Комментарии (0)

<a href="https://www.liveinternet.ru/users/black-and-red_phoenix/post169073632/">РџРѕСЃРјРѕС‚СЂРµР»Р° "Р‘СЂР°С‚Р° РРІР°РЅР° Р¤С‘РґРѕСЂРѕРІРёС‡Р°"</a> [more=Р”Рѕ]Р’С‡РµСЂР°, СЂР°РЅРѕ РѕС‚СЃС‚СЂРµР»СЏРІС€РёСЃСЊ СЃ СЂРµС†РµРЅР·РёРµР№, СЏ РїСЂРёСЃС‚СѓРїРёР»Р° Рє РґРµР»Р°Рј РЅР°СЃСѓС‰РЅС‹Рј вЂ“ С†РµР»СѓСЋ РІРµС‡РЅРѕСЃС‚СЊ, РєР°Рє РѕРєР°Р·Р°Р»РѕСЃСЊ, РЅРµ РїР°Р»РёР»Р° С„СЂРµРЅРґР»РµРЅС‚С‹ вЂ“ Рё РїРѕРїСѓС‚РЅРѕ РїСЂРёРЅСЏР»Р°СЃСЊ РѕС‚РґС‹С…Р°С‚СЊ РІ СЃРІРѕС‘ СѓРґРѕРІРѕР»СЊСЃС‚РІРёРµ, Рё Р·Р° СЌС‚РёРјРё Р·Р°РЅСЏС‚РёСЏРјРё СЃРЅРѕРІР° Р±Р»Р°РіРѕРїРѕР»СѓС‡РЅРѕ Р·Р°СЃРёРґРµР»Р°СЃСЊ РґРѕ СѓС‚СЂР°, РЅРµ РїРѕРјРЅСЋ СѓР¶Рµ, РґРѕ С‡РµС‚С‹СЂС‘С… РёР»Рё РґРѕ РїСЏС‚Рё вЂ“ РєРѕРіРґР° Р»РµРіР»Р°, РѕС‚СЂСѓР±РёР»Р°СЃСЊ Р±С‹СЃС‚СЂРѕ, Рё СЃРЅРёР»СЃСЏ Р±СЂРµРґ. Р’ СЌС‚РѕРј СЃРЅРµ СЏ РїСЂРёС€Р»Р° РІ РїРѕР»РёРєР»РёРЅРёРєСѓ РЅР° СЃРЅРёРјРѕРє, Р° РјРµРЅСЏ РїСЂРѕРІРµР»Рё РІ РїСЂРѕСЃС‚РѕСЂРЅС‹Р№ С‚С‘РјРЅС‹Р№ Р·Р°Р», РІСЂРѕРґРµ РєР°Рє РІ РєРёРЅРѕС‚РµР°С‚СЂРµ, РіРґРµ РїР°С†РёРµРЅС‚С‹ СЃРјРѕС‚СЂСЏС‚ С„РёР»СЊРј РЅР° СЌРєСЂР°РЅРµ, Р° РІ СЌС‚Рѕ РІСЂРµРјСЏ РєР°РєРѕР№-С‚Рѕ СЃРєСЂС‹С‚С‹Р№ РјРµС…Р°РЅРёР·Рј СЃРјРѕС‚СЂРёС‚ РёС…. РќР° РїРµСЂРІРѕРј СЂСЏРґСѓ СЃРёРґРµР»Рё РґРµС‚Рё, Рё, С‡С‚РѕР±С‹ РёС… СЂР°Р·РІРµСЃРµР»РёС‚СЊ, РёРј СЃРЅР°С‡Р°Р»Р° РїРѕРєР°Р·Р°Р»... <a href="https://www.liveinternet.ru/users/black-and-red_phoenix/post169073632/">Р§РёС‚Р°С‚СЊ РґР°Р»РµРµ...</a>

Посмотрела "Брата Ивана Фёдоровича"

