Литературный бар: 7 текстов с напитками в заглавии 

 Вильгельм Кюхельбекер, «Кофе» (1815)

Кофейный манифест, написанный более двухсот лет назад, свидетельствует о том, что семантическая нагрузка этого напитка с тех пор ничуть не изменилась: кофе остается не только культурным атрибутом интеллектуальной среды, но и своего рода орудием производства, а мнение медицины по-прежнему раздражает кофеманов.

Я смеюся над врачами!
Пусть они бранят тебя,
Ревенем самих себя
И латинскими словами
И пилюлями морят —
Пусть им будет кофе яд.

О напиток несравненный,
Ты живешь, ты греешь кровь,
Ты отрада для певцов!
Часто, рифмой утомленный,
Сам я в руку чашку брал
И восторг в себя впивал.

Шеридан Ле Фаню, «Зеленый чай» (1872)

Если стихотворение Кюхельбекера о кофе звучит вполне современно, то нельзя сказать того же о рассказе мастера английской готики Шеридана Ле Фаню, который в наше время вызывает скорее хохот, чем ужас. Этот старинный опыт психоделической литературы повествует о том, как некий священник пристрастился к зеленому чаю, в результате чего его начали мучить галлюцинации — в частности, его преследовала черная обезьяна. Ныне зеленый чай, так пугавший викторианцев, ассоциируется с унылым ЗОЖ, а обезьяны считаются скорее умилительными, чем безобразными. Во всяком случае, этот рассказ можно смело давать в руки школьникам и развлекаться, наблюдая, как они попытаются попробовать на себе обещанные эффекты зеленого чая.

Вследствие различных злоупотреблений, среди которых — привычка пить в неумеренных количествах зеленый чай, качество мозговой жидкости может измениться. Однако чаще вредным влияниям подвержено равновесие этой жидкости в организме. Будучи связующим звеном между нашим миром и миром духов, принадлежащим обоим этим мирам, эта жидкость подвержена застою внутри нервов или мозга. [Пер. Е. Токаревой]

Ярослав Гашек, «Вино лесов, вино земляничное» (1902)

По неизвестной причине авторы сюжетов о напитках почему-то любят избирать главными героями представителей духовенства. Вот и этот рассказ — о священнике, который, однако, злоупотреблял не чаем, а вином собственного изобретения. Рецепт оказался столь удачным, что продукт обладал магической способностью среди зимы давать ощущение лета. Богомольные прихожане тревожатся за нравственность священника и вызывают к нему викария, дабы тот провел профилактическую беседу, но магия вина побеждает и викария.

— Необыкновенно! Кажется, что человек блуждает летом по лесу и впитывает в себя благоухание лета, — мечтательно, со вздохом промолвил ревизор.

У священника блестели глаза, когда он рассказывал о своем изделии, о детище своего разума, экстракте своих мыслей.

При этом оба отведывали зеленый напиток, и досточтимый викарий перед каждым новым стаканчиком шептал: «Multum nocet, multum nocet» (Много вредно, много вредно (лат.)), — совершенно забыв о цели своего посещения, о дьяволе, о святом Августине и о святых отцах. [Пер. Т. Мироновой]

Немного загадочно, как «зеленый напиток» мог получиться из «крупных красных ягод земляники». Загадка разрешается, если предположить, что источником послужил весьма похожий рассказ Альфонса Доде «Эликсир его преподобия отца Гоше» (1869), где состав напитка не уточняется — но зеленый цвет подчеркнут. Возможно, сюжет о духовных особах, владеющих секретом умопомрачительного алкогольного напитка, полюбился писателям благодаря легенде о происхождении ликера «бенедиктин», якобы изобретенного монахами-бенедиктинцами (на самом деле — маркетинговый ход производителя, «бенедиктин» был создан в 1863 г.).

Рэй Брэдбери, «Вино из одуванчиков» (1957)

Самое нефантастическое произведение известного фантаста и эталонный текст жанра «ностальгия по детству» — хотя для нашего времени ассоциация вина с детством может показаться несколько неожиданной и смущающей. Одуванчики, однако, продолжают оставаться атрибутом детства для всех, кто вырос в умеренном климате. Сами одуванчики и изготавливаемое из них вино становятся сквозной темой, скрепляющей повествование. Базовая идея, поразительно напоминающая рассказ Гашека (вино из необычных дикорастущих ингредиентов, магически напоминающее о лете среди зимы), разрастается у Брэдбери до масштабов философии времени — вино из одуванчиков становится способом сохранения ускользающего прошлого.

Вино из одуванчиков.

