Вообще-то, я совершенно не так хотел провести вечер Дня свв. Царственных мучеников. Да и некоторые обстоятельства по работе препятствовали. Но, когда все, к кому обращался с просьбой меня подменить, отказались, пришлось взяться самому. В качестве личного вклада в почитание святого Царя (тем более, что опять же из-за работы пришлось уйти с середины праздничного богослужения).

Не был я уверен и в том, что имеет смысл распространять запись. И дело даже не в твердокаменном большевике, хорошо зазубрившем догматы марксистско-ленинской веры. Сюжеты, подготовленные телевизионщиками, мягко говоря, не радовали. Поэтому был собран «консилиум» единомышленников, большинство которых высказались за распространение материала – просто исходя из того, что я несу ответственность только за свои слова, а не за контекст подачи.

Такой вот вышел сюжет: https://78.ru/tv/programs/2018-07-17/vecher_trudno...jul_17_2018_181000_gmt0000_utc

Очередной социологический опрос «Левада-центра» о большевицкой революции продемонстрировал противоречивые тренды движения умонастроений россиян, при этом полная «каша в головах» остается пока неизменной.

Общее отношение к событиям октября 1917 года остается невнятным. 34% респоднетов считают «не нужным ворошить» произошедшее; еще 20% занимают лукавую позицию «несвоевременности» изучения того периода. Впрочем, можно порадоваться тому, что 44% считают, что «нужно больше знать об этом периоде, чтобы не повторять ошибок прошлого».

Несколько снизилось число убежденных в том, что переворот был неизбежен: 48% против 53% в 2006 году.

Чуть более здравыми стали представления о причинах большевицкой революции. Так, ответ «тяжелое положение трудящихся» в 1990 году дали 66%, в 2001-м – 60%, а сейчас – 50% опрошенных. Действиями врагов России объясняют переворот 20% (в 1990-м – 6%, в 2001-м – 11%). «Экстремизм политических авантюристов» обвиняют 19% (в 1990-м – 16%, в 2007-м – 17%). На «стихийную агрессию толпы» стабильно списывают произошедшее около 15%. В слабости власти Временного правительства видят причину переворота 45% (в 1990-м – 36%, в 2001-м – 39%).

Законность прихода большевиков к власти ставят под сомнение все больше респондентов: определенно и скорее «да» - 35% (против 42% в 2003 году); определенно и скорее «нет» - 45% (против 39% в 2003 году).

Отношение к революции мало изменилось в целом, но заметно поменялось в частностях. Выражается это прежде всего в уменьшении числа людей, занимающих крайние позиции. «Очень положительно» переворот оценили 10% (в 1990-м – 19%, в 2000-м – 17%), при этом «скорее положительно» - 38% (в 1990-м – 28%, в 2000-м – 32%). Та же картина и с другой стороны: «крайне отрицательно» - всего 6% (в 1990-м – 12%, в 2000-м – 10%), а «скорее отрицательно» - 25% (в 1990-м – 21%, в 2000-м – 22%). Доля «затруднившихся» остается на уровне около 20%.

Далее

Императорский строй мог бы существовать до сих пор, если бы «красная опасность» исчерпывалась такими людьми, как Толстой и Кропоткин, террористами, как Ленин или Плеханов, старыми психопатками, как Брешко-Брешковская или же Фигнер, или авантюристами типа Савинкова и Азефа.
Как это бывает с каждой заразительной болезнью, настоящая опасность революции заключалась в многочисленных носителях заразы: мышах, крысах и насекомых… Или уж, выражаясь более литературно, следует признать, чтобольшинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы. Трон Романовых пал под напором не предтеч Советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворной знати, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живущих щедротами Империи.
Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами! Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в Шестую книгу российского дворянства, и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах.
Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про Царя и Царицу? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитировавшими Царскую семью? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованиями наши неудачи на японском фронте?
Как надо было поступать с теми членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и ставкой Гинденбурга существовал беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с командующими вверенных им царем армий, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в армии более, чем победами над немцами на фронте? Описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который бы следовало посвятить русским эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов «доброе старое время». Но рекорд глупой тенденциозности побила, конечно, наша дореволюционная печать…

Великий Князь Александр Михайлович (1866-1933) о причинах, которые помешали Царю-мученику Николаю II «проявить твердость и подавить беспорядки», что разного рода «авторитеты» по сию пору ставят в вину святому Государю.

Нас (монархистов, консерваторов, православных патриотов) часто обвиняют в идеализации дореволюционного русского народа. При этом, обычно, тычут пальцем в поведение «широких народных масс» во время революций начала ХХ века, да и более ранних бунтов всяких Стенек Разиных да Емелек Пугачевых. Вот, де, полюбуйтесь на ваших мужичков-богоносцев, что творили.
Во-первых, на мой взгляд, совершенно антиисторично произвольно «выдергивать» из тысячелетней истории русского народа несколько эпизодов и именно их выдавать за «норму», игнорируя прочее.
Во-вторых, это то же самое, что судить обо всей жизни, характере, нравах и взглядах человека по некоему эпизоду, когда он находился в состоянии нервного срыва, истерического припадка, аффекта (а революции и бунты для общества – и есть такие срывы, выходы из нормального состояния). И именно этот отход нам предлагают считать естественным состоянием.
Конечно, как и в жизни отдельного человека, такой «нервный срыв» для общества может иметь фатальные последствия. Что мы и имеем на примере Русского народа, в припадке буйства разрушившего свой дом, прельстившегося посулами негодяев, убийц и насильников, попавшего к ним в рабство и постепенно деградировавшего до полускотского состояния. И тем не менее, считать «социальный припадок» и его последствия нормой для всей тысячи лет истории, мягко говоря, некорректно.
Ну и в-третьих, хотелось бы напомнить слова Достоевского: «Чтоб судить о нравственной силе народа… надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно и даже хотя бы и в большинстве своем может унизиться, а… лишь ту высоту духа, на которую он может подняться».

