Чтобы передать впечатление от этого романа, наверно, надо начать издалека. Кстати, применительно к этому сочинению такой подход более чем уместен - Барнс поднимает здесь тему несовершенства или, во всяком случае, прихотливости человеческой памяти. Мол, спустя какое-то время мы видим случившееся с нами - так, а немного погодя - этак. А ещё позднее - и вовсе как-то растак. 

Мой путь к первой прочитанной мною книге Барнса - а "The Sense of an Ending", "Предчувствие конца" первый, который я прочитал у лауреата Букера и многих других премий, - был что-то очень уж долгим, как ни патетически это звучит. Ещё в середине нулевых я перебирал в книжном магазине его сборники - внушившие мне мысль, что у Барнса в России печатают полное собрание его сочинений, всё-всё, что он написал, без каких-либо изъятий. Потому как Барнс входит в правящий триумвират современной британской литературы - эту фразу я вычитал в каком-то ином томике, другого автора, уже ни имени, ни названия не помню, но фраза тем не менее отложилась в моей несовершенной и прихотливой памяти. 

Где-то примерно в это же время увидел Барнса в одной из передач BBC World. Величина! Не так часто там писатели мелькали. Только Гарольда Пинтера ещё помню - почему-то с забинтованной головой. Так ему тогда как раз Нобелевку отвалили. Ну и...

Ну и только два года назад прочитал какой-то рассказ Барнса, в котором герой познакомился с бывшей гедеэровской спортсменкой. Название не запомнил. Прихотливая память. 

И вот теперь - "Предчувствие конца". Много хвалили. И в ожидании я представлял... представлял что-то иное. 

В романе - пусть и коротком, в оригинале всего 100 страниц - оказалось немалое количество рассуждений о жизни, о смерти, о уязвлённой гордости. Вот это резонёрство мне сразу не понравилось. 

Вообще роман показался похожим на сценарий к фильму - персонажи подобраны умело, не отнимешь, акценты их отношений расставлены тоже не новичком, но вот картинка как бы минималистская. 

Действие тоже развивалось не скучно, вовсе не так вяло, как я пытался уверить себя - поначалу. Я был захвачен изложением событий, уже в первый день я заглотил наживку более чем наполовину. Потом один день для чтения у меня был потерян, выпал; я снова подхватился только через день и уж пытался наверстать. И... и всё-таки ловил себя на мысли: однако же мотором сюжета является старое-банальное "так чем же всё это кончится? как же загадки-то разъяснятся?" Для по-настоящему сильного произведения этого маловато, на мой взгляд. По-настоящему сильные вещи - это те, в которые хочется погружаться. Хочется вбирать там подробности... переживать за героев... а вопросы "кто виноват?" и "что делать?" могут и вовсе не стоять на повестке. 

И ещё. Раз уж роман претендует на какую-то философичность, чуть-чуть про эту его сторону. 

Прежде всего дружба четырех героев, показанная в начале, показалась несколько не убедительной. Эдриан, превосходство которого признают остальные трое, ходульный какой-то. Читает и цитирует Камю, ну и что с того? Это в СССР 60-х было одно-единственной издание Камю, да и то художественное, да и то быстро стало раритетом. Это для советского юноши цитирование "Мифа о Сизифе" могло быть неким показателем. В Грейт Бритн того же времени, полагаю, приобщиться к мудростям французского экзистенциалиста было неизмеримо проще - была б охота.

Да и по большому счету всё это звучит очень подростково - если ты читаешь Рассела и Витгенштейна, то уступаешь тому, кто читает Камю и Ницше. В конечном итоге, как сказал тот же Ницше, если не ошибаюсь, из книг мы вычитываем то, что уже знаем. Так что не в именах философов дело - а в головах тех, кто читает и при этом усваивает умные мысли. 

И то, что главный герой - рассказчик и сорок лет спустя с таким пиететом вспоминает об Эдриане, в этом я усмотрел тоже только какой-то неизжитый подростковый комплекс. Хотя по-человечески понятно. Не мною сказано, что людей, которые были старше нас по рождению, мы воспринимаем таковыми и много лет после их смерти - для нас они всё равно остаются старшими, хотя их земной путь и оказался короче нашего. 

Опять-таки коллекцией заблуждений показались мне и другие рассуждения Энтони Уэбстера, героя-рассказчика, которым он предаётся в своём уже почтенном возрасте. Да, по-человечески многое понятно, объяснимо... Но это не делает эти мысли какими-то откровениями, чем-то по-настоящему глубоким. Может быть, отчасти из-за формы - того сухого скучного резонёрства, в виде которого они преподносятся. Сумел бы автор расцветить эти же мыслями другими красками - может, по-другому бы и заиграло. Но автор не сумел...

И про мораль сочинения. Потому что - хотел автор или не хотел - но концовка романа очень легко подвигает читателя сформулировать некую, вполне определённую мораль. Однако мораль эта оказалась тоже какой-то плоской, одноразовой, не пригодной для длительного размышления и вчувствования - потому что сенсационностью отдаёт, больше подходящей для боевика-детектива.

20-й том 25-томной Библиотеки современной фантастики, вышедший в 1971. Когда-то я очень хотел его прочитать - как и другие тома этого собрания, впрочем. Названия "Каллокаин", "Гибель 31-го отдела" будоражили моё воображение... Прочитал только сейчас. 

Вот состав сборника:

РАССКАЗЫ:
Нильс Нильсен (Перевод с датского Л.Жданова). 
Запретные сказки… 7.
Играйте с нами!… 18.
Никудышный музыкант… 29.
Продается планета… 40.
Тур Оге Брингсвярд (Перевод с норвежского Л.Жданова) Бумеранг 52.
Юн Бинг (Перевод с норвежского Л.Жданова) Буллимар… 61.
РОМАНЫ:
Карин Бойе (Перевод со шведского И.Дмоховской) Каллокаин… 69.
Пер Вале (Перевод со шведского С.Фридлянд) Гибель 31-го отдела… 213.
О СКАНДИНАВСКОЙ ФАНТАСТИКЕ: 
Эдвард Араб-Оглы Между Сциллой и Харибдой… 361.
Эрнст Генри Стерилизация человека… 369.
Об авторах… 382.

Читал со сложным чувством. Из рассказов понравился "Продаётся планета". 

О романах чуть подробнее. 

"Каллокаин" был написан Карин Бойе в 1940. Изображает тоталитарное государство - некую Империю, которая подчиняет своим интересам всё и вся. Каллокаин - это сыворотка правды, которую создал главный герой и рассказчик. 

Роман выдержан в очень ровном, даже немного монотонном стиле. Лет 25 назад я бы даже назвал такую манеру "европейской". Немного похоже на "1984" Оруэлла. В целом показался скучноватым и предсказуемым. Все идеи автора очень понятны. Возможно, одна из причин, почему и не вызвал эмоционального всплеска. 

"Гибель 31-го отдела" написан Пером Валё в 1964 году, на русский язык переведён был в 1968. Тоже дистопия - но ближе к "Дивному миру" Хаксли, поскольку изображает общество потребления. По жанру - детектив. Написан опять-таки в "европейской манере". Идеи тоже понятны. Соответственно, большого эмоционального всплеска тоже не произошло. 

Кстати, особый акцент сделан автором на то, как следует оболванивать массы: "Журнал заполонили фотографии собак, и детей, и кошек, и цветов, и гороскопы, и френология, и как надо гадать на кофейной гуще, и как поливать герань, и ни одной запятой не было там, где положено, а народ его покупал. То малое, что именовалось текстом, было так ничтожно и так наивно! Оно вполне могло выдержать конкуренцию с тем, что пишется сегодня. Мне, черт меня подери, не разрешали написать слово «локомотив», не объяснив, что это, мол, такой аппарат на колесах, он ходит по рельсам и тянет за собой вагоны. А для нашего шефа это была великая и знаменательная победа. Все в один голос превозносили его беспримерную дерзость и дар предвидения и утверждали, что этот маневр произвел революцию в журнальном деле и заложил основы современной журналистики." - Подумал, что тем же самым очень любят сейчас заниматься многие авторы блогов. 

В других томах Библиотеки (тех, что прочитал, - а прочитал не все!), насколько помню, было только по одному послесловию. Эту антологию завершает аж две статьи. Обе в общем-то довольно водянистые, далеко не шедевры публицистики.

Сборник вышел в 1996 году в издательстве "Квадрат" в серии "Современный российский детектив". Потому, хотя бы только глянув на обложку, я, если честно, не ожидал от этой подборки ничего особо великого. Тем более, что в неё входит и ретро-детектив "Приговор Исполнительного Комитета", который впечатлил меня не сильно. Но всё оказалось совершенно не так, как я предполагал, совершенно не так. Всё на самом деле оказалось гораздо лучше!

По порядку. В сборник входят пять повестей - заглавная, "Стрельба по бегущему оленю", "Миллионы с большими нулями", "Приговор..." (как я уже говорил), "Нас кто-то предаёт" и "Чёрная полоса". 

Первые три можно отнести к так называемым ретро-детективам. В повести "Стрельба..." действие происходит в 1960 году в некоем областном центре Н., где-то в степной зоне, в Азии. Речь идёт об убийстве старшеклассницы... 

Сразу надо отметить, что когда аннотации утверждают, что детективы Головин писал не типичные, не стандартные, то аннотации эти говорят полную правду. И в частности, когда я начал "Стрельбу...", то сразу отметил и довольно не банальный зачин действия (как бы немного сбоку), и психологизм, более характерный для нормальной прозы, и чисто головинский стёб, хотя и не столь ярко выраженный, как в "Дне рождения покойника", допустим. 

А то, как развитие сюжета пошло дальше, так это меня и подкупило и захватило. Финал же вообще оказался философским, ёмким, кратким. Этой емкости автор добился буквально одним абзацем - одним-двумя предложениями. Почти, как в "Анне Петровне", в завершении которой такой же смысловой емкости Головин достиг вообще в одной фразе... 

Не типичны детективы Головина ещё и тем, что они друг друга не повторяют. Все они - совсем разные истории. В частности, "Миллионы с большими нулями" - тоже ретро, но это уже Гражданская война, Петроград, на который наступает Юденич. Здесь ЧК расследует дело о похищенных ценностях "на миллионы с большими нулями" (в условиях тогдашней инфляции). И опять - интереснейший психологизм персонажей, неожиданные повороты сюжета, замечательный язык. 

Четвертое сочинение сборника "Нас кто-то предаёт" оказалось фантастикой. Чем-то повесть похожа на булычевского "Журавля в руках". Здесь пятнадцатилетний мальчишка Тимур Далматов тоже неожиданно получает доступ в некий параллельный мир, живущий по законам Средневековья, если не древнее. Только у Головина это как бы реальная древность - в том плане, что кое-какие свидетельства о ней имеются в местном краеведческом музее. Т.е., хотя страна, город, исторические лица и вымышленные, но в рамках повести - это как бы нечто действительно существовавшее. 

Впрочем, только лишь к походам в прошлое и обратно фантастика здесь не сводится. У одного из тех древних владык, в дела которого вмешивается Тимур, есть стая так называемых зверолюдей, которых вывел придворный алхимик. Эти зверолюды неимоверно страшны, но тоже имеют "ахиллесову пяту" - подобно гипнозу действует на них мелодия колыбельной, которую они слышали в глубоком младенчестве. Впрочем, не только на них, как оказалось, распространяется власть этой мелодии. 

Вообще, нельзя не признать, что Головин умеет интересно фантазировать, умеет создавать реальность, которая будоражит воображение... Да и кроме того, повесть "Нас кто-то предает" - это ещё и молодёжная проза, потому что хорошо, убедительно рассказывает о подростках. 

А повесть - или даже роман - "Чёрная полоса" - это уже реальность, которую нет необходимости как-то придумывать, создавать и т.д, потому что это вообще реализм. Это рассказ о современности - на момент написания. Эту современность, конца 80-х - начала 90-х надо было просто знать. Головин знал её и рассказал о ней и страстно, и пристрастно. 

