Потерянный глаз Кутузова.

Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов (1745-1813) - генерал-фельдмаршал, главнокомандующий времён Отечественной войны (1812), полный кавалер "ордена Святого Георгия" (высшей военной награды Российской империи) и верный ученик Суворова.

Кутузов по праву занял одно из виднейших мест в нашей истории и как подобает всем великим людям, личность его покрыта мифами. Один из мифов - это повязка на лице полководца.

Кутузова часто изображают с повязкой на лице, она стала его отличительной чертой, своего рода символом. И именно в таком образе он прочно закрепился в нашей памяти. Но что случилось с его глазом? Одни говорят, что он был слеп на один глаз, другие, что глаз у него вовсе отсутствовал. Что же произошло на самом деле? Давайте разбираться.

Император-ковбой

В романе Яана Крооса о Фёдоре Фёдоровиче Мартенсе, сочинении во многих отношениях изрядном, я вдруг натолкнулся, с большой для себя досадою, на кочующий из одной книжки в другую рассказ о том, как император Александр со страху застрелил во дворце офицера, приняв его за террориста. Вообще говоря, этот нелепый апокриф издавна преследует писания об Александре Третьем, но Кроос (и тут у него получается двойная ошибка) приписывает подобный поступок его отцу, Александру Второму – Бог ведает, намеренно или по незнанию. Вот как это у него описано:

"После трех едва не удавшихся покушений и отчасти разоблаченных, отчасти сфабулированных охранкой заговоров нервы у императора были взвинчены до последней степени. Его нервозность переходила в панику, временами доходила, может быть, до грани безумия. Она проявлялась в приказах, хотя бы таких: окопать Зимний дворец рвом глубиной в сажень. И окопали. Официально велись канализационные работы. На самом деле искали подземный ход, будто бы прорытый под Зимним. Разумеется, чтобы подложить бомбу. В то же время государь всё судорожнее придерживался своих обычных привычек, а нетерпимость его могла проявиться бурным взрывом. Упаси боже, чтобы кто-нибудь в эти месяцы посмел поблизости от него курить. Так это и случилось. В свободную минуту на дежурстве тот самый капитан разговаривал в помещении охраны Зимнего дворца с офицерами и курил папиросу. В этот момент в соседнем помещении защелкали каблуками, слышно было, как офицеры повскакали по стойке "смирно", и в дежурное помещение буквально ворвался государь. Капитан каким-то образом оказался у него поперек дороги, он отскочил, с испуга бросил горящую папиросу под стол и хотел застыть в приветствии. Но не успел. Император, который, по-видимому, и у себя во дворце ходил, держа руку за пазухой и палец на взведённом курке, нажал на него. Оттого, что увидел быстрое движение офицера и полет чего-то горящего в воздухе! Разумеется, это должна была быть бомба… Императорской пулей капитан был сражён наповал. Со страху самодержец совершил убийство. Разумеется, историю замяли. Капитан будто бы погиб при выполнении служебного долга. Его родным была выплачена компенсация. Но, разумеется, пошли слухи. И государь напился – в лучшем случае – от стыда и недовольства собой. Уже когда оказался в силах понять, до какой степени его рефлекторное действие обнажило и символизировало государственную, общественную и психическую безвыходность России…"

Вкратце разберем это нагромождение нелепиц. В приказе окопать Зимний дворец (исходившем, кстати, тоже от Александра Третьего, а не Второго) никакого безумия не было: известно о реальном поводе к этому – а именно, о находке мощнейшей мины-фугаса под Малой Садовой (об этом можно прочесть, к примеру, у Зимина). Во-вторых, русский государь, сызмалу привыкший понимать своё положение, отнюдь не имел – да и вряд ли мог приобрести - привычку носиться стремглав по дворцу, распугивая офицеров. В-третьих, Александр Николаевич, в отличие от своего отца, курил сам и к курению остальных, включая собственных сыновей, относился исключительно хорошо. Так что пугаться капитану было решительно незачем. Александр же Александрович курил вовсю (можно даже сказать, "дымил как паровоз" - как и Николай II, кстати). В-четвертых, с револьвером на взводе императоры по дворцовым помещениям тоже не бегали (надеюсь, мне не нужно объяснять, почему). В-пятых, по части мгновенной реакции на угрозу и меткости стрельбы между героями вестернов и августейшими особами все же имелась разница, и явно не в пользу последних. Поэтому столь моментальную решимость государя открыть огонь у себя во дворце и столь же первоклассное осуществление этого намерения нелегко себе и представить. В-шестых, принять летящую в сторону папиросу за брошенную в твою сторону бомбу довольно трудно. В-седьмых, даже если и случилось так обознаться, то первая инстинктивная реакция в такой ситуации – не доставать пистолет и стрелять (на это просто не хватит времени), а либо отмахнуться от летящего предмета, либо отскочить в сторону. В общем, мой Станиславский не верит.

Обратите внимание, как неприязненно глядит царь на курящего генерала. Стрелять, должно быть, готовится…


Итак, откуда ж дровишки? Из революциённого леса, вестимо. Был такой деятель народничества, Степняк-Кравчинский, основательно забытый на родине, но до сих пор весьма чтимый в Великобритании, особенно в её традиционно левых профессорско-академических кругах (зайдя как-то раз в Британскую Библиотеку за книжками по юриспруденции, я был весьма поражён, обнаружив его, вместе с Верой Засулич и Лениным, в шорт-листе наиболее выдающихся людей всех времён, оказавших своим посещением честь этой отнюдь не заштатной библиотеке). Степняк в 1878 г. тяжело ранил кинжалом (как оказалось, смертельно) шефа корпуса жандармов генерала Мезенцева (правнука Суворова, между прочим), после какового деяния благополучно утёк в Лондон, где занялся литературщиной известного свойства, к которой имел не только призвание, но и талант. В 1895 году, перед тем как попасть под поезд в Чизвике (for more information see Stepniak's death on the railway), он выпустил памфлет (или, лучше сказать, пасквиль) на английском языке "Царь-чурбан, царь-цапля", где и рассказал историю про убийство Александром III офицера дворцовой стражи, назвав для убедительности даже фамилию его (барон Рейтерн, родственник министра финансов). Вот от Степняка, по всей видимости, и пошла эта байка, увековеченная недавно и в картине. Откуда же он сам её почерпнул – сие мне неведомо.