Дневник

Четверг, 02 Июня 2011 г. 05:37 + в цитатник

До «Карамазовы» не дают покоя Сергею Женовачу: «Мальчики» повзрослели и понаделали ошибок, а режиссёр загнал их в строгие рамки академической читки по давно обкатанным шаблонам своего театра, узнаваемым до дежа вю. Спектакль монохромен: серые костюмы, серая пальма в кадке в углу, серые скамьи в два ряда, как в зале ожидания или в католическом храме, куда герои заходят как на исповедь к Алексею Карамазову (Прошин). Из входа в правой кулисе – предсказуемый пучок света, освещающий, когда кто-то входит, всю узкую полоску авансцены, на которой происходит действие – точнее, бездействие: недаром подзаголовок спектакля – «диалоги в двух частях». Нет ничего проще: каждый эпизод – разговор на двоих, кропотливо отмеченный в программке, мизансцена статична, частенько один из двоих участников сидит спиной к зрителю, глядучи – глаза закрываются, тем паче что царит всё такой же серый полумрак. Никакой новой концепции к Достоевскому не привито, так что непонятно, зачем выстраивать этот краткий ликбез для не читавших, освежающий попутно в памяти читавших сентенции классика из одиннадцатой книги романа, описывающей один день перед судом над Дмитрием. Вот вбегает Грушенька (Шашлова) с экзальтированным акцентом и булочками, а остальные участники спектакля во время первого диалога проходят мимо и рассаживаются за дальними лавками. Затем наступает очередь комичной Хохлаковой (Озоллапиня) с её пассажами про аффект, вызывающими вялые смешки в зале, так и льнущей к Алексею, и её дочери – болезненно возбуждённой, лихорадочно нервной Лизы (Курденевич), бледной, с горящими глазами; её «тема» - маниакальная тяга «зажечь дом», в программке её бенефис назван «Бесёнок», рифмуясь с «ребёнок». В следующем диалоге, с Дмитрием (Обласов), серьёза уже полный ноль: вообще, Алексей теряется на фоне любого партнёра-собеседника, слишком бледен, пассивен, тих, - а Дмитрий показан эдаким добродушным увальнем, невозмутимо спокойным, как буддист, смиренно дожидающийся суда, пока остальные волнуются и мечутся с несбыточными проектами его спасения. Он знает, что не убивал, и больше его ничто не заботит, - святая простота: недаром программка называет двоих братьев ласково Алёшей и Митей, тогда как третьего – Иваном Фёдоровичем (Лизенгевич). Иван, появляющийся в конце первого действия, тоже, впрочем, спокоен, слишком спокоен для запутавшегося измученного богоборца – переняв у Алексея эстафетную палочку, и он не справляется с ролью центра событий, что в диалоге с Катериной Ивановной (Васильева), что при встрече со Смердяковым (Аброскин). Последний просидел на сцене всё первое действие зловещей фигурой в мохнатом воротнике, последним ушёл с неё и первым вернулся, - а как заговорил, оказался шутом, юродствующим холопом, но юродствующим демонически, с подлой хитрецой. Иван неубедительно изволит гневаться, но всё равно проигрывает в убедительности и яркости даже такому плоско и банально изображённому персонажу. Чёрт, его посещающий, также не впечатляет – занудный старичок-канцелярист с задушевно-вкрадчивыми интонациями психотерапевта, никуда не исчезающий с приходом Алексея – постояв безвольно, пока Иван держал его за грудки, чёрт просто сел позади него спина к спине, продолжая вставлять реплики прямой иллюстрацией раздвоения личности в тяжёлой форме. Наконец, Иван пытается вырваться за сцену, но Алексей его не пускает, на Ивана наваливается вся толпа персонажей, обступает, тащит за собой до дальних лавок, где он обессиленно ложится, и так же на соседнюю лавку ложится чёрт. Глубина сцены освещается, и мы видим, что воротца, отделявшие от неё скамьи, - ничто иное, как перильца в зале суда, отделяющие подсудимых от судей, которых нам не показывают: только стол-высокая кафедра и три стула, над которыми болтаются лампы. Да, Страшный Суд, - а судьи кто? Прямолинейность догмы бьёт в лоб, наметившееся было напряжение повисает в воздухе и истаивает серой дымкой, и – скучно, господа, право, скучно, аж скулы сводит. При этом ребята-женовачи не виноваты, они всегда молодцы, честно и искренне старающиеся играть даже при таких ограниченных возможностях, мужественно вываливая на зал многоминутные душеспасительные монологи и порой вполне удачно подчёркивая некоторые эмоционально важные моменты. Читать рецензию дальше