Это практически исповедальная проза. Почему-то подумалось, что многое-многое из нескладной судьбы журналиста Дмитрия Проклятикова - ранее известного по публикациям в прессе как ДэПроклова, старые знакомцы так его и зовут - автор сам прошёл, в собственной жизни. Но он пишет не об ангелах - о людях. И всё равно, если и не любит всех этих небезгрешных людей, то по крайней мере - сострадает им. Это рассказ о чёрной полосе, но не чернуха. Проза с элементами боевика - и при том не про очередного супермена, а про человека где-то и слабого, нерешительного, не способного переступить... 

Не таков его антипод - главный антигерой. Этому персонажу автор не сострадает и не сочувствует. Густо негативная личность. - Делаю такое небольшое уточнение, чтоб не подумалось, что автор впадает в некое сюсюканье. 

И может быть, единственный недостаток этого романа - за присутствие в сюжете нескольких временнЫх планов я бы и назвал это сочинение романом - так вот, переходы из одного времени в другое происходили порой столь резко, что лично мне приходилось напрягаться, чтобы понять, где здесь грань, о чём, собственно, пошла речь, почему вообще вдруг такой антураж и обстоятельства возникли, если только что всё происходило в иной канве, в иных декорациях. То есть постмодернизм какой-то, почти. Но при чтении "Улисса" в переводе Сергея Хоружего переходы, помнится, и повнезапнее были, так что почему бы нельзя отдаться воле некоего потока свободного повествования и русскому писателю Геннадию Николаевичу Головину? Отличный был писатель, жаль, прожил маловато по нынешним меркам - всего-то где-то 62-63 года - и опубликовал не так много. Мы бы еще почитали, читать его интересно, он был разнообразен, горазд на выдумку, на новизну - как Пушкин, как советские классики 20-30-х годов, не замыкавшиеся в одном жанре, в одной теме.

Этот двухсерийный фильм по повести Геннадия Головина (и его же сценарию) посмотрел сегодня. А вчера, между прочим, посмотрел неигровой фильм Якопетти "Собачий мир". Когда-то я читал о нём в книге Кукаркина "Буржуазная массавая культура" как о чем-то ужасно ужасном. Но по факту ничего особо ужасного не увидел... как-то скучно и банально, хотя понятно, что итальянский режиссер хотел доказать, что человек - это животное. И собственно, почему я вспомнил этот опус? Так вот, в повести Головина и в её экранизации напротив утверждается мысль, что человек - это не животное, в том смысле, что от животного он всё же многим отличается. 

Сама по себе тема, поднятая Головиным, трудна даже в прозе. Ну как показать сумеречное, угасающее сознание человека на пороге смерти, сознание в котором вдруг возникают и тут же исчезают обрывки воспоминаний о прошедшей жизни? Жизни и трудной, и в то же время богатой - пережитым. Это даже в литературе не просто. А в кинематографе, как мне кажется, ещё труднее. 

Головин с этой задачей справился. Фильм, может, и не столь хорош, но тоже всё же хорош. 

Ужасно грустное после него чувство... В повести финал особенно выразителен; причем Геннадий Головин передал это удивительное ощущение одним предложением: "...хлопнул студента по плечу и пошел догонять товарищей, которые, неспешно шагая, уже довольно далеко успели уйти по кладбищенской аллее, с удовольствием истинных друзей расспрашивая друг друга о жизни". 

При просмотре же заключительных кадров фильма лишь отдаленное подобие этого ощущения возникает - лишь потому что известно, что финал должен выражать. Тот же, кто повесть не читал, вероятно, такого подтекста не уловит.

"Тёмный лес", вторая часть трилогии "В память о прошлом Земли", продолжение "Задачи трёх тел". Некоторые герои перешли в этот роман из предыдущего, но здесь они фигуры второстепенные, за исключением сыщика Ши Цяня ("Да" Ши). 

Начало показалось скучноватым; в первом романе трисоляриане - с помощью софонов, наделённых интеллектом протонов - сумели остановить прогресс фундаментальной науки на Земле. Их космофлот приближается к Солнечной системе медленно, но уверенно. Человечество начинает впадать в панику и отчаяние. И вот именно подробного и утомительного описания того, как это происходит, я поначалу испугался. Но Лю - Фантаст с большой буквы "Ф", он сумел привнести в повествование новые затягивающие интриги. 

Да, земной науке не только предстоит все четыреста лет ожидания топтаться на месте (именно столько, по расчетам, займет путешествие трисолярианских сил), но более того - вездесущие софоны следят за всем, что происходит на нашей планете, за любым разговором, тем более - за информацией, которая как-либо фиксируется. Не доступны разумным софонам тольком мысли землян, существ, кстати говоря, крайне лукавых и коварных - в представлении трисоляриан. И вот, исходя из этого, запускается небывалый проект - The Wallfacer Project - я перевел название как "Проект Стеномедитаторов (или Стеносозерцателей). Это четыре человека, представители разных стран, разного рода занятий. Перед ними стоит задача - выдумать нечто такое, что способно спасти от грядущего нашествия. Они могут шифроваться как угодно, и ресурсы для исполнения им даны почти неограниченные. Один из них, китайский астроном (бывший) и социолог (отец звездной астрономии, между прочим, хотя и с подачи героини первого романа Е Вэньцзе, той самой, что навлекла на Землю всю эту беду) по имени Луо Джи (или, быть может, Цзы, не знаю). Вот он свои полномочия по первости так и применил - выбрал себе комфортную жизнь сибарита-отшельника. Ещё и потребовал найти себе живую женщину - точную копию своей воображаемой возлюбленной, о которой грезил в прежней своей бытности не на шутку...

Стеномедитаторы не знают, что заговорщики из числа тайных сторонников Трисоляриса на каждого из них назначили по Стеноломателю. На всех, кроме Луо Цзы, впрочем. Потому что у него тут планида совсем другая. Не его шифрованные проекты будут ломать, Трисолярис обратил на китайца особое внимание. 

В общем, противостояние Стеномедитаторов и Стеноломателей идёт крайне напряженно. А когда оно приходит к чему-то вроде бы определённому (вроде бы), вдруг разворачиваются крайне драматичные события уже в космосе. А потом снова на Земле... Цысинь Лю не даёт читателю расслабиться, изобретает неожиданные сюжетные ходы. Это - мастер! 

Лично я жду возможности прочитать заключительный роман трилогии, некоторое представление о котором уже получил из аннотации английского перевода.

Года три назад я уже читал одноименную повесть и делал пост. Но то был журнальный вариант ("Трезвость и культура"), и он был чуть покороче, чем полная версия, которую я прочитал сейчас. Вот только, увы, столь же могзовзрывающего впечатления повесть сейчас уже не произвела... - по ряду причин. Но поскольку это был сборник повестей, не только "День...", у меня ещё был шанс получить от чтения - мощный заряд, эмоций, мыслей, ассоциаций и т.п. И я не был обманут. 

Помещённые в сборник рассказы (и/или короткие повести) - "Лёнька Абраамов из красной книги дураков", "Чудо в Кемпендяе", "Хельсинки - город контрастов" - пожалуй, написаны в близком ключе к заглавной повести. Хотя той "экзистенциальной" составляющей, что есть в "Дне рождения..." я в них в всё же не нашёл. Чем-то близка к этим сочинениям - стёбностью, конечно, и глумливостью - повесть "Антон Павлович". Но этот опус мне вообще как-то не глянулся...

Каким-то постмодернистским опытом я бы назвал заключительную повесть "Приговор исполнительного комитета" - исторический детектив про противостояние Охранки и террористической организации "Земля и Воля". Посмодернистский - потому что, как говорит известный наставник в области литературного мастерства Джеймс Фрэй, в традиционно-реалистических произведении развитие и завершение сюжета обязательно как-то должно отразиться на главных героях (о том, собственно, всегда и речь), а у Головина о героях и их дальнейших судьбах - как бы пунктирно. Но зато их деяния вдруг протягиваются своими последствиями в более далекое будущее. В этом я усмотрел мораль повести - приговор исполнительного комитета, он не только для разоблаченного провокатора какого-то, он - также и для человека жизнь только начинающего, никоим образом к проискам Охранки отношения не имеющего. Выстрел в будущее, словом. Но всё равно, в целом я остался этой повестью не очень доволен. 

Настоящие шедевры сборника - повести, написанные Головиным в середине 80-х в поселке "Заветы Ильича", "Джек, Братишка и другие" и "Анна Петровна". Первая вещь - как бы о собаках. Но на самом деле о людях, конечно. Вторая повесть - история одной жизни, рассказанная с применением потока сознания в том числе. Произведение удивительной пронзительности. Как и "Джек...", впрочем. Вот ради этих двух произведений стоило сборник читать.

Сборник вышел в 1977 году. Вот его содержание. Из этой инфы видно, что примерно половина произведений была написана либо в 60-е, либо на рубеже 60-х - 70-х. Ранее мне был знаком заглавный рассказ - я читал его в антологии "Фантастика-71" в ужасно юные времена. Но сейчас я перечитал сборник Обуховой ради другого её произведения - повести Лилит, прочитанной мною впервые в те же ужасно юные времена. Собственно, сейчас я даже читал эту повесть как бы отдельно от других сочинений сборника - в этом издании, ради иллюстраций Юрия Макарова (по ссылке их можно посмотреть). 

Впрочем, я и сам увидел эти картинки впервые. А в ужасно юных временах мне был доступен вариант, помещенный в альманах НФ (там ещё был роман Фреда Хойла "Чёрное облако"). И почему вообще я так долго (и нудно) об этом рассказываю? Да потому что с повестью "Лилит" у меня была тогда целая история... Я ещё не понимал, как это было смело для 60-х - взять и изложить свою версию шумерской (или быть может, библейской истории), но был поражен самой возможностью такого хода событий: любви инопланетчика к земной женщине (инопланетника гуманоидного, но конечно же, не человека). А может быть, ещё сильнее - потрясен бунтом первобытного человека против... против того, что его окружало; бунта, поднявшегося практически до звёзд. По глупости, я представлял Лилит в образе Рэкел Вэлч, первобытной женщины из английского фильма "Миллион лет до нашй эры" (даром, что Вэлч, или Уэлч, не знаю, как правильно, блондинка, Лилит же у Обуховой - жгучая брюнетка). 

В общем... в общем это был такой культурный шок.

Ну и ещё, имя, конечно, - Лилит. Спустя годы, уже в другой возрастной категории (но всё ещё юной, хотя и не ужасно юной), я услышу его отзвук в имени другой героини, названии целого романа. Такая история (so it goes, мог бы сказать Воннегут)...

...Другие сочинения сборника я тоже прочитал сейчас с интересом - особенно повести "Яблоко этого года" - про необычный контакт и (опять-таки!) "Дочь Ноя" - версию библейской истории. 

Обухова написала, быть может, не так много фантастических произведений, но фантастом была ярким, самобытным...

Лю Цысинь "Задача трех тел" - о существовании такого романа и такого писателя узнал буквально недавно, месяц назад, благодаря Лаборатории фантастики. В сети недавно появился русский перевод с английского перевода. Сравнив по крайней мере начало с английским вариантом, предпочёл читать по-английски. Хотя даже из первых страниц видно, что в русском варианте некоторые специфически китайские термины выражены более по-китайски. Например, хунвейбины. А в переводе Лю Кена всего лишь The Red Union. 

И поначалу действительно было четкое ощущение, что это не оригинальный английский текст, а перевод, но потом это чувство прошло, действие захватило. 

"Задача трёх тел" - действительно очень интересное современное научно-фантастическое произведение. В нём, правда, нет таких описательных нюансов, какие были присущи, допустим, фантастическим сочинениям А.Н. Толстого или повестям Стругацких; нет, такого психологизма, тем не менее сюжет выстроен мастерски. И научная часть очень основательна - при том, что автор смело фантазирует на тему тайн материи и пространства. 

Как и роман Роберта Ибатуллина "Роза и червь", "Задача трёх тел" рассказывает о контакте миров - и войне миров тоже. В романе Цысиня Лю столкновение цивилизаций, впрочем, не происходит так сразу, в лоб. Мало того, что действие начинается ещё в 60-е годы прошлого века, во времена Культурной революции в Китае, так и после перехода событий в век нынешний интрига носит фантастико-детективный характер. Весь ужас ситуации раскрывается перед читателем постепенно, ближе к финалу. 

Особо хочется отметить тот интересный приём, который автор использовал, чтобы показать читателю мир трёх тел (или солнц) - Трисолярис. Понятно, что это не точное воспризведение, а лишь адаптация к нашему восприятию, но картина жуткого мира Трисоляриса тем более впечатляет. У меня при чтении этих глав возникла ассоциация с романом Дэвида Линдсея "Путешествие к Арктуру".

