Почему русские своих песен не поют
Очень интересное и объемное исследование "Русского репортера". Его оснвной вывод - народная музыка мимикрировала под современную, и в этом нет ничего страшного, процесс естественен. Я же предерживаюсь иной точки зрения. Россия до 1917 гда отличалась тем, что русская аутентичная музыка (а это было не что-то закостенелое, а вполне себе развивающееся явление) звучала отовсюду: на полях, из трактиров, из мещанских грамофонов и даже на великосветских приемах (да, к концу 19 века она покорила и оторованную от собственного народа аристократию, которая по собственной инициативе взялась сокращать этот культурно-мировозренческий разрыв, да, видимо, поздновато). И до сих пор в сознании всего мира Россия ассоциируется в основном с музыкой тех лет, и отчасти с песнями, написанными в 30-40-е годы, когда преимущественно еврейские композиторы пытались создавать призведения в русском стиле ("Катюша", "Вот кто-то с горочки спустился" и тд.).
Однако к восьмидесятым все это сошло на нет, о чем свидетельствует выбор народа. Какая музыка сейчас пльзуется основным спросом и любовью у россиян? Судя по рейтингам - "дискотека 80-х", незатейливый, и уже никому не нужный на Западе, европопс в исполнении коллективов "Мираж" и "Ласковый май".
И это показательно. Не хочу ругать свой народ - он таков, каков он есть, но все-таки мне кажется в том, что русская музыка не популярна в России, есть нехороший сигнал, это показатель вырождения, критической оторванности нации от своих корней. Мне могут возразить, мол, весь мир слушает рок, r`n`b, джаз. Там в том то и дело, что для тех же США и рок, и джаз, и хоп-хоп - это переработанный и переосмысленный фольклор их молодого, но уже довольно непохожего на другие, народа. И, поскольку, США - часть англоязычного мира, тот тот же рок очень органичен для Британии, и брит-роковую школу, придуманную кокни и модами, не спутаешь ни с какой другой.
На сегодняшний день расклад таков, что каждая страна мира звучит по-своему: Испания - по-испански, Балканы - по-балкански, Италия - по-итальянски, Китай - по-китайски, чтобы убедиться в этом достаточно приехать в эти страны туристом. И только Россия звучит непонятно как. Добавлю, что в отличие от мировой практики львиная доля отечественных радиостанций гоняет преимущественно западную музыку, а "патриотичные" "Русское радио" и "Наше радио" - западную же музыку, но на русском. И еще замечу, что в национальных республиках, в моем же Татарстане, даже эстрада имеет четко выраженный национальный колорит. А вот у русской попсы его нет.
Резюмируя скажу - мне очень жаль, что все обстоит именно так, но нация сделала собственный выбр в пользу стирания культурных границ, а значит уничтожения самой себя.
Добавлю, что современные артисты и коллективы, переоосмысливающие русское музыкальное наследие на новый лад, все-таки есть, помимо упомянутых выше авторв, я бы еще назвал и очень ярких представителей табуированного "продвинутой" интеллигенцией "русского шансона", все ж в этом жанре наличествует не только одесский кабак, да советская зона - это конечно, и обожаемый мной Сергей Трофимов, а также Вика Цыганова, Андрей Бандера. Ну и, безусловно, не умолчу про скоморошье-матершинный проект "Рабфак", режущий правду жизни без прикрас.
http://www.rusrep.ru/2010/11/folklor/
Тамбовский фолк
Наталья Зайцева, Юлия Идлис, Константин Мильчин
Фольклор - одна из самых идеологических областей культуры. В нем создается и хранится образ народа, его национальная идентичность. В разные периоды актуальными становятся разные элементы этой идентичности - в зависимости от того, через какие потрясения проходит общество, как оно видит себя и что считает своей "национальной идеей" в данный момент. В современной российской музыке есть несколько "изводов" фолка - от эстетской психоделики до фолк-рока. Каждый из них отражает представления определенной части нашего общества о том, что такое русский народ и каким он должен быть
123456789
Аутентичный фолк
— Программные директора говорят: «Нет припева», — объясняет Инна Желанная, почему ее песни не звучат сегодня по радио. — А в русской песне припева вообще нет. И ничего с этим поделать нельзя.
