсомольской характеристики и инвентарной описи с пафосными, но совершенно несуразными вставками, осталась для меня позади. Обидно за тех, для кого этот немецкий очерк, стал неким образцом и примером. Оказавшись таким всемирно-популярным, Зюскинд сыграл с читательскими (и не только читательскими) массами злую шутку...

Эту книгу - роман Херберта Отто "Ложь" - начал читать незадолго до наступления Нового Года, а подобрал я её прошлой осенью на специальном столике в Центральной б-ке имени В.В. Верещагина. Книга выпущена в Берлине (конечно, восточном) в 1956 году издательством "Культура и прогресс" (Verlag Kultur und Fortschritt). На правой странице форзаца имеется дарственная надпись на немецком языке, сделанная неким Сергеем Филатенковым. По всей видимости, роман был подарен им какому-то участнику студенческой конференции, посвящённой тридцатилетию правления Социалистической Единой Партии Германии, - надо полагать, году в 79м. У меня сильные подозрения, что ни этого неведомого Сергея Филатенкова, ни ещё более таинственного участника конференции уже нет в живых... Впрочем, впрочем....

На русский язык роман, похоже, никогда не переводили. Вообще, об авторе сведения довольно куцие даже в немецкой Википедии. Известно, что родился он в марте 1925 в Бреслау в семье рабочего и швеи. Учился в народной школе, работал в банке. В 1943 году вступил в НСДАП. С 1943 года по 1944 - участие в войне в качестве солдата Вермахта. Попал в румынский, затем в советский плен, из которого был отпущен в 1948 году. После учёбы в Центральной школе Антифа в Москве вернулся в 1949 году в Германию. Принимал участие в работе Общества немецко-советской дружбы, работал в качестве лектора издательства "Культура и прогресс". Ушёл из жизни в августе 2003-го. 

Автор ряда романов, некоторые из которых были экранизированы. В частности, "Время аистов", "Например, Йозеф", "Сон о лосе". "Ложь" - дебютный его роман, во многом автобиографический. 

Главный герой, Альфред Хаферкорн, сын швеи, попадает в советский плен. Но незадолго до этого  он оказывается в составе расстрельной команды. Командир полка майор Кребс приказывает им уничтожить группу взятых в плен советских партизан. Альфред поступает почти как герой известной песни Высоцкого. Он стреляет из своей винтовки, но прицел берёт много выше требуемого. Его пуля никого не убивает. Тем не менее образ расстрелянной его сослуживцами девушки-партизанки неотступно преследует его. Злая ирония судьбы заключается в том, что в расстрельной команде Хаферкорн оказался вместо Вильхельма Вайсса, в прошлом коммуниста, которого майор Кребс намеревался таким образом проверить на лояльность делу национал-социализма. В ночь накануне расстрела Вайсс покидает часть с намерением сдаться в советский плен. Он пытается склонить к этому и Хаферкорна, в тот момент как раз находившегося на посту боевого охранения, но безуспешно. Альфред не решается на такой шаг; несмотря на то, что имеет при себе своего рода пропуск - советскую листовку с призывом сложить оружие и сдаться, а также с портретом майора Кребса на её обороте и перечислением совершённых тем военных преступлений (заключающихся в  зверском уничтожении советских военнопленных и гражданского населения). 

Майор же Кребс, оказавшись во время советского наступления отрезанным от своей части, вообще от немецких войск, понимая, что участь его в советском плену будет однозначна, убивает своего денщика Вахольдера, чтобы в дальнейшем выдавать себя за него. 

Но название роману дала не эта ложь, а ложь главного героя. Опасаясь того, что русские не поверят его рассказу о саботаже приказа Кребса во время расстрела, он выдаёт себя за солдата другого полка. О расстреле партизан в деревне Ремановка он якобы ничего не знает. 

Между тем его знакомец Вильхельм Вайсс становится немецким руководителем лагеря военнопленных под Свердловском, куда в конечном итоге попадает и Хаферкорн. Комендантом же лагеря является майор Захаров (или... Сахаров; честно говоря, не понял, как эту фамилию следует читать; ведь одинарная s в начале слога у немцев произносится как "з"), настоящий такой советский коммунист, строгий, но справедливый, мудрый и чуткий. 