Так же очень важным показался в романе элемент, который я назвал бы политическим и психологическим. А именно то, что задолго до появления вражеских сил в окрестностях нашей планеты, на самой Земле формируется тайная хорошо организованная армия изменников, заранее перешедших на сторону противника. Мотивация у разных индивидов отличается, но характерно, что всё это представители земной элиты. О том, что человеческой психологии присущи деструктивные комплексы, направленные на самоуничтожение - и не только самих носителей этих комплексов, но и вида в целом, хомо сапиенс, - читал уже у многих, но там это чаще звучало как-то мимоходом. В романе китайского фантаста сказано об этом более внятно. Земная цивилизация породила слишком много проблем, с которыми уже не может справиться; человек оказался не на высоте тех моральных требований, которые он сам к себе предъявляет... И на такой вот почве может произрасти человеконенавистничество - главный источник предательства.

Впрочем, это же всё-таки научно-фантастический роман, и наибольшее внимание в нём сосредоточено на проблемах научных. Причем, смелые идеи здесь не ограничиваются только изображением мира трех тел, а как я уже говорил, автор фантазирует на тему тайн материи и квантовой механики. 

Роман является первой частью трилогии, которая называется "The Remembrance of Earth’s Past" - "В память о прошлом Земли". Русский вариант прочитать можно здесь.

Продолжил чтение "неформата". Вот ещё один роман, о котором спорят весьма горячо. 

У меня самого настроение по ходу чтения сильно менялось. Главный герой - китаец, которого по ошибке послали в Москву учиться. Первая часть, по сути, посвящена тому, как по причине слабого знания русского языка он попадал в разные комичные и нелепые ситуации. Написано тонко, изящно, но у меня эти "проблемы перевода" как-то быстро набили оскомину, и я даже поспешил записать роман по разряду женской прозы. 

Во второй части тема сменилась. Оказывается, в судьбе героя было и нечто посерьезнее неправильно истолкованного идиоматического оборота. Даже более того, перед ним вдруг замаячила некая тайна, которую позарез требовалось раскрыть. 

Третья часть, действие которой происходит в поисковом отряде, самая интересная, самая значимая, особо емкая и весомая. И не только подробностями сурового быта поисковиков, но итогом - неожиданным, ошеломляющим. В каком-то смысле тут и происходит финал романа, а четвертая часть лишь предоставляет читателю перевести дух и собраться с мыслями - наблюдая за совсем уж фантастико-фантасмагорическими похождениями героев, которые такого же большого значения, как сделанное ими главное открытие, пожалуй, уже не имеют. 

В качестве наводки: название романа тоже идиома. Типа, что-то обманное, маскирующееся, притворяющееся чем-то другим.

Начал читать роман Коростелевой ("Цветы корицы, аромат сливы"). Он тонок, изящен, остроумен, но к сожалению не вызывает сильного эмоционального отклика. Возбуждает скорее вопрос: зачем я должен знать про этих людей, так подробно? Всё же протест несколько иного свойства нежели тот, что испытывал Иван Сергеевич читая роман Фёдора Михайловича. Нет отвращения. Но после третьего, четвертого попадания героя впросак - и всё из-за трудностей перевода, так сказать (сначала из-за нулевого, потом слабого знания русского языка) - хочется ухватить автора за рукав: понятно, понятно! Что Вам есть сказать по существу?

К сожалению, то, что могло бы украсить повествование, придать пикантность, стало здесь самим предметом повествования. Случай не столь и редкий в так называемой женской прозе... - пока вот такое впечатление. 

А "не только" - это про сегодняшний день. Т.е. начало длинных выходных. Как и год назад, работаю. Тогда, уже почему-то как-то смутно видится, я вдруг сумел вспомнить все минувшие 15 лет, включая завершающий год прошлого века. Сейчас немного другое. Довольно свирепая меланхолия, физическое ощущение потока времени, который сносит в прошлое всё, что нам дорого...

Какой-нибудь психоаналитик сказал бы, наверно, что это всего лишь материализация подспудного страха старости и смерти. Могут быть, могут быть, но от такого понимания всё равно не легче...

Прочитать роман побудило упоминание о новом отзыве на него, сделанное создателем сайта фантлаб. Кажется, что-то встречал в сети и раньше, но всё же решение определило именно это упоминание. 

И сначала отношение к роману было настороженное, но эта настороженность быстро прошла. Сам автор определил жанр как - "реалистичная космоопера о холодной и временами гражданской войне миров."

Андрей Чертков, во второй половине 90-х собравший три тома "Времени учеников" (и этим не исчерпываются его заслуги перед отечественной фантастикой), утверждает, что "никакая это не космоопера, а, скорее, социально-политический пост-киберпанк с военно-космическим и конспиролого-шпионским уклоном..." Я согласен с ним. 

У книги действительно есть некоторое сходство с космооперой - поскольку тут имеют место сражения и противостояние в космосе, на Земле, других небесных телах, - но в отличии от чистой космической оперы, в которой громадные просторы космоса - не более чем условность, а баталии хоть и происходят с применением самого мощнейшего оружия, всё равно смахивают на вполне себе морские дуэли фрегатов, линкоров и проч. Не так у Ибатуллина. Подо всё он стремится подвести научную основу; его книга - образец новейшей научной фантастики. Не могу сказать за всю мировую сайенс фикшн, но среди отечественных серийных проектов про попаданцев, про средневековую Русь, возрожденную либо в альтернативной реальности XX века, либо на полях ядерного постапокалипсиса, "Роза и червь" явно стоит особняком. 

Это ещё одна версия Контакта Миров и - Войны Миров одновременно. Войны здесь, пожалуй, больше, много больше, и хочу признаться, что рассказ о том, как перспектива столкновения с иным разумом начала развёртываться перед ещё ничего не подозревавшим человечеством, человечеством, только-только празднующим свой выход в космос, нагнал на меня настоящую жуть. 

Не могу согласиться с теми читателями, что утверждают, что это очень легковесное чтиво, что язык слабый, герои плоские и т.п. Книги - насосы, утверждает Стивен Кинг. Что ж, значит, для этих любителей НФ этот насос не качал; такое случается. На самом деле чтение романа будит массу мыслей, герои обрисованы вполне рельефно (хотя, конечно, и не столь зримо, как герои Достоевского и Толстого, - но это другой жанр). И язык на высоте. Этот язык не замечаешь - для фантастического остросюжетного произведения не бывает лучшего языка. 

И ещё вот какое разъяснение. Почему, собственно, книга Ибатуллина стоит особняком. Фантастика - это же своего рода игра, поиграть в которую предлагает автор читателю. Автор даёт там волю своему воображению и фантазии, но с другой стороны - и ограничивает собственную фантазию правилами, условностями и т.п., которые подчинены некоей внутренней логике (фантазия без ограничений - это бред). Так вот, Ибатуллин как раз играет честно. И фантазии волю даёт, и в то же время правила соблюдает. В отличие от многих других авторов, которые по сути и не дают никакой воли никакой фантазии, и правила, в лучшем случае, соблюдают чужие, придуманные до них, бессчетное число раз опробованные. Потому их книги посредственны и скучны, а книга Ибатуллина - талантлива и интересна.

Эту повесть, современную сказку, как определено в подзаголовке, я впервые прочитал более 40 лет назад в альманахе "Мир приключений" 1974 года выпуска. В тот же самый сборник вошла и повесть В. Михановского "Гостиница "Сигма"", и ею я тоже был весьма впечатлён. Но "Экспедиция" меня тогда просто восхитила. 

Имя автора ни о чем мне не говорило; изображенный в повести мир будущего (светлого коммунистического будущего, естественно) показался мне знакомым или во всяком случае типичным, но я не стал строить никаких предположений на такой основе. Стиль же показался мне не знакомым и не совсем привычным. 

Явная стилизация под приключенческую литературу в духе Дюма; упругий слог; яркие метафоры, неожиданные повороты сюжета. Словом, сказка настолько обаяла меня, что потеснить впечатление смогли только весомые, зримые, терпкие и завораживающие сюжеты Стивенсона (очень сильный соперник, должен сказать)

Хотя, признаюсь честно, имена авторов (т.е. оба, и Михановский, и Ярославцев) не удержались у меня в памяти, равно как и сами названия повестей. 

Несколько лет спустя, уже будучи студиозусом, я участвовал в коротеньком ночном общежитском обсуждении на тему, что есть хорошая фантастика. Оппонент, весьма дерзкий и резкий первокурсник (скоро, он впрочем, кажется, совсем вылетел) заявил, что "Пикник на обочине" - фигня. "А что же тебе нравится?" - поинтересовался я. "А вот..." - начал он и пересказал сюжет, в котором я безошибочно опознал повесть из давешнего "Мира приключений". "Да, неплохая вещица..." - согласился я. А переубеждать его в том, что он неправ относительно "Пикника", не стал. О если бы я знал тогда всю иронию ситуации, всю нелепость противопоставления, сформулированного нетерпеливым и нетерпимым спорщиком!

То, что повесть Михановского есть повесть никого-либо ещё кроме как Михановского, я выяснил буквально на днях, специально порылся для этого в альманахах "Мир приключений". Кто такой С. Ярославцев, я узнал значительно раньше - в 1998 году (примерно за месяц до дефолта), когда увидел на книжном прилавке очередной том "Миров братьев Стругацких". Да-да! В этом сборнике современная сказка потолстела - двум частям добавилась ещё третья, но не это наиболее поразило меня. Оказывается, С. Ярославцев это был А.Н. Стругацкий, который в связи с особой ситуацией, сложившейся вокруг него и его брата Б. Н., вынужден был публиковаться под псевдонимом. 

Вообще, "Экспедиция" вовсе не единственное произведение, написанное А.Н. С. практически в одиночку и подписанное "С. Ярославцев"; точно также есть и произведения, которые в одиночку написаны Б.Н.С. - под псевдонимом С. Витицкий, но это уже, пожалуй, другая тема...

Посмотрел сегодня фильм Сергея Герасимова "Люди и звери" 1962 года. Фильм долго лежал на полке, хотя название, мне кажется, было на слуху даже в те времена, когда он был запрещён. Кинороман о возвращении на Родину так называемого "перемещённого лица". Алексей Павлов в 1942 году попал в плен. За семнадцать лет на чужбине повидал много чего. 

Впечатление сложное. Если бы его показали в 1962 или даже в 1985 - это была бы бомба. Сейчас далеко не всё воспринимается как безупречное "попадание в яблочко". Но всё равно - очень привлекательным выглядит то, что это кинороман широкого дыхания (почти толстовский). Поскольку герои фильма находятся в пути, хорошо передано ощущение дороги, летней природы. Многие диалоги очень убедительны (хотя и не все). Очень хочется отметить и то, что Герасимов снимал свой фильм всё-таки не как агитку, а по-серьёзному (собственно, за это и поплатился тем, что ленту положили на полку). 







А ещё дочитал сегодня роман "Полночь" Жюльена Грина. Эту книгу я начал читать одновременно с книгами Королёва и Кинга (просто каламбур какой-то в фамилиях!), но закончил последней. Так получилось. 

Грин - очень своеобразный товарищ. И книга его, написанная в 1936 году, весьма необычна. Напоминает Кафку, написана весьма высоким литературном языком, полна всяких тонких подробностей... Но я как-то не осилил. По-настоящему она меня не захватила. 

Жюльен Грин



Обложка книги

Ещё один объёмистый роман Стивена Кинга. 

Кинг очень плодовитый писатель, однако не опускается до банальной эксплуатации однажды найденной интересной темы, во всяком случае, так безнадёжно и явно, как многие его российские коллеги - детективщики и фантасты. Те, нащупав однажды "золотоносную жилу", будут вычерпывать и выскребать её до полного истощения и даже больше. А Кинг умеет находить новые "месторождения", хотя всякий раз это "кинговские залежи полезных ископаемых". Кинг - певец маленького городка в американской глубинке, населённого простыми, по большей части очень хорошими людьми. Среди героев Кинга много молодёжи, которая учится в школе или колледже (а попутно вообще осваивает жизнь, разносторонне). Описываемый Кингом мир очень узнаваем - даже для тех, кто никогда не был в Америке, потому что насыщен символами, известными в обоих полушариях планеты. На экранах ТВ и кино этого мира очень знакомые нам - а часто даже и любимые нами - лица. Из динамиков льётся музыка, которую слушаем и мы. Это "Битлз", "Роллинг Стоунз", оркестр Гленна Миллера.