Инна Желанная одна из самых известных за рубежом российских фолк-музыкантов. В 1990−х она одной из первых в России почувствовала зарождавшийся тогда интерес к world-music — фольклору народов мира в современных музыкальных обработках — и сделала на этом карьеру.
Меланхоличные аранжировки аутентичного русского фольклора принесли ей и ее учителю Сергею Старостину, известному собирателю и исполнителю народных песен, славу — главным образом на Западе. Старостина номинировали на премию ВВС в категории World-music.
Желанная вошла в американский сборник мировой музыки вместе с Бобом Марли и Gipsy Kings, выступала на открытии Олимпиады в Атланте, на BBC.
В России их тогда почти не знали, да и сейчас знают мало. Такая же судьба и у их коллег по цеху — групп «Рада и терновник», «Ва-Та-Га», «Волга», Safety Magic, Zventa-Sventana. Все они так или иначе смешивают настоящий, малоизвестный, непонятный и поэтому скучноватый для обывательского уха русский фольклор с самыми модными музыкальными стилями последних десятилетий: эмбиентом, дабом, джазом, трип-хопом, психоделикой.
Но главное в их музыке — та самая аутентичность. Ее «рыночная» сторона — тот факт, что сама идея национального продается и пользуется спросом как нечто экзотическое, не имеющее ничего общего с нами, жителями мегаполисов, в которых национальные традиции давно уже смешались в единый глобализированный фастфуд.
— Как-то раз мы пришли к Старостину, — вспоминает Инна Желанная. — Он сказал: «Хотите посмотреть бабушек? Я сейчас монтирую видео». И поставил нам бабушек. Они не пели, у них были пан-флейты — такие вертикальные дудочки разной длины с разными звуками. И вот эти бабушки стояли вчетвером или впятером, и каждая дула в эту дудочку что-то свое. И все это в ритме и цикличности так расположено, что получалась закольцованная мелодия. Такой уровень полифонии и полиритмии трудно себе представить. А ведь эти бабушки никогда не учились музыке. Мало кто из них грамоту знает.
Солистки Zventa-Sventana Христина Кузнецова и Алена Романова специально ездили в этнографические экспедиции по Тульской, Смоленской и другим областям, собирая исконные песни этих мест. А петрозаводская группа «Ва-Та-Га» соединяет поморские, заонежские и казачьи песни с электронно-акустическим джазом, эмбиентом и босановой при помощи аутентичных инструментов: карельской скрипки йохикко, древнерусской калюки, вологодского гудка и даже пилы.
Тексты их так же экзотичны для современного уха, как и инструменты. Так народная традиция — даже своя, национальная — становится для него диковинкой.
Таракан дрова рубил, комар по воду ходил,
Муха банницу топила, гнида щелочь щелочила,
Мушка парилася, с полка ударилася
Она боком ненароком.
Блоха подымала, живот нарывала.
Два молодца горох молотили,
Да две телицы-голубицы горох собирали.
<…>
Я на меленке-то был и муковенку видел.
Козлы мучку мелют, козы подсыпают,
Маленьки козлятки ручкой мучку выгребают.
(«Ва-Та-Га»)
В сочетании с ненавязчивым ритмическим аккомпанементом такие песни из русских народных превращаются в психоделический транс.
Ай, Божа-божа, что любови поможа.
Принеси, Божа,
Кого я люблю.
А хоть не его,
Так товарища его.
Ай, я расспрошу
Про здоровийко его.
Ти же ти не здоров,
Что не ходишь до меня.
Он меня любил,
Я его спровадила.
(Zventa-Sventana)
Фактически world-music предоставляет своему слушателю возможность выбрать себе народность и закопаться в нее по самые уши, исследуя тексты, музыкальные инструменты и особенности вокала вместе с исполнителями.
Так аутентичная и очень локальная народная музыка становится международной. Самые восторженные рецензии на альбомы «Ва-Та-Ги» принадлежат критикам из Финляндии. Электронно-этнические композиции «Волги» (солистка — этнограф Анжела Манукян) крутят по радио в Италии, США, Канаде, Австралии, Японии, Таиланде, Чехии. Все этногруппы активно гастролируют за границей и участвуют в фестивалях world-music.
Русский этноджаз и российские, и иностранные слушатели воспринимают одинаково — как экзотику. Примерно такую же, как тувинский ансамбль «Хуун-Хуур-Ту», часто выступающий с горловым пением в Москве.