Впрочем, эти нелепицы проходят совершенно безнаказанно, потому что всё досоветское тысячелетие русской истории как было, так и остается для большинства читателей – пусть даже в остальном весьма образованных – своего рода terra incognita, про которую можно безнаказанно сочинять любой вздор. Да и то сказать: чего только не придумаешь, за что только не ухватишься, лишь бы подчеркнуть как можно изобразительнее всю "государственную, общественную и психическую безвыходность России…"

Словом, папироса была, а стрельбы и крови, полагаю, не было. Как говаривал отец психоанализа, иногда папироса – это всего лишь папироса.

http://foto-history.livejournal.com/6036752.html

Хрустальная душа и история ее любви


Крымские историки разгадали одну из тайн царской семьи, зашифрованную в дневнике великой княжны Ольги Романовой…

Мы сострадаем судьбе британской принцессы Дианы, совершенно не подозревая о том, что история любви российской принцессы — великой княжны Ольги Романовой — еще более возвышенна и более трагична… Кстати, в отличие от леди Ди старшая дочь российского императора Ольга Романова была принцессой по рождению — багрянородной, то есть рожденной после коронации своего августейшего отца. (Сама монархистка и очень люблю ОТМА, но принцессу Диану автор статьи зря заругал. Примечание от weisse_winter, от меня то есть).



Дневники дочерей последнего русского императора долгое время хранились под особым надзором. Немногим было позволено заглянуть в них, хотя никаких государственных и политических тайн они не содержали. И вот однажды доверительные строки, написанные Ольгой Романовой, прочла неравнодушным взглядом крымская исследовательница Марина Земляниченко. Она первой обратила внимание на литеру С., заменявшую имя возлюбленного принцессы.

- Это была определенно начальная буква слова среднего рода, а не имени, потому что в дневнике встречаются только сочетания "мое С.", "любимое С." Зная, как в дружной и любящей царской семье были естественны ласковые обращения к друг другу — "сокровище", "солнце", "счастье", — можно с уверенностью говорить о том, что избранник великой княжны был счастьем, озарившим неведомым ранее чувством глубокой и нежной любви ее довольно однообразную жизнь.

По дневникам можно проследить, как увлечение быстро становится душевной потребностью все время видеть его, быть рядом с ним. Она отмечает каждый день, проведенный без него: "так гадко без моего С., ужасно", "без него пусто", "С. не видела и грустно". И бесконечно счастлива любой встрече с "милым", "дорогим", "золотым"…


Так чье же имя так тщательно скрывала великая княжна Ольга, доверяя только дневнику свою тайну, свою первую настоящую любовь? Сопоставив дневники царевны с вахтенными журналами "Штандарта" и камер-фурьерскими журналами, Марина Александровна сумела точно назвать это имя. Сердце принцессы Ольги покорил один из вахтенных начальников царской яхты мичман Павел Воронов. Она же нашла и уникальные фотографии гвардейского офицера, который, сам о том не ведая, стал тайным счастьем — "С." — великой княжны.

Итак, Павел Алексеевич Воронов, 25-летний моряк, сын потомственного дворянина Костромской губернии.


Чем привлек он особое внимание первой девицы российской империи? Чем выделялся он среди других своих сослуживцев по "Штандарту", столь же статных, с безупречной выправкой, изысканно светских офицеров?


Жаркое крымское лето было противопоказано императрице, и потому летние месяцы Романовы проводили на борту яхты, крейсирующей в финских шхерах. А осенью "Штандарт" доставлял августейшую семью из Севастополя в Ялту.

Случалось, что Александра Федоровна вместе с Ольгой и Татьяной наведывались в ходовую рубку корабля, украдкой совали вахтенным офицерам пирожные и конфеты, дабы скрасить нелегкую и ответственную службу. Цесаревич Алексей тот столь тесно общался с матросами, что выучился игре на балалайке и ни за что не хотел играть на более "благородных" инструментах.


Жизнь на яхте давала членам царской семьи возможность напрямую общаться со своими подданными, одетыми в матросские форменки и офицерские тужурки, без строгих условностей придворного этикета.

Десант в Преисподнюю

В экипаже "Штандарта" мичман Воронов появился вскоре после прогремевшего на весь мир события — мессинского землетрясения. 15 декабря мощные подземные толчки сотрясли остров Сицилия. Его последствия были равнозначны взрыву атомной бомбы в Хиросиме: десятки тысяч людей оказались заживо погребенными под руинами Мессины и других сицилийских городов.


Первыми на помощь пострадавшим от разгула стихии пришли русские моряки с кораблей "Слава", "Цесаревич" и "Адмирал Макаров", которые находились в Средиземном море в учебном плавании с гардемаринами Морского корпуса на борту. Среди них был и гардемарин Павел Воронов. Вместе со всеми он вытаскивал из-под завалов раненых, переносил их в лазареты, отбивал налеты мародеров.


Десант в преисподнюю. Это было именно так. Моряки вступали в горящий рушащийся город. Не было ни малейшей уверенности в том, что страшные толчки не повторятся вновь, и тогда гигантская волна могла сорвать стоявшие на якорях корабли и швырнуть их на берег. Рисковали все — от адмирала до последнего матроса. Мало того, что надо было разбирать руины, перевязывать раненых, успокаивать обезумевших от горя и страданий людей, приходилось порой отстреливаться от банд мародеров, грабивших полуразрушенный банк, магазины… "Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, — свидетельствовали итальянские репортеры, — русские матросы вынуждены были выдержать борьбу с кучкой грабителей, в три раза превосходивших их по численности. При этом шестеро моряков были ранены".