Рубрики:

О времени о жизни о себе

О времени о жизни о себе

Метки: театр театры театр школа современной пьесы школа современной пьесы шсп спектакли рецензии дом

Комментарии (0)

<a href="https://www.liveinternet.ru/users/black-and-red_phoenix/post165241999/">РџРѕСЃРјРѕС‚СЂРµР»Р° "Р“РІРёРґРѕРЅР°"</a> [more=Р”Рѕ]РЎРїР°Р»РѕСЃСЊ РїРѕРґ СѓС‚СЂРѕ, РєРѕРіРґР° СѓР¶Рµ СЂР°СЃСЃРІРµР»Рѕ, С…РѕСЂРѕС€Рѕ вЂ“ СЏ РІС‹СЃРїР°Р»Р°СЃСЊ Рє РїРѕР»СѓРґРЅСЋ Рё, РєРѕРіРґР° РїР°РїР° РІРµСЂРЅСѓР»СЃСЏ СЃ СЂР°Р±РѕС‚С‹, СѓР¶Рµ РІСЃС‚Р°Р»Р° Рё РїРѕРіСЂСѓР·РёР»Р°СЃСЊ РІ СЂР°Р·РіСЂРµР±Р°РЅРёРµ РґРµР» РЅР°СЃСѓС‰РЅС‹С…. РҐРѕС‚СЊ РІ С‚РµР°С‚СЂ РјРЅРµ СЃРµРіРѕРґРЅСЏ РЅР°РґРѕ Р±С‹Р»Рѕ Рё РЅР° С‡Р°СЃ РїРѕР·Р¶Рµ, С‡РµРј РѕР±С‹С‡РЅРѕ, РІСЃРµРіРѕ РЅР°РєРѕРїРёРІС€РµРіРѕСЃСЏ РѕСЃРёР»РёС‚СЊ СЏ С‚Р°Рє Рё РЅРµ СѓСЃРїРµР»Р° Рё РІС‹РІР°Р»РёР»Р°СЃСЊ РЅР° Р±РµР·Р»СЋРґРЅСѓСЋ РѕСЃС‚Р°РЅРѕРІРєСѓ. РџРѕРґСЉРµС…Р°Р» РїСѓСЃС‚РѕР№ Р°РІС‚РѕР±СѓСЃ, РІРѕРґРёС‚РµР»СЊ РІС‹С€РµР» РєСѓРїРёС‚СЊ РІ РєРёРѕСЃРєРµ С‚РѕРЅРёРєР°, СЏ РїСЂРѕС€Р»Р° С‡РµСЂРµР· С‚СѓСЂРЅРёРєРµС‚ Рё СѓСЃРµР»Р°СЃСЊ, Р° С‚РѕС‚, РІРµСЂРЅСѓРІС€РёСЃСЊ, СЃС‚Р°Р» С‚СЂРµР±РѕРІР°С‚СЊ, С‡С‚РѕР±С‹ Р·Р°РїР»Р°С‚РёР»Р° РёР»Рё СѓР±РёСЂР°Р»Р°СЃСЊ. РњРЅРµ РІР»РѕРј Р±С‹Р»Рѕ СЃ РЅРёРј РїСЂРµСЂРµРєР°С‚СЊСЃСЏ Рё РµС‰С‘ Р±РѕР»РµРµ РІР»РѕРј РїРѕРєСѓРїР°С‚СЊ Р±РёР»РµС‚, Рё СЏ РІС‹С€Р»Р° РѕР±СЂР°С‚РЅРѕ РЅР°РґРµСЏС‚СЊСЃСЏ РЅР° РјР°СЂС€СЂСѓС‚РєСѓ, РЅРµ Р·Р°СЃС‚Р°РІРёРІС€СѓСЋ СЃРµР±... <a href="https://www.liveinternet.ru/users/black-and-red_phoenix/post165241999/">Р§РёС‚Р°С‚СЊ РґР°Р»РµРµ...</a>

Посмотрела "Гвидона"

