-Метки

sol invictus Деметра Зодиак абраксас агатодемон алконост амат амон анджети анубис апис аполлон артемида аттис афина ба баал баст бес бог большая медведица бримо бык велес венок оправдания ветер виктория волк гарпократ геката гелиакический восход сириуса гемма гений георгий геракл герион германубис гермес герои гигиея гор горгона греция дельфиний дионис диоскуры дуат египет единорог жезл жертвоприношение загрей зевс змеевики иакх изида истера иштар кадуцей капитолийская волчица кастор керы кирхер лабиринт лабранды лабрис латона лев маахес магический квадрат мании мелькарт менады меркурий мистерии митра мозаика наос немесида нептун нумерология нумизматика обрезание океан оргии орфей орфики осирис пан пасха персей персефона полидевк посейдон посох поэтика пруденция псеглавцы птах ра рим русалки сатир серапис сет силен сирены сирин сириус скипетр солнцеворот сосиполь сотис средневековая астрономия тирс титаны тифон туту уннефер упуаут фиала фивы фракия хапи хатхор хеб-сед хнубис хорс черная мадонна эвмениды эгида эридан эринии этимология этруски юпитер

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в vissarion

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 15.03.2012
Записей:
Комментариев:
Написано: 752

КАДУЦЕЙ

Дневник

Среда, 05 Сентября 2012 г. 20:07 + в цитатник
С.В. Петров
ЖЕЗЛ, УВИТЫЙ ЗМЕЯМИ


Кадуцей (лат. caduceus), керикион (др.-греч. κηρύκειον), скипетр (греч. σκῆπτρον) — это жезл Гермеса (Меркурия), вестника (ἄγγελος), посланца богов. С его помощью Гермес открывает врата подземного царства (отсюда эпитет Гермеса — «Привратник», Πυληδόκος) и вводит туда души умерших.

…«я, единственный из богов, по ночам не сплю, а должен водить к Плутону души умерших, должен быть проводником покойников и присутствовать на подземном суде. <…> мало того, что я бываю в палестрах, служу глашатаем на народных собраниях, учу ораторов произносить речи, — устраивать дела мертвецов — это тоже моя обязанность.» (Лукиан. Разговоры богов. Гермес и Майя)

ἑρμαγέλη (ἑρμ-αγέλη) ἡ стадо Гермеса, т.е. сонм усопших или привидений Anth.

Название жезла caduceus римляне, судя по всему, заимствовали у греков:

καδδῦσαι эп. part. aor. pl. f к καταδύω (= καταδύνω);
καταδύνω (κατα-δύνω) вторгаться, углубляться, забираться, проникать, входить.
Clip (700x417, 84Kb)
Кроме того, корень καδ- вообще соотносится с потусторонним миром:

κᾶδος = κῆδος
κῆδος, дор. Pind. κᾶδος (-εος) τό
1) скорбь, горе, печаль ex. (πολύστονον Hom.);
2) тревога, забота;
3) (преимущ. pl.) погребальный обряд, похороны;
κήδειοςпогребальный, похоронный, траурный.

На латыни слово cado (корневое для словообразования «caduceus») означает «падать, умирать». Заход за горизонт небесных светил описывается производным от cado: sol cadens («заходящее солнце»). Умершие души спускающиеся в Аид также проходят «каденцию», т.е. сошествие, переход из мира живых в мир мертвых.

cado, cecidī, casūrus, ere
1) падать, сваливаться, выпадать, (об атмосферных осадках) падать, идти;
2) (о небесных светилах) заходить (cadentia sidera V; Arcturus cadens H): sol cadens V заходящее солнце, тж. запад;
3) падать, погибать;
9) падать, понижаться (pretium cadit L); уменьшаться, убывать, слабеть (vires cadunt Lcr): c. animo C etc. падать духом;
13) оканчиваться;
14) быть закалываемым, приноситься в жертву (ovis cadit deo O);
cadūcus, -a, -um [cado]
1) близкий (склонный) к падению (vitis C; frons, flos O);
2) обреченный на смерть (juvenis V);
3) преходящий, тленный, бренный, ничтожный (res humanae, corpus C; felicitas QC; spes O); недолговечный (fama O);
4) поэт. падающий, упавший (folia O); низвергающийся (aqua O; fulmen H);
5) павший (bello V);
6) юр. оставшийся без наследника, выморочный, бесхозяйный (hereditas C; possessio Just);
7) мед. падучий: morbus c. Ap эпилепсия.
cadus, ī m (греч.)
1) большой глиняный (редко металлический) кувшин конической формы, преим. для вина Pl, V, O, но тж. для масла, меда и пр. M, PM etc.;
2) погребальная урна (ossa cado texisse aeno V).

Посредством своего волшебного жезла Гермес не только проникает в царство мертвых, с его же помощью он извлекает души из тел усопших, которые затем и провожает в мир теней.

«Эрмий [Ἑρμῆς] тем временем, бог килленийский, мужей умерщвленных,
Души из трупов бесчувственных вызвал; имея в руке своей
Жезл золотой [ἔχε δὲ ῥάβδον μετὰ χερσὶν καλὴν χρυσείην]».¹

(Гомер. Одиссея XXIV, 1-3)
___________________________
[1] χρυσοῦν ῥάβδον — золотой магический жезл Гермеса, увитый белыми лентами, а впоследствии змеями. Hom.

ῥάβδος ἡ палка, трость, посох (ῥάβδῳ κρούειν Xen.);
ῥαβδίον τό палочка, жезл Babr.

Этимология жезла ῥαβδίον (ῥάβδος), возможно, имеет отношение к слову ῥόπτρον (булава, палица), которое в свою очередь, вероятно, происходит от ῥοπή (вес, значение, важность). По крайней мере происхождение скипетра от булавы — достаточно распространенная версия. Хотя у Гомера встречаем и такое написание «золотого жезла»:

χρυσόρραπις (χρῡσό-ρρᾰπις), -ῐδος adj. с золотым жезлом (Ἑρμῆς Hom., HH.);
ῥαπίς (-ίδος) ἡ розга, прут.

Этимология греческого названия жезла — скипетр (σκῆπτρον) — отсылает нас к пастушьему посоху.

σκίπων, σκήπων, σκηπίωνпосох, палка, жезл Anth., Polyb.;
σκήπτω — 1) опираться; 2) бросать, метать, пускать; 3) насылать (σκήψασθαι κότον τινί Aesch. — обрушить свой гнев на кого-л.);
σκηπτός ὁ 1) молния, гроза; 2) ураган, вихрь, смерч (χθονὸς τυφὼς ἀείρας σκηπτόν Soph.);
σκηπάνιον (ᾰ) τό жезл, скипетр Hom., Anth.
σκῆπτρον, дор. σκᾰπτον, поздн. Anth. σκᾶπτρον τό посох, жезл, скипетр (τὸ σ. Διός Soph.); перен., тж. pl. царская власть.

Гермес был родовым богом Кериков. Керики (Κήρυκες) — жреческий аттический род в Афинах. Керик (Κήρυξ, «глашатай») считался первым глашатаем Элевсинских мистерий, от которого пошел род глашатаев. В обязанности глашатаев (κήρυκες или ιεροκήρυκες) входило провозглашение священного перемирия (ἐκεχειρία) во время праздников, приглашение присутствующих к благоговейному молчанию (εὐφημία) при начале священнодействия, произнесение молитв от лица присутствующих при священнодействии и т.п.

По преданию, Керик был сыном бога Гермеса и смертной женщины Герсы (по другой версии — Пандросы). От Гермеса же, как гласит легенда, Керик и получил жезл глашатаев. В свою очередь, роду Кериков жезл обязан своим греческим названием — керикион (греч. κηρύκειον).

Хотя, мимоходом, можно также обратить внимание на подозрительное созвучие слова κηρύκειον с одной стороны, со словом κήρ («смерть, гибель»), а с другой стороны со словом κῆρ (κέαρ, «душа»). Сочетание, например, слова κῆρ с ἷξις («прохождение») или ἵκω («овладевать») дает интересное наполнение: κῆρ + ἷξις — «прохождение души»; κῆρ + ἵκω — «овладевать душой». Подобную семантику (и возможную этимологию) мы рассмотрели выше для слова кадуцей.

Если же возвращаться к мифологическому происхождению жезла, нужно отметить, что изначально это был пастуший посох (σκῆπτρον). Гермес выменял его у Аполлона, взамен подарив тому лиру из черепахового панциря (χέλυς). Посох имел свойство прекращать споры и мирить врагов. Когда Гермес поместил его между двумя борющимися змеями, те тотчас перестали кусаться и немедленно обвили его в мире между собой. Этот миф объясняет наличие кадуцея в руках посланников как знак мира и защиты, он является их главным атрибутом, и ручательством их неприкосновенности.

Римляне Гермеса отождествляли со своим Меркурием, хотя имя Mercurius, вероятно, заимствовано римлянами из греческого языка (Μερκούριους), и изначально обозначало подростковый, юношеский возраст божества.

μεῖραξ (-ᾰκος) ὁ отрок, юноша, подросток, но преимущ. ἡ девочка (лет 14-15) Arph., Luc.
κορος, эп.-ион. κοῦρος, дор. κῶρος
1) ребенок, младенец; 2) мальчик, юноша, молодой человек; 3) сын;
κουρήϊος — юношеский.

Первая часть слова Μερκούριους (μεῖραξ) указывает на подростковый возраст, вторая (κοῦρος) — на пол подростка. Дополнительно созвучия со словом μέρος (и производными от него) повлияли на специализацию бога-подростка. Значения корня μερ- («часть», «доля») предполагают аллюзию на предмет торговых дел, а также дел незаконного характера («воровская доля»).

μέρος (-εος) τό часть, доля;
μερίς ἡ 1) пай, доля, участие; 2) сторона; 3) слой, круг, класс; 4) политическая группа, партия; 5) поддержка, помощь;
μέρμερος — ловкий, хитрый; ex.: μέρμερον χρῆμα Plut. — хитрая тварь (о лисе).

Созвучие слова κουρήϊος (юный) со словом κύριος (повелитель, попечитель), в итоге закрепило и окончательно оформило функционал Меркурия как «покровителя торговцев». То же значение имя Меркурий имеет и в латинском прочтении («охраняющий товар»).

merx (арх. mers), mercis f товар (merces mutare V вести меновую торговлю);
curo, -avi, -atum, -are [cura] заботиться, иметь попечение, печься, интересоваться, не оставлять без внимания.

Официально Меркурий был принят в число италийских богов в конце V в. до н.э., после трехлетнего голода, когда, одновременно с введением культа Меркурия, были введены культы Сатурна, подателя хлеба, и Цереры. Храм в честь Меркурия был освящен в майские иды 495г. до н.э.; тогда же был упорядочен хлебный вопрос (annona) и учреждено сословие купцов, именовавшихся mercatores или mercuriales.

«В майские иды купцы приносили Меркурию и матери его Мае жертвы, стараясь умилостивить божество хитрости и обмана, которыми сопровождалась всякая торговая сделка. Недалеко от Капенских ворот (Porta Capena) был источник, посвященный богу, откуда купцы в этот день черпали воду, погружали в нее лавровую ветвь и кропили себе голову и товары, с соответствующими молитвами, как бы смывая с себя и товаров вину содеянного обмана».

Таким образом, созвучие, наделившее Гермеса (выступающего под именем Меркурий) новыми смыслами, дало импульс к развитию его образа в совершенно ином направлении (по сравнению сКадуцей (225x237, 18Kb) изначальным). Теперь Меркурий стал позиционироваться в роли покровителя путешествующим купцам и прочим торговым людям, а также ворам и мошенникам. После такой метаморфозы кадуцей в руках Меркурия потерял всякий смысл и являлся лишь отличительным атрибутом божества.

Сходные с кадуцеем символы были распространены и у других древних народов. В месопотамской традиции сплетенные змеи считались воплощением бога-целителя (возможно, отсюда происходит библейский образ медного змия, исцеляющего змеиные укусы). Две змеи были символом плодородия в малоазийской традиции.

Помимо Гермеса, кадуцей является атрибутом египетского Анубиса, от которого, судя по всему, и был заимствован, после отождествления этих Гермес (240x314, 29Kb)богов в единое синкретическое божество с говорящим именем Германубис (Ἑρμανοῦβις). Также его изображение встречается в руках финикийского Ваала и иногда у Изиды и Иштар. Кадуцей может иметь форму шара, увенчанного рогами, — это финикийский солярный символ.Gugo_Grociya_1600 (240x337, 29Kb)

В средневековых астрономических атласах, кадуцей нередко находится в руках зодиакальной Девы. Впрочем, это очевидно объясняется тем, что управителем Девы является Меркурий.

Кадуцей схож с другим жезлом — посохом бога медицины и врачевания Асклепия (Ἀσκληπιός, «вскрывающий»). Но жезл Асклепия изображался с одной змеей, в отличие от жезла Гермеса и римского Меркурия (Virga horrida, лат. «ужасный жезл»), сопровождающих души умерших в царство Аида.

Посох Асклепия — распространенный медицинский символ. По легенде, древнегреческий бог медицины и врачевания Асклепий, шел, опираясь на посох, во дворец критского царя Миноса, который позвал его воскресить умершего сына. По дороге посох обвила змея и Асклепий убил ее. Следом появилась вторая змея, с травой во рту, при помощи которой она воскресила первую змею. Асклепий нашел эту траву и с ее помощью стал воскрешать мертвых. Здесь возникает законный вопрос: если умершая змея была оживлена, то почему жезл обвивает только одна змея? И которая это змея из двух, та что воскресла или та, что ее оживила?

Кадуцей отчасти перекликается и с жезлом Диониса — тирсом (др.-греч. θύρσος). Дионис — бог плодоносящих сил земли, растительности, виноградарства, виноделия. Божество критского, либо восточного (фракийского и лидийско-фригийского) происхождения, распространившееся в Греции сравнительно поздно (конец второго тысячелетия до н.э.), и с большим трудом кд (248x174, 13Kb)утвердившееся там. В Риме Дионис почитался под именем Вакха. Вакх изображался юношей, с венком из листьев и гроздей винограда на голове, с жезлом, увитым плющом, виноградными листьями и увенчанным шишкой пинии или сосновой шишкой (θύρσος κωνοφόρος), которая называлась еще «сердцем Вакха». Иногда тирс украшали, связанными в узел, лентами.

С другой стороны, известны изображения Диониса, на которых его голову украшает змеиная корона. Манипулирование змеями составляло часть ритуалов в честь Бахуса, и таким образом змеи стали атрибутом его свиты — сатиров. Побеги плюща и змеи не были символамиКадуцей (333x386, 18Kb) взаимозаменяемыми, однако общие корни тирса и кадуцея очевидны. Опять же, Плутарх упоминает тирс, увитый змеями (ὄφεις περιελιττόμενοι τοῖς θύρσοις Plut.). Равно как и изображение кадуцея, увенчанного шишкой и обвитого двумя змеями, — явление весьма распространенное. Валерий Флакк, в описании вакхических мистерий, упоминает змеиную траву офиану (от ὄφις — змея), обвивающую тирс:

«Вакх погружает в пенистый сок, увитый плющом и змеиной травой офианой, тирс».

Впрочем, символизм змей актуален там, где змеи имеют повсеместное распространение. Например в Египте, особенно в болотистой дельте Нила. В Греции же символизм обвивающих жезл змей, легко мог быть ретранслирован на растения, которые, подобно змеям, поднимаются вверх, обвивая деревья.

«Эта [бассарида] змею на дуб забрасывает, и вкруг древа
Аспид чешуйчатый вьется вдруг плющом густолистным,
Гибким стеблем прильнувши к коре ствола векового,
Сим плющом, что как змеи кольцами вьется и гнется!»

(Нонн. Деяния Диониса XLV, 306)

Змеиные атрибуты иногда связывают с зимней ипостасью Диониса. В орфическом воззрении, основанном на древнейшем слиянии териоморфических культов, между змеей и быком устанавливается Тирс (287x424, 41Kb)мистическая связь: бык — солнечная, змей — хтоническая ипостась Диониса. Дионис выступает как бык в мире живых и как змей — в подземном царстве. Или, проще говоря, бык — летняя ипостась Диониса, змей — зимняя. Отсюда, в молениях к Дионису было выражение: «бык породил змею и змея породила быка».

В более поздней италийской традиции, Дионису (Бахусу) отводится только четверть года, когда времена года стали символизироваться четырьмя божествами — Венерой, Церерой, Бахусом и Бореем. В этой традиции Дионис олицетворял осеннее солнце, управляя зодиакальными Весами, Скорпионом и Стрельцом.

Жезл тирс ассоциируется преимущественно с Дионисом (Вакхом), но иногда встречается также в Египте и в Малой Азии. Плющ, обвивающий тирс, также воплощал жизненную силу растений и был атрибутом воскресающих богов. В греческой мифологии плющ посвящен Дионису, который коронован плющом, а его чаша является «чашей плюща». Его тирс обвит плющом, а одной из его эмблем является столб, обросший плющом. С плющом связаны многочисленные эпитеты Диониса: κισσοχαίτης, κισσοκόμης — «с локонами вьющимися, как плющ» или «с увитыми плющом волосами», κισσοφόρος — «плющеносный». В афинском деме Ахарны (Ἀχαρναί) почитался Дионис-Плющ (Κισσός). А в Мегаре почитался Дионис «Густолиственный».

«Они (жители Ахарны) называют Афину «Конной» и Диониса «Поющим»; того же бога они называют «Плющом» (Κισσός), говоря, что тут впервые появился плющ как растение».
(Павсаний. Описание Эллады. Аттика, XXXI:3)

«Полиэд построил храм Дионису и воздвиг деревянное изображение, которое в мое время все было закрыто [одеждой], кроме лица; оно одно только и было видно. Рядом с ним стоит Сатир, творение Праксителя, из паросского мрамора. Это изображение Диониса они называют «Отеческим» (Πατρός); другого же Диониса, которого они называют «Густолиственным» (Дасилием, Δασυλλίος), по их рассказам, посвятил Эвхенор, сын Койрана, внук Полиэда.»
(Павсаний. Описание Эллады. Аттика, XLIII:5)

У египтян плющ — растение Осириса. Плутарх в трактате «Об Исиде и Осирисе» пишет: «эллины посвящают Дионису плющ, а у египтян, по слухам, он называется хеносирис (χενόσιρις), и это имя, как говорят,Clip (300x456, 44Kb) означает "побег Осириса"». В семитской мифологии плющ посвящен фригийскому Аттису и означает бессмертие.

Одним из объяснений наличия шишки в виде навершия на тирсе служит то, что к вину, которое пили во время вакханалий, примешивали забродившую сосновую смолу (κωνῖτις πίσσα) — считалось, что этот коктейль усиливает сексуальные ощущения. Впрочем, сосновая шишка (κῶνος) вообще считалась символом жизни и плодовитости, и являлась также атрибутом и эмблемой Сабазия, Астарты в Вавилоне и Артемиды в Памфилии, а также Митры. Сосна (πεύκη; иногда ель, ἐλάτη) считалась также деревом Зевса (в римской мифологии Юпитера), Кибелы и Аттиса Фригийского. Когда в Египте развился культ Сераписа, сосна стала и его эмблемой.

Этимология слова «тирс» (θύρσος, θύρσα) неясна. Диодор Сицилийский («Историческая библиотека»), повествуя об индийском походе Диониса, отмечает, что за ним следовала толпа менад, которые были вооружены копьями, имевшими вид тирсов. Вячеслав Иванов также отмечает фактическое тождество между копьем и тирсом:

«Охотничье копье, увитое плющом или хвоей, есть тирс. <…> это священное орудие, оружие и как-бы чудотворная хоругвь вакхов, этот жезл ветвь-копье-светоч, сообщающий тирсоносцу Дионисово вдохновение и силу неодолимую»… (Вячеслав Иванов «Дионис и прадионисийство»)

В этом плане, слову тирс имеется прекрасное созвучие:

θήρατρον τό орудие охоты Xen., Plut.;
θήρα, ион. θήρη ἡ охота, звероловство;
θήρης охотник; ex.: θῆρες ξιφήρεις Eur. — вооруженные мечами (Ὀρέστης καὴ Πυλάδης).
___________________________
η (τὸ ἦτα) «эта», 7-я буква др.-греч. алфавита, с середины II в. н.э. стала произноситься как [ί], соответственно новое название буквы — «ита».

Можно также рассмотреть некоторое созвучие со словом θύρα («дверь», т.е. граница между внутренним и внешним).

θύρα ион. θύρη ἡ (дор. acc. pl. θύρᾰς, эол. acc. pl. θύραις) — дверь, вход;
θῠρωρός эп. θῠραωρός (θῠρα-ωρός) ὁ и ἡ — привратник, страж [дословно, охраняющий врата].

Дионис не был, как Гермес, проводником (ἡγεμόνιος) душ в Аид, но эта функция жезла (помогающего пересекать границы миров) могла быть и утрачена в процессе самостоятельного развития тирса.

Здесь уместно вспомнить эпитет Диониса «Меланайгис» (Μελάναιγις, «носящий черную эгиду [козью шкуру]») — эпитет темного Диониса, связанного с духами мертвых. Согласно мифу, рожденному в Элевтерах (Ἐλευθεραί, горная деревушка на границе Аттики и Беотии), культ Диониса Меланайгиса был основан дочерьми Элевтера.

«Дочери Элевтера, увидев призрак Диониса в черной козьей шкуре (φάσμα τοῦ Διονύσου ἔχον μελάνην αἰγίδα), отнеслись к нему с презрением; тогда разгневанный бог наслал на них безумие. После этого Элевтер получил оракул, согласно которому для исцеления от безумия нужно было почитать Диониса Меланайгиса (Μελαναιγίδος Διόνυσος)». (Suidae Lexicon. S.v.)

Еще больше конкретики несет в себе эпитет Хтоний (χθόνιος, подземный), который носил не только Гермес, но и Дионис. Причем, «Хтоний» — эпитет весьма древний, видимо, доставшийся Дионису по наследству от более ранних («прадионисийских») культов, в силу его отождествления с Аидом, Зевсом Хтонием и рядом других менее значимых локальных богов. В.И. Иванов, опираясь на орфическую традицию, недвусмысленно повествует о Дионисе Загрее, как о «владыке отшедших»:

«Орфический синтез жизни и смерти как другой жизни, связанной с первой возвратом душ на лицо земли (палингенесией), укрепляя соответствующее представление о Дионисе, как о вожде по пути вниз и по пути вверх, естественно пользуется Загреем как готовым в народном сознании оргиастическим аспектом Диониса подземного, но дает ему своеобразное оптимистическое и эвфемистическое истолкование: «Неправо люди, в неведении о дарах смерти, мнят, что лют Загрей: это — владыка отшедших, Дионис отрадный. Под страшным ликом того, кто увлекает души в подземный мрак, таится лик благостный; тот, кого боятся, как смертоносного губителя, сам — страдающий бог».»
(Вячеслав Иванов «Дионис и прадионисийство»)

Не исключено также, что слово тирс (θύρσος) этимологически связано с торжественной процессией в честь Диониса — θίασος («тиас»).

θίασος — торжественное шествие в честь божества, преимущ. Вакха;
θιασάρχης (θιᾰσ-άρχης) — тиасарх, предводитель вакхической толпы Luc.

Возвращаясь к хтонической этимологии тирса, можно вспомнить другое его название — нартек (νάρθηξ).

νάρθηξ
1) бот. нартек, ферула (Ferula communis L., растение из семейства зонтичных, сердцевина которого медленно тлеет, т.е. долго хранит огонь; отсюда миф о том, что похищенную у Зевса искру Прометей принес людям в стебле нартека) Hes., Aesch., etc.
2) культ. нартековый жезл (вакхантов); ex.: νάρθηκες ἱεροί Eur.; ναρθεκοφόροι «нартеконосцы»;
3) нартековый прут, палка, дубинка Xen.

«Спутники Диониса на таких шествиях несли его атрибут — тирс из стебля ферулы (скипетр, украшенный плющом и виноградными листьями, увенчанный шишкой пинии) как символ мужского созидающего начала, вдохновения и ораторского искусства».
(Л.Г. Бязров)
«Другие же думают, что поговорка велит забывать, что говорят и как ведут себя твои сотоварищи за винной чашей: потому-то отеческие заветы и посвящают Дионису забвение и ферулу».
(Застольные беседы. Плутарх)

Так вот, в связи с выше предложенным предположением об изначальной хтонической этимологии тирса, можно рассмотреть ту же этимологию и для нартека:

νέρτεροςподземный, ex.: οἱ νέρτεροι θεοί Soph. боги подземного царства;
νερτεροδρόμος (νερτερο-δρόμος) ὁ гонец из подземного царства Luc.
νάρκηоцепенение, онемение или паралич Plat., Arst., Plut.

«наркисс (νάρκισσος, нарцисс) притупляет нервы и вызывает тяжелое оцепенение (νάρκη); поэтому Софокл назвал его «древним увенчанием великих богов», то есть богов подземных (νέρτεροι)».
(Застольные беседы. Плутарх)

Кроме того слово νάρκα (νάρκη, оцепенение) заставляет вернуться к цитате из Плутарха о том, что «Дионису посвящают забвение и ферулу». Если это сопоставить с тем, что Гермес своим жезлом «смыкает глаза людей и погружает их в сон», то и здесь между жезлами Гермеса и Диониса возникает любопытное пересечение.

…«ошибочно называли древние Диониса сыном Забвения (Λήθη) — скорее он отец забвения (Λύσιος)».² (Плутарх «Застольные беседы»)
___________________________
[2] Обыгрывается созвучие двух слов.
Λήθη (Лета, богиня забвения) и Мнея (Μνεία, память) играли роль в Дионисийских мистериях в Эфесе. (Ancient Greek Inscriptions in the British Museum. Oxford, 1874-1916. V. III, 600)
λήθη, дор. λάθᾱ (λᾱ) ἡ забывание, забвение; ex.: λήθην τινὸς ποιεῖσθαι Her. — давать забвение;
Λύσιοςотгоняющий заботы, дающий забвение, эпитет Диониса. Plut.;
λύσις — освобождение, избавление.

И все же рассмотрим «классический» кадуцей, увитый двумя змеями. В том или ином виде кадуцей Кадуцей (400x479, 63Kb)присутствовал у митраистов и орфеистов,Кадуцей (206x352, 15Kb) и герметиков, позднее, алхимиков. Но где корни этого символа?

Кадуцей можно встретить в виде двух змей, обвившихся вокруг жезла, на египетских монументах. Считается, что этот символ греческие поэты и мифотворцы заимствовали у египтян, а у греков кадуцей, в свою очередь, якобы переняли римляне.

Любопытно, что греки уже в первых веках нашей эры (а позднее и римляне), в качестве символа и атрибута Гермеса, наряду сkd_l (140x258, 18Kb) керикионом, часто изображали петуха. Впрочем, петух, как известно, великий предвестник утра и Солнца, т.е. тот же глашатай (κήρυκες).

В оккультизме петух считается символом ключа, отворяющего предел между тьмой и светом, добром и злом, жизнью и смертью. Вот как писал об этом один из отцов церкви Амвросий Медиоланский (III в.): «Как приятна ночью песнь петуха. И не только приятна, но и полезна. Всем вселяет надежду в сердце этот крик; больные чувствуют облегчение, уменьшается боль в ранах: с приходом света спадает жар лихорадки».

В XIII веке изображения посоха со змеей и поющего петуха украшали титульные листы медицинских сочинений. С 1696 года золотой петух появился на гербе французских врачей.

Использование кадуцея, в эпоху Возрождения, в качестве общемедицинской эмблемы списывают на смешение символики жезла Гермеса и посоха Асклепия. Но скорее всего, корни такого использования кадуцея надо искать в истории развития алхимии.

На ранней стадии алхимии Гермес был ее покровителем. Алхимики на сосудах с препаратами обычно ставили печать с изображением Гермеса, отсюда термин «герметичность». Под влиянием греческих ученых, и главным образом Аристотеля, алхимия на Востоке развилась в систему примерно к III веку, затем она, значительно обогащенная, распространилась из арабского мира через Испанию по всей Европе. Согласно мнению врача и ботаника Альберта Великого (XIII в.), телесное исцеление с помощью медицинских средств являлось «очищением». Он сравнивал этот процесс с очисткой простых металлов, которые алхимики пытались превратить в драгоценные.kd_m (565x567, 47Kb)

В XVI-XVIII века химия, фармация и медицина были очень тесно связаны, поэтому атрибут Гермеса кадуцей мог стать медико-фармацевтической эмблемой. В античном же мире посох Асклепия и жезл Гермеса несли в себе совершенно разный смысл, и только в XVI веке стали общемедицинскими символами.

Канадский историк медицины Ф.Гаррисон указывает, что впервые использовал kd_n (181x351, 20Kb)кадуцей как медицинский символ Иоганн Фробен, один из крупнейших издателей книг по медицине в XVI веке, в Германии. В качестве своего издательского знака он в 1516г. взял руку, державшую жезл, увенчанный голубем и обвитый двумя змеями.

Одним из первых использовал жезл Гермеса в качестве медицинской эмблемы личный врач короля Англии Генриха VIII сэр Уильям Баттс в 1520г. В 1556г. в Англии, использовать кадуцей, в качестве медицинской эмблемы, предложил президент Королевской коллегии врачей Лондона Д.Кайз, который ввел серебряный жезл президента, увенчанный этой эмблемой.

В XVII-XVIII веках многие врачи брали в качестве медицинской эмблемы кадуцей в той или иной модификации. С 60-х годов XIX века жезл Гермеса стал официальной эмблемой службы общественного здравоохранения США. Используется он как символ медицины и в некоторых других странах. Например, в 1970г. исполнилось 100 лет со дня основания медицинской школы Цейлона, гербом которой с самого начала является жезл Гермеса.

Впрочем жезл, как медицинский символ, — это достаточно позднее поветрие. С ранних времен жезл (или посох) являлся в первую очередь эмблемой власти и одним из знаков царского достоинства. Кадуцей (370x229, 30Kb)Он венчается несколькими характерными способами: скипетр римского консула — орлом; английских королей — шаром и крестом, или голубем; французских королей — геральдической лилией (fleur-de-lys).

Типологически предшественниками скипетра были пастуший посох и ритуальные дубины (булавы), символы плодородия, созидательных сил и власти. Античные греки, римляне и германцы в своих обрядах и на церемониях пользовались короткими жезлами-скипетрами, властители же династии Каролингов ввели в обиход длинные скипетры. Пастушеский посох (изогнутый на верхнем конце крюком) — атрибут множества богов (например, всех Добрых Пастырей) и святых, постепенно трансформировался в пастырский (например, епископский) посох. В Египте жезл Хекет (ḥḳt, «крюк») и кнут (nḫḫw) — «посох волопаса» и «бич пастуха» — олицетворяли верховную власть и владычество.

Также в Египте был весьма распространен удлиненный скипетр Уас (wȝs), раздвоенный внизу и с навершием в виде головы священного животного Сета. Уас являлся символом не только могущества, но заключал в себе целебные силы. В руках богов он становится скипетром благополучия и символом здоровья и счастья. До Среднего царства, умершему давали с собой в могилу деревянный скипетр Уас, чтобы тот мог применять его для пользования божественными благами. Позднее этим символом украшали фризы на стенах гробниц. Популярным мотивом во все времена было изображение двух скипетров Уас, которые окаймляли по краям поле картины или надписи и своими головами поддерживали идеограмму «небо».

Другой тип удлиненного скипетра — Уадж (wȝḏ) — имел вид жезла в виде стебля папируса и символизировал вечную молодость. Жезлы богов выставлялись на всех торжествах и их несли воkd_q (316x332, 38Kb) время процессий. Во время военных походов царей, взятый с собой жезл Амона должен обеспечить его владельцу защиту бога. Скипетр Уас означал неумолимый (и неукротимый) божественный гнев, уничтожающий врагов Египта, символ могущества фараонов. Один из эпитетов Гора — это «господин жезла, прокладывающий себе путь». Из Нового царства известны многие изображения, на которых жрецы и фараоны держат в своих руках жезлы богов. Таким образом, скипетры-жезлы являются не только атрибутами, но и свидетельствами их божественной власти.

В Древнем Египте, Фараоны считали источником своей царской власти и непобедимости в войнах покровительство богинь-защитниц Нижнего и Верхнего Египта — Уаджит (Уто) и кд (373x147, 30Kb)Нехбет (Нехебт), соответственно. Уаджит изображалась в виде кобры (иногда, обвивающей папирусный стебель), хотя более распространенный символ Уаджит — это налобный урей. Нехбет, в египетской мифологии — богиня хранительница царского рода; образ Нехбет — коршун — восходит кkd_s (326x400, 38Kb) древнейшему символу неба — распростертые крылья. Иногда коршуна заменяют второй змеей. Два змея (урея), обвивающие солнечный диск, в таком случае изображают Нехбет и Уто, как символ объединения Верхнего (tȝ-šmˁw, «Земля лилии») и Нижнего Египта (tȝ-mḥw, «Земля папируса») в единое государство.

«При V династии солнце изображается не только с двумя крыльями, но и с двумя уреями, как бы соскальзывающими с диска. (…) при XII династии солнечные уреи получают венцы Обеих Земель [Верхнего и Нижнего Египта]. (…) Неудивительно поэтому, что при Тхутмосе I знак солнца с двумя уреями используется как идеограмма для написания титула фараонов: nj-swt-bjt «царь Верхнего и Нижнего Египта». Крылья, правда, в этом случае не изображаются, но они и не нужны. Необходимая двойственность отражена уреями». («Два царя — два солнца» О.Д. Берлев)

В «Памятнике мемфисской теологии», когда описывается передача Хору власти над обеими землями Египта, повествуется следующее:

«Тогда обвились вокруг чела его две владычицы. Он — Хор, тот, кто является как царь Верхнего и Нижнего Египта, тот, кто объединил Обе земли в номе [Белая] Стена (т.е. в Мемфисе), месте, где Обе земли были объединены».

На левой картинке можно видеть богинь Уто и Нехбет, держащих жезлы уадж (wȝḏ, папирус), обвитые змеями в коронах Верхнего и Нижнего Египта. На правой картинке оба этих жезла находятся в руке бога Тота.
Уто & Нехбет (500x312, 57Kb)kd_u (525x426, 50Kb)
Таким образом, резонно предположить, что в более поздний (греко-римский) период оба жезла богинь, Kom el Shoqafa (320x180, 12Kb)увитые змеями, были совмещены в один, который обвивали две змеи, олицетворяющие Уто и Нехбет. Что, судя по всему, и было сделано. Тем более, что в характеристике обеих богинь не было никаких противоречий, поKom el Shoqafa (332x648, 36Kb) сути, они идентичны. И Уаджит, и Нехбет являются покровительницами власти фараона, обе несут в себе охранительную функцию, обе являются дочерьми бога Ра и носят титул «Око Ра».

В начале XX века, близ Александрии были обнаружены катакомбы Ком Аль-Шукафа (Kom el Shoqafa), датируемые I-II веком н.э. В этом трехъярусном некрополе расположены гробницы египетской аристократии. Вся настенная резьба и украшение саркофагов оформлены в смешанном стиле, который включает в себя элементы египетской и греко-римской традиций. Погребальный зал расположен на втором уровне Ком эль Шукафы. Вход в зал традиционно украшают змеи в двойной египетской короне, держащие одновременно и кадуцей, и жезл тирс. Что-то мне подсказывает, что это все те же богини охранительницы Уаджит и Нехбет, но уже с жезлами, kd_x (203x364, 18Kb)соответствующими традиции нового времени. Над головами змей размещен дополнительный охранный символ — эгида (щит с головой Горгоны).

В V-IV веках до н.э. в древнем Риме и Центральной Италии в качестве денег использовалсяClip (478x495, 74Kb) литой кусок бронзы определенного качества и веса, обозначенный штампом, который назывался Aes signatum («имеющий знак»). На одной из таких монет изображен интересный симбиоз кадуцея и тирса. Он имеет вид жезла с двумя змеями, как кадуцей, но при этом его украшают длинные развивающиеся ленты, связанные в узел в виде банта.

Еще один египетский символ, который можно рассмотреть как предтечу жезла Тирс, это Узел Изиды. Он широко использовался как амулет, и представляет из себя несколько видоизмененный Анкх, у которого вместо перекладины — петли банта, опущенные вниз. Узел Изиды, означает бессмертие, чтоkd_z (356x483, 36Kb) прекрасно коррелирует со значением Анкха, символа вечной жизни. Верхняя петля Узла Изиды (которая, по одной из версий, является символом солнца) могла впоследствии трансформироваться в навершие Тирса, украшенное лентами, связанными в виде банта.

Однако существует и еще один интересный символ в виде банта-узла. Примером чему может служить алебастровая ваза из гробницы Тутанхамона, выставленная в Каирском музее. Петли узла, на этом экспонате, сплетены из символов Верхнего и Нижнего Египта — лотоса и папируса. Сверху на петлях находятся уреи в коронах Верхнего и Нижнего Египта — богини Нехбет и Уто. По краям — две фигуры Хапи, крепко стягивающие узел.

Лигатура в виде связки стеблей лотоса и папируса «Сема-Тауи» (егип. smȝ-tȝwy) означает «объединение двух земель» (Верхнего и Нижнего Египта), часто служит украшением трона Осириса, изображалась на боковых стенках трона египетских фараонов. Таким образом, символ Сема-Тауи также вполне мог повлиять на эволюцию Тирса.


ЧАША УВИТАЯ ЗМЕЕЙ

И напоследок, в развитие темы Уаджит и Нехбет можно вспомнить еще один интересный символ, не только доживший до наших дней, но и применяемый сегодня как символ здравоохранения. Это змея, обвивающая чашу.

kd_za (149x45, 2Kb)Иероглиф nb («neb») используется в значении «господин», либо в женской форме nbt — «госпожа».

kd_zb (149x45, 2Kb)Похожий иероглиф, обозначающий каменный плоский сосуд (šs, «shes» или ḥb, «heb»), иногда взаимозаменяемо использовался с иероглифом корзины. Иероглиф алебастровой чаши (ḥb) отличается от иероглифа корзины (nbt) наличием ромба посредине.kd_zd (526x417, 57Kb)

Значение nbt («госпожа») фигурирует в изображениях коршуна (богиня Нехбет) и урея (Уаджит), символизирующих Верхний и Нижний Египет. При этом богини располагаются стоящими над иероглифом nb. С другой стороны, нужно заметить, что слово nbt («nebet») — «госпожа», в египетском языке, имело омоним (nbt) в значении «корзина». Поэтому, нередко можно встретить изображение Нехбет и Уто, стоящими на хорошо рельефно прорисованной корзине, что позволяло опускать женское окончание (-t), потому как в слове «корзина» (nbt) женское окончание уже подразумевается. Со временем, видимо, эта форма изображения богинь на рельефах вошла в обиход, и корзины перестали прорисовываться, т.е. стали более походить на чашу. Очевидно, такой популярный символ как изображение кобры над иероглифом nbt, в значении «госпожа Уаджит», в греческий период не мог не найти своего развития и переиначивания на свой лад вездесущими греками. Преображение Уто, богини охранительницы Нижнего Египта, происходило поэтапно и было растянуто во времени. Древнегреческиеkd_zf (443x591, 133Kb) усилия в этом начинании были продолжены в Средние века и закреплены в Новейшей истории. Окончательным kd_ze (137x137, 3Kb)же результатом сей метаморфозы является медицинский символ «змея, обвивающая чашу». Попробуем восстановить процесс этого перевоплощения.

Греки отождествляли Уаджит с Афродитой. Атрибутом Афродиты являлась золотая чаша, наполненная вином, испив из которой, человек получает вечную молодость. Интересное развитие сюжета. Интереса здесь добавляет и то, что имя Афродиты является производным от Уаджит. Этимология имени подробно изложена в статье Афродита.

Однако следует заметить, что медицинскую эмблему связывают не с Афродитой, а с совершенно другой богиней — дочерью Асклепия — Гигиеей. Но нас это не должно смущать.

«Важнейшей фигурой среди божественных детей Асклепия является егоkd_zg (296x540, 31Kb) старшая дочь Гигиея — богиня здоровья. Место зарождения культа Гигиеи считают Титанис (около Сикиона), затем Пелопоннес, где она всегда была богиней-попечительницей здоровья людей. В Афинах она олицетворяла чистый воздух и целебные источники. Культ богини Гигиеи пришел из Греции в Рим вместе с культом бога Асклепия (Эскулапа).

Основные атрибуты Гигиеи — чаша и змея — первоначально изображались отдельно, затем они были соединены; так появилась одна из наиболее широко распространенных общемедицинских эмблем. К сожалению, значение символа чаши, в отличие от других атрибутов богов исцеления, пока еще изучено недостаточно.»

Греческое написание имени Гигиея — Ὑγιεία (первая буква в имени — ипсилон — читается с придыханием — «Хигиея»). Однако, нужно заметить, что буква ипсилон (Υυ) имеет не однозначное прочтение, в зависимости от обстоятельств, читается и как [i], и как [u].³ При обычном переходе согласной γ («г») в «дж», имя Ὑγιεία с легкостью превращается в Уджиею, что мало чем отличается от Уаджит. Это лишний раз показывает заимствование греками египетской богини, только у греков Уаджит разбивается на две ипостаси: богиня любви Афродита и богиня здоровья Гигиея. И, заметим, более древний символ Уаджит — змея (связанная с Гигиеей) — возобладал.
___________________________
[3] Буква ипсилон () в древнегреческом языке классической эпохи (V-IV вв. до н.э.) обозначала как долгий, так и краткий гласный звук — огубленное [ί]. Подобный звук есть в современном немецком языке и обозначается латинской буквой u с умлаутом — ü. В русском языке огубленного [ί] нет, и в практике преподавания древнегреческого языка в русскоязычной аудитории букву ипсилон читают примерно так, как читают по-русски букву ю кириллицы.
λύρα [лю́ра] — лира;
В аттическом диалекте древнегреческого языка буква ипсилон в начале слова всегда сопровождается густым придыханием.kd_zh (328x325, 24Kb)
ὕμνος [хю́мнос] — гимн, песня.


Справедливости ради, нужно отметить, что Нехбет в наши дни тоже не забыта. И иногда встречаются варианты, когда Нехбет, в образе змеи обвивает чашу вместе с Уаджит, как, например, на знаке различия Военно-медицинской академии имени С.М. Кирова.

Нарукавный знак — тканевая нашивка в форме круга темно-синего цвета с кантом красного цвета. В центре знака — изображение малой эмблемы (серебряная чаша Гиппократа с серебряным вензелевым изображением имени Павла I, обвитая двумя серебряными змеями, и серебряный факел за ней) на фоне красного прямого равноконечного креста, обрамленногоkd_zi (536x700, 69Kb) лентами орденов Ленина и Красного Знамени. Под эмблемой — два перекрещенных меча серебристого цвета.
Этот знак продолжает традицию военно-медицинской символики царской России. В России эмблема, под названием «Гиппократова чаша», стала основным медицинским символом в XVIII в. На знаке изображался герб Российской империи — двуглавый орел в короне со скипетром и державой. Герб обвит дубовой и лавровой ветвями. Под ним внизу на месте переплетения ветвей расположены позолоченные чаша и, спускающиеся к ней по веткам, kd_zj (271x241, 22Kb)две змеи.

«Борьба съ чумою» — еще один интересный знак для должностных лиц за борьбу с чумой, темно-бронзовыйkd_zk (475x592, 19Kb) для санитаров и нижних чинов и посеребренный для врачей. Утвержден 21 июня 1897г. В народе прослыл «медицинским Георгием», ибо награждались им люди, реально рисковавшие жизнью.

Герб поселка Вольгинский Владимирской области. На нем лазоревая чаша увита двумя золотыми змеями. Поселение при этом достаточно молодое: оно было организовано в 1973 году неподалеку от Покровского завода биопрепаратов для производства средств защиты сельскохозяйственных животных от болезней.

Именно фармацевтический профиль Покровского завода и подчеркивается в гербе поселения. А синий цвет чаши указывает на ветеринарную направленность научных изысканий и производства препаратов.


_______________________________

Метки:  

НАОС

Дневник

Пятница, 07 Февраля 2014 г. 13:37 + в цитатник
Наос (греч. ναός) — центральная часть христианского храма, где во время богослужения находятся пришедшие в храм молящиеся.

ναός
I. атт. тж. νεώς, эп.-ион. νηός, эол. ναῦος ὁ <ναίω I>
1) жилище (богов), храм; ex. (θεῶν Pind.; δαιμόνων Plat.)
2) (= σηκός) святилище храма; ex. (τοῦ ἱροῦ νηός Her.)
3) ящик в виде храма для изображений богов; ex. (τὸ ἄγαλμα ἐν νηῷ μικρῷ Her.)
II. дор. gen. к ναῦς

ναῦς, эп.-ион. νηῦς, дор. ναῦς ἡ корабль, судно

ναοφύλαξ (νᾱο-φύλαξ)
I. -ᾰκος (ῠ) ὁ <ναός I> хранитель (страж) храма Eur.
II. -ᾰκος ὁ <ναῦς> кормчий корабля Soph.

Ναΐοη (Nάιος, Ναός) — эпитет Зевса в Додоне, видимо, в значении «Сущий» или «Храмовый», от ναίω — жить, обитать, населять, либо от того же ναός (ναῦος) — святилище. Впрочем, оба варианта и этимологически и семантически взаимоувязаны.

Пользовавшийся при написании своей «Аргонавтики» старинными источниками Аполлоний Родосский упоминает, что корабль Ясона обладал даром пророчества, потому как сама Афина Паллада поместила в корму «Арго» доску священного дуба из рощи Додонского оракула (древнейшего святилища Зевса).

