Иэн Макьюэн,
"На берегу".

/Фрагмент./

Никаких сомнений быть не могло: чтобы переспать с любой из них, надо было жениться. Двое друзей, порядочные футболисты, пошли по этому пути, женились на втором курсе и исчезли из виду.
Один из этих несчастных являл собой особенно поучительный пример. От него забеременела девушка из университетской администрации, после чего его, по мнению друзей, "потащили к алтарю"; на год он пропал. А потом его случайно встретили на Патни-Хай-стрит с детской коляской — в то время это еще считалось унизительным для мужчины.

Газеты писали о Пилюле — нелепая надежда, очередная сказка об Америке.
Блюзы, которые Эдуард слушал в "Клубе 100", создавали впечатление, что всюду вокруг, невидимо для него, сверстники ведут бурную половую жизнь, приносящую всевозможные радости. Поп-музыка была пресной, все еще застенчивой в этом вопросе, фильмы — немногим откровеннее, и в его кругу мужчины должны были...

Читать далее...

ОСЕННЕЕ.
/Маленький рассказ/.

Начали слегка днем протапливать печи. Сегодня сквозь запотелые окна утром яркое солнце, и роса сплошная блестит не алмазными каплями, а прямо всем лопухом или всей грядкой свеклы.

На небе с утра барашки белые, кудрявые на голубом поле, и по радио обещают, что этот день пройдет без дождя. Сколько же сухих дней должно пройти, чтобы потребитель природы не ругал бы природу за дождливое лето?

Пришвин М.М.
"Времена года".

Халлдор Лакснесс,
"Салка Валка".

Отрывок из романа.

— Когда Ты получишь деньги? А ты посмотри на меня. Я только и знаю, что плету сети. Я плету с тех пор, как себя помню, и много, ты думаешь, я получил за это? На старости лет у меня есть только семь овец и корова. Постарайся научиться от Арнальдура читать, многим беднякам в нашей стране книги доставляют радость, уж этой-то радости тебя никто не сможет лишить — по крайней мере пока ты не ослепнешь.
— Они отняли у тебя зрение, Эйольфур — воскликнула Салка Валка, возмущенная до глубины души такой бесчеловечностью.

Старик не ответил на ее вопрос, и девочка в смятении глядела на него, ничего не понимая. Неужто всю жизнь, как бы прилежно она ни работала, ей придется ходить в этих лохмотьях на виду у Арнальдура и всего света?
— Я хочу получать деньги за свою работу, тогда я стану богатой, — сказала девочка наконец.
Затянув последнюю петлю, Эйольфур отложил сеть в сторону и посмотрел слепыми глазами в окно.

— Ты еще мала, дитя мое, тебе еще нет полных двенадцати лет. Ты можешь положиться на слова старика, немало повидавшего, пока он не потерял зрение. Работать нужно, работа радует сердце и приносит удовлетворение человеку, к тому же она дает возможность сводить концы с концами.
И если человек беспрерывно трудится всю свою жизнь, и в будни, и в праздники, он, пожалуй, скопит столько деньжонок, чтобы оплатить свои похороны.
Но поверь, дитя мое, никто еще не разбогател одним лишь своим трудом. Те немногие богачи, которых мне довелось знать, никогда ничего не делали. Трудятся одни бедняки. Думаю, что так обстоит дело не только у нас, а повсюду на свете. Но знания и радость, которую доставляет хорошая книга, дороже всяких богатств на свете, и, будь я на твоем месте, я прежде всего научился бы читать и писать.

Борис Зубков, Евгений Муслин,
"НЕПРОЧНЫЙ, НЕПРОЧНЫЙ, НЕПРОЧНЫЙ МИР".

Рассказ.

Путешествие началось в подвале. Опасное путешествие через весь Большой Город.
Ему вручили огромный неуклюжий сверток, и, когда он взял его в руки, он стал преступником. Его наспех обучили мерам предосторожности: каких улиц избегать, как вести себя при встрече с агентами Службы Безопасности, что отвечать на возможном допросе…

Хотели дать провожатого, но он отказался. Зачем? Двое подозрительнее. Опасность, поделенная на две части, остается опасностью. Пусть уж лучше он потащит через весь город страшный груз, останется наедине с неуклюжим ящиком, где лежит ЭТО.
…Какой же все-таки неудобный сверток! Дьявольски неудобный! Будто он весь состоит из углов. Когда держишь его на коленях, острые углы вонзаются под мышки, твердое ребро раздавливает грудь, а руки, охватившие сверток сверху, деревенеют. Да, руки совсем занемели…

Но пошевелиться нельзя, обратишь на себя внимание. В вагоне подземки тесно, как в банке с маринованными сливами. Он любил маринованные сливы. В детстве. Теперь нет настоящих слив. Теперь главная пища — галеты «Пупс». В вагоне все жуют эти галеты. Их жуют всегда. С утра до ночи. Знаменитые ненасыщающие галеты «Пупс». Заводы, синтезирующие галеты, работают круглые сутки. «Галеты «Пупс» обновляют мускулы, разжижают желчь и расширяют атомы во всем организме…» Как бы не так! Здесь простой расчет — выгоднее продать железнодорожный состав дряни, чем автофургон настоящей еды… Во рту галеты тихо пищат «пупс… пупс…» — и тут же… испаряются. Словно раскусываешь зубами маленькие резиновые шарики, надутые стопроцентным воздухом…
Проклятый сверток сползает с коленей. Руки онемели и словно чужие.
Читать далее...

Сижу в машине, читаю журнал на скорости 80 км/час, Валентин за рулём, слушает и попался маленький рассказ Мамина-Сибиряка, ну такой добрый, человечный.. и вы прочтите.
Оставлю его на страничке тут.

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852-1912),
"В начале августа".

Маленький рассказ.

Наступили первые дни августа.
Выпало два холодных утренника, и не успевшие отцвести лесные цветочки поблёкли, а трава покрылась желтыми пятнами. Солнце уже не так ярко светило с голубого неба, позже вставало и раньше ложилось; порывистый ветер набегал неизвестно откуда, качал вершинами деревьев и быстро исчезал, оставив в воздухе холодевшую струю.
Радости короткого северного лета подходили к концу, впереди грозно надвигалась бесконечная осень с ее проливными дождями, ненастьем, темными ночами, грязью и холодом. Почти все свободное время я проводил в лесу, на охоте; хвойный лес с наступлением осени делался еще лучше и точно свежел с каждым днем.

Вечер.
Девушка стоит в море лазоревых, цвета небесной тверди,
волнующихся ярких васильков,
нашептывающих нежные слова любви и смотрит вдаль,
в надежде увидеть судьбу или возлюбленного...



Легенда о васильке. О цветке.

Даниил Хармс.
Рассказ.

"Тетрадь"


Мне дали пощечину.
Я сидел у окна. Вдруг на улице что-то свистнуло. Я высунулся на улицу
из окна и получил пощечину.
Я спрятался опять в дом. И вот теперь на моей щеке горит, как раньше
говорили, несмываемый позор.

Такую боль обиды я испытал раньше только один раз. Это было так. Одна
прекрасная дама, незаконная дочь короля, подарила мне роскошную тетрадь.
Это был для меня настоящий праздник: так хороша была тетрадь! Я сразу
сел и начал писать туда стихи.

Но когда эта дама, незаконная дочь короля, увидала, что я пишу в эту тетрадь черновики, она сказала:
- Если бы я знала, что вы сюда будете писать свои бездарные черновики,
никогда бы не подарила я вам этой тетради. Я ведь думала, что эта тетрадь
вам послужит для списывания туда умных и полезных фраз, вычитанных вами из
различных книг.

Я вырвал из тетради написанные мной листки и вернул тетрадь даме.
И вот теперь, когда мне дали пощечину через окно, я ощутил знакомое мне
чувство. Это было то же чувство, какое я испытал, когда вернул прекрасной
даме ее роскошную тетрадь.

<12 октября 1938>

Курт Воннегут,
"Колыбель для кошки".

/Фрагмент./

В хвосте самолета был небольшой бар, и я отправился туда выпить. И там я встретил еще одного соотечественника-американца, Г. Лоу Кросби из Эванстона, штат Иллинойс, и его супругу Хэзел.

Это были грузные люди, лет за пятьдесят. Голоса у них были громкие, гнусавые. Кросби рассказал мне, что у него был велосипедный завод в Чикаго и что он ничего, кроме черной неблагодарности, от своих служащих не видал. Теперь он решил основать дело в более благодарном Сан-Лоренцо.

— А вы хорошо знаете Сан-Лоренцо? — спросил я.
— До сих пор в глаза не видал, но все, что я о нем слышал, мне нравится, — сказал Лоу Кросби. — У них там дисциплина. У них там есть какая-то устойчивость, на нее можно рассчитывать из года в год. Ихнее правительство не подстрекает каждого стать эдаким оригиналом-писсантом, каких еще свет не видал.
— Как?