Музыка и танцы играют особую роль в этой книге. Потому что - Dancing is life - так гласит третий из предпосланных роману эпиграфов, авторство которого принадлежит то ли самому писателю, то ли главному герою этого произведения, рассказчику. Танец - это жизнь.

В отличие от предыдущего (тоже большого) романа "Под куполом", в этом произведении все события увидены глазами главного героя - рассказчика. 
Но тольк у него здесь два имени - сначала это Джейк Эппинг. Потом - Джордж Эмберсон. И также у него две жизни.

Потому что вообще-то речь идёт о предотвращении убийства президента Кеннеди. И чтобы выполнить эту задачу, Джейк отправляется, почти на полвека назад, в прошлое. В него он вживается под именем Джорджа Эмберсона. 

Не упомянул ещё одну отличительную черту фантазий Стивена Кинга - реализм. Но чем-то поразительным это было, быть может, лет 40 назад, когда фантасты, во всяком случае те, чьи книги тогда издавали в Советском Союзе, по большей части не очень заморачивались на бытовых подробностях существования своих героев. Авторов этих книг в первую голову интересовали идеи. 

Не таким оказался Кинг. Его первая большая публикация на русском языке роман "Мёртвая зона" казался не фантастикой, а - книгой, как бы это сказать? - "о жизни" и "из жизни", только лишь с элементами фантастики. Которая тоже почти и не выглядела фантастикой. 

На самом деле, возможно, Кинг был просто первым дошедшим до нас писателем такого типа. Но, также возможно, - и в самом деле просто первым. 

Хотя вспоминается ещё вот что - "Меж двух времён" Джека Финнея. Роман, в котором герой тоже путешествовал в прошлое - и тоже с целью его изменить. Опять-таки в книге было много реализма, хотя при первом прочтении она и не запомнилась как образец фантастики нового типа. По ряду причин. 

А сейчас я упомянул её вот почему. Нынешний роман Кинга вызывал определённые ассоциации с нею, пусть и не очень бросающиеся в глаза. И как оказалось, не случайно. В послесловии Кинг пишет, что хотел посвятить эту работу именно Джеку Финнею. Но потом всё же адресовал её только что родившейся внучке Зельде. 

При чтении романа восхищение вызывали умение автора с интересом рассказывать о самых простых, казалось бы, вещах. Потом, конечно, язык повествования. Стиль Кинга нельзя назвать изысканным - он никоим образом не наследник и продолжатель традиции Генри Джеймса или Натаниэля Готорна. Но этот язык нельзя назвать и банальным и примитивным. Кинг - знаток разговорной речи и насыщает свои описания и диалоги персонажей словами и выражениями, которые, вероятно, отсутствуют даже в самых толстых бумажных, а впрочем, и электронных словарях. Лично меня часто выручал Гугл; он находил нужные ссылки на такие ресурсы, как Urban Dictionary, например. И соответственно, уже там я отыскивал расшифровку всех этих словесных загадок. 

Сюжет, по мере продвижения, всё более захватывал меня, и теперь уже я восхищался умением мастера создать атмосферу тревожного ожидания, опасности. Джейк-Джордж, пытаясь изменить прошлое, вступает в противоборство с таинственным и крайне опасным противником - оттого более пугающим, что противник этот представлен не какими-то отдельными конкретными людьми. Нет, это само прошлое - которое сопротивляется вмешательству с тем большей силой, чем значительнее должны произойти перемены. 

Это интересная авторская находка. Хотя в какой-то момент я подумал, было бы ещё интереснее, если бы по отношению к прошлому герой вынужден был соблюдать "пределы необходимой самообороны". Иными словами, чтобы за попытку устранить причину того или иного события заранее, до того, как это событие начало формироваться прямо на глазах героя, герой был бы примерно наказан...

Этого нет у Кинга. Но есть другие наказания, обрушивающиеся на героев. Есть опять-таки очень интересная перекличка разных событий - как будто между ними происходит определённый резонанс и взаимодействие. 

Некоторую досаду вызвало то, что автор или хотя бы издатели не привлекли к работе над романом людей, знающих русский язык, - ведь Ли Харви Освальд, главный нехороший герой книги, произносит несколько русских фраз в адрес своей жены Марины (в девичестве - Прусаковой). Например - Staryj baba! (Old woman). Перл ещё более смачный - ‘Pokhoda, cyka!’ Что по мнению автора, означает - Walk, bitch. 

Но быть может, единственным по настоящему не очень убедительным моментом в романе мне показался выбор главного героя. Он школьный учитель литературы и английского языка. И хотя не склонен лить слёзы даже в самые трудные минуты, однако счастливо просуществовал в должности такого вот "ботаника" аж до 35 лет, самым большим приключением своей жизни считая юношескую поездку автостопом по Канаде. Мне показалось, что такой человек никогда бы не решился на ту авантюру, которая выпала ему в романе, - спасти Кеннеди. Такой задушевный обыватель и конформист придумал бы тысячу оправданий того, почему он не достоен менять прошлое, почему прошлое вообще нельзя менять. И не последним среди этих оправданий было бы убеждение, что существующая действительность и так устроена достаточно уютно...

Всё же Эппинг отправляется в своё опасное путешествие, и то, через что он там проходит, преображает его, превращает в настоящего авантюриста, которого уже ничто не пугает - практически. Хотя упрямое, неподатливое прошлое тоже оказывается практически неистощимым - на ужасные и жестокие выдумки и выходки, препоны и препятствия на пути героя...

Хотел задать вопрос Путину. А именно, когда же структура власти в стране станет такой, что почти все вопросы будут решаться без вмешательства президента. Сейчас-то - с точностью до наоборот. Только через президента можно решить даже самые частные и локальные проблемы. А потом подумал: так ведь такая система, наверно, устраивает представителей власти на всех этажах, в том числе и на самых нижних. Потому что на самом деле это очень трудно - проявлять инициативу, по собственному почину брать на себя ответственность. И совсем другое дело - когда приказ поступил сверху, от самого президента. Тут они будут рады и готовы выполнять даже самую абсурдную и невыполнимую задачу. Ведь президент приказал! Беспроигрышное оправдание, на 111%.

Искал в сети информацию о советском эстрадном певце Анатолии Королёве, случайно узнал о существовании его тёзки и однофамильца писателя  Анатолия Королёва. Заинтересовался. 

"Быть Босхом" именуется романом, однако на самом деле это свободное повествование, представляющее собой воспоминания писателя о своей службе в уральском дисбате - лейтенант-двухгодичник, он был там дознавателем, перемежаемые рассказом о жизни художника Иеронима Босха. Не только перемежаемые - перекликающиеся. Ибо у жуткой шокирующей действительности дисбата оказывается много общего с жуткими и шокирующеми картинами таинственного голландца. 

Читал это небольшое, но ёмкое произведение с особым чувством. Для меня Королёв - во всяком случае, если судить по этой работе - антипод массового современного автора,участника издательского проекта. Потому что книга Королёва не проект, а именно книга. 

Вопреки своему обыкновению, готов привести оттуда несколько цитат: 

К милосердию и состраданию не добавилось ни одного нового слова, какого-либо сверхсострадания или сверхмилосердия. А вот тезаурус зла неуклонно растет, к архаичным смертным грехам - не убий, не прелюбодействуй - прибавилась плеяда новых смертных грехов, например, любострастие к детям, или грех милосердного врачевания, когда врач, сострадая мукам неизлечимо больного, будет вводить яд в вену, а в конце прошлого века явился грех клонирования, при котором мать будет рожать малую мать и мать будет кормить мать сосцами матери же.


Впервые передо мной навытяжку стоял человек, жизнь которого была полностью в моей власти. Опишем соблазн. Передо мной стоял белобрысый юноша с поросячьими ресницами вокруг голубых лживых глаз. Он был выше меня ростом, худощав, опрятен. В его жестах был артистизм, а обман вышел убедительным до дрожи. Разрыдаться от собственного вранья! Да этой низости нет цены... В этом раздумье: раздавить ли гадину? неясным шагом души я переместился из оболочки литератора в алое сердце патриция рабовладельца или даже въехал на всех парах в черную душу эсэсовца в лаковых сапогах, и вдыхал сладостный аромат чужой паники. 
Первый раб в моей жизни! 
Ей-ей, в этом страшном чувстве полной власти над тварью, тебе подобной, сиял блеск опьянения силой, и я впервые на собственной шкуре испытал, каким могучим, глубоким и даже сладострастным может быть упоение властью, что ей-ей это чувство будет посильней всех прочих человеческих чувств, перед ним померкнет секс, вдохновение, даже голод и боль попятятся перед головокружением власти. 
Запустить ему, суке, пальцы в глаза и выдавить мозг через уши! 
В какие-то считаные доли секунды наш герой, замолкнувший лейтенант, пережил то, что описывают обычно словами: 
власть развращает. 
А ведь мера моей власти была не так уж велика. Я был волен снова бросить его за решетку и только, я мог устроить поломки в судьбе, кинуть его в пучину невзгод, да, но все ж таки жизнь его мне не принадлежала... что же может испытать человек, от мановения мизинца которого будет зависеть сам живот и смертная казнь несчастного смертного? А каким будет головокружительное чувство властителя, от коего зависит не одна, а тысячи жизней? 
...а абсолютная власть развращает абсолютно.


Так вот, если мысленно представить книгу в самом упрощенном виде, то мы увидим пространство текста, окруженное чертой, куда читатель входит в точке входа, и выходит через клоаку выхода. Внутри этого пространства он проживает жизнь героев текста, выключаясь на время из собственной судьбы. И чем сильней произведение, тем глубже это погружение в чужое бытие. Так, перечитывая, например, "Войну и мир", я с головой погружаюсь в мир, который, по сути, вымышлен гением Толстого в формах возможной жизни. И я благодарен автору, который переносит меня в душу Наташи Ростовой или мозг Наполеона, который морщится складками мысли в черепе французского полководца в такт с шагом англизированного иноходца по дороге к Бородино. 
Подрагивание левой наполеоновской ляжки на крупе коня, подрагивание мозга в чаше бытия - вот два полюса моего мемуара. 
Итак, текст - это замкнутый квадрат (или круг) инобытия, куда читатель приходит, чтобы пережить хотя бы в воображении другую, не свою жизнь. 
Эта схема, по сути, является карманным изданием храма, куда молящийся тоже входит в строго определенном месте и там, внутри замкнутого пространства, переживает встречу с божественным. И хотя книгу можно открыть в любом месте и так же в любом месте из нее выйти, существо дела не меняется - и в храме, и в книге ты переживаешь время, в котором тебя почти нет. 
Храм или капище в истории человечества появились раньше книги и являли тем самым первый прообраз текста с измененной топологией времени. 
Вот и нащупана формула - книга (или храм) - это отрезок времени, в котором твоя личность и твоя сущность снимается. Можно сказать и более строго - это место, где ты переживаешь смерть самого себя. 
И, оказывается, наслаждение такой вот одухотворенной смертью - одно из самых волнующих наслаждений человека. 
Вот почему именно книга стоит у начала рода людского. 
Грозный, пылающий буквами текст. 
Портативная церковь. Храм, свернутый свитком Торы, в ковчеге Завета.

А следующий пассаж напомнил мне пророчества Рэя Курцвейла, предрекающего приход Сингулярности. Ну и фильмы Терри Гиллиама немного...

А к тому, что виртуальное чудовище инобытия начинает всплывать со дна вселенной, чтобы проглотить людской род. Еще один век генетики или техногенетики - и человек сможет проживать жизнь на уровне чипа, подключенного к виртуальной реальности. И уверяю вас, в этом развитии общества нет никакой бесчеловечности и дегуманизации. 
Второй вариант - реальная судьба в режиме реального времени. 
Эту участь выберут единицы, те святые, которые будут творить программное счастье для спящего миллиарда. 
И все же наиболее вероятен третий путь - смесь двух форм бытия реальной и воображаемой. Симбиоз возможного и невозможного. 
С точки зрения блага, такой мир вполне морален: ведь счастливость каждого человека - цель цивилизации; счастье людей - радость богов. 
Что дальше? 
Вымысел окончательно отменит все бытие. Виртуальный праздник суггестий упраздняет тип цивилизации живущих в реальном времени. 
Возникает нана цивилизация свернутого типа размером с микроны. 
Мир абсолютно изменится. 
В ходе такой жизни будут сформированы новые духовные ценности, о сути которых можно только смутно догадываться и контур которых громоздится Парнасом закатного облака над линией моря.