Большую часть книги, собственно, составляет показ того, как Альфред Хаферкорн тоже мудрел и мужал, осознавал свою вину и свой классовый долг, превращаясь из этакого доходяги-отщепенца, однажды попытавшегося даже сбежать из лагеря на родину (!), в ударника труда и сознательного борца за новую жизнь.

В тексте романа упоминаются две известные советские книги, обе без указания авторства, а первая даже и без точного названия. Это "Как закалялась сталь" Островского. А второй роман - >>Neuland unterm Pflug<< - "Поднятая целина" Шолохова. Вильхельм Вайсс ссылается на это произведение, поскольку там показана реакционная роль кулачества. Дело в том, что Альфред, во время сверхурочных работ вместе со своим другом Рихардом Беккером за пределами лагеря в доме капитана Петрова, знакомится с девушкой по имени Мария, немкой из Поволжья, семья которой была перемещена на Урал - за то, что они были кулаками... Иными словами, Вайсс пытается дать Хаферкорну правильную политическую ориентацию касательно кулачества. 

Вообще мне показалось, что в романе Отто чувствуется сильное влияние "Поднятой целины" - в обрисовке характеров, в построении некоторых эпизодов, в развёрнутом изображении колебаний главного героя (тут, я бы сказал, почти что "мятущийся" Григорий Мелехов! - пожалуй, чересчур долго не может определиться). И даже можно разглядеть неприкрытую перекличку с шолоховским романом. Так, Альфред ассоциирует военного преступника майора Кребса с пытающимся организовать мятеж на Дону есаулом Половцевым. А другой герой романа, пронырливый фельдфебель Шуберт, директор текстильной фабрики своего тестя в своей гражданской бытности, по-моему, прямо списан с Якова Островнова - "культурного хозяина" и тайного врага советской власти. Таков же и Шуберт. С одной стороны он передовой бригадир, опора Вайсса, с другой - тайный махинатор, пытающийся устроить для себя более вольготную жизнь даже в статусе заключённого, главное же, пытающийся дискредитировать коммуниста Вайсса в глазах соотечественников  да и советского руководства тоже. 

Он умело прибирает к рукам разное лагерное отребье типа бывшего санитара Варцехи, возможно, кого-то ещё. Потому что далеко не все заключённые хотят быть ударниками производства, не все считают, что пребывание в лагере - справедливое возмездие за деяния немецких вооруженных сил на советской земле. 

Есть впрочем и другие немцы. Это уже упоминавшиеся выше коммунист Вильхельм Вайсс, Рихард Беккер, человек, сделавший однозначный выбор в пользу дела рабочего класса (однажды он даже читает Хаферкорну мини-лекцию из истории ГПУ-НКВД; на вопрос последнего, чем же это учреждение отличается от гестапо, дает убеждённый ответ, что это как раз противоположность нацистской тайной полиции - типа, орган защиты государства рабочих от контрреволюции); ударник труда Веллах. 

Показаны и немцы "неопределившиеся", типа бывшего парикмахера Армгрубера, отчаявшегося доходяги, пошедшего на членовредительство...

Различно автор изображает и русских. Среди них встречались такие, что готовы были убить военнопленного Хаферкорна. Но были и те, кто не давали свершиться такому самосуду. Есть Лена Строгова, в прошлом студентка факультета германистики, затем партизанка; на должности руководителя товарной станции, где производится погрузка леса, гроза бездельников из числа заключённых, вообще ненавидящая всех немцев; однажды поклявшаяся не произнести больше ни слова на их языке. Впрочем, Лена - не только скорее исключение из общего правила; с нею произойдёт потом радикальная метаморфоза. Большинство же конвоиров обращаются к заключённым "камерад". Всегда готовы прийти на помощь, скажем, если заключенный нос отморозил. Но у них не заржавеет и по уху дать, как скажем, у того сержанта с КПП, пред которым Альфред снова предстал по возвращению в лагерь после своего незадавшегося побега.