— Да там, в Чикаго, черт их дери, никто не занимается обыкновенным производством велосипедов. Там теперь главное — человеческие взаимоотношения. Эти болваны только и ломают себе головы, как бы сделать всех людей счастливыми. Выгнать никого нельзя ни в коем случае, а если кто случайно и сделает велосипед, так профсоюз сразу тебя обвинит в жестокости, в бесчеловечности и правительство тут же конфискует этот велосипед за неуплату налогов и отправит в Афганистан какому-нибудь слепцу.

Луи-Фердинанд Селин,
"Путешествие на край ночи".

/Фрагмент/

Семена будущего сволочного мира прорастали еще в самой толще войны.
Чтобы угадать, какой станет наша жизнь, эта истеричка, достаточно было посмотреть, как она неистовствует в кабаке "Олимпия". Внизу, в длинном подвале-дансинге, искоса подглядывавшем за тобой сотней зеркал, она трепыхалась в пыли и отчаянии под негро-иудео-саксонскую музыку. Британцы вперемешку с черными. Повсюду на алых диванах курили и орали меланхоличные и воинственные левантинцы. Их мундиры, полустершиеся теперь в нашей памяти, были ростками сегодняшнего дня, который покамест все еще созревает, но мало-помалу тоже превратится в кучу перегноя.

Каждую неделю, раздразнив в себе вожделение несколькими часами, проведенными в "Олимпии", мы всей компанией отправлялись с визитом к нашей бельевщице, перчаточнице и книгопродавщице мадам Эрот в тупике Березина за "Фоли-Бержер"; теперь его больше не существует, а тогда девочки выводили туда собачек на поводке делать свои дела.

Мы ходили к ней искать на ощупь свое счастье, которому яростно угрожал весь мир.
Желаний своих мы, конечно, стыдились, но привередничать не приходилось. Отказываться от любви еще трудней, чем от жизни. В этом мире так уж повелось: то убиваешь, то любишь — и все разом. "Я тебя ненавижу! Я тебя обожаю!"
Ты защищаешься, тешишь себя надеждой и отчаянно силишься любой ценой передать жизнь двуногому существу следующего века, словно так уж неописуемо приятно знать, что у тебя будет продолжение и это, в конечном счете, обеспечит тебе вечность. Целоваться — как обедать: хочется во что бы то ни стало...

Зои Хеллер,
"Хроника одного скандала".

/Фрагмент./


Шеба уже пять месяцев работала в Сент-Джордже.
Коллеги решили, что она наконец пообтерлась: приличнее одевалась, научилась кое-как справляться с детьми. А сама Шеба с каждым днем становилась все несчастнее. Сама она вовсе не считала, что из нее вышел неплохой учитель. Напротив, она чувствовала, что поддалась самоуспокоенности коллег.
Да, на уроках у нее стало тише — но лишь потому, что она отказалась от попыток чему-нибудь научить детей. Она опустила руки. Закрыла глаза на их наушники и комиксы на столах. А если она теперь даже не стремится передать ученикам знания — то что она здесь делает?
Конноли был ее талисманом, единственной отрадой в унынии Сент-Джорджа. Избавившись от Конноли, она начала гадать, какой вообще толк в ее работе.

Однажды вечером, недели через три после того, как Конноли прекратил ее преследовать, Шеба наткнулась на него на школьном дворе — он играл с одноклассниками в футбол. При виде Шебы он застыл как вкопанный, покраснел и резко отвернулся. Шеба быстро пересекла двор, но эта неожиданная встреча ее глубоко тронула.
Конноли выглядел ужасно. Измученным. Быть может, думала Шеба, она с ним несправедливо обошлась? Что он такого сделал, в конце концов? Признался в детской влюбленности?

Шеба принялась сочинять возможные компромиссные варианты для ситуации с Конноли. Если он пообещает держать себя в рамках приличия, она позволит ему приходить в студию раз в неделю. Нет, раз в десять дней. Или когда угодно, но беседовать исключительно об искусстве...

Наконец настал день — мне не удалось точно выяснить дату, где-то в начале марта, — когда Конноли вновь появился у Шебы. Она уже уходила из студии, как вдруг он подскочил к ней, сунул записку в ее затянутую в перчатку руку и без единого слова умчался прочь.

Л. Бочарова,
"Автор за свой счет".

Рассказ.

- Мистер Эмбли, пришел врач.

Горничная отклонила портьеру, пропуская доктора. Как все евреи, доктор Меерсон в свои годы уже имел залысины, дорогие очки, двойную лицензию и богатый опыт. Он был нервопатологом.

- Так, дорогой Ричи, - сказал Меерсон, пристраивая дипломат на столике для газет. - Похоже, пора пройти диагностирование?
- Хотите вытянуть из меня еще полтысячи? - кисло отозвался мистер Эмбли, лежа на диване с повязкой на глазах, хотя за шторами синел дымный лондонский вечер. - На черт мне диагностика... Я и так знаю, что со мной.

- Посмотрим, посмотрим... - В соответствии с тайным ритуалом всех врачей, доктор Меерсон не верил пациентам на слово, а прежде оглядывал и простукивал их собственноручно. - Здесь тревожит? А здесь? Хорошо... А вот тут? Понятно... Прошу вас, посмотрите вверх... налево...Теперь будьте добры достать...

- ... Черт! Я знаю эти штучки! Говорю же - я знаю свой диагноз. Я послал за вами не для этого!

- Но, любезный мистер Эмбли, я наблюдаю вас уже червертый год. Ваше состояние ни на йоту не улучшилось.
- Мне и не нужно, чтобы оно улучшалось!
- Позвольте, тогда к чему разговор? Меня ждут пациенты еще в трех районах.
- Нет, господин Меерсон... Мне не нужно лошадиного здоровья... Мне нужна ваша инъекция... И все. О-дин ма-лень-кий у-коль-чик.

- Как в прошлый раз...
- Как в прошлый раз.
- Знаете, Ричи, не смотря на вашу славу, деньги и успех, я иногда благодарю бога, что я не ваш отец.
- Ладно, Джеймс, я такой, каков есть. Доставай свой чертов шприц и ставь мне чертов укол. Голова ни к черту.
Вздохнув, доктор Меерсон извлек из дипломата инструменты, наполнил шприц и с укоризненным видом наложил на пациента жгут.

- Дорогой Ричи, - сказал он. - Мой врачебный долг заставляет меня сделать предупреждение. Ты неправильно ведешь себя. Ты разрушаешь себя. Ты не лечишься. Ты пьешь. Куришь сигары. Ты пристрастился к кофеину. Ты спишь днем, а ночью...
- ...Устраиваю оргии. - усмехнулся Эмбли. - Просто слышу голос папаши. Но тот бы и наркотики помянул, и девок. И джаз. Весь набор из воскресной проповеди...
- Именно оргии. И твоя нервозность - лучшее тому подтверждение. - врач вынул иглу, спрятал использованный шприц в отдельный карман дипломата и продолжил: - Я, конечно, не психиатр, но я рекомендовал бы осмотреться у моего коллеги. Вот визитка...

- Бросьте, док. Я творческая натура - только и всего. Да, я пишу бульварные романы, но ими зачитывается пол-Лондона. Голливуд заключил со мной контракт... И я пишу ночью, потому что днем мне не дает покоя телефон. И Эмили. Прекрасная женщина, но вы же знаете, что такое жена. Кстати, у нее появился любовник - и это освобождает мне время. И я буду продолжать такую жизнь - понятно? - и пить чертов кофе, и чертов мартини, и курить чертовы сигары. И я буду болеть - потому что это моя жизнь, и я люблю успех, и деньги, и прессу, и вспышки форокамер. Потому что я публичная персона. И за это мне тоже платят.

- Как голова? - невозмутимо поинтересовался Меерсон, закрывая дипломат.
- Уже действует, спасибо. - Мистер Эмбли мрачно отвернулся к стене. Его спина в красной рабашке источала правоту.
- Ладно, Ричи, - тихо сказал Меерсон, - живи как хочешь. Но отчего бы не пройти курс лечения? Убей бог, не понимаю. При твоих доходах это несущественная трата. Какой-нибудь месяц - и ты не вспомнишь, где находится череп. Будешь писать свои триллеры...

- Нет уж! - резко развернулся Эмбли. - Мне надо знать, где находится мой череп. Он напоминает мне о цене.
- Ричи, ты все же уверен, что тебе не нужен психиатр? - осторожно спросил Меерсон.
- Дорогой Джеймс - говорю тебе: со мной все в порядке. Твоя же беда в том, что у тебя совсем нет воображения.

- Напротив, любезный Эмбли, у меня достаточно богатое воображение при моей работе. А уж неврастеников я повидал - дай бог всякому. И потому я отлично представляю, как ты умрешь на своей веранде от кровоизлияния в мозг. Чик - и готово, белки глаз красные, как у оборотня, лицо красное, губы синие. А на твоем белом пиджаке будет кофе, коротый ты не допил... Лежишь на полу, стул опрокинут, сигара подожгла угол утренней газеты с очередной статьей о знаменитом Эмбли. Дым, горничная визжит... Ну как?