При этом многие российские группы выбирают не русскую, а какую-нибудь другую национальную музыку — особенно там, где национальные языки почти полностью вытеснены русским. В Карелии, например, около десятка фолк-групп, поющих на карельском и финском языках (Myllärit, Santtu Karhu & Talvisovat, D’Airot, Sattuma, «КолесО»). У нас есть удмуртский джаз-фолк-ансамбль «Птица Тылобурдо», бурятская фолк-группа «Намгар», ханты-мансийская группа «Ярма» и другие. Все они появились на рубеже 90−х и нулевых, когда на пике разговоров о глобализации в противовес им
появилась мода на этнику.
К примеру, группа Myllärit родилась, когда музыканты карельского государственного ансамбля «Кантеле» на гастролях в Германии вышли на улицу поиграть забавы ради. Их тут же заметили и пригласили на фестиваль. А в 1996 году они уже поехали на гастроли в США как фолк-группа.
Русский фолк на рынке world-music часто проигрывает группам, продвигающим культуру малых народов России. Может быть, потому, что до музыкальной специфики конкретных русских областей труднее докопаться: они погребены под слоем единой «общерусской традиции».
— Наша общерусская традиция начала складываться достаточно поздно, — говорит Сергей Старостин. — У истоков формирования общерусского языка стоял Пушкин. До этого каждая малая русская территория обладала своим культурным содержанием, диалектом, набором музыкальных жанров, канонами поведения, одежды. Это были свои маленькие государства. Потому псковская фольклорная традиция отличается от архангельской так же сильно, как от сербской. Почему, например, сербская народная музыка — балканский фолк — так популярна? Сербы и численно, и территориально небольшой фрагмент славянской культуры. А на небольшом сделать что-то всегда проще, чем на огромном.
Русский фолк-рок
Рынок world-music — нишевой и не слишком массовый: как любая экзотика, аутентичный фольклор народов мира — товар штучный и объектом массового спроса не может быть по определению.
Но русский фольклор оказался востребован не только как часть современной этники. Его активно осваивал русский рок, а позднее и фолк-рок.
Как явление массовое, рок и из фольклора выбирал элементы, которые обладали потенциалом «массовости», не делая упора на аутентичность народной традиции.
— Сейчас в России фольклорное движение становится модным, но происходит подмена понятий, — говорит Инна Желанная. — На «Нашем радио» есть фольклорный проект под названием «Соль»: российским музыкантам предлагается спеть русскую народную песню. Но в качестве материала на выбор предлагаются авторские песни, просто авторов их никто уже не помнит. Мне непонятно, почему при таком интересе к фольклору в мире мы опять проходим мимо.
На «Нашем радио» возражают: мол, поскольку его слушают миллионы, в эфир и ставится то, что имеет шанс понравиться миллионам, а не тысяче слушателей, поэтому группы с тысячной аудиторией часто в ротацию не попадают, а вот выйдет в начале марта диск «Соль», так на нем как раз и будут фолк-группы, не попавшие в эфир, с малоизвестными русскими песнями. Вот только соседствовать они будут с «Любо, братцы, любо» в исполнении группы «Пикник» и «По диким степям Забайкалья», которую спел «Чайф».
Одним из элементов фолка, подходящим миллионной аудитории, оказался его оптимизм (в отличие от меланхолии, которую осваивала аутентичная русская этника). Первым прорывом русского фольклора на «Наше радио» и в целом в радиоэфир был электронный проект «Иван Купала» с песней «Кострома», которая в 1999 году покорила всех — от адептов русского рока до фанатов поп-музыки.
Это было веселое, танцевальное прочтение русского фолка, при этом без признаков советской художественной самодеятельности. Хор бабушек, напевающих «Кострома-Кострома, государыня моя» под дискотечные ритмы начала 2000−х, звучал иронично. Проект несколько лет продержался на пике популярности. Образ «миленького», который едет на палке («штаны рваные-худые, ножки тонкие-кривые»), был трогателен, смешон и вызывал всенародное умиление.
Другой образ русского человека — героический, протестный — стал важной частью русского рока, который с 90−х годов начал строить некую мифическую Русь, альтернативное национально-религиозное государство, противопоставляющееся одновременно и реально существующему, и возможным внешним врагам.
