Михайло Ломоносов. О России прежде Рурика.

1. О старобытных в России жителях и о происхождении российского народа вообще Старобытные в России обитатели, славяне и чудь, по преданиям достоверных наших летописателей известны. Древние внешние авторы скифов и сармат, на разные поколения разделенных, под разными именованиями в ней полагают. Обои народы одержали великое участие в обширном сем земель пространстве. Славенское владение возросло с течением времени. Многие области, которые в самодержавство первых князей российских чудским народом обитаемы были, после славянами наполнились. Чуди часть с ними соединилась, часть, уступив место, уклонилась далее к северу и востоку. Показывают сие некоторые остатки чудской породы, которые по словесным преданиям от славенского поколения отличаются, забыв употребление своего языка. От сего не токмо многих сел, но рек и городов и целых областей чудские имена в России, особливо в восточных и северных краях, поныне остались. Немалое число чудских слов в нашем языке обще употребляется. Соединение двух сих народов подтверждается согласием в избрании на общее владение князей варяжских, которые с роды своими и со множеством подданных к славянам и чуди преселились и, соединив их, утвердили самодержавство. В составлении российского народа преимущество славян весьма явствует, ибо язык наш, от славенского происшедший, немного от него отменился и по толь великому областей пространству малые различия имеет в наречиях. Сих народов, положивших по разной мере участие свое в составлении россиян, должно приобрести обстоятельное по-возможности знание, дабы уведать оных древность и сколь много их дела до наших предков и до нас касаются. Рассуждая о разных племенах, составивших Россию, никто не может почесть ей в уничижение. Ибо ни о едином языке утвердить невозможно, чтобы он с начала стоял сам собою без всякого примешения. Большую часть оных видим военными неспокойствами, преселениями и странствованиями, в таком между собою сплетении, что рассмотреть почти невозможно, коему народу дать вящее преимущество
2. О величестве и поколениях славенского народа Множество разных земель славенского племени есть неложное доказательство величества и древности. Одна Россия, главнейшее оного поколение, довольна, к сравнению с каждым иным европейским народом. Но представив с нею Польшу, Богемию, вендов, Моравию, сверх сих Болгарию, Сербию, Далмацию, Македонию и другие, около Дуная славянами обитаемые земли, потом к южным берегам Варяжского моря склоняющиеся области, то есть курландцев, жмудь, литву, остатки старых пруссов и мекленбургских вендов, которые все славенского племени, хотя много отмен в языках имеют, наконец, распростершиеся далече на восток, славено-российским народом покоренные царства и владетельства рассуждая, не токмо по большей половине Европы, но и по знатной части Азии распространенных славян видим. Таковое множество и могущество славенского народа уже во дни первых князей российских известно из Нестора и из других наших и иностранных писателей. Ибо в России славяне новогородские, поляне на Днепре, по горам Киевским, древляне в Червонной России, между Днепром и Припятью, полочане на Двине, северяне по Десне, по Семи и по Суле, дулебы и бужане по Бугу; кривичи около Смоленска, волынцы в Волыни, дреговичи меж Припятью и Двиною, радимичи на Соже, вятичи на Оке и другие поколения, по разным местам обитая и соединяясь с варягами-россами, пресильные войны подымали против греков. Вне России ляхи по Висле, чехи по вершинам Албы, болгары, сербы и моравляне около Дуная имели своих королей и владетелей, храбрыми делами знатных. По южным берегам Варяжского моря живших славян частые и кровавые войны с северными, а особливо с датскими королями, весьма славны. Множество и величество городов хотя тогда не таково было, как ныне, однако же весьма знатно. В российских пределах великий Новград, Ладога, Смоленск, Киев, Полотск паче прочих процветали силою и купечеством, которое из Днепра по Черному морю, из Южной Двины и из Невы по Варяжскому в дальные государства простиралось и состояло в товарах разного рода и цены великой. Меж другими славенскими селениями оставил по себе с развалинами великую славу пребогатый купеческий город и пристань Виннета при устьях реки Одры; разорен около помянутых времен от датчан. Сравнив тогдашнее состояние могущества и величества славенского с нынешним, едва чувствительное нахожу в нем приращение. Чрез покорение западных и южных славян в подданство чужой власти и приведение в магометанство едва ли не последовал бы знатный урон сего племе ни перед прежним, если бы приращенное могущество России с другой стороны оного умаления с избытком не наполнило. Того ради без сомнения заключить можно, что величество славенских народов, вообще считая, стоит близ тысячи лет почти на одной мере. Но то же еще усматриваю много далее в древности. В начале шестого столетия по Христе славенское имя весьма прославилось; и могущество сего народа не токмо во Фракии, в Македонии, в Истрии и в Далмации было страшно, но и к разрушению Римской империи способствовало весьма много. Венды и анты, соединяясь со сродными себе славянами, умножали их силу. Единоплеменство сих народов не токмо нынешнее сходство в языках показывает, но и за тысячу двести лет засвидетельствовал Иорнанд, оставив известие, что - от начала реки Вислы к северу по безмерному пространству обитают многолюдные вендские народы, которых имена хотя для разных поколений и мест суть отменны, однако обще славяне и анты называются. - Присовокупляет еще, что от Вислы простираются до Дуная и до Черного моря. Прежде Иорнанда Птоломей во втором столетии по Христе полагает вендов около всего Вендского по ним проименованного залива, то есть около Финского и Курландского. Сей автор притом оставил в память, что Сармацию одержали превеликие вендские народы. И Плиний также свидетельствует, что в его время около Вислы обитали венды и сарматы. Итак, хотя Тацит сомневался о вендах, к сарматам ли их, или к германцам причислить, к чему подали ему повод жившие тогда между немцами, как и ныне, венды, затем больше склонял их к последним, однако вышеписанные свидетельства несравненно сильнее уверяют. Итак, народ славенопольский по справедливости называет себя сарматским; и я с Кромером согласно заключить не обинуюсь, что славяне и венды вообще суть древние сарматы. Кроме славян, особенно именованных, вендов и антов, сверх Сармации, где в половине шестого веку Лех и Чех державствовали над многочисленным славенским народом, доказывают его тогдашнюю великость болгары, которых единоплеменство по великому сходству языка, могущество и множество их военных дел неспоримо. Ибо уже прежде царства Юстиниана Великого, при царе Анастасии приобретши себе в Иллирике владение и селение, тяжкие войны наносили грекам. В северных российских пределах славенские жители умолчаны не столько за малолюдством, сколько за незнанием от внешних писателей. Домашних вовсе отвергать есть несправедливая строгость. Новогородский летописец хотя с начала многими наполнен невероятными вымыслами, однако никакой не нахожу причины упрямо спорить, чтобы город Славенск был построен и разорен много прежде Рурика. Старинные развалины свидетельствуют; Нестор о Новегороде упоминает прежде всех городов российских и что дважды строен. От северных писателей издревле назывался Кунигардия, то есть (на чудском языке) славный город. Сие рассуждая, не почитаю за легкомысленное любопытство, когда, примечая именования мест у Птоломея, у Плиния и у других, находим от Адриатического моря и Дуная до самых берегов Ледовитого океана многих знаменования с языка славенского, что не за бессильное доказательство признавать должно, когда на вышеписанных свидетельствах имеет опор и основание. К доказательному умножению славенского могущества немало служат походы от севера готов, вандалов и лонгобардов. Ибо хотя их по справедливости от славенских поколений отделяю, однако имею довольные причины утверждать, что немалую часть воинств их славяне составляли; и не токмо рядовые, но и главные предводители были славенской породы. Итак, ныне довольно явствует, коль велико было славенское племя уже в первые веки по Рождестве Христове
3. О дальней древности славенского народа Имя славенское поздно достигло слуха внешних писателей и едва прежде царства Юстиниана Великого, однако же сам народ и язык простираются в глубокую древность. Народы от имен не начинаются, но имена народам даются. Иные от самих себя и от соседов единым называются. Иные разумеются у других под званием, самому народу необыкновенным или еще и неизвестным. Нередко новым проименованием старинное помрачается или старинное, перешед домашние пределы, за новое почитается у чужестранных. Посему имя славенское по вероятности много давнее у самих народов употреблялось, нежели в Грецию или в Рим достигло и вошло в обычай. Но прежде докажем древность, потом поищем в ней имени. Во-первых, о древности довольное и почти очевидное уверение имеем в величестве и могуществе славенского племени, которое больше полуторых тысяч лет стоят почти на одной мере; и для того помыслить невозможно, чтобы оное в первом после Христа столетии вдруг расплодилось до толь великого многолюдства, что естественному бытия человеческого течению и примерам возращения великих народов противно. Сему рассуждению согласуются многие свидетельства великих древних писателей, из которых первое предложим о древнем обитании славян-вендов в Азии, единоплеменных с европейскими, от них происшедшими. Плиний пишет, что - за рекою Виллиею страна Пафлагонская, Пилименскою от некоторых проименованная; сзади окружена Галатиею. Город милезийский Мастия, потом Кромна. - На сем месте Корнелий Непот присовокупляет енетов и единоименных им венетов в Италии от них происшедшими быть утверждает. Непоту после согласовался Птоломей, хотя прежде иного был мнения. Согласовался Курций, Солин. Катон то же разумеет, когда венетов, как свидетельствует Плиний, от троянской породы производит. Все сие великий и сановитый историк Ливий показывает и обстоятельно изъясняет. - Антенор, - пишет он, - пришел по многих странствованиях во внутренний конец Адриатического залива со множеством енетов, которые в возмущение из Пафлагонии выгнаны были и у Трои лишились короля своего Пилимена: для того места к поселению и предводителя искали. По изгнании евганеев, между морем и Алпийскими горами живших, енеты и трояне одержали оные земли. Отсюду имя селу - Троя; народ весь венетами назван. Некоторые думают, что венеты происходят из Галлии, где народ сего имени был при Иулии Кесаре. Однако о сем не можно было не ведать Катону, Непоту и Ливию. При свидетельстве толиких авторов, спорное мнение весьма неважно; и напротив того, вероятно, что галлские венеты произошли от адриатических. В тысящу лет после разорения Трои легко могли перейти и распространиться чрез толь малое расстояние. Уже имеем древность славенского племени в Азии от самых давнейших времен, которых далее не простираются европейских народов благорассудные историки. Мосоха, внука Ноева, прародителем славенского народа ни положить, ни отрещи не нахожу основания. Для того оставляю всякому на волю собственное мнение, опасаясь, дабы Священного Писания не употребить во лжесвидетельство, к чему и светских писателей приводить не намерен. Довольно того, что могу показать весьма вероятно еще другие сильные в Азии народы, кроме енетов, славенского племени равной древности, и бывшим уже тогда их величеством и могуществом уверить, что оное началось за многие веки до разорения Трои. Единоплеменство сарматов и венедов или вендов со славянами в прошедшей главе показано. О живших далее к востоку сарматах пишет Плиний, что они мидской породы, живут при реке Доне, разделяются на разные поколения. Сей же автор и Страбон некоторых мидян в Европе вместе с фракиянами, то есть в сарматских пределах, полагают, чем вероятность о единоплеменстве сарматов с мидянами умножается. Ибо, преселяясь от востока к западу, мидские народы, и будучи проименованы сарматами, могли в некоторых поколениях удержать прежнее имя, подобно как славяне новогородские перед другими славенскими породами, которые особливые имена имели. Некоторые речения мидские, со славенскими сходные, не были бы единородства вероятностью, когда бы таковыми важными свидетельствами древних писателей не утверждались. Амазоны, по преданию Геродотову, от сармат происхождение имели и говорили языком сарматским; скифскому от будинов не чисто научились. Плиний о сарматах-гинекократуменах, то есть женами обладаемых, упоминает, супружество с амазонами имеющих; также и о сарматских амазонах. Посему они были славенского племени. Видя пафлагонов, енетов, мидян и амазонов в Азии славенского племени, уже думать можно, что обитавшие с ними в соседстве мосхи им были единоплеменны, почему московский народ у многих новых писателей от них производится. О соседстве Мосхинии с амазонами и сарматами нахожу древние свидетельства, о единородстве - не имею; итак, утверждать о том опасаюсь, затем больше, что в Страбоне противное сему примечаю: Мосхиния, - пишет он, - разделена на три части: одну колхи, вторую иверы, третию армяне имеют - народы, от славян весьма отменные. В наших летописях до начала Москвы не находим по российским областям подобного имени; и у Нестора при исчислении славенских поколений о мосхах глубокое молчание. Великий перерыв времени, в кое о мосхах не упоминают внешние и домашние писатели, не позволяет утверждать о единоплеменстве мосхов и славян московских без довольного свидетельства. В южной Европе древность и могущество славян из Геродота явствует, который венедов с иллирианами за один народ почитает и обыкновения их, мидским подобные, описует, чем показанное выше сего единородство подтверждается. Иллирийцев древность простирается до веков баснословных; сила из военных дел с греками и римлянами известна. Некоторые, стараясь древних иллирийцев разделить от нынешних славян, в Иллирике живущих, приводят во свидетельство Иорнанда и Прокопия, которые описывают пришествие славян за Дунай от севера: новых мест имена славенского знаменования признают, в старых того не находят. Слабые спорных мыслей основания! Правда, что славяне, от полунощной страны перешед за Дунай, в Далмации и в Иллирике поселилась в начале шестого веку. Но следует ли из того, чтоб они или их единоплеменные там прежде никогда не обитали? Не могло ли быть, чтобы римскою силою утесненные иллирические славяне во время войны уклонились за Дунай к полунощным странам; потом, приметив римлян ослабение, старались возвратиться на прежние свои жилища? Имеем сего явственные у себя следы, Нестор утверждает, что в Иллирике, когда учил апостол Павел, жительствовали славяне и что обитавшие около Дуная, убегая насильного владения нашедших и поселившихся меж ними римлян, перешли к северу, на Буг, Вислу, Днепр, Двину и Волхов. Уже свидетельств довольно; но сверх того Плиний объявляет, что ему названия иллирических народов выговаривать трудно. Ясное доказательство, что ни от греческого, ни от латинского языка взяты, в коих он, без сомнения, был искусен. Городы многие издревле показывают славенский голос, с делом согласный, и возводят вероятность на высочайший степень. Признаки древнего имени славенского явствуют, во-первых, у Птоломея под названием ставан. Свойство греческого и латинского языка не позволяет, чтобы они выговорить могли славян имя. Ради того прежде ставанами, после склаванами и сфлаванами называли. Амазоны, или алазоны, славенский народ, по-гречески значат самохвалов; видно, что сие имя есть перевод, славян, то есть славящихся, со славенского на греческий. Имена славенских государей, в одно время со славенским именем прославленных, не в самое то время могли принять начало, но перед тем задолго. По именам государей и героев своих народ прежде внутрь пределов назывался, потом славою дел утвердил себе славное имя, которое хотя поздно по свету распространилось, однако внутрь было давно в употреблении
4. О нравах, поведениях и о верах славенских Разные славян поколения неспоримо разнились обычаями, хотя во многом имели сходство. Кроме разделения по местам, разность времени отменяет поведения. Того ради мидских, венетских, иллирийских, амазонских и сарматских предков славенских, кои многими веками, великими расстояниями и, сверх того, многоразличными преселениями отделяются, не изображаю в тогдашнем виде, который, по свойствам тамошнего климату и по соседству с отменными народами, походить не может на преселившихся их поздних потомков. Итак, довольно будет, когда увидим их, по преселениях несколько описанных. Когда имя славенское в свете прославилось войнами против римлян и греков, тогда Прокопий Кесарийский, того же веку писатель, следующее об них на память оставил: Сии народы, славяне и анты, не подлежат единодержавной власти, но издревле живут под общенародным повелительством. Пользу и вред все обще приемлют. Также я прочие дела у обоих народов содержатся издревле. Единого бога, творца грому и всего мира господа исповедуют. Ему приносят волов и другие жертвы. Судьбины не признавают и не приписывают ей никаких действий в роде человеческом. Впадши в болезнь или готовясь на войну и видя близко смерть, дают богу обещание, что ежели от нее свободятся, немедленно принесут жертву. Получив желаемое, исполняют свое обещание вскоре и верят, что жизнь их сохранена оною жертвою. Сверх того, почитают реки и другие воды, также и некоторых иных богов, которым всем служат и в приношении жертвы гадают о будущем. Живут в убогих хижинах, порознь рассеянных, и нередко с одного места преселяются на другое. Когда на бой выходят, многие идут пеши со щитами и с копьями; лат не носят. Иные, не имея на плечах одеяния, в одних штанах бьются с неприятелем. Обоих язык один - странный. Нижe видом тела разнствуют, ибо все ростом высоки и членами безмерно крепки, цветом нижe весьма белы, нижe волосом желты, ни очень черны, но все русоваты. Жизнь содержат, как массагеты, сухою и простою пищею и, подобно как они, весьма нечисто ходят, натурою незлобны, нелукавы и в простоте много нравами сходны с гуннами. - Сие о славенах, живших в шестом столетии по Христе около Дуная. О славенских народах, живших по российским областям, объявляет Нестор, что поляне от своих предков обычаем кротки, стыдливы к родителям и к сродникам и брачное сочетание наблюдают. Древляне живут зверским образом: убивают друг друга, едят нечистую зверину. Брачных чинов не держат: женский незамужний пол хватают у воды и вместо жен держат. Радимичи, кривичи, вятичи и северяне держатся одного обычая. Живут в лесах, как дикие звери, всякую нечистоту в пищу принимают, не стыдятся срамословить пред родительми; вместо браков сходятся на игрища между селами и пляшут, где хватают женский пол себе в жены, с которыми сперва согласились; держат по две и по три. Над мертвыми отправляют тризны, потом на струбе сожигают и пепел с костьми в сосудах на столпах ставят при дорогах. Сие употребление у кривичей было еще при Несторе. Новгородских славян нравы и поведения усмотреть можно с начала истории от Рурикова приходу. При Варяжском море на южном берегу жившие славяне издревле к купечеству прилежали. В доказательство великого торгу служит разоренный великий город славенский Виннета, от венетов созданный и проименованный. Гелмолд о нем пишет: Река Одра протекает в север середи вендских народов. При устье, где в Варяжское море вливается, был некогда преславный город Виннета, в котором многонародное пристанище грекам и варварам, около жившим. Все европейские городы превосходил величеством. В нем жили славяне, смешанные с другими народами, с варварами и с греками...Приезжим саксонцам равно позволялось жить в сем городе, лишь бы только не сказывались христианами, ибо славяне все даже до разорения сего города служили идолам. Впрочем странноприимством и нравами ни един народ не был честнее и доброхотнее. Купечествовал товарами разного рода с разными народами пребогатый город и все имел, что бывает редко и приятно. Разорен от некоторого короля датского. Видны еще только древних развалин остатки. - После сего привык народ славенский в Померании к морскому разбойничеству. О нравах и о вере вендских померанских славян, особливо которые жительствовали в Вагрии, северные писатели уверяют, что у них многоженство в обычае было: покупали жен, сколько кому прокормить возможно. Хотя ж почитали единого бога на небесах, который имел об оных попечение, однако земные дела поручал другим. Святовид на острове Ругене вырезан был на дерева о четырех лицах, в коротком платье, стоял в капище, в левой руке держал лук, в правой рог с вином; на бедре превеликий меч в серебряных ножнах. При нем висело седло и узда величины чрезвычайной. Четыре лица, как кажется, значили четыре части года. Именем сего идола давал жрец ответы. Святовиду честию следовал Прове, или Проно, особливо у вагрских славян; стоял на великом и кудрявом дубе. Около его на земли расставлены до тысячи идолов с двумя, тремя лицами и больше. Перед Проном стоял алтарь для приношения жертвы. Радегаст держал на груди щит с изображенною воловою головою, в левой руке копье, на шлеме петух с распростертыми крылами. Сива, или Сиба, нагая женщина, волосы назади висели до подколенков; в правой руке яблоко, в левой виноградный грозд держала. Наконец, почитались у них Черн-бог и Бел-бог: первый добрый, другой злой. Сверх всех сих идолов, обоготворялись огни, которые по разным местам неугасимо горели. Многие воды, ключи и озера толь высоко почитались, что с глубоким и благоговейным молчанием черпали из них воду. Кто противно поступал, казнен был смертию. Такое озеро обоготворялось на острове Ругене, в густом лесу, называемое Студенец, которое хотя весьма изобиловало рыбою, однако оныя не ловили для почтения мнимой святости. При всем сем почитали змей как домашних богов и наказывали тех, которые им вред наносили. В приношении жертвы Святовиду изъявляли превеликое почитание. После жатвы собирался весь народ перед его капище для препровождения великого празднества, где били скота на жертву, и для знатного идольского пирования за день перед праздником должен был сам жрец прежде приношения жертвы и служения чисто выместь капище. Следующего дня, в самый праздник, при собрании народа перед дверью капища, взяв из руки идольской рог с вином, чем за год был наполнен, прорицал о плодородии будущего года. Ибо ежели вина в роге не много убыло, почиталось плодородия признаком. В противном случае изобилия плодов не надеялись. По сем выливал жрец вино из рога перед ногами Святовидовыми и наливал в него новое; пил за его здоровье и просил, чтобы людям своим и отечеству подал изобилие, богатство и победу над неприятельми. Выпив рог вина, наполнял снова и отдавал идолу в руку. Потом приносили в жертву великие круглые хлебы из муки и из меду, которые жрец поставив между собою и народом, молился о изобильной жатве будущего года. Потом благословлял народ именем Святовидовым, увещал к прилежному приношению жертвы и обещал в воздаяние победу на врагов по морю и по суху. По сем препровождался день в ядении и питии, и за стыд почитали, ежели кто не напился допьяна. Каждый человек в год сему идолу третию часть своей хищной добычи долженствовал принести в жертву. Триста конных нарочных воинов, сколько могли награбить, все в капище приносили, что жрец употреблял на украшение оного. Нередко сему идолу приношены были в жертву христианские пленники, которых садили верхом на лошадях во всей их сбруе. Лошадь четыреми ногами привязывали к четырем сваям и, под поставленные по обеим сторонам костры дров подложив огонь, сожигали живых коня и всадника. Другим идолам своим, Прову или Прону, Сиве, Радегасту, приносили тогда жившие славяне кровавую жертву людей христианских. По заклании оных прикушивал жрец крови, от чего уповали силы и действия к предсказанию. Когда жертва совершилась, начинался жертвенный пир с музыкою и плясанием. Злым богам приносили кровавую жертву и печальное моление, также и страшные клятвы, добрым - веселие, игры и радостные пирования. О будущем гадали обыкновенно метанием деревянных дощечек, у которых одна сторона была черная, другая белая. Когда их бросали, белая сторона наверху добро, черная худо, по их мнению, предвозвещала. Летание птиц и крик по разности сторон, встреча зверей, сверх сего, движение пламени, течение воды и разные виды пены и струй также служили к предсказанию. Святовиду посвящен был великий белый конь. Когда войну начать хотели, втыкали перед капищем в землю острыми концами шесть копей, по два вместе крестообразно. По обыкновенной молитве выводил жрец посвященного коня скакать через оные копья. Когда на скоку заносил наперед правую ногу, почитали за доброе предзнаменование предприемлемого дела; когда же левую простирал наперед далее, признавали за худое предвозвещение. По сему конскому скаканию начиналась война или отлагалась