- Впечатляет... Может, и тебе заняться писаниной, док? - Эмбли приподнялся на локте. - Однако я умру не так. В твоей картине не хватает существенной детали. Заинтересованного свидетеля.
- Свидетеля чего, Ричи? Твоей сметри? Еще скажи - убийства! - хмыкнул Меерсон.

- Я знаю, док, что ты не читаешь мою стряпню. Ты выше всего этого. Но - умоляю - не надо приписывать мне грешки писак вроде Кинга. Я не люблю убийства. Меня не привлекают маньяки. Меня не возбуждает страх. Я пишу только о смерти. Добровольной и желанной, о чистом акте самоуничтожения. Потому у меня такие тиражи. Потому я все знаю о собственной смерти. Поскольку я уже умер.

- Ладно, мистер Эмбли, спокойного вам отдыха и скорейшего выздоровленья... Думаю, мы с пользой провели вечер... Меня ждут пациенты.
- Ну уж нет, док. Вы дослушаете до конца. Чтобы больше не лезть с дурацкими советами. В конце концов я плачу вам наличными.
- Прошу вас, Ричи, мне нужно идти.
- Вот чертов телефон - включите его и позвоните в контору, пусть вас заменят и отправят к чертовым пациентам другого череполога... Мне захотелось рассказать вам кое-что. О моей болезни. И знаете, почему? Вы ничего не смыслите в литературе. Вы табула раса, так сказать. Идеальный читатель... К тому же вы врач. А тут имеет место психосоматика, или как вы это называете...

- Ладно, извольте, - доктор отложил дипломат и с профессиональным безразличием, потерев переносицу под очками, устроился в кресле.

⁙⁙далее⁙⁙

Линор Горалик,
"Пофамильно."

Маленький рассказ.

Она все сидела и смотрела на эти бумажки, на эти невозможные бумажки — приказы, награждения, донесения, фотографии — на эти бумажки с именами, давно превратившимися в разбухший от черной крови миф, на эти приказы, подписанные той же фамилией, которую она носила в девичестве (ошибка в одну букву, так ее записали в свидетельстве о рождении, он был в ярости), на эти фотографии, где он стоит среди тех, чьи лица потом стирали с многофигурных напыщенных полотен, а потом среди тех, кто стирал эти лица с тех самых полотен, и стоит он всегда чуть правее центра, в таком страшном, весомом месте, и не улыбается, — в отличие от тех, других, привычных ей фотографий, где он держит ее на одной руке, Ленку — на другой, где бабушка смеется, встав на цыпочки, положив подбородок ему на плечо.
Была уже ночь, а она все сидела и смотрела на эти проклятые бумажки, пахнущие тлением и чем-то еще, канцелярским и мертвым одновременно — потусторонней канцелярией, вот чем. Она все сидела и думала — как можно было не понимать? Как она могла не понимать? Вдруг она вспомнила про Тошку: ей было пять лет, когда у нее умерла собачка Тошка, и он, чтобы не расстраивать ее, сказал, что Тошку назначили заведующей колбасным магазином. Она не пересматривала этот факт лет до пятнадцати. Она не была тупой, просто это же он так сказал, а, кроме того, невозможно же, ну.
Невозможно же.
А на самом деле...

... продолжаю находить в дневниках у добрых жителей li.ru маленькие творения - рассказы ими же сочинённые, так сказать - проба пера. Да, по-прежнему читаю ваши дневники, на удивление. Но за 10 лет с лишним, моё мнение о сочинениях не поменялось - собственно, мнение ○тут○, правда, к трагедиям прибавилось и что-то фантастичное, что хорошо. Фантастика предполагает воображение и славно, что оно присутствует, оно важно.
Стихи смущают меньше.
Но тут нужно сказать, что я воспитана на классической литературе в основном...

Сара Дюнан,
"Святые сердца".

/Фрагмент/

... Молодая сестра Персеверанца, послушница, находится в плену у музыки страдания. Одинокая сальная свеча, потрескивая, бросает тени на стены ее кельи. Сорочка девушки так тонка, что, прижимаясь спиной к каменной стене, она чувствует покрывающую ее зимнюю испарину. Она поднимает подол, открывая голени и бедра, потом, с большей осторожностью, живот, чуть слышно постанывая, когда материя касается незаживших ран. Она останавливается, делает два-три глубоких вдоха, чтобы успокоиться, потом сильнее тянет за ткань там, где она уже совсем присохла, пока та не отрывается вместе с тонкой молодой кожицей.

Свеча освещает кожаный пояс на ее талии, изнутри подбитый короткими гвоздями, часть которых глубоко вошла в плоть, оставив на виду лишь вздутые, покрытые запекшейся кровью раны там, где грубая кожа ремня приросла, кажется, к девичьему телу.
Медленно, не торопясь, она нажимает на шляпку гвоздя. Ее рука невольно отдергивается, с губ срывается крик, но звук словно
подбадривает ее, призывает продолжать, и пальцы возвращаются на прежнее место.
Она не отрывает взгляда от стены перед собой...
Читать далее...

Реализм, в целом, расцвёл в XIX веке, так считается.
Но делается акцент всегда, что именно в СССР, в начале 30-х годов возник творческий метод социалистического реализма. Однако, существует такая легенда, которая указывает, что реализм (и метод) родился во времена Чингисхана.

Легенда гласит, что в одной стране правил хромой одноглазый горбатый тиран и он хотел увековечить свой образ в портрете для потомков, которые обязаны были его помнить.
Первый художник изобразил его таким, как есть и был казнён за оскорбление властелина.
Второй - превратил его в стройного и молодого красавца, и был посажен в тюрьму за искажение истины.
Третий художник изобразил властелина верхом на вздыбленном коне, в профиль, зрячим глазом к зрителям, широкой буркой задрапировал горб и... получил высшую награду.

Так и возник метод реальности, названный позднее соцреализмом.
Вот так дела...

"Про историю человечества". Один восточный владыка, когда взошёл на престол, сразу для себя определил, что хочет прославиться тем, что расскажет людям подробнейшую историю всего человечества, а точнее их самих. И приказал он своему визирю, такому же юноше, как и он сам, чтоб тот собрал 1000 самых именитых и мудрых историков, чтоб те подготовили ему доклад. Спустя 20 лет подходит караван из 200 верблюдов, которые везут на себе многотомные собрания с подробнейшей историей человечества. Владыка пришёл в негодование, мол, ему и за всю его жизнь столько не прочитать, не то, что огласить народу и приказал сократить. Через 20 лет подходит к его дворцу караван из 50 верблюдов, везущих толстенные тома книг. Владыка опять негодует, мол его век уже подходит к концу, а ему уж тем более не прочитать такое количество литературы и рассказать её людям. Опять приказал сократить. Ещё через 15 лет, когда владыка лежал на смертном одре и все жители той страны, как один, чествовали его преемника, к воротам его замка подошёл ишак, везущий на себе толстую книгу, и вёл того ишака под уздцы старик, который когда - то был тем молодым визирем. Уже полуслепой и полумёртвый владыка приказал пригласить того визиря к себе. Старый визирь склонился над умирающим владыкой, и тот спросил его: "Так в чём же заключается вся история человечества? Если уж я не смогу её донести народу, так хотя бы сам буду знать…" И визирь ему ответил: "Они рождались, страдали и умирали…"

 

Мэри де Морган.*
"Фея дождя".

Маленький рассказ - сказка.

Давным-давно жил на свете пастух со своею женой. Жили они в затерявшемся среди гор маленьком домишке, вдали от городов и деревень. Местность была суровая — в горах гулял холодный ветер, а дом часто поливали такие сильные дожди, что, казалось, его вот-вот смоет.
Однажды вечером, когда пастуха не было дома, началась страшная буря: ливень яростно хлестал в окна и двери. Жена пастуха сидела у огня и слушала шум дождя, и вдруг ей показалось, что звук стал громче — капли барабанили с такой силой, будто кто-то стучал кулаком в дверь, требуя, чтобы его впустили. В конце концов жена пастуха, потеряв терпение, решила выглянуть на улицу, хотя и понимала, что в дом ворвется ветер с дождем. Она открыла дверь, и ливень тотчас хлынул ей в лицо, а затем она увидела на пороге высокую женщину в серой накидке с длинными волосами, ниспадающими по спине.

— Спасибо, — сказала незнакомка. И хотя голос ее был совсем тихим, жена пастуха даже сквозь шум дождя смогла расслышать каждое слово. — Спасибо, что открыла дверь. Мало кто на твоем месте поступил бы так же. Можно мне войти и перевести дух?

— Должно быть, вы промокли до нитки! — воскликнула жена пастуха. — Заходите же! Поешьте и отдохните с дороги. Вы пришли издалека?