На моей земле каждый в правде ослеп,
Брат на брата прет, сын отца тянет в блуд.
На моей земле вместо колоса серп,
Вместо солнца дым, вместо воли хомут.
Так за веком век, ни кола ни двора,
От тюрьмы сума, на стыке эпох.
В драке не поможем, но, случись война,
Дай Бог, победим, победим, дай Бог.
(«Алиса», «Мама», 1997)
Похожий пафос и набор образов у группы «Ария» в песне «Патриот» (2003):
Веру предков сожгли,
Но тень ее —
Среди лесов…
Слушай голос земли.
Русский рок националистического толка брал из фольклора некое усредненное представление о «русскости», которое чаще всего сводилось к стандартному набору образов. Леса, простор, огонь, бог, хлеба, иконы — это набор, который всплывает в голове среднестатистического потребителя культуры при словах «русский колорит»:
Скрипнул ставень, пес залаял,
Крикнул ворон у ворот.
В путь от края и до края
Конь-огонь поводья рвет.
<…> Бес в ребро мне, ветер в спину.
Что гуляку в поле ждет?
Может быть, сыра могила,
Может — слава и почет.
(«Калинов мост»)
Собирательный образ русского человека в отечественном фолк-роке подытожил Константин Кинчев в названии одной из своих песен: «Инок, воин и шут». Это человек, тесно связанный с природой (скорее сельский житель, чем городской), путешественник (одним из самых частых образов в песнях является дорога). Он искусно управляется с оружием (едва ли не так же часто, как «дороги» и «тропы», в фолк-роковых текстах встречаются «стрелы», «мечи», «топоры», «кольчуги» и т. д.), набожен (причем языческие образы — «судьба», «колдовство», «заговор» — соседствуют с христианским Богом и молитвами).
Этот героический образ отсылает к фольклорной традиции XIX века — именно тогда были записаны русские сказки и былины, и именно тогда героический эпос стал самым популярным в городских кругах жанром русского фольклора. Интересно, что и выбор песен для проекта «Соль» отсылает слушателя к тому же периоду. «Наше радио» предлагает список из 60 песен, среди которых есть и авторские, например «Дубинушка» или «Коробейники» (первая — знаменитая песня на слова Александра Ольхина из репертуара Федора Шаляпина; вторая — на стихотворение Некрасова). В основном это песни XIX века.
Русские народные сказки, записанные собирателями в XIX веке на пике интереса к «простому народу» и с тех пор неоднократно обработанные разными авторами, до сих пор поставляют сюжеты отечественному фолк-року. Особенно удачно освоили сказочную тему «Король и Шут» — группа, в начале нулевых собиравшая стадионы благодаря текстам, в которых соединились страшные сказки и анархическая панк-эстетика.
Сегодня по следам «Короля и Шута» идет огромное количество малоизвестных групп. Например, песни новосибирской группы «Полынья» называются «Ведьмино счастье», «Зелье», «Сказка». Группа «Ветер воды» определяет себя как «сказочную» фолк-группу; в их песне «Паук» рассказывается о том, как путника заманили в дом к ведьме:
Будет следовать всегда
черных таинств череда!
Снова шорох, снова стук,
снова сеть плетет паук…
Впрочем, за исключением «Короля и Шута» фолк-группы, эксплуатирующие русскую сказочную образность, пока не могут составить конкуренцию тем, кто работает в более популярном жанре кельтского фолка.
Кельтский фолк по-русски
Парадоксально, но факт: в России кельтский фолк гораздо популярнее русского. Лучше всего это видно на сайте интернет-радио Last.fm: у Инны Желанной и певицы Пелагеи по 10 тысяч слушателей, а у русской группы «Мельница», поющей кельтский фолк, — больше 84 тысяч.
У фолк-рока, корни которого уходят на Запад, и с радиоротациями меньше проблем, и с живыми поклонниками в клубах дела обстоят лучше. В Россию он пришел как отголосок мировой моды на «кельтику» в 90−е годы, благодаря которой ее последователи увлекаются всей кельтской культурой: танцами, нарядами, эпосом, праздниками и литературой «фэнтези», основанной на западноевропейской сказочной традиции. Именно из нее исполнители черпают образы и сюжеты для песен.