"С радостным кличем спускайте ладью на светлые волны!
Ты же, что создана нами из сосен и крепкого дуба,
Арго, внимай моей песне! Ты ей уже раз покорилась, —
Помнишь, когда моим пеньем пленил я лесные трущобы,
Кручи обрывистых скал — и к пучине морской ты спустилась,
Горы родные покинув. Сойди же и нынче! Проложишь
Ты неизведанный путь; поспеши же на Фасис далекий.¹
Нашей покорна кифаре и силе божественной песни!"
И, загремев, отозвался в ответ мне дуб томарийский.²
Аргос³ в подводную часть основу из этого дуба
Крепко, по воле Паллады, включил; и корабль чернобокий
Вдруг приподнялся легко и к пучине морской устремился…

(Аполлоний Родосский. Аргонавтика II. 258)
_________________________
[1] Φᾶσις (-ιδος) ὁ Фасид, река в Колхиде, ныне Рион Hes., Pind., Aesch., Soph.
[2] Τόμαρος ὁ Томар (гора в Эпире, близ Додоны) Dem.
[3] Ἄργος ὁ Аргос, сын Фрикса, строитель корабля Арго.

Налицо увязка корабля (ναῦς) и святилища (ναός), вопрос только в том, эта увязка допущена автором в силу созвучия или в силу более глубокой традиции? Остановимся на этом моменте чуть подробнее.

Наос в архаической Элладе (как видно из изначальной цитаты) — это святилище в виде деревянного ларя, в котором хранили изображение божеств. Таким же образом греки именовали египетские святилища в форме деревянного ковчега с дверцами, который находился в святая святых храма. Собственно у египтян греки эту традицию и заимствовали. В Египте во время праздников наосы устанавливали на ладью и выносили из храма, совершая торжественные процессии. Наос — образ неба; и открывание его дверей сопровождалось словами: «Пусть будут открыты ворота неба». Наос с открытыми дверцами символизировал непосредственное незримое присутствие божества среди празднующих, на торжествах в его честь.

n_ab (490x359, 69Kb)a_hhr (600x389, 177Kb)
1. Жрецы, несущие священную ладью Амона; в центре ладьи установлен наос. Рельеф из «Красного святилища» Хатшепсут в Карнаке.
2. Жрецы, несущие церемониальную ладью заупокойного культа Рамсеса II. Рельеф из Рамессеума.


Джеймс Брэстед в «Истории Древнего Египта» повествует, что в египетских храмах бога Ра, построенных еще в эпоху Древнего Царства, по обеим сторонам святилища воздвигались на фундаменте изображения кораблей, соответствующих тем двум небесным ладьям, в которых бог солнца Ра совершал свое путешествие по небу днем и ночью.

«Твой правый глаз — вечерняя ладья Месктет (msktt), твой левый глаз — утренняя ладья Манджет (mˁnḏt)».


ХРАМ НОВОГО АКРОПОЛЯ

В каждом «национальном отделении» Нового Акрополя имеется храм. В московском отделении он располагается в подвальном этаже здания. Храм состоит из трех частей — «зала ладьи», «крипт» и центрального зала.

«Зал ладьи» располагается первым от входа и является своего рода притвором храма. В его центре на полу на зеркале установлен постамент, на котором стоит псевдоегипетская ладья с головами египетского бога Анубиса на носу и на корме; в открытом наосе (надстройке в центре ладьи) устанавливается лампада;⁴ за наосом стоит статуэтка «ка» (египетское изображение духовной сущности).
____________________________
[4] В Древнем Египте в священных ладьях такого рода наос был всегда закрытым и в нем устанавливалась статуя божества. Но в данному случае произошел конфликт божества с лампадой, в результате которого победила последняя. Также в Древнем Египте подобные ладьи не стояли в храме постоянно, а вносились туда в особые дни и устанавливались носом к «святилищу», а не боком, как это сделано в храме Нового Акрополя.


На четырех стенах зала находятся египетские рельефы, содержащие иероглифические «охранные заклинания». Потолок «зала ладьи» и всех остальных частей храма расписан «египетскими» пятиконечными звездами. Из зала две «потайные» двери ведут в «крипты» — маленькие комнаты, предназначенные для индивидуальных ритуалов. Четыре «крипты» окружают круглый центральный зал, из каждой «крипты» в него ведет дверь.

В «крипте учителей» расположена статуя греко-римского божества Сераписа, внушительных размеров бюст Хорхе Анхеля Ливраги и гипсовый слепок его руки. Также там стоят небольшие портреты Блаватской и Шри Рама (президента Теософского общества, который считается учителем Ливраги).

В «крипте BF» (Женской Бригады) в специальных нишах находятся статуи римской богини Весты (держащей в руках светильник с огнем BF) и греческой Афродиты. Между нишами стоит флаг BF, напротив него на стене висит меч, увитый цветами. Стены крипты синие, освещение — насыщенного синего цвета.

В «крипте CS» (Корпуса Безопасности) в нишах стоят статуи египетского бога Осириса и греческого божества Ареса (или римского Марса). У статуи Ареса располагается светильник с огнем CS. Кроме того, в крипте стоят небольшие статуэтки египетского бога Анубиса и змея в форме буквы S (урей). На стене — ритуальный меч, используемый во время церемоний. Стены крипты красные, освещение — ярко-красное.

В «крипте BM» (Мужской Бригады) в нишах стоят статуи греческого бога Гефеста и египетского бога Птаха. Рядом стоит статуэтка скарабея и фанерный куб с землей. На стене висит большой двуручный меч. В углу крипты стоит «макет» алхимической печи — «атанора» (athanor). Стены крипты коричневые, освещение — желтое.

Центральный зал круглый, с небольшой прямоугольной нишей. В нише на стене помещен бронзовый орел (символ Нового Акрополя), там же стоят египетская статуя (которую называют «ученик») и флаги Нового Акрополя.

В центре зала расположен глубокий круглый колодец с водой. Сверху колодец закрыт невысоким контейнером с песком, привезенным из Египта и смешанным с песком из крипты Ливраги. На контейнере стоит алтарь в форме египетского столба «джед», на нем расположена бронзовая чаша для «жертвоприношений». На стенах изображены египетские божества и сцена «взвешивания души» из египетской «Книги Мертвых». Потолок крипты куполообразный. Строго по оси колодца через все этажи здания проходит труба, которая теоретически должна проводить на алтарь свет Сириуса в моменты совершения церемоний.


СВЯТИЛИЩЕ ХРАМА ХАТХОР В ДЕНДЕРЕ

Святилище, или как его называли египтяне Сет Урет (st wrt) — «Великое Место», это не просто центр всего комплекса и место для статуи божества. Это храм внутри храма, сакральный центр микрокосма, символ предвечного холма земли, появившегося в начале творения, обитель Божественного Духа, сошедшего для воссоединения со своим рукотворным изображением. Святая святых Дендеры посвящено двум основным аспектам единого принципа женского божества: восточная часть — Хатхор, а западная — Исиде.

Помимо культовых статуй, здесь же находилась и священная ладья божества, именовавшаяся Учесетa_hhd (420x273, 9Kb) нефру (wṯst nfrw) — «Поднимающая красоты», выполненная из кедрового дерева, золота и других драгоценных материалов. Нос и корма ладьи были украшены эгидами — скульптурными головами божества, обрамленными богатыми ожерельями усех (wsḫ). Эгиды магическим образом защищали культовую статую, покоящуюся в укрытом тончайшими тканями наосе, который находился в центре корабля. На носу ладьи в сопровождении Маат, под охраной стоящего сфинкса Туту — грозного божества, ослепляющего своим взором всех недоброжелателей, царь подносил к статуе сосуды со священным молоком.

«Я иду к тебе, Двойственная Госпожа Рехит (Rḫjt), Могучая не имеющая себе подобия, — обращается царь к Хатхор в текстах Дендеры, — приношу я тебе ладью Манеджет (mˁnḏt), что защитит тело твое, укроет тебя на Земле жизни день каждый. Ты, Та, что поднимается в небесах в начале года (звезда Сириус)»…

Царь подносит богиням на рельефах, украшающих стены, жертвенные дары — молоко, священные воду и вино, благовония, лотосы, систры. Поднося божеству статуэтку Маат, воплощающую в себе принцип локальной гармонии, царь тем самым восстанавливает космическую гармонию, ибо «сердце богини Маат возлюбило его, и она возносится к богам в вечности», воссоединяя локальный и вселенский миропорядок, провозглашая новое торжество вселенной над изначальным хаосом.

Храм становится воплощенным подобием «идеального мира», перенося посредством молитвы и богослужения благодать божества на всю землю. Однако исполнение ритуала возможно только при соблюдении максимальной точности, как в священнодействии, так и в расчетах при сооружении храма. Тексты святая святых, содержащие в себе важнейшие теологические аспекты культовых действий в храме, восхваляют царя-строителя не столько за богатство и грандиозность творения, сколько за следование канону сакральной архитектуры: только в этом случае в строительстве храма будут участвовать сами боги, и он станет не просто моделью космоса, но живым организмом, поддерживающим миропорядок.


НАВЬ

Навь (от греч. ναῦος — ладья) — вид погребального обряда, в славянской мифологии воплощение смерти, первоначально связанное с представлением о погребальной ладье, на которой плывут в царство мертвых.

Навье царство аналог царства Аида, в который душа попадает, переправившись через реку Стикс (Ахерон) в ладье Харона. Харон перевозит умерших, получая за это плату в один обол (по погребальному обряду находящийся у покойников под языком).

Греками традиция заимствована из Египта, где, некрополь находился на Западе, т.е. на левом берегу Нила. Чтобы попасть в некрополь (быть погребенным) нужно было переправиться через реку, естественно, тоже за определенную плату.

«Когда собираются погребать тело [усопшего], его родичи предварительно сообщают день похорон судьям и [другим] родственникам, а также друзьям умершего, и подчеркивают, что [такой-то] — называя имя усопшего — собрался перейти реку (διαβαίνειν μέλλει τήν λίμνην). Затем, когда приходят судьи числом сорок три и усаживаются на полукружную скамью, установленную на противоположном берегу реки, на воду спускается ладья, заранее приготовленная теми, кто заботится о такого рода вещах, на ней стоит перевозчик, которого египтяне на своем наречии называют «харон» (χάρωνα). Поэтому они говорят, что Орфей,⁵ в древности придя в Египет и увидев этот обычай, сложил мифы об устройстве подземного царства, в чем-то копируя [египетские истории], в чем-то придумывая свое». (Диодор Сицилийский)
_________________________
[5] Орфическая религия оформилась не ранее VI в до н.э., появилась она в Южной Италии или в Афинах. Мифическим основателем дионисийских мистерий считался жрец Аполлона Орфей.


_______________________________

Метки:  

ГЕРМА

Дневник

Пятница, 07 Февраля 2014 г. 01:08 + в цитатник

Герма (ἕρμα, ἑρμῆς) — четырехгранный столб (τετράγωνος ἐργασία), завершенный скульптурной головой, первоначально бога Гермеса (Ἑρμῆς), затем других богов и богинь, а с V века до н.э. и портретнымиГерма (329x800, 43Kb) изображениями государственных деятелей, философов и пр.

Свое название герма (ἑρμῆς, скульптурная колонна) получила от созвучия имени Гермеса (Ἑρμῆς) со словом «камень» (χερμάς). Изначально гермы (χερμάς) являлись обозначением границ земельных владений, как указатели на перекрестках дорог, так же гермами (χερμάς) назывались и могильные камни. Видимо, здесь кроются корни таких качеств Гермеса, как «охранитель собственности», «покровитель путешествующих» (ἐνόδιος), «проводник умерших в царство теней» (νεκροπομπός, ψυχοπομπός).

Устанавливались гермы (ἑρμῆς) на улицах, перекрестках, в центре рынков и площадей. Рядом устраивались небольшие алтари для принесения жертв. Нередко к гермам приделывался с лицевой стороны фаллос — символ плодородия. Согласно Геродоту, афиняне первыми из эллинов стали делать изображение Гермеса в виде четырехгранной колонны с эрегированным фаллосом и научились этому у пеласгов. В элейской Киллене (Аркадия) Гермеса и вовсе почитали в образе фаллоса. В 415г. до н.э. гермы были уничтожены. Во времена Рима они потеряли связь с фаллическим культом Гермеса и стали изготавливаться в виде четырехсторонней колонны, на которую водружался бюст божества.

Гермы часто размещали на рыночных площадях (ἀγορά), т.к. Гермес был покровителем торговли. Павсаний рассказывает о местной традиции в Фарах (Φαραί), связанной с Гермесом Агореем («Рыночным»).¹

«Окружность площади в Фарах очень большая, она устроена в старинном стиле. Посредине площади стоит мраморная статуя Гермеса с бородой; эта статуя в виде четырехугольной колонны, стоящей прямо на земле, небольшой величины. Есть на ней надпись, что ее посвятил мессенец Симил. Этот Гермес называется Рыночным; возле него устроено прорицалище. Перед статуей находится жертвенник, тоже из мрамора; к этому жертвеннику прикреплены свинцом медные светильники. Желающий получить предсказание от бога приходит к вечеру, делает на жертвеннике воскурение ладаном; затем, наполнив светильники маслом и зажегши их, кладет на жертвенник направо от статуи местную монету — она называется «халкос»² — и шепчет на ухо богу тот вопрос, с которым он сюда явился. После этого он уходит с площади, заткнувши уши. Уйдя за пределы площади, он отнимает руки от ушей, и то слово, которое он услышит, он считает ответом бога. Такого же рода гадание есть и у египтян в храме Аписа.» (Павсаний. Описание Эллады. Ахайя, XXII:2)
____________________________________
[1] ἀγοραῖος
1) рыночный, базарный (ὄχλος Xen., Plut.; δῆμος Arst.);
2) покровительствующий торговле (Ἑρμῆς Arph.)

Ἑρμαγόρας (Ἑρμ-αγόρας), -ου ὁ Гермагор, «Гермес с рыночной площади» (т.е. статуя Гермеса) Luc.

[2] χαλκός ὁ халк, аттическая мелкая медная монета = 1/4 обола = 1/48 драхмы Plut.


Важная особенность гермы — то, что ее столб является не «подставкой для бюста», а частью единого целого. В диалоге «Гиппарх», приписываемом Платону, есть упоминание о гермах с надписями, установленных Гиппархом, сыном Писистрата, на дорогах Аттики [Plat. Hipparch. 228d]. Вероятно, это событие относится к 522-514 годам до н.э., уже после постройки Алтаря Двенадцати (олимпийских) богов. По данным археологических исследований, каменные гермы существовали в Афинах в начале V в. до н.э.

Первые гермы, вероятнее всего, представляли собой культовые изображения Гермеса. Многосторонний характер бога Гермеса, которому первоначально посвящались гермы, лаконичность выразительных средств, традиционность изображений способствовали самому широкому распространению герм. Уже в IV в. до н.э. появились гермы и других богов — Вакха, Геракла, Пана, Афродиты; предполагают, что в виде герм изображали прежде всего тех богов, которые сближались с Гермесом в какой-либо исконно подвластной ему сфере.

Одна из герм Гермеса, работы скульптора Алкамена (Ἀλκαμένης), стала известна благодаря огромному количеству копий, несколько десятков которых сохранились и представлены в разных музеях мира. Утраченный оригинал датируется 450-440 годами до н.э. В связи с этим неоднократно обсуждалась проблема архаистического стиля в античном искусстве.

Джером Поллит (Jerome J. Pollitt) по смыслу различает три вида архаизации. Символическая архаизация (emblematic archaism) стремится сделать предмет узнаваемым, придать ему традиционный вид. О репрезентативной архаизации (representational archaism) можно говорить в том случае, когда произведение должно было выглядеть определенным образом в соответствии с правилами, независимо от эстетических предпочтений мастера. Наконец, полная архаизация (comprehensive archaism) направлена на достижение эстетического эффекта,h_hq (700x697, 229Kb) гармоничное объединение архаических черт с элементами более позднего «господствующего» стиля. В случае с гермами Алкамена, все три понятия сложно разделить. Черты архаического стиля (фронтальность и статичность фигуры, орнаментальная декоративность) позволяли добиться визуального единства произведения, украсить его и одновременно напомнить зрителю о благочестивых обычаях предков.

Скульпторы поздней классики и эллинизма иногда использовали совершенно иные средства: не сглаживали, но, напротив, обостряли контраст между столбом гермы и ее антропоморфной частью; так, среди герм появились поясные и поколенные изображения, детализированные, натуралистично выполненные.

Следует заметить, что отнесение к гермам скульптурных полуфигур (προτομή) основывается на предположении, что главный отличительный признак гермы — четырехугольная форма ее нижней части. Вероятнее всего, так и есть. Вреде (Henning Wrede) приводит целый ряд синонимов, среди которых не раз подчеркивается именно эта особенность. Однако древние авторы в своих трудах иногда считают нужным акцентировать внимание на других деталях. Например, у Павсания встречаем:

…«афиняне (…) первые стали сооружать столбы с изображениями богов без конечностей, гермы»…
(Павсаний I, 24. 3)

У герм-полуфигур руки хорошо проработаны, включая кисти. Видимо, из-за внешних отличий Павсаний предпочитает описывать этот вид скульптуры иначе. О статуях Артемиды и Геракла в гимнасии близ храма Артемиды Фереи он сообщает:h_mr (250x700, 53Kb)

«Тут находится и статуя Артемиды, сделанная из белого мрамора; она отделана только от бедер, так же как и у Геракла, нижняя часть которого похожа на четырехугольные столбы герм».
(Павсаний II, 10. 6)

Павсаний не называет гермой и статую Гермеса в Фигалии:

«В находящемся здесь гимнасии есть статуя Гермеса; он представлен как будто с накинутым на плечи гиматием, но он не доходит ему до ног, так как статуя оканчивается четырехугольной колонной». (Павсаний VIII, 39. 6)

Точно неизвестно, когда возникли гермы-протомы. Одно из самых ранних изображений гермы-полуфигуры на монете Кротона относится к последней четверти V - началу IV в. до н.э. На монете хорошо различима статуя бородатого бога, ниже бедер переходящая в столб; в правой руке он держит фиалу, в левой — кадуцей. Наличие кадуцея позволяет идентифицировать его как Гермеса.

С наступлением римского владычества гермы не утратили своей популярности. У римлян уже имелась собственная своеобразная форма скульптуры — бюсты предков; неудивительно, что гермы легко стали частью и римской традиции. Гермы этого времени отличаются большим разнообразием художественных приемов и их сочетаний.

Появились новые разновидности: например, нехарактерные для Греции, но пользовавшиеся спросом среди римлян неоаттические гермы богини Афины; заказчиком такой скульптуры был, в частности, Цицерон [Cic. Att., I, 10, 3]. Известны и трехсторонние гермы, где женское лицо интерпретируется как лицо Деметры или Коры;³ они датированы I в. до н.э. - I в. н.э.

В Риме, где гермы использовали в качестве пограничных знаков, их наиболее часто украшали изображениями бога границ Термина, Фавна и Сильвана. Изображения герм могли быть и сдвоенными. В таких случаях гермы получали специальные названия — Гермафина (Гермес и Афина), Гермеракл (Гермес и Геракл), Гермарес (Гермес и Арес) и др.⁴ Особая история была у герм с бюстом Афродиты. На Кипре существовал культp_hm (394x352, 51Kb) Афродитоса, которого изображали в виде гермы с женской протомой, но с фаллосом, традиционно присущим всем гермам. Видимо это и послужило поводом дать герме Афродиты мужское имя Ἀφρόδιτος. В IV веке до н.э. культ Афродитоса прижился в Афинах, где трансформировался в образ двуполого персонажа, сына Гермеса и Афродиты — Гермафродита.⁵
____________________________________
[3] Не исключено, что «трехсторонние гермы» были посвящены Гекате — т.н. гермекаты (фетиш в виде гермы с протомой Гекаты).
Ἑρμεκάτη (Ἑρμ-εκάτη) ὁ Гермеката, герма с навершием в виде бюста или протомы Гекаты.

[4] Ἑρμάνουβις (Ἑρμ-άνουβις), -ιδος ὁ Германубис (соединенные изображения Гермеса и Анубиса) Plut.
Ἑρμηρακλῆς (Ἑρμ-ηρακλῆς), -έους ὁ Герм(г)еракл (соединенные изображения Гермеса и Геракла) Cic.
Ἑρμαθήνη (Ἑρμ-αθήνη) ἡ Гермафина (бюст Афины в виде гермы или соединенные бюсты Афины и Гермеса) Cic.
Ἑρμοπάν (Ἑρμο-πάν) ὁ Гермопан, герма, заканчивающаяся бюстом Пана, либо сдвоенное изображение Пана и Гермеса на герме.

[5] Ἑρμαφρόδιτος (Ἑρμ-αφρόδιτος) ὁ Гермафродит (сын Гермеса и Афродиты, обоеполое существо) Diod., Luc., Anth.


Следует заметить, что некоторые гермы римского времени, предназначенные для украшения гимнасиев и вилл, фактически превратились в разновидность декоративной скульптуры. В первую очередь это относится к гермам — копиям статуй и портретным гермам, которые изображали греческих философов, поэтов и политических деятелей. Считается, что выбор скульптурной формы для портрета не случаен: гермы традиционно устанавливались в древнегреческих гимнасиях и связаны с почитанием Гермеса как бога слова, мышления, речи. Однако существовали и такие произведения, как найденная на вилле Папирусов герма Дорифора работы скульптора Аполлония (середина I в. н.э., Неаполь, Национальный археологический музей). Изменение функции герм сказалось на значении самого термина: если греческое слово ἕρμα обозначает культовое изображение Гермеса, то латинское hermae относится прежде всего к разновидности скульптуры и может обозначать изваяния других богов и людей.


_______________________________
h_mh (700x340, 111Kb)
Октавиан Август (27 до н.э. - 14 н.э.). Римская республика.
Денарий (AR 20mm, 3.83g), ок. 28/7 до н.э. Монетный двор: Брундизий (Brundisium).
Av: голова Августа;
Rv: герма Юпитера Термина (Iupiter Terminus) в радиальной короне, ниже — крылатый перун (πυρών); IMP CAESAR

Terminus, -i m Термин, покровитель границ.

_______________________________
h_mp (700x326, 93Kb)
Франция, Лион. Серебряный жетон «Лионское фармацевтическое общество» (AR 31mm, 9.90g), 1806г.
Гравер Жан-Мари Шаван (Jean-Marie Chavanne, 1766-1826).
Av: голова Клавдия Галена (медик, философ, 129-216); CLAUDE GALIEN / [сигнатура: CHAVANNE F.]
Rv: герма Афины Гигиеи (Целительницы), кормящей из патеры змея Эрихтония, который обвивает оливковое дерево; на шлеме Афины сидит сова; SOCIETE DE PHARMACIE DE LYON / MDCCCVI

_______________________________
h_mn (700x332, 88Kb)
Людовик XVIII (1814-1824). Франция. Медаль «Франко-Американская конвенция о судоходстве и торговле» (Æ 51mm, 69.50g), 1822г. Граверы Бертран Андриё (Jean-Bertrand Andrieu) и Гайрар (Raymond Gayrard), под руководством Де Пюйморена (De Puymaurin).
Av: бюст Людовика XVIII; LUDOVICVS XVIII FRANC ET NAV REX / [сигнатура: ANDRIEU F. / DE PUYMAURIN DIREXIT]
Rv: персонификации Франции, в коринфском шлеме, с Рогом изобилия и со щитом, и Америки, в головном уборе коренных американцев; в центре герма Меркурия с датой MDCCCXXII (1822) / GALLIA ET AMERICA FOEDERATA / NOVIS COMMERCIORVM PACTIS IVNCTAE / [сигнатура: GAYRARD F.]

_______________________________
h_mi (700x348, 111Kb)
Людовик XV (1710-1774). Франция. Бронзовая медаль (Æ 42mm, 33.11g), 1724г. Медаль выпущена в честь завершения арбитража во Франции, между Россией, Турцией и Персией, о спорных территориях. Медальер Жан дю Вивье (Jean du Vivier).
Av: бюст Людовика XV в лавровом венке; LUDOVICUS XV. D. G. FRAN. ET NAV. REX / [сигнатура: DU VIVIER F.]
Rv: герма Термина (Terminus) — блюстителя неприкосновенности границ; к герме прислонены три щита с изображениями гербов Турции, России и Персии; FINIUV ARBITER / TURCAS INTER RUSSOS ET PERSAS / MDCCXXIV

_______________________________
h_mq (700x343, 94Kb)
Николай I (1825-1855). Российская Империя. Памятная бронзовая медаль в честь 100-летия основания Императорской академии наук в Санкт-Петербурге (Æ 65mm, 146.67g), 1826г. Гравер граф Федор Толстой.
Av: голова Николая I; Б. М. НИКОЛАЙ I ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОСС. / [сигнатура: Г. ѲЕОДОР ТОЛСТОЙ].
Rv: Минерва, восседающая на троне, держит венок над двойной гермой Петра I и Александра I, у ног — сова; ОСНОВАТЕЛЮ И ХРАНИТЕЛЯМЪ / ИМПЕР. С. ПЕТЕР. АКАДЕМİЯ НАУКЪ / ДЕКАБРЯ XXIX ДНЯ / MDCCCXXVI Г. / [сигнатура: СОЧ. И РѢЗ. Г. ѲЕОД. ТОЛСТОЙ].

_______________________________
herma (698x348, 91Kb)
Австрийская империя, Вена. Эрнст Фрейхерр фон Фойхтерслебен (Ernst Maria Johann Karl Freiherr von Feuchtersleben, 1806-1849), врач, философ и поэт. Памятная бронзовая медаль (Æ 51mm, 62.20g), 1851г.
Av: голова Эрнста Фрейхерра; ERN. L. B. A. Feuchtersleben. FAC. MED. VIND. DEC. MDCCCXLV - XLVII / NAT. 1806 - OB. 1849
Rv: герма Артемиды многогрудой (πολύμαστος), которую обвивает змея богини Гигиеи, пьющая из патеры, справа — лира прислоненная к герме; MEDICO. PHILOSOPHO. POETAE / COLLEGIUM DOCTORUM / FAC. MED. VIND / MDCCCXLV

_______________________________
h_mm (700x346, 103Kb)
Франция, Третья Республика (1870-1940). Бронзовая медаль «Национальное общество садоводства» (Æ 67mm, 131.40g), 1898г. Гравер Альфред Боррель (Alfred Borrel).
Av: персонификация садоводства, стоит с двумя венками, опираясь на герму Пана; HORTORVM CVLTVRA / [сигнатура: A. BORREL].
Rv: венок из цветов, овощей и фруктов; SOCIÉTÉ NATIONALE D’HORTICULTURE DE FRANCE / Mr GERAND / PLANTES AQUATIQUES / MAI 1898

_______________________________
h_mk (700x346, 103Kb)
Франция. Медаль «Союз предприятий химической промышленности» (AR 37mm, 26.06g), 1949г.
Av: герма Лавуазье (LAVOISIER 1743-1794), над которой Виктория держит пальмовую ветвь; справа — весы.
Rv: UNION DES INDUSTRIES CHIMIQUES / S. LUIGIA BURDESE / 1949

Антуан Лоран Лавуазье (Antoine Laurent de Lavoisier; 1743-1794) — французский естествоиспытатель, основатель современной химии.

_______________________________
h_ml (700x341, 103Kb)
Фридрих фон Шиллер (1759-1805). Германия, Штутгарт. Бронзовая медаль (Æ 59mm), 1905г. Медальеры Майер (Wilhelm Mayer) и Вильгельм (Franz Wilhelm), Штутгартский монетный двор.
Av: герма Шиллера, справа — Ника водружает лавровый венок на голову поэта; слева — Амур с факелом и горном; ниже — пальмовая ветвь, на которой лежат раскрытая книга и пятиструнная лира; [сигнатура: M.&W. ST.].
Rv: пальмовая и лавровая ветви; цитата из поэмы Шиллера «Торжество победителей»; 1805-1905.

Фридрих фон Шиллер — немецкий поэт, философ, драматург, историк, врач. Один из ярчайших представителей немецкого романтизма и гуманизма. Ниже, четверостишье, цитируемое на медали, и его перевод выполненный В.А. Жуковским.

Von des lebens gütern allen.
Ist der ruhm das höchste doch,
Wenn der Leib in Staub zerfallen,
Lebt der große Name noch.

Жить в любви племен делами —
Благо первое земли;
Будем вечны именами
И сокрытые в пыли!

_______________________________
h_hr (700x699, 240Kb)
Франция, Париж. Односторонняя настольная латунная медаль (Br 70mm, 50.00g). Медальер Анри Дропси (Henry Dropsy).
Av: нимфа и козлоногий сатир, пляшущие перед гермой Пана; нимфа держит в руках венок из тростника; сатир играет на двух флейтах [сигнатура: HENRY DROPSY].

_______________________________


Метки:  

СИРЕНЫ И НЕ ТОЛЬКО

Дневник

Понедельник, 02 Апреля 2012 г. 13:24 + в цитатник

Сирены (Σειρῆνες) — сладкоголосые полуптицы-полудевы, унаследовавшие от отца речного бога Ахелоя дикую стихийность, а от матери-музы Мельпомены — божественный голос. По другой версии, отцом сирен был морской бог Форкий. В роли матери, в разных изложениях, выступают (помимо Мельпомены): музы Терпсихора или Каллиопа, а также Гея (Γαῖα, богиня земли) и Кето (Κητώ).

Изначально сирены были прекрасными девами. В послегомеровских сказаниях сирены изображаются как девы чудной красоты, с очаровательным голосом. Звуками своих песен они усыпляют путников, а затем раздирают их на части и пожирают.

Существовало несколько сказаний, объясняющих, почему они приобрели птичий облик. Согласно Еврипиду, они были спутницами Персефоны. После ее похищения Аидом, Деметра сделала сирен крылатыми, ибо они не помогли Персефоне; либо они были превращены в птиц как раз для того, чтобы найти Персефону.

Характеристика и «род деятельности» сирен кроется в их названии. Сирены (σειρήν), очаровывают своим пением мореплавателей, условно говоря, «завлекают их в свои сети», что хорошо перекликается с семантикой слова σειρή — «аркан, путы, узы». Кстати, помимо пения, сирены завораживали моряков своим взглядом.

σειρήν (-ῆνος) ἡ
1) Σειρῆνες — сирены (миф. девы, обитавшие у южных берегов Италии, завлекавшие своим пением мореплавателей и убивавшие их);
2) коварная очаровательница Eur.
3) очарование, обаяние, прелесть Plut.

Согласно описанию Гомера, сирен было две. Позднее называли трех сирен, имена которых были Пейсиноя (Πεισηνόη, от πησινόα — «овладевающая разумом», т.е. «обольщающая», «сводящая с ума»), Аглаопа (Ἀγλαῶπη, от ἀγλαώψ — «со сверкающим взором») и Фелксиопа (Θελξιώπη — «очаровывающая взглядом») или Фелксиноя (θελξινόη — «чарующая»). У разных авторов иногда встречаются и другие имена, которые по сути являются эпитетами, характеризующими сирен более конкретно, например, Аристотель называет одну из сирен Лигией (Λίγεια, «Сладкозвучная»), у Гигина одна из сирен зовётся Молпой (Μολπή, «пение»).

В описаниях сирен, как правило, одна из них играет на кифаре, другая поет, третья играет на флейте. Наиболее распространенная флейта имела у греков название сиринга (σύριγξ), впервые она встречается в «Илиаде» Гомера. Созвучие слов «сирена» и «сиринга», для греческих сказителей, конечно не могло остаться незамеченным. Сладкозвучное пение, подобное волшебным звукам свирели сиринги и их коварство, которое они употребляют с целью увлечь, «заарканить», «опутать» своими чарами — и составляет суть сирен, их «род деятельности».

Сирен сближали с гарпиями (Ἅρπυιαι) и керами (Κῆρες). Гарпии (от ἅρπη, сокол) — персонификации различных аспектов бури. В мифах они представлены злобными похитительницами (ἅρπαγος) детей и человеческих душ, внезапно налетающими и так же внезапно исчезающими, как ветер. Число их колеблется от двух до пяти; изображаются в виде диких полуженщин-полуптиц с крыльями и лапами грифа. Гарпий обычно помещали на Строфадских островах в Эгейском море.

В некоторых мифах говорится, что когда-то гарпии были прекрасными женщинами; в память о прошлом у них сохранились женские лица и грудь. Их причисляли к самым опасным чудовищам подземного царства. Считалось, что гарпии появляются в грозу и ураган, распространяя нестерпимую вонь, подобно хищным птицам стервятникам. Гарпии боялись лишь одного: звуков медных духовых инструментов. По Акусилаю, гарпии сторожат яблоки, по Эпимениду, тождественны Гесперидам (Ἑσπερίδες) — прекрасным нимфам, охраняющим золотые яблоки.

Керы — это души умерших, сделавшиеся кровожадными демонами, приносящие людям страдания и смерть. Древние греки представляли кер крылатыми женскими существами, которые подлетали к умирающему человеку и похищали его душу. Иногда Кера описывалась как единственная богиня беды, она была мрачной дочерью Нюкты (Ночи) и Эреба (Мрака).

Гесиод описывает кер как уродливых страшилищ, мрачных, скрежещущих зубами, обрызганных кровью, спорящих друг с другом за павших на поле битвы, кровь которых они высасывают. Позже керы были отождествлены с эриниями (Ἐρινύες, «гневные»), богинями мести, рождёнными Геей. В римской мифологии им соответствуют фурии.

«Как тень, метаться будешь,
А за тобою прыгать неустанно
И страшные и злые псицы: их
Божественна природа — это Керы.
В скитаниях когда придешь, Орест,
В Афины, там есть истукан Паллады,
Прижмись к нему, — Эринии тебя
Покинут вмиг; тебя эгидой стоит
Ей осенить — и очарует змей»…

(Еврипид «Электра»)

Согласно Гесиоду, эринии порождены Землей от крови Урана. Их рождение приписывают первому совершившемуся преступлению: когда Кронос оскопил своего отца Урана, капли его крови, падая, породили эриний.

Согласно орфикам, это девять дочерей Зевса Хтония (Аида) и Персефоны. По версии Псевдо-Гераклита их тридцать тысяч. У позднейших поэтов эриний три: Тисифона (Τισιφόνη, «мстительница за убийство»), Алекто (Ἀληκτώ или Ἀλληκτώ, «неугомонная») — никогда не отдыхающая, безжалостная, непримиримая и непрощающая, и Мегера (Μέγαιρα, «возмущенная»), олицетворение мщения и гнева, которую изображали в виде ужасной женщины со змеями вместо волос, с оскаленными зубами и бичом в руках.

Эсхил в «Орестее» изобразил всех эриний подобными горгонам, в виде отвратительных старух с извивающимися змеями вместо волос, собачьими головами, черными, как уголь, телами, крыльями, как у летучих мышей, и налитыми кровью глазами. В руках они держали усеянные бронзовыми гвоздями плети, и жертвы их умирали мучительной смертью. Горгоноподобной эриния (Тисифона) изображена и у Овидия в «Метаморфозах».

«Выход Эриния им заступила зловещей преградой:
Руки она развела, узлами гадюк обвитые,
Вскинула волосы, змей потревожила, те зашипели.
Часть их лежит на плечах, другие, спустившись по груди,
Свист издают, извергают свой яд, языками мелькают.»

(Овидий, Метаморфозы IV, 489-493)

Однако афиняне называли эриний «Почтенными». Согласно мифу, эринии преследовали Ореста за убийство матери, которое тот совершил по велению Аполлона. Аполлон смог лишь на время усыпить богинь-мстительниц, защищая Ореста. Конец же преследованию положила Афина-Паллада, проведя первый в истории мифической Греции суд, суд над Орестом, в результате которого герой был оправдан. Эринии пришли в ярость, поскольку суд отнял их исконное право карать муками нарушившего закон. Однако Афина усмирила гнев богинь, убедив эриний остаться (μένω) в Аттике, пообещав, что все афиняне будут воздавать почести древним богиням. С тех пор как эринии сменили гнев на милость, их стали называть эвменидами (Εὐμενίδες, «милостивые», «благосклонные»). Эвменид отождествляют с этрусскими маниями. Впрочем, храм Маниям, по свидетельству Павсания, был и в Аркадии. Да и само слово μανία, скорее всего имеет греческую этимологию.

«1. Если по направлению из Мегалополиса в Мессению пройти стадий 7, то налево от большой дороги будет храм богинь; этих богинь самих и всю местность вокруг этого храма называют Мании (μανία, «безумие»). Мне кажется, что это эпитет богинь Эвменид (Εὐμενίδες «благосклонные») и что здесь, говорят, Ореста охватило безумие в наказание за убийство матери.
2. Недалеко от этого храма есть небольшой земляной холм; на нем возвышается сделанный из камня палец, так что и самое название этому холму Могила Пальца. Здесь говорят, Орест в припадке безумия откусил на одной руке палец. Рядом с этой местностью есть другая, называемая Акэ (Ἄκης, ἄκεως, «исцеление»), так как здесь произошло исцеление Ореста от болезни, и в этом месте воздвигнут храм Эвменидам. Эти богини, когда они собирались свести с ума Ореста, говорят, явились ему черными; когда же он откусил себе палец, они вновь явились ему, но уже белыми, и при виде их он вновь обрел разум и, таким образом, первым он принес очистительную жертву, отвращая от себя их гнев, а белым богиням принес благодарственную жертву; у местных жителей установлен обычай приносить жертву им и Харитам (Χάριτες, богини радости и очарования) вместе.»
(Павсаний. Описание Эллады. Аркадия, XXXIV)

Причину, приведшую к метаморфозе «злобных» богинь мщения в «благосклонных» и «милостивых», имеет смысл искать, как обычно, в созвучиях.

μένος (-εος) τό
1) сила, мощь;
2) стремительность, неукротимость, ярость;
3) гнев, злоба, бешенство;
4) жизненная сила, жизнь;
5) кровь (как источник силы и гнева).

μαίνω (только aor. ἔμηνα)
1) свести с ума, навести безумие;
2) привести в ярость, довести до бешенства, взбесить;

μαινάς (-άδος)
I.
1) неистовствующая, исступленная; ex. (βάκχη Eur.; λύσσα Soph.)
2) сводящая с ума, наводящая безумие; ex. (ὄρνις, т.е. ἴυγξ Pind.)
II. менада, исступленная вакханка;

μανία, ион. μᾰνίη ἡ тж. pl.
1) сумасшествие, душевная болезнь, безумие Pind., Her., Trag. etc.
2) исступление, вдохновение, восторженность; ex. (ἀπὸ Μουσῶν Plat.)

Εὐμενίδες (-ων) αἱ Эвмениды, «Благосклонные» (sc. θεαί) = Ἐρινύες Trag. etc.
εὐμενές (εὐ-μενές) τὸ благоволение, благосклонность Plat., Dem.
εὐμενής (εὐ-μενής) благожелательный, благосклонный, милостивый;

μενοινή ἡ желание, стремление Anth.

μένω
1) стоять на месте, стойко держаться;
2) оказывать сопротивление, выдерживать;
3) ждать, ожидать;
4) оставаться, пребывать;
5) оставаться в покое, быть неподвижным;
6) перен. (тж. μ. ἐν ταὐτῷ Plat.) быть незыблемым, быть неизменным, оставаться в силе;
7) оставаться вдали, быть далеким;
8) оставаться бездеятельным, сидеть без дела, бездействовать.

Таким образом, в силу созвучия, злобные и неукротимые (μένος) мании-эринии превращаются в благожелательных (εὐ-μενής) эвменид, пожелавших остаться (μένω) в Аттике. Кстати, на «преображение» эриний (Ἐρινύες), также, возможно, повлияло созвучие со словом εἰρηναῖος (мирный).

εἰρηναῖος мирный; ex. εἰ. τινι εἶναι Her. — жить в мире с кем-л.; ταῦτά σφι εἰρηναῖα ἦν Her. это умиротворило их;
εἰρηνεύω
1) жить в мире
2) умиротворять
εἰρήνη, поэт. εἰρήνα, дор. εἰράνα ἡ мир, мирная жизнь; ex. εἰρήνην ἔχειν Xen., Plut. — вести мирную жизнь;
Εἰρήνη, дор. Εἰράνα ἡ Ирена или Ирина, богиня мирной жизни (Pind., Eur., Arph.), одна из трех Ор (Ὧραι — Εὐνομίη τε Δίκη τε καὴ Εἰρήνη. Hes.)

Такое непростое и многозначное представление об эриниях дало повод орфикам временами отождествлять их и с богинями Судьбы — Мойрами:

LXIX. ЭРИНИЯМ.
Вы, о богини всечтимые, звездные, в грома раскатах!
О Тисифона! О ты, Аллекто! О богиня Мегера!
Вы, потаенные, вы, о ночные, живете сокрыто,
Возле потока священного Стикса в глубокой пещере,
Вечно витаете вы над преступными мыслями смертных,
Дико ликуете, о непреклонные, при злодеяньях,
Страшные, мощные, в шкурах звериных, терзаете тяжко;
Жуткие девы подземного Ада, ваш облик изменчив,
О невидимки туманные, быстрые в беге, как мысли,
Вечные судьи, очами самой Справедливости-Дики
Смертных вы вечно блюдете во всех племенах неиссчетных!
Ныне о вы, змеекудрые, вы, многовидные Мойры,
Славой меня наградите беззлобной и праведной жизни!

(Орфический гимн.)

Возвращаясь к сиренам, в отличие от кер и эриний, они не были настолько демонизированы, и воспринимались даже как музы иного мира — их изображали на надгробных памятниках.

Яснее всего дает представление о роли сирен в мифологической картине мира этрусская люстра V в. до н.э., найденная в одной из гробниц этрусского города Кортоны. Центральное место в глубине люстры занимает голова Горгоны с выпученными глазами и высунутым языком. Далее идут изображения животных, охраняющих вход в подземный мир: лев и грифон, львица и пантера, терзающие быка, оленя и кабана. Животные отделены от следующей полосы волнистой линией, обозначающей Океан. Над волнами на одинаковом расстоянии друг от друга парят восемь дельфинов. Ближе к кромке, символизирующей грань между миром живых и царством мертвых, имеется еще одна полоса изображений — восемь фигурок силенов, дующих в двойные флейты, и столько же женских демонических существ с птичьими ногами и широко раскрытыми ртами. Это и есть сирены, музы подземного мира, возвещающие смерть. Рядом с сиренами и силенами изображены речные божки ахелои с рожками на голове.

Это удивительно точная иллюстрация представлений о входе в загробный мир как греков, так и негреческих народов Эгеиды и Малой Азии, совпадающая с мифами о происхождении сирен. Отцом сирен миф называет Ахелоя, речного бога, считавшегося владыкой всех пресных вод и поэтому отцом всех нимф. Это позволяет видеть в сиренах не морских демонов, а специфических нимф тех рек, которые находятся на границе подземного мира.

PS
Согласно мифам, если смертным удастся проплыть благополучно мимо сирен, то их самих ждала смерть. Им надлежало броситься с утеса в море, что и произошло. Избежать гибели удалось аргонавтам, так как божественный голос Орфея заглушил пенье сирен. Услышать же это пенье, оставшись живым, смог лишь один Одиссей. Он приказал своим спутникам залепить уши воском, а себя крепко-накрепко привязать к мачте.

Но, утопившись в море, сирены лишь меняют свой облик, утратив крылья, они обзаводятся прекрасными рыбьими хвостами. Отсюда пошло поверие, что русалки, обитающие в омуте, — это души утопленниц.

_______________________________

Метки:  

МЕНАДЫ

Дневник

Среда, 08 Марта 2017 г. 08:18 + в цитатник
Вячеслав Иванов
ДИОНИС И ПРАДИОНИСИЙСТВО
III. ПРАДИОНИСИЙСКИЙ КОРЕНЬ МЕНАД



1. Древнейшая память о менадах

Прадионисийский корень менад обнаруживается рядом определительных признаков. Если немногие упоминания Гомера о Дионисе оспоримы в рассуждении их подлинной древности, — о менадах можно утверждать, что Гомер их знает, не зная Диониса. Остерегаясь рассматривать Гомерову «менаду» (μαινάς) как служительницу позднейшего культа, исследователи толковали это слово в общем и неизбежно плоском значении — «безумствующая, исступленная»;¹ однако субстантивация глагольного понятия, и притом только в женском роде, требует принять nomen за означение устойчивого типа, тем более, что уподобление Андромахи, устремившейся вперед с сильно бьющимся сердцем, «менаде» могло быть вполне понятно и художественно-действенно лишь при том условии, если эта последняя была хорошо известна как бытовое и психологическое явление sui generis (уникальность). Но менада без Диониса единственно мыслима лишь на почве теории, устанавливающей прадионисийскую эпоху в развитии Дионисовой религии.
______________________________
[1] μαινάς, -άδος (ᾰδ) adj. f
I.
1) неистовствующая, исступленная; ex. (βάκχη Eur.; λύσσα Soph.);
2) сводящая с ума, наводящая безумие; ex. (ὄρνις, т.е. ἴυγξ Pind.)
II.
1) исступленная вакханка, менада; ex. μαινάδι ἴση Hom. — подобная менаде, т.е. обезумевшая от горя (Андромаха);
2) исступленная словно менада; ex. Κασάνδρα Eur.

• Очевидно этимология слова μαινάς (менада) тесно связана с луной (μηνάς) и культом богини луны.
Μήνη ἡ (= Σελήνη) Мена (богиня луны) HH., Luc.
μηνάς (-άδος) ἡ луна; ex. μηνάδος αἴγλα Eur. — лунное сияние
μῆνις, дор. μᾰνις (-ιος), поздн. μῆνιδος ἡ гнев, негодование, злоба; ex. (Διός Hom.; βαρεῖα Soph.)


