В.В. Солкин
СТОЛПЫ НЕБЕС. СОКРОВЕННЫЙ ЕГИПЕТ


Образ Исиды, ставший краеугольным для истории египетской цивилизации, в особенности на заключительном этапе ее существования, впитал в себя всю образность и многопластовую символичность египетского мировоззрения. Древняя богиня-мать, изображавшаяся еще в додинастическую эпоху в облике танцующей женщины с птичьим лицом и поднятыми вверх руками, словно имитирующими форму рогов священной коровы, ипостась и дополнение Хатхор, она «обретает» свое имя в письменных источниках лишь при V династии в Текстах пирамид, где вместе с Осирисом она становится гарантом вечной и нескончаемой жизни для умершего.

Позже, при VI династии мы встречаем имя ее жреца, Неферка по прозвищу Пепианх, жившего в районе среднеегипетского города Куса, в титулатуре которого имя Исиды теологически связывалось с именем Хатхор, богини, чье имя известно нам с глубочайшей древности. Вплоть до Нового царства ее изображения, если не считать росписи на саркофагах XI-XII династий, нам не известны, и тем не менее только в Текстах пирамид она упоминается более семидесяти раз, а в Текстах саркофагов еще чаще, что свидетельствует о ее значимости.

Символ богини, составляющий ее имя — это престол, символ царской власти, на котором восседает фараон, опускаясь, тем самым, на колени своей Предвечной матери, подобно тому, как сидел на коленях Исиды ее сын Хор, воплощением которого являлся каждый царь. Этот трон — магическая сила, дающая фараону царственность и магическую защиту, это то, что делает его фараоном. В египетском языке имя Исиды было связано с корнем, означающим «иметь власть», что позволяет интерпретировать и имя Осириса, в которое, как известно, также входил иероглиф трона.

Еще одно важное значение имени богини — «место», которое в случае с миром божественным может также интерпретироваться как «место почитания» божества, место, в котором происходит воссоединение мира земного и мира небесного в момент культового действия, место, где возможен переход из существующей реальности в запредельные области, известные лишь богам, и наоборот. Исида, богиня всеегипетская, происходила из Дельты из города, считавшегося одним из крупнейших мест ее культа, и называвшегося египтянами Хебет, греками — Исейоном, а римлянами — Исеумом. Сегодня развалины храма богини, возведенного Нектанебом II в Бехбейт эль-Хагар, как это место было названо арабами, все еще представляют собой величественное зрелище, и ждет своего исследователя.

Время правления XXX династии стало эпохой особенного почитания богини. Храмы Исеума и обитель Исиды на острове Филе превзошли все остальные ее культовые центры. Тем не менее, хорошо известны другие места ее почитания: храм Исиды «владычицы пирамиды» в Гизе, у подножия пирамиды царицы Хенутсен, супруги Хуфу; святилище в грандиозном храме Сети I в Абидосе; небольшой храм Эвергета I и Береники, посвященный богине в пригороде Асуана; храм Августа, сооруженный в Дендере на месте, где, согласно легенде, Нут родила Исиду и, наконец, обитель богини в Дейр эль-Шелуит, к югу от Мединет Абу в Фивах.

Исида воплощала в себе египетскую мечту об идеале женственности и материнства. Верная и любящая супруга, жертвенная ради своего супруга, скитающаяся по всему Египту и иноземным страна в поисках тела своего горячо любимого мужа, убитого братом, всесильная волшебница, зачинающая от мертвого тела мужа (оживленного лишь на мгновение) свое дитя и, наконец, мать, вырастившая в болотах Ах-бит (ȝḫ-bjt) сына Хора, обеспечившая ему жизнь и защиту, воскуряющая перед ним, согласно Текстам пирамид, благовония, дабы «он мог идти по земле в белых сандалиях своих и увидеть отца своего, Осириса», богиня одновременно поистине человеческим и сверхчеловеческим подвигом, незадолго до новой эры превзошла всех других египетских богинь и стала символом Египта, который, как известно, также воспринимался древними как существо женского пола, законная супруга фараона. Исида, вместившая в себя семя Осириса, тем самым беременна «будущим», наследником царства, который, одновременно, и есть ее супруг, перерождающийся в облике своего сына:

«Бьется пламя, в страхе боги, ибо зачала Исида от семени брата своего Осириса. Говорит она: «О вы, боги! Вот — я Исида, сестра Осириса, рыдавшая по отцу богов… Семя его в утробе моей, создала я облик бога в яйце как сына моего, того, кто во главе Эннеады. Будет он править страной этой, наследством отца своего Геба… Придите же, о вы, боги, защитите его в утробе моей для того, кого знаете вы в сердцах ваших. Он — господин ваш, бог, тот, кто в яйце своем, лазуритоволосый обликом, властитель богов… Я — Исида, более божественная и священная, чем все боги, ибо бог в этой утробе моей и он — семя Осириса».

История человечной богини, которая тем самым давала простому египтянину надежду на обретение бессмертия, невероятно жизненна и, в то же время, мистична. Облаченная в траурные одеяния плакальщица джерит (ḏrjt — «соколица»), всесильная чарами царица-колдунья, способная оживить мертвого и боящаяся за сына мать, «свившая» для своего ребенка «гнездо» из тростников, Исида — непревзойденная высота египетской веры в женственность, истинная «матерь бога» на протяжении тысячелетий существования египетской культуры, которая, в отличие от христианского понимания образа богоматери была не земной женщиной, получившей божественный дух, но богиней, снизошедшей до человека в своей милости.

С небесной сферой Исиду связывают представления о ней как о богине горизонта, которая вместе с сестрой, Нефтидой, перекладывает солнечного бога с дневной ладьи на ночную, стоя у великих врат Запада, т.е. загробного мира. Как Сепедет или Сириус, ярчайшая звезда небосвода, провозглашающая нильское половодье во время своего гелиакического восхода, невидимая до этого в течение 70 дней — дней траура по Осирису, Исида изображается в золотой короне из перьев, стоящей в ладье позади ладьи Осириса-Сах (sȝḥ — созвездие Ориона, которое египтяне понимали как ипостась Осириса).

Исида-Сепедет (spdt) — еще и властительница судеб, именуемая в поздних текстах «Год», так как в день появления на небосклоне Сириуса, считавшийся днем рождения Исиды, предсказывались судьбы грядущего года, причем не только судьбы живых людей и царя, но и, возможно, судьба самого Египта.

Исида — это и образ страдания, богиня, которой сам Ра перебивает ноги, которой собственный сын Хор в ярости отрезает голову, которая от него же, овладевшего собственной матерью, рождает четырех сыновей — духов Имсети, Хепи, Дуамутефа и Кебехсенуфа, защитников внутренностей умерших; все тот же Хор в другом мифе отрезает ей руку, заменив ее потом на конечность коровы.

Многоликость и всепроявленность богини, свойственная крупнейшим божествам египетской религии, позволяет увидеть ее почти в каждом женском божестве. В Коптосе Исида становится матерью Мина, отождествленного с Хором и, одновременно, его супругой; в Ассиуте она предстает как мать Упуата, родившая его от Осириса. Более того, как «великая мать бога», т.е. Хора, она отождествляется с Хатхор, становясь в греко-римскую эпоху ее вторым лицом и принимая от нее еще в Новом царстве типичную иконографию: коровьи рога и солнечный диск промеж них, установленных на голове, в знак того, что богиня — великая корова, плотью которой стало небо, стоящая над земным миром.

Впрочем, сколько не была бы богатой иконография и символизм богини, главный аспект образа Исиды заключен именно в цикле осирических преданий. Именно в действиях Исиды, ее словах и ее заклинаниях заключена тайна возрождения и победы над смертью, тайна священного молока, которым она кормит умершего царя в Текстах пирамид, и которым она совершает возлияния каждые десять дней на запретном острове Биге, почитавшемся в качестве главной гробницы Осириса.

Саркофаг, в который заключено тело убитого Осириса, также отождествляется не только с телом Нут, матери бога, но и с Исидой, которая, склоняясь в облике птицы над мумией супруга, окутывает его своими божественными крыльями, дающими исцеление и защиту.

Как Шентаит (šntȝjt — «ткущая бесконечность») Исида предстает едва ли не главной фигурой церемониала возрождения Осириса в месяц Хойяк, великой подательницей жизни, древней богиней заупокойного культа, участие в котором навсегда останется одной из ее неотъемлемых функций. Имя богини-посредницы, связанной с загробным миром, не входит в Древнем царстве ни в одно из теофорных имен, как, впрочем, и имена других божеств, тесно связанных с заупокойным культом. Вместе с развитием представлений об отождествлении с Осирисом каждого умершего и демократизацией царского погребального ритуала, отдельные элементы которого становятся общедоступными, образ Исиды приобретает поистине грандиозный размах. Фигура богини появляется на изножьях саркофагов, в то время как изображение ее сестры Нефтиды — на изголовьях; богиня вместе с другими великими защитницами — Нейт, Нефтидой и Селкет охраняет внутренности умершего и его канопы, вместе с самой Нут еще с эпохи Текстов пирамид дает ему возрождение:

«Исида обратится к тебе и Нефтида будет говорить с тобой. Духи правогласные придут к тебе, склоненные, и будут целовать землю у стоп твоих, в трепете перед тобой… И выйдешь ты к небесной матери своей Нут; возьмет она руку твою и поведет тебя дорогой к горизонту, к месту, где пребывает Ра. Двойные двери небес будут открыты для тебя»…

Как богиня защитница мертвых Исида отождествлялась с Иментет (jmntt), богиней Прекрасного Запада, ипостасью Хатхор, часто изображавшейся на дне саркофагов частных лиц и персонифицировавшей пески западной пустыни, пространство, где умирает солнце, где погребают умерших и где в то же время, начинается путь божества и человека к возрождению. От имени Исиды, распростершей руки в жесте защиты у ковчега с канопами Тутанхамона, найденными в его гробнице, царю дается то покровительство богини, каким был наделен Осирис:

«Я пришла. Я укрою сына в объятьях своих, Владыку Обеих земель Небхепрура, правогласного. Я буду его защитой в вечности, таковой, какая я для Осириса»...

Исида и Нефтида, богини горизонтов, приобщают умершего царя к странствию солнца на ладьях, отголоском представлений о которых были гигантские корабли из кедрового дерева, обнаруженные в тайниках у подножия пирамиды Хуфу:

«Будешь ты выходить и будешь ты опускаться, опускаясь с Нефтидой, и станешь ты темным с ладьей солнца ночной. Будешь ты выходить и будешь ты опускаться, выходя с Исидой, восходя с утренней ладьей солнца».

Именно пограничные владения, то, что она родила земного сына от отца, пребывающего в загробном мире и стала «путем», сквозь который произошло снисхождение в мир божества, а также могущество в царстве живых и в пространстве мертвых сделали позже Исиду объектом мистериального культа, величественного и проникновенного, ставшего одним из интереснейших явлений религиозной ойкумены греко-римского времени.

Как залог жизни и ее продолжения Исида доходит в египетском мировоззрении и, в частности, в ритуалах храма в Бехбейт эль-Хагар до степени андрогинного бога-творца, всетворящей сущности, которая провозглашает неделимость своего состояния словами:

«Я, ставшая мужчиной, пребывающая женщиной».

«Птица», свившая свое «гнездо» в болотах Дельты, Исида выступает как «женщина, знающая магические слова», которая, несмотря на то, что «сердце ее отвернулось от миллионов людей и обратилось к миллионам богов», именно для людей находит спасение от яда змей и скорпионов, колдовства и порчи, пройдя сквозь все эти испытания с младенцем Хором на руках. Богиня здесь не просто благосклонна к просящему, но и прозорлива и всеведуща, наиболее близка к образу простой женщины, несущей мудрость. Заклинания, призывающие на помощь Исиду в случае опасности, использовались и ранними христианами, которым уничтожение лика богини в древних святилищ не мешало, тем не менее, пользоваться священным знанием предков.

Богиня, предстающая как в облике женщины «прекрасноликой, совершенной очами», так и как птица, корова, змея или самка гиппопотама, милостива как к людям, так и к богам: в шестой час ночи она вместе с Хека, богом магии, тащит волоком ладью Солнечного бога сквозь полное опасностей пространство Дуата.

Богиня, изображавшаяся с младенцем на коленях, с руками-крыльями, защищающими супруга или же коленопреклоненной с поднятой к лицу в жесте плача рукой, была для Египта, а позже и для всего Средиземноморья, подлинным воплощением надежды на спасение и помощи смертным в трудностях их земного существования. Впрочем, зачастую мы лишь догадываемся о функциях Исиды и сложность и многообразие ее облика «лишь доказывает тот факт, что древние божества не должны восприниматься как непосредственное отражение каких-либо функций или понятий, обладая порой всем богатством противоречий и многообразия, присущего живым и преисполненным этой жизнью существам». Именно в силу этой непреходящей жизненности Исида пережила и сам Египет, стала богиней иной цивилизации, наполнив новые образы силой своей легенды о защитнице любимого супруга, владычице «слов власти»:

«Сестра его дала ему защиту свою,
Увела прочь противников его,
Остановившая дела супостата силой уст своих,
Прекрасная речью, чьи слова никогда не будут повергнуты,
Действенная приказаниями,
Исида благая, защитившая своего брата,
Искавшая его неустанно,
Обошедшая эту землю с плачем,
Не знавшая отдыха до находки его,
Сотворившая тень перьями своими,
Создавшая ветер северный крыльями своими,
Ликующая, возродившая брата своего,
Поднявшая усталость утомленного,
Принявшая семя его, наследника давшая,
В тайне дитя грудью вскормившая,
В месте, где был он, никому не ведомый»…

________________________________

В.В. Солкин
СТОЛПЫ НЕБЕС. СОКРОВЕННЫЙ ЕГИПЕТ


ИСЕУМ В ПЕР ХЕБЕТ

Главным культовым центром богини Исиды был грандиозный храмовый комплекс, располагавшийся в Дельте, в нескольких километрах к югу от Мансуры, называвшийся в древности Пер Хебет — «Дом Празднующей».

Назначение храма и его ритуальная роль становятся понятны уже из его названия: это место празднеств, павильон для божественных торжеств, то самое «место» Исиды, где соединяются мир земной и мир небесный, обеспечивая вселенскую гармонию и взаимосвязь живых с божественным пространством и духами предков, получающими во время празднеств жертвоприношения.

Хебет играл в представлениях о взаимосвязи пространств ключевую роль, поскольку был посвящен еще и заупокойному культу Осириса, нижнеегипетскй культовый центр которого, Бусирис, находился совсем неподалеку. С одной стороны, культ Исиды достиг здесь небывалых высот и богиня предстает порой в текстах храма как величайшая сила, сотворившая вселенную; с другой — Исида и Хор являются в Хебет магами и жрецами Осириса, обеспечивающими его возрождение и торжество. Этот контекст объясняет, почему в «Мифологическом папирусе Дельты», созданном в III Переходный период, Исеум имеет еще одно название «Место, где принесены приношения», т.е. все святилище было, в целом, подчинено главному ритуалу, во время которого создавалась глиняная модель тела Осириса Хентиаментиу, возрождение которого обеспечивали «принесенные приношения». В этом храме нет места представлениям о смерти или изображениям усопшего Осириса; наоборот, все здесь подчинено идее жизни, ее бесконечности и всесильности.

Первые упоминания храма известны из текстов времени Аменхотепа III, однако сказать что-либо конкретное крайне сложно из-за того, что храм так и не был раскопан: лишь в конце 40-х годов XX века несколько блоков в юго-восточном углу храма исследовал Пьер Монтэ. Все остальные исследования были поверхностными, а потому мы знаем лишь последнюю эпоху жизни святилища, сооружение которого завершили Нектанеб II и Птолемеи. О более ранней истории Исеума нам известно из разрозненных источников — отдельных рамессидских блоков на территории храма, памятников вельмож, например из текстов на статуе Хорсиеса, везира Нектанеба I, где царь именуется «возлюбленным Осирисом-Хемагом, великим богом, пребывающим в Бехбейт». Последние документы, касающиеся судьбы святилища датированы I в. н.э., когда величайшая святыня Дельты рухнула во время землетрясения.

Птолемей III соорудил главный фасад храма и пронаос «для отца своего, Осириса-Анеджти» вместе со своей сестрой-супругой Береникой II, от лица которой надпись посвящает храм «божественной матери Исиде», в облике которой в храме, судя по сохранившимся надписям, порой выступала сама царица.

Стены святилища были покрыты прекраснейшими рельефами, на которых царь, предстоящий перед богиней, протягивает ей различные дары. Гигантская притолока святилища, украшенная крылатым солнечным диском, наполовину погруженная в землю, указывает сегодня на Святая святых храма, — «горизонт царицы богов, почтенное святилище-джерит госпожи владеющей, небеса-херет божественной соколицы».

Рельефы на стенах святилища разделены, судя по блокам, лежащим на поверхности земли, на четыре регистра: духи Нила, подносящие дары в нижнем регистре, два регистра стоящих фигур, один — сидящих. Плиты задней стены святилища сохранили фрагменты большого гимна Исиде, к сожалению, сильно фрагментированного, в котором богиня выступает в качестве андрогинного творца вселенной, «подобия Атума», «Исиды великой, матери бога, владычицы Хебет, пребывающей в ладьей своей, подобно Атуму, заходящему в горизонте западном».

На боковых стенах Исида предстает как хранительница наследия Осириса, передающая власть своему сыну Хору и хранящая «Осириса-Уннефера торжествующего» — главную ипостась Осириса, почитавшуюся в Хебет. Вокруг святилища Исиды, с севера и юга от него располагались второстепенные святилища храма, посвященные богам, пребывающим в качестве паломников в обители богини: Амону «господину садов», Хонсу-Неферхотепу, и Осирису Анхи — «живущему», который символизировал успешную трансформацию бога через смерть к жизни в процессе церемоний и ритуалов Исеума. Еще одно боковое святилище, очень богато отделанное, и, видимо, связанное с ритуалами хенем итен — «воссоединением с солнечным диском», было вновь посвящено Исиде «сияющей, подобно Ра, божественному соколу ослепительному».

Стены тайных святилищ Осириса, находившихся на крыше храма Исиды, в наши дни лежат в верхней части руин, что позволяет понять, что они из себя представляли. Помещений было пять. Первое, святилище «царевича» находилось у северо-восточного угла храма, о нем специально упоминает большая посвятительная надпись на фасаде и «Мифологический папирус Дельты», говорящий о «великом царевиче из Анеджет, становящемся божественным соколом» в Бехбейт; возможно именно здесь стояла некогда знаменитая статуя Нектанеба II под защитой гигантского сокола. Это помещение было столь значимой святыней, что его название входило в небти-имя Нектанеба II. Осирис здесь именуется как «Уннефер правогласный» и его имя выписывается в картуше. Царь, Нектанеб II, выступает здесь как «живой образ Хора Защитника-своего-отца», получая знак вечной жизни от самого Хора Неджитефа, своего божественного прототипа.

Второе святилище, или «обитель Осириса Рес-Уджа», располагалось у юго-восточного угла храма. На рельефах здесь присутствуют все важнейшие божества Дельты, повелители Мемфиса, Гелиополя, Саиса, Бусириса и Мендеса: Птах, Нут, Хорахте, Геб, Нейт, Хат-Мехит и Исида, выступающие в качестве защитников и охранителей Осириса-торжествующего. Осирис в ритуалах этого святилища выступает как божественный предок царя, первоцарь, имя которого выписано в знаке серех, гарант процветания человечества и божеств, супругой которого предстает «супруга царская» Исида.

Третье святилище, «Высокий Дом» имеет параллели в Фивах и Абидосе и связано с культом священной коровы, защитницы умерших, выступающей в облике Хатхор или Исиды. Защитниками Осириса здесь выступают Анубис, Себек, Тот, Инхара, Нефтида, Сешат, Хатхор, Исида и Исида-Ахет, т.е. «горизонт», в облике богини с головой коровы. Исида-Ахет, выполняющая здесь функции, обычно возлагающиеся на Хатхор, выступает в качестве заклинательницы, заставляющей ночное солнце возрождаться во тьме Дуата вместе с Осирисом; Хатхор предстает здесь лишь как певица божественных гимнов, вторящая Исиде-«горизонту». Это святилище также именовалось «Место, где принесены приношения», как и сам храм Исиды; именно здесь проходили ритуалы по изготовлению глиняного «подобия» Осириса, проводимые, согласно тексту «Мифологического папируса Дельты», при помощи Хатхор.

Четвертое святилище, «обитель Осириса-Хемага». Рельефы на стенах святилища, изображающие царя перед Осирисом-Хемагом, увенчанным короной атеф, остались незавершенными, какие либо боги, кроме Осириса, на рельефах не присутствуют; впрочем, само святилище очень невелико и по размерам походит на осирические помещения, сооруженные на крыше храма Филе. Эпитет Хемаг, который традиционно ассоциируется с бальзамировщиками и ювелирами, т.е. теми, кто сохраняет внешний облик посредством золота, представляет Осириса как владыку амулетов и оберегов, дающих бессмертие. Скорее всего, здесь или же в «Высоком Доме» хранилось глиняное подобие Осириса, воссоздаваемое ежегодно.