— Вовсе нет, — ответила гостья, затем переступила порог и села на стул возле двери. — Есть я не хочу, только выпью воды и сразу отправлюсь в путь. Благо идти осталось немного, поэтому вряд ли я промокну сильнее, чем сейчас.

Жена пастуха с удивлением разглядывала гостью: ее одежда оказалась совершенно сухой. Но она заметила кое-что еще более странное: показавшаяся сперва невзрачной серая накидка незнакомки была усыпана драгоценностями — прозрачными камнями, похожими на бриллианты, которые переливались всеми цветами радуги; да и платье под накидкой было изысканным. Жена пастуха принесла стакан воды и попыталась уговорить гостью что-нибудь съесть, но та лишь покачала головой, сказав, что, кроме воды, ей ничего не нужно.

Осушив стакан, она вернула его жене пастуха со словами:
— Так значит, это твой дом. Все ли у тебя есть? Довольна ли ты своей жизнью?

— Ах, да, мы с мужем довольны всем, — ответила жена пастуха. — Кроме, пожалуй, одного. Десять лет назад умерла моя маленькая дочь, а других детей у меня нет. Я очень хочу ребенка, чтобы заботиться о нем и дарить ему счастье, пока он мал, а когда я состарюсь, он в свой черед будет заботиться обо мне.

Гостья поднялась со стула и теперь стояла прямо перед женой пастуха:

— И ты думаешь, что любила бы своего ребенка пуще всего на свете. Многие женщины так говорят, да мало кому это на деле удается. Вскоре у вас с мужем родится девочка, и, пока вы будете любить ее пуще всего на свете, она будет с вами, но, как только что-то другое станет для вас дороже дочери и ее счастья, она вас покинет, попомни мое слово. А теперь прощай, — гостья направилась к двери и молча вышла. Жена пастуха наблюдала, как силуэт незнакомки исчезает в струях дождя, при этом одежда ее не колыхалась на ветру и, казалось, совершенно не намокала.
Минул год...

Читать далее...

Даниил Хармс,
"Упадание".

Маленький рассказ.


Два человека упали с крыши пятиэтажного дома, новостройки. Кажется,
школы. Они съехали по крыше в сидячем положении до самой кромки и тут начали
падать.
Их падение раньше всех заметила Ида Марковна. Она стояла у окна в
противоположном доме и сморкалась в стакан. И вдруг она увидела, что кто-то с
крыши противоположного дома начинает падать. Вглядевшись, Ида Марковна
увидела, что это начинают падать сразу целых двое. Совершенно растерявшись,
Ида Марковна содрала с себя рубашку и начала этой рубашкой скорее протирать
запотевшее оконное стекло, чтобы лучше разглядеть, кто там падает с крыши.
Однако сообразив, что, пожалуй, падающие могут увидеть ее голой и невесть
чего про нее подумать, Ида Марковна отскочила от окна за плетеный треножник,
на котором стоял горшок с цветком.
В это время,
⊶⊰○○○○○⊱⊷

Даниил Хармс,
"Связь**".

Маленький рассказ.

1. Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне в ответ на мое письмо, которое я написал Вам.
2. Один скрипач купил себе магнит и понес его домой. По дороге на скрипача напали хулиганы и сбили с него шапку. Ветер подхватил шапку и понес ее по улице.
3. Скрипач положил магнит на землю и побежал за шапкой. Шапка попала в лужу азотной кислоты и там истлела
4. А хулиганы тем временем схватили магнит и скрылись.
5. Скрипач вернулся домой без пальто и шапки, потому что шапка
Читать далее...

Арутюнова Каринэ,
"Ах, эти прекрасные острова любви".

Маленький рассказ.

Она не могла одна. Подряд щелкала выключателями — по всей квартире, наотмашь, ладонью, переваливаясь низким тазом, задевая стены и дверные косяки, — рот вяло морщился, — от поганых звуков становилось еще гаже, из шкафчика выуживался узкогорлый сосуд — янтарная жидкость, пять звездочек, не меньше, выцеживалась легко, — на секунду замирала, пропуская внутрь толчками идущее жжение и тесное тепло.
* * *
Уходил со скандалом, петушиным фальцетом разрывая утреннюю тишину, подрагивая налипшим на мокрый лоб хохолком, выпячивая цыплячью грудь, — ты. ты. ты. — с ненавистью крошил междометиями, — в лицо ей, с выщипанными ниточкой бровями, придерживающей разъезжающиеся полы халата на растопыренных коленках.
Господи, — ах ты, — от пощечины голова откидывалась, а на бледной щеке ...

✎…………

... Однажды к французскому королю Людовику XIV обратился итальянский химик, предложив ему принять на вооружение изобретённое им новое бактериологическое оружие. Король не только отказался от предложения, но и выплачивал химику пожизненную пенсию для того, чтобы тот не пытался продать свой секрет другим государствам.

Сегодня всё было бы иначе в аморальной и дряхлеющей элите старушки Европы.

Аркадий Аверченко,
"По влечению сердца".
(Образцы иностранной литературы)

II. АНГЛИЙСКИЙ РАССКАЗ

Томми О’Пеммикан добывал себе скромные средства к жизни тем, что по вечерам показывал в уайт-чапельском кабачке Сиднея Гроша своё поразительное искусство: он всовывал голову в мышеловку, в которой сидела громадная голодная крыса, и после недолгой борьбы ловил её на свои крепкие, белые зубы… Несмотря на то, что животное яростно защищалось, через минуту слышался треск, писк — и крыса, перегрызенная пополам, безжизненно падала на покрытый кровью пол гигантской мышеловки.
Мисс Сьюки Джибсон упросила своего отца однажды сделать честь Сиднею Грошу и навестить этого старого мошенника в его берлоге.

Отец сначала ужаснулся ("Ты, девушка из общества,— в этом вертепе?"), но потом согласился, и таким образом однажды в туманный лондонский вечер среди пропитанных джином и пороком джентльменов — обычных посетителей дяди Сиднея — очутилась молодая, изящная девушка с пожилым господином.
Представление началось.
○♦○♦○♦○♦○

○○•Легенда...•○○

Притча о белой вороне.


Обычная черная ворона зашла в ресторан и тут же заметила сидящую в углу белую ворону.
Она подошла к стойке, взяла свой кошелёк и демонстративно крикнула:
"Официант! — Я покупаю еду для всех в этом ресторане, кроме этой белой вороны!"

Официант взял деньги и разнес всем еду, кроме белой вороны.
Однако вместо того, чтобы почувствовать себя неловко, белая ворона просто посмотрела на обычную чёрную ворону, улыбнулась и крикнула: "Благодарю!"
Это ещё больше разозлило чёрную ворону.

Читать далее...

Аркадий Аверченко,
"По влечению сердца".
(Из серии образцы иностранной литературы)

I. ФРАНЦУЗСКИЙ РАССКАЗ

Войдя в вагон, Поль Дюпон увидел прехорошенькую блондинку, сидевшую в одиночестве у окна и смотревшую на него странным взглядом.
— Ого! — подумал Дюпон, а вслух спросил:
— Вам из окна не дует?
— Окно ведь закрыто! — засмеялась блондинка и лукаво взглянула на него.
— Разрешите закурить?
— Пожалуйста. Я люблю сигарный дым.
— Увы! К сожалению, я не курю,— вздохнул Поль.— Разрешите узнать, как ваше имя?
— Луиза.
— Луиза?! Ты должна быть моей! С первой встречи, когда я тебя увидел…
— Ах, плутишка! — сказала Луиза, открывая свои объятия.
. . . . . . . . . . . .

Оправляя причёску,
✎………...

У арабского историка Аль-Мадаини есть рассказ о том, как халиф Осман Ибн-Аффан осаждал крепость Тамисса: после долгих переговоров с осаждёнными был заключён договор о сдаче крепости.
В нём помимо других пунктов было принято условие, гласящее, что "и одного человека мусульмане не убьют, когда войдут в крепость"(дословно). Осаждённые поняли этот пункт как обещание сохранить их жизни.
Халиф же считал иначе.
После сдачи крепости Осман уничтожил всех защитников, оставив в живых только одного человека и утверждал, что точно выполнил условие договора.

Резюме такое: внимательно читайте договоры.

ИЛЬЯ ВАРШАВСКИЙ,
"В АТОЛЛЕ".

Короткий рассказ.