У Павсания (X, 4, 3), далее, мы находим нижеследующее объяснение эпитета города Панопея (Πανοπεύς) καλλίχορος в Одиссее (XI, 580):

«Почему Гомер называет город Панопей хороводным (καλλίχορος),² узнал я в Афинах от так называемых фиад.³ Фиады же — аттические женщины, которые ходят через год на Парнас и вместе с женщинами из Дельфов правят оргии Дионису. Их обычай — водить хороводы по пути в Дельфы, как в других местах, так и в Панопее. Эпитет, прилагаемый Гомером к имени этого города, по-видимому, знаменует хороводы фиад».
___________________________
[2] καλλίχορος (καλλί-χορος)
1) с прекрасными площадями для хороводов; ex. (Πανοπεύς Hom.; πόλις Pind.; Ἀθῆναι Eur.; ἀγορά Anth.)
2) предназначенный для прекрасных плясок, хороводный; ex. (παιάν, στέφανος Eur.)
3) кружащийся в изящной пляске, ведущий хоровод; ex. (δελφῖνες Eur.) τρόπον τὸν καλλιχορώτατον Arph. — в чудеснейшем хороводе.
[3] θυϊάς (-άδος) ἡ исступленная, неистовая Plut.

В самом деле, составители того рассказа об Одиссеевом нисхождении в подземное царство, который в составе Одиссеи известен под названием первой песни о мертвых (Nεκυία),⁴ очевидно, знали Панопей, по дороге из Херонеи в Давлиду, как «город прекрасных хороводов», что не может быть отнесено к хорам нимф, как предлагает Лобек, потому что речь идет не об источнике, а о городе, и скорее всего указывает на паломничества феорид,⁵ их священные шествия, или «феории»,⁶ к местам парнасских радений. Женские дионисийские таинства знакомы и Гесиоду.⁷
______________________________
[4] νεκυία, правильнее νέκυια ἡ вызывание мертвецов, некромантия Diod., Plut., Luc. (заглавие XI песни «Одиссеи»).
[5] θεωρίς (-ίδος) ἡ феорида, паломница.
[6] Пример такой феории (θεωρία) в отрывке Еврипидова «Паламеда» у Страбона (X, р. 720 С), где вакхический хор не эллинских женщин приходит в ахейский стан, чтобы под его охраной, согласно общему ἱερά νόμιμα (священному обряду), править на горе Иде оргии Дионису и фригийской Матери богов. Предводительница хора называет себя фиадой Диониса (θυιάς Διονύσου ἱκόμαν), по эмендации Виламовица (Herakles I, S. 363, А. 40).
[7] ἐμανήσαν, ὥς μέν Ἡσίοδος φησίν, ὅτι τάς Διονύσου (Apollod. II, 2, 2)


Глубокая древность отпечатлелась на формах оргиастических сообществ. Дельфийские фиады составляли религиозный союз — фиас (θίασος), предводительницей или настоятельницей (ἀρχηγός) которого во времена Плутарха была Клея. Эпонимной фиасоначальницей почиталась мифическая Фия (Θυῖα), рядом с ней стояла не менее мифическая «Черная» (Κελαινώ, Mέλαινα, Μελανίς, Μελανθέια, Μελανθώ⁸). Посвященное Фии капище в Дельфах известно Геродоту (VII, 178). О подобном же ἡρῷον стародавней менады говорит Павсаний, отмечая «близ театра города Патр (срв. место погребения Фессалы пониже приводимой надписи из Магнесии) священный участок некоей местной жительницы». Гробницы Астикратеи (Αστυκράτεια) и Манто в Мегаре, при входе в священный участок (τέμενος) Диониса, очевидно, также были местами героического культа древле прославленных менад, из коих вторая, как говорит ее имя, обладала даром пророческим. Впрочем, миф хорошо их помнит: они были дочерьми Полиида, основателя культа Диониса «отеческого» (πατρώιος) в Мегаре, Мелампова правнука и, подобно прадеду, дионисийского героя, прорицателя и очистителя.⁹
______________________________
[8] 226. Прибавим несколько слов о другой, а именно гомеровской, Меланфό. К древнейшим героическим ликам пра-Диониса подземного принадлежит, по нашему мнению, козовод Меланфий в Одиссее, изрубленный в куски и отданный в снедь псам пособник женихов, носитель хтонического и дионисийского имени, соименный одному из героев Вакхова воинства в поэме Нонна, льющий вино в кубок по изображению на одной камее (Roscher's Myth. Lex. II, 2582), страстнόй герой в черной козьей шкуре (μελάναιγις). Меланфию соответствует, как женский коррелят, повешенная (подобно Эригоне и связанная, следовательно, с Артемидой) Меланфо. Параллелизм мужского и женского черных имен, хтонические собаки, разъятие тела на части, женское повешение, — наконец, самая оппозиция аристократическим культам, — все определяет Меланфия и Меланфо в вышераскрытом смысле и служит характерным примером подгомеровской религиозной Греции и отношения к ней Гомеридов. (Waser s. v. Delphos, Pauly-Wissowa's Real-Enc. IV, 2700. Weicker, griech. Götterlehre I, S.)
[9] Полиид (Πολύειδος) сочетается в предании с Критом, и — в противоположность легенде о Мелампе как ученике египетских жрецов — это не кажется нам лишенным правдоподобия. Мы подозреваем здесь древнейший синкретизм материкового культа и островного, простирающего власть Диониса на морскую стихию, — чем объяснялась бы и двойственная организация местных менад, ознаменованная двумя дочерьми Полиида. Последний кажется героической проекцией островного Диониса, «многовидного» (πολυειδής). Поставленный Полиидом в Мегаре «закрытый» идол Диониса, из частей которого Павсаний мог видеть только лицо (πρόσῶπον), был, вероятно, одной из Дионисовых голов, почитаемых в островном круге. Так бог, вытащенный рыбаками из моря в Метимне, был личнόю маской (πρόσῶπον); оракул повелел чтить его как Диониса Фаллена (Διόνυσος Φαλλήν) (Euseb., praep. ev. V, 36).



2. Магнетская надпись. Менады-родоначальницы

Надпись из Магнесии на Меандре, начертанная (по-видимому, заново) в I в., но говорящая о событиях более или менее отдаленной древности, приводит дельфийский оракул, в исполнение коего магнеты призвали из Фив менад, чтобы учредить в своем городе оргии Дионису по беотийскому чину. Ниже перевод этой надписи:

В добрый час (ἀγαθῆι τύχηι). Пританом был Акродем, сын Диотима. Народ магнетов вопросил бога о бывшем знамении: в сломленной ветром чинаре, ниже города, обретено изваяние Диониса; что знаменует сие народу, и что делать ему надлежит, дабы жить безбоязненно в вящем благоденствии? Священновопрошателями посланы в Дельфы: Гермонакт, сын Эпикрата, и Аристарх, сын Диодора. Бог изрек:

Вы, что в удел у Меандровых струй улучили твердыню,
Нашей державы надежный оплот, о магнеты, пришли вы
Вещий из уст моих слышать глагол: Диониса явленье,
В полом расщепленном древе лежащего, юноши видом,
Что знаменует? Внемлите! Кремля воздвигая громаду,
Вы не радели владыке сложить пышнозданные домы.
Ныне, народ многомощный, восставь святилища богу:
Тирсы угодны ему и жреца непорочного жертвы.
Путь вам обратный лежит чрез угодия Фивы священной;
Там обретете менад из рода Кадмовой Ино.
Оргии¹⁰ жены дадут вам и чин благолепный служений,
И Дионисовы сонмы священнопоставят во граде.

___________________________
[10] ὄργια ἡ оргия, тайный обряд, ритуал, священнодействие, жертвоприношение.


Согласно божественному вещанию, чрез священновопрошателей приведены были из Фив три менады: Коскό (Κοσκώ), Баубό (Βαυβώ) и Фессала (Θεσσαλά). И Коско собрала сонм (θίασος), тех, что у чинары; Баубо же — сонм, что перед городом; Фессала же — сонм Катабатов (καταβαταί). По смерти были они погребены городом. Прах Коско покоится в селении Коскобуне (Κοσκοβουνός, холм Коско), Баубо — в Табарне (Ταβάρνα), Фессалы — близ театра.

Эта надпись не только подтверждает известия о коллегиях менад и наблюдения о их насаждении центральной религиозной властью, т.е. дельфийским жречеством, в Спарте, Ахайе, Элиде, но и проливает свет на традиционные нормы организации женских оргий. Мы видим, что не напрасно Еврипид в трагедии «Вакханки», изображая установление Дионисовой религии в Фивах, говорит о трех сонмах менад, предводимых тремя дочерьми Кадма, — что подтверждает и пользовавшийся другими источниками Феокрит в своих «Ленах». Фиванская община служительниц Диониса очевидно представляла собою тройственный фиас; каждая из трех частей его приносила жертвы у отдельного алтаря и вела свой род от одной из трех древних основательниц оргий, сестер Семелы, впервые поставивших алтари Дионису в горах, — Агавы, Автонои, Ино. Четырнадцать афинских герэр (γεραιραί)¹¹ приносят жертвы Дионису в Лимнах на четырнадцати разных алтарях. Алтарь поручался предпочтительно жрице из рода, ведущего свое происхождение от древней менады. Сколь неожиданным ни кажется на первый взгляд, что род ведется не от дионисийского героя, но от менады, однако должно признать, что в оргиастических общинах это было именно так. Слова оракула: «из рода Кадмовой Ино», — приобретают, с этой точки зрения, значение свидетельства первостепенной важности. Счет поколений по женской линии (какой мы находим в героических генеалогиях Гесиодовой школы) — в родовом преемстве именно женского жречества вообще не безызвестен. Этот знаменательный остаток матриархата доказывает гинекократический строй культа богини, из коего проистекли женские оргии, более древние по своему происхождению, нежели почитание Диониса. Так Ὀλεῖαι минийского клана продолжали родовое преемство первых миниад (Μινυάδες).¹² О Семахидах читаем у Стефана Византийца, что так звался «дем в Аттике, от Семаха, — у него же и дочерей его гостил Дионис; от них, т.е. от дочерей Семаховых, пошли жрицы Дионисовы». Дельфийские фиады древнее самого Дельфа, дружелюбно встретившего в своем царстве пришельца Аполлона, ибо они принадлежат к его божественной родословной. Мегарские менады ведут свой род от Полиида, лакедемонские Левкиппиды от Левкиппа — чрез посредство дочерей названных героев, которые и являются в собственном смысле родоначальницами, так как генеалогический ряд продолжают μαινάδες ἀρχηγοί. Таков наиболее важный для нашей ближайшей цели вывод из приведенной надписи.
______________________________
[11] γεραραί, γεραιραί αἱ «старицы» (жрицы Диониса в Афинах) Dem.
[12] Μινυάδες — в греческой мифологии три дочери (Левкиппа, Арсиппа и Алкифоя) правившего в Орхомене Миния (родоначальника племени миниев). Во время празднеств в честь Диониса, Миниады отказались принимать участие в вакхических шествиях и остались дома, продолжая прясть и заниматься другими домашними делами. Дионис пытался заставить их примкнуть к менадам, но Миниады ответили ему насмешками. Тогда Дионис наслал на Миниад безумие, в припадке которого они разорвали сына Левкиппы, приняв его за оленя.


Явление Диониса в древе можно назвать обычным; но дерево на этот раз не ель или смоковница, а платан, в котором поселяются божественные и героические души, как это показывает пример Елены. Топография трех учреждаемых фиасов также многозначительна. Первый, естественно, имеет своим средоточием место чудесного явления. Помещение другого находит себе ряд аналогий в святилищах Диониса «fuori le mura» (за стенами города), перед городскими воротами. Одним из древнейших случаев такой локализации культа является «очаг» (ἐσχάρα) Элевтерея в Академии: здесь Дионис почитается, как пришелец и гость, на месте своего предварительного становья у городских стен. Он овладевает городом как захожий герой; апофеоза ожидает его в кремле. Священный участок, отводимый ему внутри сакральной границы города (intra pomoerium), вмещает его храм и театр. Этот последний — «святилище (ἱερόν) Диониса», как гласит надпись при входе в театр — именно Магнесии на Меандре (Inschr. v. Magn. 233). Золоченая скульптурная группа Диониса, окруженного менадами, стояла близ сикионского театра. Общение между городским, театральным участком и пригородным, как мы видим это в Афинах и в том же Сикионе (Paus. II, 7, 5), поддерживается обрядом перенесения чтимых кумиров ночью при светочах. Поскольку Дионис является при этом «низводящим» своих поклонников с высот кремля за город и поклонники в ночном шествии «нисходят» с ним к его героическому, т.е. хтоническому, «очагу». Дионису театра свойственно наименование «вождя вниз» (καθηγεμών), а фиасу театра — наименование «нисходящих» (καταβαταί); но оба имеют значение религиозно-символическое: под нисхождением за героем разумеется нисхождение в подземное царство, что и знаменуется ночным шествием со светочами, и перенесение кремлевого идола в низины равносильно погребению бога. Все покушения некоторых ученых отнять у трагедии характер мистерий Дионисовых рушатся при первом пристальном взгляде на сценические древности. Органическая связь менад с театром — другая улика его исконного назначения быть святилищем страдающего и умирающего бога.

Необходимо, однако, ограничить вышесказанное о священных родах нижеследующими соображениями. Когда речь идет о родовом преемстве священнослужения, часто слово «род» (γένος) должно понимать как искусственное соединение фиктивных родичей, как религиозный союз в сакрально-юридических формах рода, имя и sacra которого уже не могли прекратиться, однажды став элементом государственной религии, т.е. непременной частью принятого государством на все века состава гентильных культов. Так, культ Диониса «отеческого» (Πατρώιος) в Мегаре мог и во дни Павсания быть во владении Полиидова рода, подобно тому как в Икарии он принадлежал Икарийскому роду, члены которого были как бы икарийцами по преимуществу и постольку противополагали себя остальному гражданству. Таковым мог быть афинский род Бакхиадов, организованный в целях служения Дионису Элевтерею и празднования городских Великих Дионисий, — род, управляемый, по эпиграфическим данным, выборными архонтами. Допущение чужих к родовым «оргиям», отправляемым «оргеонами»,¹³ есть уже принятие в подчиненную категорию членов рода, и первоначальное посвящение в мистерии могло быть, как думал А.Дитерих, только формой усыновления.
______________________________
[13] ὀργεών (-ῶνος) ὁ оргеон (представитель каждого афинского дема, избиравшийся для участия в периодических жертвоприношениях) Isae.


Вообще можно сказать, что дионисийское жречество более глубоко, чем другие эллинские, уходит корнями в родовой уклад. В самом деле, служение Дионису было соборным по преимуществу, что и выражается сакральным термином «оргий». Ибо оргии суть богослужения, совершаемые совместно — и первоначально без жреца — всеми участниками, каковые поэтому равно все зовутся «вакхами» (βακχοί) и «освященными» (ὅσιοι). Естественная же форма соборности, — поскольку речь идет не об исключающих присутствие мужчин женских радениях, — была непосредственно дана в союзе родичей. Только позднейшее время ослабило эту норму по отношению к мужскому жречеству. Но значение последнего, в противоположность древнейшему жречеству прадионисийских культов, в исторической Дионисовой религии было относительно не велико и бόльшим быть не могло в силу ее внутренних основоположений.


3. Коллегии менад

Триединое устройство, прообраз которого мы видим в Фивах, было обычным в женских фиасах. В Магнесию, как мы видели, посылаются для учреждения триединого союза, три менады «из рода» одной из трех первоменад «священной Фивы». Первоначальная триада может еще усиливаться в тройную. По стихотворению Феокрита, литургическое значение которого несомненно, три сестры Семелы с их тремя сонмами воздвигают три алтаря Семеле и девять Дионису.

«Бог, который находится в ларце, именуется Эсимнетом (Владыкой); тех, которые служат специально ему, всего девять человек, их выбирает народ по их достоинству из числа всех граждан; столько же выбирается и женщин. В праздничную ночь один только раз выносит наружу жрец этот ларец. Это особенность и торжественный акт специально этой ночи. Кроме того, часть молодых людей, детей местных жителей, украсив свои головы венками из колосьев, спускается к реке Мелиху: некогда так украшались те, кого вели на жертву Артемиде. В наше же время они складывают свои венки из колосьев у статуи богини и, омывшись в реке, вновь возлагают на себя венки, но уже из плюща и так идут к храму Эсимнета.» (Павсаний VII, 20:1)

Девять мужей и девять женщин образуют жреческие коллегии Диониса Эсимнета (Αἰσυμνήτος, чтимого, по-видимому, совместно с Артемидой Трикларией) в Патрах. Вот почему приписанная Анакреонту эпиграмма, — вероятно, надпись на базе рельефа, — живописует трех менад:

«Эта, что с тирсом в руке, — Геликония, — с нею Ксантиппа;
Главка — третья: с горы сходят от оргий святых
К праздничным хорам они, вдохновенные, и Дионису
Сочное гроздие в дар, плющ и козленка несут.»

Но в то же время мы встречаем священные коллегии, не отвечающие принципу триады. Таковы одиннадцать Дионисиад (или δύσμαιναι) в Спарте и «шестнадцать жен» в Элиде. В обоих этих случаях перед нами, предположительно, результат исторического процесса последовательной спайки прежде самостоятельных фиасов. Число четырнадцати герэр в Афинах объясняется орфическим происхождением обряда и связывается с гептадой орфиков, заимствованным ими из Египта символом дионисийского расторжения и воссоединения божественной монады. Однако, заметны и следы древнейшей дихотомии, которая соответствовала, быть может, изначальному муже-женскому дуализму парнасской оргиастической религии. Мы видели в Мегаре двух перво-менад, дочерей Полиида, и гипотетически объяснили этот факт обрядового предания иначе, а именно — ранним синкретизмом двух культовых форм: материкового и островного. В мифе о Терее перед нами также только две менады — Прокна и Филомела; миф этот принадлежит Давлиде и, думается, отражает глубокую старину Парнаса. О последней мы можем заключать и по дельфийскому преданию о «Черной» и «Обуянной» (Θυῖα). Но примечательно, что родоначальницей фиад в собственном смысле почитается только вторая, с которой, вероятно, начинается трихотомическое устройство дельфийского фиаса — по крайней мере, на фронтоне Аполлонова храма Дионис был изображен, по Велькеру, с тремя фиадами. Фия кажется менадой Диониса; Черная — первопророчицей, как одержимая силой Земли (κάτοχος έκ τής Γῆς); ей подобна и мегарская Мантό. Триединое устройство, связанное, по-видимому, с Дионисовыми триетериями, утвердилось в Беотии, где Фивы провозгласили на всю Элладу рождество Дионисово; ему подчинился и минийский Орхомен. Оно означало конец эпохи предчувствий чаемого юного бога, грядущего сопрестольника темной богини, — конец эпохи менад, еще не знающих Диониса.

Все вышесказанное позволяет нам отчетливее уразуметь свидетельство Диодора о менадах исторической Греции: все девушки в тех городских общинах, где введены триетерии, должны по отеческому обычаю и священному уставу, за исполнением которого блюдут городские власти, в дни, назначенные для оргий, брать в руки тирсы и соучаствовать в радениях, восклицая «эвой» и славя Диониса, — женщины же замужние должны, каждая с тем сонмом, к которому принадлежит (κατά συστήματα), приносить совокупно жертвы богу и энтузиастически священнодействовать, по чину и преданию оргий, и вообще всячески провозглашать и прославлять присутствие Диониса. Итак, во главе сонмов стоят их предводительницы, ведущие «феорию» «в горы» (εἰς ὅρος); это посвященные менады, преемственно продолжающие родовое (по женской линии) служение; их окружают замужние гражданки, приписанные к соответствующему сонму, — некоторые из них, быть может, причислены к самому роду; меж тем как женщины активно участвуют в коллективных («оргийных») жертвоприношениях и иных таинственных священнодействиях, девушки составляют как бы сопутствующий им хор. Понятно все народное уважение к участницам столь строго организованных, недоступных мужчинам оргий и особенное почтение к настоятельницам священных фиасов. Одна поздней эпохи надпись из Милета отчетливо рисует религиозно-бытовой тип такой игуменьи (εἰς ὄρος ἦγε) менад, характерно названных «городскими» или «гражданскими» (πολιητίδες), в согласии с Диодором, причем общее выражение, «как надлежит доброй женщине» (χρῆστηι τούτο γυναίκι θέμις), — указывает на то, что все гражданки считались причастными городским оргиям; надпись, в нашем переводе, гласит:

«Здесь Дионисова жрица (ὅσιη) лежит. Вакханки градские,
Молвите: «радуйся!» Чтить доброй жене надлежит
Ту, что вас в горы водила, что оргии правила с вами,
Что возносила дары жертв и служений за град.
Если же спросит вас пришлый: «как имя ей?» — Алкмеонида —
Имя, Геродия дочь, знавшая правых удел (καλών μοίραν επισταμένη).»


4. Эринии как отражение прадионисийских менад в мифе

Что Эринии (Ἐρινύες) во многом подобны менадам, — те и другие, например, «ловчие собаки», — не подлежит сомнению; вопрос в том, позднее ли стали воображать и изображать их наподобие менад, или же они (Эринии, не Эвмениды) — стародавняя проекция в мифе культовой реальности менад первоначальных. Мы уверены в последнем: произвола в мифотворчестве нет, и предположенное уподобление должно было бы опираться на какое-либо соотношение между кругом Эриний и кругом Диониса, но и подземный Дионис им вовсе чужд. С другой стороны, если нам удалось напасть на след прадионисийских менад, то мы прямо видим их перед собой в лице Эриний. Ибо что иное эти «дщери Ночи», чье присутствие, чье прикосновение, чьи змеи, чьи факелы наводят безумие, — что иное эти сестры Лиссы, отымающей у человека разум, — как не неистовые служительницы ночной богини, с факелами в руках, увитые змеями, ведущие дикие хороводы? Сравним Эсхиловых Эриний и Еврипидовых вакханок: не так же ли засыпают те и другие, устав от бешеной погони или исступленного кружения, и вдруг, чуткие, вскакивают, чтобы продолжать наяву священный свой бред? Мы понимаем, почему Эринии — «старшие богини» и «старицы»; они — представительницы ветхого завета эллинской религии. Мы понимаем, почему они страшны: они — воспоминание об ужасной религиозной были человеко-убийственных преследований. Мы понимаем, почему наименьшее число их не всегда три, как это приличествует женским божествам, мыслимым множественными, но иногда, на изображениях Орестовой травли, их всего только две — как две перво-менады, «Черная» и «Обуянная», запомнились из седой старины в Дельфах. Мы понимаем, почему, древние обладательницы прорицалища, так свободно проникают они, по Эсхилу, в Аполлонов храм и располагаются на каменных сиденьях вкруг омфала.

Их дионисийские атрибуты изначальны, ибо не было основания ни цели одарять их таковыми после: буколический кентрон (βουκόλος κέντρον — пастушье стрекало) или обоюдоострая секира и плющевой венок. Они мычат, как коровы, а мычанье быка или подражание этому звуку мы знаем как отличие дионисийских оргий, по описанию из «Эдонов» Эсхила. Тот же поэт рядит Эринию в черную козью шкуру, придавая ей соответствующее наименование Диониса (μελάναιγις, Eumen. 680); она же — Черная, как та дельфийская первовещунья. Прежде чем Киферон,¹⁴ змеиное гнездо, стал священной горой Диониса, им владели увитые змеями жрицы Ночи: отсюда предание о гибели юноши Киферона, презревшего любовь Эринии Тисифоны, — от жала ее змеи. Страстнáя легенда запечатлела культовую память о мужеубийственных оргиях киферонских менад, еще не укрощенных дельфийской религией. Так отражение обрядовой действительности в мифе восполняет недостаток прямых свидетельств о доаполлоновском, прадионисийском прошлом парнасского оргиазма.
______________________________
[14] Κιθαιρών (-ῶνος) ὁ Киферон (гора на границе Аттики и Беотии) Her., Aesch., Soph.


__________________________________
________________


КОММЕНТАРИИ

В качестве послесловия, хотелось бы обратиться к мифологическому сюжету рождения Диониса в изложении Нонна, который первыми менадами (μαινάς, т.е. «неиствующими») определяет нимф, вскормивших Диониса. Однако причиной их безумства является не Дионис, а Гера, преисполненная яростью, ревнивая супруга Зевса.

«Зевс-Отец от Семелы пылавшего лона младенца,
Полурожденного Вакха, избежавшего молний,
Принял и поместил в бедро, и ждал окончанья
Бега месяцев лунных, положенных для рожденья.
Вот и рожденье, и длань Кронида как повитуха
Опытная в этом деле, бедро от швов разрешает,
Где дитя пребывало, трудных вспомощница родов.
Стало бедро Зевеса, как и у женщин, смягчаться:
Слишком ранний младенец без матери чрева доношен,
10
Взят от женского лона, зашит он в бедро мужское!
Только лишь появился от крови бога младенец,
Хоры¹ дитя увенчали из стеблей плюща плетеницей,
Славя грядущее Вакха, и сами в цветочных уборах
Благорогого змея кольца гибкого тела
Располагают у чресл благорогого Диониса.
Над драканийским отрогом, местом рождения Вакха,
Майи отпрыск, Гермес, взлетел в простор поднебесный,
Приняв во длани младенца. Родившегося Лиэя²
Он нарек Дионисом, ибо в ноге свое бремя
20
Выносил Дий, хромая с бедром непомерно раздутым;
Значит и «нис» в сиракузском говоре «хромоногий» —
Так вот в имени бога имя отца прозвучало!
Бог народившийся также зовется Эйрафиотом,³
Ибо в бедро мужское зашил младенца родитель!
Только лишь бог народился (не требовалось омовенья!),
Детку, не знавшую плача, во длани Гермес принимает —
Бог был подобен Селене с рожками над висками.⁴
Нимфам, дщерям потока Лама,⁵ младенец доверен,
Сын Зевеса, владыка лозы виноградной. И Вакха
30
Приняли на руки нимфы, в уста дитяти вливая
Каждая сок свой млечный от груди, текущий свободно.
Взоры дитя устремляет ко своду горнему неба,
Глаз не смыкает, лежа на спинке, ножками воздух
Маленький Вакх взбивает, млеком себя услаждая,
На небосвод взирает, владенье отчее, дивный,
Радуясь бегу созвездий, смеется дитя беззаботно.
Отпрыска Дия кормящих, дщерей Лама потока,
Гнев ревнивый и тяжкий супруги Зевеса бичует:
И безумствуют нимфы, застигнуты яростью Геры
,
40
Бьют рабынь и прислужниц, странников на перекрестках
Троп и дорог на части острым ножом разрубают,
Воя и завывая, с выпученными очами
В пляске несутся свирепой, в безумстве раздравши ланиты,
В разуме помутившись, бегут и бегут непрестанно,
Кто куда, то кружася на месте, то прыгая дальше!
Волосы, распустившись, вольно вьются по ветру
Бурному, ткань хитона шафранная каждой безумной
Пеною белой клубится, стекающей с грудей девичьих.
Буйством влекомы, унесшим их разум, они бы
50
Неразумного Вакха ножом растерзали на части,
Если б, нечуемый вовсе, ступая как вор по воздушным
Тропам, крылатой плесницей Вакха Гермес не похитил!
Сжав младенца в объятьях спасительных, тут же уносит
Вакха Гермес в жилище Ино, разродившейся только.
Дева младенца в то время к своей груди подносила,
Новорождённого сына, дитя свое, Меликерта,⁶
И округлые груди полнились млеком обильным,
С них сочилося млеко, сосцы тесня и терзая!»

(Нонн. Деяния Диониса IX)
______________________________
[1] Ὥραι αἱ Хоры, богини времен года, ясной погоды, урожая, юности и красоты, хранительницы небесных врат, спутницы богов, преимущ. Афродиты; по Гесиоду их было три: Εὐνομία, Δίκη и Εἰρήνη, в аттической культе — две: Θαλλώ (Весна) и Καρπώ (Осень) Hom., HH., Hes., Theocr.
[2] λυαῖος ὁ освободитель (от забот) — эпитет Вакха-Диониса Anacr., Plut.
[3] εἰραφιώτης (-ου) adj. m предполож. {ῥάπτω} зашитый (подразумевается в бедро Зевса) — эпитет Вакха HH.
[4] Σελήνη ἡ Селена (или Феба, дочь Гипериона, сестра Гелиоса, богиня луны); от σέλας («свет», «сияние») HH., Hes.
[5] Λάμος ὁ Лам, река в Киликии.
[6] Μελικέρτης (-ου) ὁ Меликерт, в древнегреческой мифологии, сын Ино и царя Орхомена Афаманта. После того, как Гера наслала на его мать Ино безумие и та бросилась в море вместе с сыном, Меликерт был превращен в морское божество Палемона (Παλαίμων), который обычно изображался верхом на дельфине.


_______________________________


Метки:  

ДИОНИС & АПОЛЛОН

Дневник

Среда, 08 Марта 2017 г. 09:12 + в цитатник
Вячеслав Иванов
ДИОНИС И ПРАДИОНИСИЙСТВО
II. ДЕЛЬФИЙСКИЕ БРАТЬЯ



1. Змий и змиеубийца

Аполлон овладевает дельфийским прорицалищем чрез убиение его стража (φύλαξ, φρουρός) и обладателя, хтонического змия — Пифона (Πύθων). Под чудовищной личиной «вещего» (от πεύθομαι), как обычно понималось это имя, дракона (μαντικόν δαιμόνιον, по Гесихию), или — по Гомеридам — смрадный (от πύθω — гнить), вредоносной змеи (δράκαινα) нелегко распознать затемненные, уже в гомерическом гимне пифийскому Аполлону, черты дельфийского пра-Диониса.

Змиеубийца, согласно закону мистических отношений между вакхом-жрецом и Дионисом жертвенным, исполнился духом последнего: с той поры стал он вещуном и гадателем. Но в круге дионисийских представлений ипостась жреческая столь же причастна божественным «страстям», как и ипостась жертвенная: Аполлон, поскольку он введен в этот круг, должен усвоить себе нечто от антиномической сущности страдающего бога. Светозарный олимпиец, отвращающийся, по слову Эсхила, от плачевных обрядов и всего имеющего отношение к сфере подземной с ее «скверной» (μίασμα), должен соприкоснуться с миром загробным, им «оскверниться» (μιαίνεσθαι) и потом от него же «очиститься». Те, кто не знали об этом приобщении Аполлона подземной сфере, знали, тем не менее, об его очищении от драконовой крови, хотя достаточно обосновать необходимость такового не могли; оттого, быть может, так и настаивают Гомериды на мотиве «тлетворного духа», — он был бы сам по себе μίασμα.

Логика культа была неумолима: оставалось только сделать ее следствия по возможности непроницаемыми для непосвященных. Аполлон нисходит в Аид, что экзотерически изображается как его плен и кабала у Адмета (Ἄδμητος, «необоримый» — эпитет Аида). Пиндар знает, что за насильственное овладение дельфийским оракулом Гея искала низринуть Аполлона в Тартар. Братоубийство не разделило братьев. Дионис не гневается на своих трагических убийц, — он в них вселяется. Пифону же должно было умереть, чтобы, исполнив свою страстную участь, вернуться к эллинам преображенным и новым.

Что Пифон не чудовище, уничтожение коего — заслуга героя или бога (как изображает это деяние упомянутый гимн VI или конца VII века), явствует из религиозных почестей, Змию присужденных, из почитания его гробницы, как и из очистительного возмездия, понесенного убийцей. Плутарх, говоря о «великих страстях божеств, или демонов (δαιμόνων πάθη μεγάλα)», сообщает дельфийское эзотерическое толкование Аполлоновой кары: не девять кратких земных лет (ἐννεάτηρις, по сакральному летоисчислению, фактически — восемь) должен был провести бог опальным изгнанником в Темпейской долине, но на девять великих годов (космических периодов) сошел он в иной мир, дабы, смертью смыв с себя проклятие (ἄγος), вернуться потом на лицо земли воистину Фебом (αληθώς Φοίβος), т.е. светлым и непорочным, и воцариться над прорицалищем, коим дотоле временно правила Фемида.

Эта поздняя мистика восходит в основе своей к исконному дельфийскому преданию, преломившемуся через призму раннего орфизма, влияние которого на Дельфы узнается по многочисленным следам. Основное в ней — взгляд на смерть Пифона как на божественные страсти и представление о страстнόм сошествии Аполлона в подземное царство. Овладение пророчественным даром земли, прорицалищем недр земных (μαντεῖον χθόνιον) обусловлено было для пра-Дионисова преемника частичным уподоблением, ассимиляцией Дионису как «богу-герою», т.е. богу, претерпевающему страдание и смерть. Такова предпосылка того теснейшего единения между дельфийскими братьями-сопрестольниками, которое в религии Дельфов равносильно признанию обоих двумя сторонами, лицами или ипостасями единой божественной силы.


2. Причины Фебова овладения Дельфийским оракулом. Бог-очиститель.

Борьба и примирение дельфийских братьев — основное событие, обусловившее расцвет классической Эллады. Почему Дельфам нужно было именно это культовое соединение? И если дионисийский элемент был там изначала дан, почему нельзя было ограничиться развитием его одного, и потребовалось сделать столько уступок Аполлону? Уступки же эти таковы, что поистине образование дельфийской религии кажется делом искусственным, плодом сознательной религиозной политики, клонившейся к возвеличению делийца насчет умаленного и обедненного Диониса. Каким целям служило это возвеличение, и как возможно было это обеднение?

Ответ на последний вопрос непосредственно вытекает из того обстоятельства, что дионисийство, уже полное своеобразного содержания, было еще только прадионисийством и, как бы чреватое богом, в себе его вынашивало, в то время как, обратно, религия Аполлона, еще нуждавшаяся в ближайшем определении своего божества, умела, тем не менее, призывать его по имени и живо представляла себе его устойчивый, как бы вычерченный из света облик. На вопрос же о целесообразности Аполлонова прославления и обогащения можно ответить в самой общей форме так: идея дионисийской беспредельности, чтобы стать вполне конкретной и действенной, требовала «своего другого», — противоположения тому и взаимодействия с тем, что именно не есть Дионис.

И прежде всего Аполлон был нужен как его восполнитель, потому что представлял собой силу порядка очистительного. Страстное, «патетическое» состояние нуждается, помимо того катартического исхода, который оно, при известных благоприятных условиях, обретает в себе самом, еще и в катартике внешней. Разнуздание дионисийских сил не только грозило гибелью, как личностям, так и общественным группам, но и с формально-религиозной точки зрения требовало посторонних очищений. Приходилось считаться не с теми уже упорядоченными явлениями давно устроенного культа, знакомыми нам из эпохи более поздней, которые сами по себе преследуют цели внутреннего разрешения аффектов; дело шло, напротив, о стихийных вспышках разрушительного огня, о бурях неукрощенного древнего хаоса, об аномалиях сознания и слепом нарушении творимых гражданственностью норм общественного уклада и душевной гигиены. Дионисийство бессильно было развить из себя начала этические; оно не имело в себе и неподвижности, необходимой для обоснования религиозного авторитета. Строить на нем как на некоем камне было нельзя; а Дельфы задумали великое строительство.

Во чье же имя надлежало им его предпринять? Не во имя ли того, кто сам еще не имел имени? Но от Диониса можно было только пророчествовать, а не законодательствовать. А между тем в двери святилища уже стучался обуянный Эриниями Орест. Нужны были — властный глагол, скрижаль непреложная, сильная и уверенная защита кого-то строгого, чуждого и светлого, кто, по слову старцев в Эсхиловом «Агамемноне» о Локсии, «уходит от плача» и чуждается всякого безмерного, особенно меланхолического возбуждения, кто повелительно требует от своих поклонников самообладания и душевного равновесия, кто, став однажды заступником, «не выдаст и не изменит», как говорит о том же Аполлоне Эсхилов Орест. Кто он, в длинных спокойных складках белой одежды, сильный убелить одежду молящегося, хотя бы она была забрызгана кровью, и зачурать его своим светом от порождений мрака, успокоить ропот мертвых и вернуть живого живым, оградив его от слишком ощутительных влияний царства подземного? Таким избавителем и исцелителем отчасти уже был, отчасти мог стать один — Феб-Аполлон.

Гомерический проэмий (προοίμιον, прелюдия) к Аполлону пифийскому — историческое свидетельство: древнейшая организация дельфийского святилища определяется влиянием Крита. Бык, культ которого сохранился в Дельфах, и дельфин, присвояемый Аполлоном стародавний символ островной прадионисийской религии, подтверждают повествование Гомеридов. Критяне были великими «очистителями», как о том свидетельствует легенда о Хрисофемиде или знаменитый пример позднейшего Эпименида. Итак, казалось бы, достаточно было критского воздействия, чтобы развить в Дельфах из исконно местного оргиазма систему очищений, составлявшую потребность времени. Тем не менее, ни божество идейского Зевса, ни божество самого Диониса не могло послужить краеугольным камнем созидаемого оракула. Эпоха додонского Зевса была пережита; новая концепция всевышнего отца не закончена; критский Зевс непонятен эллинству; едва намечающийся Дионис неустойчив и опасен. Возможно и вероятно, что критяне посредствовали между Дельфами и делийским богом, ибо уже раньше были религиозными устроителями Делоса.

Сила имени Аполлонова была испытана. Недаром малоазийские аэды (ἀοιδός, певцы) его избрали своим покровителем: он оказался могущественным и грозным защитником, этически нормативной духовной властью, снискавшей всеобщее признание, — богом междуплеменным и сверхнародным, а потому и общенациональным преимущественно перед коренными божествами старинной родины, — богом, наконец, более формальным, так сказать, по своей идейной сущности, нежели содержательным, легко вмещающим новое содержание, требующим раскрытия заложенных в его первообразе возможностей и потому в общине певцов охотно обменявшим звучный лук на кифару Гермия, которой изобретатель не дорожил. Аполлону можно было придать ряд новых атрибутов и, прежде всего, отдать в его ведение мантику, собственность дионисийских женщин, от коих жречество должно было стать по возможности независимым. Страшный и светлый, Аполлон-губитель¹ был вместе и целителем, Пеаном.² Древнейшие староотеческие пеаны были перенесены малоазийскими поселенцами на бога из страны света, Ликии: он сам стал Пеан. Это обстоятельство имело решающее значение; народ, в своей наиболее предприимчивой и передовой части, в лице заморских колонистов, давно забывших хтонические и героические предания и призраки, связанные с могилами старой родины, — обрел искомого «очистителя»; Эфиопида уже знает очищения от пролитой крови.
____________________________
[1] Губительные свойства Аполлона происходят от созвучия его имени (Ἀπόλλω) с ἀπολλύω. Эсхил в «Трагедиях», в отношение Аполлона (устами Кассандры), употребляет слово ἐπόλλων, т.е. «губящий», что так же несет в себе созвучие с его именем.

Путей страж разящий,
Сразивший меня на смерть, мой бог!

(Эсхил. «Трагедии». Пер. В. Иванов)

ἀπόλλυμι (ἀπ-όλλῡμι) — губить, уничтожать (οἱ ἀπολλύντες Soph. — убийцы);
ἀπώλεια (ἀπ-ώλεια) ἡ разрушение, уничтожение, гибель (ἀ. καὴ φθορά Arst.);

[2] Παιάν (-ᾶνος), эп. Παιήων (-ονος), атт. Παιών — Исцелитель.


К этому присоединилось, наконец, и другое основание величайшей важности: Аполлон должен был перевесить влияние Диониса, бога женщин, потому что был вождем и поборником мужчин; он был на стороне Ореста и отцовской власти против преобладания женских прав и святыни материнства в религиозном сознании народа. Итак, с Аполлоном можно было твердо и законодательно священноначальствовать над всеми племенами и общественными слоями эллинства, ответить запросам эпохи и поработить исконных властительниц дельфийской области — фиад.³ Что дельфийское жречество с политической дальновидностью избрало то богопочитание, которому принадлежало переживаемое время, видно и из того, что другим центрам жречества, отстранившимся от Аполлона, как, например, феспийскому, с его глубочайшим преданием о Ночи и Эросе и культом бога-Быка (Диониса), не удалось достичь всенародного признания. Узурпация же Дионисовых достояний в Аполлонову пользу была легка: кому принадлежит власть очистительная, за тем остается во всем последнее, решающее слово; у него в руках ключи от божественных сокровищниц, он один разрешает и вяжет. Так творился «античный Ватикан».
____________________________
[3] θυϊάς (-άδος)
1) adj. f исступленная, неистовая Plut.;
2) ἡ тиада, неистовствующая вакханка Aesch.



3. Аполлон и Пифия

Изначальный женский культ парнасских фиад и киферонских менад был оргиастическим и человекоубийственным служением той же подземной богине Ночи (Nύξ), которая чтилась и в беотийских Феспиях как один из аспектов Матери-Земли, Геи (Γῆ, дор. Γαῖα). Впрочем, имя этого женского божества в Дельфах едва ли возможно с точностью установить, — божество Стикс (Στύξ, «Ужасный») не было от него по существу различно; к тому же самая природа его требовала или полного безмолвия о нем, или эвфемизмов (как, напр., Eὐφρόνη — ночь, досл. «благосклонная»). Этому культу свойственны были экстатическое пророчествование, ночные радения и почитание змеи; отсюда с незапамятных времен существовало в нем, конечно, и представление о Пифоне. Но от иерогамического змия родится на оргиях фиад (ликнофориях)⁴ младенец. По обретении человекоподобного оргиастического бога служительницы Ночи становятся вакхическими менадами, и Пифон разоблачается им как Дионис.

По схолиасту Пиндара, Дионис раньше Аполлона пришел в Дельфы как провещатель (πρόμαντις) Ночи: через него прорицает богиня Никта (Νύκτα), как после него через Пифона — богиня Фемида (Θέμιδα). Отсюда первые памятные преданию менады в Дельфах: Мелена (Mέλαινα) и Фия (Θυῖα)⁵ — «Черная» и «Обуянная». Последняя знаменует уже пришествие Диониса; первая, более древняя, чем Дионис, представляет исконный культ темной богини.
____________________________
[4] Λικνοφόρια — приношение корзин с первинками плодов на дионисийских празднествах;
[5] Θυῖα, ион. Θυίη ἡ Тия (дочь Кефиса, мать Дельфа (от Аполлона), мифическая учредительница празднеств в честь Диониса) Her.


Сама сила прорицательная принадлежит по-прежнему Ночи; «провещатель» — только голос и глагол ее, язык изрекающий (ἑρμηνεύς, истолкователь). Здесь Аполлон по праву становится на первое место: все изреченное и изрекаемое в его власти более, чем во власти Диониса, который сам слишком глубоко погружен в ночь. Правда, с развитием чисто-аполлонийской идеи это представление вытесняется другим, ближе отвечающим природе и достоинству бога-сына: ему невместно быть только устами Земли или голосом Ночи, он — слово отчее. Так, Алкеев гимн, пересказанный Гимерием, изображает его посланником Зевсовым к эллинам, провозгласителем непреложных Зевсовых уставов, и, по словам Эсхиловой Пифии:

«Вступил четвертым Локсий во святилище,
Пророком Зевса: отчее вещает сын.»

(Эсхил. Эвмениды, 18)

По новой концепции, Пифией овладевает Аполлон уже как начало самобытно-действенное: она говорит то, что внушает ей он, а не божество темных недр. Борьба с древним Пифоном понимается, с этой точки зрения, как преодоление «хаоса» «логосом». Но последовательное проведение этого принципа было невозможно в пределах эллинской религии: он противоречил ее коренным историческим основоположениям.

После экстатических восклицаний Эсхиловой Кассандры (в трагедии «Агамемнон»), кажущихся хору аргивских старейшин бессвязными и непонятными, наступает внезапно мгновение, когда пророческая речь, по словам самой пророчицы, сбрасывает с себя покрывало, под которым она таилась как невеста, и называет вещи и события их именами, определительно, без загадочных намеков и иносказаний: это аполлонийский момент в мантике. Пифия — прорицательница (προφήτης) — осталась в своей глубочайшей и непокорной, недоступной Аполлону сущности голосом Ночи, но подле нее стали жрецы ясного Провещателя, толмачи и истолкователи — ὑποφῆται. Подчинение исступленной вещуньи Аполлону было насильственным: Кассандра, к которой он воспылал страстною любовью, обманывает Локсия посулом женских ласк и не держит обета; за что бог, прежде всего, карает ее тем, что никто не верит ее правдивым вещаниям, — хотя, по изображению Эсхила, самый дар вещания был даром любви влюбленного бога, — а потом приводит ее к плахе, во исполнение неизбежных — однако, именно для дионисийской героини — «страстей» (πάθη). Внутренние противоречия исторического предания поэт преобразил в роковые противоречия трагической участи. То же отношение к Аполлону сквозит и в других мифах.

Пифия, по Пиндару (Pyth. VI, 106), дельфийская «пчела» (μέλισσα), и «пчелы» строят в Дельфах Аполлону чудесный храм, который он переносит к Гипербореям (Paus. X 5, 9); но «пчелами» экстатические женщины могли именоваться только в качестве служительниц Диониса или Артемиды. Sibylla Вергилия, насильственно (stimulis) принуждаемая Фебом пророчествовать — кумcкая (отожествленная с эритрейской) сибилла Меланкрера,⁶ — девственная, т.е. не отдавшаяся Аполлону менада, как о том свидетельствует и ее мрачное имя, и ее «подземный чертог» (θάλαμος κατάγαιος). Ликофрон называет метафорически Кассандру «кларийской, т.е. Аполлоновой, менадой (μιμαλλόνος) и устами Меланкреры». Очевидно, последняя приурочена к Аполлонову культу только после того, как Аполлон овладел всею мантикой. Сказание об аполлонийской пророчице Орфе (Oρφή, имя из круга ночи), на которую Дионис навел свое безумие, также обличает исконно-дионисийскую природу женского вещания «от Аполлона».

