Цитата сообщения lj_bellezza_storia
Маринин дом. Часть II.
Продолжаем путешествие по Марининому дому. Открываем входную дверь. Внутри дома сохранилась парадная лестница из белого песчаника, с дубовыми перилами на литых чугунных балясинах.
"Входишь — темно, потому что не горит лампочка. Ну, это вставим! Проходишь площадку — есть ли справа квартира, я не заметила, слева — есть! Начинается лестница." (Марина Цветаева)
Фотография из интернета
Витражи над парадной лестницей, мерцание огромного овального окна антресольного этажа, зеркало между первым и вторым маршами – так начинается путь к порогу квартиры №3: "колодцу уюта и волшебства".
"Первый марш, площадка, поворот," (Марина Цветаева)
Полы на площадках выложены метлахской плиткой, двери квартиры на первом и втором этажах были красного дерева.
"…второй марш — и площадка, там горит лампочка…" (Марина Цветаева)
"…Справа — высокая дверь, двойная. По-моему, она из красного дерева (я не видела еще красного дерева дверей). Входишь…" (Марина Цветаева)
Межкомнатные двери имели накладные резные детали, полы были наборного паркета, потолки украшала лепнина.
"Передняя какой-то странной формы, вся из углов, потому что одна дверь впереди, одна как-то наискось, стеклянная…"(Марина Цветаева)
"Справа — темный коридор. Потолок высоко... на этом месте – все начинается!" (М.Ц.)
"Дверь открывается – вы в комнате с потолочным окном – сразу волшебно!" (М.Ц.)
" Справа - камин. И больше ничего нет. Я так вдруг обрадовалась, но знаешь, это не так, как там. Это – серьезно. Я уже в этой комнате почувствовала, что это – мой дом! Понимаешь? Совсем ни на что не похож. Кто здесь мог жить? Только я! Сережа бы и то согласился…" (М.Ц.)
Застекленные двери вели из прихожей в первую комнату, соединявшую гостиную и столовую. Под потолочным окном – "световым колодцем" – стояла антикварная мебель красного дерева в стиле ампир: круглый обеденный стол со стульями, диваны у противоположных стен, большой буфет с посудой.
На стенах висели картины в багетных рамах, вышитый ковер, под потолком – люстра "со множеством огоньков". На полке большого, облицованного ониксом камина стояли часы в виде верблюда и бронзовый бюст Александра Пушкина.
Сегодня в интерьере гостиной - предметы мебели XIX – начала XX века.
Также представлены и мемориальные вещи. В горке – посуда из семьи Дурново-Эфрон и памятное фарфоровое блюдо, подаренное крестьянами Петру Аполлоновичу Дурново – деду Сергея Эфрона с дарственной надписью "Мировому посреднику Петру Аполлоновичу Дурново от благодарных крестьян Митиной волости".
Здесь же тарелка из немецкой гостиницы "Zum Engel", в которой Марина Цветаева останавливалась летом 1905 года после обучения в пансионе и в 1912 году во время свадебного путешествия. Кофейная пара с портретом Жозефины, жены Наполеона, напоминает такую же, некогда принадлежавшую Марине Цветаевой.
На стене – небольшой живописный этюд "Женевское озеро" кисти Елизаветы Дурново-Эфрон, матери Сергея. Диван, обитый красным штофом, принадлежал Ольге Ивинской, близкому другу поэта Бориса Пастернака, и назывался в её семье "пастернаковским диванчиком".
Гостиную украшают каминный экран XIX века с вышивкой гобеленовым швом и посеребренные вазы начала ХХ века.
На стене возле камина – портреты родителей Цветаевой Ивана Владимировича и Марии Александровны.
Иван Владимирович Цветаев
Мария Александровна Цветаева
Над диваном – фотографии Марины Цветаевой и членов ее семьи. Три крупных изображения в верхнем ряду связаны с любимыми местами поэта. Слева – Анастасия, Марина и Сергей Эфрон в гостиной дома Цветаевых в Трехпрудном переулке.
Слева направо: Анастасия Цветаева, Сергей Эфрон, Марина Цветаева. Москва, Трехпрудный переулок, 8. 1913.
В центре – семьи сестер Цветаевых в Александрове, где летом 1916 года Марина гостила у Анастасии.
Сестры Цветаевы с детьми и мужьями, Маврикий Минц — справа.
Справа – Марина Цветаева в доме у Максимилиана Волошина в Коктебеле, где в 1911 году она встретила своего будущего мужа Сергея Эфрона.
Слева — Марина Цветаева, Лиля Эфрон, в центре — Сергей Эфрон, справа — Владимир Соколов, Вера Эфрон, Елена Оттобальдовна Волошина, стоит Владимир Александрович Рогозинский. 1913.
Нижний ряд:
Иван Владимирович Цветаев с дочерью Мариной, 1906 год
Марина Цветаева. Май 1913, Коктебель
Сергей Эфрон.