Показательно, что на отечественном книжном рынке в свое время сложилась такая же картина. Так называемое славянское фэнтези появилось в середине 90−х как ответ западной фантастике. После выхода книги Марии Семеновой «Волкодав» множество авторов кинулись исследовать мифы и сказки древних славян — со славянскими (а не скандинавскими) богами, героями и нашим посконным колдовством. Эта национализация «от противного» продолжалась до начала нулевых, когда славянское и русское фэнтези сдало позиции. Славянский мир для русского читателя оказался менее знакомым и потому слишком экзотичным: западноевропейские маги, герои и боги Древней Греции ему были ближе, чем Перун, Ярило и Мокошь. Тем более что и ученым про дохристианскую Русь известно довольно мало.
— А все потому, что у нас прерванная традиция, а у них нет, — говорит певица Хелависа (Наталья О’Шей), преподаватель кафедры кельтологии МГУ и лидер «Мельницы», самой успешной русской фолк-группы кельтского направления. — Невозможно себе представить, чтобы у нас какие-нибудь люди из архангельской деревни выступали в прайм-тайм на Первом канале и на три голоса что-нибудь пели. А в Ирландии мои ровесники приклеиваются к телевизору и смотрят, как старенький Шеймос Бегли и молодая Полин Сканлон поют какую-нибудь страшно патриотическую ирландскую песню, а к ним еще присоединяется крутой ирландский рокер Дамиан Демпси — такой ирландский Илья Черт (лидер рок-группы «Пилот». — «РР»). И записано все это дело в полной акустике, в деревенской студии на полуострове Дингл.
Успех ирландского фолка во всем мире — каком-то смысле результат многолетней борьбы Ирландии за собственную национальную идентичность и государственность. Ирландский фолк, сформировавшийся на драйве национального протеста, фактически занял то же место массового движения, которое в СССР занял классический русский рок, державшийся на протесте политическом. Показательно, что с падением советской политической системы отечественный рок потерял часть своего протестного драйва и начал распадаться на отдельные кланы, одним из которых — и довольно сплоченным — стал как раз националистский рок типа «Арии» и поздней «Алисы». Вот только настоящей русской музыкальной традиции в их музыке нет.
— Любой, кто берет в руки гитару, мечтает быть крутым рокером, — считает Хелависа. — И если мы возьмем любую песню группы Metallica и уберем оттуда весь хард, то увидим, что все гармонии там традиционные, гармонии британских «Зеленых рукавов»: вот ты поешь «Зеленые рукава», а вот ты уже стоишь на сцене с гитарой, и ты — крутой рокер. И сделать этот шаг гораздо проще и логичней, чем если ты поешь «Перевоз Дуня держала». Нужно быть Сергеем Старостиным, чтобы адекватно сделать современную обработку русской песни. Нужно придумать какой-то новый вид музыки, новый вид рока, который бы корнями уходил в славянскую музыку.
Сам Старостин — адепт аутентичного русского фолка, а не его рок-извода, — считает, что в нынешней непопулярности исконной русской музыки виновата попытка создания в СССР единой фольклорной традиции, своего рода государственного фольклора, задачей которого было «собирание земель» в огромной многонациональной стране.
— В те места, где существовала традиционная аура, привлекали заведующих клубами, которые разучивали с людьми определенные песни, которые полагалось петь определенным голосом, — рассказывает он. — Взошли на Олимп «народные хоры» с одинаковой подачей. Хотя есть и сейчас Оренбургский народный хор, Северный народный хор, хор Пятницкого, Кубанский народный хор, все это поется практически одним тембром, одним голосом и мало отличается от того, что делают повсеместно на кафедрах народного пения музучилищ. Но практика показала, что искусственно создать общую народную культуру нельзя. Это не культура, это такое «псевдо». Вот поэтому у нас столько людей, увлеченных Тибетом, кельтами, Африкой — чем угодно, только не нашим. Людям нужно что-то традиционное, но у себя они его найти не могут и ищут там, где оно открыто.
Государственный поп-фолк
От Волги до Енисея
Ногами не счесть километры.
Расея, моя Расея
От Волги до Енисея, —
поет группа «Любэ». В их дискографии десятки песен, стилизованных под фольклорные, их поют во время застолий под гитару или просто так: «Конь», «Ты неси меня, река» и т. д. Все они о том, какая у нас большая, но в то же время единая страна. Все они «продают» слушателю чувство общности на уровне всего государства.