И этого, наверно, достаточно.

Эта запись появилась, можно сказать, с подачи Оксаны Аболиной. Во всяком случае, она отметила тот афонаризм, который будет стоять тут первым. Остальные же два - даже не знаю, афонаризмы ли это. Мысли, мыслишки, продиктованные злобой дня. Не уверен, что будет продолжение, - тягаться с Ницше и Джебраном никогда не был горазд. Вот: 

1. Троллинг - одна из фундаментальных человеческих потребностей.

2. Нынешний российский читатель стонет от нынешней российской фантастики, от российской изящной словесности вообще. Российский зритель стонет от новейшего российского кинематографа. А российские издатели и продюсеры профессионально полагают, что для российского народа наиболее насущны как раз именно такие книги и фильмы. 

3. В детстве и юности, как и многие мои тогдашние современники, ходил в библиотеку, даже не в одну. Как и большинство, посетителей этих культурных заведений, высматривал на полках то, что казалось интересным. Иногда на самом деле выуживал что-то такое. Но примерно лет с 26 (вот он "водораздел"! watershed - слово, которое бесило главного героя романа "11/22/63") принялся целенаправленно выискивать книги определённых авторов и вообще определённые книги. Задача особенно облегчена сейчас, наличием интернета и электронных библиотек в нём. Мои друзья по клубу любителей НФ, однако, предпочитают делать выбор по старинке. Вернее, они его и не делают. На наши встречи (примерно раз в месяц) добрая половина участников приносит разные книги (фантастику в основном), вываливают их на стол... остальные выбирают из этих стопок. Происходит обмен. Но обмен довольно-таки случайный. Сегодня подумал: подобный случайный выбор книг чем-то похож на случайные связи - с первыми попавшимися. 

Вот такой запас "афонаризмов" на сегодня.

Посмотрел вчера этот фильм и подумал, что российское кино ещё не убито. А заодно - заинтересовался и творчеством Довлатова, к которому прежде был более, чем равнодушен. 

Трилогия представляет собой три научно-фантастические повести - "Путь к Марсу" (1979), "На астероиде" (1984) и "Здравствуй, Фобос!" (1988). Написана она людьми профессионально занимавшимися космонавтикой - Левоном Суреновичем Хачатурьянцем и Евгением Васильевичем Хруновым. 

Мне показалось, что можно даже проследить, как соавторы осваивали писательское ремесло. Первая часть трилогии несколько смахивает на газетный очерк. Для неё характерны не только стёртый невыразительный язык и плоские герои, но и сам сюжет страдает какой-то линейностью и фрагментарностью. Удивило, что о самом, казалось бы, интересном - открытии на Фобосе, спутнике Марса, об исследованиях на самом Марсе - сказано как-то походя и скомканно. 

Во второй части появляются уже какие-то авантюрно-приключенческие элементы. Но это, конечно, не триллер (хотя, может, и хорошо!), поскольку "узлы" повествования развязываются чаще всего без нагнетания драматизма - просто идет констатация, что было установлено то-то и то-то, выявлено то-то, приняты следующие меры и т.д. 

Завершающая часть трилогии отличается наиболее "округлым" и динамичным сюжетом (но опять это не триллер, и тут это уже, скорее, плохо). Вместе с тем это и самая слабая повесть. Научной эта фантастика является только по названию. Нет оригинальных идей и вообще мало научного. Но есть клише, больше годные для конца 50-х. 

Основной вывод чтения всей трилогии: поразительно, но люди, знавшие о космосе только из книг, умели фантазировать интереснее, рассказывать увлекательнее...

"Паломничество в Страну Востока" Гессе не перечитывал уж четверть века. Казалось, что помню содержание достаточно ясно, ведь это небольшая повесть (по немецкой классификации - даже рассказ). 

Оказалось, что в памяти наиболее стойко держалось то, что и сейчас, при чтении оригинала, навеяло самые светлые чувства, - начальные эпизоды рассказа главного героя и повествователя H.H. (в переводе Сергея Аверинцева - Г.Г.), картины тех удивительных мест, где живут поэты, музыканты и художники - и герои, созданные их гением. И тех и других от нас могут отделять на самом деле десятилетия и века. Причем, как подмечает автор, герои выглядят более живыми, чем их создатели. 

Но эти картины, наверно, и являются главным открытием повести. Действительность, параллельная нашей, в которой, однако, нет ничего от популярной ныне так называемой альтернативной истории. В священных местах на пути паломников в Страну Востока как бы нет течения времени - оно там замерло. Потому там и живы те, для кого давно закончилось земное летоисчисление. 

Блуждания Г.Г. во вполне реальной реальности, его поиски некоего Лео, с внезапным исчезновением которого прервалось его собственное паломничество; суд, куда его вызывают в качестве обвиняемого, занимают больше места в повести, но представляются какими-то более обычными, что ли, хотя и подводят читателя к мысли, что избранному пути надо следовать всегда - независимо от того, продолжают ли его твои спутники или нет. 

"Паломничество" для автора, на мой взгляд, явилось подготовкой к главному его произведению - роману "Игра в бисер", в котором Гессе изобразил вымышленную страну Касталия, являющуюся почти столь же вневременной, как и наиважнейшие остановки на пути паломников (опыт этих путешественников будет в романе упомянут). 

Закончив чтение, опять размышлял над своеобразием повести. В ней совершенно нет "экшен", вообще - почти вовсе нет сюжета, настолько она статична и созерцательна; у главного героя, если подойти к нему со школьными мерками, практически нет характера. Таинственный Лео, тайна, которого, впрочем, к финалу разъясняется, предстаёт перед нами куда более зримо. Но так всего-навсего ещё раз подтверждается один из главных тезисов повести: герои наделены большей жизненной энергией, нежели их создатели, - ибо как раз от них она к ним и перешла...

Это первая прочитанная мною книга Нила Геймана, опять в нарушение "хронологического принципа" (который заключается в том, что если взялся читать какого-либо автора, то начинать надо с самых ранних произведений и постепенно переходить к поздним). Да, не соблюдаю собственные правила. Зато я избавлен от необходимости сравнивать этот роман - с другими книгами Геймана, с романом "Оно" Кинга, "Жизнь мальчишки" Маккамона и "Вином из одуванчиков" Брэдбери. Поскольку я более-менее наслышан об этих произведениях, держал их в руках (некоторые очень даже крепко), но всё-таки я пока их не читал. В отличие от настоящих знатоков творчества Геймана, я даже твердо знаю, что "Океан..." не повесть, а именно роман - такое определение дано ему на языке оригинала, при том, что само понимание того, что такое "роман" у англоязычных несколько отличается от нашего (видите, у нас даже сам термин позаимствован из какого-то другого языка, явно, не английского). 

Первыми своими строками "Океан..." создаёт стойкое впечатление, что это ностальгическое погружение взрослого человека в далёкое детство. Мне кажется, сейчас такого рода книги можно выделить в отдельный жанр или по крайней мере поджанр. Возможно, когда Диккенс писал свои "Большие надежды", это было смелым новаторством, но с тех пор появилось много и даже, как мне представляется, очень много книг, герои которых целенаправленно погружаются в собственное детство. При том, у Диккенса-то интервал между тем временем, в котором рассказчик начинает вспоминать прошлое, и самим этим прошлым, т.е. временем, в котором происходят главные события, не столь и велик - десятилетие с небольшим хвостиком. У Геймана герой-рассказчик преодолевает разрыв в сорок лет (тоже, впрочем, с небольшим хвостиком). 

И далее оказывается, что его прошлое, которое так притягивает его, не совсем обычно, даже скорее, совсем не обычно. В возрасте семи лет наш герой прошёл, если можно так сказать, урок практической космогонии - познакомился с силами, которые стояли у истоков нашей Вселенной и которые ещё будут стоять у истоков Вселенной следующей...

При этом по форме, да, автор обыграл и хрестоматийные сказочные сюжеты - например, злой мачехи (только здесь это не мачеха, а childminder, няня, даже шире - домоправительница... т.е. домомучительница), также сюжет притязаний на ребёнка различной нежити (опять-таки здесь это не баба Яга, а кое-что другое)

Но как мне кажется, автор обыграл и сюжет, что называется, по Фрейду. Ведь как бы там ни было, какими бы удивительными чудесами ни обернулось воссозданное прошлое, всё равно это осталось погружением взрослого человека в собственное далекое детство - то, к чему более или менее склонны все люди, за исключением, быть может, лишь тех, кто страдает совсем уж непобедимым склерозом. Поскольку в позднем детстве или раннем отрочестве мы все так или иначе проходим тот же урок - практической космогонии, открываем для себя бескрайность и непостижимость того мира, в котором живём, пусть это происходит и не столь фантастическим образом, как это было с героем. Автор сумел ненавязчиво, но внятно отметить то обстоятельство, что подобная ностальгия охватывает людей именно в поворотные моменты их жизни. В прошлое можно возвращаться не раз и не два; это персонажу книги Геймана в каком-то смысле повезло, что наконец-то он вспомнил всё. Чаще нам удаётся прикоснуться лишь к небольшим фрагментам ушедшей реальности... 

Ещё хотелось бы сказать, что роман написан ясным, лаконичным и выразительным языком (в отличие от книг Кинга совершенно свободным от нецензурщины), что книга полна ярких образов, восходящих, вероятно, к архетипам человеческого сознания. Среди них самый емкий, наверное, заглавный - океан, способный уместиться в небольшом пруду, а когда надо и вообще - в ведре...

Сборник "The Likes of Us" ("Похожие на нас"), как сказано в подзаголовке представляет малую прозу английского писателя за пять десятилетий работы. Более тридцати вошедших в него рассказов взяты из выходивших ранее сборников "The Desperadoes" ("Отчаянные"), "A Season with Eros" ("Сезон Эроса"), "The Glad Eye" ("Игривый взгляд"), а также два заключительных рассказа помещены в раздел "ПОзднее". 

Проза Барстоу, вероятно, не претендует на какую-либо особо эзотерическую философию и усложнённый подтекст, но как рассказчик он может дать фору самым интеллектуальным и продвинутым авторам. 

Барстоу - знаток повседневной жизни, причем, хотя действие многих его рассказов и происходит в вымышленном индустриальном городе Крессли, внимание писателя вовсе не замкнуто только лишь на буднях английского рабочего класса. Среди героев Барстоу - люди разных социальных слоёв, различных возрастов. Лично мне такое проникновении в материал показалось удивительным для человека, который перешёл в писательский цех - из чертёжников. 

В ХХ веке было немало авторов, начинавших свой путь в литературе хорошо и ярко, а потом - всего лишь перепевающих свой первый успех, по-прежнему рассказывающих про самих себя. Не таков Барстоу. Источники его сюжетов кажутся неистощимыми, а протагонисты не выглядят клонами предыдущих персонажей и в большинстве случаев наверняка имеют не много общего с самим автором. Практически в каждом из рассказов Барстоу речь идёт о важном, иногда просто поворотном эпизоде в судьбе главных героев. И при том эти истории не одинаковы по тону, по настроению. 