Это Аполлоново овладение достоянием Дионисовым сказалось и в мифе о Дафне. Дафна, дочь Земли, исконной обладательницы дельфийского оракула, которая посвящает ее в πρόμαντις, — душа пророчественного лавра, могущего причинять и безумие. Ее природа горной нимфы, вдохновляемой вещею мудростью матери, и ее бегство от преследующего Феба⁷ также указывает на принадлежность ее дионисийскому кругу.
____________________________
[6] Меланкрера — дочь Дардана и Несо, имя кимской (κυμαῖος) сивиллы.
σίβυλλα ἡ сибилла или сивилла (вещунья, пророчица) Arph., Plat., Arst.
[7] Δάφνη ἡ Дафна, нимфа; (спасаясь от преследования влюбленного в нее Аполлона, была превращена в лавровое дерево) Luc.


Пелопоннесская версия мифа выдает нечто большее: первоначально некий преследователь лесной охотницы претерпевает «страсти», став жертвой дев, подруг ее: другими словами, первоначально влюблен в нее не Аполлон, а Дионис. Дионисийское (Актеоново) существо преследователя окончательно обнаруживается переодеванием его в женские одежды (он хочет овладеть дубравной нимфой, охотясь в сонме ее сверстниц, для чего отпускает себе и длинные волосы) и убиением его ножами и копьями. Участие Аполлона в обличении переряженного Левкиппа — черта, придуманная для установления связи между дионисийским и аполлонийским мифом, но отразившая антагонизм обоих божеств. Прибавим, что миф о Дафне естественно перенесен на Аполлона, потому что Дионис мыслится здесь как солнечный бог (как «белоконный», Λεύκιππος, а не «черноконный», Мελάνιππος, Арейон), сообразно с солнечной природой лавра, изгоняющего духов подземного царства.

Отчуждение Артемиды, исконной сопрестольницы Дионисовой и предводительницы женских оргиастических сонмов, в пользу Аполлона, сестрою которого она становится, отразилось в Дельфах тем, что на вершине двуглавого Парнаса, посвященной Дионису, воздвигнуто было (быть может, впрочем, в относительно позднюю эпоху) святилище Дионисово, а на вершине Фебовой — совместное святилище Аполлона и Артемиды. Наконец, говоря об отторжении значительной части сакральной сферы женского экстаза от Диониса и о подчинении ее Аполлону, надлежит вспомнить Муз, увенчивающихся на Геликоне тем самым лавром, который, как мы видели, был унаследован Фебом от Диониса. Музы, образовав хор Аполлона Кифарода (κιθαρῳδός), но сохранив, однако, по местам и свои отдельные культы и празднества, не утратили окончательно своей древнейшей связи с богом оргий, каковая обнаруживается, например, в отношениях Мельпомены к Дионису-Мельпомену. Хор Софокловой «Антигоны», поведав о фракийском Ликурге, как этот дикий нарушитель святыни радений «жен боговдохновенных гнал и угашал огонь святой», продолжает: «и Муз свирельниц прогневил». Музы приравнены здесь к менадам и взяли в руки вакхические флейты вместо Аполлоновых лир. Музы — пестуньи Вакха, по Диодору (IV, 4). Сынами Муз, кроме Орфея, являются дионисийский герой Рес и дионисийский лирник Лин. Дионис на дифирамбическом Наксосе — хоровожатый Муз (Μουσηγέτης). Музы в плющевых венках вокруг Диониса представлены в дельфийском пэане Филодама (IV в). На одном геликонском камне, под посвящением Музе Терпсихоре, читаем:

«Плющ Терпсихоре приличен, а Бромию сладкая флейта:
Ей вдохновения дар, звонкие чары ему.»

Сообщение Плутарха, что на празднестве орхоменских Агрионий Дионис объявляется, после тщетных поисков, убежавшим в обители Муз, приоткрывает глубокую старину. Такова же и обмолвка Еврипида о принесении Итиса Прокною в жертву Музам: сладкогласный соловей естественно воспринимается как служитель Муз; но растерзание Итиса издревле дионисийский миф; очевидно, Музы и Дионис мыслятся опять, как в Орхомене, нераздельно.

Эсхил, по-видимому, знает, что до прихода Аполлона в Дельфы священная пустынь принадлежала оргийным сонмам поклонниц Дионисовых. В мифологической истории прорицалища, с которой начинается трагедия «Эвмениды», поэт говорит устами Пифии по поводу Карикийской пещеры на Парнасе как о чем-то, что надлежит держать в памяти:

«Сих мест владыка Бромий, — не забыла я;
Менад своих отсюда двинул бог в поход,
Пенфея, словно зайца, затравить судив.»

Итак, Дионис обитает в отведенных ему после дележа угодьях как исконный владелец парнасских нагорий. Что же до поры, предшествующей дележу, Пифия называет только женские божества, владевшие дельфийским ущельем. Эти богини суть: Гея, Фемида (та же Мать-Земля в аспекте религиозно-этическом) и, наконец, Феба (Φοίβη),⁸ сестра Аполлона по позднейшей версии, первоначально — сопрестольница Диониса. Другими словами, Дионис древнее в Дельфах, чем Аполлон; женское же подземное божество древнее самого Диониса. И вместе это значит: от «первовещуньи (πρόμαντις) Геи» до Аполлоновой Пифии культовое господство принадлежало в Дельфах женщине. С эпохи Фебы существует для нее, рядом с великой богиней, еще и мужское, а именно Дионисово, божество.
____________________________
[8] Φοιβάς (-άδος) ἡ жрица Феба, прорицательница Eur.; ex. ἡ Ἄρτεμις φοιβάς Plut. — вещая Артемида.
φοῖβος 3
1) чистый, светлый (ὕδωρ Hes.);
2) сияющий, сверкающий (ἡλίου φλόξ Aesch.).



4. Омфал

Пифоновым гробом слыл дельфийский храмовой «омфал» (ὀμφαλός), яйцевидное каменное сооружение, трижды священное: как средоточие Аполлонова дома, как «пуп земли», известный уже в эпоху Пиндара, и как место очищений. «Свежая скверна (μίασμα) матереубийства, — говорит Эсхилов Орест, — была смыта с меня у Фебова очага (ἑστία) очистительною кровью (καθαρμόι) жертвенной свиньи» (Eum. 282). Живопись на вазах представляет Ореста сидящим у омфала с мечом в руке, Аполлона — держащим над его головой молодую свинью, неподалеку дремлют Эринии. Последние у Эсхила корят бога-очистителя за то, что по его произволу «пуп Земли сделан стоком ужасного проклятия (ἄγος) преступно пролитой крови» (Eum. 166). Омфал Геи аналогичен римскому mundus. — Ныне мы знаем, что омфалами вообще назывались куполообразные своды (θόλοι) гробовых склепов, какие сооружались еще в микенскую эпоху: «пуп» Аполлонова храма был издревле чтимой гробницей некоего хтонического божества. «Гробница же бога», по гениальной догадке Эрвина Роде (Psyche I, S. 130), — «не что иное как пещера, где он живет». Это представление выражает змея, нередко обвивающая омфалы.

Под пророческим жертвенником, находившемся уже в сокровенном святилище (ἄδυτον) храма, был пещерный склеп (ἄντρον), почитаемый, по Филохору (III в.), за гробницу Диониса. Но паломники, по-видимому, смешивали обе могилы — «пупа» и «уст Земли» (στόμα Гῆς). Если один только, и притом ненадежный, свидетель (Татиан) принимает омфал за гроб Диониса, зато и Гигин, и Сервий полагают, что под треножником погребен Пифон. Соглашаясь с Роде, что наиболее достоверная традиция (у Варрона: omphalos Pythonis tumulus, «омфал — могильный камень Пифона») сочетает омфал с Пифоном, а треножник с Дионисом, мы спрашиваем, однако, чем объяснить это смешение: не указывает ли оно на некоторую естественную теократию — темного Пифона с не менее темным Дионисом? О первом не знали наверно, что он за существо; эвгемеризм, самопроизвольно возникающий при попытке объяснения божественных могил, заставлял подозревать в нем страдального ведуна в образе одной из героических ипостасей Дионисовых.⁹
____________________________
[9] Пифон, отец Айкса (Aἴξ), пастырь черных коз (сравн. Διόνυσος Mελάναιγις), был владыкою вещего треножника, когда пришел в Дельфы из Ликии родившийся на Делосе Аполлон и стал пасти стада Пифона: контаминация с мифом о пастушеской службе у Адмета, подтверждающая характеристику Пифона как подземного Диониса. Plut. quaest gr. 12.
αἶξ (αἴξ, αιγός, эп. dat. pl. αἴγεσιν) ἡ козел) Hom., Arst., Plut.


Общераспространенного этиологического мифа, который бы оправдывал существование в Дельфах могилы Семелина сына, не было. К тому же в других местах мысль об омфале роднится по преимуществу с представлением о Дионисе. Ему, по сообщению Павсания, принадлежал во Флиунте древний храм невдалеке от пелопоннесского омфала; там же встречаем целое гнездо дионисийских святынь и связанных с ними легенд об Амфиарае, Ойнее, Геракле; там Амфиарай впервые начал пророчествовать. На вазах IV века с изображением элевсинского омфала Дионис или сидит на нем, или стоит подле. Антиной в том же положении на позднейших элевсинских изображениях понят, очевидно, как «новый Дионис» (νέος Διόνυσος). Правда, на древнейших надписях (πινακίς) Диониса близ омфала нет — быть может, их соотношение в Элевсине еще было «сокровенным» (ἄρρητος), — но самый омфал кажется подражанием Дельфам и вместе коррективом дельфийского культа (поскольку в Элевсине он отдан его правомочному владельцу), если не разоблачением тайного предания дельфийских жрецов Диониса, так называемых ὅσιοι («отшельники»).

Что до Дельфов, самый факт удвоения изначала данной могилы Пифона могилой неопределенного Диониса в смежном святилище обличает потребность различить и вместе сблизить обе таинственные сущности, нераздельно сливающиеся в одном представлении о доаполлоновском, дионисийском по своим корням, но отличном от позднейшей исторической формы Дионисова богопочитания религиозном начале, которому подчинено было некогда дельфийское прорицалище. Орфическое вероучение, оказавшее могущественное влияние на Дельфы еще ранее, быть может, VI столетия, оставляя тайну Пифона нераскрытой и только в обрядовой сфере знаменуя его теснейшую связь с Дионисом, постулировало отдельную гробницу последнего в другом священнейшем месте Дельфов, — под пророческим треножником. О растерзанном Титанами отроке Загрее, предмирном Дионисе, сыне змия — Зевса и змеи — Персефоны, орфики повествовали: или что сердце его было поглощено родителем, или что Афиной Палладой оно погребено было под горою Парнасом, или, наконец, что Аполлон схоронил под той же горой останки божественного младенца. Последняя версия могла послужить наиболее пригодным обоснованием тайнодейственного надгробного культа, имевшего характер «вызывания из мертвых» (ἀνάκλησις), в дельфийском святилище, учрежденного едва ли не впервые именно орфиками.

Символическое признание существенного тождества Пифона с Дионисом, при строгом различении первого как от Диониса-Загрея, так и от сына Семелина, входило, — можно думать, — в состав «неизреченного предания» (ἄρρητος λόγος), хранимого Дионисовыми жрецами храма (ὅσιοι), свершителями мистической жертвы, о которой Плутарх говорит: «дельфийцы верят, что останки Диониса покоятся у них близ прорицалища (т.е. треножника), и жрецы Дионисовы приносят сокровенную жертву в храме Аполлона, когда фиады будят Ликнита», т.е. в ту пору, когда на ночных радениях вакхические женщины, собравшиеся на Парнасе, ищут, вызывают и потом лелеют на голове в колыбели-сите (λίκνον) новорожденного Диониса.

Некая таинственная жертва в пещерных недрах дельфийского святилища принесена была, по Ликофрону, еще Агамемноном, и царь вознагражден был за нее нарочитой милостью Диониса. Последний был почтен Атридом, по-видимому, как бог-бык и вместе «герой» (как ἥρως Διόνυσος Tαύρος, каковое сочетание мы находим в женском культе Элиды); ему, как погребенному богу, совершил Агамемнон свои возлияния, и также Земле и подземным (следовательно, и Пифону). О пра-Быке говорили орфики как о последнем превращении преследуемого Титанами Загрея. В орфическом воззрении, основанном на древнейшем синкретизме териоморфических культов — исконного змеиного культа горных менад и культа критского, перенесенного в Фивах на всенародного Диониса, — между змием и быком устанавливается мистическая связь: бык — солнечная, змий — хтоническая ипостась того же бога; бык в мире живых становится змием в царстве подземном, чтобы снова возродиться быком. Отсюда изречение: «родитель змия — бык, быка родитель — змий». Дионис, в качестве «героя», был змием уже не у одних орфиков, но и в общенародном культе. Иерогамическим атрибутом менад на ликнофориях служила змея; новорожденный Дионис мыслился как ταυρόμορφος. Так развитие Дионисовой религии в Дельфах сближало Пифона с подземным ликом Диониса.

Дельфийское обрядовое действо убиения Пифонова (σεπτήριον), описанное Плутархом, весьма показательно. Пифон предполагается обитателем хижины (καλιάς), что несомненно способствовало укреплению антропоморфического представления о нем как о прадионисийском герое; эта хижина в священном действе (δρώμενα) — то же, что в трагедии первоначальная «куща» (σκηνή). В обитель Пифона, в сопровождении менад, именуемых стародавним минийским именем Ὀλεῖαι, с зажженными светочами в руках, тайком, проникает отрок, изображающий Аполлона. Опрокидывается жертвенный стол, как это делалось в чинопоследовании оргийных таинств; хижина поджигается светочами, возникает смятение, все опрометью бегут из дверей храма. После блужданий и полонения беглеца, над ним совершается уставное очищение. Это страстное действо (μίμησις πάθος), по своему строю и духу всецело дионисийское, восходит древнейшими частями своего состава к обрядам фиад, как и два другие эннаэтерические празднества с их участием — Героида (Ἡρωΐς) и Харила (Χαρίλα), но в целом кажется продуктом литургического творчества орфиков. Печатью их синкретического умозрения отмечено то уподобление Аполлона Дионису, при котором первый почти утрачивает свои отличительные черты и превращается в эпифанию второго как хоровожатого оргий, как Иакха (Ἴακχος) элевсинских мистерий. В римском надгробии из Филиппов мы встречаем сходный образ отрока со светочами в руках, как форму чаемой, согласно орфическим верованиям, дионисийской апофеозы юного покойника в царстве душ:

«Девы ль, тавром Диониса клейменные, отрока звали
В сонме сатиров играть на цветоносном лугу?
Взяли ль с кошницами нимфы участником таинств полнощных,
Хоровожатым, с четой светочей смольных в руках?»

Итак, новый Дионис действа жречески убивает своего прадионисийского двойника. Дельфийский Аполлон, в понимании орфиков, поистине — «Дионисодот» (Διονυσόδοτος — «дарующий Диониса»), как он именовался в роде флиасийских Ликомидов, хранителей древнейшего орфического предания.


5. Дионисийские прорицалища. Права Диониса.

Некоторый свет на историю дельфийского Аполлонова оракула проливает история оракула в Амфиклее, принадлежавшего Дионису. Описывая этот последний, Павсаний (X. 33:9-10) сообщает местное фокейское предание о змии, от которого город получил название Офитии. Властелин той страны, охраняя от вражеских козней младенца-сына, спрятал его в сосуд (ἀγγεῖον) и укрыл в безопасном месте; волк угрожает дитяти, но змий, обвившись кольцами вокруг сосуда, его оберегает. Пришед однажды навестить дитя, отец видит на сосуде змия, поражает его копьем и убивает одним ударом зараз и змия, и младенца, — но, узнав от пастухов, что змий был верным стражем ребенка, сжигает на общем костре мертвого сына и его доброго пестуна. В Офитии, — продолжает Павсаний, — совершаются оргии Дионису, но кумира на виду нет, ни доступа в тайное святилище (ἄδυτον). Бог прорицает амфиклейцам и врачует недуги положенных в храме больных во время их сна, — провещателем же (πρόμαντις) служит жрец, одержимый богом и изрекающий им внушенное.

Волк легенды (коррелят дельфийского волка) играет по отношению к младенцу роль знакомого нам двойника-преследователя, Лика или Ликурга;¹⁰ культ хтонической змеи, пророчествующей из своего гроба, мы встречаем как по ту сторону Парнаса, в Фивах и других местах Беотии, так и в Дельфах, где имя гробового змия — Пифон. Если в Дельфах оракулом Ночи и Змия овладевает Аполлон и его вторжение задерживает и осложняет естественное развитие прадионисийской формы в дионисийскую, то в Амфиклее мы наблюдаем непосредственное сочетание хтонического и экстатического культа с религией Диониса. Вероятно, что Дионис, обретший свой общеэллинский лик и свое общеэллинское имя, был лишь позднее соединен с этим исконным культом, когда же это соединение произошло, прадионисийский змий в Амфиклее отожествлен был с Дионисом. Схороненный в сосуде младенец есть погребенный Дионис, он же и змий: убивая змия, отец убивает ребенка; костер младенца — костер змия. Сокровенное святилище заключает в себе гроб змия и младенца вместе. Над гробом совершаются таинства Ночи и страдающего бога-младенца в его страстнόм лике, змия — в лике бога живого в сени смертной. Смыкающим звеном между эпохой Ночи и Змия и эпохой нового Диониса служит возникновение мифического представления о божественном младенце, разоблачение змия как новорожденного человекоподобного бога.
____________________________
[10] λύκος ὁ волк (πολιός, ὠμοφάγος Hom.).
Λύκος ὁ Лик, сын афинского царя Пандиона, миф. родоначальник ликийцев Her.
Λυκοῦργος ὁ Ликург, сын Дрианта, царь племени эдонян во Фракии. Ликург прогнал из своего царства Диониса, убив его кормилиц, за что был ослеплен Зевсом. (Гомер. Илиада VI, 130)


Амфиклейский оракул сосредоточивает в одном фокусе разрозненные указания, относящиеся к дельфийскому, и не оставляет сомнения в правильности проводимого взгляда на религиозно-историческую эволюцию последнего от Пифона к Дионису, остановить которую Аполлоново начало было бессильно и в результате которой Аполлонов оракул по существу стал дионисийским оракулом. Рассмотрим аналогичный случай дележа божественных братьев на почве другого древнего прорицалища. Аполлон пифийский Сотер (Σωτήρ), или спаситель (ἐπίκλησις хтонического бога), в Амбракии несомненно занял место первоначального Диониса, усвоив себе его черты, приняв его темный облик. Оттого слывет он родителем Меланея (черного), отца Дриопов; Меланей — основатель дионисийской Эретрии (Ἐρέτρια), стрелок сам и отец стрелка Эврита. И характер имен, и мотив охоты сближают этих героев с Дионисом-Загреем, диким охотником. Что прежде хтонического Аполлона чтился в Амбракии Дионис и притом в своем древнем мрачном аспекте, очевидно и из уцелевшего с той поры двойного культа Дионисовой сопрестольницы Артемиды, как Гегемоны и Агротеры; последнее имя прямо указывает на кровавые оргии и человеческие жертвы.¹¹ Пример Амбракии свидетельствует, между прочим, в пользу древности мистической теократии двуединого дельфийского Диониса-Аполлона.
____________________________
[11] В.Иванов, видимо, намекает на то, что этимология слова ἀγροτέρα (охотница) связана не столько со словом ἀγρός (сельская местность), сколько со словом ἄγριος (дикий, жестокий).

ἀγροτέρα ἡ охотница (эпитет Артемиды) Pind., Xen.
ἀγρότειρα adj. f деревенская, сельская (αὐλή Eur.).

ἄγριος 1) дикий; 2) жестокий, свирепый, лютый, злой; 3) неукротимый, необузданный, грубый; 4) мучительный, тяжелый; 5) бурный, ужасный.
θήρα, ион. θήρη ἡ охота, звероловство; ex. ζῆν ἀπὸ θήρας Arst. — жить охотой; αἱ τῶν ἰχθύων θῆραι


Нормальность эволюции прадионисийского оракула Земли в оракул Диониса подтверждается, наконец, и примером мегарского «прорицалища Ночи» (Νυκτός καλούμενον μαντείον) в непосредственном соседстве храма Диониса ночного (Nυκτέλιος). Дельфийский оракул ничем не отличается, в принципе своей организации, от фракийских Дионисовых оракулов, славившихся еще в римскую эпоху: в них одинаково пророчествовали пифии, окруженные жрецами — «пророками», или «провозвестителями» (προφῆται). Спрашивается, однако: была ли эта эволюция в самом начале прервана в Дельфах пришествием Аполлона, так что Дионису довелось впоследствии как бы сызнова завоевывать то, что естественно переходило к нему в наследственное владение от первопророчицы Геи, из чего следовало бы, что он является там пришельцем извне и притом позднейшим, нежели Аполлон, — или же в ходе этой эволюции Дионисово numen («обличие») настолько определилось еще до Аполлона, что последний мог утвердить свое господство только ценою частичного ему уподобления, чтобы, как только numen нашло свое nomen («имя»), признать его автохтонным и правомочным своим предшественником и общником захваченной державы?

За Аполлоново старшинство высказывается с оговорками Эрвин Роде. «Дионис был первым пророком в Дельфах, по схолиасту Пиндара», — напоминает он и продолжает: «наследником Дионисова пророчествования признает Аполлона и Войт (Voigt), но этот исследователь отожествляет Диониса с Пифоном, что едва ли может быть оправдано.

«Аполлон овладевает хтоническим, охраняемым змеею оракулом. Так как вопрошать оракула первоначально значит вступать в сношение с духом умершего, то пророчествовала вначале не Земля, но живущий в ней дух. Хтоническими могут быть названы все оракулы через инкубацию, ибо Земля — мать сновидений. Племенной бог фракийских флегийцев прорицал в сновидениях; его происхождение из культа душ обнаруживается этим фактом, как и свойственным ему фетишем змеи. Поэтому мне кажется, что и в Дельфах хтонический Дионис есть бог мертвых или бог смерти. Доказательства этого: гробница Диониса во святилище храма, имеющая вид ступени (βάθρον), и тайная жертва, приносимая над ней жреческой коллегией (ὅσιοι).» (Войт)

Я думаю, что по упразднении хтонического оракула, прорицавшего при посредстве сновидений, Аполлон заимствовал из дионисийской мантики неведомый ему дотоле способ дивинации в экстазе (furor divinus). Но кто возьмется дать ясный и доказательный ответ на вопрос о том, как именно в результате многоразличных сдвигов и сочетаний сменявших одна другую сил, во всеми оспариваемом центре эллинской религии воспреобладал, наконец, сложный и многосоставный культ Аполлона?». Гиллер фон Гертринген (Hiller v. Gaertringen), следуя Роде, находит, что, если Гея и Посейдон в Дельфах несомненно древнее Аполлона, то Дионис, напротив, моложе его, но столь могущественно было влияние нового пришельца, что произвело коренное изменение в Аполлоновой мантике: отменены были принесенные критскими «оргеонами» пифийского гимна гадания по жребиям и по шелесту священного лавра, и дионисийская пифия воссела на пророчественный треножник. Вместе с тем названный ученый отмечает древность связанных с фиадами празднеств, справляемых по старому календарю эпохи мифической.

Мы, со своей стороны, принимаем без колебаний второе решение выше поставленной дилеммы, не утверждая этим, однако, что Дионисово имя прозвучало в Дельфах раньше Аполлонова имени. Напротив, безыменность рождающегося в культе фиад бога и была условием Аполлонова воцарения в образе чаемого Диониса. Критские «оргеоны» со своим прадионисийским тотемом дельфина, жрецы-очистители и пророки-сновидцы, столкнулись в Дельфах с фиадами-пифиями, увенчанными вещим лавром, оргиастическими служительницами темной Геи и подземного змия, вызывательницами из могильных недр неведомого бога, младенца ли, или «жениха, нового солнца». Это соединение прадионисийского критского культа с религией менад дает впервые полный состав Дионисовой религии, — когда менады знают лик и имя родившегося младенца. Но Дионис еще не родился на их оргиях, когда пришли критские оргеоны, и потому чужой и юный бог должен был занять праздный престол и, занимая его, по возможности ответить ожиданиям его призвавших. Он делается Дафнефором, Дельфинием, пифийским прорицателем, приводящим furor divinus. Когда Дионис родится, он станет уже только Аполлоновым сопрестольником, каковым никогда бы стать не мог, если б издавна не был владыкою Дельфов, как пра-Дионис. Решающее значение в этом споре имеет, на наш взгляд, ответ на вопрос: искони ли прорицала пифия? Мы отвечаем: да, она и была изначала устами Земли (στόμα Гῆς). Критяне гимна были первыми жрецами, ставшими между нею и народом, истолкователями ее темных вещаний (ὑποφεταί), усмирителями ее исступления и ограничителями ее влияния. Это ограничение было единственным существенным нововведением Аполлоновой эры. Ибо менады древнее Диониса, что очевидно ускользает от Роде, когда он говорит, что у Диониса заимствовал Аполлон экстатическое прорицание; между тем пифия, им порабощенная, была еще прадионисийской пифией.

Из умолчания о пифии в гекзаметрах гимна к пифийскому Аполлону мы отнюдь не заключаем вместе с другими исследователями, что ее не было, но что тенденция составителей гимна побуждала их изображать события так, как будто бы ее не было. Гимн представляется нам памятником борьбы нового жреческого влияния с исконным укладом оргиастического культа, основанного на женском пророчествовании и почитании женского божества с его мужским прадионисийским коррелятом. Пришелец Аполлон, по свидетельству гимна, вступая в свое новое владение, проходит между рядами треножников: не предполагается ли этим существование пифийского треножника? Дионисийским одушевлением охвачены крисейские жены и девы, подымающие при виде света от очага Аполлонова священный вопль (ὀλόλυξαν). Бог начинает пророчествовать «из лавра» (ἐκ δάφνης), в котором выше мы усмотрели исконное достояние менад. Он принимает культовое наименование Тельфуса (Τελφοῦσα) — «в память о том, что струи постыдил Тельфусы священной»: рассказ гимна о гневе Аполлона на речную нимфу беотийской горы, по нашему мнению, не что иное, как мифологическое воспоминание о сопротивлении и насильственном подчинении новому закону местных прадионисийских менад. Мифическая проекция таковых (как будет показано ниже) — Эринии: нам понятны отсюда и вражда «старших богинь» к Аполлону вообще, та давняя обида на «юного всадника, растоптавшего стариц», которой не могут забыть ему Эсхиловы Эвмениды, — и, применительно к данному частному случаю, наличность в их сонме эринии Тельфусы.

Аполлоново господство не вносит в приемы дивинации ничего нового. Инкубация была употребительна во фракийских прорицалищах Диониса и, хотя вообще согласуется с духом критского ведовства (ведь «оргеоны» гимна были соотечественниками Эпименида), но, по Еврипиду, Аполлон сам же отменяет ее, как остаток владычества Геи. Что касается «жребиев», этот не определительный для Дельфов и в них не укоренившийся способ гадания скорее предполагает участие вещих женщин, нежели его исключает. Жребии олицетворены в трех доаполлоновских парнасских крылатых сестрах Фриях (Θριαί), «учительницах гадания» (μαντείης δάσκαλοι) и «пестуньях Аполлона», причем образ пестуний очевидно заимствован у дионисийского мифа, восходящего в свою очередь к обряду менад. И стих — «жребии мечущих много, но мало гадателей верных» — недаром сложен, по преданию, пифией; впрочем, это только переделка знаменитого изречения: «много тирсы носящих, но истинных вакхов не много». Так мы не находим ни одного довода, который бы мог поколебать в нас уверенность в первобытной древности женского оргиазма как исконной колыбели дельфийской религии.


6. Дележ и союз

Приведем, для выяснения древнейших отношений между дельфийскими братьями, несколько других примеров, показывающих рост культового круга, объединенного Аполлоновым именем, на счет безыменного дионисийского. Марон, по Гомеру (Одисс. IX, 197) — Аполлонов жрец виночерпий; когда Дионис провозглашен единым владыкой божественного дара лозы виноградной, — он воссоединяется с Дионисом.¹²

В области геортологической, древнейшие Фаргелии, сопряженные с прадионисийскими человеческими жертвами, перешли навсегда в праздничный круг Аполлона очистителя. Сминфии (Σμίνθια), мышиный праздник (σμίνθος = αρουραίος, «крыса»), этиологически объясняемый истреблением мышей, вредящих виноградникам, правились на Родосе, по надписям, в честь Диониса, по позднейшим сообщениям — в честь Аполлона и Диониса как предполагаемых истребителей;¹³ так как культ Сминфея (Σμίνθειος или Σμινθεύς) связан с мантикой (мышь — ζώον μαντικώτατον) и происхождение его, по-видимому, критское, то закрепление его за Аполлоном в Троаде, чему древнейшим свидетельством служит I песнь Илиады, представляет собою аналог утверждению власти Аполлона как прорицателя в прадионисийских Дельфах.

Мусическое соперничество дельфийских братьев составило бы предмет отдельного и обширного исследования; в дополнение к вышесказанному о музах, любопытно бросить взгляд на историю мифа о Лине. Проблемой религиозного мифотворчества встал вопрос о том, которому из божественных братьев-соперников приписать одно из древнейших преданий хоровой лирики — λίνος («лин»), народный плач (φρενός) по некоему умершему богу того же имени (Λίνος).
____________________________
[12] Марон почитается как дионисийский герой вместе с Зевсом и Дионисом в Маронее и составляет предмет героического культа в Писидии. (Preller-Robert, gr. Mythol., S. 731).

[13] «Επίθετον Απόλλωνος, κατά τον Αρίσταρχον από πόλεως Τρωικής Σμίνθης καλουμένης. Ο δε Απίων από των μυών, οί σμίνθοι καλούνται. Και εν Ρόδω Σμίνθεια εορτή, ότι των μυών ποτε λυμαινομένων τον καρπόν των αμπελώνων Απόλλων και Διόνυσος διέφθειραν τους μύας


Как олицетворение «страстей», страстотерпец Лин принадлежал Дионису. Его имя — припев каждого страстного обряда (παντός πάθους παρενθήκη). В остатках гесиодовской поэзии находим такой гимнический отрывок (fr. 192 Bz):

«Сына любимого ты родила, Урания, Лина.
Сколько ни есть на земле песнопевцев и лирнихов, Лина
Все поминают, все плачут об нем на пирах, в хороводах;
Песнь зачинают певцы и кончают именем Лина.»

Но так как плачи и хороводы во имя Лина требовали лирного сопровождения, то неоспоримы были права Аполлона Кифарода на это мифическое лицо, столь неопределенное, что в аргивском предании оно является младенцем, разорванным овчарками, а в фиванском — «божественным мужем-лирником», состязавшимся с Аполлоном и приявшим смерть от ревности бога, между тем как у Гомера Лин — погибший прекрасный отрок, и Сапфо воспевает его вместе с Адонисом (под именем Этолин (Οἰτολίνου), «обреченный на смерть Лин»; Павсаний IX, 29:8), в позднее же время ему приписывается апокрифическое повествование о подвигах Диониса. В фиванской традиции характерны тесное сближение Лина с Музами (черта, доаполлоновская) и пещерный героический культ (Павсаний IX, 29:6). Предание Аргоса сплетено с легендой о Коребе (Κόροιβος). По растерзании младенца Лина (пра-Диониса младенца) хтоническими собаками, наслано Аполлоном на Аргос чудовище, вырывающее детей из материнской утробы. Кореб убивает его и, чтобы очиститься от крови, идет в Дельфы. Пифия повелевает ему взять на плечи треножник и нести его, доколе он не упадет под ношей, а где упадет — воздвигнуть святилище Аполлону. Так основан был Коребом город Треножников (Τριποδίσκοι) в Мегариде; гробница героя была предметом почитания в Мегаре. Устраняя из рассказа черты дельфийской переработки, открываем в основе его факт оргиастического детоубийства, воспоминание о котором связалось с простонародными обрядами плача по Лину и с причитаниями, подражание коим находим в припеве Эсхилова хора, вспоминающего жертвоприношение Ифигении: «плач сотворите, но благо да верх одержит». Предание о страстнόм герое использовано Дельфами в целях искоренения дикого оргиазма и насаждения гармонической религии двуединого дельфийского божества, знаменуемой треножником, символом светлого Феба, вещей Земли и погребенного Диониса.

Мистическое слияние братьев-соперников в двуипостасное единство было намечено дельфийским жречеством в экзотерической форме внешних доказательств нерушимого союза и особенно в форме обмена священными атрибутами и знаками соответствующих божественных энергий. Задолго до Филодама, Аполлон — уже у Эсхила (fr. 341 Nauck) — «плющеносец и вакх» (ὁ κισσέως Ἀπόλλων, ὁ βακχέως, ὁ μάντις). На керченской вазе оба юных бога подают друг другу руки под дельфийской Аполлоновой пальмой, над «пупом земли». Отсюда и культовое сочетание Диониса с Асклепием: возникает Дионис — «врач, Пеоний, целитель» (ἰατρός, Παιώνιος, ὑγιάτης). Дельфийский оракул заповедует чтить его как «врачевателя». Впрочем, в этом качестве он был издавна известен в Амфиклее; Меламп, в свою очередь, олицетворяет дионисийскую медицину. Герой страстей, Асклепий, исцелитель дионисийских Пройтид (рядом с Мелампом) не теряет однако своего отца Аполлона, но получает в воспитатели Диониса.

Прямое провозглашение дельфийской теократии, если не видеть таковой, например, в культовом «пэане» Дионису поэта Филодама, известном по надписи IV века, где припев «εὐοῖ ὦ ἰό Βάκχ» (О, благой Вакх!) сменяется аполлонийским «ἰέ Παιάν» (О, Избавитель!), — мы находим лишь в позднюю эпоху, когда никакая теократия уже никого не удивляет. О Парнасе поет Лукан:

«Феба святая гора, и Бромия! Купно слиянным
Правят фиванки на ней оргий дельфийских чреду.»

Ритор Менандр так обращается к многоименному богу вдохновенных восторгов: «Дионисом зовут тебя фиванцы, дельфийцы же чтут двойным именем: Аполлон и Дионис. Вокруг тебя дикие звери (дельфийский волк и вакхическая пантера), вокруг тебя фиады, от тебя и луна приемлет лучи (разумеется прадионисийская сопрестольница и Аполлонова сестра, Артемида)». Но и по словам Павсания парнасские фиады творят радения на вершинах горы совокупно Дионису и Аполлону.


7. Παλίντονος ἁρμονίη ¹⁴

Утвержденная в Дельфах идея божественного двуединства Аполлона и Диониса вошла в плоть и кровь эллинства. Что же такое был этот союз в конечном счете? Религиозно-политический компромисс? Несомненно, но без дурного умысла и лицемерного расчета. Напротив, в основе его лежало мистическое утверждение некоей в божестве установленной антиномии. Гармония, которую созерцать дано богам и осуществлять предоставлено людям, была, конечно, не осуществлена, но все же ознаменована, и жизнь отлилась в формы этого ознаменования: это было кумиротворчество гармонии, ее εἴδωλον (образ) и как бы зеркальное отражение. Отсюда «эстетический феномен» античности. Дионис поистине лежал погребенным под дельфийским порогом; и когда воскресал — воскресал с душами, которых выпускал из темных врат, и в душах, которыми овладевал, и они видели, отторгнутые от земли, слепительные епифании духа. Но на земле ему не было места, где преклонить голову; его только непрестанно и пышно отпевали, и восхищаться им любили понаслышке, не зазывая к себе в слишком близкое соседство: его демоническое веселье было опасно, как огонь в доме. Даже в художестве гениальная непредвиденность (не все же были Эсхилы, чтобы лепить «во хмелю» титанов) была слишком ненадежна, и потому к ней приставлен был для надзора аполлонийский канон.
____________________________
[14] παλίντονος ἁρμονίη — напряженная гармония (παλίντονος ἁρμονίη κόσμου ὥσπερ λύρης καὴ τόξου — мировая гармония, в которой, подобно лире и луку, напряжение чередуется с ослаблением. Heracl. ap. Plut.)


Дионис был не от сего мира. Он хотел божественной жизни и делал ее действительно божественной, как только к ней прикасался: чудесно воспламенялась она тогда и, как вспыхнувшая бабочка, превращалась в пепел. Многие эллины — и это были лучшие в эллинстве — думали, как Гёте, который славил «живое, тоскующее по огненной смерти»; но большинство, предпочитая менее сильные ощущения превращаемости, выработали особенное и как бы дипломатическое отношение к Дионису, которое издавна обманывает научившихся по-гречески анахарсисов, не догадывающихся, что большая часть античных суждений о Вакхе — осторожное лукавство и лишь притворство напускной беспечности, и вообще сдержанность, предписываемая часто простым тактом. Решительно, слишком многого не следовало касаться, произнося Дионисово имя, которое было, однако, неизбежно у всех на устах. Дионис и жизнь — это было опасное сочетание, напоминающее любовь Семелы. Когда Дионис выступал законодателем, он требовал невозможного, которое единственно ему по нраву: к политической деятельности он был явно неспособен. Все божества олицетворяют закон; все они — законодатели, и закономерны сами. Один Дионис провозглашал и осуществлял свободу. Отрицание закона, противоположение ему свободы есть в дионисийском античном идеале черта христиански-новозаветная. Ибо Дионис-освободитель не мятежен и не горд, и так нисходит к людям, как к своим кровным, и так же восходит к отцу, в котором пребывает: ведь Зевс и Дионис, по коренному воззрению эллинов, одна сущность, даже до временного или местного слияния самих обличий.

Дельфийское определение сыновнего лика дало как бы химическую формулу души эллинства. Именно таково ее «смешение» (κρᾶσις): два жизнетворческих начала соединились в ней — Дионис и Аполлон. Но как различна была судьба обоих! На долю «бога», только «бога», выпало вселенское, но не божественное — мы бы сказали, архангельское — посланничество: завершить в идее, осуществить в полноте явления и довести до исторических пределов поприща во славе — античную культуру, во всем полновесном значении этого огромного слова, — потом же просиять и застыть в уже бездушном отражении далеким и гордым «идолом» золото-эфирной гармонии, чистым символом совершенной формы. А Дионису, богу нисхождения и потому уже скорее «герою», чем «богу», на роду написаны вечно обновляющаяся страстнáя смерть и божественное восстание из гроба. Дионисийство, погребенное древностью, возродилось — не на одно ли мгновенье? — в новозаветности, и все видели Диониса с тирсом-крестом. Потом он куда-то исчез; есть племена, мисты коих верят, что он все где-то скрывается и его можно найти, — там, где всего менее ждешь его встретить. Во всяком случае, то его возрождение в дни «умершего Пана» было реально, а потому и не формально, т.е. не в старых формах, а в новой маске. Ибо реальности, почитаемые божественными, на самом деле только «героические», т.е. страстные ипостаси единого Ens realissimum; те же, что не страдают, — не реальности, «сущие воистину», а только отражения божественных идей, вечно-сущих форм становящегося бытия.

_______________________________

ДИОНИС В ЛУЧЕВОЙ КОРОНЕ

dr_n3 (500x243, 29Kb)
Антиох VI Дионис Эпифан (145-142 до н.э.). Сирия (Государство Селевкидов). Æ 22mm (8.40g).
Av: голова Антиоха VI в образе Диониса, в венке из плюща и лучевой короне;
Rv: слон держит хоботом факел; BAΣIΛEΩΣ ANTIOXOY EПIФANOYΣ ΔIONYΣOY / ΣTA

_______________________________
dr_n6 (700x348, 47Kb)
Родос (Ῥόδος), Кария. Æ 35mm (19.83g), I в. н.э. Магистрат Тимострат.
Av: голова Диониса в венке из плюща и радиальной короне;
Rv: цветок розы; POΔIΩN / TAMIA TEIMOΣTPATOY (ταμία Τειμοστράτου).

_______________________________
Clip (396x194, 21Kb)
Родос, Кария. Æ 37mm (20.20g), I в. н.э. Магистрат Гипсикл.
Av: голова Диониса в венке из плюща и радиальной короне;
Rv: крылатая Ника стоит на проре, с пальмовой ветвью и афластоном; POΔIΩN / ΕΠΙ ΥΨΙΚΛΗΟΥC

_______________________________
_dr_n5 (700x338, 45Kb)
Родос, Кария. Æ 34mm (20.26g), I в. н.э. Магистрат Тимострат.
Av: голова Диониса в венке из плюща и радиальной короне;
Rv: цветок розы; POΔIΩN / TAMIA TEIMOΣTPATOY

_______________________________
dr_n4 (700x351, 43Kb)
Родос, Кария. Драхма (Æ 35mm, 26.42g), I в. н.э. Магистрат Тимострат.
Av: голова Диониса в венке из плюща и радиальной короне;
Rv: крылатая Ника с пальмовой ветвью и афластоном; POΔIΩN / TAMIA TEIMOΣTPATOY

_______________________________
dr_k (699x354, 43Kb)
Родос, Кария. Драхма (Æ 35mm, 25.58g), 31 до н.э. – 60 н.э. Магистрат Дамарат.
Av: голова Диониса в венке из плюща и радиальной короне;
Rv: крылатая Ника с пальмовой ветвью и лавровым венком; POΔIΩN / EПI TAMIA ΔAMAPATOY (ἐπί ταμία Δαμάρατου).

_______________________________


Метки:  

ИНОИМЕННЫЕ ДИОНИСЫ

Дневник

Среда, 08 Марта 2017 г. 10:35 + в цитатник
Вячеслав Иванов
ДИОНИС И ПРАДИОНИСИЙСТВО
I. ИНОИМЕННЫЕ ДИОНИСЫ



1. Типы прадионисийских культов

Есть многозначительная историческая правда в словах Геродота (II, 52, 1. 3):

«Издревле пеласги всяческие приносили жертвы, молясь богам, — как я слышал в Додоне, — но ни прозвищем, ни по имени не называли ни одного божества, ибо именам не научились… Дионисово же имя узнали еще позднее, нежели имена других божеств».

В самом деле, древнейшая эпоха Дионисовой религии есть эпоха безыменного или иноименного «пра-Диониса. Одним из свидетельств об этой подготовительной стадии религиозно-исторического процесса, приведшего к объединению местных оргиастических культов под определенным именем одного общеэллинского божества, может служить пустой престол некоего бога, заполненный впоследствии малым кумиром Диониса, по изображениям на монетах Фракийского Эна (Aἰνός). Вид прадионисийского культа представляет собою почитание безыменного Героя, распространенное во Фракии и Фессалии, на долгие времена укоренившееся в балканских странах вообще и встречающееся здесь и там в разных местах Эллады и Великой Греции, причем из атрибутов Героя развиваются его «прозвища» (ἐπίκλησις) Конника и Охотника; последние окаменевают в имена, установление коих выводит Героя из круга безыменных пра-Дионисов, и Великий Ловчий — «Загрей» — находит уже немалую общину оргиастических поклонников, в качестве самостоятельной божественной ипостаси пра-Диониса — Аида, — пока его культ не впадает притоком в широкую реку торжествующей Дионисовой религии. К безыменным культам относится, далее, женский оргиазм, в своем исконном служении неизменно-пребывающему женскому божеству требовавший мужского коррелята в лице периодически рождающегося и умирающего бога и, наконец, обретший искомые имя и обличие в родившемся Дионисе.

Оргиастические культы, не знающие точного имени и ясно означившегося лица боготворимой одержащей силы, естественно приемлют Диониса, когда сокровенное имя найдено и смутное представление о незримом двигателе оргий и возбудителе исступлений антропоморфически определено. Иные же вовлекаются в орбиту других культовых притяжений, — например, Аполлона, Посейдона, — или же обособляются, коснеют и мельчают в своей местной замкнутости: так, переживания прадионисийской ступени сохраняются до весьма позднего времени — и впитываются христианством — в почитании все того же безыменного Героя, о чем свидетельствуют, между прочим, надписи с посвящением deo Heroi sancto, чаще deo sancto Heroni, найденные на Эсквилине, и подобные же в других местах.

Иноименные культы испытали двоякую участь. Чаще всего их первоначальные объекты, местные демоны (δαίμων, «божество») с отличительными особенностями будущего Диониса, низводятся на степень героев. Этиологический миф обычно приводит этих героев в более, или менее тесную связь с самим Дионисом (таковы, напр., Элевтер, Икарий, Ойней, Аристей), порою же прагматически связать повесть о них с деяниями бога не может, но неизменно выдвигает их страстную участь (πάθος, «страдание») как некую печать их внутреннего родства с божественным чиноначальником (Ἀρχηγέτης) «страстей»; кроме того, в их характеристике необходимо сохраняются отдельные, как бы физиономические черты бога, героическими двойниками которого они продолжают жить в религиозной памяти народа. Но это важное явление в развитии Дионисовой религии должно быть предметом особого рассмотрения (о героических ипостасях); в порядке же настоящего исследования внимание наше сосредоточивается на другом типе иноименных культов. Это — те оргиастические богопочитания, объект коих был раньше обретения Дионисова имени отожествлен с одним из общенародных и древнейших богов, — большею частию, с самим Зевсом; он же, в качестве верховного бога, в период до выработки понятия сыновней ипостаси, был особенно близок монотеистическому складу богочувствования, составляющему характерное отличие общин оргиастических.

