Мы тут с
Бромом на днях поспорили о литературе. Вернее, о многослойности художественных произведений. Бром утверждал, что хорошая книга будет понятна самым разным читателям, просто каждый из неё возьмёт то, что для него ближе. Какой бы ни был уровень подготовленности читателя, книга будет ему понятна в меру его развития.
Надо признаться, было время, когда я думала так же, как и Бром. Но после знаменитого скандального поста о Достоевском в "Обсуждаем книги" на Мэйл.ру, моя уверенность в этой идее сильно поколебалась, а после и вовсе сошла на нет.
Напомню, о чём шла речь в посте о Достоевском. Он был в некотором роде весьма показательным. Написала его атеистка, мало того, не просто атеистка, а атеистка-блондинка. Суть поста сводилась к тому, что она уверена в том, что Достоевский был атеистом. Тут же в комментарии слетелись, как
мухи на навоз пчёлки на цветок, атеистки-блондинки со всей сети (у них по всей видимости коллективный разум, как и у
прочих насекомых тех, кто не страдает избытком интеллекта). Основной довод, который приводила в доказательство своих слов автор поста, был: "это моё мнение, я имею право так думать". Короче, взывала к модной в наши дни толерантности. На русский язык это переводится примерно так: "Я могу сказать любую самую идиотическую хренотень, и вы обязаны считать моё мнение равноправным своему, потому что у меня есть такое право".
Опровергающие цитаты из самого Достоевского, которые приводили в ответ блондинкам шатенки и брюнетки (а также шатены, брюнеты и лысые мужики), блондинками не воспринимались напрочь. Они, даже близко не понимая, о чём писал в своих произведениях Фёдор Михайлович, требовали признать их право считать его атеистом. Ну и что, что он в своём дневнике много, очень много раз писал, что Истина одна, и она только в Православии. Время было такое, боялся говорить иначе. Вот такая вот логика у несчастных жертв всеобщей грамотности.
И можно игнорировать прямое указание на неспособность атеистов адекватно трактовать идеи самого Достоевского: "Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нём и у него ничего нет — да и не надо, потому что Православие всё. Православие есть Церковь, а Церковь — увенчание здания и уже навеки… Кто не понимает Православия — тот никогда и ничего не поймёт в народе. Мало того: тот не может и любить русского народа, а будет любить его лишь таким, каким бы желал его видеть".
Это я всё рассказываю к тому, что вот такие атеистки, прочитав Достоевского, считают, что они его поняли. Ясное дело, что это далеко не так. Но может быть, можно объективно считать, что они его поняли хоть в малой степени? Фёдор Михайлович даже на этот случай оставил ответ: "Кто же считает Православие за глупость и проч., тому слова мои непонятны".
Но давайте, предположим, что речь идёт не об агрессивных атеистках, а просто о людях, которые от Православия отстоят далеко, но ничего против него не имеют и не стремятся мысли писателя подвести под своё собственное вероучение.
Был у меня в юности такой эпизод. Моя подруга целый год умирала. Она не испытывала боли, а просто слабела и тихо угасала, её мышцы съедал какой-то неведомый вирус, который наша медицина тогда не умела определять. После школы я заходила к ней домой и читала ей книги. Одной из книг было "Преступление и наказание" Достоевского. Взрослые меня очень ругали, что я стала умирающей девочке читать Достоевского, но я тогда полагала, что это нормально. Во-первых, роман Достоевского мной воспринимался как классный триллер, у которого, правда, был бездарный, как мне тогда казалось, притянутый за уши и непонятный финал, а так - всё очень здорово и достоверно, а во-вторых, я думала, что когда человеку плохо, то ему может стать легче, узнав, что кому-то тяжелей, чем ему, а студенту Родьке Раскольникову явно пришлось туго, особенно в компании с ехидным и коварным Порфирием Петровичем, который восхищал меня более других персонажей - рядом с ним Пуаро, мисс Марпл и даже великий Шерлок Холмс воспринимались примитивными, как амёбы. Когда я закончила читать подруге "Преступление и наказание", она попросила свою маму, чтобы та ей прочла Евангелие. У них в доме хранилось одно - старое, дореволюционное, в металлическом окладе. Почему? Зачем? Это мне было непонятно. Я даже не понимала, что именно "Преступление и наказание" привело мою подругу к мысли о необходимости узнать о Христе из первоисточника.
Кто из нас двоих тогда понял, что хотел сказать Достоевский? Наверное, вопрос не стоит, и так ясно. Можно ли считать, что человек, для которого роман "Преступление и наказание" - всего лишь классный психологический триллер - воспринял его хоть на каком-то уровне? Едва ли Фёдор Михайлович с этим согласился бы.
Для того, чтобы адекватно понять автора, нужно мыслить теми же категориями, что и он сам. Можно понять не до конца, но нельзя понять иначе. Любая иная трактовка - это не иной уровень восприятия, а чистая отсебятина. Ведь для автора было важно донести до читателя свои идеи. Если этого не произошло, то можно ли считать произведение понятым?
А вы как думаете?