Они могут быть просто забавны, как например, открывающий сборник рассказ "The Human Element" ("Человеческий элемент") или другой рассказ - "Love and Music" ("Любовь и музыка"), могут быть просто гомерически весёлыми как заглавный рассказ второго раздела - "A Season with Eros" ("Сезон Эроса") и "Holroyd’s Last Stand" ("Последняя оборона Холройда"), или же саркастическими, как рассказы "Freestone at the Fair" ("Фристоун на ярмарке"), "A Bit of a Commotion" ("Небольшое происшествие"); а могут быть драматичны как рассказ "Отчаянные" (про него рецензент - соотечественник писателя сказал, что ярость главного героя здесь такова, что рассерженные молодые люди других авторов на её фоне выглядят всего лишь слегка раздражёнными) или рассказ "Gamblers Never Win" ("Нельзя выиграть в азартную игру"). А есть и такие щемяще-пронзительные вещи как "The Little Palace" ("Маленький дворец") или "Travellers" ("Пассажиры"). Трогательные – например, "The Actor" ("Актёр") - настолько, что возникло даже желание попытаться этот рассказ перевести. Печальные и горькие - "One Of The Virtues" ("Положительное качество"), "A Casual Acquaintance" ("Всего лишь знакомая"), "Waiting" ("Ожидание"), “Madge” ("Мэдж"), "The Assailants" ("Враги"). Есть и такой атмосферный, завораживающий рассказ как "Estuary" ("Устье реки"). 

Как и для малой прозы многих других англоязычных авторов, для рассказов Барстоу характерны неожиданные окончания. Однако истории эти не выглядят так, будто только и написаны ради ударной концовки. Собственно, финал у Барстоу не всегда и совпадает с кульминацией развития действия, но всегда является его убедительным итогом


Более поздние рассказы писателя, в частности из сборника"The Glad Eye", а он вышел в 1984 году, вызвали было подозрение, что писатель подрастерял изобразительную силу. Куда-то пропали точно схваченные детали, атмосфера. Сюжеты сделались ходульными, финалы утратили былую внятность. Но далее открылось, что эта слабость характерна лишь для двух-трёх рассказов. Нет, и в поздних своих сочинениях Барстоу по-прежнему мог захватить, даже крепко взять за живое, нарисовать образы яркими или, напротив, сознательно приглушёнными красками. 

В процессе чтения расшифровал одно весьма любопытное выражение из рассказа "Huby Falling" ("Падение Хьюби"), а именно: “…the penalty this time will not be six of the best but more like a year or two inside-”. Значение второй части этой фразы понял раньше, начало далось труднее. Речь идёт о наказаниях. Так вот, перевод следующий: "…наказание в этот раз будет не шесть ударов тростью, а скорее всего год или два в заключении". Бытовало, оказывается, такое телесное наказание в английских школах – били тростью по мягкому месту, прикрытому только трусами, шесть раз. Называлось почему-то “six of the best”.

Посмотрел два американских фильма, не очень старых. Первый - про Страну Завтра (Tomorrowland, Земля будущего) Бэрда, второй - про шпионский мост (Bridge of spies, Шпионский мост) Спилберга. 

Первая картина - эта сказка с увлекательным сюжетом и завораживающим видеорядом, хотя сказка современная, для нынешних детей и взрослых. А вторая - рассказ о событиях более чем полувекового прошлого, делах довольно мрачных. 

Фантастический фильм вызывает в первую голову мысль: не разучились же там снимать в этом жанре! Про шпионскую картину думаешь: даже если в ней не на все 100% одни факты, Спилберг умеет нагнать драматизма. Опять-таки, пытаясь представить, а кто из российских киношников мог бы сделать фильм про эти же события, только теряешься в догадках. И про Абеля, и про Пауэрса на 1м канале были фильмы, но очень малобюджетные, совершенно без того магического флёра, к которому нас приучило современное качественное кино. 

А то, что в фильме Спилберга не всё сходится с фактами - это стопудово. Например, в заключительных титрах сказано, что в СССР Абель никогда не был публично признан как шпион. Не знаю, что под этим подразумевают авторы. Чтобы действующий руководитель страны (или глава правительства) вместе с ним (или в его присутствии) спел песню "С чего начинается Родина" и событие транслировалось бы центральными ТВ? В новейшей истории России мы такое видели. Но и про Абеля можно сказать, что он был показан во вступительных кадрах фильма "Мёртвый сезон" (шпионского фильма) и был при этом представлен как советский разведчик. Фильм вышел на экраны в конце 60-х. Тянет такое на публичное признание или нет? Не знаю. 

"Удивительную историю Петера Шлемиля" Адельберта фон Шамиссо читал в оригинале, воспользовавшись размещённой на сайте Project Gutenberg электронной копией издания, выпущенного в Лейпциге Филиппом Рекламом-младшим. Но честно признаюсь, заглядывал в переводы на английский (их существует как минимум два) и в русский перевод И. Татариновой "Необычайные приключения Петера Шлемиля". Вообще на русский язык повесть переводили четыре раза. 

В настоящее время её можно считать классикой фантастической литературы. История человека, продавшего свою тень то ли приспешнику дьявола, то ли самому Сатане, имеет особый психологический подтекст, однако необычна и судьба автора этого произведения - аристократа, поэта, учёного, путешественника. Можно смело утверждать, что в повести отразился его личный жизненный опыт. 

Быть может, единственный недостаток повести - это её сентиментальность, слезливость положительных персонажей, но, думается, это была общая черта для литературы того времени. В остальном же "Удивительная история" отличается действительно интересными поворотами сюжета, обладает определённой поучительностью, а также примечательна тем, что финал нельзя назвать классическим хэппи-эндом. Да, Петер Шлемиль (имя говорящее, означает - безнадёжный неумеха и неудачник) находит выход из своего бедственного, безнадёжного положения. Но находит его в совершенно иной сфере жизни, чем он мог надеяться ранее. Не богатство и счастливая семейная жизнь примирила его с судьбой, а занятия наукой, путешествия по всему миру. И в этом, как я уже сказал, возможно, отразилась судьба самого автора. 

История же создания, а также и публикации повести тоже не совсем 

обычна. Однажды во время пешей прогулки Шамиссо умудрился потерять шляпу, рюкзак, перчатки и носовой платок - практически всё, что он взял с собой. Его друг барон Фуке(Фридрих де ла Мотт-Фуке - немецкий писатель-романтик) шутливо спросил его: а не потерял ли он также и свою тень? Далее последовали предположения, что бы за этим последовало, случись такое. Немного времени спустя Шамиссо прочитал у Лафонтена историю про вежливого человека, который доставал из своего кармана всё, чего его просили. "А что если он вытащил бы оттуда и коней с каретой?" - подумал Шамиссо. Так родился замысел повести. 

Рукопись была напечатана без разрешения автора бароном Фуке, и какое-то время авторство приписывалось ему. Большой успех "Удивительная история" имела в Англии, где вышла в переводе Уильяма Хоувита и была проиллюстрирована Джорджем Крукшенком. В России же первое издание появилось в 1841 году. 

Прочитать повесть на немецком и русском языках можно здесь.

О существовании романа знал с начала 90-х, но другой роман того же автора произвел тогда скорее не очень благоприятное впечатление, и дальнейшее знакомство с творчеством оказалось отложено на добрую четверть века. 

Сейчас читал с интересом. Особо понравился язык - ясный, внятный, корнями явно уходящий в позднюю русскую классику, а никак не в раннюю советскую литературу. Описывается 37 год, разгул энкаведешных арестов в российской провинции. Главная героиня романа Евлалия Григорьевна Шептарёва, человек удивительной нравственной чистоты, оказывается в крайне опасной близости от этих событий, причем сама она даже не осознаёт того - насколько рядом с нею оказалась машина уничтожения всех неугодных власти "элементов". 

Помнится, Солженицын в "Архипелаге" отметил, что книгу сильно портит стремление переплюнуть Достоевского - по надрыву страстей. Мне так не показалось, хотя сходство с творчеством Фёдора Михайловича более чем очевидное. 

Кстати, понравилось авторское проникновение в характеры героев, прежде всего героев второго плана и в особенности отца главной героини, Григория Михайловича Володеева. Это представитель "бывших", и, казалось бы, раз автору столь антипатичны сотрудники НКВД, уж этого-то персонажа он должен был показать благородной личностью, с массой достоинств и т.д. Какое там! В изображении Нарокова отец Евлалии Григорьевны предстаёт эгоистичным, сластолюбивым, слабым, в конечном итоге, отвратительным типом. Однако в дальнейшем Володеев становится одной из жертв политической чистки общества, и мне подумалось, что со стороны автора это был очень умный ход. Ведь легко вызвать сострадание к личности положительной, которую все любят, которая несёт окружающим только хорошее. Но в том-то и заключалась бесчеловечность карательной машины, что она перемалывала всех. Важно понять, что вот такие ничтожества, никудышные людишки и проч. тоже заслуживали совсем другой участи. Это актуально и в наше время, особенно актуально. Потому что сейчас нетерпимость и латентная жестокость накопилась вовсе не в каких-то там карательных органах - в самом обществе (вспоминаю обсуждение на каком-то форуме - убийства пациента, лапами эскулапа, в больнице перед новым годом; сколько там было одобрительных комментов в адрес горе-врачевателя). 

Вообще, роман изобилует интересными поворотами мысли. Да, это подражание классику. Возможно, что-то в романе преувеличено и искажено (сейчас эта тема - мол, тут наврано, тут сказка и клевета - в нашем обществе тоже актуальна; в "пятую колонну" зачисляют уже и Высоцкого со Стругацкими), но почему мы не задаёмся вопросом: а сколько вообще в нашей литературе было "чисто документальных" романов, таких, чтоб к фактической стороне дела и комар носа не подточил? Вон, объявляют же Солженицына "сказочником", противопоставляя ему правдоруба Шаламова, однако на самом деле критики находятся уже и на него. И пишут про рассказ о восстании майора Пугачева, что такого на самом деле не было и просто не могло быть. Так что же тогда на самом-то деле было? Может, и ГУЛАГа никогда не существовало, а просто было правильное усиление классовой борьбы? Ведь и такая точка зрения снова уже выплыла на свет. Хорошенькая классовая борьба! В которой 99% общества - враги народа - явные или потенциальные. 

Возвращаясь к роману, хочу сказать, что это всё-таки талантливая книга, даже с учетом того, что это эпигонство. Очень интересно обыграна одна из любимых тем Достоевского - тема двойничества. А тема мнимости всего и вся! (не зря же роман так называется - "Мнимые величины"). Автор просто предвосхитил одну из любимых тем Пелевина, которые тоже любит доказывать, что действительности нет, есть одна видимость. Однако Нароков сказал об этом гора-аздо раньше. И куда более убедительно. 

Скачать здесь .

Полное название сборника - The Alienist and other stories of nineteenth-century Brazil, Психиатр и другие рассказы о Бразилии XIX столетия. 

Автор, Жоаким Мария Машаду де Ассис, классик бразильской литературы, пока что неизвестный русскому читателю. Сам я вышел на этого автора случайно, листая книгу эссе Брайана Бойда, исследователя творчества Набокова. Бойд провёл определённую параллель между двумя писателями, и это меня заинтриговало. 

Предисловие сборника, написанное Джоном Частином (John Chasteen), начинается, вполне по Булгакову, сразу с довольно сильного: Машаду де Ассис, внук освобожденных рабов, при жизни получил в Бразилии всенародное признание - вопреки стойким расистским традициям тогдашнего правящего класса. Дело в том, что в Бразилии не действовало "правило одной капли", согласно которому в США негром считался тот, чьими предками был хотя бы один чёрнокожий или цветной. В Бразилии же, пишет Частин, раса была континуумом, и такими подразделениями как "мулат", "квартерон" дело не ограничивалось. Не было и наличие какой-то доли негритянской крови в жилах фатальным препятствием для продвижения по социальной лестнице - что мы видим на примере Машаду де Ассасиса. Таким образом, наряду с нашим Пушкиным, французом Дюма, бразильский писатель был ещё одним из тех, кто примером собственной жизни посрамил все расовые теории о превосходстве белой расы над прочими. 

Ну а теперь о прозе - не жизни, а художественной.

Сборник включает в себя семь рассказов и заглавную повесть:

To Be Twenty Years Old! - Быть двадцатилетним!
The Education of a Poser - Обучение позёра
The Looking Glass - Зеркало
Chapter on Hats - Глава о шляпах
A Singular Occurrence - Особый случай
Terpsichore - Терпсихора
Father Against Mother - Отец против матери
The Alienist - Психиатр

Каждому произведению предпослан короткий комментарий, касающийся его выхода в свет, темы, исторических и страноведческих подробностей. 

Многие рассказы будущего классика впервые были опубликованы в газетах. Как я понял уже при чтении, первые произведения де Ассиса скорее можно назвать зарисовками, фельетонами и т.п. Таковы, во всяком случае, первые два рассказа сборника. Отличительными чертами всего творчества писателя (по утверждению Частина и если судить по произведениям сборника тоже)можно назвать ясный язык, лаконичность описаний, тонкую иронию. 