Не таит никакого зла на немцев молодой железнодорожник на станции, поделившийся хлебом с изловленным беглецом, - хотя сам был в плену и видел повешенными беглецов из немецкого лагеря...

Более либеральным, чем немецкий коммунист Вайсс, оказывается русский коммунист и, между прочим, ленинградец Сахаров (Захаров), разрешивший службу пастору из числа пленных в день католического Рождества. 

Особняком держится оперуполномоченный Ильин, человек неприметный, неброский, но подмечающий всё...

Расхитителем соцсобственности оборачивается капитан Петров...

Специально акцентирован тот момент, что пленных кормили даже лучше, чем собственное гражданское население (этому веришь). В классовую пролетарскую мудрость партийцев верится уже меньше. 

Несколько разочаровало то, что роман так явно сделан по советским рецептам - как бы растерял какую-то часть "немецкости". Потом подумал: а проза Бёлля, так полюбившаяся поколению стиляг, была во многом выдержана по американским рецептам, тоже мало походила на прозу Маннов, Гауптмана и прочих классиков старшего поколения. 

Всё-таки жаль, что книга не была своевременно переведена. Могла бы стать своего рода "хитом"...

Книга была выпущена "Художественной литературой" в 1989 году; именно тогда мне следовало её прочитать. В то время меня очень интересовала литература немецкая, в том числе написанная в начале века. Сейчас я более повёрнут в сторону англоязычной беллетристики, главным образом, современной...

Так что чтение "Атлантиды" не слишком задалось...

Между тем Герхарт Гауптман (1862-1946) - известный немецкий драматург, внёсший определённую лепту и в другие литературные жанры, вообще человек разносторонне развитый. Роман "Атлантида" вышел в 1912 году и предвосхитил гибель "Титаника".

На самом деле, мне показалось, он предвосхитил многое, даже приход нацизма... Однозначно - появление новых литературных форм; ведь этому роману присущи черты европейского магического реализма. Некоторые страницы так вдруг напомнили мне перечитанные недавно романы Арно Шмидта и Германа Казака, антиутопии, созданные уже по окончании Второй Мировой. Иными словами, фантазия у автора играла, это надо признать.

Жаль только, последнее время я что-то не в форме... Мне приходилось концентрировать внимание - высокопарный слог, которым написан роман не очень этому помогал...

Полное название романа "Республика учёных. Краткий роман из жизни тропических широт". Перевод Ю.Архипова, А. Дранова. Был опубликован в книге "Немецкая антиутопия. Романы" издательством "Прогресс" в 1992 году тиражом 25 тысяч экземпляров. Привожу эти данные потому, что других изданий "Республики" на русском и не существует. Двум другим писателям, чьи романы оказались под одной обложкой с произведением Шмидта, Герману Казаку и Эрнсту Юнгеру, повезло больше. "Город за рекой" и "Гелиополис" доступны, по крайней мере, в электронном виде. 

О самом Арно Шмидте в России известно тоже до ужаса мало... Впрочем, не все и немцы слышали о таком писателе, хотя он уже признан там классиком. Припоминаю забавную историю... Прощаясь с работавшим у нас немецким специалистом (программистом-электроником широкого профиля) Хольгером Шмидтом, я поинтересовался, читал ли он книги своего однофамильца? Выяснилось, что нет. И даже более того. "Do you know the guy?" - спросил меня Хольгер. Откуда! Ведь Шмидт умер ещё в 1979 году...

Сам же я - в силу какой-то странности - прочитал "Республику" не в середине 90-х, как это произошло у меня с "Городом за рекой" и "Гелиополисом", а только в начале "нулевых". Пришел тогда в неистовый восторг - от особой манеры писателя (её я проиллюстрирую ниже), от его мастерства, стёбности и т.д. и т.п. 