Король Виктор Эммануил III послал русскому императору благодарственную телеграмму от имени всего итальянского народа: "В моей глубокой скорби спешу самым сердечным образом благодарить Тебя и Государыню за Ваше искреннее участие в горе, столь тяжело постигшем Италию. Несчастные потерпевшие никогда не забудут деятельную и великодушную помощь, оказанную Твоими славными моряками".

Мессина — великая гуманитарная победа российского флота. Еще свежа была горечь Цусимы, но мужество моряков средиземноморского отряда вернуло Андреевскому флагу утраченную доблесть. Выпуск Морского корпуса 1908 года был назван "мессинским".

В царской семье живо обсуждали мессинскую трагедию и не раз расспрашивали о ней не просто очевидца, а одного из героев этих событий мичмана Воронова, волею морских судеб зачисленного в экипаж царской яхты.

Ольга представляла себе землетрясение по картине Брюллова "Последний день Помпеи". Тем значительнее казалось ей все, что пережил и совершил в Мессине отважный юноша. Возможно, именно с той поры и запал в ее сердце высокий молодой офицер, рассказывавший о страшных событиях с подкупающей простотой и скромностью. Он нравился всем — Николай II охотно выбирал его в партнеры по лаун-теннису, а старшие дочери — в кавалеры на танцах и в спутники на горных прогулках. Цесаревич Алексей, болезненный от природы, устав в пути, с удовольствием перебирался к нему на руки. Мало-помалу мичман, а с 1913 года лейтенант Воронов сделался непременным участником едва ли не всех общесемейных событий в Ливадийском дворце.

Воспитанные в спартанском духе царские дочери были начисто лишены высокомерия и жеманности.Они охотно общались с молодыми офицерами, в меру флиртовали и даже дурачились со своими подданными — играли в прятки, жмурки, пекли в костре картошку, могли валяться на сене… Но была грань, за которую никто из приближенных никогда не переступал. Ольга же сама подступила к ней слишком близко. Домочадцы и придворные не могли не заметить, что на балу, устроенном на "Штандарте" в день 18-летия великой княжны, она чаще всего и охотнее всего танцевала с мичманом Вороновым. И на яхте знали — раз Воронов наводит бинокль в сторону Ливадийского дворца, то значит, где-то на берегу мелькает белое платье старшей царевны.


"...ЛИВАДИЯ. 13 сентября 1913 года"

Сперва сидела дома из-за дождя, потом с Папа по виноградникам ходила. К завтраку были Н.П.(старший офицер яхты "Штандарт" Н.П. Саблин) С. … Днем Папа пошел гулять с тремя свитными, а мы остались дома, и я не жалела, так как мое С. было и Н.П. Сидели у Мама в комнате. С. записывал на листе вещи для базара (благотворительного базара в Ялте. — Прим. М.З.), я сидела около. Так радовалась его увидеть. Вчера весь день не видела и мне его очень недоставало… Потом я для него на рояле поиграла и когда Папа вернулся, пили чай".

Это одно из многих признаний великой княжны любви к Павлу, доверенных своему дневнику. Но разве сохранишь девичью тайну от матери? Всерьез обеспокоенная нешуточным романом старшей дочери, Александра Федоровна ищет выход из положения. Можно только представить, как обстоятельно обсуждалась деликатная тема на "родительском совете". Тем более что прецеденты были. Младшая сестра Николая II, единственная багрянородная дочь Александра III, принцесса Ольга настояла на своем замужестве с гвардейским офицером. Теперь же ее племянница, похоже, вознамерилась повторить былой семейный скандал. Однако ничто не должно было бросить тень на первую девицу империи, будущую королеву одной из европейских держав.

Проще всего было удалить нечаянного виновника проблемы, перевести в экипаж другой яхты или вообще сослать куда-нибудь в Сибирскую флотилию. Но августейшие родители нашли иное решение — более гуманное по отношению к лейтенанту и довольно жестокое по отношению к собственной дочери. Воронову дали понять, что его женитьба на графине Ольге Клейнмихель, племяннице фрейлины, более чем желательна.

- Мы никогда теперь не узнаем, — вздыхает Марина Александровна, — была ли помолвка с Ольгой Клейнмихель решительным шагом к развязке, выбранным самим Вороновым, или же августейшие родители, заметив особую нежность в отношениях своей своенравной дочери и гвардейского офицера, поспешили вовремя разлучить их, дабы избежать лишних пересудов и сплетен, всегда сопровождавших жизнь царской семьи?..

Свадьбу назначили на 7 февраля 1914 года. На обручальных кольцах были выгравированы имена Павла и Ольги.

Но увы, не Ольги Николаевны, а Ольги Константиновны Клейнмихель…

Есть ли более жестокое испытание для души 18-летней девушки, чем присутствовать на свадьбе своего возлюбленного? Но именно это пришлось пережить принцессе Ольге. Семья Романовых присутствовала на бракосочетании лейтенанта Воронова и племянницы одной из фрейлин.

Это только в сказках солдат-удалец может взять в жены царскую дочь. А в жизни…

Ольге постоянно напоминали, что российская корона в иерархии европейских монархий занимала одно из первых мест, и с этим надо было считаться. В отличие от принцессы Дианы принцесса Ольга подчинилась строгим правилам монархического благочиния. Покой и согласие императорского дома — превыше чувств. Не зря даже в песне поют: "Жениться по любви не может ни один, ни один король…"

Ольгу тоже поспешили выдать замуж: по всем династическим канонам суженого для нее отыскали в Румынии — наследного принца Кароля.

Но разве мог он стоять в ее глазах рядом с отважным и благородным моряком Павлом Вороновым? Карлуша — одним этим насмешливым именем в ее дневнике выражено все отношение Ольги к горе-жениху.

Августейшие родители, несмотря на всю политическую выгоду такого брака, не стали неволить старшую дочь. Александра Федоровна рассудила мудро: "Дело Государя решить, считает ли он тот или иной брак подходящим для своих дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти".


"СПАСИ ЕГО, ГОСПОДИ!"