Дневник

Воскресенье, 08 Мая 2011 г. 04:24 + в цитатник

До Тот факт, что из пьесы Хармса «Гвидон» с добавлением других его же стихов Александр Маноцков, самоучка-мультиинструменталист, фактически основатель современной литургической музыки, сделает оперу, уже сам по себе является событием. Постановка Огарёва и Глушкова дала опере эстетическое обрамление, адекватное содержанию – и получилась часовая вокально-пластическая композиция, неожиданно серьёзная и возвышенная. Обаятельный пафосный стихотворец Гвидон (Исаев) обращается с молитвой к Богу и засыпает, и ему словно снится таинственная мистерия: хор в белых одеждах поёт, руководимый святым Августином (Белявская), составляя мизансцены, сочетающиеся с песнопениями, складывающимися из непонятных, словно в импровизации изобретаемых слов. Круг сцены опускается ниже первого зрительного яруса, его горизонталь в какой-то момент начинает казаться вертикалью, и ползущие по ней прямо – карабкающимися ввысь. Для этого хора в белом – половина женщин, половина мужчин, скорее ангелов, чем монахов, скорее единого целого, чем разрозненных существ – музыка кажется единственной естественной формой существования, выражаясь в каждом движении, каждом звуке: гармония сфер как она есть – «либретто ночи», грёза, сон. Но вот наступает «либретто дня», сцена поднимается, Августин, проповедуя с балкона на фоне полотнища с нарисованным солнцем, сбрасывает прихожанам светлые костюмы, из-за кулис появляется вешалка со шляпками, и хор переодевается в мирскую одежду – общий кремовый колорит, но у каждого своя собственная яркая деталь костюма: например, пёстрые носки у Гвидона или соломенная шляпка с цветами его невесты Лизы (Гаврилова). Медитативные мотивы духовных песнопений сменяются такими же многоголосыми, гармоничными, но бойкими мотивами народных песен – хороводных, плясовых, но не кондово-фольклорных, а общечеловеческих, раздольно-ритмичных. Лиза вместо того, чтобы пойти в церковь, как остальные, уходит вслед за Ведьмой (Ивакшина) в лесную чащу, враждебную, языческую стихию, где прямо с небес говорит и смеётся язвительное Лесное чучело (Букатина). Проснувшийся Гвидон не узнаёт своей квартиры – хор изображает мебель – и стремится в монастырь, охваченный «мыслью благородного коня», наивным духом своего лирического рыцарства. Святой Августин спускается с балкона к монахам, ступает по их коленям через сцену – и падает на их руки, его мёртвым относят в сторону. Гвидон вспоминает о любви, и приходит Лиза – он выговаривает ей за недостойное поведение, а она просто целует его, и Настоятель – всё тот же Августин, но уже без облачения с букетом на груди и высокой шапкой – благословляет их, поливая картонной лейкой бутафорский цветок, на глазах вырастающий и распускающийся. Снова день клонится к ночи, прихожане в круг укладываются спать. Гвидон выносит красивого петуха с мохнатыми ногами, и тот важно подходит к лежащим, трогает их ногой, в паузах между пением Гвидона мелодично кудахчет. Подходит к концу стильная, изящная сказка, в которой главное – не сюжет, а красота звука, формы, света, цвета, волшебная атмосфера безусловной, органичной, незамутнённой и радостной веры в чудо, которую не хочется покидать. Хочется самому верить, как зритель средневекового церковного представления, также сочетавшего молитву и иронию, что Августин с его нелепо-прямолинейными символами – настоящий (недаром для пущей условности здесь мужчину играет женщина, как тогда мужчины играли женщин), и мир, созданный не сценографией, а одними актёрами, настоящий тоже. Настоящий не как утопия, абстрактная пасторальная Аркадия, а как детство каждого по отдельности и первобытное детство всего человечества, когда именно такая вера, во что бы то ни было, была неотъемлемой частью сознания себя и космоса вокруг. Хармс, как его мифологический, почти пушкинский, вдохновенный Гвидон, был не только и не столько насмешником и лицедеем, каким его привыкли видеть, сколько не философом даже, а мудрецом, просто и бесхитростно, вопреки логическим построениям любившим жизнь, Бога, любовь. Он чище, светлее и тоньше под коростой многочисленных «измов» - он такой, как в этом удивительном спектакле, на уровне чувств понятном любому. В конце концов, кому, как не абсурдисту, говорить: «Верую, ибо абсурдно»?
После
img_0075 (328x168, 22Kb)