Де Ассис, как правило, уделяет очень мало внимания внешности героев, ещё меньше красок тратит на описание ландшафтов, ограничиваясь лишь указанием места действия - обычно одной из улиц Рио-де-Жанейро - видимо, хорошо знакомых предполагаемому читателю. Порой второстепенными персонажами его историй становятся рабы, но писатель нигде не упоминает цвета их кожи. 

Первый рассказ, "Быть двадцатилетним!", показывает один день из жизни студента, начинающийся этаким виртуальным бунтом против отца, состоятельного плантатора, а вернее, одного его порученца, который ведает денежным содержанием юноши (ежемесячно выдают ему что-то вроде стипендии), - герой намеревается выбить дополнительные суммы, поскольку все прежние ушли на погашение громадных долгов, но по дороге встречает компанию своих сверстников, таких же повес, как и он сам, и в результате тратит время на новые развлечения и, естественно, ещё глубже залезает в долги. Но - разве можно грузить себя такими низменными проблемами, когда тебе двадцать лет! - таково резюме рассказа, который,если честно, не показался мне очень "набоковским". 

Схожее впечатление я вынес из следующей истории, представляющей собой диалог отца и сына (по сути даже - монолог отца), в ходе которого папаша учит своего отпрыска тому, какие блага в жизни может принести позёрство и притворство. Подумалось даже, что русская литература прошла эту тему ещё в восемнадцатом столетии.

Следующие пять рассказов всё-таки уже посложнее - в них появляются интересные психологические наблюдения (даже с претензией на открытие чего-то "парадоксального"); автор обращает своё внимание к вопросам социальным. 

Так в рассказе "Отец против матери" отцом является главным герой - ловец беглых рабов (да, был и такой вид трудовой деятельности в Бразилии XIX века). Мать же - это персонаж второстепенный, беглая беременная рабыня. 
На примере столкновения этих двух персонажей автор показывает, что даже при том, что так называемое свободное население страны было далеко не свободно от материальных проблем и трудностей, благосостояние даже самых бедных из этих людей строилось если не на костях рабов в прямом смысле, то - на их бедственном положении... Впрочем, в рассказе де Ассиса как раз именно так - чуть ли не буквально на костях (пересказывать подробно не хочу; надеюсь, что когда-нибудь у переводчиков с португальского дойдут руки и до классика бразильской литературы).

Но истинная жемчужина сборника, в самом деле что-то "набоковское" (но также и "чеховское" при том!), это повесть "Психиатр". 

Можно даже назвать её антиутопией и притчей. Главный герой блестящий врач доктор Симон Бакамарт (настолько блестящий, что сам король Португалии пытался удержать его в Европе) решает основать первый в Бразилии приют для умалишённых. Его интересует чистая наука. Ему удаётся преодолеть первоначальное сопротивление властей и вот его замысел осуществлен - построен Зелёный дом (Casa Verde). Да вот беда - научная теория сумасшествия ещё не выработана, Бакамарт как раз и трудится над этим. А в результате - один за другим граждане городка Итагуэй (дело происходит в провинции) оказываются пациентами нового заведения. Разные основания для этого и разный диагноз, тем не менее в какой-то момент три четверти населения городка заключены в стенах Зелёного дома! А далее... далее не стану пересказывать, опять-таки надеясь на наших переводчиков с португальского. Могу сказать, что при всей краткости повести, сюжет успевает претерпеть несколько неожиданных поворотов. То есть фантазию автора прямолинейной назвать никак нельзя. Вот в этих парадоксальных поворотах я и усмотрел нечто "кафкианское"... вернее, "набоковское" (поскольку рассказ идёт в ироничном ключе, без пражской мрачности). Ну а какое тут сходство с Чеховым, думаю, и так понятно всем, кто читал "Палату №6" или хотя бы что-то о ней слышал.

Сборник рассказов с подзаголовком "Sieben Geschichten". Т.е. "Летучие мыши - Семь историй". Сборник вышел уже после романа "Голем", принесшего писателю известность.

В тексте сборника "летучие мыши" упоминаются всего дважды. Никакой особой роли в образовании сюжета не играют. Можно расценить как символ - сил тьмы, иного мира и т.д.

Состав следующий: 

1.Meister Leonhard - Майстер Леонгард

2.Das Grillenspiel - Действо сверчков.

3.Wie Dr. Hiob Paupersum seiner - О том, как доктор Хиоб Пауперзум 
Tochter rote Rosen brachte подарил своей дочери алые розы.

4.Amadeus Knödlseder.   Der unverbesserliche - Неисправимый ягнятник
Lämmergeier Амадей Кнедльзедер.

5. J. H. Obereits Besuch bei den Zeit-egeln - Посещение И.Г. Оберейтом, пиявок, уничтожающих время.

6. Der Kardinal Napellus - Кардинал Напеллус

7. Die vier Mondbrüder - Четверо лунных братьев.

Рассказы друг с другом не связаны, немного даже разнятся по стилю. В частности четвёртая история поначалу имитирует сказку, в которой действуют наделённые разумом животные. Но саркастические моменты присутствуют с самого начала, а финал - как у настоящей новеллы ужасов. 

Наиболее понравилась вторая история (видимо, у меня плебейский вкус). Также весьма недурён пятый рассказ - с философской окраской. Речь в нём идёт о том, какую негативную роль в жизни людей играют мечты, надежды, страсти и проч. 

Схожие мотивы, хотя и не так явно, звучат и в шестой и седьмой новеллах. 

Сделал вывод, что автор был в каком-то смысле интернационалист. В Мировой войне, разразившейся в 1914 году, он, в отличие от иных собратьев по перу (кстати, по обе стороны фронта) не увидел никаких судьбоносных событий, а только общую для всех народов беду.

Опять дал такой заголовок для простоты. Речь пойдёт о романе Запах лимона, который Успенский написал в соавторстве с Львом Рубиновым (Рубиновичем) под псевдонимом "Лев Рубус" и о повести Шальмугровое яблоко, вошедшей в сборник "Фантастика-72". 

Лев Васильевич Успенский был человеком интересной судьбы. По этой же ссылке можно прочитать и о истории создания "Запаха лимона". 

Мои же личные впечатления таковы:

"Запах лимона" написан в жанре «киноромана», который, видимо, был достаточно востребован в 20е годы прошлого столетия. В таком же ключе написан Иприт — и тоже, заметим, в соавторстве — Всеволодом Ивановым и Виктором Шкловским. К этому же направлению я отнёс бы и «Месс-менд» Шагинян.

Но, увы, при чтении «Запаха лимона» я не испытал ничего близкого к тому восторгу, с каким погружался в роман Шагинян (правда, было это крайне давно). И даже «Иприт» впечатлил меня сильнее.

Авторы «Запаха» не рассказывают свою историю — они тараторят. Зато помогли понять такую вещь: увлекательная книга не та, которая скоростью пытается соперничать с комиксом и диафильмом, а та, в которой действие -цепляет тебя и — ты успеваешь за ним следить.

И ещё с грустью отметил такой момент. В романе все охотятся за революционитом — особым метеоритным веществом, способном принести людям эверест всяких благ. Но скрытый лейтмотив этой охоты таков: молодой советской республике без революционита никак нельзя, а то... А то, что? А как же преимущества социализма перед капитализмом, о которых твердили Маркс с Энгельсом и Ленин? Получается, читатель совсем не верит в более прогрессивный социальный строй, раз уж с такой страстью желает того, чтоб революционит был наш (чтоб солнце было наше)? Да и сами авторы, похоже, не верят в победу социализма над капитализмом — в соревновании на равных, раз уж кормят читателя байками про чудеса, которые должны упасть с неба. Ещё один, только более обнаученный вариант сказки про щуку и Емелю...

Порадовал только один короткий пассаж — описание странных явлений в доме на улице Крепостной (глава 5). Вот тут авторы не тараторили. 

К сожалению, других подобных отрывков в «Запахе лимона» что-то не встретил. Предполагаю, что здесь не надолго проявился тот повествовательный талант, который с полною силою выразит себя в повести Льва Успенского «Шальмугровое яблоко». 

Советская фантастика, в свою лучшую пору, т.е. в 60е — 70-е годы, конечно же, в гораздо большей степени была фантастикой, нежели то, что сейчас выпускается под этой маркой. Ведь одним из основных требований при отборе материала к печати было наличие в произведении новых (и интересных!) научно-технических идей.

В этом смысле повесть Льва Успенского стояла особняком, и не только в сборнике «Фантастика-72», в котором была опубликована (по крайней мере, лично я прочитал её там), но в советской фантастике вообще. Каких-то научных, а особенно технических новинок в ней представлено не было. И вместе с тем, смею полагать, что игрою авторского воображения она всё равно превосходит 99% тех опусов, в которых действуют эльфы, орки, маги-чародеи, суперме... (пардон, чудо-богатыри, но всё равно с замашками громил из голливудских блокбастеров)

Автор сумел поместить а) не совсем обычное расстройство личности и б) путешествие в экзотический мир — в жизнь заурядного (в общем-то) питерского интеллигента, в самый обычный (в смысле его массовости, распространённости) послевоенный ленинградский быт. Он так сплёл две линии судьбы героя, что на этом примере могли бы учиться многие нынешние авторы. А также — учиться мастерству описаний и вообще языку. Описания и язык — завидные.

Помнится, в советское время издавали современных зарубежных писателей с указанием, что на языке оригинала книга вышла до 1973 года. Таким неуклюжим манером пытались обойти законы об авторском праве. Потом, уже в 90-е, на переводных изданиях наоборот стали писать, что книга выпущена при поддержке такого-то фонда, общества по культурному обмену или вообще посольства (т.е. публикацию спонсировала страна - родина писателя). 

Именно к таким книгам относится та, о которой хочу сейчас рассказать. Роман бельгийского (фламандского) писателя Хьюго Клауса "Пересуды" - так вот тексту предпослано следующее сообщение: "Перевод этой книги осуществлен при поддержке Фламандского литературного фонда (Vlaams Fonds voor de letteren —www.flemishliterature.be)". 

Ну это так, небольшое личное наблюдение, без далеко идущих выводов. Могу сказать, что имя писателя узнал почти четверть века назад, - его сборник "Избранного", вышедший в серии "Мастера зарубежной прозы", стал для меня самым последним томом этой серии, который я приобрёл сразу после выхода в свет. Потом мне в руки попадали и другие книги "Мастеров", но всё это были уже издания, которые можно было считать букинистическими. 

Имя писателя в титуле той книги написано было несколько иначе - Хюго Клаус. 

Это ещё одно личное наблюдение.

Переводчик романа "Пересуды" Ирина Гривнина пишет в послесловии, что Хьюго Клаус - самый известный в мире фламандец после Тиля Уленшпигеля. Ну да, видимо, такой вот он писатель, Хюго Клаус.

А теперь о романе. Для зачина воспользуюсь словами переводчицы: "...место действия — Западная Фландрия, точнее — вымышленная деревушка Алегем (название образовано от фламандского слова «aal», что означает «жидкое дерьмо»). Отчего вдвойне забавно выглядит цитата из местной газеты, где автор называет Алегем «жемчужиной фламандской короны». В эту самую «жемчужину» возвращается старший сын семьи Катрайссе, Рене, проведший несколько лет в Конго и заболевший там какой-то неведомой хворобой…" 

Роман разбит на две неравные части. В первой, большей по объёму части описываются события середины 60-х прошлого столетия. Повествование фрагментарное, текст разбит на небольшие главки, в каждой из которых мы видим происходящее глазами одного из многочисленных персонажей. Есть и главы, рассказанные от лица коллективного повествователя; они так и называются "Мы". 

Во время чтения первой части мною в основном владели две мысли. Первая: жизнь и в Бельгии тоже какая-то хреновая... И вторая мысль: возможно, автор хотел выразить в своём романе один из тезисов экзистенциализма, гласящий, что жизнь не имеет смысла... 

Но когда я приступил к чтению второй части, меньшей по объёму, рассказывающей о том, что было двадцать лет спустя, т.е. уже в 80-е годы, - то понял, что первая часть была всего лишь вступлением к части второй.