Понятно, что усвоение определившегося Дионисова божества этими подготовительными, прадионисийскими культами — в случаях уже совершившегося присоединения их к другим древнейшим культовым сферам — было в высшей степени затруднено. В редких случаях, когда это усвоение оказывается тем не менее возможным, оно имеет своим типическим последствием удвоение культа: таковы Зевс-бык и Дионис-бык на Крите, Зевс и Дионис Мейлихии, Зевс и Дионис Лафистии, Арей и Дионис Эниалии; сюда же относятся Зевс-Аристей, Зевс-Герой, Зевс-Сабазий и т.п. Такое религиозное образование, как «Зевс-Вакх» пергамской надписи, конечно, исключение и аномалия; примечательно, однако, что «Зевс-Вакх» чтится рядом с «Зевсом». Правда, надпись, именующая обоих вместе, принадлежит поре позднего синкретизма; но последний лишь облегчил, в данном случае, культовое определение исконного местного верования. Позволительно думать, что сближение некоторых малоазийских ликов Зевса с Дионисом совершилось под влиянием таких искони синкретических религиозных форм, какими были в своих местных особенностях культы Зевса Карийского и Тарсского, Зевса-Хрисаора в Стратоникее и Зевса Стратия в Лабранде или культ фригийского и писидийского «бога спасающего», отличительным признаком которых служит Зевсов атрибут обоюдоострой секиры (λάβρυς), наследие хеттского Аттиса-Тешуба и хеттского Геракла Диониса — Сандона в Тарсе. Поскольку тотем двойного топора с его оргиастическим обрядовым кругом был всецело усвоен религией Диониса, как это с особенною отчетливостью наблюдается на Тенедосе, постольку названные божества приобретают прадионисийский характер.

Родственное явление наблюдается в Додоне, где изначальному почитанию подземного Зевса придаются черты дионисийского культа: так, ему совершаются возлияния с виноградных листьев. Павсаний, в описании святынь аркадского Мегалополя (VIII, 31, 2), отмечает странность Поликлетовой статуи местного Зевса Филия (Фίλιος): знаменитый художник придал ему черты Диониса и даже дал в руку тирс, но на тирсе изваял орла; так сочетал он атрибуты Диониса и Зевса.


2. Хтонические Зевсы

Прототипом большей части прадионисийских ликов Зевса является идейский или диктейский Зевс, наследник доэллиннского и родственного хеттским божествам критского, бога с обоюдоострой секирой, бога-быка, живущего в Лабиринте, — он же критский Зевс, как бог оргиастических жертв, — пра-Дионис Омадий (ὅμαδιος) и, как бог погребенный, — пра-Дионис Аид. Замечательно, что и этот культ впоследствии удвоен культом быка-Диониса, вбирающим в себя элементы женского оргиазма и омофагии (ὠμοφαγία), т.е. растерзания и съедения жертвы живьем. Так что за Зевсом Крита остаются из области оргиастической только куреты, а из сферы первоначальных представлений о нем как о боге подземном только почитание пещеры, где он родился, и непонятной позднейшему эллинству (напр., Каллимаху) его могилы. К производным из критского культам принадлежат Зевс-Полией афинских буфоний и соприродных им обрядов на островах, как и милетский Зевс или Зевс-Сосиполис в Магнесии на Меандре, который также чтился буфониями и, сверх того, угощением богов, для коих воздвигались кущи и три ложа. В самом деле, если элейский Сосиполис, младенец-змий, пришел с Крита, естественно сочетать с Критом и магнетский культ, — как, впрочем, и другие буфонии оказываются генетически связанными с островом Миноса. Эти городские покровители Зевсы, будучи божествами подземными, закономерно мыслятся в виде городовых змиев.

В лице Ганимеда мы встречаем героизацию человеческих жертв, приносимых некоему пра-Дионису, отожествленному с верховным Зевсом и проявляющему свою божественную силу в даре виноградной лозы. О «богоподобном» (ἀντίθεος) Ганимеде, «прекраснейшем из смертных», Гомер (Ил. XX, 234) говорит, что «боги восхитили его быть виночерпием Зевса». Перед нами суровый пра-Дионис и предварение юного, гроздью увенчанного Вакха, испытывающего страсти (πάθος): оргиастическое numen¹ виноградного дара представлено дуалистически своею жреческою и жертвенной ипостасью, — другими словами, в мифе о Ганимеде предначертан почти полный состав Дионисовой религии. Малая Илиада знала, что Зевс дал отцу Ганимеда в уплату за сына золотую виноградную гроздь, работу Гефеста, — что опять указывает на родство легенды с культом винограда. Варианты сказания обличают в похитителе Ганимедовом человекоубийственного Зевса: легенда издавна ориентируется на Крит, где похитителем является Минос. В малоазийской (от Крита независимой и восходящей, по-видимому, к хеттам) версии ипостась пра-Диониса (Зевса) Омадия — Тантал, жертвоприноситель отрока-сына, угощающий плотью юного Пелопса богов-сотрапезников, и обладатель бессмертной влаги.

Первоначальное почитание Дионисова numen среди эллинов под неопределенным именем Зевса оставило следы и в культе прадионисийских героических ипостасей, принятых за ипостаси подземного Зевса (Ζεὺς χθόνιος), каковы Зевс-Аристей, Зевс-Амфиарай, Зевс-Трофоний, Зевс-Герой, — и в культе Мейлихия.² Последний — подземная сила, то мыслимая множественною, как боги-Маны италиков (δαίμονες μειλίχιοι противополагаются богам небесным, οὐράνιοι), то раздвояющаяся на мужскую ипостась и женскую, связанная с древопочитанием вообще (ἔνδενδρος, древобог — как Дионис, так и Зевс), в частности же с почитанием смоковницы (συκάσιος, συκεάτης, συκίτης Διόνυσος), древа очищений, и, по-видимому, с кровавым, семитического происхождения, оргиазмом.
_________________________
[1] numen, -inis n образ, т.е. изображение или статуя бога (numina divum V).
[2] Ἀρισταῖος {ἀριστεία} ὁ Аристей, доблестный;
Ἀμφιάραος (ἀμφι-άραος) ὁ Амфиарай, грозный;
Τροφώνιος ὁ Трофоний, питающий (эпитет Зевса с храмом и оракулом в Лебадии);
Μειλίχιος ὁ Мейлихий, милостивый, милосердный (Ζεύς Plut.).


Общая всем видам древнейшего религиозного миросозерцания мысль о коррелятивной связи между смертью и половой силой, о зависимости земного плодородия и чадородия от воль подземных, поскольку она раскрывалась и в культовых сношениях с семитами, воплотилась в служении Мейлихию (вероятно, Молоху), подземному Зевсу, другому лику Зевса небесного, и Мейлихии — Афродите (Астарте). С возникновением идеи о тождестве Аида и Диониса, Мейлихием стал и Дионис. «Черная смоковница, сестра винограда» была отдана именно последнему; но уже укоренившийся культ Мейлихия под именем Зевса остался одновременно в силе и даже преобладал над новым, приуроченным к имени Диониса: так Диасии (Διάσια), афинский праздник Мейлихия в дионисийском месяце Анфестерионе, остались за Зевсом. Эвфемистическое имя Мейлихий, которому соответствуют устрашающие имена того же божества — Маймакт (Μαιμάκτης, «яростный, буйный») для Зевса, Агрионий (Ἀγριώνιος, «свирепый») и Омадий (Ὠμάδιος, «дикий, жестокий»), Омест (Ὀμηστής, «кровожадный») для Диониса, свидетельствует о замене человеческих жертв жертвоприношениями животных и, наконец, жертвами бескровными и явно обнаруживает дионисийскую природу Мейлихия.


3. Лафистий и Афамант

Аналогичен Мейлихию в некоторых отношениях (хотя и различен от него, вопреки мнению Отфрида Мюллера, уже самим происхождением) — Лафистий (Λαφύστιος, «Пожиратель»): в обоих культах мы видим попытку приписать ужасную силу некоего оргиастического божества, требующего человеческих жертв, сначала Зевсу, потом Дионису. Героическая проекция Лафистия, бога горы Лафистион (Λαφύστιον ὄρος) близ Орхомена в Беотии, а также Афамантовой равнины и города Галоса во Фтиотиде, — Афамант, царь минийского Орхомена. И подобно тому как первоначальный Зевс-Лафистий удвоен позднейшим религиозным образованием — Дионисом-Лафистием, так и Афамант, обреченный первому, оказывается в предании одним из исступленных героев-вакхов (βάκχοι). Ибо героические ипостаси божества обречены ему: так, Артемида-Ифигения, в качестве смертной девы, обречена Артемиде — как жертва или жрица; она же была и тою, и другой. И не только обречен Зевсу-Лафистию сам Афамант, его жрец и жертва, но и каждый старейший в роде из его потомков, приблизившись к дому старейшин в Галосе, умерщвлялся в жертву Зевсу-Лафистию, по свидетельству Геродота (VII, 197). Дионисийским коррелятом того же сакрального установления является преследование обреченных дев (Ὀλεῖαι) из минийского рода жрецом Диониса, с мечом в руке, на орхоменском празднестве Агрионий, по сообщению Плутарха (quaest. gr. 38).

Вовлечение прадионисийского культа в круг Дионисовой религии совершилось, очевидно, под влиянием Фив, что выразилось в мифологеме мотивом бракосочетания Афаманта с Ино, сестрою Семелы, фиванской матери Диониса. Ино, в доме Афаманта воспитавшая божественного младенца, сына Семелина, хочет извести пасынка Фрикса и падчерицу Геллу, детей своего мужа от Нефелы. Дети бегут из дома и скитаются по дубравам, обезумев от пребывающего под их кровом Диониса (согласно Гигину). Гера (вмешательство коей составляет несомненно позднюю черту мифа), мстя за покровительство, оказанное сыну Семелы, наводит на Афаманта бешеное неистовство. Он преследует Фрикса; но отрока и сестру его спасает их мать, богиня Облако, на золоторунном баране. Древнейшее сказание говорило о принесении Фрикса Афамантом в жертву Зевсу-Лафистию. Афамант умерщвляет Леарха, собственного сына от Ино, который представляется отцу, охваченному дионисийским безумием, то молодым оленем (νεβρός, по Нонну), то львенком (по Овидию). Герой бродит, одичалый, без крова; волки делят с ним кровавую снедь.

Перед нами типический спутник преследуемого и жертвоприносимого бога: его преследователь и исступленный жрец. Афамант — человек-волк (как фракийский Ликург, ἀνδροφόνος Λυκόοργος шестой песни Илиады) и вместе кормящий младенца молоком мужских сосцов «вакх пестун» (опять как Ликург, которому хотелось бы отнять божественное дитя у Дионисовых кормилиц), — оленеубийца и небридоносец, разрывающий Диониса под личиною Леарха. В его лице, как бы на наших глазах, услаждающийся снедью детской плоти оргиастический Лафистий превращается в вакха-дионисоубийцу. Ино, сказание о которой лишь искусственно сопряжено со сказанием об Афаманте, менада парнасских дебрей, по Еврипиду, — бросается с сыном Меликертом в белопенную морскую кипень, предварительно опустив отрока, по одному из вариантов мифа, в кипящую воду, имеющую силу возрождать в новом образе человека; в море обернулась она «белой богиней» Левкофеей (Λευκοθέα), с волшебным покрывалом из пены (κρήδεμνον, головная повязка с покрывалом для лица), спасающим пловцов (Одиссея), а сын ее — богом Палемоном, покровителем мореходов: так младенец Дионис у Гомера спасается от ярости Ликурга, на лоно морской богини; так дионисийские нимфы бросаются в море, преследуемые двойником Ликурга — Бутом (Bούτης). Меликерт — дубликат Леарха, возникший, очевидно, из контаминации фиванского вакхического культа с неким морским коррелятом такового, и притом, судя по имени бога, коррелятом финикийского происхождения: если Леарх — отроческий аспект Диониса, как молодого льва (λέων), подобного Пенфею (созвучие слов способствовало, по-видимому, фиксации этого близкого Фивам по культу матери богов образа), Меликерт-Палемон³ — отроческий аспект Диониса на дельфине, каким знал его островной культ. Но, как Асклепий, выделившись из Аполлонова божества, приобретает полную самостоятельность, так прекращается и дальнейшая связь между Палемоном и Дионисом.
_________________________
[3] Μελικέρτης (-ου) ὁ Меликерт (морское божество) Pind., Polyb., Luc., Anth.
Παλαίμων (-ονος) ὁ Палемон, «Борец» (эпитет Меликерта, сына Ино-Левкотеи) Eur.



4. Зевс Ликейский, Ликаон, Ликург

Подобен Афаманту и Танталу «пеласгийский» Ликаон, героическая ипостась Зевса-Ликея (Λύκαιος), учредитель его культа в Аркадии, царь-жрец, предлагающий в снедь своему богу плоть внука Аркада, рожденного от Зевса дочерью царя, Артемидиною служительницей, а потом медведицей, Каллисто. Аркад, как и Танталов Пелопс, чьей плоти отведали боги, оживлен (примысл эпохи, упразднившей человеческие жертвоприношения); Ликаон обернулся волком; стол же, на котором было предложено жертвенное яство, опрокинут разгневанным Зевсом, как опрокидывает, с проклятием на Плисфенидов, роковой стол обманутый родитель Фиест. Опрокидывание священных столов — оргиастический обряд, несомненно связанный с омофагией и составлявший мистическую часть богослужения дионисийских менад; рассказ о Фиестовой трапезе у Эсхила — отражение мифа о Ликаоне. Подстрекательство к детоубийству приписывается первенцу Ликаона, Менолу, т.е. «исступленному» (μαινόλης), носителю дионисийского имени, подобно брату его, первенцу по версии Павсания, Никтиму (Νύκτιμος). Сближение Артемиды с Ликейским Зевсом через Каллисто также указывает на прадионисийскую природу последнего.

Основной тотемический мотив ликейского культа — преследование волками оленей. Оленями (ἔλαφοι) зовутся обреченные чужеземцы в храме Ликея, волками — жрецы. Эти, — повествует Павсаний (VIII, 2, 5), — по первом вкушении человеческого мяса поистине обращались в волков; но если побеждали свой голод к такой снеди и не вкушали от нее девять полных лет, становились опять людьми. На то же аркадское предание ссылается однажды и Платон (Rp. 565 D). Перед нами обломки и воспоминания древнейших культов, из коих развились народные представления о ликантропии, вера в вурдалачество. Сюда же относится упоминаемый Плинием (N. Н. VIII, 34) обычай в аркадском роде Анфа выбирать по жребию одного из родичей в «волки»; сняв с себя прежние одежды и повесив их на дуб, он становился «волком», т.е., очевидно, опальным изгнанником, и должен был жить «с волками» девять лет. Дионисийское имя Анфидов и обряд переодевания, — быть может, с принятием личины или других знаков и отличий волка, вроде наброшенной на голову волчьей шкуры с головою зверя, какую мы встречаем на иных античных изображениях, — характеризуют это религиозное установление, как промежуточную, переходную форму между культами прадионисийского Ликея и Диониса. По-видимому, могущественное и страшное некогда прадионисийское жречество в пору отмены человеческих жертв было поставлено под угрозу опалы в случаях возврата к человекоубийственной ритуальной практике, причем опала могла условно распространяться и на целый жреческий род, как мы видели это на примере Афамантидов.

Если волк-Ликаон есть низведенный на землю Зевс-Ликей, если волк-Афамант — Зевс-Лафистий, или, что то же, Дионис-Лафистий, то в лице Ликурга, лютого волка плотоядного (ὠμηστής, λύκος ὠμοφάγος), легко узнается фракийский пра-Дионис Омадий. На дионисийскую природу Ликурга указывает и его родство с миром растительным (он сын Дриады, и он же запутывается в виноградную лозу), и его двуострая секира. Гомеровская сцена преследования Ликургом «кормилиц буйного Вакха» — типическое для дионисийской легенды раздвоение Дионисова божества. Подобным Пенфею очерчен был Ликург в «Эдонах» Эсхила. Младенец, которого вакх-пестун оспаривает у пестуний-вакханок, неистребим, хотя и делается несомненно, испытывая πάθος, оргиастической жертвой своего яростного двойника или своих же менад: он растекается, например, стихией влаги. В версии мифа у Диодора (V, 50), Диониса, впрочем, вовсе нет, а брат Ликурга, по имени Волопас (Bούτης), преследует только кормилиц бога; менады убегают на гору Дриос, во Фтиотиде, или же кидаются в море; Дионис карает преследователя безумием.


5. Легенда о Макарее и прадионисийское жречество. Меламп.

Прадионисийские человекоубийственные культы привнесли в историческую религию Диониса необходимый ей элемент: многообразно представленный в ликах мифа единый тип свирепого Дионисова двойника-преследователя, жреца-исполнителя оргиастической жертвы. Тип этот одинаково дан был и обрядовой действительностью, и мифологическим преданием. В последнем герои-жрецы-преследователи суть очеловеченные ипостаси пра-Диониса Омадия.

Раздвоение божества на лики жреческий и жертвенный и отожествление жертвы с божеством, коему она приносится, было исконным и отличительным достоянием прадионисийских культов. Бог-бык был вместе бог-топор на Крите и во всем островном царстве древнейшего дифирамба. Оргиастическое божество фракийских и фригийских культов всегда двойственно, причем стремление определить его как две раздельные сущности встречается с невозможностью провести это разделение — отнять у страдальной ипостаси ее грозную, губительную силу и лишить свирепого бога страстнόй участи. Но в общем можно заметить, что утверждение исторической религии Диониса, совпадая с заменой мистически-реальных, т.е. человеческих, жертв фиктивно-реальными, символическими (ибо зооморфизм уже обратился в символизм) жертвоприношениями животных, способствовало торжеству кроткого лика в двуликом Дионисовом божестве, — чтό и сделало его, по выражению Липперта, «пасхою эллинов», — и выделению жестокого, губительного начала в дионисийские ипостаси героев-преследователей.

Характерным примером может служить митиленская легенда о Дионисовом (как это явствует из самого имени) жреце Макарее. «Кроткий на вид, духом же лютый» (Aelian. v. h. XIII, 2) и «лев» (по Диодору), Макарей убивает тирсом жену, казня ее за убийство старшего сына. Умертвила же она старшего сына за то, что тот убил брата отцовским жреческим оружием (σφαγίς), подражая священнослужению отца, и сжег тело отрока на алтаре Дионисовом в пору празднования триетерий. Так покарал Макарея Дионис за коварное злодеяние, некогда им совершенное над одним чужеземцем в самом святилище (ἀνάκτορον). Тем не менее, Макарей был чтим народом и, когда умер, по Дионисову повелению погребен на счет города. Прагматизм легенды поздний, но в основных чертах она сложилась по упразднении человеческих жертв и отразила черты религиозного быта предшествующей эпохи. Макарей слыл основателем храма растительного Диониса-Брисея. Новое исследование правильно усмотрело в нем «божественное существо, служившее объектом культа в культовом цикле митиленского Диониса». В нем типически ипостазировано божество Диониса, как необоримая свирепая сила и львиная ярость (δύναμις, ἀλκή, λέων, οργή). Вакханки в трагедии Еврипида (ст. 1017) приглашают Диониса явиться в образе «огнедышащего льва» (πυριφλέγων λέων). Но в то же время Макарей рассматривается уже не как Дионис, а в противоположении ему и его кроткому, святому закону: это позднейшая, смягченная форма оргиастической религии. Макарей — первоначально прадионисийский оргиастический бог, потом грозный и вместе страдальческий герой, коему приносятся жертвы на его гробнице, наконец — квазиисторическое лицо, о котором рассказываются тенденциозные вымыслы (ограбление чужеземца), долженствующие утвердить религиозно-просветительную и гуманную мораль нового века.

Содержание же легенды, этого религиозно-исторического палимпсеста, отчетливо выступает во всех подробностях. С одной стороны, мы находим в ней картину прадионисийского жречества: убиение чужеземцев в святилище, т.е. в жертву богу, принесение в жертву детей и, наконец, родовую наследственность жречества. С другой стороны, перед нами женский триетерический оргиазм с его детоубийством и убийственным преследованием женщин мужскими участниками культа, подобным сохранившемуся до поздних времен в Орхомене преследованию миниад (Μινυάδες, три дочери Миния), именуемых Ὀλεῖαι. Это два разных культа: мужской, прадионисийский, и женский, до обретения Дионисова имени посвященный богине Ночи и безыменному Дионису. Первому соответствует жреческая «сфагида», под которою, в данном случае, едва ли не разумеется двуострая секира; второму — тирс. Оба человекоубийственные культа слиты в единую Дионисову религию. По-видимому, первый культ — островной, с Крита пришедший, в минойском предании коренящийся культ двойного топора и быка-Дифирамба; он же искони был морским и растительным, в частности — культом винограда. Второй — материковый, горный, триетерический, знаменуемый символами-тотемами тирса, плюща и змеи, культ парнасских менад, — по своему происхождению, вероятно, фракийский. Соединение первого с женским оргиазмом второго дает окончательную форму религии Дионисовой.

Катартическое (καθάρσιος), т.е. очистительное, освободительное, целительное разрешение оргиастических преследований по обретении Дионисова имени ясно ознаменовано в мифе о Мелампе (Μελαμπόδεια), которого Геродот считает первоучителем религии Дионисовой и установителем ее обрядов. Пилосский прорицатель Меламп (Μελάμπους, -ποδος — «черноногий»), сын фессалийского Амифаона, обязанный дружбе змей своим могуществом ведуна, знахаря и очистителя, вещий дар свой получил, конечно, не от Аполлона, с которым был сближен только позднее, когда дельфийский бог овладел всей областью мантики, катартики и медицины, — но из недр земли и принадлежит, по особенностям своего мифа и своей генеалогии, к ликам сферы хтонической. Другом змей стал он потому, что первоначально сам был змием: чернота ног, означенная в его имени, говорит на символическом языке древнейшего мифа о том, что нижняя половина его тела оставалась как бы погруженною в подземное царство, что его человеческое туловище кончалось, как у Эрихтония, змеиным хвостом.⁴
_________________________
[4] Меламп не только «черноногий», но и «чернокозий», как Διόνυσος Mελάναιγις, один из аспектов Диониса-Аида; таковым же слывет Пифон. Культ Мелампа засвидетельствован надписями в Эгисфене, где коза — тотем, и миф помнит, что он был вскормлен козою. Далее: хтонический пес прадионисийского дикого охотника Актеона носит имя Μελάμπους, или Mελαγχαίτης («чернокосмый»), — опять одно из наименований Диониса, — или, наконец, просто Μελανεύς («черный»): эти прозвища рассматриваются, очевидно, как синонимы.

d_gq (500x236, 36Kb)d_gh (500x247, 42Kb)
1. Фрако-македонские племена (uncertain). Тетрадрахма (AR 15.03g), 530-480 до н.э. Av: козел с человеческой головой; Rv: квадрат разделенный на четыре части.
2. Гимера (Ἱμέρα), Сицилия. Литра (AR 12mm, 0.68g), ок. 470-450 до н.э. Av: крылатая протома козла с человеческой головой; Rv: наездник верхом на козле; IMERAIΩN
ud_ga (500x272, 32Kb)ud_gb (698x351, 63Kb)
3. Македония, римская провинция. Æ 22mm (10.38g), 168-166 до н.э. Магистрат Гай Публилий (Gaius Publilius, quaestor). Av: голова Диониса в венке из плюща. Rv: козел; TAMIOY ГAIOY ПOПΛIΛIOY
4. Эги (Αἰγαί), Ахайя. Гемидрахма (AR 2.74g), V-IV в. до н.э. Av: бородатая голова Диониса в венке из плюща; ΑΙCΑΙ[ΟΝ]. Rv: протома козла; ΑΙC


И самое сближение с Аполлоном — того, кто выступает пророком Дионисовым, свидетельствует, что Меламп, по корням своим, прадионисийский демон-вещун, подобный Пифону и застигнутый распространением религии пифийского Аполлона раньше, чем сформировалась религия Дионисова. Как ипостась Диониса-Аида, Меламп оказывается узником, заключенным на год в источенную червями деревянную темницу — домовину. Как та же ипостась, является он, далее, основателем фаллагогий, посвященных, как это твердо знает Гераклит, Дионису-Аиду. Меламп жив в памяти мифа как возродитель мужского чадородия и устроитель экстатических плясок, в особенности же как организатор женского оргиазма и учитель здравого экстаза, неупорядоченность коего дотоле порождала разнообразные недуги и извращения. Упорядочение сферы женских исступлений обусловливает общение Мелампа с Дионисовой и пра-Дионисовой сопрестольницей Артемидой, — или им обусловлено. В мифе о Мелампе еще слышны отголоски человеческих жертвоприношений, именно женских (гибель Пройтиды Ифинои во время катартического преследования, гибель женщин под развалинами обрушившейся темницы) и отроческих (повесть о ноже Филакса, отца Ификлова), при отмене коих выпитие крови было замещено питьем вина (ржавчина от ножа дается Ификлу с вином как волшебное лекарство, φάρμακον).

По изображению на одной краснофигурной вазе, Меламп, облеченный в пестрый хитон, противопоставлен как пожилой муж Дионису-юноше, одетому в такой же хитон, повязанному митрой (μίτρα) и держащему в руке вакхический канфар (κανθάριον) с вином, подле кумира Артемиды-Лусии (Λύσια, «освобождающая», «избавительница»); у подножья кумира расположились исцеленные Пройтиды, между тем как заклятая Лисса (Λύσσα, богиня безумия), владевшая прежде дочерьми Пройта, с искаженным лицом, прячется за колонну с треножником; поодаль сидит Силен; на стене святилища висят рельефы, изображающие бешеную пляску сатиров, — намек на введенные Мелампом мужские пляски; в руках у одной Пройтиды и Диониса раскидистые ветви, у Мелампа и Силена — тирсы, так что стан преследуемых (женский) охарактеризован ветвями, а стан преследователей (мужской) — тирсами, которым соответствует копье в руке исцелительницы Артемиды, — причем выдвинуто религиозное тождество обоих примирившихся, разоружившихся станов. Перед нами выдержанный в символах мифа исторический рассказ об укрощении обособленного и замкнутого женского оргиазма прадионисийской эпохи новым заветом религии Дионисовой.


6. Арей

Грозная ипостась двойственного оргиастического божества, которую мы видели отожествленною в ряде культов с верховным Зевсом, — в тех случаях, когда противоположная ипостась уже определенно дана в религиозном сознании, когда лицо собственно Диониса уже отчетливо выявлено, — не преобладает над ней в виде верховного Зевса, но ей соподчиняется и обусловливает представление о яростном боге-двойнике кроткого Диониса — кровожадно исступленном Арее.

«Фригийцы, — говорит Плутарх (de Is. et Os. 69),— думают, что бог зимою спит, а летом пробуждается: как усыпление, так и пробуждение бога они отмечают вакхическими празднествами (βάκχευοντες). Пафлагонцы же говорят, что зимою он связан и пленен, а весною освобождается от оков». Так фригийская колония фракийцев, распространившая свою религию в Пафлагонии, «в одно сливает», по Страбону, божества эдонского (фракийского) Ликурга и Диониса. Ища ближе определить этого Ликурга, местные культы тяготели к отожествлению его с Зевсом, откуда и выше описанный Зевс-Вакх. В первоначальном же фракийском веровании это был Арей, т.е. тот бог, которого эллины, издревле себе усвоив, наименовали Ареем (Ἄρειος, «воинственный»). Ибо, по основному свидетельству Геродота, «из богов чтут фракийцы только Арея, Диониса и Артемиду», причем Арей и Дионис должны рассматриваться как два противоположные лица одного мужского numen, носившего разные племенные имена, как Сабазий, Бассарей, Гигон, Балий, Диал; те же богопочитания были перенесены во Фригию и, как кажется, распространились из нее по Лидии.

«Арея долю некую он взял в удел»: так намекает на изначальное тожество Диониса и Арея Еврипид. Дионис Элелей (Ἐλελεῦ) — бог воинских кликов, так же как и Арей; Дионис Эниалий (Ἐνυάλιος) — «Воинственный», как Арей. Причем одноименный герой, Эниалий-фракиец, представляет собою страстный, в дионисийском смысле, тип Арея: он умирает от руки своего же божественного двойника. Дионис, далее, — «бог, радующийся на мечи и на кровь»; он — «меднодоспешный воевода». Оба божества сливаются в одном образе: «Бромий (Βρόμιος, «Шумный»), копьеносец ярый, в битвах шумящий, отец Арей!». Воинственные пляски в честь Диониса издавна совершались фракийцами и вошли в эллинский быт особенно после походов Александра. Спартанская πυρρίχη; стала тогда вакхической: вместо копий пляшущие перебрасывались тирсами и размахивали зажженными факелами, изображая Дионисову победу над Пенфеем и его битвы в Индии. Такая милитаризация обряда под впечатлением подвигов македонского «нового Диониса» (νέος Διόνυσος) была принципиально возможна потому, что тирсы изначала служили копьями и Дионисово действо часто оказывалось воинским, как Ареево — дионисийским. Вооруженные двуострыми секирами дикие служительницы Арея, девы-амазонки, составляют полный коррелят вооруженным тирсами менадам Диониса; общим для тех и других является и ближайшее культовое отношение к Артемиде. Отсюда уподобление поэтического вдохновения вакхическим битвам в «Тристиях» Овидия (VI 1, 41):

«Как, острием пронзена, не чувствует раны вакханка,
Дико взывая в ответ зовам эдонских теснин:
Так загорается грудь, пораженная тирсом зеленым;
Так, воскрыляясь, душа боли не помнит земной.»

Из всех прадионисийских образов оргиастического бога Арей и в историческую эпоху Дионисовой религии, оставаясь вполне самобытным в своем круге, по существу не отделился от обособленного Дионисова божества: отношение между обоими богами представляет собой редкий случай изначальной, самопроизвольной, естественной теократии. Вообще же Арей почти не отличается от других пра-Дионисов: он, по Гомеру, пьет кровь, — как, ради оргиастического обуяния Ареем, пьют человеческую кровь воины перед битвой, по рассказу Геродота (III, 11).


7. Загрей

Поглощение Дионисовым nomen et numen («имя и обличие») самобытного и уже не безыменного прадионисийского культа, как части целым, наблюдается в истории «дикого охотника» — Загрея. «Великий Ловец» (μεγάλως ἀγρεύων, Etym. Gud.) — не просто один из эпитетов царя душ, как думал, по-видимому, Роде. Без сомнения, Загрей-Аид, как Аид, в глазах Гераклита,⁵ и Дионис: но если Дионис, прежде всего не только Аид, — Загрей, совпадая с Аидом по объему религиозного понятия, отличается от него в обрядовой сфере тем, что он бог оргиастический. По героической ипостаси, им выделенной, — Актеону, — мы узнаем его как ловчего скитальца по горным вершинам и дебрям, окруженного сворою хтонических собак; как содружника Ночи и вождя исступленных ее служительниц; как душегубца, от которого надлежит ограждаться магическими апотропеями, вроде тех уз, какими были связаны идолы его двойников: в Орхомене — Актеона, в Спарте — Эниалия, на Хиосе — Омадия Диониса. Будучи предметом женского оргиастического поклонения, он способен к приятию обличия юношеского и детского, что окончательно препятствует смешению его как с Аидом, так и с подземным Зевсом и подготовляет почву его орфической метаморфозе в сына Зевсова.

Орфический синтез жизни и смерти как другой жизни, связанной с первой возвратом душ на лицо земли (палингенесией), укрепляя соответствующее представление о Дионисе, как о вожде по пути вниз и по пути вверх, естественно пользуется Загреем как готовым в народном сознании оргиастическим аспектом Диониса подземного, но дает ему своеобразное оптимистическое и эвфемистическое истолкование: «Неправо люди, в неведении о дарах смерти, мнят, что лют Загрей: это — владыка отшедших, Дионис отрадный. Под страшным ликом того, кто увлекает души в подземный мрак, таится лик благостный; тот, кого боятся, как смертоносного губителя, сам — страдающий бог. Актеон растерзан собственной или Артемидиной сворой; и Зевсов отрок, пожранный Титанами, не кто иной как тот же Сильный Ловчий, Загрей-Дионис. В запредельном царстве успокоенных душ опять обретает он свой целостный, кроткий облик». Загрей утрачивает самостоятельное значение; но тем большее величие приобретает его мистический образ. Певец Алкмеониды провозглашает его, сопрестольника Геи, наивысшим среди богов. Орфическая реформа в Дельфах и орфическая государственная религия в Афинах VI века упрочивают славу имени Загреева как таинственного Дионисова имени, вéдомого посвященным.

И посвященные (если не по принадлежности к иерархии мистов, то по внутреннему отношению к эзотерической теологии), подобные Эсхилу, чей дух, по выражению Аристофана, был вскормлен элевсинскою Деметрой, знали Загрея как сыновний лик того подземного Зевса (Ζεύς Χθόνιος), которого называет уже Гомер (Ил. IX, 457) и почитает судьей над мертвыми Эсхил (Suppl. 237). Но некоторая неясность определения, устранимая для древних лишь путем обрядового формализма, все еще чувствуется. Всегда ли, и исключительно ли, он Дионис и сын («прости, Загрей, и ты, гостеприимный царь», т.е. Аид, — говорит Эсхилов Сизиф), или же сливается с отцом, и с кем именно — с Аидом или с подземным Зевсом, — на эти вопросы возможен двойственный ответ на основании немногих до нас дошедших и не свободных от противоречия изречений Эсхила о Загрее.⁶
_________________________
[5] ὡυτὸς δὲ Ἀίδης καὶ Διόνυσος, ὅτεῳ μαίνονται καὶ ληναΐζουσιν. (Heracl. fr. 127 Byw.)

[6] …τινές δέ τόν Ζαγρέα υιόν Ἅδου φασίν, ώς Αισχύλος έν Σισύφω, «Ζαγρεί τε νύν με καί πολυξένω χαίρειν».
Ζαγρέα υιόν Ἅδου — Загрей, сын Гадеса (Аида).



_______________________________

Метки:  

ЛЕТО (ЛАТОНА)

Дневник

Суббота, 05 Августа 2017 г. 15:34 + в цитатник
С.В. Петров
ЕГИПЕТСКИЕ КОРНИ ГРЕЧЕСКОЙ БОГИНИ ЛЕТО


ЛАТОНА

Имя Латоны (лат. Latona, Lato) имеет греческую этимологию и происходит от дорийской формы имени Лето — Λᾱτώ (Λατοῦς). Самостоятельной римской мифологии с участием Латоны, по большому счету, нет. Обратимся к первоисточникам и посмотрим что нам сообщает, по поводу Латоны, Геродот.

«Я уже неоднократно упоминал о прорицалище [в Буто] в Египте и теперь хочу подробнее рассказать об этом достопамятном месте. Это египетское прорицалище находится в храме Латоны в большом городе у так называемого Себеннитского устья Нила,¹ если плыть от моря внутрь страны. Имя этого города, где находится оракул, Буто, как я только что сказал. Кроме того, в этом Буто есть еще святилище Аполлона и Артемиды. Храм же Латоны, где именно и находится оракул, и сам очень велик, а его преддверия 10 оргий высотой.²

Я должен еще упомянуть о том, что меня больше всего поразило из виденного в этом святилище. На этом священном участке Латоны воздвигнуто храмовое здание, высеченное целиком из одного камня. Стены его одинаковой высоты и ширины, именно 40 локтей. Кровлю над ним образует другой камень с выступом в 4 локтя.³

156. Это храмовое здание, таким образом, — самое удивительное из того, что можно видеть в этом святилище. Но почти столь же замечателен и остров под названием Хеммис (Χέμμις). Лежит остров на большом и глубоком озере рядом со святилищем в Буто. Египтяне же утверждают, будто это плавучий остров. Я-то сам, впрочем, не видел, чтобы он плавал или двигался, и был весьма удивлен, услышав, что в самом деле могут существовать плавучие острова. На нем стоит большой храм Аполлона и воздвигнуты три алтаря и, кроме того, растет много пальм и других плодоносных и неплодоносных деревьев. Египтяне передают вот какое сказание о плавучем острове, который раньше не был плавучим.

Когда Латона, принадлежавшая к сонму восьми древних богов, жила в Буто, где ныне находится ее прорицалище, Исида передала ей на попечение Аполлона. Латона сохранила Аполлона и спасла на, так называемом, ныне плавучем острове, когда всюду рыскавший Тифон пришел, чтобы захватить сына Осириса. По словам египтян, Аполлон и Артемида — дети Диониса и Исиды. Латона же была их кормилицей и спасительницей. У египтян Аполлон называется Ором (Ὦρος, Гор), Деметра — Исидой, а Артемида — Бубастис.» (Геродот. История)
________________________
[1] Σεβέννυτος, Σεβεννυτικὴ πόλις ἡ Себеннит (егип. Ṯb-[n]-nṯr) — город в центре нильской Дельты, столица XII нома Нижнего Египта.
[2] ὀργυιά, ион. ὀργυιή, эп. ὄργυιᾰ ἡ {ὀρέγω} (pl. только ὀργυιαί) оргия
1) ширина размаха рук Hom., Xen.
2) мера длины = 0.01 стадия, т.е. 1.85m Her., NT.
[3] πῆχυς (-εως) пехий, локоть (мера длины; π. μέτριος содержал 24 δάκτυλοι, т.е. ок. 46cm, π. βασιλήϊος — 27 δάκτυλοι) Her., Xen., Plat.

Геродот объяснил отождествления греческих и египетских богов, причастных и непричастных к рассказанной им истории, единственно обойдя вниманием Латону — главного персонажа, описываемого сюжета. Восполним пробел.

Для начала, сравнив с египетскими свидетельствами, отметим, что Геродот изложил все точно. Единственно в чем можно было бы поправить историка — не египтяне отождествляли своих богов с греческими, наоборот, это греки (включая Геродота) называют египетских богов своими (греческими) именами.

«Согласно осирическому мифу Исида спрятала маленького Хора, ожидая, пока он повзрослеет, в зарослях папируса — в отдаленном и тайном месте, которое не должно было быть доступно для Сета (CT.II.217c-e). Хор родился в окрестностях Буто (егип. Pr-Wȝḏt — «дом Уаджит», города Пе и Деп), чаще всего этим местом считается нижнеегипетский город Хеммис. О пребывании Хора в болотах Хеммиса упоминается уже в «Текстах пирамид»: «Вышел Хор из Хеммиса, приветствует Буто Хора!» (Pyr. 2190: pr Ḥrw m ȝḫ-bit ˁḥˁ P n Ḥrw). В т.н. сказании «Исида и Хор в болотах Дельты», зафиксированном на стеле Меттерниха, есть пассаж, описывающий рождение Хора в Хеммисе: «Родила я Хора, сына Осириса, в болоте Хеммиса. Обрадовалась я сильно по причине того, что увидела я ответчика за отца его. Укрывала я его, прятала я его из-за страха, чтобы не узнал он (Сет)» (Met.-Stele verso. 168-169: ms.n.i Ḥrw zȝ Wsir m sš ȝḫ-bit ḥˁi.n.i ḥr.s wr mȝȝ.n.i wšb ḥr it.f imn sw sdg sw ḥr snḏ n rḫ.f)»

Буто (др.-греч. Βουτώ, Βουτοῦς) — греческое имя египетской богини Уаджит. В эллинистический период имя Уаджит имело вид: Wt (Уто). Соответственно храм в ее честь — «Дом Уто» (pr-wt), или «Место Уто» (bw-wt) — в греческом прочтении — Буто (Βουτώ). По названию храма богини Уто (bw-wt) именовался и сам город (Буто), располагавшийся в Нижнем Египте (в дельте Нила, в 95 километрах к востоку от Александрии). Центр культа богини Уаджит находился здесь еще в додинастические времена. Позднее именем Буто стали именовать и саму богиню Уто (Уаджит).

Уаджит — богиня хранительница всего Нижнего Египта. Мало этого, место рождения Гора находится в непосредственной близости к ее храму. Весь город Пе (P) вышел приветствовать родившегося бога (Pyr. 2190: pr Ḥrw m ȝḫ-bit ˁḥˁ P n Ḥrw). Совершенно естественно, что именно Уаджит охраняет укрытого Исидой в зарослях папируса (ȝḫ-bit) младенца Гора от козней Сета. Собственно, отождествление Латоны и Уаджит факт очевидный и давно известный, просто хотелось бы еще раз зафиксировать, почему в мифе фигурирует именно она (Уто), а не кто-то еще.

Что ж, перейдем к Лето-Латоне, коротенькая выжимка из истории вопроса:

Лето (греч. Λητώ, лат. Latona, Lato, в микенских текстах — ra-to) — дочь титана Кея и Фебы, мать Аполлона и Артемиды от Зевса. Преследуемая ревнивой Герой, Лето скрывается по всем землям, чтобы разрешиться от родов, нигде не находя приюта. Причина гнева Геры — отцовство Зевса детей, которых вынашивает Лето. Наконец остров Делос, носившийся тогда по волнам, принял Лето и согласился носить на себе первое святилище будущего бога — здесь родившегося Аполлона. Первой родилась Артемида, затем Аполлон; в некоторых вариантах мифа Артемида помогает матери во время рождения Аполлона, из-за чего, так же как Илифия (или отождествляясь с Илифией), считалась помощницей при родах и подательницей здоровья новорожденным.

Содержание мифа, в котором главная сюжетная линия — долгие скитания богини в попытках скрыться от гнева Геры, видимо, основано на созвучии имени Лето (Λητώ) со словом λήθω (ускользать, скрываться).⁴

В Египте, во времена Нового царства, Лето идентифицировалась с богиней Рает, которую греки называли Ратус (в египетской грамматике «р» и «л» — равнозначны).
________________________
[4] Λητώ, дор. Λᾱτώ (-οῦς) ἡ Лето
Ληθώ = Λητώ, Plat.
λήθω, дор. λάθω (только praes. и impf.; эп. 3 л. sing. impf. iter. λήθεσκεν) ускользать, быть скрытым, неведомым.

Рает (Rˁ.t) — это женский паредр Ра. И, как все богини из свиты Ра, Рает, неминуемо, должна иметь эпитет Око Ра (irt Rˁ). Больше того, женская ипостась Ра — крайне невнятный персонаж. С одной стороны, никто не сомневается в его существовании, с другой стороны, нет ни одного мало-мальски реального сюжета, где бы Рает себя ярко, в запоминающейся форме, проявила. А ведь это паредр ни какого-то второстепенного локального бога. Ра — божество весьма значимое. Тогда почему, в солнечной ладье, его сопровождает не Рает (его женская половина), а «посторонние» богини с эпитетом Око Ра. Или не посторонние? А, может, понятия «Око Ра» и «Рает» — тождественны? Это многое бы объяснило. Зафиксируемся на этом предположении. Оно нам может пригодиться в дальнейшем.

В.Солкин приводит текст из храма в Дендере, где под именем (вернее эпитетом) Рает (у Солкина — Раит) выступает Хатхор:

«Привет тебе, дитя в горизонте,⁵ ты, в небесах поднимающийся на рассвете, ты, в окна проникающий, чтобы образы осветить, чтобы статуи в местах своих озарить. Видит он дочь свою⁶ в облике ее неизменном и Ра соединяется с Раит. Небеса в радости, земля в ликовании, ибо воссоединился Тот-что-в-Горизонте с Той-что-в-Горизонте; слышен клич счастья в земле Атума из-за Ра, воссоединившегося со своим Оком правым»…
________________________
[5] Ра-Хармахис (Rˁ ḥr-m-ȝḫt) — утреннее (т.е. новорожденное) солнце; дословно: «Ра, [который есть] Гор в горизонте».
[6] Хатхор (Ḥwt-ḥr) — дочь Ра, Око Ра; дословно: «Вместилище Гора».


ЛЕТОПОЛИС

Летополис (Λητοῦς Πόλις, лат. Letus, егип. Сехем или Хем [Pr-Ḥr-nb-Sḫm; Sšm; Šm; Ḫm]) — столица II нижнеегипетского нома. Этот ном и его бог-сокол Ḫnty-irty (ипостась Хора, также называемый Ḫnty-Ḫm, т.е. «Находящийся перед Хемом») упоминаются в египетских текстах IV династии, однако до настоящего времени от города дошло лишь несколько разрозненных памятников позднего времени, на которых сохранились имена Нехо II, Псаметтиха II, Ахориса и Нектанеба I.

Покровительницей города Летополь была Кебхут (егип. Ḳbḥwt, от ḳbḥw — «возлияние», «омовение»), богиня бальзамирования и подательница прохладной чистой воды. Вода в Древнем Египте была естественным символом жизни, возрождения и очищения, и употреблялась в храмовых и похоронных очистительных обрядах и как приношение (возлияние). Изображалась в виде змеи или в виде женщины с головой змеи; отождествлялась с богиней-змеей Уто. Реже она принимает образ страуса, связывающий ее с богиней Маат, играющей одну из ключевых ролей в суде над душами умерших.

Первые упоминания о богине Кебхут относятся к VI династии — она упоминается в Текстах пирамид, обнаруженных в пирамиде фараона Пепи I (ок. 2313-2279 до н.э.): «Кебхут, дочь Анубиса идет дальше, чтобы встретить Пепи… Она освежает грудь Великого бога в день его часов, она освежает грудь Пепи… Она моет Пепи»…

Кебхут помогала Анубису в процессе мумификации, омывала внутренности и тело умерших, приносила священную воду необходимую для омовения умершего, помогала очищать мумию. Она приносила воду душам мертвых, пока они ждали полного завершения процесса мумификации.