А ведь судьба давала Ольге реальный шанс избежать казни в Екатеринбурге. Румынский трон не дрогнул в 1917 году… Она отбросила этот шанс. Она продолжает любить Воронова! В ее дневниках по-прежнему слово "счастье" соотносится только с именем Павла: "С. видела! Благодарю Господа!.. Спаси его, Господи!"

И Господь не раз спасал отважного офицера. Спас от вражеских пуль во время Великой войны. Спас от унизительной казни с отрезанием носа, которой подверглись в дни революционного разгула некоторые офицеры "Штандарта". Спас от кровавых "вахрамеевских ночей" в Севастополе, которые учинялись в декабре 17-го и феврале 18-го.

Мессинское землетрясение повторилось в России, охваченной Гражданской войной, в евразийском масштабе. Образы брюлловского полотна осуществились наяву. Павлу Воронову наверняка пригодилась мессинская закалка. Он с честью выжил. В годы Гражданской войны выполнял опасные поручения штаба Добровольческой армии. А когда военное поражение белых стало очевидным, отбыл из Новороссийска в 1920 году на английском крейсере "Ганновер" в Стамбул. Вместе с ним была жена — Ольга Константиновна. Знал ли он, какая участь постигла его возлюбленную? Конечно, слухи об убийстве царской семьи разошлись и по белому стану. Но это были слухи, и Воронов не хотел верить в худшее. Да и чем он мог помочь той, что дарила ему нежные взгляды? Их пути были разведены рукой неумолимого стрелочника.

Всего лишь трех лет не хватило до того времени, когда они могли связать свои судьбы навсегда: в марте 1917 года великая княжна Ольга перестала быть титулованной особой и стала простой гражданкой России.

Если положить на одну чашу весов все добрые деяния Ольги, а на другую — ее прегрешения, то первая чаша не приподнимется ни на йоту.


Нет на ней ни одного смертного греха, всю свою недолгую жизнь она спешила делать добро: собирала пожертвования для больных туберкулезом, хранила целомудрие, все три года войны выхаживала раненых в царскосельском госпитале, молилась Богу и… приняла мученическую смерть в 22 года. Одна на ней вина была — царская дочь…


В августе 2000 года Русская православная церковь причислила Ольгу Романову в числе всей семьи Царственных страстотерпцев к лику святых.

Ольгу Романову прочили в престолонаследницы, когда ее отец заболел брюшным тифом в Ливадии — в 1900 году. Мало кто верил в выздоровление Николая II, и потому в обход законов о престолонаследии, утвержденных Павлом I, поговаривали, что именно Ольга как старшая из дочерей (наследника Алексея еще не было) должна занять место отца на троне.

Судьба играла с Ольгой в дьявольские кошки-мышки — то сулила российский престол, то румынский и в конце концов привела в расстрельный подвал ипатьевского дома.

Об эмигрантской судьбе Павла Воронова известно немного. Из Турции перебрался в Америку, где дожил до седых волос и скончался в 1964 году в возрасте 78 лет. Погребен на кладбище Свято-Троицкого монастыря в городке Джорданвилл, что в штате Нью-Йорк.


Она спасла своего возлюбленного от забвения. Кто знал бы его, кто помнил сейчас лейтенанта Павла Воронова, если бы не святое чувство Ольги, осенившее его на заре юности?

На могиле Павла Воронова стоит иконка с ликом мученицы великой княжны Ольги. Они встретились, как говорили в старину, за гробом.

В Ливадии у входа на Царскую тропу стоит стела в виде античной колонны, украшенной скульптурным портретом некой девы. Экскурсоводы утверждают, что это просто архитектурное украшение, но если вглядеться в этот каменный лик, невольно увидишь в нем черты старшей царевны — Ольги Романовой. Это единственный памятник двум разлученным сердцам.

Николай Черкашин

http://foto-history.livejournal.com/6055715.html

Царевна Татьяна, любимица Матери и Отца...


Татьяна Николаевна Романова, Великая княжна, вторая дочь императора Николая II и императрицы Александры Фёдоровны (урожденной Принцессы Алисы Гессенской)..


Воспоминания...

Читать далее

http://foto-history.livejournal.com/6075365.html

Семья Александра II.

Семья Александра II

Алексей Харламов. Портрет императора Александра II. 1874

Читать далее...

Династии России. Брюлловы.



ДАЛЕЕ ►>>>>>

Маленькие тайны законных супруг вождей.

Оригинал взят у jurashz в Маленькие тайны законных супруг вождей

http://foto-history.livejournal.com/6088776.html

Ольга Калиновская, первая любовь цесаревича Александра

Ольга Калиновская, первая любовь цесаревича Александра

Ольга Калиновская, художник Жозеф Дезире Корт

Читать далее...

СМЕРТЬ ПАТРИАРХА

Оригинал взят у hanzzz_muller в СМЕРТЬ ПАТРИАРХА

http://foto-history.livejournal.com/6120100.html

В Таллине найден тайник с фотографиями Царской Семьи

Оригинал взят у sayanarus в В Таллине найден тайник с фотографиями Царской Семьи

http://foto-history.livejournal.com/6242446.html

Николай 2 - полтора года в Могилеве

Всем нам известно, что практически полтора года император Николай 2 провел в белорусском городе Могилеве. Кстати, был он и моем родном городе Гомеле. Об этом постараюсь написать чуть позже. Вот нектороые подробности:

В последние годы своего царствования император-страстотерпец Николай II проводил в Могилеве больше времени, чем в Петербурге. Обязанности Верховного главнокоман­дующего, принятые им на себя, требовали его почти постоянного пребывания в Ставке. Так и получилось, что фактически последней столицей империи стал Могилев — город, где находилась царская Ставка.



В августе 1915 года Николай II при­нял на себя звание Верховно­го Главнокомандующего, отстра­нив от этой должности великого князя Николая Николаевича. Реше­ние это мотивировано было многими обстоятельствами.