5. О преселениях и делах славенских Древнейшее всех преселение славян, по известиям старинных писателей, почитать должно из Азии в Европу. Что оное двумя путями происходило, водою и по суху, из вышеписанного усмотреть не трудно. Ибо венеты от Трои с Антенором плыли Архипелагом, Посредиземным и Адриатическим морем. И весьма вероятно, что после оного по разным временам и случаям многочисленные их однородцы из Пафлагонии помянутым путем или по Черному морю и вверх по Дунаю к ним и в их соседство перешли жительствовать. Подтверждается сие, во-первых, тем, что венеты весьма широко распространились по северному и восточному берегу Адриатического залива и по землям, при Дунае лежащим; второе, что Пафлагония после того от времени до времени умалилась и, наконец, между главными землями в Азии не полагалась, ибо уже у Птоломея почитается как малая часть Галатии. Другой путь был из Мидии севером, около Черного моря, к западу и далее на полночь, когда сарматы, от мидян происшедшие, из задонских мест далее к вечерним странам простирались, что из выше писанного по правде заключить должно. Еще ж Блонд пишет, что славяне, от Босфора Циммерского до Фракии обитавшие, в Иллирик и в Далмацию преселились. Болгар древнее жилище в Азиатичеекой Сармации, около реки Волги, с добрым основанием от некоторых полагается, затем что Иорнанд со славянами и антами, славенским же народом, совокупное их нападение на Римскую державу описует и жительство их почитает в северной стране от Черного моря. Согласуется с делом имя болгар, от Волги происшедшее, которыми после того и другие народы, козаре и татаре, от россиян именовались. Все сие доказывает движение славенских поколений от востока на запад пространными нашими землями, по северу около Понтийского моря. Таким образом, простираясь уже паки к полудни, соединились с однородцами своими, преселившимися южною дорогою, и во многие веки составили разные славенские поколения, отменив наречия и нравы по сообщению с иноплеменными народами, с которыми в преселениях обращались. Какова храбрость была древних предков славенского народа, о том можно уведать, читая о войнах персидских, греческих и римских с мидянами, сарматами и иллирийцами, которые принадлежат и до россиян обще с другими славенскими поколениями. О грамоте, данной от Александра Великого славенскому народу, повествование хотя невероятно кажется и нам к особливой похвале служить не может, однако здесь об ней тем упоминаю, которые не знают, что, кроме наших новогородцев, и чехи оною похваляются. Между тем, когда славенские племена из Мидии, около Черного моря, в Иллирик и в другие места распространялись, тогда и в северные страны поселялись в великом множестве. Новогородский летописец согласуется в том со внешними писателями. И хотя бы имена Славена и Руса и других братей были вымышлены, однако есть дела северных славян, в нем описанные, правде не противные. По Варяжскому морю, которое от воровства на чудском языке сие имя получило, обыкновенно в древние веки бывали великие разбои и не токмо от подлых людей, но и от владетельских детей за порок не почитались. Про Славенова сына Волхва, от которого Волхов наименование носит, пишет, что в сей реке превращался в крокодила и пожирал плавающих. Сие разуметь должно, что помянутый князь по Ладожскому озеру и по Волхову, или Мутной реке тогда называемой, разбойничал и по свирепству своему от подобия прозван плотоядным оным зверем. Распространение славян северных до рек Выми и Печоры и даже до Оби хотя позднее должно быть кажется, нежели как положено в оном летописце, однако не так поздно, как некоторые думают, затем что дорогими собольими мехами торг из России на запад уже за семьсот лет известен из внешних авторов, и дыньки в российском купечестве прежде обращались, нежели Ермак открыл вход в Сибирь военною рукою. Когда Римская империя усилилась и оружие свое распростерла далече, тогда почувствовали насильство ея и славенские народы, жившие в Иллирике, в Далмацни и около Дуная, для чего в север уклонились к своим однородцам, которые издавна в нем жительствовали. По свидетельству Несторову, славяне в местах, где Новгород, обитали во время проповеди Евангелия Святым Апостолом Андреем. У Птоломея положены славяне около Великих Лук, Пскова, Старой Русы и Новагорода. Итак, явствует, что, ненавидя римского ига и любя свою вольность, славяне искали оной в странах полунощных, которою единоплеменные их пользовались, в местах пространных, по великим полям, рекам и озерам. Нестор подробно описывает, что нашли волохи на славян дунайских и, седши с ними, стали обижать и насиловать; тогда оные, отшед на реку Вислу, назвались ляхами. От ляхов прозвались иные лутичи, иные мазовшане, иные поморяне. Иные сели по Днепру и назывались поляне; другие - древляне, затем что сели в лесах; многие между Припятью и Двиною и назывались дреговичи; некоторые поселились на Двине и назывались полочане по реке Полоте; многие перешли на Оку и проименовались вятичами. Иные славяне сели около озера Ильменя и прослыли своим тем же именем; иные поселились по Десне, Семи и Суле и назывались северяне. Новгородцы одержали не одно токмо имя свое славенское, но и язык сродных себе славян, около Дуная и в Иллирике обитающих, который много сходнее с великороссийским, нежели с польским, невзирая на то, что поляки живут с ними ближе, нежели мы, в соседстве. Потом, как Римская империя стала приходить в упадок,. тогда славяне, стараясь отметить древнюю предков своих обиду, предпринимали от севера на полдень сильные и частые походы, особливо при Юстиниане Великом, царе греческом, чему пример даю из Прокопия: Войско славенское, из трех тысяч состоящее, без сопротивления Дунай-реку переправилось и потом, без труда через Гебр переехав, разошлись надвое. Одна часть состояла из тысячи осьмисот человек, другая из прочих. На обоих, хотя друг от друга разделенных, учиняли нападение римские военачальники во Фракии и в Иллирике, однако паче чаяния побеждены были и отчасти побиты на месте, отчасти без всякого порядку спаслись бегством. Потом, когда оба полки славенские, числом много меньшие, вождей римских низложили и прогнали, другая часть их с Азбадом учинила сражение. Сей Азбад, Юстинианов стипатор, правил конницею, которая издавна для прикрытия города Цирула во Фракии была сильна множеством и мужеством. Славяне, и сих рассыпав, многих, со срамом бегущих, умертвили и, поймав Азбада, хотя сперва стерегли жива, однако после, вырезав ремни из хребта, его сожгли. Сие учинив, всю Фракию и Иллирик без своего ущербу разоряли и в обоих местах многие крепости взяли осадою. Прежде ж сего ни к стенам приступить, ни в поле выступить не дерзали, никогда не смели чинить набегов на Римскую империю и до того времени, кажется, никогда через Дунай-реку не переходили. Победившие Азбада славяне разорили все места до самого моря. Приморский город Топер с оборонительным войском взяли таким образом. Славян большая часть в ямистых местах и во врагах близ стен городских утаилась. Малое оных число у ворот восточных раздражали римлян, на городовой стене стоящих. Солдаты, бывшие в городе, думая, что только славян было, сколько показалось, внезапно вооруженные учинили вылазку. Славяне стали отступать притворно и, якобы их страшась, назад побежали. И как римляне, гонясь за ними, от стены удалились, славяне засадные из врагов поднялись, от города путь им пресекли, и бегшие славяне, обратясь лицом к неприятелям, гонящих остановили и, побив всех, на том же месте приступили к городу. Уже неприготовившиеся мещане жестоко возмутились, однако по возможности сопротивлялись стремлению: ибо сначала кипящее масло и смолу лили на приступающих. И хотя люди всякого возраста на них бросали каменье, однако бедства не отвратили. Великим множеством стрел славяне городских людей от зубцов сбили и, приставив к стенам лествицы, город взяли. Немедленно мужеска полу до пятнадцати тысяч порубив и разграбив богатство, малых детей и женский пол поработили. Ибо до того дня не было пощады ни единому возрасту. Другой полк, после того как ворвался в римские пределы, всех без разбору лишал жизни, так что в Иллирике и во Фракии непогребенные трупы по всем местам лежали повержены. Потом оба полки живот пленным оставлять стали и так во свои жилища возвратились со многими тысячами пленных. В Сардике, иллирическом городе, собранное войско строил Герман и поспешал с великим к войне приуготовлением. Когда славенские полки, каковы никогда не бывали, достигши к пределам Римской империи и переправясь через Дунай, пришли к Наизу, некоторые из них отлучились от войска и, по ближним местам разделясь, для добычи бегали порознь, попали в руки некоторым римлянам. Связаны и вопрошены, для чего славенское войско за Дунай переправилось? - с уверением ответствовали, что пришли с тем намерением, дабы взять Солунь и окрестные его городы. О сей вести император, весьма обеспокоившись, немедля писал к Герману, чтобы для настоящего времени, оставив поход в Италию, и вместо того Солуню и другим городам поспешил дать помочь и не умедлил бы удержать стремление славян всеми силами. Между тем как Герман еще собирался, славяне, узнав от пленных о приходе его в Сардику, устрашились, ибо имя его было у них славно, что пред тем победил антов, славянам единоплеменных. Итак, убоясь и рассуждая, что идет с преизбранным воинством, которое от Юстиниана императора против короля Тотилы и против готов послано, предприятый путь к Солуню прекратили и, не смея больше выступить в поле, перешли все иллирические горы и без опасности вступили в Далмацию. В Иллирике Герман объявил войску, чтобы весь снаряд был собран для походу после двух дней в Италию. Однако, внезапно заболев, умер. После того отправил император против славян избранное войско, которого военачальниками были Константиан, Аратий, Назарий, Иустин, другой сын Германов, Иван, проименованием Елуон. Сверх того, над всеми поставил Схоластика, из придворных евнухов. Часть славян нашел он у Адрианополя, которые в пути своем уже не могли скоро простираться, для того что вели с собою бесчисленное множество пленников, скота и всякого богатства. Сим принуждены, остоялись и к сражению втай от неприятеля приготовлялись; славяне на горе, римляне на поле стан укрепили. Долго так стояв, преодоленные нетерпеливостию солдаты с неудовольствием стали жаловаться на полководцев, что сами, пищею будучи довольны, презирают солдат, недостатками утомленных, и не хотят вступить в сражение с неприятельми. Таковыми жалобами принуждены были военачальники бой начать. Сражение возгорелось. Побеждены силою римляне; многие храбрые солдаты пали. Предводители, едва не поиманы, вырвавшись, с прочими ушли кому куда ближе. Славяне взяли Константиново знамя и, презрев римское войско, пошли далее. Астическую страну, которая долго не чувствовала разорения, опустошили; для того корысть нашли там преизобильную. Учинив по великому пространству разорение, дошли до долгой стены, которая на день пути отстоит от Царя-града. Несколько после того римляне, следуя за славянами и залучив часть оных, побили внезапным нападением и, порубив многих, отняли римских пленных великое множество, и взято назад Константиново знамя. Прочие славяне с корыстию в домы возвратились. - Таковы суть знатнейшие свидетельства походов славенских. на Римскую державу. Впрочем, нет сомнения, что в войнах готских, вандальских и лонгобардских великое сообщество и участие геройских дел приписывать должно славянам. Показывает помянутый Прокопий соединение их с лонгобардами, гепедами и готами ради Ильдизга, королевича. лонгобардского. От великого множества славян, бывших с прочими северными народами в походах к Риму и Царюграду, произошло, что некоторые писатели готов, вандалов. и лонгобардов за славян почитают, хотя они действительно германского были племени. Следы знатных славенских походов явствуют из их преселений. Чехи, по описанию того ж Прокопия, жительствовали на берегу Евксинского понта, которым в прежние времена ставил королей римский император, а тогда уже ему не были ни в чем послушны. Нынешнее чехов обитание около вершин реки Албы свидетельствует о их походах, также и о преселениях прочих единоплеменных им народов. Болгары, при Анастасии, царе греческом, в первый раз на Римскую империю нападение учинившие, тоже показывают, что они славяне были; с вандалами и лонгобардами воевали в сообществе. Взаимное северных и южных славян друг другу вспоможение явствует из приходу болгаров дунайских для населения Славенска: первое после великого мору, от которого жители почти все погибли, второе по нашествии гуннов, от коих Славенск разорен и положен в конечное запустение. Всех походов, переселений и смешений славенского народа для великого их множества и сплетения описать невозможно и не так нужно, как в следующих частях показать дела российских наших праотцев. Для того поспешаю к описанию прочих народов, поелику до нас касаются, как участники в составлении нашего общества
6. О Чуди Чудские поколения коль далече по северу простираются, заключить можно из множества разных народов, отчасти Российской державе недавно покоренных, отчасти в оную в прежние совсем включенных. Ливония, Естляндия, Ингрия, Финния, Карелия, Лаппония, Пермия, черемиса, мордва, вотяки, зыряне говорят языками, немало сходными между собою, которые хотя и во многом разнятся, однако довольно показывают происхождение свое от одного начала. Сверх сего, сильная земля Венгерская хотя от здешних чудских областей отделена великими славенскими государствами, то есть Россиею и Польшею, однако не должно сомневаться о единоплеменстве ее жителей с чудью, рассудив одно только сходство их языка с чудскими диалектами. Что подкрепляется еще их выходом из сторон, где и поныне чудские поколения обитают, их остатки. Представив чудской народ в нынешнем его рассеянном состоянии и по большой части у других держав в подданстве, помыслить можно, что в соединении бывал некогда силен на свете. По примеру, как писано выше о величестве славенеком,. оглянемся на времена прошедшие около лет тысячи и поищем чудского могущества. Северные авторы наполнены описаниями военных дел их и других сообщений, бывших со шведами, датчанами и норвежцами. Пермия, кою они Биармиею называют, далече простиралась от Белого моря вверх, около Двины реки, и был народ чудской сильный, купечествовал дорогими звериными кожами с датчанами и с другими нормандцами. В Северную Двину-реку с моря входили морскими судами до некоторого купеческого города, где летом бывало многолюдное и славное торговище: без сомнения, где стоит город Холмогоры, ибо город Архангельской едва за двести лет принял свое начало. Народ почитал идола Иомалу, что на ливонском, финском и на других чудских диалектах бога значит. Явствует сие из Стурлезона, где описывает езду Торета некоего и Карла в Двину-реку, кои, будучи от короля своего Олава, проименованием Святого, посланы в Биармию для торгу, присовокупили к тому татьбу: ограбили золото и серебро из кладбищ, сорвали с деревянного Иомалы дорогое ожерелье и взяли серебряную чашу с деньгами. Сию древность тамошней чуди доказывают и поныне живущие по Двине чудского рода остатки, которые через сообщение с новогородцами природный свой язык позабыли. В показанном состоянии Пермия была около времен великого князя Владимира Первого и еще много прежде при Гаральде Пулхрикоме, во дни самых первых князей варяжских. Финляндия в те же веки была весьма сильна и своими владетельми управлялась. Вайланд, Свегдеров сын, король шведский, около времен первого христианского веку женился у короля финского Сния на дочери Дриве, от которой родился ему сын Висбур. Подобно и Аги, Дагонов сын, плененного финского князя именем Фростона дочь Скиалву имел в супружестве, которая после, заманив мужа в свое отечество, коварным образом сонного убила, отца своего смерть отмщая. Нападениям на их землю финны храбро сопротивлялись. Победили Олава проименованием Святого. Нордские писатели причитали немалую часть храбрости финского народа колдовству, в чем оный носил на себе великое нарекание. Естония Финландии не уступала силою: сообщением с разными народами по купечеству превосходила, где не токмо разными товарами, но и людьми торговали. Олав, Тригвонов сын, король шведский, взят был в малолетстве на море от разбойников в полон и продан в Естландию, о чем в житии великого князя Владимира Святославича пространнее. Ингварь, сын Остонов, король шведский, около пятого столетия по Христе разбоем ходил в Естландию по тогдашнему обычаю. Естонцы на берегу морском его победили; Ингварь на бою убит и похоронен на том месте. Но многих военных действ, бывших между нормандцами и чудскими народами, к морям прилежащими, то есть с пермцами, финландцами и естландцами, не исчисляю ради краткости. Довольно явствует по сим трем чудским народам. коль сильны были прочие их единоплеменные, к востоку лежащие, от морей отдаленные поколения, о которых нормандцам за великим отстоянием знать не было можно и которых Нестор летописец исчисляет: весь полагает на Беле-озере, мерю в Ростовской и Переяславской земле по Клещину-озеру, также черемису, мордву, печору и другие народы упоминает, из которых многие толь велики были, что со славянами новогородскими послов своих к варягам отряжали для призыву князей на владение, по которому пришел Рурик с братьями. Рассмотрев чудского народу прежде многих веков могущество, большее нынешнего, признать должно, что они в севере великую часть земель еще и прежде того занимали и неотменно в общем имени скифов заключались от греческих и римских писателей. Ибо татаре обитали тогда далече в Азии к востоку и потому скифского имени у греков не носили. Прочие древние народы, как алане, роксолане, лаки, амазоны и другие должны причитаться к славенскому либо чудскому поколению. Итак, еще надлежит рассмотреть, которому из двух сих народов свойственно приписать должно имя скифов, употребленное у древних внешних авторов обще для многих и разноплеменных северных обитателей, которое не токмо иногда далече в Европу, даже до германцев, и на востоке неведомым тогда азиатическим государствам давалось, но и греческие поселенцы, около Днепра и в Херсоне жившие, скифами проименованы были от своих одноземцев. Выше сего показано, что славенские поколения сарматами тогда назывались, хотя иногда нередко со скифами от незнания тогдашних писателей смешиваны были, потому что часто с места на место переселялись. К подтверждению сего служит, что амазонки скифского языка не разумели, следовательно, свойственный скифский язык не был славенский. И мидский царь Киаксар отдавал скифам малых детей учиться говорить их языком, откуду явствует, что и корень славенского языка, то есть мидcкий, со скифским не сходствовал. Итак, остается искать скифского имени и народа в чудском племени, для чего необходимо нужно смотреть довольных о том свидетельств. Профессор Байер, хотя неправо скифское имя производит от финского слова скита - стрелок, затем что сарматы, парфяне и другие многие народы из лука стрелять не меньше скифов искусны были и равное право имели от греков названы быть стрелками, а притом по-гречески, а не по-фински, - однако в том он не ошибся, что финцев, естландцев и лифландцев почитает остатками древних скифов. Я доказываю следующими вероятными доводами. Имя скиф по старому греческому произношению со словом чудь весьма согласно; не происходит от греческого и, без сомнения, от славян взято, которые по большой части обитали между чудью и Грециею около Дуная. И как обыкновенно бывает, что отдаленных народов называют теми именами, которое им наложили промеж ими живущие соседы, так и греки, наслышавшись от славян имени чудь, переняли и по своему выговору скифами назвали. Остатки древнего скифского языка находим у Геродота, которых явное сходство видим с речениями, у нынешних чудских народов употребительными. Всего сего примечательнее, что басня о Колоксае, сыне первого скифского царя Таргитая, единство сего народа с чудским приводит в полную вероятность. Опущены в то время были, как скифы о себе баснословили, с неба соха, иго, топор и чаша золотая. Большой брат Липоксай и средний Арпоксай покушались один за другим взять себе в корысть оные золотые вещи, однако оба не могли получить для огня, круг них пылающего. Меньший брат как только к ним приступил, огонь исчез и оставил сокровище ему во владение. Здесь примечать должно, что хотя имена отца и трех сынов на финском языке имеют чудское знаменование, однако меньшего брата имя самому реченному повествованию соответствует. Колоксай значит огонь бегущий, якобы от такого приключения произошло сие имя. Итак, по величеству чудского народа и по доказательствам исключительным славян, имя скифов чудским поколениям следует; и то самое подтверждается происхождением имени Колоксая; равно как сходствующие скифские и чудские речения и обстоятельствам соответствующие подают всему неодолимую вероятность и не оставляют сомнения, что чудские поколения суть от рода подлинных древних скифов, ныне по большой части Российской державе покоренные или уже из давных времен в един народ с нами совокупленные. Из сего следует, коль велика древность и слава чудского племени. Рассмотрев единство свойственно называемых скифов с чудью, безопасно употреблять можем одно именование их вместо другого, из которых свойственнее то, которое сему народу наложили древние наши славенские предки. Геродот, первый и обстоятельный описатель чудского происхождения и древних преселений и разделений, зачинает известия с помянутой выше сего басни о Таргитае, о трех его сынах и о меньшем Колоксае, получившем в наследие опущенные с неба золотые орудия купно со владением. Потом утесненные военными нападениями скифы от массагетов принуждены были выгнать циммерской народ из пределов европейских. Гонясь за ним под предводительством царя Мадия, сына Прототиева, вошли в Мидию, где тамошние жители вступили со скифами в сражение и, быв от них побеждены, владения над Азиею лишились, которую скифы одержали. Оттуду прямо в Египет путь предприяли. И как уже вошли в Сирию и в Палестину, Псаммитих, царь египетский, вышел им навстречу, дарами и прошениями утолил стремление, чтобы далее походом не простирались. Скифы поворотясь много насилия чинили на пути обратном и разграбили храм Венерин в Аскалоне. Но пришедших в Мидию знатнейших скифов царь Киаксар созвав на великое пированне и, напоив, побил всех сонных, а прочих выгнал из Мидии военною силою. Скифы, по двадцатиосьмилетнем владении в Мидии и по толь же долгом отсутствии от жен, когда к своим жилищам в Циммерию приближились, встретили их вооруженные рабы и рабские взрослые дети, от жен их в небытность мужей прижитые. По нескольких сражениях, не возмогши преодолеть, наконец, пошли на них без военного оружия с одними бичами, что рабы увидев и вообразив свое прежнее холопство, оробели и пустились в бегство. Итак, скифы утвердились на прежних своих жилищах. Сие повествование надлежит больше до скифов, номадов называемых; прочие их поколения, по широким полям обитая, сим походам не были причастны. Знатнейшие из них у Геродота описаны кратко. Будинцы были весьма сильны и многочисленны; глаза синие, волосом черны. Город их, называемый Гелон, из дерева построен, которого каждый бок длиною был по тридцати стадий. В нем стояли деревянные храмы, капища и идолы греческие, затем что гелонские жители были греки, смешанные с будинскими скифами, и язык употребили, смешанный с будинским. Упоминаются у Геродота также скифы, которые от самовладетельных государей управлялись; назывались королевскими, обитали около вершин реки Дона. Многие скифские поколения и преселения довольно можно видеть из описателей разных веков. Здесь по нашему намерению, невместны, ибо оное простирается больше, чтобы показать древних родоначальников нынешнего российского народа, в которых скифы не последнюю часть составляют. Рассуждая мидские войны и смешения со скифами, ясно понимаем, что уже и тогда чудь со славянами в один народ по некоторым местам соединилась. После того в первые христианские времена и в средние веки еще много больше меж ними совокупление воспоследовало, чему прилагаются некоторые здесь примеры. По всем историографам известно, что гунны вышли из Азии от стран, к Каспийскому и к Северному морю прилежащих, то есть из Сибири и из земель, Каспийским и Черным морем включенных. Довольно явствует из Прокопия, который пишет, что около гор Кавказских живут гунны, нарицаемые сабири, и другие племена гунские. В Сибири издревле жители были чудского поколения: ибо татаре не так давно в ней поселились, по большей части с царем Кучумом, во времена великого государя царя Иоанна Васильевича. Остяки и прочие там старобытные чудские обитатели в стороны уклонились. В Дагистане, близ Дербента, есть, как сказывают, и поныне народы чудского поколения, называемые авари. Из сих мест вышед, гунны именовались разно: гунны, авари, по-российски угры и обри, протекли, во-первых, чудские в севере и славенские поселения, достигли через Дунай вовнутрь Греции и по многих войнах и нахождениях в Паннонии или в Венгрии поселились. Итак, недивно, что в венгерском языке весьма много слов славенских; и потому древний их чудской язык весьма много изменился между славянами и, наконец, ради великого смешения с греками, а паче с турками, с которыми они издавна в соседстве жили и часто у историков за один народ почитались. Нашествие их жестоко чувствовал Славенск, что ныне великий Новгород, который от угров белых, обитавших в сибирских пределах, в Югорской земле, разорен и в конечное запустение был положен, ибо весьма вероятно, что новогородцы и сами в их сторону досягали купечеством и войною. Сие видно по великому и древнему торгу, описанному у западных старинных авторов, который происходил дорогими мехами. Итак, может быть, сие нашествие угров было отчасти из зависти к новогородцам за вступление их в сибирские краи для корысти, отчасти для утеснения угров от восточных татарских народов, которые тогда начали приходить в силу и на запад простираться. При сем случае, чаятельно, немалое смешение славян учинилось с угорскою чудью. Потом, паки по обновлении Славенска, после преименования Новым городом и по принятии князей варяжских на владение славяне усилились и чудь утесняли, отгоняя их с мест или в соединение принимая. Сие на востоке; на западе с варягами происходило подобное смешение и соединение