Возвращаясь к заглавной теме, не совсем понятно, почему греки переименовали египетский Сехем (Хем) в Летополь. Если исходить из жесткой привязки соответствия богинь Уаджит и Латоны (Лето), то формально логика есть, ибо в Летополе имело место отождествление Кебхут, покровительницы города, и Уто. Конечно версия, что отождествление богинь было исключительно по внешним признакам (образ змеи) — не выглядит убедительным. Хотя, безусловно, образ кобры свидетельствует об охранительной функции Кебхут. С другой стороны, может быть, Уаджит здесь вообще не при чем? Может быть, имеет смысл обратить внимание на отождествление Кебхут и Маат. Маат, как и Уто, носила эпитет Око Ра, ибо тоже сопровождала бога Ра в его ладье, во время его вечного странствия. Впрочем, информации о Кебхут крайне мало, а гадать не имеет смысла, оставим Летополь, посмотрим что у нас в Египте есть еще занимательного.


ЛАТОПОЛЬ

Латополь (Эсна) — город расположен на западном берегу Нила к югу от Луксора на территории III нома Верхнего Египта. С эпохи Среднего царства известен под двумя названиями: Ἰwnyt и Snȝt (Snt). В Позднюю эпоху — Tȝ-Snt, отсюда происходит арабское название Эсна.

На ряду с Хнумом, в Латополе почиталась богиня Нейт — одна из древнейших богинь египетского пантеона, праматерь богов, культовый центр которой находился в городе Саисе (Дельта, совр. Са эль-Хагар). Ее символ, состоящий из двух стрел, перекрещенных на щите, встречается уже на памятниках I династии: погребальных стелах и табличках из раннединастических погребений, амулете из гробницы в Наг эль-Дейр. Богиня присутствует и в теофорных именах двух выдающихся цариц эпохи I династии — Нейтхотеп, супруги царя Аха, и Мернейт, матери царя Дена. Деревянная табличка, обнаруженная также в Абидосе, возможно свидетельствует об основании святилища Нейт при личном участии царя Аха (ок. 3100г. до н.э.).

В Нейт соединялись одновременно мужское и женское начало, она имела функции демиурга. Нейт является создательницей семи богов и людей. Ее называли «Великая Нейт — мать богов Амаунтет, которая родила Рат-тауи, великую Ихет, родившую солнце», «отец отцов и мать матерей».

С Древнего царства Нейт также ассоциировалась с погребальным ритуалом. Тексты пирамид (Pyr. 606) упоминают о бдениях Нейт над телом усопшего Осириса вместе с Исидой, Нефтидой и Селкет. Каждая из этих четырех богинь изображалась с одной стороны саркофага и покровительствовала одному из четырех «сыновей Хора» — духов, покровителей каноп. Нейт представала на восточной стороне саркофага и была защитницей шакалоголового Дуамутефа. Как легендарная богиня ткачества, Нейт также была связана с изготовлением погребальных пелен, изготовлением амулетов. Издревле Нейт считалась защитницей царя на протяжении всей его жизни — от рождения, когда она присутствует в момент зачатия царицей-матерью сына от бога Амона (маммизи Хатшепсут в Дейр эль-Бахри, Аменхотепа III в Луксоре и Рамсеса II в Рамессеуме), и вплоть до его смерти, когда она предстает на росписях в его гробницы и изображается на предметах погребального инвентаря. Культ Нейт приобрел особенную значимость во время правления XXVI династии, когда Саис стал столицей Египта (VII-VI вв. до н.э.).

Согласно легендам Эсны, богиня Нейт — ипостась бога-творца, которая отделилась в этом месте от хаоса, создала мир и, с паводком Нила, спустилась в Нижний Египет, в Саис, который и стал главным центром ее культа. Сопровождавшие ее рыбы латес (лат. Lates niloticus, нильский окунь) стали ее священными животными, от которых, якобы, и произошло греческое название города «Латополь» (Λάτων πόλις, Λατόπολις). Во всем номе священных рыб было запрещено употреблять в пищу, неподалеку от Эсны найдено кладбище их мумий. В честь нильского окуня назывался первый из пяти эпагоменальных дней — «Нильский окунь в озере своем» (ˁḥȝ imy swnw.f).

Наверное были серьезные причины переименовывать город в честь священной рыбы богини Нейт (а, к примеру, не в честь самой Нейт). Конечно, это не уникальный случай, можно вспомнить тот же Крокодилополь (Κροκοδείλων πόλις). Не уникальна и история с сопровождением священными рыбами ладьи солнечного божества (а Нейт, будучи демиургом, имеет именно солярный аспект). Так, может, все-таки рыбы плывущие впереди солнечной ладьи — это аналог Ока Ра, богинь, стоящих на носу барки и охраняющих Ра в его опасном путешествии? Может как раз наоборот, рыбы латес (лат. Lates) обязаны своим названием эпитету Око Ра (Рает)? Сравним Lates с греческим вариантом имени Рает: Ратус (напомню, в египетской грамматике «р» и «л» — равнозначны). Здесь нужно еще иметь в виду, что Lates — это греко-римское название нильского окуня (егип ˁḥȝ). Египтяне же священную рыбу вполне могли именовать священным эпитетом «Рат» (Рает, т.е. Око Ра), ибо это не просто рыба, — это рыба богини Нейт.


ГЕРМОНТ & ГЕЛИОПОЛЬ

…«позволь мне созерцать рыбу абджу в момент ее творения, и появления рыбы инет, и ладью Иунит в ее озере.» (Гимн Ра)

Рыбы абджу (ȝbḏw, Labeo niloticus, нильский карп) и инет (егип. int, хромис, Tilapia nilotica) — священные рыбы-лоцманы, спутники Ра. Хромис имеет ярко-красный цвет и округлую форму, что недвусмысленно подталкивает к ассоциативному сопоставлению его с солнечным Оком. Нильский карп — рыба тоже неординарная, достигает весьма крупных размеров и отличается сверкающей чешуей. В честь нильского карпа назывался пятый эпагоменальный день — «Чистая рыба абджу впереди барки Ра» (ȝbḏw wˁb m ḥȝt wiȝ n Rˁ).

Спутницей Ра была и рыба аджу (ˁḏw, кефаль, Mugil cephalus), охраняющая его во время ночного плавания, сражаясь с Апопом. Так, в «Книге отражения зла» эта рыба проглатывает змея Апопа (Urk.VI.67.7). В храме Эдфу, в записи, относящейся к XIX нижнеегипетскому ному, говорится о запрете поедания этой рыбы: «Его табу — это рыба ˁḏw и рыба rȝḏȝ» (Edfu. I. 3.335.11: bwt.n.f ˁḏw rȝḏȝ).

Иунит (егип. Ἰwny.t), которая упоминается в гимне (см. выше), плывущая в ладье, в сопровождении священных рыб — одна из жен бога Монту, покровителя города Гермонт (Ἑρμώνθις, от ἕρμα, ἑρμῆς — четырехгранная колонна). Египетское название Гермонта — Иуни (Ἰwny) или Иуну Монту (Ἰwnw Mnṯw, «Столбы Монту»), который являлся религиозным и культурным центром 4-го нома Верхнего Египта, родственно египетскому названию Гелиополя — Иуну (Ἰwnw), который был расположен в 13-м номе Нижнего Египта. В этой связи, Гермонт именовали также Южным Гелиополем, а богиня Иунит Гермонта отождествлялась с Рат-тауи, супругой Атума-Ра, центром культа которого был все тот же Гелиополь.

Рат-тауи (Rˁ.t-tȝ.wy) — «Рат, [владычица] Верхнего и Нижнего Египта» («Рат» — форма женского рода от имени Ра, «Тауи» — букв. «обе земли»). Первоначально почиталась под именем Рает (Rˁ.t) как женский паредр бога Ра, госпожа всех богов. После возвышения Фив (егип. Wȝst, Уасет), когда сюда была перенесена столица Древнего Египта (во времена Среднего и Нового царств), Рат-тауи почиталась здесь как паредр фиванского верховного бога Монту. Упоминается также как «Госпожа Небес, которая проживает в Фивах».

В этом же качестве, как жена бога войны Монту, и вместе с сыном Гарпократом (Ἁρποκράτης),⁷ Рат-тауи составляла триаду города Медамуда в Верхнем Египте.
__________________________
[7] Ἁρποκράτης (егип. Ḥr-pȝ-ẖrd, Херу-па-херд, Гор младенец) — Гарпократ, греческая транскрипция бога Гора в образе ребенка.


В эпоху Нового царства, в честь Рат-тауи египтяне устраивали фестиваль в четвертый месяц сезона урожая. Изображалась, так же как обычно изображают Хатхор, антропоморфно с коровьими рогами, между которыми помещен диск солнца.

Отождествлялась Рат-тауи и с Тененет, и с Сешат. Прослеживается связь с богиней-львицей Пахт. Греки (живущие в Египте), во времена Нового царства, как уже упоминалось выше, называли ее Ратус и идентифицировали со своей богиней Лето.

Вот только кого именно греки идентифицировали с богиней Лето? Хатхор, Иунит-Рат-тауи, Уаджит, с которой мы начинали? Или кого-то еще? Конечно, в силу отождествления всех этих богинь, вопрос «кого именно?» становится, до некоторой степени, бессмысленным.

Если рассматривать тот же греческий миф о Лето, которая, преследуемая Пифоном (Πύθων), ищет место, чтобы разрешиться родами, с мифом об Изиде, которая рожает Гора, скрываясь от Сета, — трудно не увидеть прямую аналогию. Т.е., возвращаясь к Геродоту (к его попытке отождествления богинь), в одном мифе мы имеем двух мирно сосуществующих богинь Лето: Лето-Исиду и Лето-Уаджит (Латону).

Эта коллизия легко разрешается единственным образом: предположение, сделанное ранее, о тождественности понятий «Око Ра» и «Рает» (=«Рато», «Лато», «Лето») — является вполне обоснованным, а стало быть верным.

Вместо резюме черту можно подвести цитатой из Брокгауза и Ефрона:

«Первоначально при Ра не было женских божеств: он творил сам по себе, но впоследствии мы находим рядом с ним богинь Иусааст, Рат и др. Искусственность их совершенно ясна, между прочим, уже из их изображений, которые делали из них двойника Исиды и Хатхор, а не супруг иеракокефального⁸ бога света.» (ЭСБЕ)
________________________
[8] ἱερακοκέφαλος (ἱερακο-κέφαλος) ὁ сокологоловый; ex.: (θεοί, sc. τῶν Αἰγυπτίων).

_______________________________

Метки:  

КОРОВЫ ГЕРИОНА

Дневник

Воскресенье, 14 Мая 2017 г. 17:53 + в цитатник
Аполлодор
МИФОЛОГИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА II



Десятым подвигом Эврисфей назначил ему [Гераклу] привести коров Гериона из Эритеи. Эритея была островом, расположенным за Океаном: ныне этот остров называется Гадейра. На этом острове обитал Герион, сын Хрисаора и Каллирои, дочери Океана. Он обладал телом, сросшимся из трех человеческих тел, соединенных между собой до пояса, но разделявшихся от подреберья и бедер. Ему принадлежали красные коровы, которых пас Эвритион, а сторожил двуглавый пес Ортр, порожденный Ехидной и Тифоном.

Отправившись за коровами Гериона, Геракл прошел через многие степи Европы и пришел в Ливию. Придя в Тартесс, он поставил там памятные знаки о своем походе на границах Европы и Ливии — две одинаковые каменные стелы.

Обжигаемый лучами солнца во время похода, Геракл направил свой лук против бога Гелиоса, и тот, пораженный его мужеством, дал ему золотой кубок, в котором Геракл и пересек Океан. Прибыв в Эритею, Геракл расположился для ночлега на горе Абанте. Собака, учуяв его, кинулась к нему, но Геракл отразил ее дубиной и убил пастуха Эвритиона, прибежавшего ей на помощь.

Менет, который пас там коров Аида, рассказал о случившемся Гериону, и тот, застав Геракла на берегу реки Антемунта угоняющим коров, вступил с ним в борьбу, но Геракл убил его, застрелив из лука. После этого он загнал коров в кубок и, переплыв в Тартесс, вернул кубок Гелиосу.

Затем он пересек Абдерию и прибыл в Лигурию, где сыновья Посейдона Иалебион и Деркин попытались отобрать у него коров. Убив их, Геракл двинулся через Тиррению. В области Регия один бык отбился от стада, кинулся в море и переплыл в Сицилию, перешел через близлежащую землю (которая по его имени названа Италией, ибо тирренцы называют быка словом «италос»). Затем он вышел в долину Эрика, который царствовал над элимами. Эрик этот был сыном Посейдона, и он загнал быка в свои стада.

Геракл же, передав коров Гефесту, поспешил на поиски этого быка и нашел его в стадах Эрика, но тот сказал, что отдаст быка только в том случае, если Геракл одолеет его в борьбе. Геракл вступил с ним в борьбу и, трижды взяв верх, убил Эрика; быка он погнал вместе со всем стадом к Ионийскому морю. Когда они подошли к морской излучине, Гера наслала на коров слепня, и стадо разделилось в области фракийского предгорья. Геракл поймал часть стада и погнал его в направлении Геллеспонта, другая же часть осталась дикой. Едва согнав коров к реке Стримону, Геракл вознегодовал на эту реку, издавна бывшую судоходной. Набросав в нее скал, он сделал ее несудоходной, и пригнав коров к Эврисфею, отдал их ему, а тот принес коров в жертву богине Гере.
_____________________________

С.В. Дмитриев
ГЕРАКЛ В ДРЕВНЕЙШЕЙ ИТАЛИИ (рассказ Аполлодора и его источники)

(Статья приведена с некоторыми сокращениями)


1. Указание на то, что Герион (Γηρυών)¹ жил на Эритии (Ἐρύθεια),² встречается у многих авторов; Гесиод (Th., 290) и Стесихор (Bergk fr., 10) считали ее островом.
________________________________
[1] Γηρυών (-όνος) ὁ Герион (сын Хрисаора, трехтелый исполин, у которого Геракл угнал быков) Pind., Aesch.
[2] Ἐρύθεια, ион. Ἐρυθείη ἡ Эрифея (миф. остров на крайнем Западе, за Геракловыми столпами, царство трехтелого Гериона) Hes., Her., Isocr.


2. Гесиод говорит, что Герион был рожден от Хрисаора³ и дочери Океана Каллирои и имел три головы (Th., 287 f).
3. Эврития (Εὐρυτίων)⁴ и его пса Ортра упоминает Гесиод (Th., 293), называя тех же родителей Гериона (Th., 304 ff.).
________________________________
[3] Χρυσάωρ (-ορος) ὁ Хрисаор (сын Посидона и Медузы, отец Гериона и Эхидны) Hes.
[4] Эпитет Гериона Эвритий (Εὐρυτίων) очень похоже на искаженное «Эрифеон» (Ἐρύθειων, т.е. Эрифейский, с острова Эрифея).


4. 1. По Ферекиду, Геракл убивал животных, идя за яблоками Гесперид, в Ливии, считавшейся «матерью диких животных» (Apollon., 4. 1561; Suid. Λιβυκὸν θηρίον), по Диодору — на Крите (4. 17. 3), в котором хотят видеть «Европу»⁵ (Lyc. Alex., 1836).
________________________________
[5] Согласно мифу, Зевс, в образе быка, похитив Европу, переносит ее на Крит.


2. В древнейшие времена полагали, что между Европой и Азией не существует пролива (Diod., 4. 18. 5), и, следовательно, античная традиция упоминания о «столпах» возникла уже сравнительно поздно (Diod., 4. 18. 4).

3. Путь из «Европы» в Ливию лежал через Тартесс; причастие «παρελθὼν» заставляет видеть в Тартессе либо реку (ср.: Ταρτησσοῦ ποταμοῦ. — Stesichor., fr. 5), либо область (ср. города Тартесса — Hecat., fr. 4; 5). Страбон предположил, что в основе гомеровского «Тартара» лежал далекий западный Тартесс (3. 2. 12).

5. 1. Если Эрития-Гадира находилась в Ливии (Diod., 4. 18. 2), то зачем Гераклу надо было переправляться в нее через Океан из Европы? То, что эта «Европа» не означала современный материк, видно и из описания Аполлодором обратного пути Геракла (2. 5. 10. 9-11). Каллимах говорит о «светло(рыже?)волосых ливийских женщинах» (Hymn., 2. 86), а Ст. Византийский сообщает: «Λίβυσσα φρουρίον Βιθυνίας ἐπιψαλάσσιον» и «Λιβυστῖνοι ἔθνος παρακείμενον Κόλχοις, с.4 ὡς Διόφαντος». «Ὃς εἰς Κύταιαν τὴν Λιβυστίνην μολὼν», — говорит Ликофрон о Колхиде (Alex., 1312). Под «Ливией» Аполлодора скрывалась, возможно, область к востоку от Греции — северо-восточная Малая Азия или Колхида.

2. У колхов солнце всходило, а в Ливии заходило (Apollon., 1. 81 f): это были «края света», и многие авторы пролагали путь Геракла в «чаше Солнца» через Океан — из Ливии к Прометею, на Кавказ (Pherec., fr. 33), от Кавказа до Гесперид, в Ливию (Эсхил, fr. 76) сам путь из Колхиды в Ливию через Океан указал аргонавтам еще Гесиод (Schol. Apollon., 4. 259).

3. Особенностью архаического греческого менталитета являлось то, что «края света» могли заселяться одними и теми же людьми: и на востоке, и на западе жили эфиопы (Strabo, I. 2. 26; Эсхил, fr. 192; Эврипид, fr. 771), Цирцея (Hom. Od., 10. 135; 12. 1-9), амазонки (Diod., 2. 44-45; 3. 52-55), иберы (Eustath. Com. Dion., 694 ff.) и т.д. То же, следовательно, могло относиться и к Ливии (см.: Apollon, 4. 1227).

6. Гомер сообщает, что племя абантов владело Эвбеей и, видимо, еще до Троянской войны (Strabo, 10. 1. 8 f.). Упоминает их и Архилох (Plu. Thes., 5, cf. Hom. Il., 2. 536 f.).

7. Сюжет и персонажи нигде более не встречаются; интересны три момента:

1. По Страбону, на Эвбее было две реки, покупавшись в одной из которых, скот становился белым, а в другой — черным. Быки Солнца (Гелиоса) могли быть и красными (φοίνικοι) — быки Гериона, и белыми; быки Аида, которых пас на Эритии, считавшейся островом, Менет, были, очевидно, черными. И Солнце (Ἥλιος), и Аид (Тартар) явно ассоциировались с «краями света».⁶
________________________________
[6] ἥλιος, эп. преимущ. ἠέλιος, дор. ἀέλιος и ἅλιος ὁ
1) солнце; ex. ἡλίου κύκλος Trag., Arst. — солнечный диск;
2) место восхода солнца, восток; ex. πρὸς ἠῶ τ΄ ἠέλιόν τε Hom., πρὸς ἠῶ τε καὴ ἡλίου ἀνατολάς или πρὸς ἠῶ τε καὴ ἥλιον ἀνατέλλοντα Her. — к востоку, на восток;
3) дневной путь солнца, т.е. день; ex. φῶς ἓν ἡλίου Eur. — свет одного дня, т.е. всего лишь один день;
4) солнечная жара, зной; ex. ὁ ἥ. πολύς Luc. — сильная жара;
5) солнечный свет;
6) светлое настроение, ясность;

Λιβύη, дор. Λιβύα ἡ Ливия
1) дочь Эпафа, мать Агенора, Бела и Лелега от Зевса Aesch. etc.
2) сев.-зап. побережье Африки до обоих Сиртов Hom.
3) (= Λιβυκὸς νομός) область между сев. Египтом и Мармарикой Her.
4) вся сев. Африка Arst., Polyb. etc.


2. Менет был застрелен из лука; ни один из известных нам претендентов на быков Гериона не был убит подобным образом.

3. В Вифинии, неподалеку от Симплегад, находилась Ἀνθεμοεισίδα λίμηνη (Apollon., 2. 724).

8. Предлог «εἰς» обозначает цель: следовательно, Тартесс здесь не река, а либо названный по имени реки (Strabo, 3. 2. 11) город, контакты с которым греки установили где-то в VII в. до н.э. (Herodot., 4. 152) и который был разрушен около 500 до н.э., либо область.

9. 1. Удивляет неожиданно четкое на общем размытом фоне указание на Абдеру. Этот город знали Гекатей (fr. 127), Гелланик (fr. 98), помещавшие древнейшую Абдеру во Фракию, и Эфор (fr. 72). У Ферекида Абдера связывалась с походом за конями Диомеда.

2. Разночтение «εἰς Λιγύην» (FHG, I, Müller) и «εἰς Λιγυστικῆ γῆ» (Loeb. clas., L., №121, Frazer) осложняет дело, так как «λίγυες» было названием саллиев, а «Λιγυστικῆ γῆ» означало место племени массалиотов, позже именуемых «кельтолигурами» (Strabo, 4. 6. 3). Массалия, «πόλις τῆς Λιγυστικῆς». (Hecat., fr. 22), была основана, видимо, в конце VI в. до н.э. (Tim., fr. 39 f.), а до этого существовало одно название — λίγυες. Аполлоний зовет Стойхадские острова «Лигустидскими» (Λιγυστίδας — 4. 553 f.), а Страбон, ссылаясь на «древних», населяет их массалиотами (4. 1. 10), жившими, по его же словам, в Лигустинии (4. 6. 3). Эти острова, если верить древнейшим источникам Аполлония, находились на другом «краю света» (4. 563-658 f.), за Эриданом и Роданом, причем последний явно может быть идентифицирован с Тартессом — Тартаром (см.: Apollon., 4. 625, f.; 646 f.).

3. Существовали, видимо, по указанному уже ранее принципу, и колхидские лигуры (Eustath., 76; Herodot, 5994), ведь лигуры помещались на «краю земли» (см.: Hes. fr., 132).

Сказать, что Аполлодор пользовался одним или преимущественно одним источником, на наш взгляд, не представляется возможным. Фрейзер считает, что его вероятным источником был Ферекид Афинский и опирается на фрагмент 3-й книги «Историй» Ферекида (Athenae, II. 470 f.). Однако хорошо видно, как схожие в принципе сюжеты имеют у этих авторов разное наполнение: у Аполлодора Солнце дало «чашу» Гераклу вовсе не из страха (как у Ферекида), а из восхищения его мужеством. Абсолютно отсутствует у Аполлодора упоминание об эпизоде с Океаном, приведенном в этом же месте Ферекидом, не совпадают и очередность подвигов, описание Ливии и многие другие детали. У Гекатея Герион жил не на Эритии, и даже не в Иберии, а Геракл привел быков в Микены — все это также отличается от текста Аполлодора (fr. 349). Не мог быть его источником и Гелланик.

То, что Аполлодор пользовался не одним, а несколькими источниками, причем обращаясь с ними весьма вольно, видно из бросающихся в глаза несоответствий различных частей его текста. Он мгновенно проводит Геракла по «Европе» в «Ливию», а затем, говоря об обратном пути Геракла, дает относительно подробное описание Европейского материка; автор представляет «Европу» и «Ливию» как современную Европу и северную Африку, но приводит рассказ о путешествии Геракла из «Ливии» на Эритию через Океан в «чаше Солнца»; оба Тартесса, упомянутых им, значат разное: в первом случае речь, скорее всего, идет о реке, а во втором — о городе; и т.д. Мы полагаем, что Аполлодор использовал различные источники, опираясь на различные сведения которых, он и создал цельное, но противоречивое повествование. Более того, правильнее было бы говорить не о конкретном источнике или источниках Аполлодора (это завело бы нас в тупик, поскольку прямые аналогии невозможны и окончательный ответ, таким образом, тоже невозможен), а о различных пластах или уровнях традиции описания этого подвига Геракла, которые появились в разное время и которые Аполлодор перемешал в своем повествовании. Таких уровней мы можем выделить четыре:

I. Очевидно, эта традиция появилась даже до гомеровского времени и связывала подвиги Геракла с землями, отстоящими сравнительно недалеко от северного Пелопоннеса. С ней, как кажется, следует соотносить «Европу» и «Ливию» Аполлодора, где под «Европой» понимаются древнейшие северо-восточные земли, а под «Ливией» — область, лежащая далее к востоку, но, видимо, ближе Колхиды (Diod., 1, 55. 3-5). С различными проявлениями этой традиции были, очевидно, связаны и воспоминания о возвращении Геракла с быками Гериона по Скифии и Фракии, т.е. по северо-восточным для Греции землям, сохранившиеся как у Аполлодора (2. 5. 10. 12-13), так и у Геродота (4. 8), а также указания на абантов и Эвбею. Одну из версий указанной традиции донес до нас Гекатей, утверждавший, что Герион в действительности жил в северной Греции, в Эпире, а именно — в области Амбракии и Амфилохии (fr. 349).

II. Со временем границы мира раздвинулись, и подвиги Геракла, связанные с походами на «край света», уводили его все дальше, даже за Океан. Новый уровень развития, или пласт традиции, насколько можно судить, дополнил предыдущий: герой, как и прежде, направлялся на север (северо-восток), ему приходилось переправляться через Океан, чтобы на «краю света» совершить свой подвиг. Обратный путь вначале, видимо, снова пролегал через Океан: у Аполлодора Геракл переплыл его и вернул «чашу» Солнцу. Привнесение Аполлодором поздней трактовки названий «Европа» и «Ливия» в более ранний пласт традиции привело к путанице: Геракл направился в «чаше Солнца» с запада, и, следовательно, получилось так, что Герион жил на восточном «краю земли». Тем не менее, несмотря на путаницу, Геракл возвращался прежним путем: герой шел на северо-восток, переплывал Океан, совершал подвиг, опять переплывал Океан и возвращался домой, следовательно, с северо-востока, т.е. из тех же Скифии и Фракии. Таким образом, место подвига было просто перенесено за Океан, и противоречия между маршрутами героя на первом и втором уровнях традиции как такового не существовало.

III. В то же время уже Гесиодом был проложен, а Аполлодором, опиравшимся на древнейшие источники, повторен путь аргонавтов: северо-восток, северная Малая Азия (!), Колхида, Океан, Ливия, Европа (лигуры, Тиррения), Сицилия, Греция. Он был модифицирован Геродотом, «открывшим» пролив из Океана в Средиземное море (аргонавты Гериода были вынуждены нести свой корабль на руках через Ливию, пока не достигли «внутреннего моря» — ведь пролива, а следовательно, и «столпов» тогда еще не знали) и утверждавшим, что «то море, по которому во всех направлениях плавают эллины, и море по ту сторону Геракловых столпов, а также Эритрейское составляют собственно одно целое» (1. 202).

Эта традиция, поздняя, но восходящая к Гомеру и Гесиоду, также была использована Аполлодором (что особенно заметно, если пренебречь упомянутой путаницей с Тартессом как местом отплытия в «чаше Солнца» к Гериону). Об этом свидетельствуют три обстоятельства:

1) упоминание кельтов, лигуров и Тиррении (ср.: Apollod., 2, 5. 10. 9, 1. 9. 24. 5, и Apollon., 4. 646, 659);

2) прямой путь Геракла из Тиррении на Сицилию, минуя лежащие между ними земли, т.е. путь Одиссея у Гомера и аргонавтов у Гесиода. К Гесиоду же, видимо, восходит помещение Гериона на крайнем западе — острове Эрития, а также облик Гериона, как и имена и родословные пастуха и его собаки;

3) наконец, впервые встречающееся упоминание названия «Италия», но применительно лишь к тем землям, которые были загадкой для Гомера и Гесиода: их герои миновали эти земли, направляясь из Тиррении на Сицилию. Понимание под «Италией» этих земель, простирающихся от Тиррении до Мессинского пролива, было характерно, по крайней мере, для V в. до н.э.

Последний пласт традиции уже значительно разнится от первых двух, так как позволяет проложить другой путь для возвращения Геракла от Гериона, а именно по европейскому материку.

IV. Самая поздняя из известных нам версий предусматривает единственно принятый в поздней мифологии и соответствующих научных трудах маршрут похода Геракла к Гериону: он выступает в путь по северному берегу Африки, т.е. по Ливии, в привычном понимании этого слова (см.: Diod., 4. 17-18), устанавливает «столпы» между Ливией и Европой-материком, добывает быков в Испании (ibid., 4. 18. 2 f.), а затем идет домой по Европе, в том числе по Италии. Данную версию Аполлодор также хорошо знал, что подтверждается неудачным включением эпизода с установлением «столпов» в древнейший пласт традиции повествования о «Европе» и «Ливии» (2. 5. 10. 4) и намеком на осведомленность о том факте, что в соответствии с уровнем развития традиции бык, сбежавший от Геракла, переплыл Мессинский пролив, который повлек за собой не менее неудачный экскурс в этимологию, касающийся названия города Регий, и, как и в первом случае, грубое смешение разных уровней традиции.

Эта новейшая традиция, как видно, ограничивает путь Геракла средиземноморским побережьем, изменив, следовательно, уже не путь возвращения, а маршрут похода до Гериона. В целом же схема путешествия Геракла снова предстала в виде круга, но теперь уже лежащего к западу от Греции. И ничто уже не напоминало о том, какую эволюцию претерпела древнегреческая традиция о походе Геракла за быками Гериона. Остались лишь разрозненные воспоминания о прежних представлениях, которые кажутся читателю нелепыми на фоне яркого и цельного позднего воспроизведения мифа, обраставшего все более красочными подробностями, большую часть которых составляли подвиги Геракла, совершенные им в Италии, на пути от Гериона.
_____________________________
_____________

КОММЕНТАРИИ

ЧАСТЬ I
ЭРИФЕЯ

Для начала пройдемся по именам персонажей острова Эрифея, куда Геракл плавал за теми самыми красными коровами.

«Этот Хрисаор родил трехголового Герионея,⁷
Соединившись в любви с Каллироею Океанидой.
Герионея того умертвила Гераклова сила
Возле ленивых коров на омытой водой Эрифее.
В тот же направился день к Тиринфу священному с этим
Стадом коровьим Геракл, через броды пройдя Океана,
Орфа убивши и стража коровьего Эвритиона
За Океаном великим и славным, в обители мрачной.»

(Гесиод. Теогония 282-289)
_________________________
[7] Γηρυονεύς (-ῆος) ὁ Hes. = Γηρυών
Γηρυών (-όνος) ὁ Герион (сын Хрисаора, трехтелый исполин, у которого Геракл угнал быков) Pind., Aesch.

«Мрачная обитель за Океаном великим и славным» — это, как мы понимаем, Аид. Геракл не единожды хаживал в царство теней. В описаниях греческой географии разные ученые мужи указывали разные места схождения Геракла в царство мертвых, все они связаны с глубокими пещерами и тектоническими разломами. Но до Аида, как видим, можно и доплыть. Здесь явно просвечивает египетское влияние.

«Твой правый глаз — вечерняя ладья, твой левый глаз — утренняя ладья».

Каждое утро Ра садится в свою дневную ладью (mˁnḏt, Манджет), в сопровождении своей свиты, и отправляется в долгое путешествие по небесному Нилу с востока на запад. Достигнув запада, Ра пересаживается в ночную ладью (msktt, Месктет), в которой он продолжает свое опасное путешествие по подземному Нилу, во время которого Ра подвергается нападкам змея Апопа, пытающегося привнести хаос в небесную гармонию.

Исходя из выше изложенного, Гелиос дает Гераклу не «золотой кубок» (как приводится в тексте), а «золотую ладью».⁸ Путаница, как обычно в таких случаях, возникает из-за трудностей перевода и незнания первоисточников.
____________________________
[8] κύμβηдосл. чаша, перен. челн Soph.
ἀμίς, ἁμίς (-ίδος) ἡ
1) ночная посуда Arph. Dem., Plut.
2) ладья Aesch.
σκαφίς (-ίδος) ἡ
1) подойник Hom.
2) корзина, плетенка;
3) чаша, таз, миска Arph., Theocr.
4) челнок, лодка Anth.


Значение слова σκαφίς — «таз» — вызывает ассоциации со словом «корыто». «Старым корытом», по сю пору, называют ржавые суда, потрепанные временем и морем. Или, например, «посудина» — так моряки (или рыбаки) снисходительно называют утлые небольшие суденышки и в наши дни.

Удивительно, но Вячеслав Иванов, пожалуй, единственный, кто адекватно переводит «посудину» Гелиоса, именуя средство передвижения по воде как «золотой челн».

«Где закат ал, там отцу в дар.
Дал Гефест-бог золотой челн.
Пересечь хлябь круговых вод.
И прогнать Ночь, чей святой мрак.
Осенял твердь
С черноконной ее колесницы».

(Эсхил. «Гелиады»)

Текст Аполлодора, в том месте, где Геракл получает от Гелиоса ладью, полезно сравнить с текстом Ферекида, сохраненным нам Афинеем (XI, 39, р. 470 CD):

«Геракл натянул лук, собираясь выстрелить в Гелиоса, но последний приказал Гераклу не делать этого. Геракл, испугавшись, не выстрелил. Взамен Гелиос дал ему золотой кубок, в котором он сам ездил со своими конями после заката через Океан в течение всей ночи по направлению к Востоку, где встает солнце. После этого Геракл в этом кубке направился в Эритею. Когда Геракл находился в открытом море, Океан (гений реки), желая испытать его мужество, поднял сильное волнение и стал колебать кубок, приняв свой собственный облик. Геракл намерился в него выстрелить, но Океан, испугавшись, приказал ему перестать».

Касательно этой цитаты, любопытно, что Писандр во второй книге «Гераклеи» (Ἡρακλεία) говорит, что «чашу» Гелиоса Геракл получил от самого Океана (видимо, тоже под угрозой выстрелить в него из лука). А Паниасид в первой книге своей «Гераклеи» рассказывает, что «фиал» Гелиоса Геракл унес у Нерея и в нем доплыл до Эрифии. Кто во что горазд.

Да, так вот, возвращаемся к именам, эпитетам и названиям этого удивительного острова Эрифея. Собственно с названия острова и начнем. Слово Ἐρύθεια переводят как «красный». Объясняется это тем, что остров окрашивается в красный цвет в лучах зари. Ситуация усложняется еще и тем, что коровы Гериона были тоже красного цвета. Возможно они окрашивались в красный цвет вместе с островом, теми же лучами. Либо, будучи по названию острова Эрифейскими, они приобрели нужный оттенок в силу игры слов:

ἐρυθρός — красный;
ἐρυθαίνω — окрашивать в красный цвет, обагрять, pass. краснеть, обагряться; ex. ἐρυθαίνετο αἵματι ὕδωρ, sc. ποταμοῖο Hom.
ἐρύθημα (-ατος) τό
1) краснота;
2) рыжая масть

Об эпитете Гериона — Эвритион (Εὐρυτίων) — я уже давал пояснение в тексте статьи, повторюсь, очень похоже на искаженное «Эрифеон» (Ἐρύθειων, т.е. Эрифейский, с острова Эрифея). Само слово Εὐρυτίων имеет примерное значение: «хорошо охраняющий», или, в переводе на литературный русский, — «прекрасный пастушок».

εὖ- приставка означ. 1) хороший; 2) весьма, вполне;
ῥυτήρ (-ῆρος) ὁ <ῥύομαι> страж, хранитель.

Однако и само имя Гериона (Γηρυών) заставляет обратить на себя внимание. Этимологию имени логично было бы вывести от слова γηρύω, но значения его неоднозначны и противоречивы:

γηρύω, дор. γᾱρύω тж. med.
1) произносить, говорить;
2) петь, воспевать;
3) мычать; ex. (ἁδὺ ἁ μόσχος γαρύεται Theocr.)
ἤρυγον {aor. 2 к ἐρεύγομαι} — издающий громкое мычание, мычащий (ἤρυγεν ὡς ὅτε ταῦρος Hom.)

К тому же о характере Гериона ничего неизвестно. Был ли он говорлив, певуч? Или, напротив, изъяснялся на языке стада, которое охранял? О том история умалчивает.

Вызывает интерес имя пса Орфа (Ὄρθος или Ὄρθρος), который помогал Гериону охранять стадо. Значение слова ορθός — «прямой, правильный» — не объясняет ничего. Гораздо интересней вариант написания имени — Ὄρθρος

ὄρθρος ὁ рассвет, утренняя заря.

Немного неожиданно для сторожевого адского пса. Хотя, если попробовать поискать созвучия к «мычащему» имени Гериона (Γηρυών), можно найти удивительные параллельные ассоциации.

ἦρι эп. adv. рано, ранним утром (всегда с μάλα); ex. ἦ. μάλα или μάλ ́ ἦ. Hom. — ранним утром, с самого утра, чуть свет.
ἠριγένεια (ἠρι-γένεια)
I. ион. ἠριγενείη ἡ <ἦρι>
1) рождающаяся ранним утром, дитя раннего утра;
2) заря, утро
II. ἡ <ἦρ> рождающая весной.
ἠριπόλη (ἠρῐ-πόλη) ἡ появляющаяся ранним утром, т.е. заря, рассвет; ex. (φέγγος ἠριπόλης Anth.)

Если допустить мысль, что имя Гериона является искажением изначального имени со значением «утренний» (от ἠρι), то все становится на свои места. Во-первых, появляется смысл в наличии второго адского пса Орфа. Если Кербер осуществляет охрану врат в царство Аида на западе, то Орф охраняет восточные ворота Аида, откуда выходит солнечная ладья, после ночного путешествия (если развивать тему египетского заимствования сюжета).

Во-вторых, несмотря на путаный рассказ Аполлодора, все же можно попытаться попробовать ухватить исходные смыслы. Геракл из Греции, «через многие степи Европы», проходит до самого западного ее побережья, т.е. до берегов реки Океан. Здесь он получает от Гелиоса «солнечную ладью», на которой отправляется, через западные врата Аида, на волшебный остров, пламенеющий в лучах (утренней?) зари. Поразив хтонического великана Гериона, Геракл выводит его стадо через восточные (читай «утренние») ворота, и оказывается в районе Колхиды. А Колхида (которая для греков была «краем света») — это, фактически, синоним слова «восток».

Дмитриева С.В. удивляет «неожиданно четкое на общем размытом фоне указание на Абдеру», которую Гекатей и Гелланик помещают во Фракию.⁹ Это не вписывается в его теорию, поэтому он призывает относиться к упоминанию Абдеры, как к ошибочному смешению разных источников. Однако, принимая уже за факт, что Геракл возвращается с востока, он и должен был пересечь Фракию. Другое дело, что далее его зачем-то заносит в Лигурию (прибрежная область на северо-западе Апеннинского полуострова). Дмитриев предлагает и к Лигурии (Λιγυστική)¹⁰ относиться как к позднейшему наслоению. А вот с этим можно и согласиться, ибо, путешествуя из Фракии в Грецию, на италийский полуостров можно попасть только очень сильно заблудившись.
_______________________________
[9] Ἄβδηρα τά Абдеры (город во Фракии Her.);
[10] Λιγυστική ἡ (sc. γῆ) Лигурия Arst.


Можно предположить, что этот крюк (с заходом в Италию, и далее на Сицилию) Геракл сделал из-за созвучия географических названий. В изложении Гесиода, Геракл со стадом, перейдя в брод Океан направляется к Тиринфу (Τίρυνς), т.е. в Арголиду (Пелопоннес), откуда его и послал за коровами арголидский царь Эврисфей. В изложении же Аполлодора, Геракл, пройдя Абдеру и Лигурию, «двинулся через Тиррению (Τυρρηνία)». Возможно созвучие названий Тиринфа — Τίρυνς и Тиррении (особенно староаттический и ионийский варианты) — Τυρσηνία (Τυρσηνίη)¹¹ как раз и послужило причиной развития «итальянского» сюжета?

«Герионея того умертвила Гераклова сила
Возле ленивых коров на омытой водой Ерифее.
В тот же направился день к Тиринфу священному с этим
Стадом коровьим Геракл, через броды пройдя Океана,
Орфа убивши и стража коровьего Евритиона
За Океаном великим и славным, в обители мрачной.»

(Гесиод. «Теогония»)
________________________________
[11] Τίρυνς (-υνθος) ἡ Тиринф (древний город в Арголиде, на полуострове Пелопоннес, к юго-вост. от Аргоса) Hom., Hes. etc.
Τυρρηνία, староатт. Τυρσηνία, ион. Τυρσηνίη ἡ Тиррения, т.е. Этрурия (в Италии) Her., Thuc., Plat.


Т.е., в сухом остатке имеем, что, ушедший на запад Геракл, возвращается в Грецию с красными коровами Гериона с востока. Противоречия (которым, в выше приведенной статье С.В. Дмитриева, было посвящено так много внимания) сняты. Как говаривал Начальник Чукотки: «потому что Земля — круглая».

PS
А все же, что это за коровы за такие — красные? Как певал когда-то Цой, «Небесный пастух пасет облака»? Очень похоже на то. Но, если с розовеющими на заре облаками, в принципе, все понятно, то об их пастухе все же пару слов имеет смысл добавить.

Как видно из текста, Аполлодор (в отличие, например, от Гесиода) отделяет Гериона (владельца коров) от пастуха Эвритиона, этих коров пасущего. Мало нам раздвоившегося Гериона, «на сцене» появляется еще один пастух (пасущий коров Аида) по имени Менет (Μενοίτης). Причем, имя Менет несколько напоминает имя анатолийского лунного бога Мена (Μήν), а также греческое слово μηνοειδές — «серп» (лунный, естественно).¹²
________________________________
[12] μηνάς (-άδος) ἡ луна; ex. μηνάδος αἴγλα Eur. — лунное сияние;
μήνη, дор. μήνα ἡ луна; ex. (ἡ νύκτερος μ. Aesch.; σέλας μήνης Hom.);
Μήνη ἡ (= Σελήνη) Мена (богиня луны) HH., Luc.
μηνοειδές τό полукруг, дуга, серп;
μηνοειδής (μηνο-ειδής) полулунный, серпообразный, полукружный; ex. (σελήνη Xen., Plut.).


Опять же, трехтелость Гериона ассоциируется с тремя фазами луны (что перекликается с лунной триморфной Гекатой). И, кстати говоря, три мономорфных пастуха (Герион, Эвритион и Менет) и один трехтелый Герион — возможно, это две разные версии мифа, совмещенные Аполлодором (а, вернее, задолго до него) в одно повествование? В статье дается косвенное подтверждение этой версии, со ссылкой на Страбона:

«По Страбону, на Эвбее было две реки, покупавшись в одной из которых, скот становился белым, а в другой — черным. Быки Солнца (Гелиоса) могли быть и красными (φοίνικοι) — быки Гериона, и белыми; быки Аида, которых пас на Эритии, считавшейся островом, Менет, были, очевидно, черными.»

Эти же три цвета (белый, красный и черный) Евсевий, цитируя Порфирия, ассоциирует с Гекатой Триморфой:

«Из воска трех цветов — белого, черного и красного — лепят образ Гекаты с плетью, факелом и мечом, обвитый змеей по кругу.»

Впрочем, лунную тему можно подтянуть за уши еще плотнее к рассматриваемой нами истории. Если уж на «красном» острове пасутся красные (или рыжей масти) коровы, то почему бы и их пастуху Менету не быть рыжим? Сказано — сделано: μήν + αἰθός.¹³ Кстати, это словосочетание имеет двоякий (чтобы не сказать, троякий) смысл, его можно прочитать и как «рыжий месяц», и как «месяц сверкающий». Причем, все варианты — рабочие.
________________________________
[13] μήν, дор. μάν (ᾱ), эол.-ион. μείς, gen. μηνός ὁ (дор. dat. pl. μασί) месяц
αἰθός 3
1) опаленный, обожженный Arph.
2) предполож. рыжий; ex. (ἀράχναι Bacchylides ap. Plut.);
3) сверкающий; ex. (ἀσπίς Pind.).


Конечно красная луна — явление не частое. Луна розовеет, только когда висит низко над горизонтом, и краснота ее видна только ночью. Т.е. эта лунная рыжеватость не связана с утренней зарей. Напротив, на рассвете, в лучах солнца, луна бледнеет, а потом и вовсе исчезает. Что же придает ей красный оттенок? Неужели неугасимый огонь Аида окрашивает луну своими сполохами, из-за края земли, когда та слишком низко опускается к горизонту? Подземное царство Аида для Греции, расположенной в сейсмически активной зоне, тесно связанно с подземным огнем, регулярно вырывающимся наружу через жерла вулканов и тектонические разломы. Еще одно значение слова αἰθός — «опаленный, обожженный» — как раз аккуратно ложится в эту логику. Не будем забывать, что Менет пасет коров Аида (Ἀΐδης). Пожалуй, на такой опасной работе можно и «спалиться».

PPS
И последнее, возвращаясь к имени Гериона (Γηρυών) в его значении «мычащий» (от γηρύω, «мычать»). Если мы принимаем лунный аспект Гериона, то значение его имени («мычащий») начинает играть совсем другими красками. «Рогатую» луну (месяц) издревле наделяли образом быка. Та же Геката часто поминалась с эпитетами «рогатая» (βούκερως), или просто «корова» (ταῦρος). Имея древний териоморфный образ быка, такой же эпитет («рогатый») носил и Дионис.¹⁴ И, кстати, тот же Дионис, впоследствии принявший цивильный антропоморфный вид, становится пастырем, сначала, тех же быков, а потом и человеков.

«Их (менад) дионисийские атрибуты изначальны, ибо не было основания ни цели одарять их таковыми после: буколический кентрон (βουκόλος κέντρον — пастушье стрекало) или обоюдоострая секира и плющевой венок. Они (менады) мычат, как коровы, а мычанье быка или подражание этому звуку мы знаем как отличие дионисийских оргий, по описанию из «Эдонов» Эсхила.» (Вячеслав Иванов)

«Звонко песня ликует,
И откуда-то из тайника грозно мимов звучит
Бычьегласный рев и мычанье
,
И тимпана эхо, словно гром
Из подземного царства несется».