Прежде всего здесь сыгра­ло роль желание государя прекратить разделение го­сударственной власти, все более ширившееся с начала войны. Об этом положении, создавшемся вследствие чуть ли не враждебного отноше­ния Ставки к правительству и правительства к Ставке, можно найти упоминания во многих мемуарах деяте­лей того времени. (Каждый, естественно, видел ситуа­цию со своей колокольни и со своей колокольни о ней судил.) Например, генерал А. Д. Бубнов, наблюдавший происходящее с «колоколь­ни Ставки», впоследствии писал в своих воспомина­ниях: «Оба органа верхов­ной власти: правительство в столице и верховное ко­мандование в Ставке, если и не вступили сразу же по­сле начала войны в открыто неприязненные отношения, то во вся­ком случае, вместо тесного единения, начали подозрительно относиться друг к другу. В Ставке стали прислушивать­ся и приглядываться к тому, что гово­рят и делают в столице, то есть в пра­вительственных и придворных кругах, а в столице стали гадать и наблюдать за тем, что думает и предпринимает Став­ка. При этом тесного единения не было не только между гражданским управ­лением государством и верховным ко­мандованием, но не было его и в чисто военной сфере, ибо военный министр, на котором лежала громадная и ответ­ственная задача снабжения и уком­плектования армии, не был подчинен Верховному Главнокомандующему».



Решение Николая II встать во гла­ве армии было воспринято в обществе неоднозначно. В определенных кругах говорилось о том, что не обошлось здесь без влияния императрицы, но эти разговоры не относятся к нашему пове­ствованию, и мы воздержимся от того, чтобы цитировать их или обсуждать. Для нас важно то, что в один из пере­ломных моментов своей жизни послед­ний российский император оказался связан с Могилевом: именно сюда была перенесена в августе 1915 года Ставка, находившаяся прежде в Бобруйске.



В первые дни своего пребывания в Ставке Николай II жил в императорском поезде, но уже вскоре перебрался в го­род. В его дневнике сохрани­лась помета: «Решил пере­ехать в Могилев на житель­ство, оно гораздо удобнее во всех отношениях». Алек­сандре Федоровне он напи­сал то же самое — но более развернуто: «Лесок, в кото­ром стоял наш поезд, очень уютен, но благодаря дождям там стало сыро, даже в ваго­нах; поэтому, чтобы быть по­ближе к моему штабу и жить в доме, я решил, что лучше и проще всего будет переехать в город».



Могилев к моменту при­бытия императора представ­лял собой довольно обыч­ный губернский город, хотя и весьма живописно распо­ложенный. Николай II по­селился в губернаторском доме (заняв две комнаты во втором этаже — спальню и кабинет) и в письмах к же­не отзывался о нем и об окружающей местности так: «Здание старое, но впол­не удобное, с садиком и очарователь­ным видом на Днепр и далекую окрест­ность — положительно Киев в миниа­тюре». Гораздо менее снисходителен к городу был М. К. Лемке (в ту пору — военный цензор, впоследствии — член РКП(б)): «Что сказать о современном Могилеве на Днепре (губернском)? Из многих вымирающих губернских го­родов (Смоленск, Калуга, Пенза) он не лучший. Небольшой, грязный, лишенный примитивных удобств, с четырьмя(!)вагонами одноконной тяги, идущими не шибче молодца солдата из стрелкового полка, пыльный, населен­ный еврейской беднотой, управляемый разнузданной полицией под предво­дительством солдафона, сгибающего­ся перед каждым придворным лаке­ем... Теперь, при Ставке, грязь немно­го повычистили, полиция подтянулась и приоделась, но это и все. Интеллиген­ция как-то совершенно не видна, да, су­дя по хроническим крахам драматиче­ских трупп даже при Ставке, по отсут­ствию библиотек и книжных магазинов, надо думать, что ее и вовсе нет...»



Подробно описывал быт государя в Ставке — по крайней мере, внешнюю его сторону — полковник Генерально­го штаба В. М. Пронин: «На южной окраине Могилева, на высоком и кру­том берегу Днепра, откуда открывался прекрасный вид на заднепровские дали, стоял небольшой двухэтажный губер­наторский дом. Здесь имел пребывание Государь Император во время своих приездов в Могилев. Почти вплотную к этому дому, или как мы его называ­ли — “дворцу”, примыкало длинное двухэтажное здание Губернского прав­ления; в нем находилось Управление генерал-квартирмейстера, этого “свя­тая святых” всей русской армии. Перед “дворцом” и Управлением была доволь­но большая площадка, обнесенная со стороны прилегавшего к ней город­ского сада и улицы железной решет­кой. У парадного входа “дворца”, когда Государь был в Ставке, обыкновенно стояли парадные часовые от Георгиевского батальона, составлявшего охрану Ставки. Батальон комплектовался ге­оргиевскими кавалерами — офицерами и солдатами всех строевых и пехотных частей армии, по особому выбору. Это, так сказать, были “храбрейшие из храб­рых”. В ближайших аллеях сада и на прилегающей к площадке улице несли дежурство чины дворцовой полиции и секретные агенты, которых мы называ­ли “ботаниками”. Дабы не обращать на себя внимания, они, внешне сохраняя непринужденный вид, словно прогули­вались, останавливались у дерева или цветочной клумбы и как бы внима­тельно их рассматривали, в то же вре­мя зорко следя за всеми прохожими и проезжими».

Помимо георгиевских кавалеров и «ботаников», государя охраняли особый авиационный отряд, артиллерийская батарея, а также другие воинские подразделения. Но, несмот­ря на это, в самой атмосфере Ставки с появлением здесь царя — как ни странно это покажется стороннему наблюдателю — воцарилась атмосфе­ра здоровой демократичности. Это можно отчетливо увидеть на примере

кинематографических сеансов, кото­рые были едва ли не единственным доступным развлечением в Могилеве: для Николая II не устраивали особых показов, вместе с ним перед экраном сидели и офицеры, и рядовые солдаты.

Вообще, многие — даже и те, кто относился к царю критически, — признавали, что при нем в Ставке стало го­раздо спокойнее. Ушла напряженность, присутствовавшая здесь при великом князе Николае Николаевиче (хотя справедливости ради следует сказать, что великого князя любили в войсках). «Как неузнаваем штаб теперь, — отме­чал великий князь Андрей Владими­рович. — Прежде была нервность, из­вестный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним свои присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со все­ми говорит, всех обласкает; для каждо­го у него есть доброе слово».