Последнее святилище, «Божественное», было сооружено из красного гранита. Из надписей известно, что царь в нем является «наследником владыки Египта», основателем «воистину божественного места». Скорее всего, здесь находились заупокойные статуи усопших царей Египта, которые, согласно текстам «были установлены в «Божественном» по воле Осириса Уннефера».

Ритуалы «Божественного», святилища, которое стало символом всего храма, были посвящены не просто Осирису-божеству, но Осирису-царю, который возрождается посредством магии Исиды и усилий Хора, «первоцарю», с котором отождествляется каждый живой и все умершие цари Египта. Культ Осириса-Анеджти, выступающего в облике живого правителя, не имеет традиционных для осирического ритуала аллюзий с умиранием и погребальным ритуалом, но сконцентрирован вокруг принципа возрождения бога, его торжества, которое обеспечивалось ритуалами храма Исиды.

Осирис-Анеждти, господин Бусириса, прибывает к своей супруге в Хебет, чтобы обрести посредством своей обновляемой ежегодно глиняной статуи возрождение и трансформироваться в божественного сокола или же в молодое, полное сил божество — Хонсу-Неферхотепа или же Инхару-Шу, почитавшегося неподалеку, в Себенните, которые обладали свойственной всем лунным божествам силой неизменно возрождаться.

В «Месте, где принесены приношения» Исида исполняет все повседневные ритуальные обязанности, в то время как в «Божественном», как, например, и в Коптосе, она выступает в качестве великого гаранта возрождения божества и отождествления с ним царя настоящего и царей прошлого, что обеспечивало им бесконечные циклы существования. За внешним обликом Осириса, которому посвящено в Хебете столь значимое пространство, скрывалась суть ритуалов храма, сосредоточенная в действиях и воле Исиды.

Разрушенная землетрясением святыня почила в веках, однако, память о ней была сильна во все века почитания Исиды, даже тогда, когда египетская богиня перешагнула границы своей страны и стала великой богиней-матерью всего средиземноморья. Блок из задней стены святилища храма, как залог святости истинно египетского облика богини, был перевезен в Рим и установлен в святилище нового храма Исиды и Сераписа в Риме, основанного в 43 г. до н.э.


СВЯТИЛИЩЕ В МЕДИНЕТ МААДИ

Фаюмский оазис, одно из самых поразительных мест Египта в древности. Грандиозные кварцитовые колоссы Аменемхета III, уподобленного богу-творцу в Биахму, огромные дамбы и ирригационные сооружения, пирамиды Лишта, Лахуна и Хавары, наконец, сам «Лабиринт», превосходящий, по словам Геродота, «самые пирамиды», — все это лежит в руинах, либо растащено по десяткам музеев по всему миру.

Среди того немногого, что еще говорит о былом величии Та-ше, «земли озера», как назывался Фаюм в древности, — небольшое святилище в Мединет Маади, начало сооружению которого положили фараоны XII династии — Аменемхет III и его сын Аменемхет IV. Храм, обнаруженный в 1930-х гг. Ахиллом Вальяно, был посвящен Себеку, владыке Шедет, столицы оазиса, Рененутет, богине-кобре, повелительнице урожая, а также их сыну Хору.

Тончайшие рельефы Среднего царства представляют Рененутет в облике женщины с головой змеи, кормящей и защищающей фараона — своего сына. Храм не был забыт и в последующие времена: фараоны Нового царства и правители эпохи смут воздавали знаки почтения грозной кобре, госпоже зернохранилищ и матери царя.

Во времена Птолемеев городок, получивший название Нармутис, стал новым центром культа Исиды, которая была отождествлена с древней коброй как богиня-мать. В конце I в. до н.э. греко-египетский поэт Исидор воспевал богиню, «великую именем», как Исиду-Термутис (Ἶσις Θερμούτης¹), уподобляя ее различным ипостасям богини-матери, включая греческую Тюхе (Ἀγαθή Τύχη), богиню доброй судьбы. Его гимны, говорящие о божественной матери, повелительнице судьбы и времени, были высечены в качестве подношения божеству на пилястрах вестибюля в храме Мединет Маади.
__________________________
[1] Θερμουτης (θερ-μουτης) мать-змея;
θήρ (θηρός, θηρίον) зверь, чудовище; (ex: θηρο-μιγής звероподобный);
Μούθ ἡ (егип.) Мать, «Матерь» (эпитет богини Исиды) Plut.

На колоссальных рельефах, высеченных в проеме портала эпохи Птолемеев, Исида из Мединет Маади — это кормящая мать, восседающая на троне и держащая Хорпахереду (Ḥr-pȝ-ẖrd, Гор дитя) на коленях. Имя богини выписано в храме на египетском и греческом языках: в одной из ниш второго двора она предстает вместе с обнаженным младенцем Хором, Ахноесом, причем ее имя запечатлено греческими буквами.

Однако, главная форма отождествления богинь, Рененутет и Исиды в этом храме — змея, грозная кобра, порой с человеческим лицом. Грозная, но всепрощающая мать она почиталась здесь не только вместе с Хором, но и обожествленным Аменемхетом III, почитавшимся греками под именем Порраманреса, века после своей кончины. Богиня-змея Мединет Маади предстает перед нами изображенной в фас; такой ее изображают многочисленные терракотовые фигурки греко-римского времени, в обилии найденные в Фаюме, одном из последних пристанищ культа Исиды. Здесь она в своем облике воплотила единство представлений о великой матери, созданный разными народами древнего средиземноморья: она может стоять на кольцах змеиного тела внутри растительных элементов или держать атрибуты Деметры и Гекаты — колосья пшеницы, рог изобилия или факел.

Владычица половодья, она дает грудь маленькому крокодилу — Хору-Себеку, демонстрируя тем самым свое слияние с культом Нейт, которая издревле почиталась в Фаюме как мать «обоих Себеков», то есть проявлений Себека в Верхнем и Нижнем Египте. Порой эти изображения совсем поразительны, когда богиня предстает в облике женщины-змеи, выползающей из святилища храма, прижимающей свое дитя-крокодила с нежностью истинной матери. О популярности этой ипостаси Исиды свидетельствует большое число стел этого типа, зачастую происходящих из нелегальных раскопок в Фаюме и хранящееся в различных музеях мира. На рельефах это уже совсем не Нейт, облаченная в архаическое платье и сидящая на коленях со своими созданиями, но именно царица природы, со скипетром уадж (егип. wȝḏ, «папирус») в руках, в пышной накидке и с неизменным убором Исиды на голове. И при этом обязательно — наполовину змея, появляющаяся в воротах храма в момент половодья, рождающая силы стихий и дающая их миру, «богиня доброй судьбы, Исида величайшая, великая именем Термутис». Чуть позже этот образ богини-змеи, повелительницы урожая, пропитания и, одновременно, опасности, скрытой в предвечной мудрости, станет одним из самых распространенных обликов Исиды, супруги новоявленного Сераписа, в Александрии.


ОГНИ АЛЕКСАНДРИИ

«Верь в Исиду. Она более могущественна, чем миллионы солдат», — с этими словами Клеопатры II открывается новая эпоха почитания богини, которая была признана пришедшими в долину Нила греками как ипостась их собственной Деметры. Несмотря на это отождествление, именно египетский образ Исиды не только выжил в «плавильной печи» эллинизма, но и приобрел все более величественные черты и вселенское могущество. Культ богини вместе с кораблями греческих купцов отправился в странствие, завоевывая все новых и новых сторонников. Вместе с Исидой в чужеземных городах появлялись бритые головы жрецов, систры, белоснежные одеяния и священный сосуд с водой, зачерпнутой из Нила.

В IV в. до н.э. культ богини процветал в Пирее, подле Афин, откуда позже распространился на острова Эгейского моря, вторя словам Плутарха, провозгласившего богов Египта и их этику всечеловеческим достоянием и призывавшего поддержать и сохранить их культы. С потерей ценностей традиционных обществ, переселением семей, новой волной рабства появилось то одиночество, утолить которое могло лишь поистине милостивое и универсальное божество, которым и стала Исида.

При Птолемеях центрами культа Исиды становятся Родос и Коринф, города Фессалии и Бактрии; ее образ появляется на монетах, чеканившихся от Александрии до Галикарнасса. В каждой стране она принимала особенности культа местной богини-матери, сохраняя, тем не менее, свои египетские корни.

Исида стала, подобно Деметре, владычицей колоса и факела; как Исида Пелагия (Πελαγία, «Морская») — госпожой морей и защитницей мореходов. В начале марта, с открытием мореходного сезона богиня оказывалась в центре пышных празднеств («Праздник Ладьи Исиды», Navigium Isidis), когда красивый корабль, наполненный дарами Исиде, отпускался в море без команды и с ликованием провожался толпой до тех пор, пока не исчезал на горизонте.

В самой Александрии Исида почиталась в грандиозных святилищах, строительство которых было предпринято при Птолемее II Филадельфе (285-246 до н.э.). Огромная статуя богини, некогда украшавшая главный храм Исиды и ее супруга Сераписа, была найдена на дне моря недалеко от форта Кайт-Бей в 1960-х.

Исида Фаросская (или Фария, греч. Ἶσις Φαρίη, лат. Isis Pharia),² покровительница Александрии, этого греческого города на египетской земле, и ее знаменитого маяка, была и «душой» Мусейона, центра эллинистической культуры и науки, благодаря которому Александрия была истинной интеллектуальной и духовной столицей эллинизма.
____________________________
[2] Вероятно, эпитет «Фаросская» Исида получила из-за ее статуи, установленной рядом с маяком. Огромная статуя представляла собой Исиду держащую наполненный ветром парус (φάρος). А уже от Исиды эпитет «Фаросский» перешел к маяку, и острову в целом. Композиция «Исида с парусом» была весьма популярна, нередко чеканилась на монетах.

Φάρος (ᾰ) ἡ Фарос, остров близ Александрии Египетской со знаменитым маяком, сооруженным при Птолемее II. Hom., Eur., Soph.
φάρος, φᾶρος
I -εος (ᾱ и ᾰ) τό
1) ткань, полотнище Hom.
2) парусина Hom.
3) парус Eur.
4) покрывало, покров Hom., Soph.
5) плащ, платье Hom., Hes., Her.
II (ᾰ) ὁ маяк Anth.

Финикийские торговцы привезли культ Исиды в Карфаген и на побережье Испании; из Греции и Италии с римскими войсками Исида вместе со своим сыном Харпократом за шесть столетий пришла в долину Рейна и в Британию. Вместе с богиней в римскую империю пришли ее таинственные мистерии, последние отголоски мудрости ее родины, к тому времени почти почившей в истории. В бесценных «Метаморфозах» римлянина Апулея, рожденного в северной Африке около 125 г. н.э., мы находим саму суть поздней формы культа богини, ее ритуалы и ее новый облик, порой чуждый Египту, сквозь которой все же еще видно прошлое и священнодействия древних храмов богини.

Люций, мечтающий стать посвященным в таинства Исиды и перенесший ради этого многочисленные злоключения, наконец, получает желаемое и, хотя и не имеет права описать происходившее с ним, говорит, о том, что таинства проходили глубокой ночью и были подобны «желанной смерти и трудному возрождению к жизни». Посвящаемый, он был призван богиней, принял десятидневный пост и, в итоге, получил перерождение и спасение от той, к которой он так долго шел. Тогда на ином языке из уст богини в последний раз прозвучали слова, истоки которых лежали в глуби веков истории страны фараонов:

«Вот я пред тобою, твоими тронутая мольбами, мать природы, госпожа всех стихий, высшая из божеств, владычица душ усопших, первая среди небожителей, единый образ всех богов и богинь, мановению которой подвластны небес лазурный свод, морей дуновенья, мира иного безмолвие скорбное. Единую владычицу чтит меня под многими образами, различными обрядами, под разными именами вся вселенная. Зовут меня Венерой и Дианой, Церерой и Гекатой. Богатые же древним знанием египтяне меня почитают так, как должно, называя именем настоящим — царственной Исидой. Вот я пред тобою, твоим бедам сострадая, вот я, благожелательная и милосердная. Оставь плач и жалобы… — по моему промыслу уже занимается для тебя день спасения»…

_______________________________

В.В. Солкин
БЕС. ДРЕВНИЙ ЕГИПЕТ


Бес (егип. Bȝs, греч. Βησά) — изначально, собирательное название различных карликовых божеств, отождествлявшихся друг с другом и считавшихся хранителями домашнего очага, защитниками от злых духов. Бес изображался с короткими ножками, большой головой, искривленным гримасой лицом и высунутым языком, львиными ушами и гривой, в высокой короне из перьев. В руках Бес часто держит тамбурин, магические ножи или защитный амулет «са». Вероятно, культ Беса происходил из Нубии и был связан с Пунтом, владыкой которого называют бога-карлика некоторые тексты.

Несмотря на грозный внешний вид, Бес считался милостивым и благим божеством, защищающим семью, покровительствующим деторождению и сексуальной силе. В своем неистовом танце ипостась Беса — Хати изгоняет злых духов из дома; во дворах некоторых египетских храмов для защиты от демонов ночи часто устанавливали четырехгранные каменные блоки с полихромными изображениями стоящего Беса. Его образ часто присутствует на рельефах маммизи — храмовых помещений, в которых проходили таинства рождения божественного младенца — Хора, Ихи или же самого фараона. Колоссальными изображениями Беса были украшены пилястры храма Тахарки (XXV династия) в Гебель Баркале.

Огромное количество изображений Беса дошло до нашего времени на предметах быта — подголовниках, косметических сосудах и ложечках, опахалах и зеркалах, кроватях и стульях. Подобно Таурт, он очень часто изображался на амулетах, которые, согласно египетской традиции, приносили удачу и отгоняли злые силы, отпугивали змей, призраков и дурные сны. Иногда Бес даже изображался в облике одного из своих многочисленных воплощений — сжимающего в руках ядовитых пресмыкающихся — духа Аха (ˁḥȝ), чье имя переводится как «боец». Изображения Беса сохранились на росписях дворца Аменхотепа III в Малькатте, в домах мастеров из поселка Дейр эль-Мединэ и эль-Амарны, возможно в тех комнатах, которые были связаны с женщинами и деторождением.

В тексте Лейденского демотического папируса (I, 348) говорится, что для того, чтобы помочь роженице, необходимо изготовить глиняное изображение карлика — т.е. Беса. Текст отождествляет саму женщину с богиней Хатхор, к голове которой привязывалась изготовленная фигурка. Над изображением перед этим четырежды произносилось заклинание, говорящее о «добром карлике», которого послал своей дочери Ра, чтобы помочь успешно разрешиться от беремени.

Бес издревле был связан с магией и ритуалами по изгнанию злых сил. Сохранились даже картонажные маски, которые одевал маг для наилучшего осуществления той или иной цели во время магической церемонии. Полукруглыми костяными магическими жезлами с изображениями Беса маг или жрец обводил брачное ложе, создавал защитное пространство вокруг беременной женщины или маленьких детей; на подобных жезлах также часто изображены лягушка Хекет, усер (wsr) — иероглиф силы, знак магической защиты са (zȝ). Супруга Беса Бесит (Bȝst),¹ изображавшаяся в маске и с львиными ушами была также тесно связана с оборонительной магией. Статуэтка Бесит, сжимающей в руках металлических змей, была найдена в безымянной гробнице 17 в. до н.э. под Рамессеумом в Фивах, в которой помимо образа богини находились другие магические атрибуты и жезлы, а также свитки с заклинаниями.

Сексуальный аспект культа Беса стал особенно популярен в эпоху Птолемеев. В некрополе Саккара были обнаружены особые подземные помещения, стены которых были украшены объемными изображениями Беса и обнаженных богинь; здесь проводили ночь паломники, жаждущие исцеления либо скорейшего рождения потомства или же вещего сна. Одновременно Бес почитался как бог жизненной силы, отождествлялся с богом Шу, наполняющим вселенную «дыханием жизни».
_______________________________
[1] Солкин дает транслитерацию имени Bȝst как Бесит; обычно это имя переводят как Баст. Чаще всего богиня изображалась в виде кошки, либо антропоморфно с кошачьей головой. В качестве паредра Беса, изображалась в виде карлика (иногда в львиной или кошачьей маске).

Bȝst — Баст (Бастет), богиня радости, веселья, любви, красоты, домашнего очага и плодородия. Культ богини изначально зародился в городе Бубастис (греч. Βούβαστις, егип. Bw-Bȝst — «Место богини Баст» или Pr-Bȝst — «Дом богини Баст»), в период правления XXII династии (Бубастидов) в X-VIII вв. до н.э. Об исключительном статусе богини в указанный период свидетельствуют ее эпитеты: ˁȝt-pḥty — Обладающая великой Силой; irt-rˁ — Око Ра; ḥnwt-ṯˁw-n-ˁnḫ — Госпожа Дыхания Жизни; ḥnwt-ṯḥn — Госпожа Великолепия; nbt-ˁnḫ — Госпожа Жизни; nbt-ȝwt-ib — Госпожа Удовольствия; nbt-tȝwy — Владычица Обеих Земель; Великая владычица Ишеру и др. [Лапис, Матье 1969: 160].

В римское время Бес также часто воспринимался как воинственное божество, изображавшееся в доспехах, с мечом в руках. Оракул бога Беса, «спутника Осириса» до IV в. н.э. процветал в Абидосе.

В процессе отождествления Беса с другими богами-защитниками, возникает образ вмещающий в себя десять божеств (собственно Беса, Аха, Амама, Хайета, Ихти, Мефджета, Менева, Сегеба, Сопду и Тетену) в едином божестве, которое известно под именем Бес Пантеос (Βησά Παντεός).

В процессе христианизации Египта Бес стал восприниматься как носитель злого начала, с которым никогда не ассоциировался в древнем Египте. В одном коптском тексте даже повествуется о том, как с Бесом боролся некий ретивый отшельник. Забавный карлик, охранитель домашнего очага и храмов предстает здесь в образе чудовища, отпугивающего своим обликом путников, проходящих ночью у руин древнего святилища. Несколько христиан своей молитвой пытаются уничтожить «демона». Конец текста утерян, но можно предположить, что в итоге последователи торжествующей религии наверняка «изгнали» древнего бога из его собственной обители. Удивительно, но эта история о Бесе пережила не один век. Еще в XIX веке, местные жители рассказывали иностранцам, приезжающим в Луксор о карлике, танцующем ночами в развалинах Карнакского храма Амона.


Итифаллический четырехкрылый четырехрукий Бес Пантеос, с хвостом сокола и головами животных, олицетворяющих богов Аха, Амама, Хайета, Ихти, Мефджета, Менева, Сегеба, Сопду и Тетену. Бес стоит на свернувшейся змее, кусающей свой хвост.

Еще одно изображение Беса Пантеоса на папирусе VII-IV вв. до н.э. из Бруклинского музея в Нью-Йорке. Здесь он стоит напротив Нехебкау (nḥb kȝw, «объединяющий души»). Считалось, что Нехебкау охраняет вход в подземное царство, а также является спутником бога Ра, защищающим его в ночном плавании. Он присоединяется к свите Ра и сопровождает Владыку всего сущего через все двенадцать долин Дуата. На папирусе изображен, по-видимому, момент восхождения обновленного (новорожденного) солнца, которое Нехебкау держит в руках. Т.е. это момент передачи полномочий по защите солнечного божества от Нехебкау к Бесу. Бес Пантеос на этом папирусе имеет одну пару рук, но зато — четыре пары крыльев. И, помимо птичьего хвоста, у Беса наличествует еще и крокодилий хвост. Тело покрывает шкура леопарда, а на ногах его мы видим сандалии, c головами Упуаута (Wp-wȝwt, «Открывающий пути»). Сандалии, с такой символикой, должны помочь Бесу преодолевать границы (между этим миром и дуатом), непреодолимые для других. В левой руке его — скипетр могущества уас. Правая рука поднята к плети нехеху (nḫḫw), название которой созвучно слову nḥḥ — вечность.


БЕС ПАНТЕОС РЕСИХТОН
________________________________
Односторонняя гемма-талисман, желтая яшма (12 x 9 x 3mm). Мичиганский университет (Ann Arbor, University of Michigan, Special Collections Library).
Крылатый Бес Пантеос с двумя скипетрами, один из которых обвивает змея, на голове — модиус; PHCIXΘWN


Американские ученые (в стиле своих британских коллег) не ищут простых путей, и предлагают читать надпись не так как есть, а интерпретируя ее следующим образом: ρησιχθων → ῥηξίχθων (т.е. «сокрушающий землю» или «сотрясающий землю»).

ῥῆξις (-εως) ἡ разрыв, трещина (νέφους Arst.).
ῥηξήνωρ (ῥηξ-ήνωρ), -ορος ὁ прорывающий ряды мужей, т.е. сокрушитель врагов (эпитет Ахилла Hom., Hes.; эпитет Аполлона Anth.);
ῥηξίνοος (ῥηξί-νοος) надламывающий разум; ex.: (Διόνυσος Anth.)
ῥήξω fut. к ῥήγνυμι
ῥήγνῡμι, редко ῥηγνύω (fut. ῥήξω, aor. ἔρρηξα, pf. 2 ἔρρωγα; pass.: aor. 2 ἐρράγην с ᾰ, fut.ῥᾰγήσομαι) пробивать, ломать, сокрушать, взламывать, разрывать, вспахивать.