Это - Книга Ахмада Ибн-фадлана ибн-аль-'Аббаса ибн-Рашида
ибн-Хаммада, клиента [1] Мухаммада ибн-Сулаймана, посла [2]
аль-Муктадира к царю славян, в которой он сообщает о том, что он сам
видел в стране [3] турок, хазар, русов, славян, башкир и других
(народов), по части различий их вероучений [197а], истории их царей,
положения многих из их дел.
* Говорит Ахмад Ибн-фадлан когда прибыло письмо аль-Хасана сына
Балтавара [4], царя славян, к повелителю правоверных аль-Муктадиру,
в котором он просит его о присылке к нему (людей) их тех, кто научил
бы его вере, преподал бы ему законы ислама, построил бы для него
мечеть, воздвигнул бы для него минбар, чтобы совершалась на нем
молитва за него (царя) в его городе и во всем его государстве, и
просит его о постройке крепости, чтобы он укрепился в ней от царей,
своих противников, то он получил согласие на то, о чем просил.
Посредником у него [5] был Надир аль Хурами. И был избран я для
прочтения ему (царю) письма и передачи того, что было подарено ему,
и для надзора над факихами и му'аллимами. А какая у него (халифа)
была причина посылки этого богатства [6] ему (царю), так это для той
постройки, о которой мы сообщили, и для уплаты за факихов и
му'аллимов за село, известное под названием Артахушматин [7] из
земли Хорезм, из числа сел Ибн-аль-Фурата. Посол к аль-Муктадиру от
владетеля славян был муж, которого зовут 'Абдаллах ибн-Башту
аль-Хазари (хазарец), а послом со стороны султана (халифа) Сусан
ар-Расси, клиент Надира аль-Хурами и Такин ат-Турки (турок), Барис
ас-Саклаби (славянин) [8] и я вместе с ними, как я уже сообщил.
Итак, я вручил ему подарки для него, для его жены, для его детей,
для его братьев, для его предводителей и лекарства, о которых он
писал Надиру, прося их. И мы выехали из Города мира (Багдада) в
четверг, когда прошло одиннадцать ночей от (месяца) сафара года
триста девятого [9]. Мы оставались в ан-Нихраване [10] один день и
(далее) ехали усиленно, пока не достигли ад-Даскары [11]. В ней мы
оставались три дня. Потом мы отправились стремясь, не сворачивая ни
перед чем, пока не прибыли в Хулван [12] и оставались в нем два дня
и поехали из него в Кармисин [13] и оставались в нем два дня, потом
отправились и поехали, пока не прибыли в Хамадан и оставались в нем
три дня, потом поехали, пока не дошли до Сава [14] и оставались в
нем два дня, а из него в ар-Рай, и оставались в нем одиннадцать
дней, чтобы подождать Ахмада ибн-'Али аху-Су'лука, так как он был в
Хувар-ар-Райе [15], потом мы отправились в Хувар-ар-Рай и оставались
в нем три дня, далее отправились в Симнан, потом из него в ад-Дамган
[16]. В нем мы случайно встретили Ибн-Карана, сторонника ад-Да'и
[17], и потому мы скрылись в караване и ехали усиленно, пока не
дошли до Найшабура. Лайла ибн-Ну'ман [18] был уже убит, и мы застали
в нем (Найшабуре) Хаммавайха Куса [19], командующего войском
Хорасана. Потом мы отправились в [197б] Сарахс, потом из него в
Марв, потом из него в Кушмахан, а это край пустыни Амуля, и
оставались в нем три дня, чтобы дать отдохнуть верблюдам для въезда
в пустыню. Потом мы пересекли пустыню до Амуля, потом переправились
через Джайхун и прибыли в Афирабр-рабат Тахира ибн-'Али [20]. Потом
мы отправились в Байканд, потом мы въехали в Бухару и прибыли к
аль-Джайхани. Он секретарь эмира Хорасана, и его прозывают в
Хорасане шейх-опора. Он прежде всего озаботился достать для нас
жилье [21] и назначил для нас человека, который бы удовлетворил наши
потребности и успокаивал наши нужды во всем, что мы пожелаем. Итак
(у него) мы оставались (ряд) дней. Потом он испросил для нас
аудиенцию у Насра ибн-Ахмада [22], и мы пошли к нему. А он
безбородый мальчик. Мы приветствовали его как эмира, а он приказал
нам сесть, и первое, с чего мы начали, это что он сказал: "Каким вы
оставили моего господина, повелителя правоверных, да продолжит Аллах
его пребывание (в этом мире) и мир в душе его, его слуг, и его
приближенных". Мы сказали: "В благополучии". Он сказал: "Да прибавит
ему Аллах благополучия!" Потом было прочитано письмо к нему
относительно передачи Артахушматина от аль-Фадла ибн-Муса ан-Насрани
(т.е. христианина), управляющего Ибн-аль-Фурата, и передачи его
(села) Ахмаду ибн-Муса аль-Хуваризми (т.е. Хорезмийцу) и доставки
нас и письма к его (эмира) правителю в Хорезме, (письма) с
устранением препятствий для нас и письма в Баб-ат-турк с
эскортированием нас и с устранением препятствий для нас. Он сказал:
"А где Ахмад ибн-Муса?" - Мы сказали: "Мы оставили его в Городе мира
(Багдаде) с тем чтобы он выехал после нас через пять дней". Тогда он
сказал: "Слушаюсь и повинуюсь тому, что приказал мне мой господин
повелитель правоверных, да продолжит Аллах остаток его жизни". Он
сказал: весть (об этом) дошла до аль-Фадла ибн-Муса ан-Насрани,
управляющего Ибн-аль-фурата, и он привел в действие свои хитрости по
делу Ахмада-ибн-Муса, -написал к начальникам полиции по хорасанской
дороге (на участке) от окружного города Сарахса до Байканда, чтобы
они послали разведчиков о (местопребывании) Ахмада
ибн-Муса-аль-Хуваризми по постоялым дворам и таможенным постам, а он
(Ахмад) человек с такой-то внешностью и качеством, рeк что, кто
схватит его, пусть держит его, пока не придет к нему наше письмо,
которому (пусть) и повинуется. Итак, он был схвачен в Марве и
связан. И оставались мы в Бухаре двадцать восемь дней. Аль-Фадл
ибн-Муса также сговорился с 'Абдаллахом ибн-Башту и другими из наших
товарищей, которые стали говорить: "Если мы останемся, то неожиданно
наступит зима и пройдет время для въезда (в новую страну), а
Ахмад-ибн-Муса, когда прибудет к нам, он последует за нами".
Он (Ибн-фадлан) сказал: я видел дирхемы Бухары разных сортов
(цветов), из них дирхемы называемые аль-гитрифи [23]. Они состоят из
меди, красной меди и желтой меди, из которых берется количество без
веса. Сто из них (дирхемов) [198а] равны дирхему из серебра. А вот
условия их относительно калымов за их женщин (говорят): "Женится
такой-то сын такого-то на такой-то дочери такого-то за столько-то и
столько-то тысяч дирхемов гитрифских". И тоже таким же образом
(происходит) покупка их недвижимых имуществ и покупка их рабов: они
не упоминают других (сортов) дирхемов. У них есть (еще) дирхемы,
(для которых) взята только одна желтая медь. Сорок из них равны
(одному) данаку. У них также есть дирхемы желтой меди, называемые
самаркандскими. Шесть из них равны данаку. Итак, когда я услышал
слова 'Абдаллаха ибн-Башту и слова других, предостерегавших меня от
неожиданного наступления зимы, мы выехали из Бухары, возвращаясь к
реке, и наняли корабль до Хорезма. А расстояние до него от места, от
которого мы наняли корабль, более двухсот фарсахов, так что мы ехали
несколько дней. Для нас путешествие по ней (реке), все в целом, не
было одинаково, вследствие холода и его силы, пока мы не прибыли в
Хорезм. Мы явились к его (Хорезма) эмиру. Это Мухаммад ибн-'Ирак
Хорезм-шах. Итак он почтил нас, одарил нас и устроил нас, давши
жилье. По прошествии трех дней, он велел нам придти, обсудил с нами
(вопрос) о (нашем) въезде в страну турок и сказал: "Нет для вас
соизволения на это и не годится (мне) оставить вас, чтобы вы вслепую
рисковали вашей кровью. Я знаю, что это хитрость, которую подстроил
этот отрок, то есть Такин, так как он был у нас кузнецом и он уже
ознакомился с продажей железа в стране неверных, и он был тот,
который обманул Надира и побудил его обратиться к повелителю
правоверных и передать ему письмо царя славян. Великий эмир, то есть
эмир Хорасана, имел больше прав воздвигнуть проповедь за (в пользу)
повелителя правоверных в этой стране, если бы он нашел возможность,
потому что вы далеко [24] и так как между вами и этой страной, о
которой вы говорите, (есть) тысяча племен неверных. И это (все)
искажение правды в отношении султана. Итак, я советую вам:
необходимо (отправить) письмо к великому эмиру, чтобы он снесся с
султаном, - да споспешествует ему Аллах, путем переписки, а вы
останетесь (здесь) до того времени, как возвратится ответ". И так мы
ушли от него в этот день. Потом мы снова пришли к нему и не
переставали подлаживаться к нему и льстить ему, говоря: "Вот это
приказ повелителя правоверных и его письма, какой смысл сноситься с
ним по этому поводу", так что он дал нам разрешения. Итак, мы
спустились из Хорезма в аль-Джурджанию. Между ней и Хорезмом по воде
пятьдесят фарсахов [25]. Я видел хорезмские дирхемы обрезанные и
свинцовые и неполновесные и медные. И они называют дирхем "тазиджа",
когда вес его четыре данака с половиной. Менялы из них (из их среды)
продают кости (для игры) и чернильницы и дирхемы. Они (хорезмийцы)
самые грубые из людей [198б] по разговору и по природе. Их разговор
похож вроде как кричат скворцы. Около же (аль-Джурджании) есть
селение на (расстоянии) дня (пути), называемое Ардаку. Население его
называется аль-Кардалия (кардалийцы). Их разговор похож вроде как на
кваканье лягушек. Они отрекаются от повелителя правоверных 'Али
ибн-Абу-Талиба, - да будет им доволен Аллах, - в конце каждой
молитвы. Итак, мы остались в аль-Джурджании (много) дней. И замерзла
река Джайхун от начала до конца ее и была толщина льда семнадцать
четвертей [26] и лошади и мулы и верблюды и повозки проходят через
него, как проходят по дорогам, а он был тверд, не сотрясался. И он
оставался в таком виде три месяца. И мы увидели страну (такую), что
подумали, это не что иное, как врата аз-Замхарира, открывшиеся из
нее на нас. Снег не падает в ней иначе, как с порывистым сильным
ветром. Если человек (муж) из (числа) жителей ее (страны) сделает
подарок своему приятелю или захочет (сделать) ему благодеяние, то он
говорит ему: "Поднимемся ко мне, чтобы нам поговорить, ведь
действительно у меня хороший огонь". И вот он (тем самым) оказывает
ему наибольшее свое благодеяние и свою благосклонность. Но только
Аллах великий был милостив к ним относительно дров, - он сделал их
дешевыми для них: груз повозки дров (дерева) аттаг стоит
каких-нибудь два дирхема, вес ее составляет три тысячи ратлей.
Обычай нищих у них (таков), что нищий не останавливается у дверей,
но входит в дом кого-нибудь из них и сидит некоторое время у его
огня греясь. Потом говорит: "паканд", что значит "хлеб"[27]. Наше
пребывание в аль-Джурджании затянулось, а именно действительно мы
оставались в ней дни (месяцев) раджаба, ша'бана, месяца рамадана,
шавваля [28], и продолжительность пребывания нашего была в
зависимости от холода и его силы. Действительно, до меня дошел
рассказ, что двенадцать верблюдов (отправились), чтобы двое человек
привезли на них дров из некоторых плавней и эти оба забыли взять с
собою огниво и трут. И вот они оба заночевали без огня. Когда же они
утром встали, то верблюды были мертвы от силы холода. И
действительно, я видел у воздуха его холод и (то), что базар при нем
(таком воздухе) и улицы действительно пустеют до того, что человек
обходит большую часть улиц и базаров и не находит никого, и его не
встречает ни один человек. Как-то выхожу я из бани и, когда я вошел
в дом и посмотрел на свою бороду, она один сплошной кусок из снега,
пока я не приблизил ее к огню. И действительно, я находился целые
дни в самой середине дома, а в нем юрта из турецких войлоков, и я
устраиваю себе гнездо из одежд и мехов. И иногда приклеивалась моя
щека на подушке. И действительно, я видел, [199а] как цистерны,
покрытые шубами из шкур овец, ночью раскалывались и разбивались, так
что это (покрывание) ничего не помогало. И действительно, я видел
землю, которая растрескалась и в ней (образовались) большие овраги
от силы холода, и что огромное древнее дерево действительно
раскололось на две половины от этого.
Когда же прошла половина шавваля триста девятого года, время начало
меняться, река Джайхун растаяла, и мы принялись за необходимые
принадлежности для путешествия. Мы купили турецких верблюдов и
велели сделать дорожные мешки из верблюжьих кож для переправы через
реки, через которые нам нужно будет переправляться в стране турок.
Мы запаслись (в дорогу) хлебом, просом, сушеным мясом на три месяца.
Мы попросили тех из жителей (этой) страны, с кем мы дружили, о
содействии относительно одежд и в получении их в большом количестве,
и они ужаснули нас этим предприятием и преувеличили рассказ о нем,
но когда мы это увидели, то оно оказалось вдвое больше того, что нам
было описано. Итак, на каждом человеке из нас была (надета) куртка,
поверх нее хафтан, поверх него шуба, поверх нее войлочная шапка и
бурнус, из которого видны были только два его глаза, и шаровары
ординарные и другие двойные (с подкладкой), и гетры, и сапоги из
кимухта [29] и поверх сапог другие сапоги, так что каждый из нас,
когда ехал верхом на верблюде, не мог двигаться от одежд, которые
были на нем. И отстали от нас факих и му'аллим и отроки, выехавшие с
нами из Города мира (Багдада), побоявшись въехать в эту страну. И
поехали: я и посол и брат его сестры и двое отроков Такин и Фарис. В
тот день, в который мы решились на отъезд, я сказал им: "О люди! С
вами отрок царя, и он знаком со всем вашим делом. С вами письма
султана, и я не сомневаюсь, что в них (находится) сообщение о
посылке четырех тысяч динаров мусаййабских для него (царя). И вы
прибудете к иноязычному царю, и он потребует у вас уплаты этого".
Тогда они сказали: "Не бойся этого. Действительно (наверное) он не
потребует уплаты от нас". Я же предостерег их и сказал: "Я знаю, что
он потребует от вас уплаты", но они не согласились. Дело
(снаряжения) каравана было готово, мы наняли проводника, которого
звали Фалус из жителей аль-Джурджании. Потом мы положились на Аллаха
могучего и великого, препоручили ему наше дело и мы отправились из
аль-Джурджании в день понедельник по прошествии двух ночей (месяца)
Ду-ль-ка'да триста девятого года [30] и остановились в рабате,
называемом Замджан, [199б] а это Баб-ат-турк (врата турок). Потом мы
отправились на другой день и остановились на остановке, называемой
Хабаб. Нас настиг снег, так что верблюды ступали в нем по колена.
Итак, мы остановились на этой остановке два дня, потом мы
устремились в страну турок, не сворачивая ни перед чем, и никто нам
не встретился в пустынной степи без единой горы. Итак, мы ехали по
ней десять дней, и нам встретились бедствия, трудности, сильный
холод и последовательное выпадение снегов, при котором холод Хорезма
был подобен дням лета. И мы позабыли все, что проходило мимо нас, и
были близки к гибели наших душ. Действительно, в продолжение
нескольких дней нас постиг сильнейший холод. Такин ехал рядом со
мной, а рядом с ним человек из турок, который разговаривал с ним
по-турецки. И вот Такин засмеялся и сказал: "Действительно, этот
турок говорит тебе: чего хочет господин наш от нас? Вот он убивает
нас холодом, и если бы мы знали, чего он хочет, обязательно мы это
ему предоставили бы". Тогда я сказал ему: "Скажи ему, - он хочет от
вас, чтобы вы сказали: "Нет бога, кроме Аллаха". Он же засмеялся и
сказал: "Если бы мы (это) знали, то обязательно это сделали бы".
Потом мы прибыли после этого в одно место, в котором огромное
количество дерева аттаг [31]. Я совлек его вниз, развел огонь (в)
караване, и они (спутники) согрелись, сняли свои одежды и подсушили
их… Далее мы отправились и не переставая едем каждую ночь от
полуночи до времени спуска солнца тотчас после полудня самой
усиленной и напряженной ездой, какая только бывает. Потом мы
останавливаемся. Когда мы проехали пятнадцать дней, мы достигли
большой горы с множеством камней, на которой источники,
прорывающиеся при раскопке воды. Когда мы пересекли их, (мы) прибыли
к племени турок [32], известных под именем аль-Гуззия. И вот они
кочевники; у них дома волосяные (из кошмы) и они (гуззы)
останавливаются или уезжают. Ты видишь их дома (то) в одном месте,
то такие же в другом, как делают кочевники в своих переселениях; и
вот они в жалком положении. Вместе с тем они как блуждающие ослы, не
изъявляют покорности Аллаху, не обращаются к разуму и не поклоняются
ничему, но называют своих наибольших старцев господами. Итак, когда
один из них просит о чем-нибудь совета у своего главы, он говорит
ему: "О, господин мой, что я сделаю в таком-то и таком-то (деле)?".
И управляет ими совет между ними. Но (только) пока они потратятся на
что-либо или решатся на что-либо, приходит затем самый ничтожный из
них и самый жалкий и уничтожает то, на чем они уже сошлись. И я
слышал, как они говорили: "Нет бога, кроме Аллаха Мухаммад пророк
Аллаха", стараясь приблизиться этими словами к тем мусульманам,
которые проезжают у них, [200а] но не веря в это. А если постигнет
одного из них несправедливость или случится с ним какое-либо дело
неприятное ему, он подымает свою голову к небу
и говорит: "Бир тенгри", а это по-турецки (значит) "богом одним",
так как "бир" по-турецки "один", а "тенгри" - бог (Аллах) на языке
турок. Они не очищаются от экскрементов и от урины и не омываются от
половой нечистоты и (не делают) другого чего-либо подобного. Они не
имеют никакого дела с водой, особенно зимой. Женщины их не
закрываются от их мужчин и ни от кого из них, и также женщина не
закрывает ничего из своего тела от кого-либо из людей. И
действительно, как-то в один из дней мы остановились у человека из
их числа и уселись, и жена этого человека вместе с нами. И вот,
между тем, как она с нами разговаривала, вот она открыла свой
"фардж" и почесала его в то время, как мы смотрели на нее. Тогда мы
закрыли свои лица и сказали: "Прости господи!" Муж же ее засмеялся и
сказал переводчику: "Скажи им, - мы открываем его в вашем
присутствии и вы видите его, а она охраняет его так, что к нему нет
доступа. Это лучше, чем если она закроет его и (вместе с тем)
уступит его кому-либо". Они не знают блуда, но если относительно
кого-либо они узнают какое-либо дело, то они разрывают его на две
половины, а именно: они соединяют вместе промежуток веток двух
деревьев, потом привязывают его к веткам и пускают оба дерева, и
находящийся при выпрямлении их (деревьев) разрывается. Один из них
сказал: "Дай мне услышать чтение". Итак, ему понравился Коран, и он
начал говорить переводчику: "Скажи ему: "Не умолкай". Однажды этот
человек сказал мне языком переводчика: "Скажи этому арабу: "Разве