С особенным воодушевлением вос­приняли известие о том, что Николай II принял на себя командование русской армией, простые солдаты. Свидетель­ствовали об этом многие — в частно­сти, генерал И. К. Григорович: «Когда Государь объезжал войска на фронте, крепости, порта, заводы и лазареты, было приятно смотреть на то участие и радость, которую он повсюду встречал, в особенности среди раненых, которых он утешал и награждал».

Распорядок дня государя, когда он находился в Ставке, был строг и одно­образен. Вставал он рано утром, пил ко­фе. Затем шел в штаб, где рассматривал донесения с фронта, слушал доклады. В двенадцать или в половине первого накрывали завтрак, за которым обык­новенно присутствовали до двадцати человек. В середине дня Верховный Главнокомандующий с небольшой свитой выезжал на автомобиле за го­род, где совершал пешую прогулку. По возвращении домой — вновь занимал­ся докладами, донесениями и другой военной работой. В половине восьмо­го бывал обед — как и завтрак, весьма скромный (из трех блюд). После обеда государь работал до глубокой ночи в кабинете.

Кроме того, по свидетельству прото­пресвитера Георгия Шавельского, «во все праздничные и воскресные дни и накануне их Государь посещал штабную церковь. Пропуски в этом отношении были чрезвычайно редки и всегда вы­зывались какими-либо особыми при­чинами. “Как-то тяжело бывает на ду­ше, когда не сходишь в праздник в цер­ковь”, — не раз слышал я от Государя».

Уезжая после «побывки» из Царско­го Села осенью 1915 года, Николай II взял с собой в Ставку цесаревича. 1 ок­тября Александра Федоровна писала мужу: «Всегда так больно провожать тебя, а теперь еще и Бэби уезжает с то­бой первый раз в жизни. Это не лег­ко — это ужасно тяжело. Но за тебя я рада, что ты будешь не один, и наш Маленький будет горд путешествовать с тобой один, без женщин, совсем боль­шой мальчик...»

В Ставке цесаревич проводил много времени с отцом. Вместе с ним он даже совершал поездки на передовые пози­ции. Граф Д. С. Шереметев вспоминал об одной из таких поездок: «Рота сол­дат, вынырнувшая из окопа и возвра­щавшаяся на отдых, с удивлением узна­ла Цесаревича Алексея Николаевича. Надо было видеть радость и изумление солдат, когда они поняли, что перед ни­ми Государь Император с Наследником Цесаревичем».

Такого рода «вылазки» Алексей, ко­нечно, как и любой мальчик его возрас­та, воспринимал как увлекательные приключения. Но вообще жизнь его — даже в Ставке — приключениями бы­ла бедна. Когда он не находился с от­цом, он или занимался уроками, или гулял, по большей части в саду, приле­гающем к дому. Имея живой характер, подросток быстро сходился с людьми — с офицерами, их денщиками, с моги- левскими детьми. В его натуре, при всей шаловливости, не было деспотиз­ма. Он не помыкал своими знакомца­ми, сердце его легко открывалось для дружеских чувств, сострадания, любви. Однажды он попросил отца Георгия Шавельского познакомить его с маль­чиком Шурой, алтарником штабной церкви, и, расспрашивая о нем, узнал, что мальчик вынужден много време­ни проводить дома — его мать тяже­ло болела, и он ухаживал за ней. Ко­гда отец Георгий рассказал Алексею об этом, «наследник сразу смолк и заду­мался». Дальнейшая беседа в воспоми­наниях о. Георгия Шавельского пере­дана так: «“Наверно, вы хотите ближе познакомиться с Шурой?” — прерываю я его молчание. “Да, очень хочу”. “То­гда назначим час для встречи, и я ска­жу Шуре, чтобы он пришел в сад. Хоро­шо?” “Хорошо, — как-то нерешительно сказал Наследник, а потом, помолчав минутку, прибавил: — а, может быть, ему нужно быть около больной мате­ри?” Я глядел на него и любовался той чистой, неподдельной скорбью, кото­рая в это время отражалась на его пре­красном личике. Он, конечно, теперь мысленно представлял себе несчастную больную мать и горе ее сына...»



Иногда в Могилев приезжала импе­ратрица с дочерьми, и жизнь Ставки резко менялась, несмотря на то, что Александра Федоровна жила с дочерь­ми не в губернаторском доме, а в сво­ем поезде. Так, к обедам, когда царская семья бывала в Могилеве, никто не приглашался: государь предпочитал проводить время в узком кругу родных. Завтраки внешне проходили по-преж- нему, но в гораздо более официальном тоне. Церковь император и его домаш­ние посещали тоже вместе, причем не только праздничные литургии, но и всенощные накануне их.

Пост Верховного Главнокомандую­щего Николай II занимал около полу­тора лет. 22 февраля 1917 года он в по­следний раз выехал из Царского Села в Могилев. Обратно же вернулся уже не императором — арестантом.

http://foto-history.livejournal.com/6244178.html

Императорская Россия в лицах: костюмированный бал в Зимнем дворце в 1903 году

Оригинал взят у habanerra в Императорская Россия в лицах: костюмированный бал в Зимнем дворце в 1903 году

http://foto-history.livejournal.com/6385033.html

Великая Матушка. Как внучка английской королевы стала русской святой

У Эллы, как называли её близкие, не было русской крови, но это не помешало ей стать русской святой.

Её, родившуюся 150 лет назад - 1 ноября 1864 г., - со­временники называли первой красавицей Европы. Отцом Елизаветы был Великий Герцог Гессен-Дарм­штадтский Людвиг IV, матерью - принцесса Алиса, дочь английской королевы Виктории.