Возможно, подобная ассоциация возникла из аналогии с эпитетом Посейдона — Эласихтон (ἐλασίχθων, «сотрясающий землю»), или с чем-то похожим.

σεισίχθων (σεισί-χθων) -ονος adj. потрясающий землю (эпитет Посидона) Pind., Luc.
ἐλελίχθων (ἐλελί-χθων), gen. -ονος сотрясающий землю; ex.: (Ποσειδάων Pind.; Βάκχος Soph.)

Версия, безусловно, очень интересная. Только непонятно, почему нельзя прочитать надпись без интерпретаций, а ровно так, как оно написано, т.е. не с корнем ῥηξι-, а с корнем ῥησι-? Ибо тогда вдруг выяснится, что Бес Пантеос не «сокрушитель», а совсем даже наоборот — «изрекший Землю», т.е. сотворивший ее словом. В позднейшие времена Бес, как «Всебог» (Παντεός), вполне мог рассматриваться в качестве Творца (δημιουργός).

ῥῆσις (-εως), ион. -ιος ἡ
1) речь, слова; ex.: ῥῆσιν λέγειν ἀμφί τινος Aesch. и ῥήσεις ποιεῖν περί τινος Plat. — вести речь о чем-л.;
2) заявление, указание; ex.: (Λακεδαιμονίων Her.);
3) выражение, изречение; ex.: (Εὐριπίδου Arph.);
4) сказание, предание; ex.: (παλαιαὴ ῥήσεις Pind.).

Производные слова с корнем ῥησι-:

ῥησικοπέω (ῥησῐ-κοπέω) высекать фразы, т.е. произносить речь Polyb.
ῥησιμετρέω (ῥησῐ-μετρέω) мерить, т.е. рассчитывать, взвешивать свои слова Luc.

Еще одно интересное созвучие к надписи на гемме: Ἐρυσίχθων — «хранитель земли» (от ἐρύομαι). В первую очередь оно интересно тем, что изначально Бес и выступал как бог-охранитель от злых духов (и злых людей).

ἐρύομαι, ион. εἰρύομαι
1) тащить, вытаскивать, извлекать;
2) стаскивать, спускать;
3) притягивать, привлекать;
4) совлекать, сдирать;
5) натягивать;
6) выводить (прочь), уводить;
7) уносить, удалять;
8) уводить от опасности, избавлять, спасать;
9) освобождать от рабства, выкупать; ex.: (τινα χρυσῷ Hom.);
10) защищать, прикрывать; ex.: εἰρύσατο ζωστήρ Hom. — пояс защитил (от раны);
11) отражать, отбивать; ex.: (ἔγχος Hom.);
12) (пред)отвращать; ex. (Κῇρα μέλαιναν Hom.);
13) препятствовать, мешать; ex.: κραδίῃ χόλον ἐ. Hom. — подавить в сердце гнев;
14) охранять, стеречь;
15) хранить, соблюдать, чтить; ἐ. ἔπος Hom. — соблюдать наказ.

ἐρυσίπτολις (ἐρῠσί-πτολις), -ιος ἡ градохранительница, защитница городов (эпитет Афины) Hom., HH.


_______________________________

В.В. Солкин
УШЕДШАЯ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ


В глубине Древнего царства, запечатленный в «Текстах пирамид», появляется образ пути, на котором царь, прежде чем достичь своего места в сонме верховных божеств, оказывается на берегу кебху (kbḥw) — предвечной водной глади, через омывание в которой достигается возрождение. Владычица этого бесконечного океана — Хатхор, выступающая в облике коровы, своего священного животного, которая, поднимаясь из воды, несет меж своих рогов новое, молодое Солнце.

Ко II тысячелетию до н.э. в храмах появляются так называемые «хаторические» капители, на которых две стороны украшены лицами богини с ушами коровы, которые демонстрировали природу богини, подательницы «воды жизни» (ˁnḫ-wȝs, анх-уас), т.е. молока, придающего живым существам божественность. Ее имя «обитель Хора» (Ḥwt-Ḥr) — символизирует собой беспредельное египетское небо, в котором парит сокол, олицетворяющий собой божественные силы. Иконография и тексты последующих эпох уточняют ее образ: она дочь Ра, живая сила любви, вечная подательница жизни и защитница умерших, священная утроба, перерождаясь в которой, молодеют даже сами боги.

Способность богини возрождать внутри своей утробы легла в основу культа ее священных гротов, один из которых, наиболее значимый, расположен в Долине цариц в Фивах, еще один был превращен в святилище храма Хатшепсут в Дейр эль-Бахри. Его имитация — святилище возведенного рядом храма Тутмоса III, разрушенного при землетрясении, по счастливой случайности сохранило до наших дней удивительный культовый образ Хатхор — статую пятнистой коровы, выходящей из высоких предвечных зарослей папируса, меж рогов которой рождается солнце. Под головой животного, образ которого выполнен из песчаника и расписан, изображен стоящий Аменхотеп II, по приказу которого была выполнена статуя; он же изображен посредством рельефа сбоку, обнаженным, сосущим молоко из вымени своей небесной матери, получая вместе с ним новое рождение и бессмертие. Эта сцена божественного кормления царя, известная еще по рельефам припирамидных храмов Унаса и Сахура, приобретает здесь какую-то особенную интимность и проникновенность. Намек на это кормление позже появился и в «Книге мертвых» в виде виньетки к ее последней главе, на которой великая небесная корова-мать выходит навстречу умершему из-за массива Дехенет — великой вершины фиванских гор, проходя сквозь заросли папируса, символизирующего место перехода между пространствами — земным и потусторонним. Сотрясая папирус и исполняя тем самым древний ритуал сешеш уадж (zšš wȝḏ), небесная корова направляет слетающиеся души умерших в Дуат.

Единое представление о небесной корове связывает Хатхор, «владычицу северной части неба», места перехода и трансформации, с самой Нут, небом, которая проглатывала солнце на закате и вновь рождала его, порой в облике молодого теленка.

Образ Хатхор лежит в основе легенды об Удалившейся богине, исчезновение которой из пространства Египта лишает страну паводка Нила, урожая, плодородия, радости любви. Знаменитый текст «Книги Коровы», известный нам из нескольких копий, помещенных в царские гробницы, повествует о восстании людей против своего творца, гневе Ра и совете «отца богов» Нуна направить против восставших солнечное Око, которым и являлась Хатхор, принявшая в ярости облик «Могучей» — т.е. львиноголовой Сехмет-Тефнут. Испугавшись почти полного уничтожения людей разъяренной львицей, боги принимают решение умиротворить богиню, опьянив ее пивом, в который был добавлен порошок нубийского минерала диди, придавший напитку цвет крови. Умиротворенная богиня по призыву солнечного божества принимает облик коровы, чтобы поднять солнце и его свиту на небеса, отдалив, таким образом, богов от людей, разрушивших изначальную гармонию.

Более поздняя версия легенды, меж тем, повествует о том, как богиня, оскорбленная подлогом, удаляется в далекие области Африки, в землю Бугем, в пламенеющие пустынные земли юга. В облике львицы, опьяневшей от свободы, грозная богиня царила вдалеке от Египта, кормя переполненной грудью священных львят. В страхе перед грозящими Египту в отсутствии богини голодом и опустением, Ра отправляет на ее поиски Шу и Тота в облике маленьких павианов; причем Шу выступает здесь с эпитетом Ин-Херет, т.е. «приводящий удалившуюся», которую нужно было вновь умиротворить, погасить ее ярость, последствием которой были слуги Сехмет, ее шесеру (šsrw), или Семь стрел, приносящие чуму.

Рассказами о родине и ее очаровании боги-павианы возвращают в Египет львицу, стосковавшуюся по родной земле. Проходя мимо первого порога и Филе, священного острова Исиды, Сехмет вступает в воды священного озера соседнего острова Биге, «запретного», места погребения Осириса, которые приносят умиротворение Удалившейся; из вод озера богиня выходит в облике Бастет, кошки, играющей со своим многочисленным потомством, милостивой и ликующей, приносящей в Египет паводок Нила и возвращающейся на свое место — чело Ра в облике ослепительной змеи иарет,¹ по-гречески «урея» (οὐραῖος).
__________________________
[1] iˁrt — кобра; видимо от iˁr — подниматься, вставать [в стойку].

Умиротворение и возвращение Удалившейся стало отправной точкой для празднеств, главным эпизодом которых было священное опьянение, угодное дочери Солнца. В собрании Лувра хранится удивительное изображение богини во всех ее обликах (ḫprw) одновременно: как коровы (Хатхор, Нут), змеи (Уаджит), женщины (Хатхор, Мут, Небет Хетепет) и львицы (Сехмет, Тефнут, Бастет).

Символизм этой красивой легенды заключен в могуществе разрушительной силы, которой ничто не может противостоять, кроме любви, которая превращает львицу в кошку, а кошку в женщину, подчиняя саму богиню вечному циклическому обновлению жизни, приходящему в Египет вместе с паводком Нила, воплощением плодородия которого и является сама богиня.

Впрочем, женственный аспект ее характера переменчив, и если обычно принято говорить о луке, стрелах, ноже, скотобойне, огне, пылающем костре, посланцах Сехмет, то эти атрибуты порой также свойственны и Бастет; при случае вспоминают и «скотобойню Хатхор» или ее нож, «пламя Мут» или пламя Уаджит, «стрелы» Нейт и «стрелы» Нехбет.

Смысл существования Удалившейся — непостоянство и бесконечная трансформация. На самом деле это одинаковое могущество разных имен Ока Ра, самым привычным образом которого является кобра — урей, который возвышается на головах богов, украшающий лбы царей; или уреи, которые во множестве обрамляют головные уборы цариц, которые рядом с фараоном, преемником Ра, воплощают спутницу солнца. Единственная в своем роде и полиморфная, «Ее Величество», как ее называют, представляет в совокупности Хатхор целиком и Сехмет целиком, будучи Атумом женского рода; ее светящиеся лики озаряют все стороны света, она проводница солнечной энергии, и даже сам диск светила, определяющийся как существо женского рода (Атонет, Itnt). Зрачок Ра, она излучает каждое утро свет, пробуждает и с триумфом согревает вселенную. Сжигающее пламя (Nsrt, Несрет) или лучница, она повергает змея Апопа и его союзников, разрушает врагов государства, наказывает виновных смертью или болезнью и по воле своей исполняет приговоры судьбы. Око-кобра множится, чтобы оберегать и хранить тело Осириса, умершего царя и ночное солнце. Она — вечная сила устрашения, в высшей степени грозная сила, поддерживающая космический миропорядок. Насколько власть света «Могущественной» бесконечна и неизбежна, настолько же ее характер непостоянен.


СЕХЕТЕП СЕХМЕТ

Залог успеха возвращения богини — бог мудрости и луны Тот, «язык богов», еще и владыка календаря. Этот солнечный календарь, который в храмовых службах и сельскохозяйственных циклах заменялся лунным, насчитывал 365 дней и одну четверть, был воплощен в эпоху правления Аменхотепа III в сотнях статуй Сехмет, выполненных из гранодиорита и установленных в заупокойном храме царя в Ком эль-Хеттан в Фивах и напротив него, на восточном берегу, в храме Мут в Карнаке. Развалины храма богини, находящиеся на берегу ее священного подковообразного озера Ишеру, все еще заполнены этими тревожными статуями, разбитыми, безголовыми, поваленными; здесь остались те из них, которые не были вывезены в крупнейшие музеи мира и были разбиты вандалами.

Каждая из статуй, которых известно в настоящее время более 700, была надписана уникальным эпитетом Удалившейся богини и представляла ее гневную форму утром или вечером каждого дня в году: «Та, чья сила подобна бесконечности», «Владычица пламени», «Владычица престола», «Наибожественнейшая из богов», «Та, чьи пути затоплены кровью», «Повергающая восставшего», «Та, которой принадлежат головы». Современный список из ста девяти характеристик неизбежно очень неполон, поскольку некоторые надписи были разрушены и никогда не восстанавливались.

Помимо нескольких обычных названий богини и упоминания известных местностей, в нем содержится особая коллекция неизвестных топонимов и редчайших выражений. Множество Сехмет, производство которых, с огромными затратами началось при Аменхотепе III, должны были, таким образом, воплотить в круглой скульптуре замысловатую литанию, призывающую эту богиню «всеми ее именами и всеми ее местами». Опасность львиноголовой богини беспредельна. «Богиня вызывает волны жары, хамсин,² удушливое лето. Ее пагубная сила аб (ȝb) поднимает температуру, распространяет эпидемии и эпизоотии, отравляет пищу и заражает паводок Нила. Каждый страшится того, что его могут настичь ее стрелы или удары сопровождающих ее духов (šmsw, «шемсу»), загадочные «посланники» (jpwtjw, «ипутиу»), «убийцы», «странствующие», «змеи-стрелы» (šsrw, «шесеру»).

Владея, таким образом, «жизнью и смертью в своих руках», Сехмет властвует над сохранением жизни. Папирус (wȝḏ), который она держит, является знаком свежести и здоровья, которое она умеет восстанавливать, это уадж, который в глубокой древности был скипетром только богинь-львиц и который стал в эпоху Рамессидов атрибутом любой богини.

Произнося при богослужении имена Сехмет-Бастет перед Хатхор, в то время как он посвящал ей «подношение литании» (wdnt), служитель культа, выполняя специфическую роль «жреца с великим уаджем», подносил папирусовидный скипетр для того, чтобы умиротворить богиню и защитить самого себя. На самом деле, во избежание зла, было необходимо выполнить заклинания для «умиротворения Могущественной» — сехетеп Сехмет (sḥtp Sḫmt).
__________________________
[2] хамсин (егип. rstjw, ресетиу) — сезон пыльных бурь, с арабского переводится как «пятьдесят» (50 дней его примерная продолжительность, май-июнь).

Среди двадцати четырех ритуалов, во время исполнения которых царь предстает перед божествами, — подношение напитка мен, который позволяет молящемуся Хатхор достичь в опьянении союза со своей госпожой, которая одарит его своей особенной, хаторической благосклонностью. Чтобы завершить ритуал, царь преподносит им Маат, персонификацию гармонии. В двадцати двух случаях, однако, он только исполняет комплекс церемоний сехетеп Сехмет: поклонение и окуривание, торжественное поднесение чаши-ченеф и гусей, обильные приношения и искупительные жертвования ориксов, принесение в жертву козлов и свиней, восхождение на ступенчатый помост, повязывание семи узлов, защищающих от зла, зачитывание текста — фрагментов книги для «умиротворения Сехмет», хотя она и именуется в нем как Хатхор.

Прославляя Госпожу Обеих земель в главных местных ипостасях, они восхваляют благодать солнечного огня для мира, но также говорят и об ужасах, которые вызывает его излишество. Они повествуют об особых праздниках в Бубастисе и Мемфисе, колоссальных жертвоприношениях в Гермополе, специальных дарах, которые приносит толпа и хлебе, который царь готовит своими руками… Каждое песнопение заканчивается обращением, умоляющим божество-истребительницу сохранить жизнь царствующему фараону, спасти его, освободить, избавить от «всякой злой напасти»: лихорадки, жары, пагубных ветров, вторжения вестников смерти.

«Да хранит царь свою жизненную силу, да будет он жив среди живущих в нынешнем году! … Хор, Хор, уадж Сехмет окружает члены царя, да будет он всецело жив».

Слова литаний Хатхор-Сехмет предназначались вовсе не для того, чтобы молить богиню отвести некое абстрактное зло, но для того, чтобы заклинать ее не выпускать против царя Египта то зло, которое в ней есть.

В наосах птолемеевских храмов многочисленные изображения богини показаны попарно вместе с божествами хронократами, т.е. повелителями того или иного дня в году. То, что амбивалентная богиня раздваивается каждый день, свидетельствует синкретический гимн из Асуана, призывая Исиду-Сотис в облике Сехмет: «Та, за кем следует Ее Величество, числом семьсот тридцать, госпожа лет, владычица месяцев и дней».

Заклинание Богини день за днем тремястами шестьюдесятью пятью различными именами уходит своими корнями в древние представления о том, что Хатхор была «Госпожой года», иначе говоря, Сехмет была «Той, что есть год». «Я [есть] Сехмет-Бастет, … я — Уаджит в год ее, защитница сезонов года, … Боги видели мою ба на моей шее, как госпожу лет», — произносил умерший маг в эпоху Среднего царства, чтобы превратиться в коршуна, эту хищную птицу, имя которой было связано с понятием идеи неру (nrw) — «ужаса» и которая одновременно персонифицирует жестокости Мут, корону Нехбет и, собственно, сам год.

То, что годичный цикл отягчен категорией возвращающейся опасности, исходит из хорошо известного выражения: «иадет года» (iȝdt rnpt), причины губительной смертности, поражающей живущих, из-за того, что Сехмет пускает свои стрелы или направляет своих гонцов. Эти иадет-ренепет смешиваются с вихрями ветров; паводок, чтобы быть благоприятным, должен быть очищен от них. В традиции обычно вспоминаются «бедствия года», подтверждая их синонимичными выражениями — «злые поступки года», «неудобства года», «порча времен года», и т.д. — все это отвечает на широту контекстов, но заслуживает быть принятым во внимание то толкование, которое узнает в иадет-ренпет обозначение эпидемий. Во всяком случае, понятно, что счастливым годам противопоставляются «годы страха», «годы иадет».

О царе, храбром победителе врагов, говорится, что он неистовствует, «подобно Сехмет в год иадет». Переход от одного года к другому, в особенности в той своей отклоняющейся от нормы части, которая составляет 5 дополнительных дней, требует изгнания духов бедствий года. В таком случае особые люди, используя «Книгу окончания года» употребляли магические формулы с целью защиты дома от иадет-ренепет, сообщаемого дыханием «посланников» Сехмет, или для того, чтобы отвести двенадцать «убийц», «происходящих от Ока Ра, посланников сквозь номы, виновников избиений и подстрекателей волнений».

Храмовые календари и календари официальных памятных событий предусматривали подобные меры предосторожности: два дня спустя после начала года; третьего дня месяца Тот проходил «праздник Сехмет, который Ра установил для нее в тот момент, когда он ее умиротворил»; царь во время празднования годовщины его восшествия на престол также увещевал грозную Богиню. Согласно храмовым календарям Позднего времени, великий «праздник Ее Величества» в последние дни месяца Месоре, соответствовавшего «окончанию года» и «началу нового года», включал в себя выполнение ритуала умиротворения Сехмет.

Сосуществование официального, «плавающего», года и естественного года, который начинался с гелиакического восхода Сириуса, возвещающего паводок Нила, и приближение лета, дублировало моменты обновления года. Так, например, согласно поздним храмовым календарям, восхваления Бастет и других львиноголовых богинь, уподобленных божественному Году и Сириусу, происходили в течение месяца Паони. Кроме того, ритуал сехетеп Сехмет, вероятно, происходил по воле обстоятельств: при одном из первых Тутмосидов началом приношения литаний Сехмет было 29 число месяца Мехир, третий день празднества Амона, а Танутамани принимал на себя обязательства «умиротворить Сехмет» после взятия Мемфиса штурмом.

Постоянной опасности вечно тлеющего солнечного огня — постоянный ответ: долгие литании Сехмет, которые, синхронно, защищают год во всей его целостности, и дважды в день приводят надлежащее имя для заклинания богини. Для египтян кобра с головой львицы или львица в короне из уреев, — Око Ра, единое и множественное, — воплощает опасности, которые таит в ней солнечный жар, однако, с другой стороны, это еще и вселенская сила циклов, дающая разлив великой реки, существование, наконец, — сила вечной жизни, способная в любой момент превратиться в «Золотую» богиню любви.


Солкин В.В. Столпы небес. Сокровенный Египет
_______________________________

С.В. Петров
ЭГИДА, ГРЕЧЕСКАЯ И ЕГИПЕТСКАЯ

αἰγίς (-ίδος)
I
1) козья шкура; ex. (δασύμαλλος)
2) накидка из козьей шкуры;
II
1) вихрь, буря; ex. (αίγίδων κότος Aesch.)
2) эгида — вздымающий грозные бури щит Зевса, сделанный из шкуры козы Амалтеи. (Hom.)

Как можно видеть из определения слова эгида, значение его неоднозначно. Причем, совершенно очевидно, что значение «буря» по отношению к эгиде употребляется в переносном смысле, ибо подразумевается щит (в значении «эгида»), которым Зевс громыхает и «вздымает грозные бури». О том, что значение «козья шкура» является для эгиды первичным, помимо Гомера, поведавшего о происхождении щита Зевса из шкуры козы Амалфеи (Ἀμάλθεια), повествует также и Геродот:

ἐκ τῶν αἰγέων αἰγίδας μετωνόμασαν (Her.) — …«по козьим шкурам [свои щиты греки и] назвали эгидами»…

Эгиох (αἰγίοχος, букв. «носящий эгиду») — Щитодержец, один из эпитетов Зевса. Гомер рассказывает о голове адского чудовища Горгоны (Γοργείη κεφαλή), с ужасающим взором, которую Зевс поместил на своем щите, приводя в страх и смятение своих врагов. Став властелином богов и людей, Зевс отдал щит Афине. Наиболее раннее описание этого щита мы встречаем в Илиаде:

______________________________…явилась Паллада,
В длани имея эгид,¹ драгоценный, нетленный, бессмертный:
Сто на эгиде бахром развевалися, чистое злато,
Дивно плетенные все, и цена им — стотельчие² каждой.
(Гомер. Илиада II, 447)

Бросила около персей эгид, бахромою косматый,
Страшный очам, поразительным Ужасом весь окруженный:
Там и Раздор, и Могучесть, и, трепет бегущих, Погоня,
Там и глава Горгоны, чудовища страшного образ,
Страшная, грозная, — знаменье бога всесильного Зевса!
(Гомер. Илиада V, 738)
___________________________
[1] Эгид — Гнедич употребляет форму мужского рода, как синоним «щита».
[2] стотельчие — сто быков или коров (ἑκατόμβοιος). Скот был одной из основных форм богатства в гомеровскую эпоху и до появления денег служил часто в качестве мерила стоимости.