По сути, в этом «Любэ» вместе с «Золотым кольцом» наследует традициям «советского» фольклора. Именно поэтому в их репертуар органично вписывается советская «народная» классика: «Огней так много золотых», «Ой, цветет калина», «Виновата ли я», «Вот кто-то с горочки спустился» — песни, которые сегодня поют как «русские народные», но которые на самом деле были написаны поэтами и композиторами 1940–1960−х годов, периода подъема национальной идеи в послевоенном СССР.
24 мая 1945 года на приеме в Кремле Сталин произнес знаменитый тост «За здоровье русского народа». Считается, что именно эта речь, в которой подчеркивалась роль крупнейшего в стране этноса в победе над фашизмом, обозначила поворот от довоенного интернационализма к послевоенному национализму.
Роль русских как титульной нации не была закреплена ни в Конституции СССР, ни в других документах, но именно русские (или славянские) кадры преобладали в госструктурах и органах безопасности. За первым секретарем компартии союзной республики — местным уроженцем — непременно стоял второй секретарь, непременно славянин. При этом русские диссидентские кружки националистического толка (так называемая русская партия) подвергались репрессиям не меньшим, чем, например, еврейские.
Так создавался единый народ — советский, у которого должен был быть единый фольклор, тоже советский, важнейшими элементами которого были его централизованность и идея государственности.
Российский поп-фолк присвоил и то и другое. Людмила Зыкина пела про огромную страну, связанную общей памятью и традициями:
Мой родимый край, место отчее,
Ты и праздник мой, и броня.
Память общая и песня общая
У земли моей и у меня.
А у «Любэ» объектом романтической любви становится не конкретная девушка, как в исконных русских песнях, а вся Россия, причем тоже объединенная:
Полюшко мое, родники.
Дальних деревень огоньки.
Золотая рожь да кудрявый лен.
Я влюблен в тебя, Россия, влюблен.
Народ в песнях современного поп-фолка не то сельский, не то городской. Те же «Любэ» поют и «Сторона моя, Русь бревенчатая», и «Синий месяц за городом прячется». При этом многие песни о любви, то есть, с одной стороны, они эксплуатируют популярную в исконном русском фольклоре тему (нелюбимая жена, страдания прелюбодейки, девушка с разбитым сердцем — героини песен «Золотого кольца»), а с другой стороны, примыкают к российской попсе рубежа 90−х — нулевых.
Свою куплетно-припевную форму нынешний поп-фолк унаследовал от советской песни. В русской народной песне куплетов не было: каждая строка повторялась по два раза, давая любому слушателю возможность присоединиться к общему пению, даже если он не помнил слов.
А советские композиторы сочиняли песни с куплетами и припевами — эта более поздняя западная традиция предполагала разделение аудитории на публику и исполнителей, а также самих исполнителей на солиста и хор. Это была своего рода централизация самого исполнения. В русской народной хоровой песне разделения на солистов и хор не было: лидер определялся спонтанно, певец или певунья с самым сильным голосом становился запевалой, но пел то же, что и остальные. В советской же песне функция лидера четко определилась: солист пел куплет, остальные — припев. Так из народной песни ушла «соборность» — принцип существования крестьянской общины, «единство в множестве», в сущности, доморощенная демократия, уступившая место своеобразной музыкальной «вертикали власти». Этого принципа российский поп-фолк придерживается до сих пор.
Духовный фолк
Ничего на свете мне не надо
Ни злата, ни серебра,
Ни злата, ни серебра,
Ни золотого одеяния,
Только и надо
Грешну человеку
Один сажень земелики,
Один сажень,
Да сажень земелики,
Да и четыре досыки, —
утверждается в одной из песен с диска «Душеполезные песни на каждый день», который с 2008 года готовили четверо музыкантов, пришедших в духовный фолк из разных направлений: фольклорист Сергей Старостин, руководитель ансамбля духовной песни «Сирин» Андрей Котов, джазмен Владимир Волков и рок-авангардист Леонид Федоров, лидер группы «АукцЫон».
Аутентичный духовный фолк — еще один современный извод русского фольклора, набирающий популярность с середины нулевых. Это направление близко к аутентичной этнике, но наряду с аутентичностью оно «предлагает» своему слушателю некую народную духовность и религиозность.