Роман, как уже несложно догадаться, антиутопия. Написанный в 1957 году, он изображает мир в 2008м - после атомной войны, уничтожившей всю Европу, часть Соединённых Штатов и, кажется, другие территории. Противоборствующие стороны смогли после войны договориться и общими усилиями создали искусственный остров в Тихом океане (в районе Саргассова моря), на котором живут избранные представители всего человечества - художники и учёные (название же пародирует трактат поэта Фридриха Готлиба Клопштока "Немецкая республика учёных" - текст найти не удалось). 

Главный герой романа, он же рассказчик, журналист Чарльз Генри Уайнер, американец с немецкими корнями, проделывает удивительное путешествие сначала через территорию, населённую мутантами (гоминидами), из которых кентавры являются наименее странными, затем попадает на остров, где посещает сначала правую половину, контролируемую западниками, а затем - половину левую, коммунистического блока. 

Как выясняется, холодная война продолжается и на острове... И вообще пост-апока

липтическое человечество предстаёт в не очень выгодном свете... всё те же комплексы и те же страстишки...

Про авторскую же манеру (она присуща не только "Республике", но и другим произведениям Шмидта) лучше сказать словами А. Дранова, автора предисловия и одного из переводчиков романа Шмидта: "... сначала возникают, как в убыстренном кинокадре, яркие разрозненные картинки, "фото", затем вокруг них в ходе дальнейшего "припоминания" группируются дополняющие и объясняющие их кусочки, фрагменты, отрывки - "тексты". На втором этапе в сознании писателя возникает некая связующая незначительные события повседневности нить, на которую он нанизывает "жемчужины" воспоминаний, впечатлений, переживаний. Затем наступает очередь "сна" и "игры мыслей" - возникает "рагу из древесной смеси, обломков и слов-окурков"." Такой фрагментарный стиль Дранов называет атомарным...

Пост про этот замечательный неизвестный массовому русскому читателю роман будет потом. А сейчас помещаю отрывок из него в виде картинки.Когда-то набивал в Ворде, с целью тренинга и поднятия тонуса. А сейчас с грехом пополам отскринил. Посмотрим, как это будет выглядеть...

Небольшая книжица издательства "Просвещение" (Ленинград, Ленинградское отделение, 1976), для студентов педагогических вузов. Подобрал в вестибюле центральной библиотеки - на специальном столике, типа для буккроссинга. А если по-русски, родители, собиравшие всю жизнь библиотеку, умерли, а их дети, которым эта библиотека не нужна, избавляются от  неё - потихоньку или по-быстрому. Таким образом, в основном, на этом столике появляются новые книги.

Мягкие корочки, примерно 200 страниц непосредственно текстов и плюс комментарии. Читал неприлично долго - с начала сентября и по сей день. Под занавес чтения "Кляйне проза" начала рассыпаться, пришлось просверлить её мини-дрелью и скрепить гибким электрическим проводком, естественно, в изоляции.

Включает в себя 19 рассказов 6 немецких писателей, из которых один был вроде как чех... Но не Кафка. А именно - авторами являются Бертольд Брехт, Лион Фейхтвангер, Леонард Франк, Герман Гессе, Ф. Вайскопф, Фридрих Вольф (чех - это предпоследний).

Не всё при чтении так уж и было понятно, комментарии довольно скупые. Видно, конечно, что все авторы очень разные, и по стилю, и по своим политическим взглядам. В частности, Вольф - коммунист и во время войны был пропагандистом в Красной Армии, пропагандировал своих соотечественников складывать оружие. Заключительный в сборнике рассказ, принадлежащий его перу, называется "Семь хлебов", и речь там о том, как под Сталинградом были взяты в плен сорок умирающих от голода немцев. По просьбе автора бойцы двух советских рот передали для спасения этих бедолаг семь буханок хлеба, напоили чаем с водкой. Автор же произнёс перед своими соотечественниками речь о том, кого они должны благодарить за этот хлеб и, возможно, жизнь. Происходило это всё в годовщину смерти Ленина, 21 января. Автор честно признаётся в том, что для него осталось не вполне ясным, что поняли из его слов немецкие военнопленные...