(Эдонийцы, фрг. 57)
________________________________
[14] Дионис, как развитие образа египетского Осириса на греческой почве, так же соотносился с лунным аспектом.
κερατίας (-ου) ὁ рогатый; ex. Διόνυσος Diod.
χρυσόκερως (χρῡσό-κερως), gen. -ω
1) златорогий; ex. (ἔλαφος Pind.; μήνη Διόνυσος Anth.);
2) с позолоченными рогами; ex. (βοῦς Plat.)



ЧАСТЬ II
КИММЕРИЯ

Еще одна увлекательная история путешествия в Аид морем повествуется Гомером в «Одиссее». В царство Аида Одиссея, с его спутниками, посылает Цирцея. Чтобы добраться туда, они переплывают реку Океан и попадают в Киммерию.¹⁵ У Гомера, Киммерия — это мифическая страна на западе, где царит вечная тьма. Однако, упоминаемая Геродотом «киммериан печальная область» — это реальная территория расселения киммерийских племен, в VIII-VII вв. до н.э., представлявшая собой огромные пространства степи и лесостепи от Фракии до Кавказа. Пребывание киммерийцев на территории юго-восточного Крыма и Керченского полуострова оставило след в топонимике географических названий: Боспор Киммерийский, Киммерик, Киммерийский вал.
________________________________
[15] Κιμμερίη ἡ Киммерия (страна киммерийцев, ныне Крым) Her.
Κιμμέριοι οἱ киммерийцы
1) баснословный народ, живший на крайнем западе, в стране вечной тьмы Hom.
2) племя, населявшее Херсонес Таврический Her.


Гомер жил и творил в VIII в. до н.э. Знал ли он о киммерийских племенах, обитавших далеко на востоке от Греции? Неизвестно. Возможно, Гомер пересказывал историю, которую не понимал. Как можно отправиться в Аид (т.е. на запад) и, в конечном счете, оказаться на востоке? Итогом долгих размышлений, видимо, было перенесение Киммерии с востока на неопределенный запад.

«Мы наконец Океан переплыли глубоко текущий.
Там страна и город мужей киммерийских. Всегдашний
Сумрак там и туман. Никогда светоносное солнце
Не освещает лучами людей, населяющих край тот,
Землю ль оно покидает, вступая на звездное небо,
Или спускается с неба, к земле направляясь обратно.
Ночь зловещая племя бессчастных людей окружает.»

(Гомер. Одиссея XI, 13)

То, что киммерийцы никогда не видят солнца, не должно нас смущать. Ведь, в представлении Гомера, они насельники Аида, либо живущие в преддверии его. По крайней мере, реку Стикс Одиссей не пересекает, до нее он идет пешком, оставив корабль на берегу реки Океан. Значит, и Киммерия, по мнению Гомера, должна находиться на мрачном западе, где-то между Океаном и Стиксом.

Ввиду двусмысленного географического расположения Киммерии, Гомер максимально упрощает и описание самого маршрута этого морского путешествия (из Ионического моря, через запад, в Киммерию). Из положения он вышел просто: надо только поднять паруса, ветер сам отнесет судно куда надо, Цирцея об этом позаботится. Хотя, нужно отметить, с ветром Гомер не ошибся. Ветер Борей (северо-северо-восточный)¹⁶ для путешествия из Ионического моря на запад будет относительно попутным, особенно на начальном этапе (на выходе из Ионического моря).

«Не беспокойся о том, кто вас через море проводит.
Мачту только поставь, распусти паруса и спокойно
Можешь сидеть. Дуновенье Борея корабль понесет ваш.
Переплывешь наконец теченья реки Океана.
Берег там низкий увидишь, на нем Персефонина роща
Из тополей чернолистных и ветел, теряющих семя.
Близ Океана глубокопучинного судно оставив,
Сам ты к затхлому царству Аидову шаг свой направишь.
Там впадает Пирифлегетон в Ахеронтовы воды
Вместе с Коцитом, а он рукавом ведь является Стикса.»

(Гомер. Одиссея X, 505)
________________________
[16] Βορέας (-ου), эп.-ион. Βορέης ὁ
1) Борей (сын Астрея и Эос, бог сев. ветров) Hom., Hes., Pind., Her.
2) северо-северо-восточный, иногда северный ветер Hom., Arst.


Узнав ответы на вопросы (ради чего Цирцея и посылала Одиссея в Аид), он садится в корабль и возвращается назад. Т.е., если следовать логике, Одиссей должен был бы переплыть снова реку Океан и оказаться на западе. Но здесь логика Гомера опять натыкается на некий, надо понимать, древний канон, по которому переплыв Океан, Одиссей со товарищи оказывается на востоке, где дом утренней Зари (Ἠώς), «где солнце восходит» (ἀντολαὶ Ἠελίοιο) — уточняет Гомер. Но одновременно это остров Цирцеи, дочери Гелиоса, откуда они и отправились в царство Аида. Т.е. это Ионическое море, которое омывает Грецию с запада. Бедный Гомер. Он совсем запутался.

«Вскоре покинул корабль наш теченье реки Океана
И по шумящим волнам широкодорожного моря
Прибыл на остров Ээю,
¹⁷ где рано родившейся Эос
Дом, и площадки для танцев, и место, где солнце восходит.
Там быстроходный корабль на прибрежный песок мы втащили,
Вышли и сами на берег немолчно шумящего моря
И, в ожидании Эос божественной, спать улеглися.
Рано рожденная встала из тьмы розоперстая Эос.
¹⁸
Мы поднялися. Послал я товарищей к дому Цирцеи»…

(Гомер. Одиссея XII, 1)
________________________________
[17] Αἰαῖος 3 находящийся в стране Эа; ex.: Αἰαίη νῆσος Hom. — Ээйский остров (остров у берегов страны Эа, владение Кирки).
[18] Ἕως, эп. ἨώςЭос, лат. Aurora, дочь Гипериона и Фии (Θεία) или Эврифаессы, богиня утренней зари, жена Тифона (Τιθωνός), мать Мемнона, Зефира, Борея, Нота.


Однозначно, «место, где солнце восходит» не может находиться в Средиземном море. Т.е. мы опять имеем дело с какой-то путаницей. Видимо остров Ээя мигрировал (вслед за страной киммерийцев) с востока на запад. Определить его начальное место расположения не сложно:

Αἰαῖος 3 находящийся в стране Эа; ex.: Αἰαίη νῆσος Hom. — Ээйский остров (остров у берегов страны Эа, владение Кирки).
Αἰαίη ἡ Ээа (жительница страны Эа, т.е. Кирка или Цирцея) Hom.


Осталось определиться со страной Эа, возле которой находится остров Церцеи. Нет ничего проще — это Колхида.¹⁹ Далекая страна на востоке (от Греции), самый край известной грекам (той поры) ойкумены.
________________________________
[19] Αἶα ἡ Эа, старинное название Колхиды Her., Soph.


Одиссея занесло в Черное море? Такое впечатление, что Гомер мучительно пытается совместить несовместимое. Либо сказитель пользовался разными версиями путешествия Одиссея (или схожими описаниями путешествий других героев). Либо география, для слепого пиита, — запредельно сложная категория.

Все, между тем, встает на свои места, если принять версию о заимствовании идеи путешествия Ра по подземному Нилу каждую ночь. Естественно для греков этот сюжет не является ни религиозным, ни мировоззренческим. Для Гомера, как видим, он не является даже хоть сколько-нибудь понятным. Как мог, он его переосмыслил и вписал в логику своего повествования. Получилось то, что получилось. В конце концов поэта ценят ни за научную содержательность, а за красоту и легкость слога, и за увлекательность сюжетной линии.

Напоследок пару слов о Цирцее, точнее о Кирке (Κίρκη), если придерживаться греческого первоисходника. Этимология имени связана со словом κίρκος (в значении «кольцо»).²⁰
________________________________
[20] Κίρκη, дор. ΚίρκαКирка или Цирцея (дочь Гелиоса, волшебница на о-ве Ээа — Αἰαίη νῆσος) Hom.
κίρκος
I ὁ предполож. ястреб Aesch., Arst.; ex.: ἴρηξ κ. Hom. — описывающий круги ястреб;
II ὁ
1) (лат. circus) цирк (в Риме) Polyb.;
2) кольцо Anth.


В представлении древних греков, река Океан окаймляла (фактически «окольцовывала») всю ойкумену, в том виде, как они ее себе представляли. Если не брать в расчет переработку Гомером маршрута Одиссея, то получается, что Одиссей с товарищами (в изначальном варианте) отплыл с острова Кирки и сделав круг вернулся туда же (по «кольцевому маршруту»).

Другое производное значение от слова κίρκος — окружать кольцом (κιρκόω),²¹ т.е. «пленять» — также обыгрывается Гомером. Кирка (Цирцея) подмешивает зелье в еду странников, которые оказываются на острове, после чего они превращаются в животных. Точно так же и спутников Одиссея, которых тот послал осмотреть остров, Цирцея-Кирка превратила в свиней и закрыла в загоне.
________________________________
[21] κιρκόωокружать кольцом, заковывать (σκέλη Aesch.).



ЧАСТЬ III
РЕКА ОКЕАН

«Зевсова дочь Артемида, богиня владычица, если б
В грудь поразивши стрелой, ты дух мой исторгла из тела
Тотчас, теперь! Или позже меня подхватила бы буря
И унесла бы далеко дорогой, окутанной мраком,
В устье швырнув Океана-реки, круговратно текущей

(Гомер. Одиссея XX, 61)

В примечаниях к фразе «в устье швырнув Океана-реки» дается пояснение: «т.е. ввергла бы в царство смерти».

Очевидно, что, под устьем реки Океан, Гомер подразумевает Запад, ибо дорога к устью Океана «окутана мраком». С другой стороны, а где у Океана, в таком случае, исток? Гомер называет Океан «круговратно текущим» (ἐν προχοῇς δὲ βάλοι ἀψορρόου Ὠκεανοῖο),²² т.е. опоясывающим всю землю. Получается, что у Океана нет ни начала, ни конца, ни истока, ни устья.
________________________________
[22] ἀψόρροος (ἀψό-ρροος) стяж. ἀψόρρους 2 текущий вспять, т.е. обтекающий кругом (эпитет Океана) Hom.


Однако Геродот пишет, что «Океан, по утверждению эллинов, течет, начиная от восхода солнца, вокруг всей земли». Т.е. налицо либо трудности перевода, либо трудности с пониманием картины мира античными авторами. Если отталкиваться от Геродота, т.е. исток Океана находится на востоке, а устье (как выше отмечено у Гомера) — на западе, то получается, что Океан не «круговратно текущий», а обтекающий Землю (как остров) с севера и юга. Но откуда Океан вытекает на востоке, и куда утекает на западе? Здесь явный пробел.²³

На лицо опять неправильно понятая и неверно истолкованная египетская мистерия путешествия солнечного бога в ладье по небесному Нилу днем и подземному Нилу (в Дуате) — ночью. В этой традиции исток небесного Нила находился на Востоке (на выходе из Дуата). Устье же небесного Нила находилось, соответственно, — на Западе. Греки небесный (и подземный) Нил «заземлили», переведя его в горизонтальную плоскость, и назвав Океаном. В силу чего, река осталась «круговратно текущей» (по старой памяти), но ни о каком путешествии солнца по ней, уже речи быть не могло. Но это в теории, на практике все гораздо запутаннее.

«Спутников верных своих на совет пригласив, я сказал им:
Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный:
Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос,
Где светоносный под землю спускается Гелиос, где он
На небо всходит

(Гомер. Одиссея X, 188)

«Только что новыми солнце лучами поля осветило,
Выйдя из тихо текущих, глубоких зыбéй Океана»...

(Гомер. Одиссея XIX, 433)

Гелиос путешествовал по небу на колеснице, а на Западе переправлялся через реку Океан в «золотом кубке», вместе с конями и колесницей. О путешествии Гелиоса по Аиду история умалчивает, разные авторы говорят лишь, что потом Гелиос вновь переправлялся через Океан в том же «кубке». Но, поскольку солнце всходит на Востоке, то у солнечного бога нет другого пути, как только пересечь царство Аида на колеснице. Здесь возникает непреодолимое противоречие. Насельники Аида никогда не видят солнца. Но, проезжая подземное царство насквозь, Гелиос не мог остаться незамеченным. Не найдя выхода из совершенно неразрешаемого противоречия, греческие сказители просто опускают эту часть путешествия, как малозначительную. А ведь это половина пути…
________________________________
[23] Платон в своем «Федоне» дает весьма приближенное к египетскому понимание о круговращении вод реки Океан. Описывая подземные реки, он определяет подземную реку Ахерон как вторую по величине реку в мире, уступающую только Океану. Платон утверждал, что Ахерон тек в противоположном направлении от Океана под землей.

«В эту пропасть (в Тартар) стекают все реки, и в ней снова берут начало. (…) Когда вода отступает в ту область, которую мы зовем нижнею, она течет сквозь землю по руслам тамошних рек и наполняет их, словно оросительные канавы; а когда уходит оттуда и устремляется сюда, то снова наполняет здешние реки.
(…)
Этих рек многое множество, они велики и разнообразны, но особо примечательны среди них четыре. Самая большая из всех и самая далекая от середины (Земли) течет по кругу; она зовется Океаном. Навстречу ей, но по другую сторону от центра течет Ахеронт. Он течет по многим пустынным местностям, главным образом под землей»…
(Платон. Федон 60-61)


Справедливости ради, надо отметить, что в одном месте Одиссеи Гомер упоминает некую потайную дверь (или ворота) Гелиоса (Ἠελίοιο πύλας), на другом берегу реки Океан. Но что это за дверь, куда она ведет — об этом Гомер умалчивает. Через запятую упоминается и Левкада (Λευκάδα), белая скала (у которой, по преданию, находился вход в подземное царство). Гермес ведет за собой души усопших мимо Левкады и мимо ворот Гелиоса к асфоделевым лугам. Из чего становится понятно, что единственное назначение «солнечных ворот» — это возможность Гелиосу проскочить незаметно для душ, населяющих Аид.

«Их [души усопших] вел за собою
Темным и затхлым путем Гермес, исцеленье несущий.
Мчались они мимо струй океанских, скалы левкадийской,
Мимо ворот Гелиόса и мимо страны сновидений.
Вскоре рой их достиг асфодельного луга, который
Душам — призракам смертных уставших — обителью служит.»

(Гомер. Одиссея XXIV, 9)

Мимнерм находит выход из положения и объясняет каким образом Гелиос добирается до востока. Он плывет в «золотом крылатом ложе» по Океану (т.е. не спускаясь в Аид). Но, если Гелиос не опускается за горизонт, почему же ночью темно? Вопрос на засыпку.

«Гелию труд вековечный судьбою ниспослан на долю.
Ни быстроногим коням отдых неведом, ни сам
Он передышки не знает, едва розоперстая Эос
Из океанских пучин на небо утром взойдет.
Быстро чрез волны несется он в вогнутом ложе крылатом.
Сделано дивно оно ловкой Гефеста рукой
Из многоцветного золота. Поверху вод он несется,
Сладким покояся сном, из Гесперидской страны
В край эфиопов. Восхода, родившейся в сумерках Эос,
Ждут с колесницею там быстрые кони его.
Встав, Гиперионов сын на свою колесницу восходит.»

(Мимнерм. «Нанно»)

Как видно из цитаты, Гелиос переплывает Океан в своем волшебном «ложе», пребывая во сне. Интересное решение, видимо, Мимнерм рассудил, что спящий Гелиос не лучится светом, от того ночью и темно. Что характерно, плывет он без коней, кони, вместе с колесницей, ждут его уже на востоке. Каким образом «быстроногие кони» оказываются на востоке (в краю эфиопов)²⁴ Мимнерм не объясняет.

«Крылатость» «золотого вогнутого ложа», видимо, необходима в силу того, что Гелиос плывет против течения. Ведь Океан течет с востока на запад, а Гелиос плывет с запада на восток. Впрочем, это если мы принимаем версию Геродота. В понимании Гомера (о «круговратно текущем Океане»), возможно, Гелиос огибал Землю с севера, плывя по течению. Северные земли, для греков, были чем-то настолько запредельно далеким, что когда Аполлон (отождествляемый с Гелиосом) улетал в Гиперборею, в Греции наступала зима. Т.е., в интерпретации Гомера, крылья «золотому ложу» Гелиоса, и в этом случае, не менее важны. Ведь путь не близкий, а нужно успеть к восходу добраться до места (этого самого восхождения).
________________________________
[24] Край эфиопов (как место восхода солнца) — откровенно египетская традиция.



ГЕРАКЛ АСТРОХИТОН

Ниже, в отрывке из «Деяний Диониса», Нонн (от лица Диониса) отождествляет Геракла Астрохитона (облаченного в звезды) с Гелиосом, Аполлоном, Зевсом, Амоном и многими другими верховными божествами разных народов. Геракл Астрохитон — это Мелькарт, финикийский бог-покровитель города Тира. В изложении Нонна, он представлен не только как солярное божество, более того — он владыка небесный. Возможно, такое расширение функционала произошло от неоднозначно переводимого слова ἄστρον. Его можно перевести не только как «звезда», но и как «солнце», и как «слава», т.е. «сияние». Например, слово ἀστρόβλητος (ἀστρό-βλητος) переводится как «пораженный солнечным ударом». А значит и эпитет Геракла Ἀστροχίτων можно перевести не только как «облаченный в одежды из звезд» (традиционный перевод), но и как «облаченный в сияющие одежды» (как тот же Гелиос).

Все осмотрев, неуемное сердце взором насытив,

В храм Астрохи́тона входит и громко взывает к владыке

Звезд, восклицая такое слово, полное тайны:

«О Геракл Астрохи́тон,
²⁵ владыка огня, повелитель

Миропорядка, о Гелий, пастырь людей длиннотенный,

По всему небосводу скачущий огненным диском
,

Путь двенадцатимесячный деющий, времени отпрыск,

Круг за кругом проходишь — и за твоею повозкой

Жизнь для стáра и млáда льется рекою единой:

Мудрый родитель Мены трехтелой ты безматерней,
²⁶

И Селена росистая призрачное питает

Отраженное пламя светом лучей твоих щедрых,

Рожки гнутые бычьи приращивая понемногу!

Око всезрящее выси, ты четвероконной повозкой

Правишь
, за ливнями снеги, за хладом весну к нам приводишь!

Мрачная ночь отступает, гонима твоими лучами,

Блещущими, лишь только под сверкающим игом

Выи покажут кони, бичуемы дланью твоею
!

Только ты засияешь — и меркнут в сиянии ярком

Звездные луговины пестрые в поднебесье
;

После же омовенья в западном Океане

С пенных волос отряхаешь ты прохладную влагу

Ливнем животворящим и на родящую Гею

Росной влаги потоки утренней ты низвергаешь
;

Тучные нивы зреют под диском твоим благосклонным,

Орошая колосья в бороздах плодоносных;

Бэл — на Евфрате, в Либи́и — Аммон, и Апис — на Ниле,

Крон ты отец — в Араби́и, и Зевс — в ассирийских пределах!

Благоуханные ветви когтями острокривыми

Тысячелетняя птица на твой алтарь благовонный

Носит, Феникс премудрый, рождаясь и умирая,

Ибо там она снова является, юная вечно,

Старость в огне меняя на молодость в солнечном свете!

Будь ты Серáписом, Зевсом тученосным Египта,

Кроном иль Фаэтонтом многоименным,
²⁷ иль Митрой

Вавилонским, иль Фебом,
²⁸ богом эллинским в Дельфах,

Гамосом,
²⁹ коего Эрос в сновиденьях смятенных

Нам являет в обманных любовных объятьях на ложе,

Если от спящего Дия, возбужденного грезой

Страстной, влажное семя изливается в нивы

Тверди земной, и горы встают от небесных потоков!

Будь ты Пэаном целящим или пестрым Эфиром,
³⁰

Или как Астрохи́тон явись, когда звездное небо

Ярко ночью сияет россыпью светочей горних —

Внемли мне благосклонно, будь ко мне милосерден!»

Слово такое промолвил радостный Бромий — внезапно

Образ божественный вспыхнул Астрохитона в храме

Над Дионисом, лучистый лик божества проявился

Алыми засиявший очами и в одеянье

Звездном сверкая, и длань простер он над Дионисом,

Образ являя вселенной, лик многозвездного неба:

Светом мерцали ланиты, с брады созвездья струились,

К дружеской приглашая трапезе Диониса...


(Нонн. Деяния Диониса XL. 376-428)
________________________________
[25] Ἀστροχίτων «облаченный в одежды из звезд» (χιτών ἀστέριος) .
[26] Μήνη ἡ (= Σελήνη) Мена (богиня луны) HH., Luc.
[27] φαέθων (-οντος) part. и adj. сияющий, блистающий, лучезарный = ἥλιος Anth.
[28] Φοῖβος ὁ Феб, «Лучезарный» (эпитет Аполлона) Hom., Aesch.
[29] γάμος ὁ тж. pl.
1) брак, бракосочетание, супружество Hom., Hes., Pind., Trag., Plat., Arst., Luc.
2) свадьба, брачный пир;
3) половые сношения, сожительство.
[30] Παιάν (-ᾶνος), эп. Παιήων (-ονος), атт. Παιών (-ῶνος) ὁ Пэан (бог-целитель, после Гомера отождествлялся преимущ. с Аполлоном.)
Αἰθήρ (-έρος) ὁ Эфир, бог горних высей (сын Эреба и Ночи) Hes.


_______________________________

Метки:  

ЗАГРЕЙ

Дневник

Четверг, 09 Марта 2017 г. 21:27 + в цитатник
С.В. Петров
ДИОНИС ЗАГРЕЙ

«Этимология имени Διόνυσος, возможно, восходит к образу Зевса Нисейского или «Дия [с горы] Ниса [в Беотии]». Дионис (Διόνυσος) — это изначально Зевс Загрей (Ζαγρεύς — «Дикий», «Зверолов» или «происходящий из [критского] Загроса»).»
(А.Г. Чередниченко, Н.А. Клышнюк, М.Е. Шенцов «Об истоках мистериальных культов»)

1. Эпоним Ζάγρος

К сожалению ничего не удалось найти о «критском Загросе». Возможно, уважаемые ученые допустили ошибку в названии критского Закроса (Ζάκρος), спутав его с иранским Загросом (Ζάγρος).¹ Ничего о другом написании критского Закроса — неизвестно. Двусмысленности в этом вопросе добавляет написание иранского Загроса на греческом языке сегодня: Ζάγκρος,² в то время как древнегреческий словарь Дворецкого дает однозначный вариант: Ζάγρος. В конце концов, могло иметь место искажение эпитета Зевса, связанного с местностью (Ζάκρος), на которой располагался культовый центр, как обычно, в силу созвучия.
______________________________
[1] Ζάκρος — место на восточном побережье острова Крит, знаменитое найденным здесь неразграбленным храмовым дворцовым комплексом (Κάτω Ζάκρος) минойской цивилизации.
Ζάγρος ὁ Загрос (горная цепь между Ассирией, Арменией и Мидией) Polyb.

[2] Τα όρη Ζάγκρος αποτελούν την μεγαλύτερη οροσειρά του Ιράν, Ιράκ και της νοτιοανατολικής Τουρκίας (Горы Загрос составляют большой горный хребет в Иране, Ираке и на юго-востоке Турции).


Попытка перевести эпитет Диониса «Загрей» (Ζαγρεύς) как «Зверолов» (или, более распространенное, «великий охотник», от ἀγρεύς — «охотник, ловец») — вызывает недоумение, ибо титаны разорвали Диониса Загрея в младенческом возрасте. У него просто не было времени, чтобы проявить себя в качестве охотника. Зато другие эпитеты Диониса дают однозначное понимание этимологии эпитета Ζαγρεύς: Ἀγριώνιος («дикий, яростный»); Ἀνθρωπορραίστης («растерзывающий людей»); ὠμάδιος (от ὠμός — «грубый, дикий, жестокий, неумолимый»).³
______________________________
[3] Ζαγρεύς (-εως) ὁ Загрей
1) эпитет Диониса «первого» как сына Зевса и Персефоны, растерзанного Титанами тотчас же после его рождения Anth.
2) эпитет Гадеса Aesch.

ζά — усилит. приставка со знач. очень, весьма, вполне;
ἄγριος
1) дикий; ex. μητρὸς ἀγρίας ἄπο ποτός Aesch. — вино из дикого винограда;
2) жестокий, свирепый, лютый, злой; ex. δρακαίνης φύσις Eur.);
3) неукротимый, необузданный, грубый; ex. ὀργή Soph.; ἔρωτες Plat.);
4) мучительный, тяжелый; ex. τραύματα Eur.;
5) бурный, ужасный; ex. νύξ Her.; χεῖμα Eur.

Ἀγριώνιος (-ου) ὁ Агрионий (эпитет Диониса) Plut.
ἄγριον τό дикость.


Заметим, что и эта этимология ничего не объясняет, а, скорее наоборот, еще более все запутывает. Мифы не сохранили сведений о Загрее, не только в плане его охотничьих заслуг, ничего не известно и о дикости и кровожадности новорожденного Диониса.

Ниже отрывок из «Деяний Диониса», в котором Нонн описывает перевоплощения младенца в различных диких зверей. Предыстория, вкратце, имеет следующий характер. Загрея тайно зачала Персефона от Зевса еще до того, как Гадес унес ее в свое подземное царство. Зевс распорядился, чтобы сыновья Реи — критские куреты (или корибанты) сторожили колыбель с младенцем в пещере на горе Ида, прыгая вокруг него и бряцая оружием, как делали это раньше, прыгая вокруг самого Зевса на горе Дикта. Однако титаны, посланные ревнивой Герой, вымазавшись белым гипсом,⁴ чтобы остаться неузнанными, стали ждать, когда куреты заснут. В полночь они выманили Загрея с помощью детских игрушек: шишки, раковины, золотых яблок, зеркала, бабок (ἀστράγαλοι) и клока шерсти. Загрей не выказал слабости перед набросившимися на него титанами и, чтобы обмануть их, начал менять свой облик. Сначала он превратился в Зевса в накидке из козьих шкур, затем — в Крона, творящего дождь, во льва, коня, рогатого змея, тигра и, наконец, в быка. В этот момент титанам удалось схватить его, разорвать на части и пожрать.

«Стал он тогда превращаться, часто меняя свой облик!
То он Кронид хитроумный, юный, с грозным эгидом,
То он немощный старец Крон, изливающий ливень,
То он с ликом младенца является, то он предстанет
180
Юношей исступленным с первым пушком на ланитах,
Темным, что вдруг подчеркнет округлость нежную лика.
То вдруг львом обернется, в ярости грозным и страшным,
Львом, что с рыком могучим огромную пасть отверзает,
Гривою осененный густою, тянет он выю
Вдоль хребтовины косматой, хлещет хвостом непрестанно,
Шкуру мелькающим быстро будто бичом раздирая.
То вдруг прикинется, львиную бросив тут же личину,
С ржанием неуемным, высокогривым и диким
Жеребцом, что стремится жалящие удила
190
Перегрызть, их кромсая, белою пеной исходит.
То из уст испуская свистящее громко шипенье,
Извивается в кольцах змеем чешуйчаторогим,
Из глубокого зева мечет язык копьевидный
И бросается он на испуганного Титана,
Шею его окружая воротником ядовитым.
То вдруг, покинув тело ползущего кольцами гада,
Тигром становится с пестрою шкурой… То примет он бычий
Облик, и ревом исходит, зубы ощеря свирепо,
И пронзает Титанов рогами, бросаясь внезапно.
200
Так он за жизнь свою бился, пока из ревнивой глотки
Мачехи-Геры гневом тяжкоразящей не вырвал
Вопля, сотрясшего неба. Сама повелительность гласа
Грохотом поднебесным ударила в створы Олимпа,
На колени повергнув могучего зверя — убийцы
Тут же в куски истерзали ножом быколикого бога.»

(Нонн. Деяния Диониса VI. 176-205)
____________________________
[4] Желание титанов вымазаться гипсом (чтобы остаться неузнанными), видимо, «возникло» по причине созвучия слов Τιτᾶνος (титан) и τίτανος (гипс):
Τιτάν (-ᾶνος), ион. Τῑτήν (-ῆνος) ὁ Титан; αἱ Τιτᾶνες и Τιτανίδες — титаны, дети Урана и Геи;
τίτανος ἡ гипс Hes.; известь или мел Arst.; меловая пыль Luc.



2. Эпитет Нисейский

Возвращаясь к изначальной цитате по поводу этимологии имени Диониса, как «Дия [с горы] Ниса [в Беотии]», Ниса (Νῦσα) была не только в Беотии. Во Фракии был город Ниса и гора Нисейон (Νυσήϊον). К тому же, помимо фракийской и беотийской Нисы, Гомер упоминает и другие города с таким же названием. А Геродот дислоцирует Нису вообще в Эфиопии.⁵
____________________________
[5] Διός (dat. Διΐ и Δί) gen. к Ζεύς; ex. (Διὸς ἡμέρα — день Зевса, т.е. четверг);
Νῦσα, ион. Νύση ἡ Ниса
1) название городов в Беотии, Фракии, Каппадокии и др. Hom.
2) город в Эфиопии Her.


Такое обилие городов затрудняет привязку «Дия Нисейского» к изначальному географическому объекту. Впрочем, возможно, дело вообще не в названии горы. Может, изначально речь шла об «островном» (νησαῖος)⁶ Зевсе, например, Критском, где Зевс почитался в образе безбородого юноши — чем не прообраз Диониса? Тем более, что, согласно мифу, Крит — это родина Диониса Загрея.

«Этот бог [Дионис], как говорят, родился от Зевса и Персефоны на Крите. <…> В доказательство того, что бог этот родился у них, критяне говорят, что близ Крита в так называемых Близнечных заливах он создал два острова, которые называют в честь его Дионисовыми, чего не сделал больше нигде во всем мире.» (Диодор Сицилийский V. 75:4-5)
____________________________
[6] νῆσος, дор. νᾶσος ἡ остров; ex. Κρήτης νῆσος Diod. — Крит; ex. Αἰολίη νῆσος Hom. — Эолов остров;
νησαῖος островной; ex. (πόλις, ὄρη Eur.; πορθμός Anth.).


В развитие сюжета, в качестве возможного варианта происхождения имени Диониса, памятуя о Зевсе в бычьем обличии, а также об эпитете Зевса «Загрей» («дикий»), можно также, в духе народной этимологии, предложить эпитет «бодливый» (от νύσσω, «колоть, толкать») — Διὸς νύσσος.⁷
____________________________
[7] νύσσω, атт. νύττω
1) колоть, поражать;
2) ударять, бить;
3) толкать, подталкивать.



3. Древний бог

«С ними, богиня колосьев [Деметра], Бромию богу враждебна,
К гроздолюбивому Вакху дающему силу ревнуя,
Ибо вино изобрел он, дарующее опьяненье,
Древнего бога Загрея миру явил в Дионисе!»

(Нонн. Деяния Диониса XXVII. 334)

В этой цитате интересно то, что Нонн называет Загрея (т.н. «первого» Диониса, сына Зевса и Персефоны) «древним богом Загреем», воплотившимся в Дионисе. Наделять эпитетом «древний бог» младенца, растерзанного, едва родившись на свет, выглядит несколько странно (даже если это сын Зевса). Определенно, чувствуется наличие какой-то лакуны. «Древний бог» выведен из обихода, но поскольку память о нем жива, жизнеописание Загрея сведено к минимуму. Однако сделано это настолько небрежно, что, как уже выше отмечено, само значение имени Загрей («великий охотник») повисает в воздухе, лишний раз подтверждая существование додионисийского древнего культа бога Загрея. Об отождествлении Диониса с более древним критским божеством говорит и Вячеслав Иванов.

…«дионисические оргии, своего рода оргиастические «бои быков», соединенные первоначально с человеческими жертвами, впоследствии же ограничивавшиеся растерзанием быка, имели древнейшие корни, между прочим, на Крите, где божество, являющееся изначала с чертами Диониса, позднее — с ним отождествленное, почиталось преимущественно под символом быка
(Вячеслав Иванов. Эллинская религия страдающего бога. IV)

Вячеслав Иванов сближает Диониса Загрея с персонажами и древнегреческих культов:

«По героической ипостаси <…> мы узнаем его как ловчего скитальца по горным вершинам и дебрям, окруженного сворой хтонических собак; как содружника Ночи и вождя исступленных ее служительниц; как душегубца, от которого надлежит ограждаться магическими апотропеями, вроде тех уз, какими были связаны идолы его двойников: в Орхомене — Актеона, в Спарте — Эниалия, на Хиосе — Омадия Диониса».⁸
(Иванов В. Дионис и прадионисийство I. 7)
____________________________
[8] Ἀκταίων (-ωνος, -ονος) ὁ Актеон (внук Кадма, охотник, который был превращен Артемидой в оленя и растерзан собственными собаками) Eur.
ἀκταίνω — быстро двигать, поднимать (ἀ. βάσιν Aesch. — быстро двигаться);
Ἐνυάλιος ὁ {Ἐνυώ} Эниалий, «Воинственный» (эпитет Арея) Hom., Hes., Soph., Eur., Arph.
Ὠµάδιος {ὠμός} ὁ Омадий, «Неумолимый».


До нас дошло немало свидетельств отождествления Диониса и с Аидом («Ловцом душ») или хтоническим Зевсом (Ζεὺς χθόνιος). Это сближение произошло, видимо, через отождествление Диониса с египетским Осирисом. Хотя по одной из версий, культ Диониса происходит непосредственно от египетских мистерий, связанных с Осирисом. Отсюда и расчленение Загрея титанами, списанное с египетской истории предательства Осириса его братом Сетом, в которой Сет сначала убивает Осириса, а потом расчленяет его тело на четырнадцать частей — мистерия, описывающая убывание луны в течении четырнадцати дней. В течении следующих четырнадцати дней, Исида собирает части тела мужа и мумифицирует его. Фаллос, брошенный в Нил был съеден рыбами. И чтобы Осирис возродился в своей полноте и силе, Исида сделала фаллос из глины, покрыв его золотом. Этот фалос впоследствии был воспринят греками как религиозный фетиш.

«B качестве таинственного воспоминания об этих страстях по городам воздвигают фаллосы Дионису; как говорит Гераклит: «Не твори они шествие в честь Диониса и не пой песнь во славу срамного уда, бессрамнейшими были бы их дела. Но тождествен Аид («Срамной»)⁹ с Дионисом, одержимые коим они беснуются и предаются вакхованию», не столько от телесного опьянения, как я думаю, сколько от позорного посвящения в непотребство».
(Климент Алекс. Протрептик, 34, 5)
____________________________
[9] Ἅιδης (-ου), эп.-ион. Ἀΐδης (-ᾱο и -εο), дор. Ἀΐδας (-ᾱ) = ᾅδης ὁ Гадес, Аид;
αἰδοῖον τό тж. pl. половой орган Hom., Hes., Her., Arst.


История с Осирисом заканчивается тем, что, возродившись, он передает власть своему сыну Гору. Сам же отправляется в дуат и становится там владыкой подземного царства. Греки потратили не мало усилий, чтобы переформатировать образ Осириса и создать на его основе Сераписа — синкретическое божество в греческом стиле, но с египетской мифологемой. Что характерно, образ Сераписа, с сидящим рядом трехглавым Кербером, малоотличим от иконографии Аида.

Вместо постскриптума хотелось бы завершить, упомянутую выше, фаллическую тему следующим интересным наблюдением. Наделение фаллоса свойством сосредоточения божественной жизненной силы (а вместе с тем и власти) имеет весьма древнюю традицию. Следует заметить, что лишение власти Урана его сыном Кроносом, так же как позднее лишение власти Кроноса его сыном Зевсом, происходит именно через оскопление. Что, опять же, отсылает нас к осирической мифологеме, в которой именно фаллос Осириса оказывается не просто отсеченным, но и безвозвратно утерянным (съеденным рыбами). Не помогли и колдовские чары Исиды. Она смогла воскресить мужа лишь на короткое время. После чего, передав верховную власть сыну, Осирис вынужден был покинуть этот мир.

Из этой традиции выбивается история с Зевсом, в которой Тифон, покусившись на его верховную власть, вступает с Зевсом в противоборство и одерживает победу. Он опутал Зевса своими ногами, подобными змеиным кольцам, перерезал серпом и вытянул все сухожилия. Затем Тифон бросил Зевса в Корикийскую пещеру в Киликии и поставил драконицу Дельфину охранять его. Зевс находился в заточении, пока Гермес и Эгипан не выкрали у Тифона сухожилия бога и не вернули их громовержцу. Окончанием битвы стала победа Зевса, низвергнувшего Тифона и придавившего его огромной глыбой. На этом месте образовался вулкан Этна, который извергает дым и пламя из жерла вулкана, когда Тифон пытается освободиться из заточения. В этой истории смущают, перерезанные серпом Тифона, сухожилия Зевса, после чего тот лишается сил (а вместе с тем и власти). Очень похоже на переложение старой истории на новый лад.¹⁰

Если же исходить из версии, что Зевс Тифоном был оскоплен, это объясняет мифологему орфиков о том, что на смену Зевсу в мир пришел Дионис Загрей (сын Зевса и Персефоны), в качестве верховного божества. Ведь Зевс был лишен власти Тифоном (через оскопление). И второй Дионис, сын Зевса и Семелы, сменил Загрея, после того, как тот был расчленен титанами на семь частей, а значит, и оскоплен (обезглавлен, лишен фаллоса, рук и ног).
____________________________
[10] Слово νεῦρα можно перевести не только как «сухожилие», но и как «фаллос».
νευροκοπέω (νευρο-κοπέω) — подрезать поджилки, перерезкой сухожилий лишать возможности двигаться.



В.Г. Борухович
ЗЕВС МИНОЙСКИЙ


В ахейской традиции, сохраненной эпосом, Кносс и Крит выступают как адекватные понятия, подобно тому как отождествляются в нем Аргос и Эллада, Сидон и Финикия. Именно из Кносса должны были проникнуть в Элладу критские культы. Вообще Крит в греческой традиции выступает в качестве родины главных божеств. По словам Диодора (V. 79), сами критяне утверждали, что «почести, воздаваемые богам, жертвоприношения, учреждение мистерий — все было изобретено критянами, другие народы все это у них позаимствовали».

Ахейцы, носители микенской культуры, создали общий с минойцами пантеон, поэтому принято говорить о минойско-микенской религии. Ахейцы, вероятно, поступили так же, как в историческую эпоху поступали греки ионийского племени, которые, сталкиваясь с религиозными представлениями других народов, мгновенно открывали там своих родных богов.

Культ верховного солнечного божества Зевса, которому поклонялись древние ахейцы, был отождествлен с верховным критским божеством и быстро приобрел все его черты. В Элладе Крит стал главным культовым местом Зевса. Поэтому в связанных с культом Зевса мифах и обрядах можно пытаться открыть минойские черты, хотя исследователь при этом сталкивается с большими трудностями: как заметил Нильссон, минойская религия представляет собой книгу с иллюстрациями, но без текста. Здесь целесообразно обращаться к таким реликтовым формам культа, минойское происхождение которых либо засвидетельствовано, либо весьма вероятно.

Особый цикл греческих мифов уже в древности был назван критским (τὰ κρητικά): он представляет благодатный материал для исследователя. Рассказ «Илиады» о Миносе и Идоменее, царе Крита (XIII. 449) отражает мифологическую реконструкцию, которую Эванс назвал «ахейской легендой». От нее сохранилось очень немного. До нас не дошла поэма о Миносе и Радаманте, приписывавшаяся Эпимениду, и «Критская мифология», приписывавшаяся Динарху. Поэтому для реконструкции критского цикла мифов целесообразно обратиться к сохранившейся мифографической традиции — особенно к началу III книги «Библиотеки» Псевдоаполлодора. Из него ясно видно, что в центре этого цикла находился миф о Миносе и его потомках, царях Крита. Первый царь Крита (Кносса) Минос был сыном Зевса. Божественное происхождение Миноса может служить доводом в пользу того, что царская власть на минойском Крите носила теократический характер.

В «Одиссее» Минос — царь Кносса (XIX. 178), тогда как в «Илиаде» он царь всего Крита (XIII. 450). Эпитет Миноса в «Одиссее» — ὀλοόφρων, «замышляющий зло, погибель». Это ясное свидетельство о том, что ахейцы считали критян враждебной силой. Мифологическая традиция, сообщающая о господстве критских царей над морями и близлежащими к Криту островами, упоминает о походах Миноса против Афин и Мегар (Apollod. III.15.8). Платон, бывший знатоком местных аттических мифов, упоминает в «Законах» (IV. 706 B) о тяжелой дани, которую жители Аттики платили Миносу. Это отзвук древней традиции о зависимости Аттики от Крита, — так же, как миф о Тесее и Минотавре рисует нам тяжесть этой зависимости, хотя и в мифологической форме.

Продолжительность критского господства в бассейне Эгеиды была велика. Гесиод называет Миноса «царственнейшим из всех смертных царей» (Hes. Frg. 103 Rz.), и это не случайно. Вполне естественно, поэтому, критские обряды и религиозные представления должны были распространиться по всему бассейну Эгейского моря. В традиции Минос выступает не только в качестве царя, но и законодателя: каждый девятый год он становился собеседником Зевса в Диктейской пещере (Paus. III. 2. 4; Dion. Hal. A. R. II. 61; Diod. V. 78. 3; Strabo. XVI. 2. 38), где он получал от Зевса законы, которые потом передавал людям.

Форма, в которой мифы рассказывают нам о божественном происхождении Миноса, представляется несколько странной. Зевс, превратившись в быка, похитил финикийскую царевну Европу, которую затем умчал на Крит. Плодом любви Зевса и Европы и стал Минос, и его братья Сарпедон и Радамант.

Далее критские мифы повествуют о странной любви, которой жена Миноса, дочь бога Гелиоса Пасифая, воспылала к прекрасному быку, высланному из моря по просьбе Миноса, желавшего таким способом доказать свои права стать царем Крита. Этого быка выслал Посейдон (Apollod. III.1.3), но в более древней редакции этого мифа, сохраненной Лактанцием (Lact. Plac. in Stat. Theb. V. 431), быка выслал Зевс. От этого быка Пасифая родила Минотавра («быка Миноса»), чудовище с телом человека и головой быка.

Этот миф нельзя не поставить в связь с теми памятниками минойской культуры, которые были открыты Эвансом в Кноссе. Здесь прежде всего обращают на себя внимание фрески Кносского дворца, изображающие игры молодых девушек с бешено мчащимся быком. В минойских культовых местах постоянно встречается священный символ — «рога посвящения» (стилизованные рога быка). Две пары таких рогов открыты в небольшом святилище в юго-западной части Кносского дворца. Между рогами найдены отверстия, куда вставлялись двойные топоры, «лабрисы». Этот комплекс занимает центральное место в культовых изображениях Минойского Крита: на расписном саркофаге из Агиа Триады мы видим женщин, несущих возлияния на алтари двойного топора. В Палекастро раскопаны остатки дома, относящегося к Позднеминойскому IB периоду (1480-1425 до н.э.). Там в домашнем святилище открыты каменные основания алтарей двойного топора и небольшие «рога посвящения».

В частном доме, находившемся ниже юго-восточного угла Кносского дворца, в северо-западном и юго-восточном углах крайней южной комнаты были обнаружены черепа двух больших быков с длинными рогами. Перед ними найдены остатки расписных жертвенников. Как отмечает Кеншерпер, двойной топор и рога посвящения являются наиболее известными, но наименее понятными символами минойской религии. Необыкновенная распространенность этих символов говорит о всеобщем характере этого культа на Крите. В этом культе священное животное — минойский бык — должен был играть главную роль.

Странный на наш взгляд миф о любви Пасифаи, жены Миноса, к быку является, вне всякого сомнения, греческим осмыслением минойского обряда, в котором справлялся «священный брак» жены критского царя-жреца с быком (животной ипостасью верховного минойского божества, «Минойского Зевса»). Этим обрядом утверждалось право детей критского царя наследовать царскую власть.

Представления, согласно которым царь племени возводит свое происхождение к животному предку, могут быть классифицированы как тотемические. Афины, сохранившие унаследованные от пеласгов (древнего населения Аттики — Her. VIII.4) связи с минойскими культами, соблюдали довольно долго аналогичный обряд. Аристотель в «Афинской политии» (III.5) сообщает, что жена афинского архонта-царя вступала в ритуальный брак с Дионисом в Буколии (храме Диониса, название которого произведено от слова «бык», и сам Дионис чтился иногда в образе быка). Этот обряд восходит к микенским временам, когда афинские цари соблюдали минойский ритуал священного брака жены царя с быком, подтверждавшего их право на царскую власть.

Не случайно Критский бык, побежденный Гераклом, появляется затем на территории Аттики (Марафонский бык). Геракл символизирует в этом мифе дорийское завоевание, а Критский бык — минойско-микенское население додорического Крита. На острове Тенедосе — древнейшем культовом центре греков — минойское божество, в образе быка, также почиталось в качестве бога Диониса.

В критских мифах Зевс, в образе быка, Минос — царь Крита и сын его Минотавр выступают в неразрывном единстве. Поэтому Бете пришел к вполне логичному выводу, что термин «Минос» является божественным титулом критских царей вообще, «варварским именем божества некоего негреческого народа».