Аудитория этого и аналогичных проектов довольно узкая. Ансамбли духовной песни («Сирин», «Светилен») выступают на фестивалях, в храмах и консерваториях — там же, где церковные хоры. Между тем музыка того же «Сирина» не вполне церковная: это русский народный духовный стих — гибрид христианских представлений о мире и народных верований.
Духовные стихи — самый философский жанр фольклора. Это песни о смерти, грехе, прощении, жизни после смерти. О человеческих страстях — алчности, праздности, отчаянии, потере и обретении веры. При этом тексты далеко не всегда благостные: здесь есть и песня о монахе, который, залюбовавшись птичкой в лесу, прожил триста лет за один миг; и добрый пастуший заговор, хранивший «скотинку»; а есть и песня мужика, который желает смерти своей хворой жинке.
Эта аутентичная народная духовность не пользуется массовым спросом среди современных потребителей культуры именно в силу своей аутентичности: этот народ от современных жителей российских миллионников отделяют не только три-четыре века, но и историческая и идеологическая пропасть, преодолеть которую — задача скорее для исследователя-этнографа, чем для среднего посетителя концерта. Старостин вообще считает, что «Душеполезные песни» они записывали исключительно для себя, хотя исполняли их с начала нулевых.
В то же время спрос на некую альтернативную «исконную» духовность может, по его мнению, появиться именно сейчас:
— Общество находится в состоянии колоссального страха. Неуверенность в будущем, неверие в правду, желание эту правду закамуфлировать, абстрагироваться от этой правды, спрятаться за чем угодно. Возможностей спрятаться масса — в интернете, в кино, в алкоголе. А жизнь тем временем утекает, проходит стороной, и многие даже не успевают проснуться в момент собственной смерти. Уходят из жизни, так и не поняв и не оценив ее радости.
Неслучайно духовные стихи исполняет на концертах и Пелагея — любимая певица президентов, известная своими амбициями и стилистической гибкостью. «Кого-то зацепит разудалый казачий фольклор, кого-то — лирические песни из Псковской губернии, кого-то сибирские плачи, а кого-то “Ой, то не вечер”», — объясняет она. В результате по радио — для «массового» сегмента — крутят ее фолк-рок, а на концертах она вместе с Инной Желанной поет деликатно аранжированную психоделическую «Пташечку» или духовный стих:
Отжил я свой век,
Да не так, как человек.
Горя горюя,
Беды бядуя.
Пойду в монастырь,
Там буду я жить.
Там буду я жить
И Бога молить.
Кабы Бог простил,
Что я в свете согрешил.
Страшный суд придит,
Ответ всем будит.
Традиционные жанры русской народной музыки и их современные аналоги
Ломание
Псковское — «скобарь» — традиционная русская мужская пляска с элементами рукопашного боя. Слова в ломаниях не так важны: они сочиняются экспромтом и выкрикиваются спонтанно. Фактически пляска является тренировкой боевых навыков, исполняется как в одиночку, так и в паре или группе. Танцор совершает произвольные, выбивающиеся из ритма движения («коленца») и выкрикивает «не в лад» припевки — чтобы войти в озорное («бузовское») состояние.
Пример
Э, знали, Оля любит Колю,
Э, теперь хочется отнять.
Ой, я кину в море камень,
Ой, вы попробуйте достать.
(Скобарь под гармонь)
Аналог в современной городской культуре
Любой непарный танец с быстрыми, резкими движениями. Твист в 1960−е, диско в 1970−е, брейк-данс в 1980−е — все они выполняют ту же функцию, что и ломания, и призваны в конечном счете показать физическую силу и ловкость танцующего. Движения современных подвыпивших юношей на дискотеках фактически повторяют движения русского парня, исполняющего ломание. Нынешние дискотечные ломания происходят под музыку, которая зачастую не предполагает никаких слов: фанк, хаус, брейкбит, а также под R’n’B или (в отдельных случаях) попсу.
Пример
Счастье есть, его не может не быть.
Возьми с собой счастье.
Я нашел.
(DJ Groove, «Счастье есть»)
Карагодные (хороводные) песни
Протяжные песни сельской молодежи, исполняемые в хороводе, когда юноши и девушки собираются на улице, чтобы пообщаться друг с другом.
Пример
Конопель, конопелюшка, зелененька, ой-люли.