Мы все стояли на берегу и смотрели на удаляющегося «Альбатроса». Он был уже так далеко от нас, что я не мог рассмотреть, есть ли на палубе люди. Потом из трубы появилось белое облачко пара, а спустя несколько секунд мы услышали протяжный вон.
— Все, — сказал папа. — Теперь мы можем сколько угодно играть в робинзонов: у нас есть настоящий необитаемый остров, хижина и даже Пятница.
Это было очень здорово придумано — назвать толстого, неповоротливого робота Пятницей. Он был совсем новый, и из каждой щели у него проступали под лучами солнца капельки масла.
Раздался звонок, и папа сказал, что это, вероятно, вызов с «Альбатроса» и состязание придется отложить.
Звонок все трещал и трещал, пока папа не включил видеофон. На экране появился капитан «Альбатроса». Он по-прежнему был в скафандре и шлеме.
— Мы уходим, — сказал он, — потому что…
— Я понимаю, — перебил его папа.
— Если вам что-нибудь понадобится…
— Да, я знаю. Счастливого плавания.
— Спасибо! Счастливо оставаться.
Папа щелкнул выключателем, и экран погас.
— Пап, — спросил я, — они навсегда ушли?
— Они вернутся за нами, — ответил он. — Когда?
— Месяца через три.
— Так долго?
— А разве ты не рад, что мы, наконец, сможем побыть одни и никто нам не будет мешать?
— Конечно, рад, — сказал я, и это было чистейшей правдой.

Читать далее...

... она достает телефон, пара минут и смс готово. В нем слова от том, как ей его не хватает. Раз — и отправлено. Она не ждет получить ответ, лишь хочет через расстояние почувствовать женским чутьем, что он улыбнулся, что ему понравилось, что он испытывает тоже самое.
Через час раздается сигнал, пришло смс. Она открывает, читает и понимает, что он чувствует совсем другое. В очередной раз ее тыкают носом в очевидное — между ними нет отношений, это просто было развлечение, легкий роман. Не то, чтобы она была нехороша. Просто "ты ему не понравилась", как объяснил Миранде Бергер в одной из серий "Секса и города".
Она сидит, смотрит в окно — там густая ночь, наполненная миллиардом звезд и огоньков в домах. Она одна и одинока. Ложится на софу. В глазах слезы, на сердце боль, а в уме все вертится и вертится мысль — сколько же она будет причинять себе боль? Зачем она напоминает о себе, лишь для того, чтобы получить вежливый ответ?
Смысл в этой изощренной пытке?
©

Случается и такое, почему нет?!
Читаем.

Клеменс Мишальон,
"Эмели".

Эпизод.

Знает ли Эйдан Томас, как меня зовут? Понятия не имею. Даже если нет, я не в обиде. Есть вещи поважнее, чем запоминать имя девушки, которая вдажды в неделю наливает ему вишнёвую колу.
Эйдан Томас не пьёт спиртное. Красивый непьющий мужчина - та ещё задачка для бармена, но для меня самое ценное не выпивка, а доверие людей, приходящих провести часик-другой в моём баре.
Эйдан Томас чувствует себя здесь не в своей тарелке. Он как олень, который застыл на обочине и ждёт пока вы проедете мимо, готовый удрать, если к нему проявят излишний интерес. Поэтому я жду, пока он сам подойдёт. Каждый вторник и четверг. В море завсегдатаев он единственный, кого я хочу видеть.
Сегодня вторник.

С семи часов я поглядываю на дверь. Одним глазом высматриваю его, другим слежу за кухней - за старшей официанткой, сомелье и полным придурком шеф-поваром. Мои руки двигаются на автопилоте. Один "Сайдкар"*, один "Спрайт", один виски с колой. Дверь открывается. Это не он...
Ресторан - ненасытное чудовище, чёрная дыра потребностей.
... первая неделя октября, ранняя осень, но дни становятся короче, холоднеет.
Дверь открывается.
Это он.
У меня на душе светлеет. Радость переливается через край. Эйдан Томас молча сидит в моём баре. Мы не разговариваем, за исключением обычных любезностей.

Клеменс Мишальон,
"Женщина в сарае".

Фрагмент.

Ты предпочитаешь думать, что все женщины кому-то принадлежат, - и он
достался тебе.
Так проще. Если никто не свободен.
Он приходит вечером. Отпирает сарай. Приносит на подошвах ботинок опавшие листья, закрывает за собой дверь, возвращает задвижку замка на место.
Гляньте на него: молодой, сильный, ухоженный. Ты вспоминаешь день вашей встречи, тот краткий миг, перед тем как он открыл свою истинную сущность... И вот он здесь, теперь твой.
Всё подчинено строгому распорядку. Он окидывает тебя взглядом. Ты на месте. Вздох. Приступая к вашему совместному ритуалу, он наклоняется отрегулировать электрообогреватель или вентилятор, в зависимости от времени года.
Его мускулы постепенно расслабляются.

••○••

Иван Тургенев,
" Дневник лишнего человека".

Фрагмент.

Люди бывают злые, добрые, умные, глупые, приятные и неприятные; но лишние... нет. То есть поймите меня: и без этих людей могла бы вселенная обойтись... конечно; но бесполезность — не главное их качество, не отличительный их признак, и вам, когда вы говорите о них, слово "лишний" не первое приходит на язык.
А я...
... про меня ничего другого и сказать нельзя: лишний — да и только. Сверхштатный человек — вот и все. На мое появление природа, очевидно, не рассчитывала и вследствие этого обошлась со мной, как с нежданным и незваным гостем. Недаром про меня сказал один шутник, большой охотник до преферанса, что моя матушка мною обремизилась.

Я говорю теперь о самом себе спокойно, без всякой желчи... Дело прошлое!
Во все продолжение жизни я постоянно находил свое место занятым...

Попалось в нашей дачной библиотеке, в которую, в основном, свозится милое книжное старьё, так вот, попалось несколько книг, представьте, о препятствиях в любви. Читаю сразу две.
Сюжет одной из них:
жил-был талантливейший композитор, красавец, сердцеед конечно, но который всю жизнь любил одну женщину (утверждают биографы) - Каролину Сайн-Витгенштейн, аристократку, полюбившую его ещё до их знакомства и, позднее, уговорившую Листа уйти в монахи после того, как папа Римский отказал ей в разводе и праве на второй брак. Увы.
Любимый ею, он пытался жениться на своём ангеле-хранителе. Трижды на пути двух любящих существ вставали непреодолимые препятствия,а годы шли... Наконец, все преграды были сломлены, впереди ясное будущее, вожделенное счастье, но... появляются опасения возлюбленной: не сам ли создатель противится их воссоединению, ведь сколько раз он их разлучал.
И снова разлука и теперь уж навсегда.
И великий венгерский композитор и пианист Ференц Лист* (Ferenc Liszt, венгерское написание) - в сутане монаха...



Три цитаты композитора:
*"Жизнь — только длинное и горькое самоубийство, и одна только вера может преобразовать это самоубийство в жертву".*
*"Истина — это большая кокетка".*
*"Без фантазии нет искусства, как нет и науки".*

Собирание легенд - одно из моих увлечений, уже рассказывала об этом тут.
На этот раз - легенда с душераздирающим концом.
Это так в названии говориться.

А история такая.
У князя Никиты Алексеевича Волконского была красивая молодая жена. Летом ездила она из усадьбы княжеской что на Коломенке, на дачу, за Клязьму, а с ней сорок человек прислуги. Так было заведено.
Однажды князь имел неосторожность надолго оставить свою супругу на той даче. Сам же пребывал в усадьбе. Скучала княгиня. Служанка Маланья, при барыне была, не знала что и делать. А был, на горе, среди сорока крепостных разудалый молодец, красавец Иван, состоял в высокой должности - числился ключником. Замечает Маланья, часто молодая княгиня стала звать к себе Ивана. Разговоры задушевные пошли в ход. Всё от скуки. Вот уж он и на вечер у неё остаётся.

Испугались дворовые люди князю преданные, собрались, решают: доложить князю о жениной неверности или оставить всё как есть? Если доложить - рассердится князь, да под горячую руку, ещё чего, всех подряд прикажет сечь. А не сказать, так сам дознается и всё ещё хуже обернётся.
Рассудили все послать к хозяину в усадьбу Маланью и чтоб барыня не догадалась, поставили к ней другую горничную - будто Маланья приболела. Бегом побежала Маланья к князю, а в имении его нет - ушёл в гости. Она - туда. Князь под вечер вышел один в аллею, тут она ему в ноги: "Батюшка не вели казнить...". И всё рассказала.
Разгневался князь, приказал свою жену в наказание запереть в усадьбе, а Ивана - ключника бросить в подвал. Били его нещадно. Там и умер.
Имение Волконских до сих пор стоит неподалёку от Каменского пруда.

Теперь во всех закладках осень...

И что прочла в этом журнале. Похоже на анекдот, но, думаю, всё забавнее или сложнее).
•
Жена заболела. Пожаловалась мужу.
Муж вызвал скорую. Врач осмотрел больную и шёпотом говорит мужу:
"Любить надо жену, баловать, побольше внимания уделять, а то помрёт."
Врач уехал.
Жена спрашивает: "Что доктор сказал?".
Муж: "Помрёшь говорит".