До Первое, что видишь на сцене – близкий задник из оргстекла, облепленного щепками, сваленные перед ним стопки дров, висящее за ним полотно, в прорехах в котором, подсвеченных красным, не сразу угадываешь черты человеческого лица – глаза, нос и рот. Аляповатые костюмы из подбора, усы и бороды на ниточках, парички, утрированные пластика, мимика, жестикуляция и интонации: женщина укачивает бутафорского ребёнка, напевая колыбельную, горничная виляет задом и разговаривает пронзительно-визгливым тоном, отец семейства каждый раз, когда садится, морщится от боли, словно страдает геморроем. Авторские ремарки проговариваются самими персонажами, сопровождаясь заезженными комическими трюками и ужимками, прилагаются ни к селу ни к городу исполняемые «музыкальные номера» с пением различных отрывков, присутствуют немудрящие скабрезности. Однако понимаешь, что всерьёз поставленную халтуру на фестивали не берут – стало быть, это намеренная пародия на традиционные провинциальные спектакли, причём выбравшая за основу не что-нибудь, а инсценированную позднюю и малоизвестную (незаслуженно, особенно со стороны интересующихся архетипами Достоевского) повесть Льва Толстого «Фальшивый купон». Сказочный сюжет, построенный на причинно-следственных связях и тесноте мира, и начинается с почтенного чиновника Смоковникова, у которого сын просит шесть рублей, чтобы отдать долг другу, а получает только купон на два рубля в лице полена. Этот друг, гимназист Махин, прямо перед зрителями наносит клоунский грим дореволюционного метросексуала, регулярно по-змеиному пробует воздух языком и этим непристойным жестом буквально гипнотизирует окружающих – и он-то и подбивает бедного ремнём поротого мальчика приписать к сумме единицу: получается фальшивый купон (повесть так и называется) на дюжину рублей; в качестве купона выступает полено, которое для увеличения размера вкладывают внутрь полого пня. Разменять друзья идут в магазин и оставляют там купон, очаровав хозяйскую жену – а тот, обнаружив подделку, расплачивается ею с крестьянином Иваном Мироновым за дрова. В первом же трактире крестьянина поймали за руку, и суд разрешил дело в пользу хозяина магазина, приплатившего своему дворнику Василию за ложную присягу. Василий, поклявшись на Библии, соврав и убедившись, что ничего с ним за это не случилось, пришёл к выводу, что всё можно, начал воровать, был выгнан из магазина и в конце концов устроился сторожем у некоего помещика, которому служил мужик Степан Пелагеюшкин. Иван же Миронов, битый беременной женой, сперва запил, а потом сошёлся с цыганской шайкой, заделался конокрадом и однажды увёл у этого самого Степана его любимых лошадей, а тот возьми да убей его за это. Вроде бы комедия остаётся комедией – неунывающий Василий беспрестанно поёт под гитару навязчивый цыганский мотивчик про «Чебурелла, парамелла», иванова жена – матерные частушки, пробалтывая всё нецензурное тарабарщиной, его труп Степан обводит мелом, - а уже пахнуло жутью грядущих катастроф (сценография как бы намекает: чем дальше в лес – тем больше дров). И верно: на суде Степан заявил, что-де некий студентик Тюрин ему говорил о том, что богатых можно убивать; студентика этого уговорила идти в народ идейная дочь хозяина поместья, Турчанинова, приходящая в экстаз от социалистической философии, - у него нашли несколько брошюр и отправили его в Петербург, она отправилась за ним. В свиданиях с ним ей отказывали, с жалобами она дошла до самого министра, но и тот помочь не пожелал – и тогда она купила револьвер и попыталась застрелить его, однако даже не ранена и была схвачена. Степан тем временем, выйдя из тюрьмы и потеряв за это время и дом, и семью, решил стать разбойником, а там и во вкус быстро вошёл, убивая уже не ради денег, а просто ради убийства, ради удовольствия безнаказанности: «мокрухи» на сцене пола стали множиться. Залез он однажды и к набожной женщине Марии Ивановне, в одиночку заботящейся об отце, дочери, зяте и внучке, зарезал её - и тут же заболел: засели в голове её последние слова о том, что это грех и что стоило бы ему свою душу поберечь, стали мучить «чёрные» бесы, подговаривая убить себя. Читать рецензию дальше