господь наш могучий и великий женщина?". Я же ужаснулся этому,
принес прославление Аллаху и прошение о помиловании. И вот он также
произнес прославление и прошение о помиловании, так же, как это
сделал я. И точно так же (вообще) правило у турка, - всякий раз, как
он услышит мусульманина, произносящего прославление и говорящего
"нет бога кроме Аллаха", он говорит также, как он.
Правила женитьбы у них такие: если один из них сватает у другого
какую-либо из женщин его семьи, дочь его или сестру его или
кого-либо из тех, кем он владеет, он одаряет его на столько-то и
столько-то хорезмийских одежд. И когда он заплатит это, то и везет
ее к себе. А иногда калымом бывают верблюды или лошади или иное
подобное. И ни один не может соединиться со своей женой, пока не
будет уплачен калым, на который согласился ее (женщины) владетель. А
если он уплатил его, то он идет, не стесняясь, пока не войдет в
помещение, в котором она находится, и берет ее в присутствии отца ее
и матери ее и братьев ее и они ему в этом не препятствуют. А если
умирает человек, имеющий жену и детей, то старший из его детей
женится на жене его, если она не была его матерью. [200б] Ни один из
купцов или кто-либо другой не может совершать омовения после
нечистоты в их присутствии, но только ночью, когда они его не видят.
И это потому, что они гневаются и говорят: "Этот хочет нас
околдовать: разве вы не видите, как он уставился в воду" и
заставляют его платить деньги.
И не может ни один из мусульман проехать их страну, пока не
назначат ему из их среды друга, у которого он останавливается, и
привозит ему из страны ислама одежды, а для жены его покрывало,
немного перца, проса, изюма и орехов. И вот, когда он прибывает к
своему другу, то тот ставит для него юрту и доставляет ему овец
сколько может, так что мусульманину остается только закалывать их,
так как турки их не закалывают. Действительно, кто-либо из них бьет
по голове барана, пока он не умрет. И если тот человек захочет
уехать, и ему понадобятся какие-нибудь из его (турка) верблюдов, или
его лошади, или он нуждается в деньгах, то он оставляет то, что
осталось, у своего друга-турка, а берет из его верблюдов, лошадей и
имущества нужное ему и отправляется, а когда возвратится из того
направления, по которому отправился, возмещает ему его деньги и
возвращает к нему его верблюдов и лошадей. И точно так же, если
проезжает у турка человек, которого он не знает, (и если) потом тот
ему скажет: "Я твой гость, и я хочу (получить) из твоих верблюдов и
твоих лошадей и твоих дирхемов", - то он вручает ему то, что он
захотел. И если умрет купец в той своей стороне и караван
возвращается, то турок их встречает и говорит: "Где гость мой?". И
если говорят: "Он умер", то караван разгружается. Потом он идет к
самому выдающемуся из купцов, какого он видит среди них, развязывает
его имущество, в то время как тот смотрит, и берет из его дирхемов
соответственно своему имуществу (бывшему в пользовании) у этого
(умершего) купца без лишнего зернышка, и также он берет из (числа)
лошадей и верблюдов и говорит: "Это твой двоюродный брат (буквально
- сын твоего дяди по отцу) и тебе более всего надлежит уплатить за
него". А если он (первый купец) убежал, то он совершает то же
действие и говорит ему (второму купцу): "Это такой же мусульманин,
как и ты; возьми же ты у него". А если (этот) мусульманин не
согласится возместить за его гостя таким путем, то он спросит о
третьем, где он находится, и если его направят к нему, то он едет,
ища его на расстоянии пути в несколько дней, пока не прибудет к нему
и не заберет своего имущества у него, и также то, что дарил ему.
Таков же и турецкий обычай: если он въезжает в аль-Джурджанию и
спрашивает о своем госте, то останавливается у него, пока не уедет
(обратно). И если турок умрет у своего друга мусульманина и (если)
проедет караван, в котором есть его друг, то они убивают его и
говорят: "Ты убил его, посадивши его в тюрьму, [201а] так как если
бы ты не посадил его в тюрьму, то он конечно не умер бы". И точно
так же, если он дал ему выпить набила [33] и он свалился со стены, -
они убивают его за него. А если его нет в караване, то они берут
самого выдающегося, кто есть среди них, и убивают его.
Поступок педераста у них (карается) очень строго. Действительно,
некогда остановился среди племени Кударкина, - а он наместник царя
турок, - некий человек из жителей Хорезма и оставался у своего
хозяина некоторое время для покупки овец. А у турка был безбородый
сын, и хорезмиец не переставал ухаживать за ним и склонять его к
себе, пока тот не подчинился его желанию. Пришел турок и нашел их
обоих в соединении. Тогда турок подал об этом жалобу к Кударкину. Он
сказал ему: "Собери турок". И он собрал их. Когда они собрались, он
сказал турку: "Хочешь ли ты, чтобы я судил по праву или впустую?" Он
сказал: "По праву". Он сказал: "Приведи твоего сына". Он привел его.
Он сказал: "Следует ему и купцу, чтобы они оба были убиты". Турок от
этого пришел в гнев и сказал: "Я не отдам своего сына". Он же
сказал: "Тогда купец даст выкуп за себя". Он это сделал и заплатил
турку овцами за то, что он сделал с его сыном, и заплатил Кударкину
четыреста баранов за то, что он снял с него (наказание), и уехал из
страны турок.
Первый из их царей и главарей, кого мы встретили, - Янал (йынал?)
младший. Он прежде уже принял (было) ислам, но ему сказали: "Если ты
принял ислам, то ты уже не наш глава". Тогда он отказался от своего
ислама. Когда же мы прибыли в то место, в котором он находится, он
сказал: "Я не допущу, чтобы вы прошли, так как это такая вещь, о
которой мы не слыхали совершенно, и мы не представляем себе, что она
такое есть". Тогда мы поддобрились к нему с тем, чтобы он согласился
на (получение) джурджанского хафтана стоимостью в десять дирхемов и
куска (материи) пай-баф, лепешек хлеба, пригоршни изюма и ста
орехов. Когда же мы вручили все это ему, он поклонился (до земли)
нам. А это их правило, - если почтит (подарком) человек человека, то
он кланяется ему. Он сказал: "Если бы не то, что мои дома отдалены
от дороги, я обязательно доставил бы вам овец и пшеницу", и он
удалился от нас. Мы отправились, и на следующий день нас встретил
один человек из турок - презренное творение, с потрепанной
внешностью, щуплого вида, с жалким существом. А на нас напал сильный
дождь. Он же сказал: "Остановитесь", и караван остановился весь в
целом, то есть около трех тысяч лошадей и пяти тысяч человек. Потом
он сказал: "Ни один из вас не пройдет!" И мы остановились, повинуясь
его приказанию. Мы сказали ему: "Мы друзья Кударкина". Он начал
[201б] смеяться и говорить: "Кто такой Кударкин? Я испражняюсь на
бороду Кударкина". Потом он сказал: "Паканд", что значит "хлеб" на
языке Хорезма. Тогда я вручил ему лепешки хлеба. Он взял их и
сказал:"Проезжайте, я смилостивился над вами".
Он (Ибн-Фадлан) сказал: а если заболевает из них человек, у
которого есть рабыни и рабы, то они служат ему, и никто из его
домочадцев не приближается к нему. Для него ставят палатку в стороне
от домов и он остается в ней, пока не умрет или не выздоровеет.
Если он был рабом или бедняком, они бросают его в пустыне и
отъезжают от него.
А если умер человек из их (числа), то для него роют большую могилу
наподобие дома, берут его, одевают на него его куртку, его пояс, его
лук, кладут в его руку чашу из дерева с набидом, оставляют перед ним
сосуд из дерева с набидом, приносят все его имущество и кладут с ним
в этом доме. Потом сажают его в нем и покрывают настилом дом над
ним, накладывают над ним подобие юрты из глины, берут лошадей его в
зависимости от их численности и убивают из них сто голов или двести
голов или одну голову и съедают их мясо, кроме головы, ног, кожи и
хвоста. И действительно они растягивают это (все) на деревяшках и
говорят: "Это его лошади, на которых он поедет верхом в рай". Если
же он убил человека и был храбр, то вырезают изображения из дерева
по числу тех, кого он убил, и помещают их на его могиле и говорят:
"Вот его отроки, которые будут служить ему в раю". Иногда же они
упускают (не заботятся) убивать лошадей день или два. Тогда приходит
к ним какой-нибудь старик из их старейшин и говорит: "Я видел
такого-то, то есть умершего, во сне и он сказал мне: "Вот ты видишь,
меня уже перегнали мои товарищи и потрескались мои ноги от
следования за ними, и я не могу их догнать и остался один". При этих
обстоятельствах они берут его лошадей и убивают их и растягивают их
на его могиле. И когда пройдет день или два, приходит к ним этот
старик и говорит: "Я видел такого-то, и он говорит: "Сообщи моим
домочадцам и моим товарищам, что я уже догнал тех, которые ушли
раньше меня, и что я нашел успокоение от усталости".
Он (Ибн-фадлан) сказал: все турки выщипывают свои бороды, кроме
усов. Иногда я видел дряхлого старика из их числа, который выщипал
себе бороду и оставил немножко от нее под подбородком, а не нем
(надета) шуба и если увидит его человек издалека, то не усомнится,
что это козел. [202а] Царя турок гуззов называют Ябгу или (вернее)
это - название повелителя, и каждый кто царствует над этим племенем,
этим именем называется. А заместителя его называют Кударкин. И таким
образом каждый, кто замещает какого-либо их главаря, называется
Кударкин.
Потом мы, (уже) уезжая из области этих (турок), остановились у
командующего их войском. Его зовут Атраксын аль-Кат'ана. Он поставил
для нас турецкие юрты, и мы остановились у него. И вот у него челядь
и свита и большие дома. Он пригнал нам овец, и привели лошадей,
чтобы мы закололи овец и ездили бы верхом на лошадях. Он пригласил
всех своих домочадцев и сыновей своего дяди (по отцу) и убил для них
множество овец. А мы уже (раньше) преподнесли ему подарки из одежд,
изюма, орехов, перца и проса. Я видел его жену, которая была женой
отца его. Она взяла мясо и молоко и кое-что, что мы прибавили к
этому, вышла из (пределов) домов в пустыню, вырыла яму и погребла в
ней то, что было с ней, и говорила (какие-то) слова. Я же сказал
переводчику: "Что она говорит?" Он сказал: "Она говорит: "эти
приношения для аль-Кат'ана отца Атрака [34], которые преподнесли ему
в дар арабы". Когда же была уже ночь, вошел я и переводчик к нему, а
он сидел в своей юрте, с нами было письмо Надира аль-Хурами, в
котором он предлагает ему принять ислам (букв.: "приказывает ему
покорность", т.е. Аллаху), побуждает его к нему и направляет к нему
пятьдесят динаров, среди которых много динаров мусаййабских и три
мискаля мускуса, целые кожи, две одежды мервские, - а мы скроили из
них обоих (того и другого) для него две куртки и целые сапоги,
одежду из парчи, пять одежд из шелка, и мы вручили ему подношения
для него и вручили жене его покрывало и перстень. Я прочитал ему
письмо, а он сказал переводчику: "Я не скажу вам ничего, пока вы не
возвратитесь. Я напишу султану (т.е. халифу) о том, что я решу об
этом". И он снял парчу, которая была на нем, чтобы надеть подаренные
одежды, о которых мы сообщили. И вот, я увидел куртку, бывшую под
ней (парчей), и она разрывается (будучи пропитана) грязью, так как у
них (такие) правила, что ни один из них не снимает одежду,
прилегающую к его телу, пока она не рассыплется на лоскутки (куски).
И вот, он выщипал всю свою бороду и усы свои и остался как евнух. Я
видел, что турки сообщали, что он самый ловкий наездник из них. И
действительно, однажды я видел его, когда он ехал рядом с нами, на
своем коне, и вот несся летящий гусь. Он натянул свой лук, в то
время, как его лошадь ехала (двигалась) под ним (гусем), потом
выстрелил в него, и вот он уже сбил его вниз. Вот в один из дней он
послал за предводителями, приближенными к нему, а они следующие:
Тархан и Янал и сын Джабха и Баглиз. И был [202б] Тархан самый
благородный из них, самый уважаемый из них, и был хромой, слепой,
однорукий. Итак он (Атрак) сказал им: "Истинно, вот эти послы царя
арабов к моему свату (зятю) Алмушу сыну Шилки и не хорошо было бы,
если бы я отпустил их иначе, как после совета с вами". Тогда Тархан
сказал: "Это такое дело, какого мы не видывали совершенно и не
слыхивали о нем, и мимо нас не проходили какие-либо послы
(какого-либо) султана с того времени, как существуем мы и отцы наши.
А что думаю, так это то, что не иначе, как (этот) султан устраивает
хитрость и направляет этих (людей) к хазарам, чтобы поднять их
войной против нас, и мнение (мое), что пусть он (Атрак) разрежет
этих послов пополам пополам (каждого пополам), а мы заберем то, что
с ними имеется".
И сказал другой из них: "Нет! но возьмем то, что с ними, и оставим
их голыми, чтобы они возвратились, откуда прибыли". И сказал (еще)
другой: "Нет! но у царя хазар есть наши пленные. Так пошлем же вот
этих, чтобы выкупить ими тех". И так они не переставали спорить
между собой об этих вещах семь дней, а мы находились в смертельном
положении, пока они не объединились на том мнении, чтобы отпустить
нас и чтобы мы проехали. Мы же преподнесли Тархану мервский хафтан и
два куска (материи) пай-баф [35], а его товарищам куртку и также
Яналу и вручили им перец, просо, лепешки из хлеба. И они удалились
от нас. Мы отправились, пока не достигли реки Багнади [36]. Люди
вытащили свои дорожные мешки, а они из кож верблюдов. Они расстелили
их и взяли самок турецких верблюдов, так как они круглы, и поместили
их в их пустоту (углубление), пока они (мешки) не растянутся. Потом
они наложили их одеждами и (домашними) вещами, и когда они
наполнились, то в каждый дорожный мешок села группа (человек) в
пять, шесть, четыре, - меньше или больше. Они взяли в руки деревяшки
из хаданга (белого тополя) и держали их, как весла непрерывно
ударяя, а вода несла их дорожные мешки и они (мешки) вертелись, пока
они не переправились. А что касается лошадей и верблюдов, то на них
кричат и они переправляются вплавь. Необходимо, чтобы переправился
отряд бойцов, имеющих при себе оружие, прежде чем переправится
что-либо из каравана. Они - авангард для людей, (следующих) за ними,
(для защиты) от башкир, (на случай) чтобы они (т.е. башкиры) не
захватили их, когда они будут переправляться. Итак, мы переправились
через Багнади способом, описание которого мы сообщили. Потом мы
переправились после этого через реку, называемую Джам [37], также в
дорожных мешках, потом мы переправились через Джахаш, потом Адал,
потом Ардан, потом Вариш, потом Ахти, потом Вабна [38], а это все
большие реки. Потом мы прибыли после этого к печенегам, и вот они
остановились у воды, похожей на море, не текущей [39], и вот они
темные брюнеты, [203а] и вот они с совершенно бритыми бородами,
бедны в противоположность гуззам. Ведь я видел из (числа) гуззов
таких, что владели десятью тысячами лошадей и ста тысячами голов
овец. Чаще всего пасутся овцы на снегу, выбивая копытами и
разыскивая траву. А если они не находят ее, то они грызут снег и до
крайности жиреют. А когда бывает лето, то они едят траву и худеют.
Мы оставались у печенегов один день, потом отправились и
остановились у реки Джайх (Хайдж) [40], а это самая большая река,
какую мы видели, самая огромная и с самым сильным течением. И
действительно, я видел дорожный мешок, который перевернулся в ней, и
те, кто был в ней, потонули, и люди (мужи) погибли во множестве, и
потонуло (значительное) количество верблюдов и лошадей. Мы
переправились через нее только с трудом. Потом мы ехали несколько
дней и переправились через реку Джаха, потом после нее через реку
Азхан, потом через Баджа; потом через Самур, потом через Кабал,
потом через реку Сух [41], потом через реку Ка(н)джалу, и вот мы
прибыли в страну народа турок, называемого аль-Башгирд. Мы
остерегались их с величайшей осторожностью, потому что это худшие из
турок, самые грязные из них и более других посягающие на убийство.
Встречает человек человека, отсекает ему голову, берет ее с собой, а
его (самого) оставляет. Они бреют свои бороды и едят вшей, когда
какая-нибудь из них будет изловлена. Кто-либо из них детально
исследует шов своей куртки и разгрызает вшей своими зубами.
Действительно, был с нами один из них, который уже принял ислам; и
который служил у нас, и вот я увидел одну вошь в его одежде, он
раздавил ее своим ногтем, потом съел ее.
Он (Ибн-Фадлан) сказал: (а вот) мнение уклоняющееся (от истины),
каждый из них вырезает кусок дерева величиной с фалл и вешает его на
себя, и если захочет отправиться в путешествие или встретит врага,
то целует его (кусок дерева), поклоняется ему и говорит:"О,
господин, сделай мне то-то и то-то". И вот я сказал переводчику:
"Спроси кого-либо из них, какое у них оправдание (объяснение) этому
и почему он сделал это своим господином (богом)?" Он сказал:
"Потому, что я вышел из подобного этому и не знаю относительно себя
самого иного творца, кроме этого". Из них кое-кто говорит, что у
него двенадцать господ (богов): у зимы господин, у лета господин, у
дождя господин, у ветра господин, у деревьев господин, у людей
господин, у лошадей господин, у воды господин, у ночи господин, у
дня господин, у смерти господин, у земли господин, а господин,
который в небе, самый больший из них, но только он объединяется с
ними (остальными богами) в согласии, и каждый из них одобряет то,
что делает его сотоварищ. Аллах превыше того, что говорят
нечестивые, высотой и величием.
Он (Ибн-Фадлан) сказал: мы видели, как одна (группа) поклоняется
змеям, (другая) группа поклоняется рыбе, (третья) группа поклоняется
[203б] журавлям, и мне сообщили, что они (некогда) вели войну с
одним народом из числа своих врагов, что они (враги) обратили их
(башкир) в бегство и что журавли закричали сзади них (врагов), так
что они испугались и сами были обращены в бегство, после того как
обратили в бегство (башкир), и поэтому они (башкиры) поклоняются
журавлям и говорят: "Эти (журавли) наш господин, так как он обратил
в бегство наших врагов", и поэтому они поклоняются им (и теперь).
Он (Ибн-Фадлан) сказал: итак, мы отправились из страны этих (людей)
и переправились через реку Джарамсан [42], потом через реку Уран,
потом через реку Урам, потом через реку Ба(б)а(н)адж, потом через
реку Вати, потом через реку Банасна, потом через реку Джавашин [43].