Ну, не представляю где тётушка смогла познать столько всяких умностей, только почти на всё у неё есть хороший такой
ответ или совет. Иногда я к ней прислушиваюсь).
Пили на кухне чай, заговорили про гороскопы, а я слабо верю в них и так просто, и изволила сказать т. Лоре. Она тут же вспомнила свою красивую молодость, а в молодости она была замужем за умным красавцем, деловым, способным достойно содержать большую семью, но в этом месте уточняется, что она, их семья, была не вполне полной - у них не было и нет детей. А муж её был по гороскопу скорпион, страстно влюбился в красавицу тётушку, долго ухаживал, а когда женился - жутко ревновал ко всему на свете и был человеком, способным разочаровываться... но любовь зла, как объясняет тётушка, и она находила общий язык с мужем и старалась его не провоцировать никак, даже оставила любимую работу. Воспоминание казалось завершено и тут же тётушка добавляет, что никто не верит в гороскопы до первого скорпиона в своей жизни. Вот так она поверила в гороскопы, но не развлекательные, что печатаются в журналах, а настоящие.
Жили они с мужем счастливо, но он тяжело заболел и через 6 лет супружеской жизни его не стало...

Тут тётушка загрустила и я отправила её в кресло в гостиную, укрыла пледом, включила настольную лампу, купленную в прошлом веке в антикварном магазине, красивую и большую, и чтобы она не грустила, зачитала очередную новеллу:

новелла забавная ✿‿✿

Со вчерашнего вечера я у тётушки дома, слежу за состоянием, измеряю температуру, пою чаем то чёрным, то зелёным, конечно, по её просьбе, с её же булочками, варю кашу "Пять злаков", и читаю, возлежащей на белоснежной постели (она не любит цветную) тётушке короткие новеллы, да, она любит короткие.
Например:

"Выбор"

Короткая новелла.

"Анекдот: "Любовь – это рыбалка. Не клюёт – сматывай удочки."
Как НАДОЕЛО быть твоей загвоздкой, осложнением твоих сложений и вычитаний, постоянным опасением, пороховой бочкой, болью в подреберье, ночным укором совести, страдающей бессонницей…
... я так УСТАЛА смотреть на уныло потухший дисплей телефона, чувствовать себя растерзанной промокашкой в корзине, забытой датой, засушенным букетом нежных прошлогодних слов...
... как ГЛУПО ждать ответной благодарности за то, о чём тебя не просили; стоять под камнепадом обид прикрываясь дырявым зонтиком никому не нужной заботы. Выглядеть ископаемым ящером в своей стойкой верности тому, кто в ней не нуждается. Любить и верить, когда давно пора сматывать удочки.
Я ВЫБИРАЮ радость!
Я ВЫБИРАЮ РАДОСТЬ, сменяющую жвачку тоски - на ЖИЗНЬ сверкающую, как монетка, вынутая из сундука воспоминаний.
Я ВЫБИРАЮ успех, питающий кислородом легкие наших надежд." ©

А потом,
мы всё это полунормальное в сюжете обсуждаем ещё минут сорок и я во всём соглашаюсь с тётушкой, а с "больными"
так - никаких возражений.
Кстати, т. Лора считает,

Читаем, господа-товарищи.

"О грибах."

В числе разнообразных охот человеческих имеет свое место и смиренная охота ходить по грибы, или брать грибы. Хотя она не может равняться с другими охотами, более оживленными, уже потому, что там приходится иметь дело с живыми творениями, но может соперничать со многими, так сказать, второстепенными охотами, имеющими, впрочем, свои особые интересы. Я даже готов отдать преимущество грибам, потому что их надобно отыскивать, следовательно, можно и не находить.
•••
Один раз я нашел сыроежку, из шляпки которой выросла другая сыроежка также со шляпкою; я срисовал эту уродливую редкость.
•••
Между поганками есть грибы, которые в иных местах России считают вредными, а в иных местах употребляют в пищу, например: свинухи, или коровьи уши, валуи, моченки, чернухи и проч.; их предварительно отваривают или вымачивают, потом солят и кушают без всякого вреда. Я знал даже человека, который все грибы, кроме дубовиков и мухоморов, считал съедобными и доказывал их безвредность собственным примером и всего своего семейства; он утверждал даже, что так называемые поганки точно так же вкусны, как и другие грибы.
•••
Я не стану самоуверенно утверждать, что взгляд человека не может производить магнетического действия на растительное царство, но скажу только, что бесчисленные опыты меня убедили в том по крайней мере, что мой взгляд никогда грибам не был вреден.

Сергей Тимофеевич Аксаков*,
"...письма и важные замечания о самом главном".



Читать далее...

Первый день долгожданной весны.
Радуюсь просто.



"Март. ВЕСНА",
М. Пришвин.
Маленький рассказ.

Замечаю, что весна в душах людей современных стала раньше наступать, чем в далекие времена, когда жизнь была спокойнее. Тогда в феврале никто в городе не говорил о весне, а теперь со всех сторон слышишь: весна!

... самый замечательный день - это, конечно, завтра.
Завтра все бросят курить, перестанут пропадать где-то ночами и вовремя позвонят нужному человеку. Завтра никто никуда не опоздает и не забудет про чей-то День рождения. Завтра люди будут улыбаться, здороваться, перестанут кричать друг на друга. Завтра поссорившиеся помирятся. Завтра все поздравят друг друга с Новым годом.
А пока не наступило это туманное новогоднее завтра, можно позволить себе быть развязным, подшофе, усталым, срывать свою злость на окружающих и бесконечно лениться.
Завтра, 1 января, же впереди.
©

© Анатолий Валевский

Одинокая роза

Наверное, нет ничего хуже грустного чувства одиночества, способного повергнуть в такую пучину тоски и безысходности, откуда, бывает, уже и не выбраться. Ещё вчера жизнь радостно бурлила, вскипая яркими красками, волнуя и порождая смелые мечты и обещая светлое будущее... как вдруг в одночасье всё померкло, словно задёрнутое серым затхлым покрывалом.
Безжалостно срезанная грубыми садовыми ножницами, нежная роза совершенно неожиданно очутилась в огромной, пустынной комнате, где на полированном столе молчаливо замерла коллекция разнообразных фарфоровых ваз белого цвета. Они выглядели холодными и высокомерными.

Розовый цветок поместили в одну из ваз и... забыли.
Вскоре ароматная красавица затосковала. Она почувствовала себя одинокой и начала потихоньку чахнуть, обессилено роняя лепестки. В комнате было прохладно, неуютно, да и поговорить не с кем. Чопорные вазы надменно молчали, а больше никто в комнату не заходил.
Правда через открытое окошко, выходящее в тенистый сад, ненадолго залетела бабочка, чтобы утешить несчастную розу и рассказать, как обстоят дела на семейном кусте, откуда её вырвала злая судьба-разлучница. Но разве это короткое свидание могло заменить ту прекрасную свободную жизнь, когда совсем ещё юная, не распустившаяся роза проводила всё время со своими стройными прекрасными сёстрами, смущённо покачиваясь от осторожной ласки тёплого летнего ветерка. Тогда казалось, что это будет длиться вечно...

Ах, как порой несправедливо поступает с нами жизнь, отбирая прекрасные мгновения счастья и любви, повергая в холодное уныние одиночества и, чего уж греха таить, полное забвение...

Маленький рассказ.

"По капле".

Он подал ей полотенце, она набросила его на плечи, провела краем сначала по одной руке, потом по другой, другим краем быстро промокнула между бедер, выбралась из ванны на чавкающий резиновый коврик и принялась энергично вытирать волосы.
— Я думал, ими все пользуются, — сказал он.
Она откинула спутанные влажные волосы, едва не задев его по лицу, повесила на крючок полотенце, взяла у него из рук синенькую пачку с прокладками и, привстав на цыпочки, аккуратно поставила ее на самую верхнюю полку шкафа, заслонив пакетом с хвойной солью для ванн.
— Нет, — сказала она, — ими пользуются не все. Ими пользуется твоя жена. Пожалуйста, пойди туда еще раз и купи такие же, но с тремя капельками в кружочке, не с двумя.

Линор Горалик.

Жил-был один король.
И захотелось ему такую картину, которая излучала бы умиротворение и покой. Чтобы каждый раз, глядя на нее, на душе становилось спокойнее и легче. Наградой за такую картину был мешок золота.
Многие художники принялись за работу. Когда все картины были дописаны, король осмотрел их, но среди них лишь две привлекли его внимание.

На одном полотне было изображено тихое озеро. Оно, как зеркало, отражало возвышающиеся вокруг него горы и голубое небо с белыми облаками. На берегу росли диковинные цветы, а над ними порхали пестрые бабочки. Каждый, кто смотрел на эту картину, был убежден, что это и есть совершенная картина покоя.

На втором полотне были горы - острые и угрюмые. Над ними бушевало небо, шел ливень и сверкали молнии. По горной стене падал пенящийся водопад. Это выглядело никак не мирно. Однако, присмотревшись, король увидел у водопада под небольшим каменным козырьком крошечный кустик, растущий из расщелины в скале. На нем птица свила гнездо. Там, в окружении стремительно падающей бушующей воды, несмотря ни на что, она продолжала высиживать птенцов.