Рубрики:

О времени о жизни о себе

Комментарии (0)

<a href="https://www.liveinternet.ru/users/black-and-red_phoenix/post159920327/">РџРѕСЃРјРѕС‚СЂРµР»Р° &quot;Р’РѕР·РІСЂР°С‰РµРЅРёРµ&quot; Р®РјРѕРІР° (РІС‡РµСЂР°)</a> [more=Р”Рѕ]Р’С‹С…РѕРґРЅС‹Рµ РєРѕРЅС‡РёР»РёСЃСЊ, РєР°Рє РІСЃРµРіРґР°, РІРЅРµР·Р°РїРЅРѕ. РџРѕСЃРєРѕР»СЊРєСѓ РґР°РІРµС‡Р° РјРЅРµ Рё Р·Р°СЃРЅСѓС‚СЊ-С‚Рѕ РЅРµ СЃСЂР°Р·Сѓ СѓРґР°Р»РѕСЃСЊ, РїСЂРѕСЃРїР°Р»Р° СЏ РІСЃРµРіРѕ С‡Р°СЃР° С‡РµС‚С‹СЂРµ, С…РѕС‚СЏ РІСЃС‚Р°С‚СЊ СѓРјСѓРґСЂРёР»Р°СЃСЊ РґРѕСЃС‚Р°С‚РѕС‡РЅРѕ Р±РѕРґСЂРѕ, РїРѕР·Р°РІС‚СЂР°РєР°Р»Р°, СЃРѕР±СЂР°Р»Р°СЃСЊ Рё РЅРµСЃРїРµС€РЅРѕ РїРѕРµС…Р°Р»Р° РІ Р“РРўРРЎ РЅР° РїРµСЂРІСѓСЋ РїР°СЂСѓ РёРЅРіР»РёС€Р°, РІ РјРµС‚СЂРѕ СЂР°Р·РѕРє РїРµСЂРµС‡РёС‚Р°РІ С‚РµРєСЃС‚ РїСЂРѕ РћР»РёРІСЊРµ. РњС‹ РµРіРѕ РїРѕРїРµСЂРµСЃРєР°Р·С‹РІР°Р»Рё, РїРѕС‚РѕРј РїРѕС‡РёС‚Р°Р»Рё Рё РїРѕРїРµСЂРµРІРѕРґРёР»Рё С‚РµРєСЃС‚ РїСЂРѕ РћРґСЂРё РҐРµРїР±РµСЂРЅ. РќР° СЃР»РµРґСѓСЋС‰РµР№ РїР°СЂРµ Р·Р°СЂСѓР±РµР¶РЅРѕР№ Р»РёС‚РµСЂР°С‚СѓСЂС‹ РР»СЊРёРЅ Р·Р°РєРѕРЅС‡РёР» Р»РµРєС†РёСЋ Рѕ СЂС‹С†Р°СЂСЃРєРёС… СЂРѕРјР°РЅР°С… Рё РЅР°С‡Р°Р» Рѕ Р РµРЅРµСЃСЃР°РЅСЃРµ, Р° РїРѕСЃРєРѕР»СЊРєСѓ РѕР±С‰РёРµ СЃР»РѕРІР° РїРѕ РєСѓР»СЊС‚СѓСЂРµ СЌРїРѕС…Рё СЏ СѓР¶Рµ СЃР»С‹С€Р°Р»Р° Рё РѕС‚ РџРёРІРѕРІР°СЂРѕРІРѕР№, Рё РѕС‚ Р‘Р°СЂС‚РѕС€РµРІРёС‡Р°, СЏ СЃРјРѕРіР»Р° РЅРµРјРЅРѕРіРѕ РІР·РґСЂРµРјРЅСѓС‚СЊ. РўР°РєРёРј ... <a href="https://www.liveinternet.ru/users/black-and-red_phoenix/post159920327/">Р§РёС‚Р°С‚СЊ РґР°Р»РµРµ...</a>

Посмотрела "Возвращение" Юмова (вчера)