Что же ты, конопелюшка, не зелена стоишь?
А як же мне, конопелице, зелененькой быть?
Под корень конопелюшку вода сподмыла.
Посеред конопелюшку буря сломила…
(Карагодная круговая песня Брянской области)
Аналог в современной городской культуре
В 1980−е музыкой, объединяющей молодежь, в нашей стране стал рок, а «хороводом» — местом, где молодые люди собирались и хором пели свои песни, — стадион; там же происходило общение между полами. С тех пор в современной музыке не появилось ни одного направления, которое могло бы соперничать с классическим русским роком по объединительной силе. Неудивительно, что в местах сбора молодежи — во дворах, квартирах, подземных переходах — под гитару поют все те же рок-песни, сочиненные в конце 1980−х — начале 1990−х.
Пример
Но если есть в кармане пачка сигарет,
Значит, все не так уж плохо на сегодняшний день.
И билет на самолет с серебристым крылом,
Что, взлетая, оставляет земле лишь тень.
(Группа «Кино», песня «Пачка сигарет»)
Голошение
Обрядовый плач с причитаниями, похоронный, поминальный, над рекрутом или свадебный. Над покойником «отголашивает» старуха — по обряду, нараспев. Причитания над рекрутами были связаны с тем, что в солдаты уходили на много лет, что фактически означало потерю юноши для семьи. Невесту провожали из родного дома в чужой, где ее ждал тяжелый труд. По погибшим на войне, не захороненным по обряду, голошения исполняли с кукушкой (вестница из загробного мира) летом в лесу.
Пример
Ужо ты, любовненькая доченька,
Ты вставай, моя любимая,
Тебя будят красны девушки.
Ты моя бедненькая горечиночка,
Собирайся-ко во чужú люди,
Ко чужому к отцу, к матери.
(Верхнелужское свадебное причитание)
Аналог в современной городской культуре
Протяжные поп— и рок-песни, основным содержанием которых является жалоба на жизнь с упором на личные переживания поющего. В России пик «голошений» пришелся на 1990−е годы: именно тогда появилась большая часть надрывных песен, которые исполняли Таня Буланова («Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой»), «Белый орел» («Потому что нельзя быть на свете красивой такой»), Вадим Казаченко («Больно мне, больно») и т. д.
Пример
Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой,
Слышишь? Не плачь! Еще один раз прошепчу тебе: «Постой!»
Не плачь, еще один всего лишь раз твои глаза в мои посмотрят,
И слеза вдруг упадет на руку мне, а завтра я,
А завтра я один останусь, без тебя,
Но только ты не плачь, не плачь, не плачь, не плачь…
(Таня Буланова «Не плачь»)
Частушки
Короткие шуточные песни любовно-бытовой и социально-политической тематики. Часто ситуативные, высмеивающие того или иного человека или обстоятельства, сочиненные экспромтом, зачастую нецензурные.
Пример
Девчонки, беда! Некуда деваться!
По колено борода — лезет целоваться!
(Частушка, записанная в 1960−е годы)
Аналог в современной городской культуре
Импровизация в рэпе (фристайл). Рэп зародился в Нью-Йорке, в Бронксе, в 1970−х годах, когда ямайские диджеи начали развлекать публику рифмованными речовками. Рэперы устраивали словесные поединки («баттлы»), отвечая друг другу речитативом. Рэп всегда предполагал смелое, резкое высказывание, отражал жизненные реалии бедных кварталов и живую речь их обитателей, не имел запретных тем. В России первыми рэперами стала группа «Мальчишник», чьи скабрезные и нецензурные рифмованные речитативы покорили молодежь в 1991 году. Сегодня в России более тысячи исполнителей рэпа, и круг их творческих интересов очень широк: от несчастной любви до острых социальных проблем.
Пример
Нам уже повредили здоровье в отделах,
Менты там занимаются беспределом.
И кстати, именно из-за них на районе плана нет уже три недели…
(Фристайл рэпера Noize MC на Арбате в 2006 году)
ilyaevteev
"Музыка должна быть превращена в моральную силу, - писал композитор. - Мы воспринимаем ее звуки и формы, но они остаются лишенными смысла, если мы не включаем их в нашу личную умственную деятельность и не используем ее возбуждающее свойство для обращения души ко всему благородному, сверхчеловеческому, идеальному".