Именно эту картину и выбрал король.

Мораль: Покой - это не там, где тихо и мирно, где нет шума и беспокойства.
Это там, где при всем этом, вы сохраняете спокойствие в душе.
(автор неизвестен)

Л.Горалик,
"Полезное".

Маленький рассказ.

— Это было подло, — сказал он.
— Нет, — сказала мама, — это было не подло, и никогда не говори мне таких слов, ты что себе позволяешь? Это было не «подло», это было полезное. Ты сделал полезное дело.
Он пнул ногой диван и стал яростно слюнявить и тереть палец, испачканный фиолетовым фломастером. Она легонько шлепнула его по руке.
—Ты попросила нарисовать собаку, я нарисовал тебе собаку, я думал, ты хочешь, чтобы я нарисовал тебе собаку, — сказал он плаксиво.
— Правильно, — сказала она, — я попросила тебя нарисовать для меня собаку, мне нужна была табличка, и ты нарисовал очень хорошую собаку, а я написала «Собакам вход в магазин запрещен», и теперь это стала полезная собака.

Сорока пяти летний Соломон был мудр и красив, а слава о великолепии его жизни и двора распространились уже за пределы Палестины. С каждым годом росло богатство царя. Шестьдесят воинов самых сильных и храбрых держали караул в его внутренних покоях и щиты его телохранителей были покрыты золотыми пластинами.
Белым было лицо царя, губы алыми, волнистые волосы черными, глаза темны как темный агат, руки белы и нежны, красивы как у женщины.
На указательном пальце левой руки носил Соломон гемму из кроваво - красного астерикса, на оборотной стоне которого вырезана надпись на языке древнего народа: "Всё проходит".

Чего бы глаза Соломона не пожелали, он не отказывал в веселье и любви своему сердцу.

У Соломона было семьсот жен и триста наложниц, а кроме этого - бесчисленное количество рабынь и танцовщиц. Среди них были и белолицые, и черноглазые, и высокие, и коренастые, и округлые, и стройные - всех очаровывал царь своею любовью, потому что Бог дал ему такую неиссякаемую силу страсти, какой не было у людей обыкновенных. Кроме того, разделял царь свое ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, самой красивой и мудрой женщиной в мире.
Но больше всех любил Соломон тринадцати летнюю Суламифь, бедную девушку из виноградника, прекрасно сложенную, нежную и пламенную, преданную прекрасную и эта любовь царя станет для него дороже богатства, славы и мудрости.
Примерно так писал о царе и Иосафат, историк его дней.

Отчего же великолепный царь познав много умного и нечто прекрасное в жизни, более чем в среднем возрасте, предпочёл простую, бедную девушку... всё же остаётся тайной.
^^^•^^^

«Не заходите ко мне, но раз уж зашли...»

«Ну, само собой, я буду или дома, или я буду во дворе не стучите, если у меня не горит свет или если вам послышатся голоса, может быть, я читаю Пруста если кто-то подсунул мне под дверь Пруста, или если кто-то подсунул мне его косточку для жаркого, я не могу одолжить ни денег, ни телефона ни того, что осталось от моей машины хотя вы сможете взять вчерашнюю газету или старую рубашку, или сэндвич с болонской колбасой, или переночевать на диване, если вы только не кричите во сне, вы сможете говорить о себе — только и стоит говорить о себе нам всем теперь приходится туго, но я не пытаюсь содержать семью, отдавать детей в Гарвард, покупать охотничьи угодья, я особо не замахиваюсь, я пытаюсь лишь продержаться еще немного, так что если вы когда-нибудь постучите и я не отвечу и в доме не будет женщины, то возможно я сломал челюсть и ищу шнур или гоняюсь за бабочками на обоях, в общем если я не открываю, значит не открываю, а причина в том, что я еще не готов убить вас или полюбить вас, или хотя бы признать вас значит, я не хочу разговаривать, я занят, я помешан, я рад или, может быть, прилаживаю веревку; так что если даже будет гореть свет и будет слышно как кто-то дышит или молится, или поет, слушает радио или метает кости, или печатает на машинке — уходите, это неподходящий день ночь, час; это не невоспитанность, это не неучтивость, я никого не хочу обидеть, даже муху не хочу обидеть, но иногда я получаю сведения которые нужно рассортировать и ваши голубые глаза, пусть они будут голубыми, и ваши волосы, если они у вас есть, и ваш разум — они сюда не войдут пока веревка не порвана, не завязан узел, пока я не врежусь в новые зеркала, пока мир не кончится или не распахнется навеки.»

Буковски Чарлз.

Достоевский Федор Михайлович.

"Мне припомнился август месяц в нашей деревне: день сухой и ясный, но несколько холодный и ветреный; лето на исходе, и скоро надо ехать в Москву опять скучать всю зиму за французскими уроками, и мне так жалко покидать деревню.
Я прошел за гумна и, спустившись в овраг, поднялся в Лоск — так назывался у нас густой кустарник по ту сторону оврага до самой роши. Я весь погружен в мое дело, я занят: я выламываю себе ореховый хлыст, чтоб стегать им лягушек; хлысты из орешника так красивы и так непрочны, куда против березовых.

Занимают меня тоже букашки и жучки, я их сбираю, есть очень нарядные; люблю я тоже маленьких, проворных, красно-желтых ящериц, с черными пятнышками, но змеек боюсь. Впрочем, змейки попадаются гораздо реже ящериц.
Грибов тут мало, за грибами надо идти в березняк, и я собираюсь отправиться. И ничего в жизни я так не любил, как лес с его грибами и дикими ягодами, с его букашками и птичками, ежиками и белками, с его столь любимым мною сырым запахом перетлевших листьев."



Читать далее...

Очень тронула эта история...

Однажды слепой человек сидел на ступеньках здания со шляпой возле ног и табличкой: «Я слепой, пожалуйста, помогите». Один человек проходил мимо и остановился. Он увидел инвалида, у которого было всего лишь несколько монет в шляпе. Он бросил ему пару монет и без его разрешения написал новые слова на табличке. Оставил её слепому человеку и ушёл. К концу дня он вернулся и увидел, что шляпа полна денег. Слепой узнал его по шагам и спросил, не он ли был тот человек, что переписал табличку. Слепой также хотел узнать, что именно он написал. Человек ответил: "Ничего такого, что было бы неправдой. Я просто написал её немного по-другому." Он улыбнулся и ушел. Новая надпись на табличке была такая: «Сейчас весна, но я не могу её увидеть». ©

О сказках братьев Гримм*.

Вообще-то, истории на которых я росла мало напоминают старинные сказки братьев - это что-то недетское и просто этот оригинальный вариант смущает очень, например, классическая сказка "Спящая красавица" (1634 г.).

Назову её сказкой № 2.
Так вот.
Принцессе под ноготь попадает кудель, и та падает замертво. Отец, который не в силах смириться с утратой дочери, приказывает оставить принцессу на кровати в одном из своих замков.

Спящую красавицу находит некий король, охотившийся неподалеку. Не в силах разбудить принцессу, он насилует ее спящей и отправляется домой. Через некоторое время, так и не проснувшись, принцесса дает жизнь сыновьям. Один из них достает кудель из-под ногтя, и красавица просыпается.

Отец ее детей уже женат, но он без колебаний сжигает жену, чтобы пара могла воссоединиться. Но вообще-то та сначала пытается убить и съесть детей, так что, можно сказать, получает по заслугам.

Иллюстрация к сказке того же года издания.

Читать далее...

Однажды мудрый суфий сказал: — Никто не поймёт человека, пока не осознает связи между алчностью, угодливостью и невозможностью. — Это, — сказал ученик, — головоломка, которую я не в состоянии постичь. Суфий промолвил: — Не ищи понимания с помощью решения головоломок, когда его можно достичь посредством опыта. Он повёл ученика на ближайший базар, туда, где продавались халаты. — Покажи-ка мне самый лучший халат, — сказал суфий лавочнику, — и притом самый дорогой. Ему принесли роскошное одеяние, и на него была названа исключительно высокая цена. — Это именно то, что мне хочется, — промолвил суфий. — Вот только я бы предпочёл, чтобы воротник был расшит блёстками и оторочен мехом. — Ничего нет легче, — тут же ответил продавец. — Именно такой халат лежит у меня в мастерской за магазином. Он на несколько мгновений исчез и вернулся с наспех пришитыми к тому же самому халату мехом и блёстками. — И сколько же стоит этот? — спросил суфий. — В двадцать раз больше, чем предыдущий, — ответил лавочник. — Превосходно! — воскликнул суфий. — Я беру оба. ***

Иэн Макьюэн,
"Амстердам".

/Фрагмент/.

— Я думал о Молли, — наконец сказал он. — Как она умерла, с какой быстротой, о ее беспомощности и о том, что она не пожелала бы себе такой смерти. Мы с тобой об этом говорили.