Расстояние от (одной) реки до (другой) реки, о которых мы упомянули,
- два дня, или три или четыре, менее этого или более [44]. Когда же
мы были от царя славян, к которому мы направлялись, на расстоянии
дня и ночи пути, то он послал для нашей встречи четырех царей,
находящихся под его властью (букв. под его рукой), своих сотоварищей
и своих детей, и они встретили нас (неся) с собой хлеб, мясо и
просо, и отправились вместе с нами. Когда же мы были от него на
(расстоянии) двух фарсахов, он встретил нас сам, и, когда он увидел
нас, он сошел (на землю) и пал ниц, поклоняясь с благодарением
Аллаху великому, могучему. В рукаве у него были дирхемы, и он
рассыпал их на нас. Он водрузил для нас палатки (купола) и поселился
в них. Наше прибытие к нему было в воскресенье, когда прошло
двенадцать ночей (месяца) мухаррама триста десятого года [45], и
было расстояние от аль-Джурджании до его страны семьдесят дней.
Итак, мы оставались воскресенье, понедельник, вторник и среду в
палатках, которые были разбиты для нас, пока он не собрал царей,
предводителей и жителей своей страны, чтобы услышать чтение письма.
Когда же наступил четверг и они собрались, мы развернули два
знамени, которые были с нами, оседлали лошадь седлом, доставленным к
нам, одели его (царя) в черное и надели на него тюрбан. Тогда я
вынул письмо халифа и сказал ему: "Не подобает, чтобы мы сидели,
когда читается это письмо". И он встал на ноги, - он сам и (также)
присутствовавшие знатные лица из жителей его государства, а он
человек очень толстый и пузатый. Тогда я начал, прочитал начало
письма и, когда я дошел до того места его (где говорится): "Я
призываю мир на тебя (приветствую тебя) и воистину я прославлю
(обращаясь) к тебе Аллаха, кроме которого нет иного бога", - я
сказал: "Ответь пожеланием мира повелителю правоверных". И он
ответил и ответили все вместе. Переводчик непрерывно переводил для
нас (т.е. наше чтение) слово в слово. Когда же мы кончили, то они
провозгласили "велик Аллах!" таким возгласом, от которого затряслась
земля. Потом я прочитал письмо визиря Хамида ибн-аль-'Аббаса, в то
время как он (царь) стоял. Потом я приказал ему сесть и во время
чтения письма Надира аль-Хурами он сидел. Когда же [204а] я окончил
его (письмо), его спутники рассыпали на него (царя) многочисленные
дирхемы. Потом я вынул подарки, (состоявшие) из благовоний, одежд,
жемчуга для его жены, и я непрерывно возлагал на него и на нее одну
вещь за другой, пока мы не покончили с этим. Потом я облек его жену
в (почетный) халат в присутствии людей, в то время как она сидела
рядом с ним, - таков их закон и обычай. Когда же я облек ее в халат,
то женщины рассыпали на нее дирхемы, и мы удалились. Когда же прошло
некоторое время, он прислал за нами и мы вошли к нему, когда он был
в своей палатке. Цари были с правой стороны, нам он приказал сесть с
левой его стороны, в то время, как дети его сидели перед ним, а он
один (сидел) на троне, покрытом византийской парчой. Он велел подать
стол (с яствами). Его подали, и на нем было только жареное мясо. И
вот начал он, - взял нож и отрезал кусочек и съел его, и второй, и
третий, потом вырезал кусок и вручил его Сусану послу, и когда он
(Сусан) его получил, то ему был принесен маленький стол и поставлен
перед ним. И таково правило, что никто не протягивает своей руки к
еде, пока не вручит ему царь кусочек. И как только он его получит,
то уже принесен ему стол. Потом он вручил (мясо) мне и принесен был
мне стол [46], потом вручил четвертому царю, и ему принесли стол,
потом вручил своим детям, и им принесли столы, и мы ели каждый со
своего стола, не будучи сотоварищем по столу с кем-либо другим, и
кроме него никто не брал с его стола ничего, а когда он кончал с
едой, то каждый из них то, что останется на нашем столе, уносил в
свое жилище. Когда мы ели [47], он (царь) велел подать напиток из
меда, который они называют ас-суджув, (который он употребляет) днем
и ночью, и выпил кубок, потом встал во весь рост и сказал: "Это мое
веселие о моем господине, повелителе правоверных, да продлит Аллах
его пребывание (в этом мире)". И так как он встал, то встали и
четыре царя и дети его, и мы встали также (и вставали) пока он делал
это три раза. Потом мы удалились от него. До моего прибытия на его
минбаре уже провозглашали за него хутбу: "О, Аллах! сохрани (в
благополучии) царя Балтавара, царя Булгара". И сказал ему я: "Во
истину, царь - это Аллах, и на минбаре этим именем не называется
никто, кроме него, великого и могучего [48]. И вот господин твой,
повелитель правоверных, удовлетворился для самого себя тем, чтобы о
нем на его минбарах на востоке и западе провозглашали: "О, Аллах!
сохрани раба твоего и наместника (халифа) твоего Джа'фара имама
аль-Муктадира-би-ллаха повелителя правоверных", и таким же образом
(делали) бывшие перед ним [204б] его отцы (предки) халифы. И сказал
пророк, да благословит его Аллах и да спасет: "Не восхваляйте меня
без меры, как восхваляют христиане Иисуса сына Марии, ведь право же
я раб Аллаха и посланник его". Он же сказал мне: "Как же подобает,
чтобы провозглашали за меня хутбу?" Я сказал: "Твоим именем и именем
твоего отца". Он сказал: "Но ведь отец мой был неверным, и я не хочу
упоминать его имени на минбаре, и я также (был неверным), и я не
хочу, чтобы произносилось мое имя, каким оно было, когда меня
называли как неверного. Но, однако, как имя моего господина,
повелителя правоверных?" Я сказал: "Джа'фар". Он сказал: "Подобает
ли, чтобы я назывался его именем?" Я сказал: "Да". Он сказал:
"(Итак), я уже дал себе имя Джа'фар, а имя отцу своему 'Абдаллах
[49], так что дай распоряжение об этом хатибу". Я сделал (это), и он
(хатиб) стал провозглашать за него (царя) хутбу: "О, Аллах! сохрани
раба твоего Джа'фара ибн-'Абдаллаха, повелителя (эмира) Булгара,
клиента повелителя правоверных".
Когда прошло три дня по прочтении письма (халифа) и вручении
подарков, он прислал ко мне. До него дошли сведения о четырех
тысячах динаров и какова была хитрость христианина для их задержки.
О них (динарах) было сообщение в письме. Итак, когда я вошел к нему,
он приказал мне сесть, и я сел, а он бросил мне письмо повелителя
правоверных и сказал: "Кто принес это письмо?" Я сказал: "Я". Потом
он бросил мне письмо визиря и сказал: "А это тоже?" Я сказал: "Я".
Он сказал: "А деньги, упомянутые в них обоих, что с ними сделано?" Я
сказал: "Трудно было их собрать, время было стеснено, мы боялись
упустить (возможность) для приезда (сюда), так что мы оставили (их),
чтобы они следовали за нами". Тогда он сказал: "Действительно,
приехали вы все вместе, и то, что на вас истратил мой господин, он
истратил для доставки этих денег, чтобы я построил на них крепость,
которая бы защитила меня от иудеев, которые поработили меня, что же
касается (этого) подарка, то мой отрок (и сам) хорошо мог бы его
доставить". Я сказал: "Это верно, но только право же и мы (тоже)
постарались". Тогда он сказал переводчику: "Скажи ему, - я не знаю
тех людей, а действительно знаю тебя одного, и это потому, что эти
люди не арабы, и если бы знал устад, да поможет ему Аллах, что они
доставят то, что ты доставляешь, он не послал бы тебя, чтобы ты
сохранил (это) для меня и (чтобы) прочитал письмо мне и выслушал мой
ответ. Я не потребую ни одного дирхема ни у кого, кроме тебя, так
что отдавай деньги и это самое лучшее для тебя". Итак, я ушел от
лица его перепуганным, удрученным. А у человека (этого) был (такой)
вид и величавость, был он толстый и широкий, так что как будто он
говорил из (большого) кувшина. Итак, я вышел от него, и собрал своих
спутников и сообщил им, [205а] что произошло между ним и мною. И (я)
сказал им: "Я вас от этого предостерегал". Ему муеззин, призывая к
молитве, провозглашал икаму дважды. А я сказал ему (царю): "Право же
господин твой, повелитель правоверных, в своем доме провозглашает
икаму один раз [50]". Тогда он сказал муедзину: "Прими (к
исполнению) то, что он говорит тебе, и не противоречь ему". Таким
образом муеззин совершал молитву соответственно с этим указанием
несколько дней, в то время, как он (царь) спрашивал меня о деньгах и
препирался со мной о них, а я приводил его в отчаяние относительно
этого и защищался доказательствами в этом (деле). Когда же он был
приведен в отчаяние относительно этого, то дал распоряжение
муеззину, чтобы он провозглашал икаму дважды, и он (муеззин) это
сделал. А он (царь) хотел этим путем привести его к диспуту
(обсуждению) со мной. Итак, когда я услышал, как он удваивал икаму,
я запретил ему и закричал на него. Царь узнал об этом, велел придти
мне и велел придти моим спутникам. Когда же мы собрались, он сказал
переводчику: "Скажи ему, - то есть мне, - что ты скажешь о двух
муеззинах, из которых один провозгласил (икаму) один раз, а другой
дважды, потом каждый из них обоих молился с народом, - допустима ли
(законна ли) молитва или же нет?" Я сказал: "Молитва допустима". Он
сказал: "С разногласием ли (муджтехидов) по этому вопросу или по
(их) общему мнению (би-ль-иджма)?" Я сказал: "По общему мнению". Он
сказал: "Скажи ему: а что ты скажешь о человеке, который вручил
людям деньги, (предназначенные) для людей неимущих, осажденных,
порабощенных, а те обманули его?" Я сказал: "Это недопустимо и это
люди скверные". Он сказал: "С разногласием или по общему мнению?" Я
сказал: "По общему мнению". Тогда он сказал переводчику: "Скажи ему:
ты знаешь, что если бы халиф - да продлит Аллах его пребывание (в
этом мире)! - послал ко мне войско, то одолел ли бы он меня?" Я
сказал: "Нет". Он сказал: "А эмир Хорасана?" Я сказал: "Нет". Он
сказал: "Это не вследствие ли отдаленности расстояния и
многочисленности между нами племен неверных?" Я сказал: "Да". Он
сказал: "Скажи ему: итак, клянусь Аллахом, действительно я нахожусь
в своем отдаленном местопребывании, в котором ты меня видишь, но
действительно я боюсь своего господина, повелителя правоверных, и
именно я боюсь, что до него дойдет обо мне что-нибудь такое, что он
сочтет отвратительным, так что он проклянет меня и я погибну в своем
(отдаленном) месте, в то время как он будет оставаться в своем
государстве и между мною и им будут простираться далекие страны. В
то время как вы постоянно ели его хлеб и носили его одежды и видели
его, вы обманули его относительно размера посылки, с которой он
отправил вас ко мне, к народу неимущих (людей), обманули мусульман,
(но) я не принимаю от вас (помощи) в деле своей веры, пока не придет
ко мне такой (человек), кто будет правдив со мной в том, что он
говорит. И если придет ко мне человек такого рода, то я приму от
него". Так он зажал нам рот, мы не сказали ничего в ответ и
удалились от него. Он (Ибн-Фадлан) сказал: после этого разговора он
(царь) почтил меня (отдал мне предпочтение), приблизил меня (к
себе), удалил моих спутников и назвал меня Абу-Бекр ас-Садук. [205б]
Я видел в его стране столько удивительных вещей, что я их не перечту
из-за их множества, как, например, то, что в первую (же) ночь,
которую мы переночевали в его стране, я увидел перед заходом солнца,
в обычный час, как небесный горизонт сильно покраснел, и услышал в
атмосфере сильный шум и ворчанье громкое. Тогда я поднял свою голову
и вот, (вижу) облако, подобное огню, недалеко от меня, и вот, (я
вижу, что) это ворчанье и шумы (идут) от него, и вот, в нем (видны)
подобия людей и лошадей, и вот, в отдаленных фигурах, которые в нем
(облаке) похожи на людей, (видны) копья и мечи, которые то казались
мне совершенно ясными, то лишь кажущимися. И вот, (я увидел) другой
кусок, подобный этим (фигурам), в котором также я увидел мужей,
лошадей и оружие, и начал этот кусок нападать на тот кусок, как
нападет эскадрон (кавалерии) на другой эскадрон. Мы же испугались
этого и начали просить и молить, а они (жители) смеются над нами и
удивляются тому, что мы делаем. Он (Ибн-Фадлан) сказал: и мы
смотрели на отряд, нападающий на отряд, и оба они смешались вместе
на некоторое время, потом оба разделились и таким образом это дело
продолжалось некоторую часть ночи. Потом мы скрылись (от них). Мы
спросили об этом царя и он сообщил, что его предки говорили, что эти
(всадники) принадлежат к верующим и неверующим джиннам [51], и они
сражаются каждый вечер, и что они не прекращают этого с тех пор, как
они (жители) живут (здесь), каждую ночь.
Он (Ибн-Фадлан) сказал: (однажды) вошел я и бывший у царя портной из
жителей Багдада, попавший в эту область, в мою палатку, чтобы
поговорить между собою. Итак, мы поговорили столько (времени), что
человек не прочитает даже меньше половины одной седьмой (Корана).
При этом мы ожидали ночного азана [52]. Но вот (мы услышали) азан и
вышли из палатки, а рассвет уже начался. Тогда я сказал муеззину:
"Какой азан ты провозгласил?" Он сказал: "Азан рассвета". Я сказал:
"А ночной (азан) последний?" Он сказал: "Мы читаем его молитву
вместе с молитвой при заходе солнца". Я сказал: "А ночь?" Он сказал:
"Как видишь. Были еще более короткие, чем эта, но только она уже
стала прибавляться в длине [53]". Он сообщил, что он вот уже месяц
как не спит, боясь, чтобы не пропустить утренней молитвы, и это
потому, что человек ставит котелок на огонь во время захода солнца,
потом он читает утреннюю молитву и для него (котелка) не приходит
время закипеть. Он (Ибн-Фадлан) сказал: я видел, что день у них
очень длинный, именно в продолжение некоторой части года он длинен,
а ночь коротка, потом ночь длинна, а день короток. Итак, когда
наступила вторая ночь, я сел вне палатки и наблюдал небо и увидел на
нем [206а] только небольшое количество звезд, - думаю, что около
пятнадцати звезд; это вследствие малой темноты, так что в ней (ночи)
человек узнает человека с большего (расстояния), чем расстояние
выстрела стрелы. Он (Ибн-Фадлан) сказал: я видел, что месяц не
достигает середины неба, но является на его краях на короткое время,
потом является рассвет и месяц скрывается.
Царь рассказал мне, что за его страной на расстоянии трех месяцев
пути есть люди (народ), которых называют Вису. Ночь у них меньше
часа. Он сказал: Я видел, что в этой стране во время восхода солнца
окрашивается красным все, что в ней есть, - земля и горы и все, на
что ни посмотрит человек, и восходит солнце, подобно облаку по
величине, и такая краснота продолжается пока (солнце) не достигнет
меридиана. Жители этого поселения сообщили мне, что действительно,
когда бывает зима, то ночь делается по длине такой же как (летний)
день, а день делается таким коротким, как ночь, так что, если один
из наших людей действительно выйдет к месту, называемому Атиль, - а
между нами и им расстояние пути менее фарсаха, - во время появления
утренней зари, то он достигнет его только ко времени полного
наступления ночи, когда появляются все звезды, так что они покрывают
(все) небо. И мы не покидаем города, пока ночь длинна, а день
короток. Я видел, что они считают очень благодетельным для себя вой
собак и радуются ему и предсказывают год изобилия, благословения и
благополучия. Я видел, что змей у них такое множество, что вот на
ветке дерева право же накрутился десяток из них и более. Они не
убивают их, и они (змеи) им не вредят, так что, право же, как-то я
увидел в одном месте длинное дерево, длина которого была более ста
локтей. Оно уже упало, и вот я вижу, что ствол его огромный
чрезвычайно. Я остановился, глядя на него, и тогда оно задвигалось,
и меня испугало это. Я посмотрел на него внимательно и вот, (вижу)
на нем змея подобная ему по толщине и длине. Когда же она увидела
меня, она спустилась с него (дерева) и скрылась между деревьями. Я
же пришел (назад) испуганный. Итак, я рассказал (об этом) царю и
тем, кто был у него на приеме [54]. Они же не придали этому
значения, а он (царь) сказал: "Не беспокойся, так как она не сделает
тебе вреда". (Однажды) мы остановились вместе с царем на одной
остановке [55]. И вошел я и мои спутники, - Такин, Сусан и Барис, -
и с нами человек из свиты (спутников) царя в (некое место) между
деревьями, и вот, он показал нам кустик, маленький, зеленый, такой
тонкий, как веретено, но с более длинным краем. Он несет наверху
развилки по одному листу, широкому, разостланному по земле, на
которой как бы расстелены растения, а среди них (листьев) ягоды. Кто
их ест, не сомневается, что это [206б] гранат имлиси [56]. Итак, мы
поели их и убедились, что он (доставляет) большое удовольствие, так
что мы не переставали искать их и есть их.
Я видел у них яблоки очень зеленого цвета и с еще большей кислотой
[57], похожей на винный уксус, которые едят девушки и жиреют от них.
Я не видел в их стране чего-либо в большем количестве, чем деревьев
орешника. Действительно, я видел из них леса (такие), что каждый лес
имел сорок фарсахов (в длину) при подобной же (ширине).
Я видел у них дерево, не знаю что это такое, чрезвычайно высокое;
его ствол лишен листьев, а вершины его как вершины пальмы, и у него
ваи. И он (Ибн-Фадлан) сказал: однако они (ваи) соединяются, проходя
к известному для них (жителей) месту его ствола. Они же (жители)
пробуравливают его и ставят под ним сосуд, в который течет из этого
отверстия жидкость (вода) более приятная, чем мед. Если человек
много выпьет ее, то она его опьянит, как опьяняет вино, и более
того.
Их пища (это) просо и мясо лошади, но и пшеница и ячмень (у них) в
большом количестве, и каждый кто что-либо посеял, берет это для
себя, и у царя нет на это (эти посевы) никакого права, за
исключением того, что они платят ему в каждом году от каждого дома
шкуру соболя. Если же он прикажет дружине (совершить) набег на
какую-либо из стран, и она (дружина) награбит, то он имеет вместе с
ними (дружинниками) долю. Каждому, кто устраивает для себя свадьбу
или созывает званый пир, необходимо сделать подношение (продуктов)
царю в зависимости; от размеров пиршества, а потом (уж) он вынесет
(для гостей) медовый набид и пшеницу скверную, потому что земля у
них черная вонючая, а у них нет мест (помещений), в который бы они
складывали свою пищу, так что они вырывают в земле колодцы и
складывают пищу в них. Таким образом проходит только немного дней,
как она портится (изменяется) и воспринимает запах, и ею нельзя
пользоваться.
И у них нет ни (оливкового) масла, ни масла сезама, н

ПЕРВЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА О ГОСУДАРСТВЕ РУСИ


После бурного VI столетия, когда страницы хроник пестрели сведениями о
славянских победах, наступи. двухвековой период затишья. Орды кочевников
отреза ли славян от мировых культурных центров, и некому было рассказать
о делах славян. Только на рубеж-VIII—IX вв., с рождением феодального
государства снова во всех концах Старого Света заговорили о славянах и
русах.
Период VI—IX вв. можно назвать предфеодальным так как в это время
окончательно дозревши высшие формы родоплеменного общества в виде прочно
организованных союзов племен, и постепенно изживал себя основные ячейки
родового строя — маленькие разрозненные и замкнутые родовые коллективы,
хозяйственная необходимость которых была обусловлена примитивной
техникой подсечного земледелия.
Главный успех развития производительных сил славянского общества
заключался в постоянном возрастании площадей земли, подготовленных для
земледелия Для того чтобы рухнул родовой строй, нужен был переход от
громоздкой и чрезвычайно трудоемкой подсечной, “огневой” системы
земледелия к вспашке одного и того же фонда старопахотных,
культивированных земель по двупольной и трехпольной системе. Необходимо
было не только накапливать лесные росчисти, “лядины”, но и иметь более
совершенный железный и стальной инвентарь — топоры, тесла, лемехи,
чересла и др.
VI столетие — время широкого выхода разных славянских племен на просторы
степей, морей и бесчисленных римских дорог — было полно таким
количеством соблазнов за пределами родной земли, что особых
хозяйственных успехов и серьезных сдвигов в ремесле на славянских
территориях не видно. Жили в наскоро построенных полуземлянках, особенно
не заботясь об укреплении поселков; все было, очевидно, подчинено мыслям
дальних сказочных землях, о сборах в походы.
Хозяйственные достижения наблюдаются в VII— VIII вв. В это время
усиленно сглаживался контраст между лесостепным Югом и лесным Севером. И
там и
здесь совершенствовалась техника обработки железа и стали, что дало
ощутимые результаты к IX—Х вв. Север и Юг уравнивались и в отношении
земледелия. Земледелие становилось повсеместно господствующей отраслью
хозяйства. Следствием земледельческого прогресса было то, что на смену
большим родовым коллективам в 100 человек приходило хозяйство одной
крестьянской семьи, одного “дыма”, одного “рала” (плуга).
Кризис первобытнообщинного строя затянулся на несколько столетий; он
постепенно охватывал все большее пространство, проникая в северную
лесную зону, где к IX в. тоже появляются огромные земледельческие села
площадью в несколько гектаров (например, городище Титчиха на Дону в
земле воронежских вятичей)
хорошими общими для всего села укреплениями.
На севере вплоть до VIII в. сохраняются родовые кладбища членов единой
кровной “верви”. Таковы новгородские сопки, длинные курганы смоленских
кривичей и засыпанные землей “столпы” вятичей.
Процесс выделения отдельных семей, “дымов”, сказался в появлении
индивидуальных и парных курганов, которые, возникнув кое-где уже в
середине I тысячелетия, к концу его покрыли уже почти всю Великую
Русскую равнину.
Переход от родовых усыпальниц к курганам, насыпанным над одним или двумя
умершими (мужем и женщиной), был отражением такого крупного
исторического тления, как переход от родового коллектива, имевшего общее
подсечное хозяйство, к “дыму”, ведшему теперь нее парцеллярное хозяйство
на старопахотных землях, возделанных трудами предков — “дедов”,
вынужденных “обща корчевать пни и расчищать лядины”.
Распад родовых общин приводил к группировке хозяйственно самостоятельных
семей на основе принципа соседства. Рождалась соседская община,
способная выдержать тяжесть классовой организации общества.
Уничтожение принудительного родового равенства и замена родовой
собственности семейной и личной вели к неравномерному накоплению
прибавочного продукта в разных семьях, к росту имущественного
неравенства. Ослабление родовых связей и превращение единого трудового
коллектива в сумму самостоятельных семей сделали каждый “дым” более
беззащитным, более доступным для экономического или внеэкономического
принуждения. Хозяйственная устойчивость каждого отдельного крестьянского
двора в условиях тогдашнего негарантированного урожая была очень
невелика, каждое стихийное бедствие, каждый недород разоряли тысячи
семей, обрекая их на голодную смерть или на возврат к забытому
охотничьему быту. На место старой общественной ячейки — рода — должна
была встать какая-то новая структурная форма, придававшая некоторую
устойчивость обществу в целом. Этой формой явился феодальный двор с его
стадами скота, закромами зерна, как для прокорма, так и на семена, с его
запасами “тяжкого товара”—продукции усадебных кузнецов, ковавших не
только оружие, но и плужные лемехи, чересла, топоры, удила.
Феодалы-бояре не были благотворителями разорившегося крестьянства;
войной и голодом, применяя все виды насилия, выбирая наиболее слабые
участки внутри сельских “миров”, они постепенно утверждали свое
господство, порабощая слабейшую часть общин, превращая общинников в
холопов или закупов.
При всей неприглядности этой картины, надо учесть, что превращение
свободного
крестьянина в условиях неурожая, падежа скота, пожара и грозящей поэтому

смерти в закупа, во временнозависимого, было в какой-то мере актом
добровольного выбора: крестьянин мог бросить свой “дым” и уйти
“полевать” — охотиться лесу, но тогда он отрезал себе путь к возвращению
прежней жизни земледельца, его судьба становилась судьбой изгоя,
насильственно выбитого из привычно проложенной отцами и дедами колеи.
Наличие рядом с крестьянскими общинами прочно стоящего феодального двора
давало возможность выбора: можно было идти не в лес, а к боярину, к его
тиунам и рядовичам, просит у них “купу” — зерна, скотину, “железного
товара” для поддержания своего неустойчивого крестьянского хозяйства в
тяжелую годину недорода, когда не оправдывались дедовские приметы погоды
и не помогали языческие заклинания Рожаницы и Даждьбога.
Боярская усадьба была ячейкой нарождавшегося феодального общества —
здесь накапливались людские материальные резервы и создавались условия
для расширения производства.
Путь прогрессивного развития славянского общества неизбежно вел от
родовых общин и разрозненных “дымов” к вотчине, с боярским феодальным
двором центре ее. Выделение племенной знати началось задолго до
оформления феодальных отношений.
“Миры”, состоявшие из нескольких родовых коллективов, в свою очередь,
объединялись в племена, или “земли”. Чем примитивнее был родовой быт
славян, чем больше была замкнутость “миров”, тем слабее были
внутриплеменные связи. Расширение росчистей, распашек и земледельческих
угодий (“куда топор и коса ходила”), бортных ухожаев и
охотничье-рыболовческих “гонов”, “перевесищ” и “езов” неизбежно приводил
к соприкосновению “миров”, к спорам и распрям по поводу межей и
“знамений” и вызывало все больше обращений к власти племенного веча или
к суду племенного князя. Процесс выделения отдельных семей из общего
хозяйства рода вместе со скотом и инвентарем неизбежно должен был
приводить к спорам и сварам внутри род; так как он ослаблял хозяйство
рода и был своеобразны! восстанием против прав родовладыки. В этой
борьбе “отцов и детей” старейшины родов должны были применять жестокие
санкции вроде изгойства, а стремящиеся к самостоятельности члены рода
вынуждены были искать правды где-то вне самого рода. Им трудно было
найти эту правду в своем “миру”, где вече состояло из тех же родовладык,
из “старой чади”. Приходилось апеллировать к высшей инстанции — к власти
племенного князя, стоявшего над “мирами”. Все это усиливало позиции
общеплеменных властей и делало их все долее и более необходимым
элементом общественного устройства.
Общее развитие производительных сил, успехи земледелия, скотоводства и
ремесла увеличивали как общую сумму прибавочного продукта, так в
особенности долю, получаемую “мирскими” и племенными властями —
князьями, волхвами, воеводами. Усилилась роль межобщинного обмена и
увеличилось некоторое разделение труда между отдельными “мирами”, что, в
свою очередь, усиливало внутриплеменные связи.
Так как развитие родового строя никогда не представляло собой
идиллической картины, а сопровождаюсь соперничеством родов и племен,
военными столкновениями, захватом пленной “челяди”, то роль родовых и
племенных дружин постоянно возрастала по мере обострения противоречий и
конфликтов, когда “восставал род на род” или одно племя было “обидимо”
соседями.
Изучение процесса возникновения классов неотделимо от вопроса об
эволюции родоплеменных дружин, приобретавших все большую и большую
независимость от
рядовых соплеменников и даже от веча.
Рост производительных сил позволял содержать все большее количество
воинов за счет общинных запасов, чаше снабжать их оружием и боевыми
конями. Это привело к нарушению первобытного равенства и к возникновению
такого положения внутри “мира”, когда вросшая количественно группа
воинов — “отроков”, испытавшая сладость побед и вольготной жизни,
отказывалась по истечении срока своей военно-сторожевой службы вернуться
в свои общины и не желала корчевать м пни или пасти общинное стадо.
Илья Муромец, “крестьянский сын”, почуяв в себе силу богатырскую, пробыл
на работе простого “оратая” всего один день. Отпросившись у родичей
(“простите меня со рожденого со места”), он отправился отрывать зарытые
под камнем доспехи и поехал в род служить князю в качестве дружинника.
Слово “отрок” приобретало новый смысл —член постоянной дружины,
группирующейся вокруг князя.
Изгои, лишенные доли в общинном хозяйстве, были, вероятно, желанными
гостями при дворах племенных князьков и попадали здесь в состав
“отроков”. Tаким образом, поступательное движение низовых элементов
родового общества шло рука об руку с усилением дружинно-княжеской
элемента в системе славянских племен.
Подтверждением тех новшеств, которые происходили накануне образования
Киевской Руси, является археологический комплекс с. Хотомель на Волыни.
Там, посреди обширного селища VIII—IX вв. возвышается небольшое городище
с поставленными по кругу “хоромами” внутриего укреплений. Здесь нет еще
богатого боярского дома, все постройки скромны и однородны, но они уже
несколько выделились из ряда обычных построек. На этом городище найдено
много предметов вооружения и богатых серебряных украшений. От такого
дружинного поселка занявшего срединное положение в общине и обладающего
возможностями господства над ней, оставался oдин шаг до феодального
замка, до укрепленного боярской двора, уже осуществлявшего это
господство.
Многогранный и сложный процесс распада родовых связей не ослаблял, а
укреплял взаимоотношения между “мирами” и делал все более прочной и
реальной власть племенных князей. Создавались возможности для
объединения отдельных племен в союзы, достигавшие иногда значительных
размеров и силы.
Появилась многоступенчатая структура родоплеменного общества эпохи его
кризиса: родовые общины объединились вокруг погостов в “миры” (может
быть, “верви”); совокупность нескольких “миров” представляла собой
племя, а племена все чаще объединялись во временные или постоянные
союзы. Временные союзы неуловимы для нас, так как они заключались на
короткий срок, иногда для одного совместного похода, а устойчивые
постоянные союзы, просуществовавшие десятки и сотни лет, нашли отражение
в летописной терминологии, в географической номенклатуре и в
археологических особенностях отдельных славянских земель VI-Хвв.
Культурная общность внутри устойчивых племенных союзов ощущалась иногда
довольно долго после вхождения такого союза в состав Русского
государства и прослеживается по курганным материалам XII— ХГП вв. и по
еще более поздним данным диалектологии.
Летописцу Нестору были известны 14 крупных восточнославянских областей,
из которых сложилось Русское государство. Около Киева издавна жили
Поляне. Их соседями на востоке были Северяне, жившие по рекам Десне,
Сейму, Суле и Северскому Донцу, сохранившему в своем названии память о
Северянах. Вниз но Днепру, южнее Полян, жили Уличи, переселившиеся II
середине Х в. в междуречье Днестра и Буга. На западе соседями Полян были
Древляне, часто враждовавшие с киевскими князьями. Еще далее на запад
лежали земли Волынян и Дулебов. Крайними восточнославянскими племенами
были Тиверцы на Днестре (древнем Тирасе) и на Дунае и Белые Хорваты в
Закарпатье.
Севернее Полян и Древлян были земли Дреговичей (в болотистом левобережье
Припяти), а на восток от них, по р. Сожу — Радимичей. На Оке и
Москве-реке жили Вятичи, граничившие уже с неславянскими
мерянскo-мордовскими племенами Средней Оки. Северные области,
граничившие с литовско-латышскими и чудскими племенами, летописец
называет землями Кривичей (верховья Волги, Днепра и Двины), Полочан и
Словен (вокруг озера Ильмень).
Летописец Нестор стремился собрать сведения о разных этапах развития
Русского государства. Сказав о возникновении племенного княжения Полян,
которое можно относить примерно к VI в., он отметил, что наряду с
приднепровскими Полянами “свои княжения” возникли и у других славян — у
восточных соседей Полян, у Северян, у лесных Древлян, у Дреговичей
болотистого Полесья, у Полочан на Западной Двине и даже далеко на
севере, на краю славянского мира, у Словен, живших вокруг Ильменя.
Эти “княжения”, или, точнее, союзы племен, следует относить к VI—VIII
вв.
Следующим (после VI в.) важным этапом Нестор правильно считал IX в.: к
этому столетию относится и крещение славян, и распространение славянской
письменности, изобретенной в 860-е годы Кириллом и Мефодием.
Продолжая рассказ о Полянах, летописец отмечает, что “Полян теперь
называют Русью” и что Поляне-Русь есть составная часть всего славянства,
для которого создавалась грамота.
К величайшему сожалению, тот раздел “Повести временных лет” Нестора,
который рассказывает о событиях IX в. до появления варягов, оказался
сильно сокрашенным и переделанным. Многие части были просто выброшены, а
на место рассказа о Полянах и Киеве чужой рукой была вставлена
новгородская легенда о мнимом “призвании” князей-варягов в Новгород.
Особенно пострадал текст Нестора о том, “како Русская земля стала есть”,
т. е. как сформировалась держава Русь.
Тем драгоценнее для нас уцелевший отрывок текста Нестора, в котором
автор очерчивает географические пределы первоначального государства
Руси: “Се бо токмо словенеск язык в Руси (т. е. “вот только эти
славянские народы входят в состав Руси”.—Б. Р.): Поляне, Древляне,
Новгородцы (?), Полочане и Север...”
Оказывается, Нестор на протяжении нескольких страниц своего
замечательного труда следил за судьбами одной и той же группы
восточнославянских племен — той группы, которая прежде других племен
объединилась под главенством Полян-Руси. Сначала он сказал о том, что
каждый из этих “языков” имел “свое княжение”, а потом объединил их всех
в одно целое как составные части Руси.
Что же представляло собою государство Русь в то время (судя по
хронологическому порядку в летописи — в VIII—IX вв.), когда вокруг
Киевской земли и древнего народа рос стали объединяться и другие
славянские области?
В состав Руси входили значительная часть лесостепной зоны с ее древней
земледельческой культурой, земли славянских племен Полесья, очевидно,
покоренных силой, так как в летописи часто говорится о вражде Полян и
Древлян, и далекие форпосты на севере на важных магистральных путях — на
Двине и, может быть, на Волхове.
Земли Руси почти со всех сторон окружали славянские племена, еще не
вошедшие в состав новорожденного государства: Волыняне, Хорваты и Бужане
на западе, Уличи и Тиверцы на юго-западе, Радимичи и Кривичи на севере,
Вятичи на северо-востоке.
Область Полян-Руси от Киева до рек Роси и Тисмени и сопредельная область
Северян по Десне, Сейму и Северскому Донцу надолго удержали наименование
“Русской земли”, которая даже противопоставлялась иногда другим
славянским землям.
Лишь со временем понятие “Русская земля” было распространено на все
территории восточного славянства.