Борьба с Церковью в Красной Испании

Революция началась с волны убийств, разрушений и грабежей... По всей республиканской Испании без разбора разграбляли и жгли храмы и монастыри.
Хью Томас, "Испанская гражданская война"

В республиканской Испании, начиная с 1931 года правительство вступило на путь крайнего антиклерикализма. Среди либералов, сформировавших правительство после победы на выборах 1931 года левых, основное влияние на политику связывалось с масонами, традиционно враждебными Церкви и религии. Стоит напомнить в этом контексте ведущего исследователя истории испанской гражданской войны Хью Томаса. Акцентируя факт, что испанское масонство повсеместно отождествлялось с либерализмом, Х.Томас подчеркивал, что "испанские масоны были не просто антиклерикальны, оны были крайне антирелигиозны".
Далее

Вот живописная картинка, изображающая «один из поворотных моментов в истории человечества» – штурм Бастилии, годовщина которого по сей день во Франции отмечается в качестве «национального праздника».
Картинка эта, как и бОльшая часть революционно-апологетического агитпропа, насквозь лживая. Орудия Бастилии не сделали ни одного выстрела. Вообще, никакого штурма, собственно, и не было. Оборона носила совершенно пассивный характер – беснующуюся толпу комендант отказывался пускать в крепость. Велись нудные переговоры о сдаче, в ходе которых осажденным обещали жизнь и свободу. Несмотря на это, после того, как бунтовщики проникли в Бастилию и комендант, и часть солдат были растерзаны озверевшей толпой.
Не было в Бастилии и «политзаключенных», которых, якобы, хотели освободить парижане. После штурма из Бастилии было выпущено всего 7 человек – 6 уголовников и не безызвестный извращенец де Сад. Именно их с воплями ликования таскали на руках по парижским улицам.
Затем «освобожденный народ» по камушку развалил Бастилию – памятник истории и архитектуры, основанный в далеком XIV в. и сыгравший немалую роль в Столетней войне, как крупнейшее оборонительное сооружение Парижа.
Нам говорят: Бастилия была символом монархии, и ее разрушение было действием символическим, память о чем и отмечается. Пусть так. То есть во Франции уже почти 220 лет празднуют нарушение обещаний и зверское убийство невинных людей, освобождение преступников и извращенца, вандализм в отношении исторических памятников. Что ж, это, не спорю: это справедливые и точные символы революции. Одного не понимаю: что же здесь праздновать?

Читаю сейчас книгу по истории Французской революции XVIII в., в которой, в частности, описывается по сути практически религиозное (вполне в духе «культа разума»; того самого, в ходе празненств которого в оскверненном соборе Парижской Богоматери на Святой Престол сажали в качестве «богини разума» какую-то парижскую шлюшку) почитание революционерами, особенно якобинцами, одного из убийц Юлия Цезаря – Марка Юния Брута.
Подумалось вот что: хоть и «прославляли» его революционеры за «борьбу с тиранией», все равно отнюдь не случайно и весьма символично появление в революционных «святцах», именно этого негодяя, предателя, иуды. Люди мало знают биографию этого «гражданина» (по преимущество лишь участие в убийстве Цезаря, и знаменитую фразу последнего: Tu quoque, Brute?), а, между тем, она вполне цельна, и убийство императора в ней «не случайность»:
59 г. до Р.Х – Цезарь спасает Брута от обвинения в заговоре против Помпея.
49 г. до Р.Х. – начало гражданской войны между Цезарем и Помпеем. Несмотря на то, что Цезарь был его благодетелем, а Помпей – убийцей отца, Брут встает на сторону Помпея, видя там больше перспектив для удовлетворения своего честолюбия.
48 г. до Р.Х. – битва при Фарсале. Помпей разгромлен Цезарем. «Принципиальный» Брут перебегает на сторону победителя и получает от него полное прощение и искреннюю дружбу.
46 г. до. Р.Х. – Брут получает от Цезаря в управление Галлию.
44 г. до Р.Х. – Цезарь, оказывая Бруту полное доверие, назначает его претором; предполагается, что он получит в управление Македонию и станет консулом.
15 марта 44 г. до Р.Х. – Брут, являясь одним из руководителей заговора против Цезаря, лично принимает участие в убийстве своего благодетеля.
42 г. до Р.Х. – не сумев удержать власть в Риме, Брут сбегает в Грецию, собирает сильное войско и, будучи разгромлен, кончает с собой.
Вся жизнь – смесь неутоленного честолюбия, подлости, неблагодарности и предательства. Неправда ли, революционеры нашли достойный пример для подражания?