«Я счастлива»

В Россию 20-летнюю Эллу привело согласие выйти замуж за великого князя Сергея Романова - брата императора Александра III. Супруги были глубоко религиозны. Будучи протестанткой, Элла добровольно простаивала рядом с Сергеем Александровичем многочасовые службы в православных храмах. После первых 6 лет в России вопреки воле отца она перешла в православие. «Как я могу лгать всем, притворяясь, что я протестантка, когда моя душа полностью принадлежит религии здесь?!» - написала она отцу.

К этому времени Элла уже начала говорить по-русски, понимала красоту церковнославянского языка и восхищалась им. В её семейной жизни царила гармония. «Я счастлива и очень любима», - писала она бабушке, английской королеве Виктории, а в письме к брату Эрнсту называла мужа «настоящим ангелом доброты». В 1891 г. пара переехала из Петербурга в Москву - великого князя назначили генерал-губернатором Первопрестольной. Эта высокая должность сделала Сергея Александровича мишенью для революционеров-террористов. Генерал-губернатору часто угрожали. Дошло до того, что князь, выходя из дома, старался не брать с собой близких, чтобы сберечь им жизнь в случае покушения. Террорист Каляев кинул бомбу в великого князя 4 февраля 1905 г. на территории Кремля. Услышав взрыв, Елизавета Фёдоровна выбежала из дворца на улицу. С мертвенно-бледным лицом она собирала куски разорванного тела супруга. Одна старушка принесла ей найденный палец князя с обручальным кольцом, одну руку убитого нашли по ту сторону Кремлёвской стены, а сердце - на крыше одного из зданий.

Трагедия в Кремле стала прообразом кровавого месива, в которое превратят революционеры Россию через 12 лет. Крест, установленный Елизаветой Фёдоровной на месте убийства супруга в Кремле, в 1918 г. лично демонтировали Ленин на пару со Свердловым. А после революции Ленин какое-то время жил в родовом имении Сергея Александровича Ильинском, что в 30 км от Москвы. В Ильинском Элла и Сергей провели медовый месяц, устроив за это время для крестьян родильный дом и став крёстными для многих сельских детишек. Местные жители не удивлялись, когда к ним в дом приходила великая княгиня с вопросом: «Чем вам помочь?»

После гибели мужа Елизавета Фёдоровна продала все драгоценности, включая обручальное кольцо, приобретя на эти деньги в Москве на Ордынке большое поместье с садом, где основала Марфо-Мариинскую обитель милосердия. Устроила здесь бесплатную больницу для бедных, где вели приём лучшие врачи. А сама она ассистировала докторам во время сложных операций. В обители были приют для сирот, бесплатная столовая, воскресная школа для детей и взрослых, библиотека. «Не все были способны правильно понять происшедшую в ней перемену, - писал о Елизавете Фёдоровне её современник протопресвитер Михаил Польский. - Надо было пережить такую катастрофу, как её, чтобы убедиться в непрочности богатства, славы и прочих земных благ, о чём столько веков говорит Евангелие».

Елизавета Фёдоровна спала 4 часа в сутки на скамье без матраса, ухаживала за самыми трудными пациентами, перевязывала больных с гангреной, не гнушаясь запаха, после которого приходилось менять на себе одежду. «Я обручаюсь Христу и Его делу, - писала она в те дни. - Я всё, что могу, отдаю Богу и ближним, я глубже ухожу в нашу Православную Церковь». Все решения она принимала с благословения старцев.

Две сестры

В Москве за помощь бедным, больным, бездомным Елизавету Фёдоровну называли Великой Матушкой. Даже в столь злачном месте, как Хитров рынок, где матушка подбирала беспризорников, её никто не осмеливался тронуть. Когда большевики решили арестовать Елизавету Фёдоровну, они послали в обитель не москвичей, а группу латышей. Её схватили на третий день Пасхальной недели в 1918 г.

Вместе с Елизаветой Фёдоровной в ссылку на Урал отправилась её верная келейница инокиня Варвара. В рудниковую шахту глубиной 60 м под Алапаевском матушку сбросили живой. Это произошло 18 июля, в день именин её покойного мужа. А за сутки до этого в Екатеринбурге была убита царская семья. Как известно, супруга Николая II, Александра Фёдоровна, была младшей сестрой Елизаветы Фёдоровны.

В страшную революционную годину матушка при желании могла покинуть Россию. После заключения большевиками Брест-Литовского мира с Германией немецкий посол в Москве добивался у советского руководства разрешения на отъезд Елизаветы Фёдоровны за границу. Этому способствовал кайзер Вильгельм, в юности влюблённый в Эллу. Весной 1918 г. немецкий посол даже прибыл в обитель, однако великая княгиня не приняла дипломата. Без России она себя не мыслила. А народ, что пошёл за революционерам­и, называла обманутым. «Господи, прости их, не ведают, что творят», - молилась на краю шахты о своих мучителях святая. Её, инокиню Варвару и ещё шестерых узников уже в шахте закидали бомбами. Однако сквозь дым и гарь снизу доносилось пение матушки: «Спаси, Господи, люди Твоя...» Двое из группы палачей не выдержали ужаса происходящего и сошли с ума.

Вскоре после расправы в Алапаевск пришла белая армия. Останки великой княгини и инокини Варвары через Китай переправили в Иерусалим, где они упокоились в русской церкви Святой Марии Магдалины. За четверть века до кончины Елизавета Фёдоровна присутствовала на освящении этого храма вместе с супругом. То была её первая и единственная поездка на Святую землю. Храм был возведён на деньги царской семьи в память об императрице Марии Александровне - матери её супруга Сергея. Красота и церкви, и места настолько глубоко проникли в серд­це 24-летней Эллы, что она воскликнула: «Как бы я хотела быть здесь похоронена!» Эти её слова в точности исполнились.

В 1992 г. Русская православная церковь причислила Елизавету Фёдоровну к лику святых. Тогда же в Москве началось восстановление поруганной большевиками Марфо-Мариинской обители милосердия. Здесь вновь помогают страждущим, воспитывают сирот, кормят обездоленных. В храме Покрова Божией Матери, воздвигнутого матушкой, вновь возносится молитва к Богу. «Святую Россию и Православную Церковь врата ада не одолеют», - писала накануне мученической кончины преподобная Елизавета Фёдоровна.

http://foto-history.livejournal.com/6429048.html

Первая цветная фотография, опубликованная в России

Оригинал взят у arbuzov в Первая цветная фотография, опубликованная в России

http://foto-history.livejournal.com/6499031.html

Графиня Буксгевден Наталия Александровна.