Однако в более популярной версии, Горгону убил Персей, посланный царем Полидектом. Справиться с чудовищем герою помогли боги Афина и Гермес, а также сестры Граи (Γραῖαι, «Старухи», три вещие дочери Форкия и Кето — Пефредо (Πεφρηδώ), Энио (Ἐνυώ) и Дейно (Δεινώ) — «седовласые от рождения, с одним зубом и одним глазом на троих»), снабдившие для этого Персея всем необходимым. Гермес подарил ему острый кривой нож (ἅρπη, «харпа»). Афина — зеркальный медный щит, в отражение которого Персей мог смотреть на Медузу, не боясь превратиться в камень. Граи подарили Персею крылатые сандалии, волшебный мешок и шапку-невидимку Аида. Персей сделал свое дело, в результате чего голова Горгоны оказалась у Афины, которая поместила ее на эгиду.

В описаниях статуй Афины слово «эгида» с головой Медузы, как правило, относится не к круглому щиту, а к накидке, либо доспеху-оплечью, которые действительно порой выглядят сделанными из козьей шкуры.

Между тем существует немало изображений накидки, которая выделана не из козьей шкуры, а из шкуры дракона с хорошо прорисованными чешуйками.

В трагедии Еврипида «Ион» афинские женщины обсуждают статую Афины Парфенос (Ἀθηνᾶ Παρθένος), на щите которой изображена битва с гигантами: Афина, держащая щит с головой Горгоны на нем, выступает против Энкелада. Афина гнала колесницу с парой коней против Энкелада, а когда тот обратился в бегство, обрушила на него остров Сицилию. Потом Афина «содрала кожу с Палланта (Πάλλαντος) и покрывала ею свое тело». Т.е., в битве с гигантами Афина уже обладает щитом с головой Медузы (вероятно это щит подаренный Афине Зевсом). Хотя, в изложении Еврипида, Горгона убита Афиной во время гигантомахии. Евгемер также писал, что Медуза была убита Афиной (а не Персеем).

Впрочем, и с Паллантом не все так просто. В одном из мифов говорится о том, что, Паллант был крылатым козлоподобным гигантом, который покусился на честь Афины. Она его убила и, содрав с него кожу, сделала из нее эгиду. Все-таки козья (αἰγίδος) тема не отпускает. Еще один вариант мифа (с участием Палланта) вообще приводит в недоумение: «будучи девочкой, Афина случайно в игривой битве убивает своего товарища Палланта». Единственно, что успокаивает: с последнего Палланта Афина кожу сдирать не стала.

В «Исторической библиотеке» Диодор Сицилийский излагает другой, не менее интересный, вариант происхождения змеиной эгиды (αἰγίς). Диодор повествует о битве Афины с драконоподобным чудовищем по имени Эгида (Αἰγίδα) следующее.

«Ибо оно [чудовище] возникло из земли, и, в соответствии со своей природой, изрыгало страшное пламя из пасти, и при своем первом появлении около Фригии сожгло землю, которую по сей день называют «Обожженная Фригия»;³ после чего оно разорило земли вокруг гор Тавра и сожгло лес, простирающийся от этой области до Индии. Затем, поворотясь опять к морю, омывающему Финикию, оно направилось жечь леса на горе Ливан, и, проделав свой путь через Египет, прошло по западным областям Ливии и в конце своих странствий напало на лес вокруг Керавнии.

А так как страна вокруг была в огне, а обитатели в некоторых случаях были уничтожены, а в других — в страхе покинули свои родные места и бежали в отдаленные районы, Афина, говорят, одолела чудовище, отчасти за счет своего ума, и отчасти за счет своего мужества и физической силы; убила его и покрыла свою грудь шкурой, что носило чудовище, и как покровы и как защиту своего тела от последующих опасностей, и в память о доблести и заслуженной славе».
(Диодор III, 70:4-5)

Впрочем, это не последнее чудовище, с которого Афина содрала шкуру. Согласно поэме «Меропида», Афина помогает Гераклу в противостоянии с гигантом Астреем (Ἀστραῖος) с острова Кос, убивает его, снимает с него кожу и облачается в нее. Аристотель отмечает, что в связи с этой победой праздновались Панафинеи.⁴
___________________________
[3] Обожженная Фригия… — Страбон говорит, что причина названия была в частых землетрясениях.
[4] Παναθήναια (Παν-αθήναια) τά (sc. ἱερά) Панафинеи (праздник в честь Афины, учрежденный Эрихтонием под именем Ἀθήναια и преобразованный Тесеем в Παναθήναια; справлялся 28 гекатомбеона 3-го года каждой олимпиады) Her., Thuc., Xen.

Вот еще один тип чешуйчатой накидки эгиды на плечах Афины. Это сцена из мифа, где Афина и Посейдон спорят о покровительстве над Аттикой.

Как гласит миф, царь Кекропс, основавший город, названный потом Афинами, долго не мог решить, кого выбрать покровителем этого города — Афину или Посейдона. После народного голосования, с преимуществом в один голос, победила Афина, и город был посвящен ей. Но, опасаясь гнева Посейдона, пригрозившего поглотить своими волнами Афины, жители воздвигли храм и ему.

Во время гигантомахии, подобно тому как Афина побивает гиганта Энкелада, швырнув в него скалу (ставшую островом Сицилия), Посейдон тоже мечет в гигантов огромные скалы.

Полный список всех островов Греции включает в себя, без малого, полторы тысячи. Надо полагать, все это последствия гигантомахии.

На следующей иллюстрации мы видим поверженного Эфиальта, одного из великанов, от рук Посейдона, который попирает гиганта ногой, прижав его трезубцем к земле, и добивает, сбросив на него огромную скалу.

Гигант Эфиальт, которого поражает Посейдон, — вполне себе антропоморфный гигант, пожалуй, из такого эгида не получится. Совсем другое дело гигант Тифон, с которым бьется сам Зевс. По Гесиоду Тифон — последнее порождение Геи (Земли), был зачат от Тартара и превосходил всех существ своими размерами. Чудовище обладало невероятной силой и имело «сто змеиных голов (εκατό κεφάλια δρακόντων), с черными языками и огненными глазами». Вот это для эгиды — самое то. Теперь понятно, откуда такое обилие змеиных голов по краям эгиды. Согласно Эсхилу, в битве с Тифоном, Зевс поразил его молнией и «набросил на него гору Этну в Сицилии».

8. Зевс, сражающийся со змееногим Тифоном. Самое любопытное здесь то, что на плечах Зевса — накидка, и похоже, что козья, по крайней мере, подобие каких-то рогов на ней прорисовано.
9. Тифон на дне терракотового сосуда. Киликия, ном Лакония, Греция, ок. VI в. до н.э. Помимо обилия змей, хорошо видно чешуйчатое тело Тифона.

Вспоминая же эгиду Аполлона (которая не часто, но все же упоминается в некоторых мифах), можно предположить, что ее происхождение имеет отношение к мифу, повествующему о состязании Аполлона и Марсия (Μαρσύας) в мусическом искусстве. Музы, очарованные игрой Марсия на тростниковой флейте, готовы были отдать победу ему, но Аполлон своим пением и игрой на кифаре превзошел мастерство Марсия. После чего, Аполлон, разгневанный дерзостью Марсия, посмевшего бросить вызов богу, подвесил его на сосне и содрал с него кожу. Марсий, как известно, был сатиром, а отличительной чертой сатиров является козлоподобие. Поэтому, содранная с Марсия шкура будет по определению эгидой (αἰγίδος, «козлиной шкурой»).


ЕГИПЕТСКАЯ ТРАДИЦИЯ. СЕХМЕТ

Сехмет поклонялись во все периоды истории Древнего Египта, включая греко-римскую эпоху. Ее имя, которое можно перевести как «мощная», «могучая» или «могущественная», впервые появляется еще в «Текстах пирамид». Львы вызывали священный трепет у древнего человека своей силой, мощью, неукротимостью и агрессивностью. Мифы описывают богиню-львицу Сехмет настолько сильной и отважной, что даже злобный Сет и змей Апоп со своими подручными не могли ей противостоять. Ее эпитеты: «Та, чья сила подобна бесконечности», «Владычица пламени», «Владычица престола», «Наибожественнейшая из богов»…

О популярности Сехмет в римский период Египта можно судить по приведенной ниже монете того времени, с ее изображением на аверсе.
____________________________________
Кв. Цецилий Метелла Пий Сципион и П. Лициний Красс Юниан. Утика. Северная Африка. Денарий (AR 18mm, 3.50g), 47/6 до н.э.
Аv: львиноголовая египетская богиня Сехмет, которая держит анх в правой руке; лег.: (сверху) G[enius] T[utelaris] A[fricae] (гений, защищающий Африку), (справа) Q[uintus] METEL[lus] PIVS (Кв. Метелл Пий), (слева) SCIPIO IMP[erator] (Сципион император).
Rv: богиня Победы (Victoria), держащая крылатый кадуцей (caduceus) в правой руке и маленький круглый щит в левой; лег.: (справа) P[ublius] CRASSVS IVN[ianus] (П. Красс Юниан), (слева) LEG[atus] PRO PR[aetore].
________________________________________________________________

«Образ Хатхор лежит в основе легенды об Удалившейся богине, исчезновение которой из пространства Египта лишает страну паводка Нила, урожая, плодородия и наступление сезона засухи. Знаменитый текст «Книги Коровы», известный нам из нескольких копий, помещенных в царские гробницы, повествует о восстании людей против своего творца. В гневе Ра решает направить против восставших солнечное Око Хатхор, принявшую в ярости облик «Могучей» — т.е. львиноголовой Сехмет-Тефнут. Испугавшись почти полного уничтожения людей разъяренной львицей, боги принимают решение умиротворить богиню, опьянив ее пивом, в которое был добавлен порошок нубийского минерала диди, придавший напитку цвет крови. Умиротворенная богиня по призыву солнечного божества принимает облик коровы, чтобы поднять солнце и его свиту на небеса, отдалив, таким образом, богов от людей, разрушивших изначальную гармонию.
(…)
Единственная в своем роде и полиморфная, «Ее Величество», как ее называют, представляет в совокупности Хатхор и Сехмет, будучи Атумом женского рода; ее светящиеся лики озаряют все стороны света, она проводница солнечной энергии, и даже сам диск светила, определяющийся как существо женского рода (Атонет). Око Ра, она излучает каждое утро свет, пробуждает и с триумфом согревает вселенную. «Сжигающее пламя» (Несрет) или лучница, она повергает змея Апопа и его союзников, разрушает врагов государства, наказывает виновных смертью или болезнью и по воле своей исполняет приговоры судьбы. Око-кобра множится, чтобы оберегать и хранить тело Осириса, умершего царя и ночное солнце. Она — вечная сила устрашения, в высшей степени грозная сила, поддерживающая космический миропорядок». (В.Солкин)

Вызывает интерес употребленный В.Солкиным (в отношении Хатхор-Сехмет) эпитет Атонет. Дело в том, что в египетской записи Атонет имеет вид: Ἰtn.t, где Ἰtn (Атон) — солнечный диск, а окончание t обозначает женский род. Если не заморачиваться женским окончанием, то можно обратить внимание на созвучие слов Атон (Ἰtn) и Афина (Ἀθηνα), особенно с учетом взаимоперехода t~θ. В разных местностях Греции написание (и произношение) имени Афины разнилось.

Афина — Ἀθήνα, ион. Ἀθήνη, дор. Ἀθάνα и Ἀθαναία, лак. Ἀσάνα, арх. Ἀθηναία, ион. Ἀθηναίη.

Однако в Беотии Афина почиталась под именем Ἰτωνία Παλλάς (Итония Паллада). Диалектное написание имени Афины на Крите неизвестно, но то, что имя Афины непосредственно связано с названием критского города Итан, подтверждается тем фактом, что наиболее частым персонажем на итанских монетах является Афина. Еще два солярных символа, чеканившихся на монетах Итана — это орел и знак солнца (звезда с восьмью лучами).


12. Итан (Ἴτανος), Крит. Драхма (AR 5.50g), ок. 330-270 до н.э. Av: голова Афины в аттическом шлеме; Rv: орел, справа — тритон с трезубцем; ITANIΩN
13. Итан (Ἴτανος), Крит. Обол (AR 12mm, 0.71g), ок. 330-270 до н.э. Av: голова Афины в аттическом шлеме; Rv: восьмилучевая звезда.

Ἴτανος ἡ Итан, город в сев.-зап. части Крита. Her.
Ἴτων (-ωνος) ἡ Итон, город во Фтиотиде (Фессалия); знаменит храмом Афины.
Ἰτώνη ἡ Итона, город в южн. Италии Thuc.
Ἰτωνιάς (-άδος) adj. f итонийская (Ἀθάνα Anth.);
Ἰτώνιαι πύλαι αἱ Итонские ворота (южн. ворота в Афинах, откуда начиналась Фалерская дорога).

Т.е. напрашивается предположение о происхождении имени Афины от эпитета Сехмет «Око Ра» в его более позднем эквиваленте «Атонет» (Ἰtn.t). В этой связи любопытен и другой, упомянутый Солкиным эпитет воинственной Сехмет — Сжигающее пламя (Nsr.t, Несрет). В греческом языке есть интересное созвучие слову Ἴτων (Итон) — Αἴθων (Этон):

Αἴθων, -ωνος, реже -ονος adj.
1) пылающий, раскаленный; ex. (ἀέλιος, κεραυνός Pind.)
2) багровый; ex. (ῥόος καπνοῦ Pind.)
3) сверкающий, блестящий; ex. (σίδηρος Hom., Plut.)
4) огненно-рыжий; ex. (δέρμα λέοντος Hom.; ἀλώπηξ Pind.)
5) пламенный, пылкий, горячий; ex. (ἵππος Hom.; ἀνήρ, λῆμα Aesch.)
6) жгучий, мучительный; ex. (λιμός Aesch., Plut.)

Всё-таки в греческом языке (как и в египетском) созвучия имели весьма весомое значение. Хотя на это можно взглянуть и с другой точки зрения, а именно, что слова Ἀθήνα (Афина) и Αἴθων («сверкающий, огненный») имеют одну этимологию.


14. Пергам, Мизия. Æ 18mm (3.29g), ок. 200-30 до н.э. Av: голова Афины в шлеме с восьмилучевой звездой; Rv: сова сидящая на перуне; ΑΘΗΝΑΣ ΝΙΚΗΦΟΡΟΥ
15. Пергам, Мизия. Æ 17mm (3.00g), ок. 200-133 до н.э. Av: голова Афины в шлеме с восьмилучевой звездой (солярный символ); Rv: летящая сова с пальмовой ветвью в лапах; ΑΘΗΝΑΣ ΝΙΚΗΦΟΡΟΥ


ОЖЕРЕЛЬЕ

В Египте большой популярностью пользовались ожерелья. Ожерелье менат состояло из многочисленных ниток круглых бус синего или бирюзового цвета и символизировало пряди волос Хатхор. Противовес манхет, к которому крепилось ожерелье, выполнялся в виде стилизованного трапециевидного женского торса, завершающегося на месте лона диском; часто противовес завершался объемной головой божества, обрамленной широким ожерельем усех, или же плоским изображением головы царицы, предстающей в облике Хатхор. Внутри верхней, трапециевидной части противовеса можно встретить миниатюрное изображение стоящей богини, кормящей грудью царя или божественного младенца, что уподобляло, таким образом, противовес телу богини, дитя в чреве которой питалось соками матери. В диске, которым завершается манхет, обычно есть изображение младенца Гора, которого готова родить на свет богиня.

Широкое ожерелье усех было в гораздо более широком употреблении. Оно представляло собой несколько горизонтальных ниток бус, скрепленных по вертикали в широкий воротник, закрывавший грудь и спину владельца. Египтяне часто сравнивали это украшение с крыльями богинь, обнимавшими и таким образом защищавшими человека. Сплетенное из множества бусин, ожерелье усех было довольно тяжелым украшением, поэтому оно также сопровождалось противовесом манхет, спускавшимся на спину и удерживавшим усех на уровне груди. Ожерелье изготавливалось из ракушек, стекла, минералов. Однако изображения усех на статуэтках и бюстах изготовленных из золота или бронзы имело вид нагрудного панциря с украшениями на плечах в виде головы сокола (либо сфинксов с головой сокола). Вдоль плечей идет орнамент из уреев. Естественно греки не понимали всей глубины египетской традиции и интерпретировали наблюдаемое, в силу своей природной фантазии, весьма вольно. Ожерелье усех, выполненные в металле, греки расценивают в качестве воинской амуниции. Уреи у них начинают свисать по краям эгиды в виде бахромы. Ну а затем подключаются поэты-сказители и придумывают местные мифы рассказывающие о назначении и истории появления предмета, не утруждая себя знанием первоисточников.

Возвращаясь же к греческой эгиде, чья этимология связана с козлиной шкурой, следует заметить, что первоосновой, вероятно, здесь все-таки была эгида Зевса. Щиты в Древней Греции делались из ивы и обтягивались козлиной или бараньей шкурой. Поэтому эгида Зевса — это щит, а не накидка (как у Афины). Их связывает только название, в которое, со временем, перестал вкладываться изначальный этимологический смысл, но за которым остался его защитный функционал.

В Греции было великое множество всевозможных щитов, соответственно имеющих разные названия. Кроме козьих шкур, щиты обтягивались шкурами быков, или покрывались медью. Тем более удивительно, что в историю, в качестве символа «защиты», вошел архаичный щит из козьей шкуры.

κυρτία ἡ плетеный щит Diod.
γέρρον ἡ плетеный щит (обтянутый кожей у персов Her., Xen., Plut. и у фракийцев Plut.)
λαισήϊον ἡ маленький щит (из невыделанной и покрытой шерстью кожи) Her.

βοέη, ион. βοέιη ἡ (sc. δορά) 1) воловья кожа Hom.; 2) щит из воловьих шкур Hom.;
βοάγριον (βο-άγριον) ἡ щит из буйволовой кожи Hom., Anth.; ex. βοῦς ἀζαλέη Hom. — щит, обтянутый просушенной бычачьей кожей;
ῥινός ἡ 1) кожа, шкура; ex. (βοός Soph.; λέοντος Pind.); 2) щит из бычачьей шкуры; ex. ῥινοτόρος — «пронзающий щиты», эпитет Ареса (Ἄρης) Hom., Hes.

σάκος -εος, ион. σάκευς ἡ щит больших размеров Hom., Hes., Aesch., Her.;
θῠρέασπις (θῠρέ-ασπις) -ιδος ἡ огромный щит Anth. (от θύρη — дверь, т.е. щит величиной с дверь).
θυρεός ἡ длинный щит Polyb., Plut.

ἰτέα эп.-ион. ἰτέη (ῑ) ἡ 1) ива Hom., Her., Arst.; 2) ивовый щит; ex. ἰτέα χαλκόνωτος Eur. — ивовый щит, обитый медью.

ἴτῠς -υος (ῐ) ἡ
1) круг, окружность, обод Hes.;
2) щит; ex. γοργωπὸς ἴτῠς Eur. — щит со страшным ликом (Медузы Горгоны);

ἀσπίς -ίδος (ῐδ) ἡ
1) щит; ex. ἐχίδναις ἀσπίδ΄ ἐκπληρόω γραφῇ Eur. — покрыть щит изображениями змей
2) шеренга, ряд; ex. ἐπ΄ ἀσπίδας или ἐπ΄ ἀσπίδων πέντε (παρα)τεταγμένοι Thuc. — выстроенные в пять шеренг;
3) тяжеловооруженное войско, гоплиты; ex. (ὀκτακισχιλίη ἀ. Her.; μυρία ἀ. Xen.)
4) воин, солдат; ex. (τοσαύτας ἀσπίδας ἀντιτάξαι Plut.); ἀσπῐδιώτης — щитоносец, воин Hom., Theocr., Polyb., Plut.
5) сражение, битва; ex. (εἰς ἀσπίδα ἥξειν и παρ΄ ἀσπίδα στῆναι Eur.)
6) перен. щит, защита; ex. (οὗτος ἡμῖν ἀ. οὐ σμικρά Aesch.)
7) зоол. аспид (Coluber aspis) Her., Arst., Men., Plut.
ἀσπίδιον ἡ небольшой щит Men., Plut., Anth.

Впрочем, козлиная (αἴγεος) тема (в плане фактуры материала для изготовления эгиды) могла появиться из-за созвучия (как это нередко случалось), например, со словом ἅγιος (священный). А эгида (αἰγίδος) Зевса в виде щита с головой Горгоны неплохо коррелирует со словом ἀγητός (удивительный, изумительный).