* * *


К IX столетию ясно обозначилось сложение в ряде областей слоя русского
боярства, или “рыцарства”, как писали восточные авторы.
Письменные и археологические источники говорят не только о существовании
такого дружинного слоя, но и о значительной дифференциации его, о
наличии простых воинов и богатой знати, владевшей таким количеством
золота и серебра, что иностранным купцам казалось, будто в землях Руси
где-то есть серебряный рудник.
Верблюд с погонщиком. Фреска. XI в. Софийский собор в Киеве
Большой интерес представляют свидетельства восточных авторов IX—Х вв.,
писавших в Багдаде, Хорезме, Балхе,— там, где бывали русские купеческие
караваны, начиная с IX в. Большинство этих свидетельств восходит к
источникам середины IX в., к эпохе киевских князей Дира и Аскольда.
В 1892 г. русский ученый А. Г. Туманский, разыскивая астрономические
сочинения хана Улугбека, случайно натолкнулся в Бухаре на ценнейшую
древнюю географию — “Книгу пределов мира”. Рукопись была написана в 983
г., когда на Руси княжил Владимир I, но безымянный персидский автор
опирался на старых арабских и среднеазиатских географов VIII—IX вв. (Ал
Балхи, Ал Хорезми и др.); его сведения о Восточной Европе можно отнести
к первой половине IX в., т. е. примерно к тому же времени, что и
свидетельство Нестора о первоначальной доваряжской Руси.
У автора “Книги пределов мира”, как и у Нестора, “Русская земля”
рассматривается отдельно от земли
славян, но это следует понимать не как противопоставление славян русам,
а лишь в географическом смысле применительно к той сравнительно недолгой
эпохе, когда Русь в качестве государства уже существовала, но всех
восточных славян еще не объединила.
Вот главная часть текста “Книги пределов мира”, говорящая о Руси:
Рассуждение о стране Рус и ее городах
К востоку от этой страны лежат горы Печенегов.
К югу от нее — река Рута (название искажено; возможно, имеется в виду р.
Рось? — Б. Р.), К западу — славяне,
К северу — необитаемые страны Севера.
Это обширная страна: ее жители обладают дурным характером — непокорны,
держатся вызывающе, любят спорить, воинственны. Они воюют со всеми
неверными, которые живут вокруг их страны, и одерживают победы.
Их царя зовут рус-хакан (этот высокий восточный титул применялся
русскими князьями до середины XI в.— Б. Р.).
Эта страна чрезвычайно богато одарена природой всем, что необходимо для
жизни.
Одна часть населения — воины, рыцарство.
Они (русы) уважают своих волхвов.
Они ежегодно платят правительству десятую часть от своей добычи и
торговых доходов.
Они хоронят своих мертвых со всем их имуществом, платьями и украшениями.
В могилу покойникам они ставят пищу и питье.
“Куяба” (Киев) — русский город, ближайший к странам ислама. Этот город,
расположенный в приятной местности, является резиденцией царя.
Там выделываются разнообразные меха и ценные мечи.
“Слаба” (Переяславль) — хороший город, из которого в мирное время ездят
торговать в землю Болгар (очевидно, имеется в виду земля причерноморских
Черных Болгар.— Б. Р.). “Уртаб” (?) — город, где убивают иностранцев,
если они попадают туда. Там изготавливаются ценные клинки и мечи,
которые можно согнуть пополам и они снова распрямляются сами.
Безымянный персидский автор как бы наполнил интересным содержанием сухой
географический обзор Руси, уцелевший от рассказа Нестора. Богатая
природа, красивые города, развитое оружейное дело, торговые связи — все
это дополняется описанием воинственных русских “рыцарей”, подчиняющих
соседей и никому не покоряющихся, кроме своего царя-хакана, живущего в
Киеве и собирающего десятину.
Языческие погребальные обряды и уважение, оказываемое жрецам, вводят нас
в религиозный мир русов. Возможно, что к этому же ритуальному разделу
относится упоминание о загадочном городе, в котором убивают иноземцев;
быть может, был в земле русов такой священный город, куда не допускали
чужаков,— например, город Родень на Роси, город грозного славянского
бога Рода-Перуна?
Другие восточные авторы дополняют сведения о русах. Богатый и знатный
рус предстает как воин, повелевающий слугами и рабами; он одет в
парчовый кафтан с золотыми пуговицами и высокую соболью шапку,, носит
золотые обручи (гривны), подтверждающие его богатство и знатность.
Знатный воин отлично вооружен: у него есть боевой топор, нож, лук,
доспехи, а у пояса висит меч, подаренный ему, еще мальчику, отцом как
символ воинственного наследства. Богатый и знатный рус — владелец
корабля, хозяин партии пленных рабов и рабынь и ценной пушнины; его
доходы исчисляются десятками тысяч серебряных арабских диргемов (от
каждых 10 тысяч диргемов рус делает своей жене подарок — серебряную
цепь); признаком богатства является многоженство. Запасы меда у
некоторых богатых славян доходят до 100 бочек. Десятую часть своих
военно-торговых прибылей он уплачивает царю Руси (Персидский Аноним).
Русскую знать современники упрекают в воинственности, в заносчивости,
неподатливости (Персидский Аноним). В далеких походах на юг русские
дружинники то обнаруживают чувство товарищества и готовы погибнуть все
за одного, то начинают завидовать друг другу, и родной брат готов
ограбить или убить брата из-за добычи (Ибн-Русте).
В своей родной стране, где много “замков и крепостей”, русы гостеприимны
по отношению к чужеземцам и охраняют их от опасностей.
Представителей русской знати пышно хоронят: сжигают вместе с женами и
рабами на погребальном костре или опускают в обширную могилу — дом со
всем оружием и утварью. Некоторые русы были христианами уже в середине
IX в.
Один из среднеазиатских авторов, писавший о Руси по материалам середины
IX в., отметил, что это — страна, изобильная всякими благами, и обобщил
разрозненные сведения о русской знати фразой: “Одна часть населения у
них (у русов) — рыцарство”.
Во главе этой рыцарской державы, “воюющей со всеми неверными и
одерживающей победы над живущими вокруг”, стоит “хакан-рус”, верховный
глава всей воинственной русской знати, “обширных городов и многих
обитаемых стран”. Восточный титул хакана бытовал на Руси с 839 г. Обычно
он применялся к наиболее могущественным повелителям многоплеменных
держав вроде Аварского, Хазарского, Тюркского каганатов.
У славян существовала многоступенчатая лестница наименований знатных лиц
(частично знакомая и восточным авторам): известен титул жупана; выше
жупана по положению стоит князь (кнадз), ; князья, как следует из
договора с греками 911г., делились на просто князей и князей великих.
Всю эту иерархию увенчивал глава Русской державы, живший в Киеве и
принявший высокий титул хакана, удержанный киевскими князьями вплоть до
XI в.
“Царь Руси” жил в обширном дворце вместе с 400 преданных ему
дружинников. Каждому воину прислуживали две женщины, что увеличивало
население дворцового комплекса еще на 800 человек.
В распоряжении царя имелась конница; в его арсенале было много доспехов.
Русские войска, по подсчетам современников, иногда достигали 100 тысяч
воинов (500 кораблей по 200 человек на каждом).
Царю помогал в государственных делах его наместник. Большую власть имели
волхвы, пользовавшиеся нравом ритуальных убийств мужчин и женщин.
Упоминаются пышные языческие храмы и идолы с головами, отлитыми из
золота. Царь получал десятую часть всех торговых доходов и военной
добычи своих бояр и мужей. 11роизводились ежегодные объезды славянской
страны для сбора дани, которая взималась будто бы одеждой (может быть
ценными мехами?) —по одной одежде с каждого сына или дочери в год. В
областях славянского царства находились наместники царя, управлявшие
этими областями.
Царь Руси производил суд; спорящие стороны являлись на разбирательство,
и иногда по приговору царя назначался судебный поединок, на который
приходили все родичи тяжущихся и с оружием в руках наблюдали за боем.
Царь славян, живший в городе “Джарвабе” (?), применял смертную казнь по
отношению к разбойникам или же ссылал преступников “в отдаленные области
под надзор правителей”.
Столицей Руси был город Куяба — Киев, но упоминаются и другие русские и
славянские города. Напомним, что русов и славян в текстах восточных
авторов нельзя рассматривать как две разные этнические группы. “Русы
суть племя из славян”,— утверждал в середине IXв. Ибн-Хордадбех. Часть
славян была подчинена русам, “служила им”. Это надо понимать в смысле
установления политического господства Руси над другими славянскими
племенами, что и отражено русской летописью и византийскими источниками.

К Х в. имя Руси окончательно уже приобрело политический, государственный
оттенок: “Подобно этому “Рус”, “Хазар”, “Серир” — название государства,
а не города и не народа” (Ибн-Хаукаль).
Приведенный выше очерк истории славяно-русского общества эпохи
становления феодального государства, сделанный на основе сведений
нескольких восточных авторов (Ибн-Хордадбех, Ибн-Русте, Ибн-Фадлан,
Масуди, Персидский Аноним и др.), полностью подтверждается
археологическими материалами IX—Х вв. и сведениями о Руси арабских
географов.
Важными историческими памятниками являются многочисленные курганы,
разбросанные в разных концах славянской земли. Как уже говорилось, смена
родовых усыпальниц индивидуальными погребениями знаменовала собой (может
быть, даже с некоторым опозданием) распад родовых общин и выделение
отдельных семей.
Наличие дружинных и боярских курганов IX—Х вв. в окрестностях Киева,
Чернигова, Смоленска и других древних городов подтверждает все
написанное иноземцами о русской знати того времени.

* * *
Кризис первобытнообщинного строя, усилившийся в лесостепной полосе в
первые века н.э., принял особенно резкие формы в VI в., когда началось
образование крупных племенных союзов и борьба с Византией. За VI—IX вв.
произошли на очень широкой территории распад родовых связей и выделение
дружин, обусловленные развитием славянского хозяйства.
К началу IX в. в центре восточнославянских племен сложилось государство
Русь, объединившее почти половину племен вокруг Киева и ведшее борьбу с
кочевниками, с Византией и с варягами.
Русское государство сложилось задолго до прихода варягов без всякого
внешнего воздействия. Одновременно с ним возникли и другие славянские
государства.
Появление варяжских отрядов в русских землях было несравненно менее
значительным эпизодом, чем появление в степях печенегов, с которыми
молодому Русскому государству пришлось вести тяжелую и упорную войну.
Возникновение крупнейшего в Европе феодального государства — Руси —
сразу обратило на него внимание всех современников и сделало его
известным во всех концах тогдашнего мира.

РОССИЯ НЕ ДЛЯ РУССКИХ


А может быть Россия, как продажная девка, для всех, у кого есть деньги?
ЭПИГРАФ.
"Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног —
но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство."

А.С. Пушкин

Прошло уже больше года с того момента, как храбрые джигиты напали на меня.

Случилось это шестого августа 2005 года в 21.00, когда я в компании развеселого и, на тот момент, относительно трезвого Андрея Николаевича Ломова прогуливался у памятника Н.Г. Чернышевскому, слушая остроумные замечания моего собеседника по поводу каменных лыжных ботинок на ногах изваяния. При этом я пребывал в прекрасном расположении духа. У Консерватории мы пытались перейти через ул. Радищева по «зебре», но нашу теплую компанию буквально разорвала какая-то «двенадцатая».

Андрей Николаевич очутился на одной стороне дороги, а я остался на другой. Надо сказать, что нам пришлось потрудиться, чтобы выскочить из-под колес. Ломов естественным образом назвал тех достойных лихачей «педерастами». Двенадцатая остановилась, из нее вышли два молодых джигита и направились ко мне. «Не наемные ли это убийцы?», — подумал я, вспомнив известную комедию про багги. «Да нет, это какие-то ребята, которые меня узнали, хотят засвидетельствовать свое почтение и извиниться». Первый ударил меня в глаз, но попал вскользь, я увернулся и сразу же прикрыл рукой голову, по которой второй уже «хлопнул» битой. Удар битой был приличный, но выдавал дилетантов.

Тут я понял, что это не наемные убийцы и, мягко говоря, не профессионалы. Калечить зарвавшихся салаг мне не хотелось по многим причинам. Во-первых, жалко. Во-вторых, сразу вспоминаю в таких случаях события десятилетней давности, когда я, защищая честь знакомой (просто знакомой, скучно, да?), обиделся на то, что мне угрожали пистолетом и нанес травмы двум парням, у которых был очень богатый папашка. Все газеты визжали о том, что я бандит.

Большинство не обремененных интеллектом земляков до сих пор думают именно так. Недавно, например, мне сообщили, что некая Таня Салтыкова, тощая, плоская и кривоногая, работавшая под началом одного из моих оппонентов, заявила: «Представьте Мальцева, побритого наголо, так это же — вылитый бандит!». Не правда ли, созвучно Гоголевскому — «Он, да еще вице-губернатор — это Гога и Магога». Интересно, а если побрить наголо саму Таню Салтыкову, она будет похожа на Белоснежку?

Прикольно: в нашей стране бандит — не тот, кто грабит, угрожает другим оружием, убивает и сколачивает банды для совершения тяжких преступлений, а тот, кто защищает честь женщины, свои права, свою семью и близких. В других странах таких «бандитов», называют по-другому, например, джентльменами.

Кстати, после выхода газетных статей, ко мне обратились несколько молодых женщин и рассказали, как были изнасилованы теми «замечательными ребятами», которым я сломал нос и ребра (жаль, не член). Женщины также показывали следы от ожогов сигаретами. То есть, я знаю с тех пор, что тупая общественность всегда будет не на моей стороне, а на стороне денег. От освещения других, поверьте, тоже веских причин, я воздержусь.

Как бы там ни было, кавказцы напали первыми и нужно было защищаться.

Ломов, вмешавшись, отвлек их на себя, а я, уступив обуревавшей меня ярости, несколько раз неприцельно выстрелил из «осы» в этих храбрых джигитов, которые тут же убежали, бросив посреди дороги «двенадцатую».

Вечер был теплый, субботний, проспект Кирова является зоной отдыха, поэтому свидетелей было человек 200, минимум. Будучи публичным политиком, избалованным вниманием, я поддался искушению порадовать аудиторию и продолжил шоу, запрыгнув на капот брошенной машины, как Ленин на броневик у Финляндского вокзала (когда-нибудь, когда я умру, надеюсь, благодарные потомки, также воздвигнут мне памятник на улице Радищева с названием: «Борец за национальную свободу тов. Мальцев попирает и топчет вражеский ВАЗ 2112»).

Машине, действительно, досталось сильно. Народ, то есть электорат, был счастлив, порок наказан, торжество добра было налицо, не хватало только песни из индийского кино, но одно обстоятельство огорчало: локоть левой руки был сильно травмирован. Супостаты попали битой прямо в нерв. Поэтому я меняю стиль повествования, дальше будет не так весело.

Хулиганов нашли довольно быстро, они оказались выходцами с Кавказа, студентами Саратовской Государственной Академии Права, как и я в прошлом. Возбудили уголовное дело, а дальше оно стало пробуксовывать, его несколько раз прекращали под давлением «верхних людей», но мой адвокат упорно писал жалобы и расследование возобновляли. Мне, как профессиональному юристу, хорошо известно, что самое простое для следствия преступление — это хулиганство.

Тем не менее, джигитов наверняка «отмажут» от тюрьмы. По крайней мере, сейчас, через год с лишним после этих событий, все еще «проводится расследование».

Кем же надо быть по должности русскому человеку, если государственная система не желает защищать даже заместителя председателя областной Думы?! Если такое вытворяют с депутатом, то русского слесаря, пекаря, лекаря можно смело убивать на месте, без последствий?!

Жизнь очень похожа на сборник логических задач и, будто бы для сравнения, абстрагирования и обобщения, как по заказу происходит такое же подобное событие, но являющееся зеркальным отражением. Так, в апреле 2006 года вся Россия через телевидение узнала о нападении в Москве на Заура Тутова, министра культуры Кабардино-Балкарии.

Какая связь между этими событиями? Отвечаю — логическая. В августе 2005 года двое граждан с Кавказа из хулиганских побуждений нанесли телесные повреждения средней тяжести Заместителю председателя Саратовской областной Думы, русскому по национальности. То есть, кавказцы в августе напали на меня — русского. Об этом знали только в Саратове, и то единицы. В апреле русские (такие же хулиганы) напали на кавказца — об этом знает вся Россия, потому, что все средства массовой информации «трубили» больше месяца. Должности у нас с Зауром Тутовым одинаковые, у меня даже повыше. Известность (помимо получения тумаков) тоже, наверно, сопоставимая. Тогда почему избиение русского кавказцами — хулиганство, а избиение кавказца русскими — национализм, за который сейчас злодеев судят и скоро посадят, и, наверняка, дадут много, почему?!

Поверьте, я не против, чтобы преступники получали по заслугам, я против тенденциозности, против двойных стандартов, против того, чтобы общество шло на поводу у политических манипуляторов. Мне очень хочется также, чтобы люди научились отличать случайные события от политических ходов или провокаций спецслужб.

Во многих городах бьют иностранных студентов. Почему? Эти студенты учатся в России, платят деньги, а по возвращении на родину — пожизненные наши друзья. Ни одному скинхеду в лысую голову самостоятельно не придет мысль: убить студента из Перу — исключено! Скинхеду может придти мысль напасть на торговцев с Кавказа и из Средней Азии на рынке, это да, а вот на перуанского студента его надо «навести». Без соответствующей разъяснительной работы он «врубаться» не станет. Почему, например, бритоголовые не «мочат» этнические группы торговцев наркотиками, которые под «крышей» системы работают абсолютно открыто. Или хотя бы те интернациональные бригады, которые тоннами реализуют «незамерзайку», травят и спаивают коренное население. Да потому, что и этнические преступные группировки, и нацисты контролируются из одного центра. То, что организованные группы националистически настроенной молодежи бьют студентов — негров, индусов, индейцев и т.д., является результатом скоординированных действий и спланированных провокаций. Это выгодно тем, кто пытается выбить из-под ног русского народа русскую землю, дискредитировав национальную идею, объявив ее носителями только лысых и глупых нацистов. Подвывалы из Государственной Думы затягивают хорошо поставленными голосами «идет русский фашизм, ууу…», а под шумок гос. власть кардинально меняет законы и проводит спецмероприятия, игнорируя почти всю вторую главу Конституции РФ.