Дневник

Вторник, 05 Апреля 2011 г. 10:01 + в цитатник

До Рассказ Платонова «Возвращение (Семья Иванова)» примечателен тем, что именно после него, как это ни парадоксально, ему запретили печатать свои произведения. Новосибирский театр «Глобус» адаптировал непростой, былинно-насыщенный язык платоновской прозы этого текста для сцены с минимальными потерями, что едва ли пошло ему на пользу – несколько выспренных речевых структур звучат слишком театрально, добавляя ложку фальши в бочку традиционной реалистической постановки. Признаком чрезмерной зависимости от буквы классика стал и появившийся в спектакле рассказчик – поющий и приплясывающий стрелочник (Варавин) с птичьей клеткой, в которой подкармливает ненастоящую канарейку. Вопреки сложившимся стереотипам, он ни в чём не виноват, просто наблюдает со стороны за героями, представляет их или заставляет представляться самим. Он первым появляется на сцене – небольшом пространстве между сходящимися в глубине серыми стенами, припорошенном снегом, с перекрёстком настоящих железнодорожных путей, настоящей дрезиной: будучи, видимо, по совместительству обходчиком, проверяет, всё ли с рельсами в порядке. Вслед за ним приходит девушка Маша (Квасова) и садится возле стрелки на чемодан в ожидании поезда; ей уделяется настолько повышенное внимание, что можно подумать, будто она и есть главная героиня – мы узнаём, что она везёт с собой пластинку и музыкальную шкатулку с балериной, вертящейся под аккорды из «Лебединого озера». Вокруг неё гуляют красноармейцы – пьют, играют на аккордеоне и всячески веселятся, провожая на заслуженный отдых бравого капитана Алексея Иванова (Харин), единственного человека, обратившего внимание на незнакомку, днями и ночами не сходящую с места. В ответ на неуклюжий флирт годящегося ей в отцы офицера бойкая Маша сама лезет к нему целоваться, а потом у попутчиков роман развивается стремительно и бурно. Подразумевающийся поезд прибывает, конечно же, с оглушительным шумом, клубами дыма и прямыми лучами прожекторов, движется при помощи скользящих по сцене теней от пролетающих за окнами вагонов пейзажей и умению актёров покачиваться. Иванов выходит на одной станции с Машей, по дороге до дома ей приходится сдерживать его домогательства чемоданом, а уж дома они предаются ударной любви до сакраментальной фразы: «через двое суток…» Именно после такого временного отрезка Иванов вспоминает, что у него есть жена и двое детей, и приезжает домой; дети его не узнают, жена, нетерпеливо ждавшая его все эти дни, дичится как чужого. Начинаются семейные посиделки за столом – настолько долгие и подробные, дотошные ко всем деталям, что во время этой чрезмерно затянутой статичной мизансцены немалым усилием воли даётся держать глаза открытыми. Мы узнаём, что дети научились самостоятельно заботиться о себе, а 12-летний Петя (Васьков) в отсутствие отца повзрослел до поры, вырос в настоящего хозяина – строгого, бережливого, ворчливого: «ты как старик», - недоумевает Иванов, когда сын ведёт себя с ним как с равным, распоряжается всеми делами, воспитывает сестру. Маленькая Настя (Полякова) то и дело вызывает у публики добродушный смех, заставляя забыть об инциденте и совсем было поверить, что личная жизнь капитана Иванова сложилась совершенно идиллически. Но неожиданно благоверная по имени Любовь (Гофф) возьми да честно признайся, что пока муж воевал, к ней в гости захаживал некий Семён Евсеевич, потерявший всю свою семью и решивший заботиться о чужих детях, да и в неё влюбившийся. Алексей тут же находит в этом повод для ссоры – и воссоединившиеся после долгой разлуки супруги ночью, уложив детей спать, выясняют отношения: Любовь с трудом доказывает, что между ней и Семёном Евсеевичем ничего не было, что любила она только одного Алексея и никто другой ей не был нужен. Читать рецензию дальше

Рубрики:

О времени о жизни о себе

Метки: театр театры новосибирский молодежный театр "глобус" театр "глобус" глобус спектакли рецензии возвращение фестивали фестиваль золотая маска золотая маска

LiveInternetLiveInternet

-Метки

-Музыка

-Подписка по e-mail

-Поиск по дневнику

-Рубрики

-Фотоальбом

-Интересы

-Постоянные читатели

-Сообщества

-Статистика

Записи с меткой спектакли