Вполне вероятно, что по этой же причине священные (ἅγιος) процессии сопровождающие, например, Диониса, приобрели «козлиный» (αἴγεος) оттенок. В следствии чего, священная свита Диониса превращается в козлоногих и козлорогих сатиров, да и самого Диониса иногда изображали с козлиными рогами.

Еще несколько примеров «ожерелий» усех выполненных в металле:



Для сравнения, эгида на груди Афины:


23. Колхидский дракон, изрыгающий Ясона, и наблюдающая за этим Афина (за сценой на дереве висит золотое руно). На груди Афины — чешуйчатая эгида с горгонейоном. Аттический краснофигурный килик, ок. 480-470 до н.э. Григорианский Этрусский музей в Ватикане.
В одном из вариантов мифа описывается, как дракон проглотил Ясона, приблизившегося к руну. На помощь пришла богиня Афина. Она дала дракону снадобье, заставившее его выплюнуть героя.
24. Геракл и Афина. На груди Афины — чешуйчатая эгида.


25. Священная ладья Учесет нефру (wṯst nfrw, «Поднимающая красоты»). Рельеф в святилище храма Хатхор в Дендере. На носу и корме ладьи — «эгиды» в виде головы Хатхор с ее отличительным головным убором — солнечным диском, обрамленным коровьими рогами.
26. Жрецы, несущие церемониальную ладью заупокойного культа Рамсеса II. Рельеф из Рамессеума. Нос и корма ладьи украшены «эгидами» в виде голов в короне атеф.

«Нос и корма ладьи были украшены эгидами — скульптурными головами божества, обрамленными богатыми ожерельями усех. Эгиды магическим образом защищали культовую статую, покоящуюся в укрытом тончайшими тканями наосе, который находился в центре корабля». (В.Солкин)

Называть головы божеств, украшенные ожерельем усех, «эгидой» — это общепринятая терминология. Понятно, что в слово «эгида» вкладывается значение «защита». Но «эгида» — слово греческое, а поскольку египетского определения подобным «скульптурным изображениям» неизвестно, то правильнее было бы называть подобные «эгиды» в традиционно египетской терминологии: Око Ра (Атонет). Именно богини-охранительницы, носящие этот эпитет, сопровождают Ра в его ежедневном плавании по небесному Нилу.

В Сказании о Горе Бехдетском, высеченном в греко-римское время в храме Гора в Эдфу, говорится, что после очередной победы над силами Тьмы бог принял облик крылатого солнечного диска и расположился на носу Ладьи Вечности, взяв с собой два Ока — Нехбет и Уаджит, устрашающих врагов.

В других легендах в ипостасях Солнечного Ока на носу ладьи вечности изображаются Маат и Хатхор. Хатхор защищала справедливость и закон, а Маат следила за соблюдением установленного ею мирового порядка.

Кстати, если традиция называть богинь, носящих эпитет «Око Ра», термином «эгида» является достаточно древней, то получается, изначально, голова Горгоны, изображаемая на эгиде — это тоже Око Ра, или, по крайней мере, уходит корнями в эту традицию. По своей природе грозная Горгона более всего соответствует львиноголовой Сехмет. Сехмет не превращает людей в камень, но в уже упоминавшемся выше мифе, опьяненная вкусом крови, терзает людей (восставших против вселенской гармонии Маат, установленной Ра), не в силах остановиться, тем самым, демонстрируя не меньшую лютость.

«Для египтян кобра с головой львицы или львица в короне из уреев, — Око Ра, единое и множественное, — воплощает опасности, которые таит в ней солнечный жар, однако, с другой стороны, это еще и вселенская сила циклов, дающая разлив великой реки, существование, наконец, — сила вечной жизни, способная в любой момент превратиться в «Золотую» богиню любви». (В.В. Солкин)

Корона из уреев — это более чем замечательный прообраз горгонейона, имеющего вид головы, окруженной змеями. Опять же, Медуза Горгона, как и Око Ра, несет в себе охранительную функцию. Само имя Медузы (Μέδουσα) означает «охранительница».

Нужно отметить, что корону из уреев носила не только львиноголовая Сехмет. Очень часто корону из уреев можно наблюдать на голове Хатхор, что не удивительно, с учетом взаимоувязки образа Хатхор-Сехмет. Превращение Хатхор в львицу Сехмет — символизирует собой наступление сезона засухи, самое жаркое время в году, когда с пустыни дул обжигающий ветер хамсин («пятидесятидневник»), пересыхали каналы, отступающий Нил обнажал землю, которая превращалась в камень.

Когда богам удается умиротворить разъяренную львицу, та снова превращается в богиню любви и плодородия. Начинается разлив Нила, возрождается все живое, половодье удобряет земли плодородным илом, что является залогом будущих богатых урожаев.

Возвращаясь же к скульптурным изображениям на носовой части корабля, нужно отметить, что древние греки называли их «кариатидами» (Καρυάτιδες), а римляне — «рострой» (rostra) или, точнее, «кариатидной рострой». Слово «кариатида» происходит от Артемиды Карийской.

Καρυᾶτις (-ιδος)
I. adj. f Карийская, эпитет Артемиды, храм которой находился в городе Карии (Καρύαι) Plin.
II. ἡ кариатида
1) колонна в форме женской статуи Plut.
2) pl. пляски в честь Артемиды Καρυᾶτις

Καρύαι (-ῶν) αἱ Карии, город в Лаконии с храмом Артемиды Карийской (Καρυᾶτις) Thuc.

Т.е. кариотиды (скульптурные изображения в полный рост корабельных богинь-защитниц) — это дальнейшее развитие египетской традиции помещать т.н. «эгиды» (головы богинь, носящих эпитет «Око Ра») на носу корабля (а изначально, на носу солнечной ладьи бога Ра).

PS
Истины ради, следует заметить, что, в египетской традиции, нос (и корма) украшались не только изображениями богинь. Церемониальные ладьи Амона-Ра часто украшались «эгидами» в виде голов овнов, животных посвященных Амону. Нос и корма священной ладьи Гора в Бехдете украшена головами сокола.

Встречаются также и защитные амулеты в виде «эгиды» с головой овна. В Египте вообще были весьма востребованы всевозможные амулеты, защитные изображения богов и богинь, а также магические знаки и надписи, призывающие богов с целью защиты жизни и здоровья. Немало амулетов, изображающих божество в полный рост и без ожерелья усех. Поэтому маловероятно, что египтяне особо выделяли амулеты в виде голов, украшенных ожерельем усех в отдельную категорию с условным названием «эгида».

Более вероятным представляется наложение формы ожерелья усех на схожий по форме иероглиф «плетеная корзина» (nb.t, «nebet»), в значении «госпожа» (либо nb, «господин»), для придания особого статуса или для подчеркивания особого отношения к определенному божеству. Например, иероглиф «корзина» фигурирует в изображениях коршуна (Нехбет) и урея (Уаджит), символизирующих Верхний и Нижний Египет: «госпожа Нехбет» и «госпожа Уаджит».

37. Золотое кольцо-амулет «эгида» с головой овна в короне хену из Мероитского некрополя, I в. до н.э., Берлинский музей.
38. Защитный амулет «эгида» с головой овна, животного повященного Амону. Фаянс, 743-712 до н.э. Бостонский музей.
39. Кольцо-оберег «эгида» с головой овна в короне хену, по бокам — крылатые богини-защитницы. I в. до н.э., Берлинский музей.

_______________________________

С.В. Петров
ГАРПОКРАТ, РАЗВИТИЕ ОБРАЗА

Гарпократ (Ἁρποκράτης) — греческая транскрипция одного из египетских эпитетов бога Гора (егип. Ḥr-pȝ-ẖrd, Херу-па-херд, Гор младенец) — новорожденное солнце. Несмотря на иконографию Гарпократа в образе ребенка, в греческом прочтении его имени имеет место игра слов: Ἁρποκράτης ~ ἅρπη κράτος — сокол всемогущий. Это интересно уже тем, что один из наиболее распространенных образов Гора в Египте был именно сокол.

Впервые написание имени Гарпократ встречается в надписи на пирамиде царя VI династии Меренра. В гермонтском святилище, воздвигнутом при Птолемеях, изображено его рождение и воспитание. Он олицетворял восходящее Солнце; изображался с детской косой на голове и пальцем правой руки во рту — признаки детства. Греки не поняли этого символизма и расценили образ Гарпократа с пальцем у рта, как призыв хранить молчание.

Согласно греко-римской мифологии, Гарпократ склонил Венеру к любовной связи. Чтобы купить его молчание, сын Венеры Купидон подарил ему белую розу. Таким образом, роза стала символом тайны.

Старинный словарь Ллойда приводит следующее, якобы «найденное на мраморе», стихотворение, объясняющее символьное значение розы: «Роза — цветок Венеры: чтобы тайные любовные связи не разглашались, Амур посвятил этот дар матери Гарпократу. Поэтому хозяин подвешивает розу над столом с гостями, дабы сотрапезники знали, что все сказанное под розой не подлежит огласке».¹
____________________________
[1] N. Lloyd, Dictionarium historicum, geographicum, poeticum. London, 1686:

Ést rosa flós Venerís: quo dúlcia fúrta latérent
Hárpocratí matrís dóna dicávit Amór.
Índe rosám mensís hospés suspéndit amícis
Cónviv(ae) út sub eá dícta tacénda sciánt.

Роза, как древнеримская эмблема тайны, пережила тысячелетия и дожила до наших дней. И это не только масонские «розетки». Роза как знак молчания изображалась на потолке комнат, где происходили закрытые совещания, и на деревянной решетке католической исповедальни.

Впрочем, к египетскому богу Гарпократу, роза, изначально, не имела никакого отношения. Гарпократа иногда изображали сидящим на распускающемся бутоне лотоса, что означало утреннее рождение солнца. Действительно, лотос закрывается с заходом солнца, и раскрывает свои лепестки утром, с первыми лучами. В Египте белый лотос олицетворял собой священную чистоту и был геральдическим символом Верхнего Египта.

Если Гор младенец, у египтян, символизировал «возрождающееся» утреннее солнце, то достигнув зенита, солнце, в образе Гора приобретало форму сокола-перепелятника — могучей, стремительной и свирепой птицы. Мать Гора Исида родила его, чудесным образом зачав дитя от Осириса, после того как тот был убит и расчленен своим братом Сетом. Исида собрала разбросанные части тела Осириса, кроме фаллоса, который попав в Нил, был съеден рыбами. С помощью Анубиса, Исида делает мумию Осириса, дополнив ее золотым фаллосом. Посредством колдовских чар, обратившись в соколицу, Исида опустившись на мумию, зачинает Гора. Отчего древнейшие изображения Гора в Египте имели вид сокола; позднее Гора стали изображать антропоморфно с головой сокола. В греко-римский период Египта, иконография Гора претерпевает серьезные изменения, его все чаще изображают младенцем у Исиды на руках. Эта иконография позднее была заимствована христианами для изображения Богородицы с Исусом.

В связи с младенцем Гором, представляет интерес иконография младенца Геракла, держащего в руках змей, т.к. мотив довольно необычен и устойчив. Кроме того он был чрезвычайно популярен вплоть до эпохи Ренессанса. Греческая мифология повествует о том, как еще в младенчестве Геракл расправляется со змеями, посланными ревнивой Герой.

Но если обратиться к предыстории и прообразу, то становится понятна столь высокая популярность Геракла младенца со змеями в руках — речь, конечно же, о древнеегипетском младенце Горе. В Древнем Египте были популярны так называемые «циппи Гора», представлявшие собой стелы или амулеты с изображением божественного младенца, держащего в руках змей и других опасных животных. Магические тексты и заклятия на циппи говорят о назначении — египтяне их использовали в качестве защиты своих детей от смертельных укусов змей, скорпионов и других болезней. Специальная конструкция «циппи Гора» позволяла применять его и для нужд взрослых членов семьи — стелу поливали водой, а затем собирали стекавшую воду, которая после этой процедуры считалась целебной.

К слову сказать, интересное развитие египетский сокол Гор находит не только в образе Геракла, но и в совсем уж неожиданном образе — образе богини Геры. В «Илиаде» Гомера Зевс укоряет Геру: «Или забыла, как с неба висела? Как две навязал я на ноги наковальни?».

Казалось бы, что за буйная фантазия у слепого пиита? Объяснение простое, если иметь в виду, что своими «странностями» богиня Гера обязана солярному прообразу — Гору (егип. Ḥr[w], Херу), который обычно изображался в виде сокола. В лапах сокол несет символы Шен (šn, символ бесконечности), о назначении которых в момент написания «Илиады» уже забыли, и Гомер трактует их (руководствуясь поэтическим полетом мысли) как наковальни. Кстати символ бесконечности Шен часто изображался в виде свернутой в круг веревки, и, по большому счету, так же мог быть прообразом змей в руках Гора, а позже и Геракла.

И еще одна деталь сближающая Гарпократа с Гераклом до фактического отождествления. Несмотря на то, что Геракл, как и Гарпократ, изображался исключительно антропоморфно, но этимология его имени отсылает нас все к тому же Гору-соколу, ибо «сокол» по-гречески — γεράκι.²

Обращает на себя внимание и следующее интересное созвучие: κόρος («сын», «младенец», «юноша») и Ὧρος — греческое прочтение имени Гора (Хорос). Отметим, что все значения слова κόρος,³ в той или иной степени, отражены в иконографии Гарпократа.
____________________________
[2] Γεράκι τό 1) ястреб; 2) сокол; ex. τό γεράκι άρπαξε ένα λαγό — сокол схватил кролика.

[3] Ὧρος, Ὦρος ὁ Гор (сын Осириса и Исиды, египетский бог) Her., Plut., Luc.
κόρος, эп.-ион. κοῦρος, дор. κῶρος ὁ
1) ребенок, младенец;
2) мальчик, юноша, молодой человек; ex.: κοῦροι Ἀχαιῶν Hom. — ахейская молодежь, т.е. воины;
3) сын; ex.: Θησέως κόροι Soph. — сыновья Тесея, т.е. Ἀκάμας и Δημοφῶν.



На последней картинке (по сравнению с предыдущими) имеет место новая сюжетная линия. Это, вроде бы, все тот же Гарпократ, все с тем же Рогом изобилия, ну разве что более возмужалый. Однако у ноги уже стоит палица Геракла, и это новый отличительный тренд, который поможет юноше Гарпократу превратиться в настоящего брутального героя и совершить все двенадцать подвигов.

Кстати, о героях. Вопрос на засыпку: что общего между крылатым Гарпократом (рис. 3), больше похожем на Эрота, и героем Гераклом (рис. 6)? Правильный ответ, как обычно, — созвучие.

ἥρως
1) вождь, военачальник, предводитель; ex. (ἥρωες Ἀχαιοί Hom.)
2) воин, боец; ex. (στίχες ἀνδρῶν ἡρώων Hom.)
3) славный муж; ex. ἥ. Δημόδοκος Hom. — знаменитый (песнопевец) Демодок
4) герой, богатырь, человек сказочной силы и доблести;
ex. (ἀντίθεοι ἥρωες Pind.; θεοὴ καὴ ἥρωες Thuc., Arst.; ἐκ ἡρώων εἰς δαίμονας ἀναφέρεσθαι Plut.)
ἥρωες ἐπώνυμοι Her. — герои-эпонимы (т.е. те, именем которых были названы филы).

ἔρως (-ωτος) ὁ тж. pl.
1) любовь, преимущ. страсть;
2) страстное желание, горячее стремление; ex. ἔρωτα σχὼν τῆς Ἑλλάδος τύραννος γενέσθαι Her. — [Павсаний], жаждущий стать властелином Эллады;
3) предмет любви, любовь; ex. (ἀπρόσικτος Pind.)
4) наслаждение, радость;

Ἔρως (-ωτος, иногда pl. Ἔρωτες) ὁ Эрот, бог любви; по Гесиоду — сын Хаоса, по орфикам и другим — первый и старейший из богов; (ex. πρώτιστος θεῶν Parmenides ap. Arst.); обычно считается сыном Афродиты; соответствует римск. Amor или Cupido; изображался красивым мальчиком с золотыми крылышками, вооруженный луком; он пронзал стрелами любви сердца людей и богов Trag. etc.

Очевидно, что «герой» (ἥρως) — это производное от египетского имени Гора — Херу (Ḥrw). Ту же ситуацию мы имеем и с Эротом. Только если ἥρως («герой») восходит к Гору Старшему (Ḥr wr), то Эрот (Ἔρως) продолжает линию младенца Гора (сына Исиды). В позднейшие времена оба Гора сливаются в одно единое целое. Понятно, что грекам нелегко было разобраться в чужой мифологии, связанной с одноименными персонажами, поэтому не удивительно, что Эрот у орфиков — «первый и старейший из богов». О древности Эрота говорит и Павсаний.

«Эрота большинство людей считает самым юным из богов и полагает, что он сын Афродиты. Но Олен из Ликии, написавший для эллинов самые древние гимны, этот Олен в своем гимне, посвященном Илитии, говорит, что матерью Эрота была Илития.⁴ После Олена были поэты Памф и Орфей: у того и у другого есть гимны, написанные в честь Эрота, чтобы ликомиды пели и их во время священных таинств. Я их читал, когда мне пришлось беседовать с дадухом.⁵ Но подробнее об этом я говорить не стану. Гесиод же или тот, кто под именем Гесиода составил «Теогонию», я знаю, написал, что вначале был Хаос, а затем явились Земля, Тартар и Эрот.»
(Павсаний. Описание Эллады. Беотия, XXVII:2)
____________________________
[4] Εἰλείθυια, эп.-ион. Εἰλειθυίη ἡ тж. pl. Илития (дочь Зевса и Геры, богиня родов, покровительница рожениц, впосл. отожд. с Артемидой) Hom., HH., Theocr., Luc., Anth.
[5] δᾳδοῦχος (δᾳδ-οῦχος) ὁ культ. факелоносец (жрец Деметры, несший во время Элевсинских мистерий горящий факел, как символ поисков похищенной Персефоны).

Конечно Гор (в египетской традиции) не «первый» и не «старейший», но это уже детали, греки много чего «переосмысли» на свой манер. Тем же орфикам можно припомнить и дракона времени Геракла (не путать с Гераклом, сыном Зевса). Видимо это тот самый дракон, который «обходя» все знаки зодиака, кусает себя за хвост.

«Уроборос» — это древний египетский символ, олицетворявший вечность и вселенную, а также цикл смерти и перерождения. Свернувшаяся в кольцо змея высечена на стенах храма Осириса в Абидосе. Рисунок с изображением «уробороса» есть и в Книге мертвых. Уроборос опирается на Акер, а в тексте поясняется, что правый лев — день вчерашний, левый — завтрашний. Внутри уробороса сидит солнечный младенец Гор.

Возвращаясь к орфическому «дракону времени Гераклу», можно предположить ассоциативный ряд созвучий, который мог сподвигнуть орфических мыслителей наделить «дракона времени» таким неожиданным именем.

οὖρος (οὐρεύς) — урей, страж, хранитель;
ἥρως — герой, богатырь, человек сказочной силы и доблести.

Созвучие не очевидное, но, по-моему, что-то в этом есть. По крайней мере все вертится вокруг одного.

«На шестом участке пути по Загробному Царству тело бога Хепри со скарабеем на голове покоится в объятиях пятиглавого змея по имени «Многоликий», «Тот, Кто держит во рту Свой хвост». Кольцо, образуемое змеей, держащей во рту свой хвост, — символ вечно восстанавливающегося мирового порядка, который проявляется в каждодневном возрождении солнца, заключенного в этом кольце <…> Мистерия рождения Солнца совершается в глубинах подземного мира, погруженных в воды Нуна».

PS
Напоследок еще один образ Гарпократа, довольно редкий, ибо нетрадиционный: Гарпократ с туловищем крокодила. Чтобы понять «откуда ноги растут» — нужно вспомнить персонажа египетской религии и мифологии в образе крокодила — это Себек.

У Себека было два основных культовых центра, один из них — Шедет (греч. Κροκοδειλόπολις), который располагался к юго-западу от Каира. Другой крупный центр находился в Ком Омбо (к югу от Луксора). В Ком Омбо храм Себека уникален тем, что он является частью храма построенного в греко-римскую эпоху. Северная часть посвящена триаде богов во главе с Гором (Гор, Тасенетнофрет и их сын Панебтави), а южная — триаде богов во главе с богом-крокодилом (Себек, Хатхор и их сын Хонсу). Помимо этих больших храмов, по всему Египту имелись многочисленные святилища и храмы меньшего размера.

В местностях, где к крокодилам относились как к священным животным, Себек отождествлялся с Амоном или солнечным богом Ра (Себек-Ра). Себек мог выступать как ипостась Хнума или Осириса. В других мифах Себек делит с Гором титул «царя Египта». В ряде мифов Гор сам выступает в образе крокодила во время поисков тела своего отца Осириса, убитого и расчлененного Сетом.

Когда в период Среднего царства в Египте начали править фараоны XII династии, Себек стал почитаться как бог-покровитель фараонов. Функции защитника и покровителя сохранились у Себека до конца эпохи фараонов, включая царей-фараонов греко-римского периода.