Марина Цветаева 1917г
Рядом с фотографиями – акварели Волошина, поэта и художника, старшего друга Цветаевой
А теперь послушаем голоса тех, кто бывал в гостиной и наблюдал, как менялась комната в разные времена.
Кончался все тот же 14 й год.
"…два дивана … у правой и у левой стены. Над ними… гравюры. Полыхал огонь в камине, за высоким потолочным окном смеркалось…" (Анастасия Цветаева)
Из воспоминаний Марии Кузнецовой (Гриневой)
"…На двери у Марины висит деревянный молоток. Стучу. Открывает Аля. Вхожу в столовую, большую, прохладную комнату с камином и с потолочным окном-фонарем. В середине большой круглый стол. Вокруг него уютные стулья красного дерева. У стен большие книжные шкафы. На стенах картины и портреты…"
Об изменившемся облике комнаты во времена "военного коммунизма" не раз писала знакомым маленькая Аля.
Из письма восьмилетней Али Е.О. Волошиной 14-го ст<арого> ноября 1920 г.: "…День за днем идут как двойники. Знаешь, что Марина будет рубить чужие шкафы и корзины, я буду убирать комнаты. Живем теперь в бывшей столовой, похожей на тюрьму…"
Из письма Али Е.П. Ланну Москва, 31 русск. декабря 1920 года: "…Новый Год — ведь это тоже смерть — Старого. У нас елка, большая, тощая — трущобница. Останки прежних украшений. Наверху большая папина белая звезда. Я лежала в постеле (нарочно пишу на конце е, — от народного "постеля") — малярия, и чувствовала себя девочкой из старинной детской книжки: елка — болезнь — молодая мать…"
Из письма Анне Ахматовой - девятилетняя Аля 17 русского марта 1921г: "…у нас всю зиму копоть и дым. Над моей кроватью большой белый купол: Марина вытирала стену, пока руки хватило, и нечаянно получился купол. В куполе два календаря и четыре иконы. На одном календаре — Старый и Новый год встретились на секунду, уже разлучаются...На календаре — все православные и царские праздники. Одна иконочка у меня старинная, глаза у Богородицы похожи на Ваши. Мы с Мариной живем в трущобе. Потолочное окно, камин, над которым висит ободранная лиса, и по всем углам трубы (куски). — Все, кто приходит, ужасаются, а нам весело. Принц не может прийти в хорошую квартиру в новом доме, а в трущобу — может…"
Из воспоминаний Марии Кузнецовой (Гриневой)
"…Когда она открыла дверь в столовую, я оторопела. Ненавистный ей быт выглядел как после пожара. Книжные шкафы пусты и раскрыты настежь. Стулья свалены в угол. Пола не видно, он весь завален кипами книг, нотами, рукописями, огромным количеством портретов и фотографий родных и друзей в сломанных рамках с разбитыми вдребезги стеклами, снятыми со стен и брошенными на пол картинами. Шагов наших не слышно. Кажется, что идешь по трясине, ноги утопают в мякоти, под ними хрустят стекла…"
Анастасия Цветаева: "…Несмотря на майские дни, в первой комнате от входа была полутьма. Потолочное окно, годы не протираемое, — не до того было! — тускло светило. Я не сразу поняла, почему комната такая маленькая — она же была большая! Дело же было в том, что мы (человек в ней) двигались, собственно, по ее середине. Накопившееся в тяжелые годы, когда сил хватало только на борьбу за жизнь — а у Марины еще на писание, одну за другой, книг стихов, — не выносилось. Не хватало ни сил, ни времени на давно отставленную, выключенную из внимания, так называемую уборку — мусор, обломки мебели (краснодеревную мебель рубили на топку печурки, вокруг которой теплилась жизнь). И эти странные внутренние стены уменьшали — на вид — комнату. Когда-то она была столовой. На одной стене еще висела вынутая из рамы гравюра, на противоположной стене не было ничего. Стоявших тут когда-то диванов — не было. Исчез и обеденный стол. Опустевшая, им прежде занятая, часть комнаты, немного расширенная, и составляла жилую ее часть. Ближе к камину стоял простой маленький стол, на нем жили тетради, бумаги, чернильница. Рядом с этим очагом творчества тлел очаг питания: посреди смолкших языков романтического каминного пламени, скромной тенью их, возвышалась на коротких ножках печурка... Кругом царила разруха…"
И опять – Аля – о последнем дне в Москве, о дне отъезда: "…Я послонялась по комнатам; к тому времени их в нашем распоряжении оставалось три: проходная, полутемная, с одним лишь тусклым окном-фонарем в потолке, — столовая; маленькая, об одно окошко, глядящее во двор, — Маринина и большая, самая светлая, просторная и безликая, давно уже необитаемая, — детская… На нашей половине царил унылый предотъездный хаос, ничего общего не имевший с тем живым и неувядаемо-разнообразным, порой веселым беспорядком, в котором мы, лишившиеся прислуг и не обретшие их навыков, "содержали квартиру" — а она нас…"
https://bellezza-storia.livejournal.com/548206.html