Самые эти слова — точно лето на языке. Вино из одуванчиков — пойманное и закупоренное в бутылки лето. И теперь, когда Дуглас знал, по–настоящему знал, что он живой, что он затем и ходит по земле, чтобы видеть и ощущать мир, он понял еще одно: надо частицу всего, что он узнал, частицу этого особенного дня — дня сбора одуванчиков — тоже закупорить и сохранить; а потом настанет такой зимний январский день, когда валит густой снег, и солнца уже давным-давно никто не видел, и, может быть, это чудо позабылось, и хорошо бы его снова вспомнить, — вот тогда он его откупорит! [Пер. Э. Кабалевской]

Эдгар По, «Бочонок амонтильядо» (1846)

В отличие от всех предыдущих случаев, амонтильядо из заглавия — вымышленное. Винная тема, однако, вполне реальна. В этом рассказе, ставшем эталонным образцом стиля Эдгара По, главный герой, от лица которого ведется повествование, расправляется со своим недругом, заманив его в винный погреб обещанием бочонка амонтильядо. Мы так и не узнаем, кто рассказчик и каковы мотивы его злодейского поступка, но энология становится средством создания достоверного антуража и основной пружиной действия.

— Амонтильядо!

— У меня сомнения.

— Амонтильядо!

— И я должен их рассеять.

— Амонтильядо!

— Вы заняты, поэтому я иду к Лукрези. Если кто может мне дать совет, то только он. Он мне скажет...

— Лукрези не отличит амонтильядо от хереса.

— А есть глупцы, которые утверждают, будто у него не менее тонкий вкус, чем у вас.

— Идемте.

— Куда?

— В ваши погреба. [Пер. О. Холмской]

Отметим, что перед тем, как испить смертную чашу вместо вымышленного амонтильядо, несчастный Фортунато (оцените оксюморонный выбор имени!) дважды отпивает настоящего вина. Композиционное мастерство По остается непревзойденным.

 Роберт Льюис Стивенсон, «Вересковый мед» (1890)

Русскому читателю эта баллада известна в великолепном переводе С. Я. Маршака, на удивление близком к оригиналу, учитывая, как вольно в советской школе перевода было принято обращаться с текстами (Маршак тоже не всегда бывал исключением). Крупное отступление от оригинала только одно, но зато очень важное: у Стивенсона фигурирует не вересковый мед, а вересковый эль, ale. Если бы Стивенсон хотел сказать «мед», он так и написал бы mead. Очевидно, Маршак счел, что «мед» звучит поэтичнее.

Вересковый мёд

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Здесь за секретом необычайного напитка охотится сам шотландский король, завоевавший страну. Он готов пытать последних медоваров, чтобы добыть тайну, однако они отказываются выдать свое национальное достояние врагу. С точки зрения современной британской культуры этот текст смотрится неловко: пикты (это они варят мед) изображены дикими карликами, обитающими в пещерах, а готовность погубить своих детей из патриотических соображений давно не романтизируется. Но в русской культуре этот текст пользуется неувядающей популярностью: он являет собой квинтэссенцию кельтской экзотики, увлечение которой у нас все крепнет.

Том Роббинс, «П — значит пиво» (B is for Beer, 2009)

Том Роббинс уже известен в России. Но эта книга пока еще не вышла на русском языке и вряд ли выйдет в ближайшее время — ввиду всеобщей озабоченности защитой детей от вредной информации. Сильно сокращенный пересказ, передающий лишь канву событий, сделан в 2012 г. жж-юзером kazuale. К сожалению, заковыристые метафоры и пронизывающий весь текст юмор в пересказе пропали. В оригинале, например, бегущие по небу тучи сравниваются то с рваными пельменями, то с мокрыми памперсами.

Шестилетняя девочка Грейси настойчиво интересуется, что такое пиво и почему взрослые его пьют. Само пиво ее привлекает мало, а волнует запретность темы, на которую с ней почему-то не хотят говорить. Единственный, кто откликается и готов ее просветить, это дядюшка Мо, но и он поначалу терпит коммуникативные провалы:

— Даже самый убогий масс-маркет содержит шесть витаминов: тиамин, рибофлавин, пантотеновую кислоту, пиридоксин, биотин и... как его... цианокобаламин. Ты можешь выговорить «цианокобаламин»?

— Цино... цио... циобалерин...

— Ну, почти получилось. Вроде бы все они витамины группы B, но, какая именно польза здоровью от этих скороговорок, я без понятия.

Грейси не волновало, какая от них польза. Она полагала, что витамины еще большая кака, чем пиво.

В общем, пропаганда полезности пива оказывает прямо противоположный эффект. В конце концов героиню посещает Пивная Фея, которая сообщает ей все, что ей так хотелось узнать. Оберегая чувства моралистов, при расставании фея берет с девочки обещание не прикасаться к пиву до совершеннолетия.

автор  Мария Елиферова