Традиционно Себек изображался антропоморфно с головой крокодила в коронах хену, атеф или пшент, но мог изображаться и зооморфно в тех же головных уборах. В образе Себека-Ра он предстает крокодилом с солнечным диском на голове, и уреем. В образе Гора мог изображаться в виде крокодила с головой сокола. Помимо этого Себек мог изображаться с головой барана, льва или быка.

Из всего этого множества образов нас, применительно к данной статье, более всего интересует образ крокодила с головой сокола, который, благодаря неутомимым в своих необузданных фантазиях грекам, трансформировался в необычную форму крокодилообразного Гарпократа. Впрочем, грекам, по большому счету, и предъявить-то нечего: взяли египетский канон и, всего лишь, отобразили его в современной иконографии. Ничего не убавили, ничего не прибавили. Ну а то, что образ Гора поменялся — так ведь все течет, все меняется…



http://andrew-vk.narod.ru/public/Herakles/Herakles.htm
___________________________

Дж. Уилсон
О МЕМФИССКОМ БОГОСЛОВСКОМ ТРАКТАТЕ


В отличие от других текстов о творении, которые более чётко выражались в физических терминах (бог отделял небо от земли или порождал воздух и влагу), в этом тексте творение выражается в философских терминах в той мере, в какой египтянин был вообще на это способен: мысль, посетившая сердце бога, и произнесение повеления, воплощающего эту мысль в реальность. Такое творение при помощи мысленного представления и словесного произнесения имеет эмпирические корни в человеческой жизни: власть правителя — создавать посредством повеления. Но только использование физических терминов, таких, как «сердце» для обозначения мысли и «язык» для обозначения приказания, связывает «Мемфисский богословский трактат» с более земными текстами. Здесь, как указывает профессор Брестед, мы вплотную подходим к подоплёке учения о Логосе в Новом Завете: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».¹
_____________________________
[1] Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ Λόγος, καὶ ὁ Λόγος ἦν πρὸς τὸν Θεόν, καὶ Θεὸς ἦν ὁ Λόγος.

Прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению этого трудного текста, вспомним уже известные нам факторы, которые помогут при интерпретации текста. Прежде всего, мемфисский текст использует мифы о творении: рождение Атума из Нун, первобытных вод, и создание Атумом Девятерицы богов. Автор мемфисского текста знает, что это — наиболее распространённые концепции. Вместо того чтобы отбросить их как конкурирующие, он стремится включить их в более высокую философию, использовать, подчеркнув их принадлежность более высокой системе.

Эта более высокая система использует замысел как порождение разумом идеи и осуществление через произнесение созидательного приказа с помощью речи. Мысль и речь — древние атрибуты власти в Египте, олицетворённые в ранней литературе как божества. Обычно они встречаются в виде пары связанных между собой атрибутов бога солнца: Ху, «повелительное высказывание», речь, столь действенная, что способна созидать, творить, и Сиа, «познание», мысленное осознание ситуации, предмета, представления; Ху и Сиа были атрибутами руководящей власти.

В Текстах Пирамид правящий бог покидает свой храм и передаёт свои функции усопшему царю, так как покойный «завладел он Ху, овладел он Сиа». В мемфисском тексте эти два атрибута власти даны в материальных терминах: сердце — орган, в котором мысль зарождается, язык — орган, который эту рожденную мысль превращает в чувственную реальность. Всё это приписывается деятельности мемфисского бога Птаха, который сам есть мысль и речь в каждом сердце и на каждом языке. Он, таким образом, был первым созидательным началом, каковым является и теперь.

Интересующий нас отрывок текста начинается с того, что Птах приравнивается к Нун, первобытным водам, из которых возник Атум, обычно считающийся богом-творцом. Это само по себе делает Птаха предшественником бога солнца, и этот приоритет изредка упоминается в других текстах, но в нашем тексте он не просто подразумевается: делается подробное описание того, каким образом Птах породил Атума. «Птах, великий; он — сердце и язык Девятки богов... который зачал богов... замыслилось в сердце и воплотилось на языке [задуманное] в образе Атума».

Так задуман и сотворён Атум. Из ничего возникла идея Атума, бога-творца. Идея «возникла в сердце» божественного мира; этим сердцем или разумом был сам Птах; затем идея «возникла на языке» божественного мира; этим языком или речью был сам Птах. Египтянин пользуется красочными, вещественными образами, его речь эллиптична: «образ Атума возник в сердце и возник на языке», но это никак не поясняется. В самих этих терминах уже заключено представление о мысли и рождении.

Но созидательная сила Птаха не иссякает после того, как порождён традиционный бог-творец. «Велик и могуч Птах, который вселил [силу во всех богов], равным образом и в их души, посредством этого [действия] сердца и этого [действия] языка». Творческое начало не угасает и с появлением богов. «Случилось, что сердце и язык управляют [всеми] членами [тела] посредством учения, что он [Птах] — в каждом теле [в виде сердца] и в каждых устах [в виде языка], всех богов и всех людей, и [всех] животных, всех гадов и всего [что ни есть] живого, посредством его [Птаха] замысла [в виде сердца] и приказания [в виде языка] всего того, что он желает». Другими словами, перед нами не единичное чудо рождения и словесного выражения мысли. Те же созидательные принципы, чьё действие в первобытных водах породило Атума, действуют и сейчас. Всюду, где присутствуют мысль и повеление, творит Птах.

Текст даже подчеркивает существенную разницу между традиционным представлением о творении, когда Атум порождает Шу и Тефнут, и таким актом, при котором Птах назвал Шу и Тефнут и тем самым сотворил их. Зубы и губы Птаха — артикулирующие органы созидательной речи. Как мы говорили выше, по одной из версий мифа об Атуме, Шу и Тефнут — продукты семяизвержения бога-творца. Таким образом зубы и губы Птаха ставятся в параллель с семенем и руками Атума. С точки зрения современных понятий действия Птаха носят более возвышенный характер. Но это ещё не значит, что древний автор хотел принизить более материальную версию. Может быть, он просто проводит аналогию между двумя версиями одного и того же мифа, когда говорит: «Девятка Атума возникла из его семени, [исторгнутого] перстами его; но Девятка Птаха суть зубы и губы в этих устах, которые произнесли имя всего, и [таким образом] Шу и Тефнут вышли из них (т.е. уст)». Мы уже видели, каким образом произнесение имени есть само по себе акт творения.

Далее текст подробно анализирует результаты деятельности мыслящего сердца и созидающего языка, не добавляя при этом ничего существенно нового. Он поясняет механическую связь различных чувств с сердцем и языком, говоря, что назначение зрения, слуха и обоняния передавать информацию сердцу. На основе этой чувственной информации сердце испускает «всё, что завершено», т.е. каждую образовавшуюся мысль, а затем «это язык — то, что возвещает то, что измысливает сердце».

Затем текст очерчивает пределы действия силы Птаха, т.е. языка и сердца. Так были рождены боги, так возник божественный порядок, так были созданы принципы существования, от которых зависело снабжение человечества пищей и запасами, так было создано различие между добром и злом, так были созданы искусства, ремёсла и все виды человеческой деятельности, так Птах создал провинции и города и определил всем местным божествам подобающие им места. И наконец: «Так было установлено и понято, что его (Птаха) мощь более мощи [других] богов. И вот Птах отдохнул после того, как создал всё, и божественный порядок равным образом». По общему признанию, слово «отдохнул» вводит параллель к рассказу Книги Бытия о том, как на седьмой день Бог отдыхал. Перевод «отдыхал» оправдан, но, может быть, будет безопаснее передать это место так: «И вот Птах был удовлетворён после того, как он всё сделал».

Ясно, что в тексте заключена некая особая претензия, попытка новомодной теологии утвердиться в качестве национальной и универсальной в противовес старым, традиционным взглядам. Это явствует из только что приведённой цитаты, которую можно перефразировать так: по этим причинам все разумно мыслящие люди пришли к заключению, что Птах — могущественнейший из богов. Несомненно, в тексте заключен именно этот специфический смысл, однако сам по себе этот факт не должен нас особенно занимать. Как мы уже сказали, «Мемфисский богословский трактат» ставит перед собой задачу не победить и уничтожить гелиопольскую теологию, а победить и ассимилировать её. И в конце концов нас больше интересует возможность существования развитой спекулятивной мысли в том виде, как она дана в тексте, нежели любая полемика между двумя крупными храмами.

_______________________________

Васильева О.А.
«ПОТЕРЯННЫЙ РЕБЕНОК» ИСИДЫ


В текстах ряда позднеантичных и христианских авторов, упоминающих миф об Исиде и Осирисе, говорится о том, что Исида отправилась на поиски своего ребенка. Дитя это именуется или Харпократом (Cassiod. Var. V. 17; Hyg. Fab. 277), или Осирисом (Etym. Magn. s.v. Κόπτος; Min. Fel. Oct. 21. 1-2; Lact. Div. inst. I. 17, 20; Ael. Nat. anim. X. 45; Euseb. Praep. ev. III. 51). Арнобий не уточняет имя ребенка, но говорит, что Исида потеряла сына и у нее погиб муж (Arnob. Adv. nat. I. 36). В основном все авторы сообщают о потере и нахождении ребенка, и только в Большом этимологике сказано о том, что сын Исиды (он же — Осирис) был растерзан. Все это произошло в городе Коптосе, который и назван был так якобы потому, что Исида в знак траура обрезала там себе волосы (κόπτω — «обрезать»).¹ В данном случае очевидно, что перед нами смешение двух сюжетов: одного, связанного с убийством Осириса и поисками его тела, и второго, связанного с Исидой и Хором. Возникает вопрос, почему поздние авторы путают Хора и Осириса, при том, что мотив и печальный повод для поисков сохранился.
_______________________________
[1] Κοπτός ἡ Копт (город в Египте) Luc.
Κοπτώ ἡ Plut. = Κοπτός
κόπτω (fut. κόψω; эп. part. pf. 2 κεκοπώς; pass.: aor. 2 ἐκόπην, pf. κέκομμαι)
1) ударять, бить (τινὰ ἀμφὴ κάρη χερσί, τινὰ παρήϊον Hom.);
2) med. (с биением себя в грудь) горько оплакивать;
3) толкать, по(д)гонять;
4) чеканить;
5) ковать;
6) стучать(ся);
7) толочь, дробить, разбивать;
8) расшибать;
9) (о лошади) трясти, утомлять тряской;
10) ранить, разить, поражать;
11) (о змее) кусать;
12) бить клювом, клевать;
13) (о рыбах) ловить ртом, клевать;
14) ловить добычу, охотиться;
15) убивать, умерщвлять;
16) убивать на мясо, зарезывать;
17) отсекать, отрубать, срезывать; ex. (χεῖρας καὴ πόδας, κεφαλέν ἀπὸ δειρῆς Hom.; κύπερος κεκομμένος Her.)
18) разорять, опустошать;
19) наносить пробоины, повреждать;
20) мучить, донимать, утомлять;
21) волновать.

В трактате Плутарха есть весьма интересный эпизод, для нашей темы совершенно как будто посторонний, однако при ближайшем рассмотрении, имеющий прямое отношение к сюжету о пропавшем ребенке. Плутарх рассказывает о супружеской измене Осириса с сестрой Исиды Нефтидой, женой Сета. От этого союза родился ребенок, который в тексте Плутарха именуется Анубисом. Причем, что интересно, этого младенца, которого Нефтида из страха перед Сетом покинула, Исида искала при помощи собак. Здесь следует обратить внимание на два момента. Во-первых, на появление мотива поиска при помощи собак (который встречается неоднократно и в других античных источниках) повлияла иконография самого Анубиса, изображавшегося в виде шакала или дикой собаки. Плутарх совершенно справедливо замечает, что Анубис сторожит богов, как собаки людей, а Диодор называет Анубиса «телохранителем свиты Исиды и Осириса». У Прокла уточняется, что Анубис — «страж Осириса».

Согласно египетской традиции, в поисках тела Осириса, Исиде и Нефтиде помогал Анубис; об этом же, кстати, говорится и в текстах некоторых позднеантичных авторов. Во-вторых, любопытна генеалогия Анубиса. В древнеегипетской мифологии иногда родителями Анубиса выступают Осирис и Исида. В некоторых магических папирусах Анубис называется также сыном Осириса, однако «сыном Осириса» Анубис мог именоваться и в чисто погребальном контексте. Следует отметить, что Нефтида, бесплодная супруга Сета, является в осирическом мифе некоей добавочной фигурой, парной плакальщицей к Исиде, и, таким образом, предстает своего рода «двойником» Исиды. Более того, как показывает эпизод из недавно опубликованного папируса XXVI династии, она могла считаться также женой Осириса (P.Brooklyn 47. 218. 84). В таком случае Анубис и здесь может восприниматься как сын обеих богинь — Исиды и Нефтиды.

Вышеназванный эпизод с двойным адюльтером и поисками младенца у Плутарха является, скорее всего, одним из вариантов какого-нибудь местного предания, наподобие тех историй, что сообщаются в папирусе Жумильяк. Там, в частности, Анубис отождествляется с Хором-Харпократом, среди образов Хора известен также пес Исдес, один из многочисленных союзников Анубиса (P.Jum. VI. 2-8; XV. 16-22). Характерное для 18-го верхнеегипетского нома отождествление с Хором Анубиса, Упуата и других «собакообразных» божеств вполне может вписаться в контекст истории, описанной у Плутарха. Все эти божества именовались «сыновьями Осириса», и все они могли принимать образ собаки-шакала.² Стоит обратить внимание, что и сам Осирис в Абидосе, как и Хентиаментиу, возможно, имел облик шакала и лишь потом, для удобства отождествления с царем, принял антропоморфную форму.
_______________________________
[2] В «Памятнике мемфисской теологии» Геб о Хоре говорит следующее: «Сын сына моего, Хор, волк Верхнего Египта… перворожденный Хор Открывающий Пути… сын, который был рожден… в день рождения Открывающего Пути».

Как первого ребенка, «открывшего утробу» своей матери Исиды, Геб отождествляет Хора с богом Упуаутом, чье имя переводится как «Открывающий Пути», и кто изображается в образе волка.

С другой стороны, Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» повествует: «когда в древности, как гласит предание, Исида с маленьким Гором намеревалась вступить в борьбу с Тифоном, то жене и сыну помог из царства мертвых Осирис, приняв облик волка; после того как Тифон был убит, они, став владыками, повелели почитать то животное, приняв облик которого удалось одержать победу».

По мнению X.Грессманна, в истории с Анубисом у Плутарха происходит удвоение мотива поисков, т.е. в первый раз ищут Осириса, во второй — Анубиса, который, как мы видели, вполне может быть и Хором, сыном Исиды и Осириса. Эпизод в трактате Плутарха принадлежит к одному из многочисленных «вульгарных», или «народных», версий мифа, которые бытовали в устных преданиях и были записаны в свое время Манефоном или Гекатеем. Скорее всего, именно к этим авторам следует возводить традицию сюжетов, связанных с собакой или собаками, а также поисками некоего младенца. Все это вписывается в контекст осирического мифа. Так, Элиан, рассказывая о повадках собаки, контаминирует в своем изложении два мотива. Сперва он пишет, что собаки помогали Исиде в поисках Осириса, они вынюхивали следы и отгоняли диких зверей. Это явная компиляция из повествования Диодора. При этом у Элиана неожиданно проскальзывает сообщение, что ищут они… ребенка. Этот последний, следовательно, отождествляется с Осирисом. Аналогичное отождествление повторяется у Минуция Феликса. Он сообщает о египетской традиции поисков Исидой Осириса при помощи Кинокефала (т.е. Анубиса, которого античные авторы называли «собакоголовым»), но Осирис становится у него не мужем Исиды, а ее сыном-младенцем.

Как считает Л.Брико, именно текст Минуция Феликса положил начало путанице образов Осириса и Хора, которая встречается в текстах позднеантичных авторов, хотя собственно мотив поисков тела берет начало в египетской древности. Однако с этим можно не вполне согласиться. Скорее всего, истоки путаницы следует искать не у Минуция Феликса, а у гораздо более ранних авторов. Очевидно лишь одно — это не традиция Плутарха или Манефона, потому что у него нигде мы не находим смешения Хора и Осириса в образе ребенка.

Следует обратить, однако, внимание на одну немаловажную деталь в сообщении того же Минуция Феликса: он говорит о мальчике Осирисе в связи с мистериями. У многих авторов мотив поиска и нахождения считается сущностью так называемых «мистерий Исиды», стало быть, центральной частью мифа об Осирисе. Многие передают возглас в мистериях «εὑρήκαμεν, συγχαίρομεν», т.е. «Мы нашли, возрадуемся!» (Athenag. Suppl. 22. 5; Firm. Mat. De err. II. 9; Theoph. Ad Autol. I. 9; Sen. Apoc. 13; Sen. De sacr. ap Serv. Aen. VI. 154; cp. Plut. DIO. 39, 366D-F), который в принципе должен означать нахождение тела Осириса (или его последней части). Многие античные и христианские авторы хорошо были осведомлены о том, что в египетских мистериях кого-то убивали или кто-то пропадал и кого-то находили, но при этом не всегда были точно уверены, кого именно.

Н.Холли отмечает, что традиция «нахождения ребенка» может быть поздним развитием мифа под влиянием «дионисийского или вавилоно-персидского культа», причем она восходит к изначальному кульминационному моменту осирического ритуала, затем ставшей локальной традицией и оторвавшейся от основного сюжета. Именно этот вариант, по мнению Холли, и нашел отражение в описании исидических мистерий у Минуция Феликса, где главные действующие лица — мать и сын.³
_______________________________
[3] H.Холли связывает этот ритуал с распространенными греческими сказаниями о нахождении в воде (или в море) сундука, в котором заключены мать и ребенок (но возможно и отсутствие матери).

Конечно, и в древности поиск Осириса и его нахождение играли центральную роль в драматических представлениях как в древних абидосских мистериях, так и в позднеегипетских празднествах месяца хойак. Ощутимые отголоски повествования о скитаниях Деметры в поисках Персефоны есть в рассказе Плутарха о скорбных странствованиях Исиды в поисках Осириса. Лактанций прямо говорит о сходстве двух мифов, обращая внимание на то, что Деметра искала потерянную дочь Персефону, а Исида — своего сына Осириса. Г.Михаилидэс подчеркивает, что среди скорбящих богинь, оплакивающих убитого супруга (Адониса, Аттиса, Таммуза), Исида занимает особое место, ее скорбь очень трогательна и близка горю Деметры.

Примечательно, что в отождествлении с этой греческой богиней Исида сохраняет свой исконно египетский образ любящей и заботливой матери. Возможно, что это в какой-то мере приводит к стиранию границ между образами двух близких Исиде мужских персонажей — Осириса и Хора. Роль Исиды в древнем Египте как плакальщицы над телом своего мужа была если и не забыта античными авторами, то отодвинута на второй план. Остался ее образ защитницы, спасительницы, одинаково применимый как к мужу, так и к сыну. В аллегорической натурфилософской интерпретации неоплатоника Порфирия, которому дословно следует Евсевий, Осирис является одновременно мужем, братом и сыном Исиды, потому что она — плодородная и все порождающая земля (Euseb. Praep. ev III. 11. 49-51).

Как известно, с догеродотовского времени Осирис отождествлялся с Дионисом. Однако античная традиция различала нескольких Дионисов: их было три (Philod. De piet. XLIV, pag. 16), четыре (Cic. De nat. deor. III. 58; J. Lyd. De mens. IV. 51) или даже пять (Diod. III. 62. 2-8). Согласно древней критской легенде, сын Зевса, отрок Загрей («первый Дионис»), был растерзан на 7 частей титанами (Diod. III. 62; Paus. VIII. 37. 5; Procl. Tim. II. 145. 18-146. 22; 197. 24; XI. 198. 1; In Parm. 130b, 808. 25; Etym. Magn. s.v. Ζαγρέυς, Tzetz. Lye. 208). Один из наиболее полных вариантов этого мифа сообщает Фирмик Матерн, у которого Загрей назван Либером. По традиции Загрей считался сыном то Семелы (Diod. I. 23. 1-6; Hyg. Fab. 167), то Персефоны (Nonn. Dion. V. 156-173; Etym. Magn. s.v. Ζαγρέυς; Hyg. Fab. 155; Athenag. Suppl. 20; Tat. Adv. Greac. 87), то Деметры (Diod. III. 62. 6-8). Титаны, растерзавшие младенца Диониса, сварили и пожрали его останки, а сердце сохранила Афина. Диодор Сицилийский в одном и том же тексте приводит две различные версии рождения «второго Диониса»: он не только сын Зевса и Семелы, но также сын Зевса от Ио, дочери Инаха (будучи дважды рожденным, или возрожденным).

В силу давней традиции отождествления Ио с Исидой Осирис косвенным образом превращается здесь в сына Исиды. Миф об Ио соединяется с историей Исиды у Аполлодора, когда он рассказывает, что Ио-Исида родила от Зевса в Египте Эпафа, которого по приказанию Геры спрятали куреты, и тогда Ио отправилась на поиски сына (Apollod. II. 1.3-9). В одном орфическом гимне Исида называется матерью Диониса (который, впрочем, необязательно здесь тождествен Осирису), и там же Миса (Кора орфиков) названа дочерью Исиды (Hymn. orph. XLII. 8-9). Интересно, что в Афинах почитались элевсинские божества — Деметра, Кора-Персефона и Иакх-Дионис. В императорском Риме был храм, посвященный Церере и ее детям Либеру и Либере. Под Либером у римлян подразумевался Иакх-Дионис, еще одна ипостась Диониса, сын Зевса и Деметры (Diod. III. 62. 2-28).