Посмотрите, кто нам навязывает мысль об усилении межнациональной розни — Государственное телевидение! Оно, ежедневно ведет тотальную скрытую пропаганду. Люди, не отличающиеся интеллектом, видят на экране очередное нападение на инородцев и хором говорят: «Правильно, надо их мочить!», а некоторые, уж совсем недалекие, воспринимают это, как руководство к действию. То, что демонстрация по телевидению «плодов» национальной розни стимулирует проявление этой самой розни, знает любой студент-психолог.

Так почему же национальная тема в СМИ является приоритетной? Возможно, она скоро сможет стать поводом для введения чрезвычайного положения и ограничения действия Конституции в конкретных регионах или даже по стране в целом. То есть, это страховочный вариант для удержания власти в будущем и возможность неограниченно применять арсеналы спецслужб в настоящем. Если бы нам не говорили каждый день, мы бы и не знали, что «рознь усиливается». Да и еще бы: джигиты ездят по пешеходному проспекту Кирова, как по автостраде, нападают с битами, завалили Саратов наркотиками, всячески демонстрируют свое презрение к коренному населению, а мы их не трогаем, даже когда они этого заслуживают, а так, бывает, попрыгаем на капоте, выплеснем злобу на невинное исчадие Тольятинских мастеров, и все. И это называется «рознь»?

Коренные жители Саратова не обращают внимания, у кого какая национальность, живут, как единая воспитанная семья. В моей команде, например, сейчас работают: лезгин, азербайджанец, украинец, еврей, законспирированные: татары, мордва, чуваши, казах, немного русских (по крайней мере — я) и даже один йог, без национальных признаков. Мы все родились в Саратове или под Саратовом. И нас всех объединяет общая культура, общий язык (уже даже и не русский, а какой-то сленг) и, конечно, воспитание. А теперь в большом количестве появились люди, воспитанные по-другому, а лучше сказать, невоспитанные вообще. И они пытаются нас, в нашем доме «ставить в угол».

Мне наплевать, какой национальности эти «кренделя», но если они себя так ведут, я буду защищаться. Надо понять, что они абсолютно свободны вести себя, как хотят, пока это их поведение не нарушает наших прав: нашего права ходить по пешеходному переходу и пешеходному проспекту Кирова, нашего права на ночную тишину, без диких криков на непонятном языке, нашего права жить без наркотиков в школах и институтах. Нашего права на безопасную жизнь. Конституцией декларируются равные права, но они и подразумевают равные обязанности, как то: уплата налогов, служба в армии, занятие общественно-полезным трудом. С этих позиций роль приезжих кто-нибудь анализирует? Нет! А почему? А почему бы не обнародовать цифры, сколько приезжими совершается, подчеркиваю, тяжких преступлений. Если под этим углом продолжу рассматривать проблему, меня обвинят в национализме (хотя и так обвинят). Потому, что приезжие очень выгодны, они платят криминалитету, чиновникам, правоохранительным органам. Они платят всем и за все, а потому так себя и ведут.

Благоприятные условия способствуют все большему заселению Саратова приезжими. Во-первых, здесь уже «окопались» их земляки — «первопроходцы». Часть легальных бизнесов почти полностью находится в их руках (я имею ввиду не только продовольственные рынки). Также в их руках весь нелегальный бизнес. Все, подчеркиваю, ВСЕ криминальные авторитеты Саратова, приезжие и, конечно, не русские. Когда в Саратове объявляется очередной джигит и обращается к родственникам, те выводят его на криминальных боссов, от них он получает «добро» и, в соответствии со способностями, интегрируется в систему, которой оказывают помощь (не бескорыстно, конечно) все органы местного самоуправления, правоохранительные и силовые структуры, суды, арбитраж и т.д.

Во многих регионах приезжие демонстративно гарцуют по городам на «шестисотых», А-8 и БМВ со спец. номерами первых лиц правоохранительной системы субъекта РФ (номера 001 и соответствующие буквы). На днях мне пожаловался знакомый сержант милиции, что джигиты ведут себя нагло и дерзко даже по отношению к стражам порядка, а в случае выяснения отношений, среднее милицейское начальство, раньше защищавшее коллег, теперь всегда встает на сторону тех, кто заказывает музыку.

Проблема коренных жителей Саратова в том, что из-за воспитания нам глубоко противно поддерживать коррупционную систему. Нам «западло» отстегивать взятки и платить за «крышу», у нас нет чинопочитания, для нас не авторитет чиновник, а тем более, криминальный босс. Мы так воспитаны, а вот приезжие воспитаны по-другому. И в современном мире их воспитание дает неоспоримые преимущества.

С позиции воспитания проанализируем и случай нападения на меня джигитов. Могло ли такое случится на Кавказе? Нет. Потому, что общество там более традиционное. Молодые люди не могут оскорбить старшего по возрасту. Такое поведение там недопустимо. В Саратове они тоже не могут напасть на старшего соплеменника, чтобы не стать изгоями. Зато они могут напасть на русского. Агрессия против чужого, тем более взрослого мужика, с их точки зрения, это почти героизм. Такое поведение возвышает их в глазах друг друга. То есть, если бы на моем месте, на «зебре» оказался кавказец, они бы не напали. Так кто же националист?

У меня есть друг детства, Саид Каримов, мама его — цыганка, папа — каракалпак, при этом Саид по паспорту — татарин. С этим связана отдельная, необычная и трагическая история, которую я, дай Бог, когда-нибудь опишу. Никто из Саратовских татар ни разу не спросил, почему Саид — татарин. Он сам себя чувствует татарином и мы все, без исключения, считаем его татарином. Если бы он в паспорте указал, что он русский, мы бы все считали его русским, потому что он наш, Саратовский. У него наше воспитание, за плечами 8-я школа. Потому, что он не станет, будучи Саратовским татарином, цыганом, каракалпаком, русским, бить палкой по голове человека на пешеходном переходе. Нам не надо стесняться требовать от всех, независимо от национальности, строгого и четкого исполнения Законов Российской Федерации, соблюдения норм поведения и безусловного уважения наших традиций и обычаев. А также самим всячески насаждать все русское.

Еще Цицерон удачно обозначил стратегию национальной политики: «доброта к своим, справедливость ко всем».

Слово «русский» с начала 90-х в нашей стране находится под запретом. На него наложена строгая цензура. Ни один политик, рассчитывающий на гладкую карьеру, не говорит «русские», по примеру Ельцина все стали говорить вульгарное «россияне». Власть так боится слова «русские», что часто это выглядит просто нелепо. Во многих странах реализовывались национальные проекты. В Германии они назывались — немецкие, в Японии — японские, а в России они русские? Нет! Президентские! Как могут быть проекты национальными без ссылки на национальность? Чьи национальные проекты? Ссылка на Президента — это семантическая уловка для заполнения пустоты.

В России проделана многолетняя огромная работа по уничтожению русского национального самосознания. Чудовищно то, что эту работу делали и делают сами русские. В Советском Союзе «вытравили» словосочетание «русский человек» и подарили миру «гомосоветикуса», который ныне на территории России числится «россиянином».

Почему мы, русские, так себя ведем? Нам, что, пришло время умереть и освободить место другим, более жизнеспособным нациям?

Предатели России объявили фашистским лозунг: «Россия для русских», а многие соотечественники, не задумываясь, с этим согласились. Поскольку каждый может вспомнить дебильную рожу «патриота», выкрикивающего подобное.

Давайте без эмоций, с точки зрения науки, разберем это суждение. В логике есть базовый закон, который называется «закон исключенного третьего». Он действует в отношении контрадикторных, то есть, противоречащих суждений. У нас есть суждение «Россия для русских», приведем контрадикторное — «Россия не для русских». Логический закон исключенного третьего гласит: «Два противоречащих суждения не могут одновременно быть ложными». Значит, одно из них истинно: либо утверждение, либо отрицание, третьего не дано. Третьего пути, который выбрали политические демагоги, с точки зрения логики — нет! Либо «для русских», либо «не для русских». Вам выбирать! Этот выбор должен основываться на разуме, а не на наших эмоциях и софизме наших врагов. Русским сегодня нужен сознательный выбор — жить или погибнуть.

Русские — становой хребет, сердце и мозг России. Чем меньше в России остается русских, тем больше Россия перестает быть Россией. Все народы, исторически живущие на этой земле, понимают, что фактическим гарантом суверенитета нашей общей страны является Русский народ. Поэтому враги и хотят его уничтожить. Поэтому Россия, безусловно, для Русских, по крайней мере, не меньше чем на 80%, именно столько нас пока здесь и осталось. А может быть, поддержим предателей и скажем: «Россия не для русских» или, в этом случае, тождественное суждение — «Россия для нерусских». Например, для китайцев, вьетнамцев, туркистанцев. А может быть Россия, как продажная девка, для всех, у кого есть деньги?

2009-11-12

Опубликовано:

«Саратовский репортер»(газета) №36(194) 20.09.2006,

«Общественное мнение»(журнал) №9(84) 09.2006,

«Московские новости»(газета) №35(1352) 15-21.09.2006,

«Историческая газета»(газета) №9(84) 12.2006.

< Предыдущая Следующая >

КАК ХОРОШО БЫТЬ РУССКИМ
26.03.2012 16:35 | Автор: nomina-obscura. |

Прочитал тут наивный детский пост про причины любить русских, и задумался, а за что я люблю свой добрый народ. Даже молдаванин найдет сто причин, по которым молдаване лучший народ на Земле, значит и у русских должны такие причины. За что мы, русские, любим нас, русских? (помимо очаровательной скромности, содержащейся в этом вопросе)
За потрясающую смесь гордости и самокопания. Русского можно обобрать до нитки, избить, измазать в грязи - и все равно он будет смотреть на обидчиков с плохо скрываемой жалостью превосходства. Уверенность нашего народа в его величии и избранности никак не зависит от внешних обстоятельств, на все остальные народы мира, включая правящих американцев, русский смотрит свысока. Это сознание держащих мир атлантов, сознание солнца, вокруг которого вращаются все остальные народы-планеты, вело как к нашим величайшим триумфам, так и к поражениям от самоупоения. Поражения, в свою очередь, приводили к самобичеванию, к покаянию, истовому, истинному, русскому - и все также замешанному на чудовищной гордыне, на тайном осознании того, что да, мы конечно согрешили, но так глубоко и страшно, как грешили мы, никто больше в мире грешить не может. Даже валяясь в ногах, даже со слезами размазывая по лицу снег, русский будет уверен, что у него самые чистые в мире слезы и самое искреннее валяение в ногах. Гордая, непоколебимая самоувереннность в собственном превосходстве - это и наша величайшая слабость, потому что гордеца легко провести, и наша величайшая сила, потому что самые страшные поражения, неудачи, катастрофы не производят на русского ни малейшего впечатления, там, где другой народ в ужасе драпает и мрет от депрессии, невозмутимые русские только начинают входить во вкус. "Блицкриг? Кадровая армия уничтожена? Уже под Москвой разведчиков видели? Ну, дела... А это варенье такое вкусное, оно из чего? Малиновое? Хорошее варенье... шинель там мою достань".

За жгучее, яростное, не утихающее столетия желание дойти до предела и выйти за предел. Плакать - так, чтоб глаза выплакать. Сибирь осваивать - так, чтоб она аж на Аляске кончалась. Самолеты строить - так, чтоб аж до космоса. Тоталитаризмом заниматься - так, чтоб даже фашисты в ужасе глаза закрывали. Воевать - так, чтобы земля плавилась. Русский не только долго запрягает и быстро едет, но несется до тех пор, пока не прорвет саму линию горизонта, во всем, от внутренней духовной жизни до революционной активности до научно-технических изысканий. Только с психологией вечно рвущегося за предел можно было построить такую огромную страну, как наша, создать такую мрачную и величественную литературу, как наша, изумить мир немыслимыми ужасами и немыслимыми геройствами, как наши. Русский способен на проявления высших, редчайших чувств - и точно также он способен на проявления предельной, ужасающей низости. Иногда - одновременно. Вспышки предельного русского характера заставляют порой другие народы застыть в ужасе или благоговении.

За ловкую, хваткую, пиратскую перееимчивость, растущую из осознания собственной уникальности и превосходства. Типично русская ситуация: взять английскую ядерную бомбу, взять немецкие ракеты, после чего вот уже 50 лет грозить миру "Нашим, русским ядерным оружием!", не чувствуя ни малейшего подвоха и ни малейшего смущения. Если русский находит удобной себе чужую вещь, идею, разработку, то он тут же начинает ее использовать так, как будто только что сам придумал. Смущений, метаний, стыдливости у русского нет, русский ощущает себя мастером, у которого весь мир - мастерская, и который может брать на вооружение любой понравившийся инструмент и делать из него что-то свое. Как слово "генеральша", в котором слышен иностранный корень, но суффикс которого роскошно-нагл своей бесстыдной русскостью. Понравился генерал, взяли генерала, сделали ему подругу генеральшу. Это по-русски! Из-за этого всевозможные народы, столкнувшись с русскими, тихо охреневают от того, как русские форматируют реальность под себя, используя окружающее пространство как инструментарий. "Хороший у вас город, Казань. Только мы его немножко сожжем и воооот сюда перенесем. Так красивее. Правда. И кончайте бегать и вопить, татары, для вас же, дураков, стараемся" - вот русский тип мышления.

За полное отсутствие культуры лицемерия. Есть европейский тип лицемера - с холодно-непроницаемым лицом, с отточеными движениями, с легкой улыбкой, за которой может скрываться и предельная благожелательность, и предельная ненависть. Есть азиатский тип лицемера - душно-угодливого, истекающего похвалами, улыбающегося так, что рот чуть не рвется - и при этом бранящего вас в три этажа едва дверь закроется. А русского типа лицемера нет. Дежурную американскую улыбку русский воспринимает как артефакт, как оскорбление, как насмешку, как издевательство, как объявление войны. Искренность губит русских в мире тотального изысканного лицемерия, но и она же служит безошибочным опознавательным знаком, по которому можно моментально узнать своего в толпе чужих. И если у других народов искренность - знак высшего расположения к вам, то у русского искренность нулевой уровень, а расположение начинается с "душевности", которая порой принимает немыслимые для иностранца формы. Уж если тебе, братец, русские решили показать задушевность - садись и пиши завещание, чисто на всякий случай.


Наиболее полное выражение национального характера.

За неспособность по-настоящему обижаться, вырастающую из все того же абсолютно непробиваемого чувства исключительности. Русские очень часто проигрывают в национальных конфликтах, потому что не воспринимают их как конфликты, не видят в нападках и даже прямых нападениях других народов угрозы, "Они ж кто-то вроде собачек, чего на собачек обижаться?". Сюжет мести для русской культуры нехарактерен, русский не понимает долгой, изматывающей, иссушающей англосаксонской интриги, и чуть ли не на следующий день лезет к обидчику обниматься, чем способен довести обидчика до инфаркта. Растущая из неспособности обидеться специфическая русская доброта - то есть, нечувствительность к намекам, окрикам, уколам, ударам и предсмертному ору несчастной жертвы, пытающейся избавиться от русского - обеспечила нашему народу ту самую невиданную в истории колонизационную динамику. "Удавить в объятиях" - это типично русская ситуация, ставящая в тупик другие народы и племена с более тонкой и обидчивой душевной организацией.

За красоту. Русский фенотип - это изящное смешение северной нордической суровости, слишком скалистой, слишком острой, слишком квадратной в своем чистом скандинавском типаже, и очаровательной славянской мягкости, слишком размытой и слишком покорной у других славянских народов. Русским одинаково чужда и северная угловатая бетонность, и южная курортная желейность, они сочетают в себе эти два элемента самым совершенным и приятным для глаза образом. О русской красоте сказано за прошедшие столетия достаточно слов, но мне в классических русских типажах больше всего нравится идущая от них спокойная сила, не истеричная южная суетливая говорливость, не комичная северная прямоугольная надменность, но мягкая, и вместе с тем страшная сила, сила народа, способного согнуть в бараний рог кого угодно, легко читаемая в спокойных русских взглядах.

За красоту и богатство языка, способного выразить тончайшие, едва уловимые оттенки чувств, и при этом поднимающегося в своем звучании то до нежных, бойких, игривых, почти итальянских переливов, то опускающегося до угрожающего шипения страшных первобытных шипящих. На итальянском хорошо говорить о любви - но как на итальянском проклинать врага? На немецком прекрасно проклинать врагов, но как на немецком признаваться в любви? На английском можно делать и то, и другое, но в обрезанной уродливой базовой детской комплектации. И только русский дает своему обладателю полную языковую палитру, все языковые краски. И тончайшие кисточки и перышки, чтобы этими красками прорисовывать тончайшие элементы.

За невероятную историческую судьбу. Что такое еврейская историческая судьба? "Обидели мышку, написали в норку". Что такое американская историческая судьба? "Поехал жлоб на ярмарку". Что такое немецкая историческая судьба? "Лавочник и мировое господство". Что такое русская историческая судьба? Эпос. Невероятные взлеты. Немыслимое падения. Полное ничтожество. И полное господство над миром на расстоянии вытянутой руки. Когда я начал изучать драматургию, я не мог избавиться от ощущения, что русская история будто бы написана профессиональным драматургом, ловко угадывавшим, в какой момент зритель начинает скучать от сплошных побед-побед-побед и где надо ему подставить ножку, а где, наоборот, поднять из грязи к величию. В силу привычки русский даже не видит насколько это идеальный драматический контраст, насколько это совершенное сочетание: мрачные репрессии 37-го и потрясающая, невозможная сталинградская победа 43-го. Или Брусиловский прорыв 1916-го и полное уничтожение, вот буквальный развал государства уже к середине 1917-го. Русский в силу привычки даже не понимает всю упоительную, головокружащую красоту этих американских горок русской истории, от которых любой другой народ давно бы уже сошел с ума.

Сейчас у нас мрачный период истории, но это временно, потому что русский по своей природе - жизнерадостный наглец, который не может долго грустить и переживать. Поплакали, покаялись, выпустили из себя все негативные эмоции - и пошли разминать кулаки, ну, чтоб было в чем каяться в следующий раз. Русская самоуверенность, ярость, переимчивость, пугающая задушевность и неспособность вовремя обидеться показывают лишь одно - с перешедшим из депрессивной в активную фазу русским невозможно договориться, его невозможно остановить, оскорбить, отвадить, усовестить. Только поднять руки и бежать прочь, потому что даже убить самый большой белый народ мира нельзя. Сейчас мой добрый народ в депрессии, но, как показали зимние митинги, драматургия русской истории берет свое и нация начинает пробуждаться, переходить в активное, в наглое, в "Да я же тебя люблю, я же тебе добра хочу, не смей, сссука, отворачиваться!" состояние. После чего всем нерусским народам придется включить режим "разбегайся кто куда, русские нам добра захотели".

Являются ли русские величайшим народом на Земле? Да. Русская наглая настойчивость рано или поздно перемелет всё и всех, даже китайцев. Есть народы умнее, есть народы хитрее, есть народы организованнее, есть народы богаче, есть народы многочисленнее, но народа настойчивее русских нет. Русские, разогнавшись, ломали всё, армии, народы, страны, континенты, космическое пространство, и рано или поздно русские проломят мир. А кроме того, каждый настоящий русский знает, что мир принадлежит ему по праву - осталось просто этот мир забрать. И рано или поздно русский мир себе заберет.


Ранее по теме "Национальная идентичность":

Злой текст об ответе на вопрос "Я русский или нет?".
Звезда и смерть Протеста, популярный яростный текст о протестовавших людях и пробудившейся нации. Вызвал скандал с телеведущим Соловьевым
http://nomina-obscura.livejournal.com/993334.html