Он умолк. Вернон отпил и ждал продолжения.

— Дело вот какое. Я тут тоже слегка напугался. — Он повысил голос, предупреждая сочувственные расспросы. — Наверно, зря. Знаешь, ночью от таких мыслей бросает в пот, а при свете дня все кажется вздором. Но я о другом. Это почти наверняка ничего не значит, но беды не будет, если все-таки тебя попрошу. Если я вдруг основательно заболею, как Молли, начну распадаться, делать ужасные ошибки, потеряю способность разумно судить, стану забывать названия предметов, забывать, кто я такой, — словом, ясно. Я бы хотел быть уверен, что есть человек, который поможет мне покончить с этим... То есть умереть. Особенно если дойдет до того, что сам не смогу принять такого решения — или выполнить его. Так вот что я говорю — я прошу тебя как старого друга помочь мне, если увидишь, что это нужно. Как мы помогли бы Молли, если б могли...

Клайв не закончил, слегка расстроившись оттого, что Вернон глядел на него с поднятым бокалом, замерев в процессе питья. Клайв громко откашлялся.

— Я понимаю, просьба странная. Это противозаконно у нас в стране, и я не хотел бы ссорить тебя с законом — предполагая, конечно, что ты скажешь «да». Но есть способы и есть места, и если до этого дойдет, я хотел бы, чтобы ты доставил меня туда на самолете. Это трудное дело, и я могу попросить о нем только близкого друга, такого, как ты. Одно скажу: я не паникую, ничего подобного. Я крепко об этом подумал.

Линор Горалик.
"Каждый божий день."

Маленький рассказ.

Вчера она купила эспрессо-машину и пять одинаковых кофейных чашек — толстобоких, тяжелых, чудовищно дорогих, но денег было не жалко. Теперь все чашки стояли перед ней рядком, каждая на своем блюдце, и в каждую был налит эспрессо.
По поводу молочной пены, тщательно взбитой в специальном кувшинчике, у нее были сомнения: пена казалась ей слишком плотной, но это, решила она, лучше, чем слишком жидкая.
Первую чашку она испортила буквально за две секунды — рука с кувшинчиком дрогнула, линия, которая должна была превратиться в лепесток большого коричневого цветка на белой шапке пены, пошла вкось. На второй чашке ей удалось изобразить два лепестка из четырех прежде, чем пена поползла через край.

На третьей чашке зазвонил телефон.
— Да, — сказала она в трубку.
— Миссис Дарнтон? — спросила трубка.
— Да, — сказала она, — миссис Дарнтон слушает.
Трубка помолчала.
— Миссис Дарнтон, — сказала трубка, — это инспектор Милверс. Мы говорили с вами вчера.
Читать далее...

Король Эдуард I (Длинноногий) в 1283 году подавил восстание в Уэльсе, в результате завоевав его полностью. Собрав сложивших оружие валлийских вельмож, он ласково предложил им принести вассальную присягу. Ладно, говорят они, но ты назначишь нам правителя-наместника, который подойдёт под три наших условия. — Какие ещё условия? — удивился Эдуард. — А такие! — говорят они ему дерзко: 1. Он должен был родиться в Уэльсе. 2. Ни слова не уметь говорить по-английски. 3. Не совершить ни одного бесчестного поступка в своей жизни. Понятно, что вельможи Уэльса банально намекнули, что выбрать надо одного из них. Внезапно Эдуард согласился. Хорошо, говорит, будет по-вашему. Завтра утром я объявлю, кто станет правителем Уэльса. Уже чувствовавшие себя кровавым фаршем вельможи еле слышно выдохнули. Король-то простак попался. Утром выходит к ним Эдуард и говорит: — Вы хотели, чтобы наместник родился в Уэльсе? — Да! — Чтобы не говорил по-английски? — Да! — Чтобы на его счету не было ни одного плохого поступка? — Да! — кричат вельможи и уже во все уши слушают, кого же из них назначит главным Эдуард. Да будет так — говорит Длинноногий и выносит своего только что родившегося ночью ребенка, тоже Эдуарда. Вот вам правитель Уэльса. Можете начинать присягать. Все три условия были соблюдены. С тех пор и до настоящего времени наследник престола Англии, а теперь — Британии, по традиции носит титул принца Уэльского.

 

Мелани Берли.
"Страшные короткие истории".

1. История.
«Я проснулся, потянулся поцеловать жену, но её не было. И не только её тела, но и любой вещи, любого следа, который мог бы подтвердить, что она когда-то существовала в моей жизни. Я давно заметил, что при упоминании её имени знакомые смотрели на меня с жалостью, будто у меня не всё в порядке с головой».

2. История.
«В пять лет я обнаружил у себя способность читать мысли собак. Всё бы ничего, но со временем они начали выдвигать свои требования, которые я должен был выполнять немедленно – неважно, шёл ли я по улице, сидел в туалете или обедал с семьёй».

Марио Варгас Льоса
" Зеленый дом. "

Фрагмент.

«И ничего не помогало, — говорили матери, жены, невесты, — ни наши молитвы, слезы, мольбы, ни проповеди священников, ни посты, ни обеты.
Может, и правда, что Зеленый Дом принес нам несчастье, но уж и веселились в проклятом! — говорили, облизываясь, старики.

Через несколько недель после возвращения дона Ансельмо с караваном жилиц Зеленый Дом утвердил свое господство над Пьюрой. Вначале его посетители выходили из города тайком, дождавшись темноты, украдкой переходили через Старый Мост и ныряли в дюны. Потом эти вылазки превратились в настоящие набеги, и молодых людей уже не заботило, что их узнают приникшие к жалюзи сеньоры с улицы Малекон.
В ранчо, гостиных, асьендах только об этом и говорили. С церковных кафедр все чаще раздавались предостережения и увещания, отец Гарсиа клеймил распущенность, цитируя Священное Писание.

Был создан Комитет благочестия и добрых нравов, и входившие в него дамы нанесли визиты префекту и алькальду. Представители власти, понурив головы, соглашались: конечно, они правы, Зеленый Дом — это позор для Пьюры, но что делать? Законы, изданные в Лиме, этой прогнившей столице, на стороне дона Ансельмо, существование Зеленого Дома не противоречит конституции и не подпадает под действие Уголовного кодекса. Дамы перестали здороваться с префектом и алькальдом и закрыли для них двери своих гостиных.
А между тем юнцы, зрелые мужчины и даже старики, мирно доживавшие свой век, толпами стекались в сверкающий огнями притон...

ЖИВЫЕ КАПЛИ

Вчера здорово подсыпало снегу. И немного таяло, но большие капли вчерашние замерзли, и сегодня не холодно, но и не тает, и капли висят, как живые, блестят, и небо серое на весу — вот-вот полетит...

Я ошибся: капли на балконе — живые!

Пришвин М.М.
"Времена года".

Линор Горалик,
"По-человечески".

Маленький рассказ.

Непонятно ему было, почему для этого требовалось тащиться в ИКЕЮ, если после переезда они отлично заказывали стол со стульями и что-то еще онлайн из «Хоум Центра», но он решил промолчать, — и правильно сделал, потому что чувствовал, что поездка в ИКЕЮ на такси, - иначе у Кати разболится голова, - и убитый на эту поездку день, и сладостно подмигивающие серые тарелки и голубые чашки, вызывающие у него выматывающее ощущение собственной недостойности, - все это часть того, что входит в Катино «по-человечески», а он от этих слов хотел только закрыть глаза и всё.

Он только попросил ее, мягко и осторожно, не отвлекаться на тарелки и коврики, и увидел, что она обиделась, хотя он совсем этого не желал, но в целом они оба явно решили пощадить в этот день друг друга, — и старались, щадили.
Они щадили друг друга весь первый час,
Читать далее...

Политехнический институт, Владимир Маяковский выступает на диспуте о пролетарском интернационализме:
- Среди русских я чувствую себя русским, среди грузин я чувствую себя грузином...
Вопрос из зала:
- А среди дураков?
Ответ:
- А среди дураков я впервые.
©

Сентябрь.
ПОСЛЕДНЕЕ ТЕПЛО.

/Маленький рассказ/.

Тихо, и синева повисла между еще зелеными деревьями. Сквозь туман и облака солнце с утра медленно пробивает себе путь. Ночью было похолодание, и, может быть, на болотах на восходе, на невидимой солнцу северной стороне кочки побелели.
Вечером месяц из-за деревьев пожаром поднимался. Утро солнечное, залитое росой в густых синих тенях.

Пришвин М.М.
"Времена года".

Август.
КОНЕЦ ЛЕТА.

/Маленький рассказ/.

Ласточки, молодые и старые, табунками кружатся над водой, и смелые из них на мгновение задерживают полет, касаются воды и на ней оставляют кружок.
Я сел у реки и вошел в тишину.

Пришвин М.М.,
"Времена года".