Плутарх в свое время сопоставлял мистерии, связанные с культом Загрея, и египетские таинства, посвященные Осирису, на основании мотива страданий и растерзания бога. Надо сказать, что такое основание для отождествления Осириса и Диониса встречается далеко не столь часто, как это могло бы показаться. О растерзании Осириса сообщают многие античные авторы, однако при этом практически никто не проводит параллели с Дионисом-Загреем. Следует особенно подчеркнуть, что Плутарх сближает Осириса и Загрея еще и на основании хтоничности обоих божеств, причастности их к загробному миру.

Диодор, как и Геродот в свое время, отождествлял Диониса и Осириса как богов плодородия и мужской силы. В одной из книг «Исторической библиотеки» он называет Приапом Осириса (в его ипостаси Диониса) и сообщает о том, что его растерзали титаны. В другом месте Диодор уже рассказывал о том, что убийцы расчленили тело Осириса, но там речь шла о заговорщиках Тифона. Мы подробно остановились на этом моменте только затем, чтобы показать, насколько по-разному Диодор вкрапляет мотивы мифа о Загрее в канву истории Осириса. В основном изложении мифа Диодор неожиданно пишет о том, что титаны убили… Хора (Diod. I. 25. 6). Исида, обнаружив его, воскресила при помощи лекарства бессмертия. В данном случае образ Загрея соединяется, очевидно, не с Осирисом, а с Хором. Итак, в двух сообщениях Диодора мы видим сюжеты, связанные единым мотивом — убийством от рук титанов, но двух разных персонажей, Хора и Осириса.

В основе подобной контаминации, очевидно, лежит специфика легенды о Дионисе-Загрее, который был так же коварно убит и растерзан, как и Осирис, но в то же время был ребенком, как и маленький Хор, сын Исиды. Эпизод с убийством Хора следует признать уникальным, он не встречается в египетской традиции, где Исида всегда воскрешает только Осириса, но не Хора (Хора она исцеляет). Наиболее близкая параллель в данном случае — это рассказ папируса Жумильяк (P. Jum. XIII. 5-10), где корова Хесат (= Исида) возрождает растерзанного Анти (= Хора), обмазав его специальной мазью из своего молока. Мотивы смертельной угрозы Хору присутствуют в тексте магического заклинания, записанного на так называемой «Стеле Меттерниха». Согласно этой традиции, после гибели Осириса Исида скрывалась вместе со своим сыном в болотах Дельты, и однажды Хор был смертельно ужален скорпионом, но затем исцелен по мольбе Исиды богом Тотом. Существует целая серия египетских магических текстов, где рассказывается об исцелении маленького Хора Исидой («циппи Хора»).

Что касается египетской традиции, то в ней образы Осириса и Хора не путались, но были тесно связаны. Царь отождествлялся с Хором, умерший царь становился Осирисом, уступая место приемнику, т.е. новому Хору. Это древнейшее представление отражено, в частности, в Текстах пирамид (Pyr. § 600: «Хор сущий в отце своем Осирисе»…). Возрожденный Осирис, следовательно, продолжает жить в своем сыне.

«26-й день [месяца Хойяк] ознаменовывался другой процессией Сокара, которая двигалась к могиле погребенного в земле бога [Осириса] в знак победы Хора над Сетхом, и его законной интронизации на престоле умершего отца. Во время ритуала Хор отождествляется со своим отцом. А потому это еще и триумф самого Осириса, одновременно проявленного в сыне и лежащего в шетаит⁴ в центре ладьи Сокара Хену, над своими врагами: "Владыка в Верхний Джедду пришел, поверг он неверных".» (В.Солкин «Мемфис: ступени к спасению»).
__________________________
[4] štȝjt — ковчег-саркофаг увенчанный головой сокола, внутри которого скрыто тело Осириса — источник новой жизни, переродившейся посредством пребывания в земле. Также шетаит упоминается как место погребения Осириса под защитой Сокара; так назывались его гробницы, расположенные в различных номах, которые сегодня называют «осирийонами»: «О ты, чье тело скрыто в великом святилище шетаит в Гелиополе», — гласит текст папируса Бремнер-Ринд, обращенный к Осирису.

Главная сложность заключалась в том, что в египетской мифологии существовало множество форм Хора, и античные авторы, разумеется, не могли в этом разобраться, ибо подходили к предмету с точки зрения формальной логики. Это хорошо отразилось в изложении Плутарха, который, компилируя Манефона, зафиксировал эту традицию, но сам явно запутался, и потому получилось, что у него в мифе об Осирисе действуют по меньшей мере два Хора (Plut. DIO. 12. 355F; 19, 358D; ср. 65, 377В). Интересно обратить внимание на образ бога Мина Коптосского, имевшего эпитет Камутеф (kȝ-mwt.f — «Бык своей матери»), чьей матерью и супругой считалась, начиная с эпохи Среднего царства, Исида. Мин отождествлялся с Хором Старшим, и, таким образом, Исида в Коптосе являлась одновременно и матерью, и женой Мина-Хора. В Ассиуте Исида при боге Упуате также почиталась как «мать бога». В Книге мертвых четверо «сыновей Хора» считаются детьми Хора Старшего и Исиды. Во всех перечисленных случаях роли Исиды как матери и жены совмещаются. Аналогичный мотив можно встретить в «Сказке о двух братьях», когда жена Баты в итоге становится и его матерью.

Известно, что с ростом популярности культа Исиды в греко-римскую эпоху образ этой богини практически полностью затмевает образ Осириса. Исида становится вселенской богиней, рядом с которой основную роль играет уже не ее супруг, а сын, маленький Хор. Поэтому неудивительно, что в римское время особенно возрастает популярность культа (Харпократа, младенца Хора). По замечанию М.Нильсона, в эллинистическую эпоху, в отличие от предшествующего периода, дети играли весьма значительную роль в дионисийских мистериях, и было принято с малолетства посвящать их в дионисийские обряды. Не исключено, как замечает Дж. Гриффитс, что этот обычай раннего посвящения был заимствован затем исидической обрядностью.

В глубокой древности Исида, не связанная еще с осирическим циклом, почиталась как богиня Дельты, которая родила сына в зарослях папируса без помощи мужа. Все свидетельствует о том, что в процессе эллинизации Исида вобрала в себя функции многих богинь как греческого, так и египетского пантеона, но доминирующим элементом этих функций оставался изначальный, материнский. Таким образом, в греко-римское время снова на первый план выходят основные функции Исиды как матери и защитницы (в том числе и в качестве волшебницы). Поэтому, как отмечает Г.Михаилидэс, неудивительно, что античные авторы путают Хора и Осириса. Ведь Исида была тесно связана и с тем, и с другим, являя образец верной жены и доброй матери. Теперь становится понятно, почему мог появиться эпизод с потерянным ребенком Исиды в текстах позднеантичных авторов.

Смешение образов Осириса и Хора могло произойти только в античной традиции благодаря мотиву страдания и (угрозы) гибели. Предпосылкой к этому стало возрастающее значение образа Исиды, скорбящей не только о муже, но и о сыне. Решающее влияние на формирование мотива оказали очень значимые сюжетные линии греческой мифологии, которые сопоставлялись с мифом об Осирисе. В эпизоде с «потерянным ребенком» в результате «греческой интерпретации» образов Хора и Осириса совместились несколько сюжетных линий египетской и греческой мифологий: растерзание мальчика Загрея, убийство Осириса и смертельная рана маленького Хора, а также поиски украденной дочери (Персефоны) и пропавшего мужа (Осириса).

На смешение образов Хора и Осириса повлияли некоторые мифологические параллели в рамках греко-египетского синкретизма, основанные на отождествлении Осириса с Дионисом и Исиды с Деметрой. Примечательно, что мотивы поиска ребенка и его растерзания (убийства) соединяются только в сообщении Большого этимологика. Другие авторы тоже смешивают Осириса и Хора, на основании мотива поиска. В этом видна традиция Диодора, который смешивает образы Осириса и Хора именно на основания мотива убийства (растерзания). Дж. Гриффитс отмечает, что, скорее всего, это путаница, внесенная самим Диодором, хотя эпизод имеет параллель со 113-й главой Книги мертвых. При этом следует отметить, что Большой этимологик вносит существенную деталь, отсутствующую у Диодора, а именно, что Осирис — он же Хор — это ребенок, которого ищут. Однако в целом верно, что убийство Осириса и несчастье с Хором могли вполне путаться у античных авторов, начиная, возможно, с Гекатея. Эта дионисийская традиция, судя по всему, была заимствована Диодором.

_______________________________
АНУБИС СЫН ОСИРИСА

Рак И.В. Египетская мифология. Анубис против Сета
(Изложено по «Папирусу Жумильяк», конец I в. до н.э.)

При жизни Осириса его свиту возглавлял добрый бог Имахуэманх — с головой сокола, вооруженный двумя огромными, остро отточенными ножами. Ему подчинялся бог Джесертеп, защитник Осириса. Упуаут и Анубис были верными друзьями Имахуэманха и Джесертепа.

После гибели Осириса вся четвёрка вступила в непримиримую борьбу с Сетом.

Однажды Джесертеп следил за главой сообщников Сета — Демибом, который рыскал по болотам Дельты в поисках мумии Осириса: он хотел уничтожить ее. Но, почуяв слежку, Демиб бежал. Тогда четвёрка во главе с Имахуэманхом пустилась в погоню. Демиб был схвачен, и Имахуэманх отрубил ему голову своим острым ножом — так, что Демиб омылся [собственной] кровью.

Сет решил вызволить останки своего друга и предать их погребению. Чтобы его не могли узнать, он принял облик Анубиса и в таком виде проник в болота Дельты. Стражу он миновал беспрепятственно; собрал в мешок разрубленное тело Демиба⁵ и хотел уже было так же незаметно скрыться, но его увидели Анубис и Хор. Они бросились в погоню и настигли Сета. Началось сражение, — и неизвестно, чем бы оно закончилось, если б на помощь Анубису и Хору не подоспел Тот. Бог мудрости и колдовства произнёс магическое заклинание и поверг Сета на землю. Анубис связал Сету руки и ноги и поместил под Осирисом как сиденье. Затем Исида расчленила Сета, вонзив свои зубы в спину его.

<…>
И сказал Ра: <…> «Пусть будет предназначен [Осирису] Сет как сиденье. Воистину [пусть будет так] из-за зла, какое он причинил телу Осириса».
_______________________________
[5] Интерпретация автора. В оригинале: «(разоблаченный Сет) бежал <…> захватив божественные останки», т.е. останки Осириса.

* * *
В другой раз черный пес Исдес распознал Сета по злу, которое тот совершил. Но ему [Сету] удалось бежать в пустыню. Анубис, Исдес и Хор кинулись в погоню и настигли Сета и его сообщников. Начался бой. Исдес убил [всех], не пощадив никого.

После битвы боги присели отдохнуть, но тут Исдес заметил [божественные] соки тела [Осириса] над ними. Хор тотчас собрал эти соки в сосуды, и боги захоронили их в склепе на той самой горе, где был убит Сет. У входа в склеп поставили стража — огнедышащего змея.

Но пока боги совершали похоронный ритуал, Сет воскрес, превратился в пантеру⁶ и бежал. Анубис бросился в погоню, разыскал Сета и с помощью Тота поверг его на землю.

Связанного Сета было решено предать мучительной казни. Боги развели костер и сожгли [Сета] в огне с головы до ног со всем его телом. Запах жира достиг небес <…> и был он приятен Ра и богам.

После казни Анубис, содранную шкуру Сета,⁶ надел на себя. Затем он отправился в святилище Осириса и каленым железом выжег на шкуре Сета свой знак.

Узнав о том, что их предводитель убит, исчадия мрака и тьмы собрали огромную армию, вооружились и выступили в поход — выручать своего владыку. Анубис решил отразить натиск в одиночку. Одним взмахом ножа он отрубил головы всем воинам из стана Сета. Кровь злодеев впиталась в землю и превратилась в красный минерал шесаит.
_______________________________
[6] Шкуру леопарда, наброшенную на правое плечо, носили жрецы Анубиса-Имиута.

imj-wt («тот кто в шкуре его») — в египетской мифологии, один из эпитетов Анубиса. Его фетиш — шкура, которую прикрепляли к шесту, вставленному в подставку-сосуд, и помещали в гробницу умершего.

* * *
Как-то раз Сет принес две шкатулки, в которых были два Ока Уджат, спрятал их на скале и, превратившись в гигантского крокодила, улегся рядом со шкатулками — охранять их.

Проведав об этом, Анубис принял облик крылатого змея с ножами вместо перьев и когтей. Из его тела вышло шесть змеев, три — справа от него и три — слева, и они извергали пламя вокруг него. Ночью Анубис-змей пришел на гору, ножом открыл [154] шкатулки, забрал оба Ока Уджат и, бежав с ними, захоронил их в другом месте. И они проросли, став виноградными лозами.

Исида попросила Анубиса построить для нее дворец рядом с захороненными глазами. Анубис выполнил просьбу матери⁷ и Исида поселилась во дворце.

А через некоторое время солнечный бог Ра отдал оба Ока Уджат Анубису, сделав его владыкой Обеих Земель. Радостный ушел <…> Анубис, довольный в сердце своем, что заполучил, наконец, сан отца своего Осириса.
_______________________________
[7] Анубис в этом мифе отождествляется с Хором.


Египетская мифология. Рак И.В.
_______________________________

С.В. Петров
АБРАКСАС, ИКОНОГРАФИЯ И ЭТИМОЛОГИЯ


Абраксас (греч. Ἀβράξας) или (более ранняя форма) Абрасакс (греч. Ἀβρασάξ) — гностическое космологическое божество, Верховный глава Небес и Эонов, олицетворяющий единство Мирового Времени и Пространства.

Не существует единого мнения относительно значения и происхождения имени Абрасакс, но, несомненно, прообразом бога, носившего это имя, был бог Солнца, и Абрасакс должен был представлять одну из ипостасей Творца мира.

Абраксаса изображали на античных геммах, амулетах, стелах в виде существа с телом человека, головой петуха и змеями вместо ног. В одной руке он держит меч или плеть, в другой — щит. Рядом с именем Абраксас (или вместо него) на амулетах с его изображением, можно видеть и другие имена (ΙΑΩ, ΣΑΒΑΩΘ, ΑΔΩΝΕΟΣ и др.), что говорит о их равноценности и взаимозаменяемости.

Едва ли не самое упоминаемое на геммах имя (наряду с именем Абраксас) — это IAW, солярное верховное божество финикийцев. Солярность Иао подтверждает и Макробий в «Сатурналиях», хотя Иао, в его изложении, это не верховное божество, а щедрое обильными урожаями осеннее солнце:

19. (…) оракулом Аполлона Кларосского солнцу дается также другое имя. В тех самых священных стихах оно называется среди прочего Яо. Ведь Аполлон Кларосский, будучи спрошен, кто из богов должен считаться [тем], которого зовут Яо, так возвестил:

Таинство знающим средство от боли скрыть повелело.
Есть же знанье невелико и слабый умишко.
Ты назначаешь бога Яо быть из всех самым крайним:
В зимнюю пору Аид есть, с весны же началом — тут Зевс,
Летом — Эелиос,¹ осенью уж — Яо роскошный.

___________________________
[1] Ἥλιος, эп. Ἠέλιος ὁ Гелиос бог солнца, сын титана Гипериона и Теи.

Вячеслав Иванов дает другой перевод оракула Аполлона Кларосского. И его вариант гораздо выгодней отличается от интерпретации Макробия, за которым замечено довольно вольное обращение с цитируемыми источниками. Версия В.Иванова определяет Иао как божество стоящее над годом (каким мы его и знаем), а не богом только осеннего солнца.

Вéдущим должно таить утешительных таинств уроки;
С малым обманом простому уму разуменье открыто.
Всех — говорите — превыше богов всемогущий Иао:
В зимнюю стужу Аидом зовут его; вешней порою — Зевсом;
Он — Гелиос летом; а осенью — пышный Адонис…

У гностиков Иао становится непостижимым богом тайны, согласно Иринею, заключающим в себе «семь небесных сфер» (Иао Гебдомай, «Иао Седьмичник»).

Любопытно, что подобный эпитет («Седьмичник») был и у Аполлона в Афинах. Само слово ἑβδομαῖος означает «происходящий (или приходящийся) на седьмой день». Поскольку считалось, что Аполлон был рожден в седьмой день месяца (Ἑβδομαγενής), то соответственно ему был посвящен седьмой день каждого месяца, отсюда эпитет Гебдомагет (Ἑβδομαγέτης) — «управитель седьмого дня».

Если, с долей допущения, предположить тождество Иао и Аполлона, то следующим шагом будет установление тождества между Иао и Гором Бехдетским, поскольку греки между Гором и Аполлоном разницы не видели. В орфическом гимне Аполлону, он откровенно описывается как «Солнце, взмывающее на золотых крыльях». Но крылатый солнечный диск — это символ Гора Бехдетского.

О владыка, сын Лето, далеко разящий, могучий Феб,
Всевидящий, владычествующий над смертными и бессмертными,
сын Дня,², взмывающий ввысь на золотых крыльях…
(Орфический гимн)

___________________________
[2] сын Дня — т.е. сын Зевса. Здесь отсыл к италийской форме имени Зевса — Divus, которое соотносилось с лат. diu:
diu adv. (арх. dius) днем Man, Ap: neque noctu neque diu Pl — ни ночью, ни днем.
dius, -a, -um (apx. из divus) 1) божественный; 2) поэт. величественный, величавый; 3) прекрасный.

Еще более убедительным доводом можно считать египетские истоки иконографии Абраксаса. Судя по всему, образ Абраксаса — это видоизмененный образ Гора Бехдетского, который имел вид крылатого солнечного диска с двумя, как бы свисающими, уреями по краям. Петух символизирует утреннее возрождающееся солнце, меч и плеть — символы власти, змеи — богини Нехбет и Уаджит в образе уреев. Кроме того, в петушиный гребень могла эволюционировать красная корона дешрет (dšrt), либо (что более вероятно) двойная корона объединенного Египта, которая для греков потеряла свой сакральный смысл. По крайней мере, иконография Гора, в образе сокола с двойной короной на голове, в Египте была, пожалуй, наиболее распространенной.

Возможный вариант прочтения имени Ἀβρασάξ — «исполненный света» (ἁβρός — «блистательный», σάξις — «наполнение»). Эта этимологическая версия косвенно подтверждается Гигином в «Мифах» (Мифы II, 183), где он повествует об именах коней Гелиоса, среди прочих упоминая имена Абраксас и Иао:

ИМЕНА КОНЕЙ СОЛНЦА

Эой (Ἠοῖος — «предрассветный, ранний, утренний»), из-за него начинается день. Айтопс (Αἴθοψ), то есть «пламенный». Из-за него созревает хлеб. Это пристяжные жеребцы. Упряжные кобылы: Бронта (Βροντά, «громовая»), и Стеропа (Στεροπά, «молнийная»). Это сообщает Эвмел Коринфский. Гомер называет их: Абраксас, Сотер (Σωτήρ, «спасающий, охраняющий»), Бел (Βέλος, «молния») и Иао (Ἰάω). Овидий называет их: Пироент (Πυρόεις, Πυρόεντος, «огненный, пламенный»), Эой (Ἠοῖος, «утренний»), Этон (Αἰθόν, «сверкающий, огненный») и Флегон (Φλέγον, «пылающий»).

Фульгенций приводит следующие имена коней: Эритрей (Ἐρυθραῖος, «алый»), Актин (Ἀκτῖνος, «сияющий»), Ламп (Λαμπάς, «светоч») и Филогей (Φιλόγαιος, «любящий Землю»).³ Абсолютное большинство имен коней Гелиоса, так или иначе, связаны с «сиянием». И хотя ссылка Гигина на Гомера (который, якобы, и свидетельствует об именах Абрасакс и Иао, как об именах коней Гелиоса) подвергается сомнению и критике (так как больше никем не подтверждается), тем не менее такое свидетельство имеет место быть, и этот вариант имен четверки коней никак семантически не выделяются из общего ряда.
___________________________
[3] φιλόγαιος (φιλό-γαιος) — любящий Землю, т.е. стремящийся (склоняющийся) к Земле — вечерний аспект солнца (в противовес «утреннему аспекту» в образе «алого» (Ἐρυθραῖος), «рассветного» коня).

Ниже на стелах (в верхней части) — изображение Гора Бехдетского, в виде крылатого солнечного диска с двумя уреями.


В поздней античности и в Средневековье изображение этого божества трактовали следующим образом: петух — символ предвидения и бдительности, змеи символизируют внутренние чувства интуиции и озарения. Другие эманации этого божества — Ум, Слово, Мудрость, Сила.

Геммы с изображением Абраксаса находили в Индии, Азии, Египте, частью в Испании, куда они вместе с Василидовым учением были занесены присциллианами. В Средние века Абраксас принимается всеми магическими и алхимическими сектами, геммы с его именем имеют широкое распространение в качестве амулетов.