Графиня Буксгевден Наталия Александровна.

Н.А.Буксгевден.Художник Вуайль Жан Луи 

Читать далее...

Вот такая пара....

http://foto-history.livejournal.com/6555276.html

Прототип повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» -княгиня Наталья Петровна Голицына.

Прототип повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» -княгиня Наталья Петровна Голицына

Княгиня Наталья Петровна Голицына, урождённая Чернышёва Художник А. Рослин.

Читать далее...

Романова о Романовах

Смотреть далее...

Адини. Ангел печали.

Оригинал взят у gloxinija в Адини. Ангел печали.

http://foto-history.livejournal.com/6751334.html

Доверенная фрейлина Екатерины II-Графиня Анна Степановна Протасова.

Доверенная фрейлина Екатерины II-Графиня Анна Степановна Протасова.

Анна Степановна Протасова

Портрет работы Д.Г. Левицкого, конец 1790-х

Читать далее...

Династии России. Нарышкины.



ДАЛЕЕ ►>>>>>

Государь Высочайше изволил ознакомиться с торговлей.



Нижегородская ярмарка?

Источник: РГАКФД.

http://foto-history.livejournal.com/6863412.html

царь петр первый

Существует достаточно интересная история о том, что когда писатель Алексей Николаевич Толстой работал над своим романом Петр Первый, столкнулся с достаточно необычным фактом, повествующим о том, что самый великий из российских монархов, гордость фамилии Романовых не имеет никакого отношения ни к фамилии, ни к национальности русский вообще!

Сей факт чрезвычайно взволновал писателя, и он, пользуясь своим знакомством с другим великим диктатором, да и памятуя судьбу других, неосторожных писателей,  решил обратиться к нему за советом, тем более что информация была как бы достаточно близка вождю.

многим это известно, но рассказано очень увлекательно!

Александр II: история покушений

Два брата. Николай II "кузен Ники" и Георг V "кузен Джорджи".

Николай II обладал поразительным внешним сходством со своим двоюродным братом - британским королем Георгом V.





Николай II "кузен Ники" и Георг V "кузен Джорджи"





Николай II и Георг V






King George, 1893





Nicholas II, the last Emperor of Russia, visits England for the wedding of King George V and Queen Mary. 1893

Дело в том, что их матери родные сестры:
– Принцесса Дагмар - после замужества великая княгиня Мария Федоровна, жена Александра III и мать Николая II
- Принцесса Александра Датская – жена короля Эдуарда VII и мать Георга V .
Они были дочери Кристиана IX короля Дании.





Илья Савич Галкин
Император Николай II в белом мундире с эполетами.
1896







Люк Филдес
George V when Prince of Wales, painting by Sir Samuel Luke Fildes
1892



Читать далее...

Елизавета Федоровна и Сергей Александрович Романовы. История любви. История лжи.


4/17 февраля 1905 года - день мученической гибели Великого Князя Сергея Александровича, видного государственного деятеля и подвижника Русской Православной Церкви.
Читать далее...

ЦАРСКОЕ ЭТО ДЕЛО. Романовы на войне.

история

Из всех российских императоров лично в войнах никоим образом не участвовал только один Романов – Павел I. Остальным в той или иной степени довелось. Если не считать тех, кто по малолетству, как Петр II и Иоанн VI, или в силу краткосрочности правления, как Петр III, на войну не попали.

✂…

ФОТОПОРТРЕТЫ РУССКИХ АРИСТОКРАТОВ ИЗ СОБРАНИЯ ЖАКА ФЕРРАНА

Оригинал взят у sayanarus в ФОТОПОРТРЕТЫ РУССКИХ АРИСТОКРАТОВ ИЗ СОБРАНИЯ ЖАКА ФЕРРАНАСмотреть далее...

Развод без девичьей фамилии. Как Петр I с супругой расстался.

Россия не видела разводов правящих особ более 300 лет.
 

Политическая свадьба.

 В России официальный развод первого лица государства в последний раз случился 316 лет назад, когда Петр Первый разошелся с Евдокией Лопухиной.


Венчание Петра и Евдокии состоялось в январе 1689 года, причем невеста была на три года старше будущего супруга – ему было 17, ей 20 лет.

Сказать, что этот брак был не по любви – значит, ничего не сказать. Юный царь в выборах невесты и в самом решении о браке не принимал никакого участия – весь процесс взяла в свои руки его мать Наталья Кирилловна Нарышкина, вдова царя Алексея Михайловича. Кстати сказать, Наталья Кирилловна и сама была второй женой царя. Правда, Алексей Михайлович не разводился – его первая жена, родившая тринадцать детей, скончалась от последствий очередных родов.

Наталья Кирилловна, устраивая брак сына, пеклась не столько о его семейном счастье, сколько о вопросах большой политики. В России к тому времени сложилась непростая ситуация: после стрелецкого бунта официально на троне оказалась два царя – Иван и Петр, обязанности регента при которых исполняла их старшая сестра Софья. Различные политические силы пытались укрепить свое влияние.
Евдокия Лопухина в монашестве. Фото: Википедия

Царь Иван Алексеевич вступил в брак с Прасковьей Салтыковой, и пара ждала ребенка. В этой ситуации отец семейства Иван в глазах общества выглядел более легитимным главой государства, нежели не обзаведшийся семьей Петр. К тому же брак в то время обществом воспринимался как достижение совершеннолетия, что позволяло царю избавиться от настойчивой опеки старшей сестры.

Наталья Кирилловна выбрала в качестве невесты для сына Евдокию Лопухину неспроста – Лопухины выступали в качестве союзников Нарышкиных, были популярны в стрелецких войсках, к тому же этот род был чрезвычайно многочисленным, что тоже было немаловажным фактором.

Читать далее...