По форме она, кстати, представляет собой что-то очень похожее на допрос, - Ноэль Катрайссе, младший брат главного героя первой части, отвечает на вопросы экс-комиссара полиции Блауте. 

Если первая часть романа - это такая сатира, то вторая - своего рода триллер, психологический ужастик про опасные завихрения и отклонения. Жанр этот, как мне кажется, чрезвычайно популярен на Западе, особенно у англо-американцев, но Клаус ведёт дело очень по-своему, и я не назвал бы "Пересуды" не только детективом, но даже криминальным романом. Это именно современная, жесткая и довольно злая проза, так что не зря другие произведения писатели были собраны в томе "МСП"...

Эти самые "Незначительные истории" были прочитаны мной на самом деле сразу вслед за романом Фуэнтеса, т.е. ещё в прошлое воскресенье. Хотел получить представление о творчестве американского писателя, о котором рассказал писатель мексиканский. Но сразу по прочтении почему-то не возникло желания писать пост. Уж слишком незначительным, что ли, показался этот сборник...

Включает он четырнадцать рассказов, а именно:

В конце прошлого года заинтересовался двумя книжными сериями, немного похожими своим направлением. 

Первая - это серия Фантастический раритет, выпускаемая издательством "Тардис". Вторая - Polaris, которую публикует издательство "Salamandra P.V.V."

Из серии "Polaris" прочитал книгу Николай Каропова Лучи смерти. Дело в том, что тема таких лучей была крайне жгучей вплоть до начала Второй Мировой войны. Собственно, об этом писал Алексей Толстой в своём "Гиперболоиде". Да и "Генератор чудес" Долгушина в какой-то мере - тоже о лучевом оружии. 

Карпов оказался, конечно, не Толстым и даже не Долгушиным. Действие развивается довольно ходульно, в картонных декорациях Америки. Интрига не шибко закрученная, характеры героев прописаны тоже без особых изысков. Впрочем, как отмечено в послесловии, финал несколько неожиданный. И удивляет (в принципе, по хорошему удивляет) фигура героя второстепенного - таксиста Смока. Этакий довольно ловкий приспособленец. Без угрызений совести соучаствует в киднэппинге, а потом столь же добродушно помогает вызволить жертву похищения. Вроде бы за рабочих, но кровь проливать в революционной борьбе не желает. И не дуриком, как говорил герой Платонова Фома Пухов, а вообще. Предпочитает жизнь, посмертной славе. 

Ученый-изобретатель Монгомери - довольно типичный представитель безумных учёных. В политику напрямую вроде бы не лезет, но как и профессор Преображенский, не любит пролетариев. Жестоко расплачивается за свою политическую близорукость. 

В общем этот роман - скорее произведения сюжета, чем идей (пусть сюжет и не поражает своей динамичностью). 

Напротив два другие произведения, помещенные под одну обложку, а именно сборник  Грядущий мир, одноимённый роман Якова Окунева и "Любовь в тумане будущего" Андрея Марсова, в большей степени произведения идей, чем сюжета (пусть идеи опять-таки и не шибко сильные). 

 

В романе Окунева изображена коммуна всемирная XXII века, мир, в котором всё обобществлено, в котором практически нивелированы всякие различия меж людьми, которые существуют в нашем мире (и могут иногда сильно осложнять жизнь). "Умилил" такой моментик из жизни будущего: "безнадежно больных — идиотов, физических уродов — мы умерщвляем в младенчестве безболезненным способом".

А ещё там научились избавлять людей от мучений неразделённой любви - посредством гипноза. 

Однако Окунев рисует мир XXII века скорее в радужных красках. Напротив, роман Марсова - это явная антиутопия. Там изображено куда более далекое будущее - 4560 год. К этому времени человечество научилось контролировать всё, вплоть до мыслей членов общества. Марсов показывает читателю, что это не совсем хорошо... даже совсем не хорошо. 

До романа "Мы" Замятина это сочинение, на мой взгляд, не дотягивает. Там всё-таки были не только идеи, но и сюжет. 

В целом чтение этих раритетов доставило мне больше разочарования. Всё-таки не случайно эти книги были практически забыты. То, что у нас принято называть классикой фантастики, дошло до нас вовсе не в результате заговора редакторов, периодически переиздающих эти сочинения, а потому что в этих сочинениях действительно есть что-то разумное, доброе и талантливое. 

Это роман мексиканского писателя Карлоса Фуэнтеса о загадочной судьбе американского писателя Амброза Бирса, бесследно сгинувшего в Мексике, охваченной революционной войной. Старый гринго - так все зовут его в романе, в том числе и автор. Имя Амброз Бирс упомянуто только в последней главе, да и то как бы не совсем уверенно. Впрочем, сведущий читатель, вероятно, понял бы, о ком идет речь, с первых страниц повествования - по аллюзиям и намекам, разбросанных там и сям по тексту; ему, этому эрудированному читателю, даже не понадобилась бы прямая подсказка в аннотации книги.

Исчезновение Амброза Бирса считается одной из самых больших загадок нового времени (хотя и не такой большой, как убийство группы Игоря Дятлова, на мой взгляд ). Если бы эту историю реконструировал американский писатель, он привлёк бы себе на помощь вампиров, зомби, летающие тарелки, лихорадку Эбола, а может быть, и коварных русских эмиссаров, уже тогда налаживавших экспорт революции на далёкий континент. Кто-то из них и похитил бы старого писателя, а может быть, и все вместе взятые.

Но историю рассказал писатель латиноамериканский. И она у него получилась, по законам магического реализма, бурной и немного сумбурной, с потоками сознания главных героев, безудержно хлещущими в пароксизме солипсизма, своевольно перекраивающего окружающий мир, и порой сливающимися в один многоголосый поток. История любви, ненависти, боли и утраты...

Впрочем, без летающих тарелок и вампиров, Фуэнтес, мне кажется, подобрал свой ключ к разгадке тайны и создал удивительный финал; лично я не ожидал такого.

Этот небольшой по объёму роман был начат в 1964, а закончен в 1985 году, - видимо, тема такая , что работа над ней не могла вместиться в меньший срок.

Посмотрел-таки этот фильм. Не так плох, как это утверждают знатоки тактики и вообще боевых уставов, но и не так хорош, как решили люди сугубо штатские. 

Неровная работа. Видеоряд зачастую неплох, есть некоторые эпизоды действительно крепкие (но они как раз не батальные), но есть и реально бредовые (большинство батальных). Немцы выглядят обкуренными идиотами (хотя, говорят, применяли наркотики для поднятия боевого духа?). Но главный герой в исполнении Брэда Питта тоже несомненно психопат, раз считает нормальным убивать пленных. Хотя опять-таки, не исключено, что таких психопатов хватало. Не зря же герой Сэлинджера утверждал, что среди американских вояк было немало таких, кто ни в чём не уступал нацистам. 

Настолько отвык вести блог, что даже понравилось... Мозг настолько отупел, что тоже понравилось... Вместе с тем добился некоторых успехов на Ответах мэйла - ресурсе, который многие считают особо интеллектуальным и, по ходу, гордятся заслуженным там званиям. На самом деле практика показала, что даже отупевший мозг может достичь там результата. И что полученные там звания - по сути, дутые. Поскольку ими наделяют по решениям и голосованиям невежд. Ну да речь не о том.

За весь не очень новый уже год посмотрел один фильм - "Овечка Долли" по первому. Режиссёр - Пиманов. Лучше бы он продолжал толковать про криминал, а за кинофантастику не брался. Хотя подсказали, бабла на этот "блокбастер" потратил совсем скромно. Хоть это утешает.

Перечитал повесть-сказку Стругацких "Понедельник начинается в субботу". Кстати, предыдущий раз читал её почти 40 лет назад. И тогда и сейчас пользовался бумажными книжками с рисунками Мигунова. Только издания разные. Нашёл в тексте одну "недопечатку" - оборванное предложение. Проверил по электронной версии, загруженной в смартфон. Кстати, рисунки там тоже есть, чуть помельче, но зато более четкие.

Во время первого чтения более всего понравилось путешествие главного героя на машине времени в мир будущего, вымышленного писателями-фантастами, а также эпизод про попугая, который появляется в режиме контрамоции. Countermotion. Сейчас понравилось то же самое. Однако отметил ряд интересных и остроумных мыслей также и в других главах - то, что по неведению проглядел в далёком 76-м году. Взялся читать продолжение - "Сказку о тройке". Всё ещё не закончил, как-то не удаётся.

Вот так, коротенько...

Всех читателей моего блога поздравляю с наступающими Новым Годом и Православным Рождеством! Здоровья Вам и Вашим близким, счастья, благополучия! Новых открытий в 2016 году!

Очень даже неплохой фильм, атмосферный, свободный от примитивных эффектов массовой продукции про шпионов. 

Кое-что по отношению к первоисточнику изменено; добавлены диалоги, которых не было в книге, и наоборот, что-то осталось за кадром. Другое имя героини, она перестала быть еврейкой.

Подумал, было б вообще великолепно, если бы в нужных местах звучала немецкая, а не английская речь, но впрочем и эта условность не сильно портит восприятие. 

Отметил, что актёр, играющий Петерса, говорит по-английски с лёгким акцентом, похожим на русский. Английский того актёра, что играет Фидлера, показался почти безупречным, а временами в произношении звучат нотки, которые, наверно, можно назвать немецкими. По роману во время войны Фидлер жил в Канаде. 

Ещё удивило, что пресловутая берлинская стена была такой невысокой. Не могли же создатели фильма переврать эту подробность?

Эта книга возникла на моём читательской горизонте в связи с романом Маканина "Андеграунд". Так что о том, как они соотносятся я, возможно, ещё скажу, ниже. А начну с главного, чем является этот роман. Так вот...

На самом деле в этом романе два разных произведения. Как в матрёшке. А ещё лучше, если воспользоваться образом, не раз мелькающем на страницах " Танжера", тут какая-то женщина, живущая в мужчине, или наоборот - мужчина, прячущийся в женщине.

Проблема однако в том, что одна из этих составляющих сильно перевешивает другую, заслоняет её. Нужно преодолеть более двух третей текста, чтобы понять это его двойничество. В общем, для меня это такой довольно внушительный мистер Хайд, из которого ближе к финалу действия неожиданно проступает маленький, не слишком могучий доктор Джекил.

О первом я уже почти написал рецензию. В ней я утверждал, что роман "Танжер" это депрессивная рапсодия молодого страдающего  бисексуала. Поток сознания, изложенный нервно-истерическим (нервно-паралитическим), рваным телеграфным слогом, подхватывающий всё, что видит, слышит, обоняет и осязает главный герой, всё, что крутится у него в голове. Анвар Бегичев; 70-го года рождения; казахстанец (татарин, наверное?); выпускник Литературного института; с женой расстался, тоскует по ней, она - в Алма-Ате, сам он живёт в Москве 90-х - где и как придётся, работает в каком-то офисе, но получает жалованье нерегулярно; уже напечатал где-то рассказы, но денег за них вообще не получил. Он вожделеет к каждой встречной бабе, а уж если совокупляется, то это такой громокипящий кубок, что просто караул...

Он писатель, но не писатель-трудоголик, не Мартин Иден, у которого ни дня без тысячи слов. Хотя о чем это я? Ведь литературное творчество однозначно принадлежит к тем видам работ, где усталость категорически не подходит в качестве мерила производительности. Дело тут в другом. Как радости, так равно и муки творчества занимают поразительно мало места в его внутреннем мире, который переливается всем буйством красок, едва дело доходит до тела. Только в шестой главе второй части Анвар вдруг спонтанно принимается за написание пьесы на автобиографическом материале. Эта тема слегка развивается в следующих трёх-четырех главках, потом снова наступает гомерический секс, вожделения, совокупления, страдания...

Ну вот примерно так я уже написал рецензию. Доктора Джекила я увидел только в финале. Внезапно открылось, что этот Анвар как раз и есть яркий пример того другого, о котором говорил Маканин в "Андеграунде". Вот такой, неприсобленный к сожительству с женщинами, к жизни вообще, у которого простата вместо мозгов и вечная депрессия. Но именно он-то и увидел всю уродливость окружающего мира. Фальшивого, лживого и депрессивного мира.

Такая ужасная книга... Которую невыносимо тяжело читать, и даже когда уже закончил читать, все равно как-то тяжело...