В системе Василида имя Абраксас имеет мистический смысл, поскольку его имя составлено из семи греческих букв (Θέων Ἑπταγράμματον), а магическое число 7 символизирует общую идею Вселенной.

Гностическая система привязывает 7 известных тогда планет (включая солнце и луну) к дням недели, и таким образом день недели соответствует одной из планет и духовной сущности этой планеты:

«Имена же славы тех, которые над Семью Небесами, суть таковы: первый — это Яот (Ιαωθ), Львинолицый; второй — это Элоай (Ελοαιος), Ослинолицый; третий — это Астафай (Αθταφαιος), Гиенолицый; четвертый — это Яо (Ιαω), 3меинолицый и Семиглавый; пятый — это Адонай (Αδωναιως), Драконолицый; шестой — это Адони (Αδωνι), Обезьянолицый; седьмой — это Саббатай (Σαββαταιος), Пламеннолицый. Такова есть седмица недели».

Сумма числовых значений букв, составляющих имя Ἀβράξας (Α = 1, Β = 2, Ρ = 100, Α = 1, Σ = 200, Α = 1, Ξ = 60), дает 365 — число дней в году («целокупность мирового времени»), а также число небес («целокупность мирового пространства») и соответствующих небесам эонов («целокупность духовного мира»).


1. Гемма, темно-зеленая яшма (19x14.5x3mm), III в. н.э. Британский музей, Лондон. Av: Абраксас с факелом и щитом; ABPACAΞ | IAW (на щите). Rv: уроборос; ABW | XWN | IWX
2. Гемма, красно-зеленая яшма (16x12x4mm), III в. н.э. Мичиганский университет (Ann Arbor, University of Michigan, Special Collections Library). Av: Абраксас с человеческой головой; ABPACAΞ. Rv: IAѠ


3. Гемма-амулет, красно-зеленая яшма (15x11x4mm). Мичиганский университет (Ann Arbor, University of Michigan, Special Collections Library). Абраксас стоит вправо со щитом и плетью; IAH | IE | HIO | YW
4. Гемма-амулет, красно-зеленая яшма (26x19x4mm). Мичиганский университет (Ann Arbor, University of Michigan, Special Collections Library). Av: Абраксас со щитом и плетью, вокруг — три звезды и лунный серп; IAѠ. Rv: ΑΒΡΑCΑΞ


IAW

«Согласно гелиопольской божественной генеалогии, установившейся еще в «Текстах пирамид», it itw — «отцом отцов его» является (Ра)-Атум, творец всего сущего, являющийся родоначальником божественной Эннеады. Вероятно, именно Атум подразумевается в том случае, когда говорится, что не захватит Сет того, кто «стар телом» (iȝw ẖt)⁴ и того, кто правил еще до появления Сета: «Не захватит он старого телом, того, сделавшего правление, (прежде чем) пришел он на землю» (Urk.VI.39.4-5: nn nhp n.f iȝw ẖt s ḥḳȝ nn pr.n.f ḥr tȝ).» (Карлова К.Ф.)

___________________________
[4] iȝw — старик, старый возраст.

Атум «стар телом» не только потому что в гелиопольской традиции считался «творцом всего сущего». В позднейшей традиции Атум (отождествленный с Ра) фигурирует как «вечернее состарившееся солнце», прошедшее полноту дня. В то время как Хепри — «обновленное утреннее солнце».

«Я [Ра] многоименный и многосущный, и сущность моя в каждом боге! (…) Я — Хепри утром, Ра в полдень и Атум вечером».

Атум почитался в Иуну (Ἰwnw), который греки переименовали в Гелиополис, отождествляя, таким образом, Гелиоса и Атума. Позднее Гелиос был отождествлен с Аполлоном. И хотя ни к Гелиосу, ни к Аполлону эпитет Иао не прилагался, однако одно из священных имен-эпитетов Атума, как видим, не кануло в лету.

Т.е., в качестве версии, имеем, что не только образ Абраксаса имеет египетские корни, но и одно из наиболее часто употребляемых его имен (Ἰαώ) имеет египетскую этимологию, и просто является его эпитетом, в значении «древний» (Ἰȝw).

Египетскую природу имени Иао подтверждает и Теософский словарь:

«Как Я (Ἰά), так и Яхо (Ἰαώ) были еврейскими «тайными именами», произошедшими от Иао, но халдеи имели Яхо еще до того, как евреи приняли это имя, и у них, как пояснено некоторыми гностиками и неоплатониками, это было высшее непостижимое божество, восседающее над семью небесами и представляющее собой Духовный Свет, означая как разумного Демиурга Материальной Вселенной, так и Божественный Манас в человеке. Истинным ключом к этому, сообщаемым только посвященным, являлось то, что имя Иао было «трехбуквенным и его природа — тайной», как объясняли иерофанты. Также и финикийцы имели верховное божество, имя которого состояло из трех букв (Иао) и их значения были тайными; а «И-ха-хо» было священным словом в египетских мистериях, которое означало «единое вечное и сокрытое божество» в природе и в человеке.»

К откровениям Блавацкой имеет смысл относиться с изрядной долей скепсиса, и тем не менее. Как уже выше отмечалось, значение древнеегипетского слова «И-ха-хо» (iȝw) — «старик» (т.е. «древний»). Но, исходя из того, что Ἰȝw — это эпитет демиурга Атума, то в египетских мистериях в него действительно могло вкладываться значение «единое вечное и сокрытое божество».


ХНУБИС

5. Гемма (фиолетовый аметист, 10х8х3.5mm), ок. II-III вв. Лондон, Британский государственный музей. Инв. № CBd-843. Av: змееподобное божество с мужским торсом и головой сокола в короне пшент, в руках держит два скипетра; MIYCIC (retrograd). Rv: бюсты Гелиоса и Зевса, повернутые друг к другу лицом; ниже — парящая птица с рыбой в клюве.
6. Эскиз-гравюра к гемме CBd-843, ок. 1768-1805. Лондон, Британский государственный музей. Инв. № 2010,5006.1097. Прорисовка сделана со слепка геммы, имя MIYCIC (Μίυσις) читается правильно. В низу рисунка стоит буква Т, маркирующая коллекцию Чарльза Таунли.

В связи с именем MIYCIC, выгравированном на гемме, Боннер (Bonner — SMA, XIII Inscriptions, p. 183) рассматривает амулет из Бруклинского музея, на котором изображено львиноголовое божество с анхом в правой руке и скипетром с навершием в виде головы льва — в левой. На реверсе воспроизведена длинная инвокация в 13-ть строк. На аверсе выгравированы следующие имена: Μίως, Μίωσι, Ἁρμιῶς, Οὐσιρμιῶς, Φρῆ, Σιμίεφε, Φνοῦτο, Φῶς, Пῦρ, Фλόξ. Перевод текста геммы следующий:

«Услышь меня ты, кто частью своей обитает в Леонтополе, кто установлен в священном чертоге, кто посылает громы и молнии и кто есть властелин тьмы и ветров, кто имеет в своем доминионе небесную силу, что управляет вечной природой. Ты еси бог, что совершает дела быстро, кто слышит молитвы, великой чести, кто имеет образ льва. Твои имена: Миус, Миуси, Хармиус, Усирмиус, Фрэ, Симиефе, Фнуто, Свет, Огонь и Пламя. Будь милостив к Аммонмиусу.»

Далее Боннер сообщает, что Леонтополем называлось место в Дельте, ныне известное как Телль Мокдам, на правом берегу нильского рукава. Поклонение льву здесь зафиксировано множеством монументов. Львиноголовый бог идентифицировался у местных жителей с Ра и Гором, его солнечный аспект характеризуется именами: Свет (Φῶς), Огонь (Пῦρ), Пламя (Фλόξ). Миус (греч. Μίως, егип. Μȝy-ḥs)⁵ — это «лев, что накладывает заклинание» своим взглядом, идея эта выражена в двух египетских элементах, комбинированных в его имени, что также подтверждает Элиан. Хармиус (Ἁρμιῶς) — это Гор-лев, Усирмиус (Οὐσιρμιῶς) — Осирис-лев. Фрэ (Φρῆ) — солнце, Симиефе (Σιμίεφε) — «сын небесной львицы», Фнуто (Φνοῦτο) — общее наименование бога (с коптского).

Далее пара цитат о соколиной голове змея, который часто изображался на геммах, и больше известный по имени Хнубис (Χνουβίς, Χνουμίς, Χνουφίς),⁶ и которого Евсевий отождествляет с Агатодемоном (Ἀγαθοδαίμων):

«Змей, за исключением насильственной смерти, всегда умирает естественным образом, по этой причине финикийцы дали ему имя Добрый Гений или Агафодемон.⁷ По той же причине египтяне называли его Кнефом и дали ему голову сокола, из-за особой стремительности этой птицы».
(Евсевий, I. 7)

Здесь же Евсевий дает якобы египетский вариант имени Хнубис — Кнеф (Κνήφ),⁸ который вполне может быть еще одной искаженной интерпретацией, уже упоминавшейся выше, формой имени Хнубиса — Χνουφίς.

Жрец Эпея, называемый «главным толкователем священных вещей, а также писцом», изложил аллегорию змея с головой сокола таким образом:

«Самой божественной природой из всех был один Змей с головой сокола, и такого восхитительного вида что, когда он открывал глаза, то все вокруг наполнялось светом, а когда закрывал глаза, то опускалась сразу тьма». Змей на наших геммах, однако, изображен не с головой сокола, а с головой льва, поэтому эта легенда относится скорее всего к богу Абраксасу, иногда изображаемому с головой сокола или льва вместо привычной головы петуха.»

___________________________
[5] Маахес (егип. Μȝy-ḥs; греч. Μάιχες, Μαχές, Μιχός, Μίυσις, Μίος) — в древнеегипетской мифологии львиноголовый бог войны, грозы и бури. Маахес почитался как сын бога Ра и либо богини-кошки Баст (покровительницы Нижнего Египта), либо богини войны Сехмет (покровительницы Верхнего Египта). Носил эпитеты: «Господин убиенных», «дикосмотрящий лев», «радующийся крови», «Властитель ножа». Культовые центры: Леонтополь (егип. Tȝ-rmw, Тарему) и Бубастис (греч. Βούβαστις, егип. Pr-bȝst, Пер-Баст).

[6] Разные формы написания имени Хнубис связаны с реформой греческого письма. В древнегреческом языке буква β (бета) произносилась как взрывной звук [bæ]. После реформы (которая была весьма растянута во времени) эта буква стала произноситься как звонкий лабиодентальный (губно-зубной) фрикатив [væ] (и называться, соответственно, «вита»). Для передачи звука [bæ] (в заимствованных иностранных словах) у грамматиков возникали сложности. Выход из положения находили через применение сочетания μπ или μβ. В качестве примера хорошо подходит переходный вариант написания слова «суббота»: σάμβατον (сравн. σάββατον). Сегодня для передачи звука [bæ] в греческом языке используют сочетание букв μπ (κόμπρα — «кобра»).

[7] ἀγαθοδαίμων (ἀγαθός δαίμων) ἡ благой дух.

[8] Κνήφ ὁ indecl. Кнеф (египетское божество, изображавшееся в виде змеи) Plut.

Салмасий считает, что имя Χνουβίς происходит от коптского слова XNOYB, «золото», и поэтому объясняет другое название, которое иногда употребляется вместо него, XOΛXN-OYBIΣ (Холхн-Убис) — «полностью золотой». Яблонский, однако, считает, что слово более правдоподобно происходит от XNOYM («хороший») и ΙΣ («дух»), и, таким образом, получается, что «Агатодемон» — это буквальный перевод имени Χνουμίς на греческий (ἀγαθοδαίμων).


_______________________________

В.В. Солкин
ЕГИПЕТ: ВСЕЛЕННАЯ ФАРАОНОВ


В Абидосе ежегодно проходило великое празднество Осириса, центральная часть которого называлась в древности «шетау» (štȝw), или мистерии. Оно состояло из множества церемоний и процессий, символически представляющих эпизоды из жизни бога.

Церемониал начинался, судя по всему, с трагической смерти Осириса: на бога нападали Сетх и его слуги и убивали его. Это ужасающее каждого египтянина событие, видимо, происходило в глубине храма, так как, судя по частным стелам, большинство паломников этого не видело.

Вслед за этим следовала церемония, называвшаяся prt tpyt (перет тепит) — «первый выход», или же prt Wp-wȝ.wt (перет Упуаут) — «выход Упуаута». Бог Упуаут, воплощение Анубиса и, одновременно, Хора Неджитефа (Ḥr nḏ-it.f) — Хора, Защитника отца своего, выходил из храма, чтобы повергнуть врагов, препятствующих воссоединению из частей и бальзамированию тела Осириса. Воссозданный в результате символической мумификации в храме, бог становился Первым среди Западных (Ḫnty-imn.tyw).

Затем, подготовленное к погребению тело бога, везли к его гробнице, расположенной в пустынном месте Пекер, на юге Абидоса. Процесс перевоза Осириса проходил в три этапа: сначала, во время prt ˁȝt (перет аат) — Великого выхода, погребальный кортеж Осириса Хентиаментиу выходил из храма во главе с Упуаутом. Находящегося на ладье Нешмет (nšmt) бога окружало несметное количество паломников, пришедших, чтобы «пасть ниц и созерцать его совершенство».

Вторым этапом церемонии было прохождение процессии водного потока, символизирующего переход между двумя мирами. Осирис Хентиаментиу совершал это плавание на ладье Нешмет под защитой и руководством бога Тота. Видимо, эта часть церемонии происходила на священном храмовом озере, однако о деталях этой части праздника мы практически ничего не знаем. Наконец, Осириса переносили с ладьи Нешмет на ладью Урет (wr.t) — «Великую», и бог в сопровождении лишь нескольких высших жрецов и сановников, продолжал свой путь к гробнице в Пекер.

С этого момента начинался самый торжественный эпизод церемонии, посвященный возрождению Осириса, проходивший в Золотой обители, неподалеку от гробницы бога в Пекер. Согласно свидетельству царя XIII династии Неферхотепа I, бог появлялся там с невероятным торжеством, окруженный родственными ему богами и богинями. В глубокой тайне в Золотой обители воссоздавался новый образ Осириса из золота и электрума. Ритуал возрождения бога проходил во время «Ночи угасания бога для отдохновения» и «Отдохновения Хора воинственного» — двух церемоний, которые завершались третьей — праздником Хакер, наступавшим сразу же после возрождения бога.

Новый образ Осириса во время Ночи угасания бога для отдохновения возлагали на ложе, и жрец, именовавшийся са-мериэф (zȝ-mri.f) — «сын его возлюбленный», воплощающий собой Хора, совершал над ней ряд ритуалов, вероятно, напоминавших заупокойную церемонию Отверзания уст. Находясь какое-то время рядом с самим богом, са-мериэф следил за тем, когда Осирис будет готов возродиться и в этот ответственный момент поизносил ключевую фразу хакер: «Приди ко мне!»

После того, как в образ бога возвращалась жизнь, он получал эпитет Уннефер (Wnn-nfr) — Существо благое. О возрождении бога оповещали храм, паломников, и весь ликующий тинитский ном, столицей которого считался Абидос. Возродившийся к новой жизни Осирис Уннефер получал оправдание и благословение от сонма богов Гелиополя, в знак чего са-мериэф надевал на его статую особую Корону оправдания; перед народом оглашалось маа (mȝˁ) — оправдательное решение богов, сопровождавшееся всеобщей радостью. Это событие имело двойной смысл: в мире ином — оправдание душ умерших, в мире земном — передачу власти от Осириса к Хору, его законному наследнику. Торжествующий бог возвращался на ладье Нешмет (nšmt) из Пекер в свой абидосский храм среди невероятного столпотворения паломников и местных жителей. Вечером в храме проходила встреча Осириса и божеств его круга.

Среди стел, оставленных в Абидосе царскими посланниками, особое место занимает интереснейшая надпись Икернефрета, вельможи, которого фараон Сенусерт III назначил своим заместителем по организации праздника в Абидосе, так как сам в это время находился с войском в Нубии. В тексте этого уникального памятника, хранящегося в собрании Берлинского музея, повествуется практически обо всех этапах великой церемонии возрождения бога:

«Приказ царский государю-князю, хранителю печати Верхнего Египта, другу единственному, управителю Обоих Домов золота, повелителю Обоих Домов серебра, Икернефрету почтенному. «Приказывает Мое Величество плыть тебе на юг в Абидос, тот, что в Тинитском номе, чтобы сделать работы (mnw) для отца моего Осириса Хентиаментиу, вновь покрыть образ его тайный (bsw — т.е. культовую статую) золотом, которое дал он моему величеству привезти из Нубии в триумфе победы. Да сделаешь ты это образом наилучшим, действуя ради процветания отца моего Осириса. За этим посылает тебя, как приемного сына мое Величество с надеждой в сердце, что выполнишь ты все, что в сердце моем.

Рос ты подобно приемному сыну в заботе Величества моего, единственным избранником моего дворца. Сделало тебя мое Величество спутником, когда был ты юношей [всего] двадцати шести лет. Мое величество сделало это, потому что видел я тебя прекрасным в командовании, красноречивым, [одним из тех], кто уже из лона приходит мудрым. Вот, посылает тебя мое Величество сделать это, потому что знает мое величество, что никто не сможет это сделать кроме тебя. Иди же и возвращайся, когда сделаешь все, что приказало мое Величество.

Сделал я все, что приказал его Величество, выполняя наилучшим образом наказ господина моего для отца его Осириса Хентиаментиу, владыки Абидоса, великого мощью в Тинитском номе. Работал я как жрец са-мериэф для Осириса Хентиаментиу. Отделал я его великую ладью в вечности и бесконечности. Соорудил я для него переносной наос, тот, что несет красоту Хентиаментиу, из золота, серебра, лазурита, бронзы, [драгоценного] дерева сесенеджем и кедра. [Статуи] богов, пребывающих в месте его (т.е. Осириса), сделал я и обновил наосы их. Назначил я жрецов выполнять обязанности их, установил я для них ритуал ежедневный и праздники в начале каждого времени года. Руководил я изготовлением ладьи Нешмет и сделал я кабину ее. Украсил я грудь владыки Абидоса лазуритом и бирюзой, золотом превосходным и всяческими ценными камнями, которые [обычно] украшают тело бога. Я покрыл бога украшениями его с моим титулом тот, кто над тайнами, в моей должности столиста, [ибо] был я чист руками украшая бога, жрецом сем, пальцы которого очищены.

Я руководил процессией Упуаута, когда он выходит защищать отца своего. Я отразил нападающих на ладью Нешмет, я поверг противников Осириса. Возглавлял я Великую процессию, следуя по стопам бога. Сделал я [так], что поплыла божественная ладья, и Тот руководил плаванием. Я сделал кабину [для] ладьи «Господин Абидоса воистину поднимается». Покрытый своими эмблемами прекрасными, прошествовал он к месту Пекер. Очистил я путь бога к его гробнице на юге Пекера. Защитил я Уннефера в тот день великой битвы. Поверг я всех врагов его на берегу Недит. Сделал я [так, что] вошел он в ладью Урет, [ту, что] превозносит его красоту. Возрадовал я восточный берег и дал возликовать берегу западному, [ибо] видят они красоту ладьи Нешмет, пришвартовавшейся в Абидосе. Привезла она [Осириса Хентиаментиу, Владыку] Абидоса во дворец его. Следовал я за богом к обители его и сотворил очищения для него; сделал я обширным престол его. Разрешил я трудности … перед спутниками его»…

Трудно переоценить то значение, которое занимал в египетской культуре этот праздник, символизировавший возрождение природы, души каждого человека, приветствующих победу бога над смертью.

О состоянии блаженства и просветления упоминается в формулах многих стел царей, вельмож, жрецов и некоторых частных лиц. Покидая этот мир, они хотели сохранить память о своем участии в священных церемониях, что было напрямую связано с обретением статуса Аху (ȝḫw) — просветленного духа, спутника Осириса. Именно для этого они воздвигали около «Лестницы Бога Великого», то есть в первом дворе храма свои памятники, свидетельствующие об их участии в таинствах Осириса абидосского. Об этих же состояниях говорилось и в огромном количестве других стел, принадлежавших частным лицам, которые не могли участвовать в таинствах при жизни, но надеялись обрести это право в жизни иной. Пройдя через заключительные испытания и оправдание во время празднества Хакер, усопшие, которые при жизни участвовали в таинствах Абидоса, как и те, кто получил эту возможность лишь после смерти благодаря стеле, установленной в храме, обретали состояние Аху, состояние близости к богу, которое прославляют и воспевают сотни египетских текстов, приравнивая его к просветленному божественному бытию и окончательной победе жизни над смертью.

Удивительно, но в абидосских мистериях, полностью посвященных истории Осириса, практически никакой роли не играет Исида; все основные функции, которые более поздняя традиция приписывает богине, здесь выполняет Упуаут. Он — бог, открывающий пути божественной процессии и, одновременно, его сын-наследник, Хор Неджитеф, персонифицированный жрецами са-мериэф (zȝ-mri.f) и сем (sm). Судя по всему, корни парадоксального отсутствия Исиды лежат в местной традиции, основной акцент которой приходился не на поиски тела бога и его воссоединение, а на его возрождение и передачу царской власти от отца к сыну.


_______________________________