Интересно сопоставить этот вывод Бете с титулатурой фараона Египта, о сильном влиянии которого на культуру минойского Крита говорилось ранее. Фараон постоянно назывался «мощный телец» (kȝ-nḫt). На палетке Нармера египетский царь изображен в виде быка, рогами разрушающего вражескую крепость. Культ быка Аписа, явленного бога Осириса, имел общеегипетское значение, а цариц Египта хоронили иногда в саркофаге, имевшем форму коровы (Геродот II. 129). Так в древнем Египте царь и верховное божество оказывались тесно связанными со своей териоморфной ипостасью, быком.

Возможно, что в образе Минотавра мы сталкиваемся с явлением перехода териоморфной формы божества в антропоморфную стадию.

Сам же образ быка, безусловно, несёт в себе египетское наследование, с поправкой на местные традиции. В отличии от египетской религии, где в образе земли выступает мужской персонаж Геб, а в образе неба — небесная корова Нут, народы, обитающие за пределами Египта, в качестве Земли рассматривали Великую богиню-мать, Небо же олицетворяло божество в образе быка. Уже на ранних изображениях Минотавр предстает как божество определенно космического плана. Нередко он изображается в скрученной полукольцом позе в сочетании с солнечными или звездными знаками, так что можно его воспринимать и как мифический синоним небесного свода, и вместе с тем как некоего стража или хозяина небесного огня, и, наконец, как сам этот огонь — солнце, луна или звезды. Нелишним будет вспомнить, что вторым именем Минотавра было Астерий (Ἀστέριον).¹¹
_____________________________
[11] ἀστέριος 3 звездный (περιωπή Anth.)



БУКОЛИОН

…«в Афинах, сохранявших, судя по первым строкам «Афинской политии» Аристотеля (III, 5), древние связи с критскими жрецами, жена архонта-царя вступала в ритуальный брак с Дионисом в Буколионе. Буколион был храмом Диониса, пастыря быков, и сам Дионис иногда представлялся греками в образе быка. Ритуал этот мог быть заимствован с Крита.

Если сблизить культ быка, по-видимому существовавший на Крите, с культом быка Аписа в Египте, то мы увидим, что в Египте бык Апис был явленным богом Осирисом, так же как и фараон: бык, бог и царь в египетской теократической деспотии оказывались связанными сходным образом».
(Аполлодор. Мифологическая библиотека III.)

Вернемся к, упомянутому выше Аристотелем, Буколиону (Βουκολίων, Буколий), храму, где Дионису поклонялись в образе быка. Помимо Афин, области с подобным названием были, по крайней мере, еще в Аркадии (на Пелопоннесе) и в дельте Египта.¹² Слово Βουκολίων производят от βουκόλος, в значении «пастырь». Приставка βου- в слове βουκόλος означает «бычий».¹³ Казалось бы, значит, вторая часть слова (-κόλος) должна иметь значение «охранитель», и словарь Дворецкого намекает именно на такое словообразование (βου-κόλος). Подобное словообразование подтверждается и в слове βουκολέω (βου-κολέω).¹⁴ Но проблема в том, что у слова κόλος нет такого (или похожего значения), по крайней мере в Древнегреческом словаре.¹⁵ Вполне возможно, что подобное значение слова κόλος просто не попало в словарь, тем более, что слово βουκολέω переводится (при чем дословно) как «питать, кормить». Это бы прекрасно объясняло и этимологию слова βουκολία (стадо) — «кормящийся крупнорогатый скот».¹⁶ Но, повторюсь, эта прекрасная конструкция зависает в воздухе, в виду отсутствия подтверждения такого значения слова в словаре.
_____________________________
[12] Βουκολίων (-ωνος) ἡ город в Аркадии Thuc.

[13] βου- {βοῦς}
1) приставка со знач. «бычачий», «коровий», «воловий»;
2) усилит. приставка со знач. «громадный», «огромный» (напр. βουλιμία)
βοῦς ἡ бык, вол, корова.

[14] βουκόλος (βου-κόλος), дор. βωκόλος (-ου) ὁ погонщик или хранитель крупного рогатого скота, волопас; тж. пастух (вообще) Hom., Plat., Arst., Theocr.
βουκολέω (βου-κολέω)
1) пасти ex. (βοῦς Hom.);
2) досл. питать, кормить, перен. чтить;

[15] κόλος
1) надломленный, обрубленный; ex. (δόρυ Hom.)
2) тупорогий или безрогий; ex. (τὸ γένος τῶν βοῶν Her.; τράγος Theocr.);
3) прерванный, незаконченный.

[16] βουκολία, ион. βουκολίη ἡ стадо крупного рогатого скота HH., Hes., Her.


Можно попробовать этимологизировать слово βουκολέω (пасти) через κωλύω, в значении «мешать, препятствовать», т.е. не давать разбредаться стаду. Выглядит несколько натянуто, но тем не менее.

Если все же попытаться развить тему кормления скота (основная забота пастуха), то можно обратить внимание на слово κόρος, созвучное со второй частью слова βουκόλος. Одно из значений слова κόρος — «сытость, пресыщение». Приставка βου- объясняет о чьей сытости идет речь, но «бычья сытость» плохо коррелируется со значением слова βουκόλος — «пастух». Попытка придумать значение «питающий, насыщающий быков» (βου + κόρος) приближает нас к нужному результату, но выглядит еще более натянутой, нежели первый вариант.

Любопытно, что другое значение слова κόρος — «ребенок, сын» — дает, при том же словообразовании (βου + κόρος), значение «бычий сын» (т.е. теленок), либо, при более богатом воображении и применительно к Дионису, — «сын Зевса в образе быка» (Загрей).

В эту же «копилку» хорошо заходит созвучие со словом χολάω,¹⁷ применительно к βουκολέω — «безумствующий бык», что хорошо коррелирует со значением имени Вакха (Βάκχος) — «безрассудный», «одержимый».¹⁸
_____________________________
[17] χολάω
1) быть безумным, сумасбродствовать; ex. (ἄνδρες χολῶντες Arph.)
2) быть в бешенстве, в ярости, гневаться; ex. (Diog.L.; τινι NT.).

[18] βακχεῖος, βάκχειος
1) вакхический (βότρυς Soph.; νόμος Eur.; ῥυθμός Xen.; ὄρχησις Plat.);
2) исступленный, неистовый, ликующий (Διόνυσος HH.)


Весь этот полет фантазии к этимологии слова βουκόλος («пастух»), конечно, может не иметь никакого отношения, но, повторюсь, проблема в том, что наука не дает этимологического объяснения этого слова (βουκόλος). Ибо, с одной стороны:

βουκολέω (βου-κολέω)
1) пасти ex. (βοῦς Hom.);
2) досл. питать, кормить, перен. чтить;
βουκόλος (βου-κόλος), дор. βωκόλος (-ου) ὁ погонщик или хранитель крупного рогатого скота, волопас; тж. пастух (вообще) Hom., Plat., Arst.


А с другой стороны:

κόλος
1) надломленный, обрубленный; ex. (δόρυ Hom.)
2) тупорогий или безрогий; ex. (τὸ γένος τῶν βοῶν Her.; τράγος Theocr.);
3) прерванный, незаконченный.


Спрашивается, каким образом слово βουκόλος получило значение «хранитель крупного рогатого скота», если оно однозначно прочитывается как «безрогий бык» (βου-κόλος)? Вопрос, естественно, риторический.


_______________________________

Метки:  

ЭЛЕВСИНСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ПОНТЕ

Дневник

Понедельник, 20 Февраля 2017 г. 17:47 + в цитатник
Н.В. Кузина
ЭЛЕВСИНСКИЕ САКРАЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ И КУЛЬТ ДИОНИСА
В АНТИЧНЫХ ГОСУДАРСТВАХ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ


Традиции почитания Диониса были принесены греками в северопонтийский регион в готовом виде в конце VI в. до н.э. Важная роль земледелия в хозяйственной жизни греческих колонистов определила широкое распространение в регионе культа богов, покровительствующих плодородию земли, произрастанию, способствующих получению богатых урожаев.

В Греции Дионис играл важную роль в элевсинской религии, в рамках которой было развито представление о триаде Диониса, Деметры и Коры. В элевсинской традиции Дионис выступал в хтонической ипостаси Иакха¹ и был связан с подземным царством. Он считался «предводителем таинств Деметры» (Strabo. X, 3, 10; Orph. h. XLII), и церемонии в честь Иакха предваряли элевсинские мистерии. Внутренние связи, существовавшие между Деметрой и Дионисом, нашли отражение и в мифе, где Иакх фигурирует в качестве сына Великой богини. Диодор сообщает, что Иакх — сын Зевса и Деметры — был растерзан земнородными и воскрешен к жизни Деметрой (Diod. III, 62, 6, 8). Согласно Диодору, близость Диониса и Деметры проистекает вследствие того, что «виноград приносит выжимаемое из его кистей вино, получая свой рост от земли и дождя». А воскрешение бога Деметрой подобно тому, как ежегодно летом земля восстанавливает «срезанный виноград для расцветания, дающего возможность нового плодоношения» (Diod. III, 62, 2-8). Таким образом, Дионис как умирающий и воскресающий бог растительности и виноградной лозы в мировоззрении греков традиционно был тесно связан с рождающими силами земли и ее плодородием.
_____________________________
[1] Ἴακχος ὁ Иакх, культово-мистическое имя Вакха (τὸν Ἴακχον ἐξελαύνειν Plut. — нести в торжественном шествии изображение Иакха).
ἴακχος
1) крик, вопль, оплакивание (νεκρῶν Eur.);
2) гимн в честь Иакха (ὁ μυστικὸς ἴακχος Her.)


В V-IV вв. до н.э. в северопонтийских городских святилищах достаточно отчетливо прослеживается совместное почитание Диониса с элевсинскими богинями, которое имело место и в III в. до н.э. В классическое и раннеэллинистическое время почитание земледельческих богинь Деметры и Коры приобрело особую популярность, что во многом было связано с приоритетным значением зернового хозяйства в экономике северопричерноморских центров и развитием торговли хлебом со Средиземноморьем, прежде всего с Афинами. Именно тогда отчетливо прослеживается влияние на экономическое, политическое и культурное развитие греческих колоний со стороны Афин, заинтересованных в увеличении экспорта хлеба из северопонтийского региона.

В религиозной сфере одним из проявлений этого влияния можно рассматривать распространение элевсинского культа Деметры. Как отмечает А.С. Русяева, для Афин культ Деметры был своеобразным политическим инструментом, направленным на то, чтобы с помощью подвластного им Элевсина привлекать на свою сторону элиту многих государств и получать как можно больше хлеба и драгоценных даров, и поддерживать с ними всесторонние отношения.

О связях античных городов Северного Причерноморья с элевсинским святилищем можно уверенно говорить с последней трети V в. до н.э. Сохранился декрет 418 до н.э., в котором афиняне призывали своих союзников и прочих эллинов присылать в Элевсин десятину урожая, заявляя, что об этом пророчествовал Дельфийский оракул (Syll 3. I. 83). Не уклонялись от исполнения этого предписания и северопонтийские города, входившие в это время в число афинских союзников. Это были Нимфей, Ольвия, возможно Тира, Никоний. Обычай посылать в Элевсин плоды первого урожая из разных греческих городов сохранялся много столетий после распада Афинского морского союза.

Надо полагать, что в IV-III вв. до н.э., когда дружественные отношения Афин, Ольвии, Боспора переживали свой наивысший расцвет, северопричерноморские греки продолжали неуклонно выполнять требование Дельфийского оракула. Среди северопонтийских греков, вероятно, находились и те, кто входил в круг живших во всех частях греческой ойкумены эллинов, приобщенных к элевсинским мистериям. Возможно, принявшие посвящение получали сакральные предметы, символизирующие приобщение к тайнам элевсинской религии. В этом отношении особенно показательны находки в северо-понтийских погребальных комплексах расписных сосудов с сюжетами на элевсинские темы.

Эти сосуды, как правило, изготавливались на заказ и были предназначены для ритуальных целей. Примечателен тот факт, что среди божественных персонажей, представленных на таких сосудах, часто присутствует Дионис, который согласно эллинским представлениям примыкал к кругу Великих богинь. Очевидно, распространение норм элевсинских мистерий в Северном Причерноморье сыграло значительную роль в становлении обрядовой стороны популярных в регионе земледельческих культов Деметры и связанных с ней богов и героев Диониса, Афродиты, Геракла.

Упоминание элевсинской ипостаси Диониса — Иакха встречается в керамической эпиграфике Северного Причерноморья начиная с VI в. до н.э. К этому времени относится находка на Березани фрагмента горла с венчиком расписного ионийского кратера с граффито ІА. В.П. Яйленко считает надпись сокращением эпиклесы Диониса — Иакх. Однако в этом отношении наиболее выразительным и информативным памятником эпиграфики является посвятительное граффито V в. до н.э., обнаруженное в ботросе Западного теменоса Ольвии и содержащее упоминание элевсинской триады: Деметра, Персефона, Иакх. Надпись представляет собой уникальное посвящение Ксантиппа Деметре, Персефоне, Иакху в храм — Деметрион.² Этим самым впервые в письменных источниках зафиксировано наличие в северо-понтийском городе храма элевсинской триады, который, как и в отдельных регионах Эллады, именовался в честь главной богини. При этом чрезвычайно важным является начертание имени Иакха в полной форме, что не оставляет сомнений в его трактовке.

Как посвящения Иакху исследователями (В.П. Яйленко, И.И. Толстым, Е.А. Молевым) интерпретируются аббревиации ІА, ІКХ, IX, ІАХ, нанесенные на донцах чернолаковых киликов и канфаров, обнаруженных в сакральных комплексах Китея, Ольвии, Горгиппии. Наибольшее количество таких граффити (более 15) происходит из зольных святилищ Китея. Примечателен тот факт, что посвящения Иакху обнаружены в этом святилище вместе с дионисийскими вотивами: терракотами и фрагментами сосудов для вина на участке, примыкавшем к фависсам, где совершались жертвоприношения Деметре и Коре.

Находки IV-III вв. до н.э., близкие по характеру материалам китейского зольника, обнаружены в святилищах Нимфея, Мирмекия и в сбросе культовых предметов в теменосе Горгиппии. Среди приношений в упомянутых святилищах наряду со статуэтками и протомами³ Деметры, Коры встречаются изображения спутников Диониса — сатиров, силенов, актеров. Подобные находки могут свидетельствовать о том, что обряды в честь Диониса входили составной частью в церемонии, посвященные Деметре. Примечательным является также и сочетание приношений Деметре и Дионису с посвящениями Гераклу, Афродите, что хорошо прослеживается по материалам сакральных комплексов Китея, Мирмекия, Ольвии, сельских поселений Херсонеса и Боспора. Геракл и Афродита, согласно греческим сакральным воззрениям, воплощавшие плодородие, были близки по сути Деметре и считались посвященными в ее таинства. Сакральная связь Диониса, Деметры, Афродиты и Геракла изначально была свойственна элевсинскому ритуалу и нашла свое отражение в обрядовой практике северопонтийских святилищ в IV-III вв. до н.э.
_____________________________
[2] Δημήτριον τό Деметрий, святилище Деметры Her., Plat., Plut.
[3] προτομή η бюст, скульптурное изваяние до бедер.


Ряд вотивных приношений, обнаруженных в городских сакральных комплексах, дают возможность проследить в культе Диониса сочетание элевсинских норм с элементами орфизма. Орфические идеи были близки культу Диониса Хтония и составляли одно из направлений в почитании этого бога. Памятники, интерпретируемые с точки зрения их принадлежности к культу орфического Диониса, хорошо известны в Ольвии и датируются V в. до н.э. Это — костяные пластинки, найденные в ботросе Западного теменоса, на одной из них имя Диониса упоминается в сочетании с названием его почитателей — орфиков.

Вместе с тем в китейском святилище и сакральном комплексе западной округи Ольвии известны вотивы, которые могут ассоциироваться как с культом Диониса Хтония, так и с мистическими обрядами в честь Деметры. Наиболее примечательны с этой точки зрения приношения из зольных святилищ Китея, представленные астрагалами и яйцевидной галькой в сочетании с посвящениями Иакху. Яйцо символизировало способность творить жизнь, олицетворяло жизненную силу и несло идею возрождения. Для орфиков яйцо служило символом той силы, которая давала рождение всему и было атрибутом Диониса. В этой связи находки вотивов в форме яиц можно связывать с почитанием Диониса Хтония и сопряженными с ним орфическими идеями.

Астрагалы⁴ могли выступать в качестве приношений Дионису в ипостаси Загрея — сына Зевса и Персефоны, центрального персонажа орфических мистерий, который в элевсинской традиции получил имя Иакха. Астрагалы, изготовленные из костей жертвенных животных, нередко выступали в качестве оберегов и использовались при гадании и прорицании. Вместе с тем не исключено, что эти предметы использовались в мистических обрядах культа Диониса Загрея, основу которых составлял миф о смерти и возрождении бога.
_____________________________
[4] ἀστράγαλος ὁ игральные кости, игра в бабки Hom., Her., Arph., Plat., Aeschin., Arst., Plut.


Не исключено, что в классический и раннеэллинистический период элевсинские традиции, наряду с орфизмом, сыграли свою роль в развитии представлений о Дионисе как боге-покровителе загробного мира, дарующем бессмертие. Взаимосвязь элевсинских и дионисийских элементов в погребально-обрядовой сфере находит отражение в комплексе находок из погребения жрицы Деметры кургана Большая Близница. Передольская считает, что большинство статуэток объединены общим сюжетом и воплощают персонажей, воспетых в гомеровском гимне к Деметре.

Возможно, эти статуэтки представляли собой разновидность культового инвентаря и использовались в мистериальных действах, посвященных Деметре и связанным с ней богам плодородия. Cреди терракот присутствуют также изображения Силена, Паппосилена (Παπποσειληνός)⁵ с младенцем Дионисом, комических актеров-вакхантов. Кроме терракот в погребениях кургана обнаружены многочисленные ювелирные изделия с изображениями сатиров и экстатических спутниц Диониса — менад.
_____________________________
[5] Παπποσειληνός (дословно, «старый силен») — воспитатель и постоянный спутник Диониса, старший из сатиров, изображаемый толстым, веселым, вечно пьяным стариком.
πάππος ὁ дед (πάππος ὁ πρὸς μητρὸς ἢ πατρός Plat.).


Находки в погребальном комплексе сакральных предметов и символов, свойственных как дионисийскому культу, так и культу Деметры, подчеркивают особую роль идей бессмертия и возрождения в почитании этих богов плодородия и их связь с загробным миром.
_______________________________

ИАКХ

Имя Иакх (Ἴακχος), якобы, финикийского происхождения и означает «грудное дитя». На определенном этапе развития Элевсинских мистерий, Иакх становится одним из главных действующих персонажей, наравне с Деметрой и Персефоной. Однако интерпретации разных авторов, на предмет роли Иакха в этой триаде, весьма разнятся: то он сын Деметры (Diod. III 64) или ее питомец (Lucr. IV 1168), то сын Персефоны и Зевса, в образе Загрея (Nonn. Dion. XXXI 66-68), то сын Диониса и нимфы Ауры (932). Иногда Иакх рассматривается как супруг Деметры. Последний вариант («супруг Деметры») совсем плохо увязывается со значением имени Иакха — «дитя». Поэтому, кроме финикийской версии происхождения имени Иакх (Ἴακχος), все же имеет смысл рассмотреть и другие варианты этимологии этого имени.

Например, вариант происхождения имени Ἴακχος от греческого слова ἰαχή (ἰακχή)⁶ в значении «возглас ликования», по аналогии с другим эпитетом Диониса: Элелей (Ἐλελεῦ), где ἐλελεῦ — «приветственный возглас». В этом же ряду и эпитет Диониса — Эвий (Εὔιος, «благой»), и соответствующие вакхические возгласы ликования в его честь: εὖα, εὐαί, εὐάν, εὐοῖ (от εὖ — благо).

Кроме того, другие значения слова ἰαχή (ἰακχή) — «шум», «пение» — перекликается с эпитетом Диониса — Бромий (Βρόμιος — «шумный», «гудящий», «поющий»). Этот эпитет Дионис получил в честь шумных мистериальных процессий с шумовым (трещетки, кимвалы, бубны) и музыкальным сопровождением, а также песнями и восклицаниями, приветствующими и славящими Диониса.
_____________________________
[6] ἰαχή, иногда ἰακχή, дор. ἰαχά ἡ
1) крик, шум; ex. θεσπεσίῃ ἰαχῇ Hom. — с ужасным криком;
2) вопль, плач; ex. (πολύδακρυς Aesch.)
3) возглас ликования, радостный крик; ex. βοᾶτε ἀοιδαῖς ἰαχαῖς τε νύμφαν Eur. — славьте песнями и кликами новобрачную;
4) звучание, звуки

ἰαχέω, иногда ἰακχέω
1) (тж. ἰ. φωνῇ HH.) поднимать голос, кричать; ex. ἰαχήσατε οὐρανῷ Eur. — возопите к небу; ἱαχείτω γᾶ Κυκλωπία Eur. — пусть огласится (скорбными) криками край Киклопов;
2) запевать, петь ex. (ὕμνον Aesch.; ἀοιδάν Arph.);
3) причитать, оплакивать;
4) объявлять, провозглашать; ex. ἰαχήθης (v. l. ἰαχέ σέ) ἄδικος Eur. — ты прослыла (женщиной) бесчестной;
5) раздаваться, звучать; ex. ὀλολύγματα ἰαχεῖ Eur. — раздаются клики (дев в честь Афины)

ἐλελεῦ
1) (боевой клич) «ура! да здравствует!» (ἐ., χώρει Arph.);
2) (возглас скорби) о горе!, увы! Aesch.;
3) (возглас ликования) (ἐπιφωνεῖν ταῖς σπονδαῖς ἐ. Plut.)


«Вакхом тебя, и Лиэем, и Бромием, бог, именуют;
Огнерожденным зовут, двуматерним, дважды рожденным.
Ты же — Нисей, Фионей, чьих кудрей не касалось железо;
Ты ж и Леней, насадитель хмельной лозы самородной;
Ты же Иакх, и Эван, и отец Элелей, и Никтелий.
Но не исчислить имен, какими эллинов роды,
Либер, тебя величают.»

(Овидий. Метаморфозы IV.11)
_______________________________________
Βάκχος ὁ (впервые у Soph.; тж. Ἴακχος и Διόνυσος) Вакх (сын Зевса и Семелы, уроженец Фив, бог винограда, виноградарства, виноделия и вина) Soph., Eur., Plut., Luc.
Λυαῖος ὁ Лиэй, освободитель (от забот), эпитет Вакха-Диониса Anacr., Plut.
Βρόμιος ὁ Бромий, «Шумный» (эпитет Вакха) Pind., Aesch., Eur., Arph.
Πυριγενής (πῠρῐ-γενής) 2 рожденный в огне или из огня;
Διμήτωρ (δι-μήτωρ), -ορος adj. m имеющий двух матерей (эпитет Диониса) Eur., Diod.
Δίγονος (δί-γονος) ὁ дважды рождённый Anth.
Νυσήϊος, Νυσαῖος ὁ Нисей, т.е. родом из Нисы (Νῦσα).
Θυωνεύς ἡ {θύω} Фионей, «Неистовый»;
Ληναῖος ὁ Леней (бог виноделия, т.е. Вакх-Дионис) Diod., Anth.
Εὐάν ὁ Эван, «благой» (эпитет Вакха, от εὖ — «добро, благо») Eur., Plut.
Νυκτέλιος ὁ Никтелий («ночной»), прославляемый в ночных празднествах (эпитет Вакха) Plut., Anth.
Liber, -eri m Либер, древнеиталийский бог, позднее прозвище Вакха.


_______________________________

Метки:  

ЗЕВС ЛАБРАНДСКИЙ

Дневник

Среда, 01 Марта 2017 г. 16:15 + в цитатник
С.В. Петров
ЗЕВС ВОИТЕЛЬ



Лабранды — античный город в Карии, исторической области в Малой Азии. Древнейшие археологические находки обнаруженные на территории города — остатки керамики, относятся к середине VII века до н.э. Самое раннее, обнаруженное архитектурное сооружение датируется VI веком до н.э. По всей видимости, это фрагменты храма, располагавшегося здесь до постройки в IV веке до н.э. храма Зевса Лабрандского.

В 540-е годы до н.э. после того, как персидский царь Кир II Великий захватив город Сарды и пленив церя Креза, подчинил себе соседнее Лидийское царство, земли Карии попадают под власть Империи Ахеменидов.

Во время правления Дария I, наместник соседнего Милета, Аристагор, опасаясь лишения власти за неудачную попытку овладеть островом Наксос, решает поднять восстание против центральной власти в Персии. Ему удается добиться поддержки у малоазийских греческих городов, в результате чего восстание распространилось на Эолию, Карию, Ликию и, даже, Кипр. В 497 году до н.э. недалеко от Лабранд произошла битва между мятежниками и персидскими силами, под руководством военачальника Давриса, зятя Дария I. Это восстание не увенчалось успехом и власть персов в Малой Азии была восстановлена.

«Жестокая битва персов с карийцами произошла у реки Марсия и длилась долго; наконец персы одолели своей численностью. Персов пало 2000, а карийцев 10000. Беглецы с поля битвы были вынуждены укрыться в Лабраинды, в святилище Зевса Стратия,¹ в огромной священной платановой роще (карийцы же, насколько известно, единственный народ, который приносит жертвы Зевсу Стратию)
(Геродот. История. Книга V. Терпсихора, 119)

____________________________
[1] Στράτιος 3 воинствующий, воинственный (эпитет Зевса Her., Арея Plut. и Афины Luc.)


В 385 году до н.э. царь Артаксеркс II назначил сатрапом Карии местного правителя Гекатомна, который стал основателем династии Гекатомнидов, состоящей из его детей. Именно при Гекатомнидах, последовательно правивших до прихода Александра Македонского в 334 году до н.э., в Лабрандах было построено большинство дошедших до нас строений.

Гекатомн и его дети, главным образом, Мавсол (для погребения которого был сооружен знаменитый галикарнасский мавзолей, одно из семи чудес света) и Идрей, уделяли огромное внимание Лабрандам. От Миласа до святилища была проложена священная дорога, фрагменты которой сохранились до наших дней. По всей видимости, представители правящей династии одновременно являлись и верховными жрецами святилища и право это было пожизненным и передавалось по наследству.

После большого пожара в IV веке святилище начинает приходить в упадок.

Кроме, упомянутого выше Геродотом, Святилища Зевса Стратия, в Лабрандах поклонялись также Зевсу Осого, в не совсем свойственном для Зевса проявлении.

«У миласийцев есть два святилища Зевса: одно — так называемого Зевса Осого; другое — Зевса Лабрандинского. Первое находится в городе, а Лабранды — селение вдали от города, на горе, вблизи прохода из Алабанд в Миласы. В Лабрандах есть древний храм и деревянная статуя Зевса Стратия, почитаемая окрестными жителями и миласийцами. От святилища до города идет мощеная дорога длиной почти что 60 стадий, называемая священной; по ней движутся священные праздничные процессии. Жреческие должности всегда пожизненно занимают знатнейшие граждане. Эти храмы принадлежат собственно городу, третий же храм — Зевса Карийского — является общим святилищем всех карийцев; в нем имеют долю как братья лидийцы и мисийцы. Рассказывают, что в древности Миласы были простым селением, родиной и местопребыванием карийских царей из рода Гекатомна. Город ближе всего к морю у Фиска, который является якорной стоянкой для миласийцев.»
(Страбон. География, Книга XIV. II:23)

Феофраст, в сочинении «О водах», так же упоминает храм Зевса-Владыки (Ζηνοποσειδῶν) в Карии.² Ζηνοποσειδῶν — это греческое имя божества, который в Карии почитался под именем Осого (греч. Ὀσόγω, Ὀσογῶα). Самые ранние упоминания об этом божестве в письменных источниках относятся к IV веку до н.э. В надписях Зевс Осого появляется не ранее 200г. до н.э. Сохранились монеты с изображением этого божества; его атрибуты — трезубец, краб, орел. На связь Зевса Осого с морской стихией указывает Павсаний.

«Чтобы преградить людям вход в этот храм, они не устроили никакого заграждения перед входом, но протянули только шерстяную нить, может быть, считая, что для тех, которые тогда чтили богов и имели страх божий, будет достаточно и этого, а может быть потому, что в этой нити была какая-либо особая сила. По-видимому, и Эпит, сын Гиппофоя, не перескочил через эту нить и не подлез под нее, но, перерезав ее, вошел в святилище; тотчас же после такого нечестивого поступка он немедленно ослеп, так как волна воды ударила ему в глаза, и вскоре же его постигла кончина.

Есть старинное сказание, что морская вода появляется в этом святилище. Нечто подобное рассказывают и афиняне относительно морской воды на Акрополе, и из карийцев те, которые занимают Миласы, рассказывают нечто такое же относительно храма своего бога, которого на своем местном языке они называют Осогоа (Ὀσογῶα)

(Павсаний. Описание Эллады VIII. 10:3-4)

____________________________
[2] Ζηνοποσειδῶν (Ζηνο-ποσειδῶν), dor. Ζᾱνοποτειδάν ὁ Зевс Владыка.
Ζήν, Ζηνός — формы написания имени Зевса; этимология имени Ποσειδῶν подробно разобрана в статье Невунс, Нептун, Посейдон.


Не совсем понятно, почитались ли Зевс Осого и Зевс Стратий как два разных божества или как единый бог в двух ипостасях. На некоторых монетах отличительные символы Осого и Стратия — соответственно, трезубец и лабрис — совмещались.
______________________________________________________________
b_mzl_m (700x345, 55Kb)Мавсол II (Μαύσσωλλος, 377-353 до н.э.). Миласа, Кария.
Тетрадрахма (AR 14.72g).
Av: Зевс Осого с орлом и трезубцем;
Rv: Зевс Лабрандский с двойным топором и скипетром; MA

______________________________________________________________
z_mss (700x329, 52Kb)Септимий Север (193-211). Миласа, Кария.
Æ 25mm (5.93g).
Av: бюст Септимия Севера в лавровом венке; ΑΥ Κ Λ CΕΠT CΕΥΗΡΟC
Rv: внутри лаврового венка: лабрис, трезубец, ниже — краб; MYΛACЄΩN

______________________________________________________________
Clip (700x347, 44Kb)Фиатира (Θυάτειρα), Лидия.
Æ 15mm (2.59g), I в. н.э.
Av: бородатая голова Геракла;
Rv: лабрис, отнятый Гераклом у амазонки Ипполиты; ΘYATЄIPHΩN

______________________________________________________________
zl_ml2 (700x364, 41Kb)Евром (Εὔρωμος), Кария.
Æ 17mm (3.00g), I в. до н.э.
Av: Зевс Лабрандский в тоге, с лабрисом и копьем;
Rv: лабрис; EYPΩMEΩN

______________________________________________________________
zl_da (700x352, 100Kb)Клазомены (Κλαζομεναί), Иония.
Тетрадрахма (AR 32mm, 16.79g), ок. 170-151 до н.э.
Av: голова Зевса в лавровом венке;
Rv: амазонка Ипполита в тунике, с копьем и лабрисом; ΔIOΣ ΣΩTHPOΣ EΠIΦANOYΣ / KΛAZO

______________________________________________________________

Слово «лабрис» впервые упоминается Плутархом в «Греческих вопросах».

«Почему в руке у Зевса Лабрадейского в Карии не скипетр и не перун, а боевой топор?

Дело в том, что Геракл, сразив Ипполиту,³ захватил среди прочего ее вооружения боевой топор и подарил его Омфале.⁴ После Омфалы лидийские цари носили и почитали его наряду с другими священными предметами, унаследованными от предшественников. Так было до Кандавла. Кандавл же, ни во что его не ставя, передал топор одному из товарищей; а когда Гигес отложился от Кандавла и пошел на него войной, из Миласы в помощь Гигесу пришел с войском Арселис, убил и Кандавла, и его товарища, и топор с остальной добычей привез в Карию. И здесь, посвящая статую Зевсу, он вложил ему в руку боевой топор и назвал этого Зевса Лабрадейским, потому что боевой топор у лидийцев называется «лабрисом».»

(Плутарх. Моралии. Греческие вопросы 45)

____________________________
[3] Ἱππολύτη ἡ Ипполита, царица амазонок, жена Тесея Luc., Plut.
[4] Ὀμφάλη ἡ Омфала, дочь лидийского царя Иардана, жена царя Тмола; после его смерти — царица Лидии Plut.


По мнению современных исследователей, культ Зевса в Карии гораздо древнее, нежели это представлялось Плутарху. Лабрис был широко распространен в культуре догреческой минойской цивилизации. При раскопках критских дворцов были обнаружены гигантские лабрисы, выше человеческого роста.sa (435x700, 74Kb)

Зевс Лабрандский на Крите также был весьма почитаем. Главным местопребыванием Зевса Лабрандского считается лабиринт; Минотавр — обитатель лабиринта — одна из ипостасей Зевса Критского. Причем, вполне вероятно, что культ Зевса Лабрандского в Карию попал, именно, с Крита, вместе с переселенцами.

«Из множества рассказов о карийцах общепринятым считается тот, согласно которому карийцы были подвластны Миносу (они назывались тогда лелегами) и жили на островах; затем, переселившись на материк, завладели большой частью побережья и внутренней области страны, отняв ее у прежних владельцев, главным образом у лелегов и пеласгов.»
(Страбон, XIV 2:27)

У слова «лабиринт» нет однозначной этимологии, дежурная трактовка игнорирует его созвучие со словом «лабрис» и производит слово лабиринт (λαβύρινθος) от λαύρα («улица», «проход») и ἐντός («внутри»).

Хотя, справедливости ради, нужно отметить, что и версия о происхождении слова «лабиринт» именно и непосредственно от «лабриса» — главного священного предмета критского культа — так же весьма популярна:

…«дворец-святилище, Дом Двойного топора — символа священного обряда, который там совершался. Греческое название его — Лабиринт — образовано от слова лидийского происхождения лабрис. Само слово Лабиринт (λαβύρινθος) имеет в своем составе характерный суффикс -νθ, широко засвидетельствованный для топонимов микенской эпохи (типа Коринф, Тиринф и т.п.). Лингвисты склонны относить его к догреческому («эгейскому») субстрату.»
(Борухович В.Г. Зевс Минойский)

Несмотря на то, что ученые до конца не определились на предмет этимологической близости слов «лабрис» и «лабиринт», все же можно обратить внимание на вполне подходящую семантику слова λάβρος и по отношению к быку (обитателю лабиринта), и по отношению к Громовержцу, обладателю топора.

λάβρυς (-υος) ἡ секира, топор Plut. (слово карийско-лидийского происхождения)Doppelaxt (330x414, 19Kb)
λάβρος
1) резкий, бешеный, порывистый (οὖρος Hom.; πνεῦμα Aesch.);
2) бурный, стремительный (κῦμα, ποταμός Hom.);
3) сильный, обильный (ὄμβρος Her.; καπνός Pind.);
4) бушующий (πόντος, πῦρ Eur.);
5) дикий, свирепый (ὄμμα Eur.);
6) дерзкий, злой (στόμα Soph.);
7) неистовый, мятежный (στρατός Pind.);
8) огромный, громадный (λίθος Pind.; μάχαιρα Eur.);
9) страстный, неукротимый (ἐπιθυμία Arst.; ἔρως Anth.);
10) жадный, прожорливый (δράκοντος γένος Eur.);
11) неумеренный, безмерный.


Хотя, исходя из того, что культовые лабрисы на Крите были довольно длинные, не исключено, что этимология лабриса связана именно с длинной рукоятью (λαβή).⁵ Длинное древко связывает лабрис и с римским штандартом — лабарумом (labarum).
____________________________
[5] λαβή ἡ ручка, рукоять, эфес.



ЗЕВС ХРИСАОРЕЙ

Еще об одном интересном эпитете Зевса, почитавшегося в Карии, сообщает Страбон в «Географии».

«Что касается Стратоникеи, то это поселение македонян; и цари также украсили ее роскошными сооружениями. В области стратоникейцев есть два святилища: знаменитое святилище Гекаты в Лагинах (Λάγινα), привлекающее толпы народа на ежегодные празднества; поблизости от города находится храм Зевса Хрисаорея — общее святилище всех карийцев, куда они собираются для жертвоприношений и совещаний об общих делах.» (Страбон. География XIV, 2:25)

Поскольку Страбон говорит о «святилище всех карийцев», речь идет все о том же Зевсе Воителе. Эпитет Хрисаорей (Χρυσάορος), упомянутый Страбоном, носили и другие греческие боги, он означает «носящий оружие сверкающее золотом».⁶ Арес был вооружен «золотым мечом», Афина — «золотым копьем», Аполлон и Артемида были обладателями «золотого лука и стрелами», эллинистический Зевс обладал перуном, источником молний, который так же блистал золотом. Отличительными атрибутами общекарийского Зевса были топор и копье, видимо они и сияли золотом в руках Зевса Хрисаорея (Διός Χρυσαορέως). На древнегреческих вазах изображения обоюдоострого топора, в руках Зевса-громовержца, нередко сопровождаются зигзагообразными линиями молний, что максимально сближает назначение этих двух зевсовых атрибутов — перуна и лабриса.
____________________________
[6] χρυσάορος (χρυσ-άορος) 2 с золотым мечом или оружием (Ἀπόλλων Hom., HH., Pind.; Δημήτηρ HH.; Ἄρτεμις Her.)


______________________________________________________________
h_mhr (500x236, 31Kb)Стратоникея (Στρατονίκεια), Кария.
Магистрат Зопир (Ζώπυρος).
Драхма (AR 18mm, 3.69g), конец I в. до н.э.
Av: голова Гекаты в лавровом венке, над головой полумесяц; ZΩПYPOΣ
Rv: Зевс, со скипетром, верхом на коне; ΣTPA

______________________________________________________________

В римскую эпоху, на монетах Стратоникеи, Зевс изображался верхом на коне, со скипетром в руке. Неизвестно, существовала ли подобная культовая статуя Зевса в Стратоникее в I-III веках, или подобный чекан — это дань римской традиции. Но гораздо больший интерес вызывают монеты, выпущенные в честь принятия Гетой титула цезарь, на которых Зевс Лабрандский предстает в архаическом образе (хотя и с отличающими его атрибутами — копьем и лабрисом). Является ли этот образ реальным отображением архаической иконографии — также неизвестно. Самые ранние артефакты с изображением карийского Зевса относятся к IV веку до н.э., т.е. времени правления гекатомнидов. И иконография его оставалась неизменной на протяжении нескольких веков — Зевс изображался опирающимся на одну ногу в своем движении, он облачен в длинный хитон и гиматий, образующий на животе крупные горизонтальные складки; правая рука, держащая топор слегка приподнята, и как будто древком топора опирается на плечо.

Архаический (или архаизированный) образ Зевса (на монетах Геты) выполнен в строгом соответствии древним канонам: статуя задрапирована, симметрична, стоящая фронтально с разведенными в стороны руками; на голове — модиус.

_______________________________
z_ml (482x233, 32Kb)
Гета (как цезарь 198-209). Миласа, Кария. Æ 39mm (30.79g).
Av: бюст Геты; ПО CЄΠTIMIOC ΓЄTAC
Rv: в тетрастильном храме архаическая культовая статуя Зевса Лабрандского, в виде мумии с модиусом на голове, в руках держит копье и лабрис; MYΛACЄΩN

_______________________________
z_mg (700x343, 45Kb)
Гета (как цезарь 198-209). Миласа, Кария. Æ 37mm (34.04g).
Av: бюст Геты; ПО CЄΠTIMIOC ΓЄTAC KAI
Rv: в тетрастильном храме архаическая культовая статуя Зевса Лабрандского, в виде мумии с модиусом на голове, в руках держит копье и лабрис; MYΛACЄΩN

_______________________________
z_mgl (500x250, 29Kb)
Гета (как цезарь 198-209). Миласа, Кария. Æ 35mm (26.68g).
Av: бюст Геты; ПО CЄΠTIMIOC ΓЄTAC KAI
Rv: в тетрастильном храме архаическая культовая статуя Зевса Лабрандского, в виде мумии с модиусом на голове, в руках держит копье и лабрис; MYΛACЄΩN

_______________________________
zl_w (700x327, 100Kb)
Адриан (117-138). Миласа, Кария. Тридрахма (AR 30mm, 10.96g), ок. 128/9г.
Av: бюст Адриана; HADRIANVS AVGVSTVS P P
Rv: Зевс Лабрандский с двойным топором и копьем; COS III

_______________________________
zl_mmh (405x199, 23Kb)
Адриан (117-138). Миласа, Кария. Тридрахма (AR 30mm, 10.49g), ок. 128/9г.
Av: бюст Адриана; HADRIANVS AVGVSTVS P P
Rv: Зевс Лабрандский с двойным топором и копьем; COS III

_______________________________
Clip (400x190, 18Kb)
Миласа (Μύλασα), Кария. Тетрадрахма (AR 25mm, 13.46g), ок. 250-200 до н.э. Магистрат Иреней (Ειρηναίος).
Av: Зевс Лабрандский с двойным топором и скипетром;
Rv: Зевс Осого с орлом и трезубцем; MYΛAΣEΩN / EIPHNAIOΣ

_______________________________
b_mzl_od (700x331, 45Kb)
Миласа (Μύλασα), Кария. Дидрахма (AR 6.69g), III в. до н.э. Магистрат Диодор.
Av: Зевс Лабрандский с двойным топором и скипетром;
Rv: Зевс Осого с орлом и трезубцем; MYΛAΣEΩN / ΔIOΔΩPOΣ

_______________________________
b_mzl_l (700x350, 62Kb)
Гекатомн (Ἑκατόμνος), сатрап Карии в 392-377 до н.э. Миласа, Кария. Тетрадрахма (AR 24mm, 14.78g).
Av: Зевс Лабрандский с двойным топором и копьем;
Rv: лев; EKATOMNΩ

_______________________________
Clip (400x200, 21Kb)
Пиксодар (Πιξώδαρoς), сатрап Карии в 340-334 до н.э. Миласа (Μύλασα), Кария. Дидрахма (AR 6.71g).
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: Зевс Лабрандский с двойным топором и скипетром; ПIΞΩΔAPOY

_______________________________
b_mzl_i (588x286, 42Kb)
Идрей (Ἱδριεύς), сын Гекатомна, сатрап Карии в 351-344 до н.э. Миласа, Кария. Тетрадрахма (AR 24mm, 14.72g).
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: Зевс Лабрандский с двойным топором и копьем; IΔPIEΩΣ

_______________________________
_Clip (394x224, 24Kb)
Мавсол II (Μαύσσωλλος, 377-353 до н.э.). Кария, Малая Азия. Дидрахма (AR 7.01g).
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: Зевс Лабрандский стоит со скипетром в левой руке и двойным топором в правой; MAΥΣΣΩΛΛ[OY]

_______________________________
 b_mzl (700x353, 50Kb)
Мавсол (Μαύσωλος), старший сын Гекатомна, сатрап Карии в 377-353 до н.э. Миласа (Μύλασα), Кария.
Тетрадрахма (AR 23mm, 15.28g).
Av: голова Аполлона в лавровом венке;
Rv: Зевс Лабрандский с двойным топором и копьем; MAYΣΣΩΛΛO

_______________________________
Clip (400x195, 22Kb)
Тенедос, Мизия. Тетрадрахма (AR 32mm, 16.27g), ок. 100-70 до н.э.
Av: двуликий образ Зевса и Геры;
Rv: внутри лаврового венка — двойной топор, ниже виноградная гроздь и шапки Диоскуров; TENEΔIΩN

_______________________________
zl_ml3 (700x357, 51Kb)
Нерон (как цезарь, 50-54). Фиатира, Лидия. Æ 17mm, ок. 50-54гг.
Av: бюст Нерона; NЄPΩN KΛAYΔI KAICAP CЄBA
Rv: двойной топор; ΘYATЄIPHNΩN

_______________________________

Метки:  

РЕЛИГИЯ ТАИНСТВ

Дневник

Вторник, 14 Февраля 2017 г. 22:10 + в цитатник
Зелинский Фаддей Францевич
РЕЛИГИЯ ЭЛЛИНИЗМА. Глава II



В смущающей многочисленности имен и культов древнегреческого политеизма взору освоившегося с ней наблюдателя представятся два довольно четко отделенных друг от друга течения. Первое — это течение явное, участие в котором не было обусловлено ничем, кроме разве принадлежностью чествующего к соответственной гражданской общине; сюда мы относим большинство государственных культов Греции — и Зевса Олимпийского, и Паллады Афинской, и Аполлона Дельфийского. Но второе — это течение тайное; условием участия в нем было посвящение, посвящение же налагало на того, кто был его удостоен, обязательство — никому из непосвященных не выдавать тех священнодействий, участником и свидетелем которых он сподобился стать; сюда относится тоже ряд культов, хотя и значительно меньший, но особенно два: культ Деметры Элевсинской и культ Диониса, развитый его пророком Орфеем — другими словами, элевсинские и орфические таинства.

Там — Зевс и его обитающая в вечном свете олимпийская семья; здесь — Земля и мрак, полный жутких тайн… жутких, да, но в то же время и утешительных: ведь это же мать-Земля. Мы живем под всевидящими очами Зевса и прочих олимпийцев; но стоит нашему телу покрыться могильной перстью, и мы переходим под власть иных, хтонических богов. Эта двойственность может нас озадачить — и, действительно, христианство ее отвергло. Но в сознании эллина она коренилась твердо — до поры до времени.

От Земли Деметра, от Земли и Дионис; обаяние их учения заключалось именно в том, что они раскрывали перед смертным покров подземных тайн и не только удовлетворяли его любознательность, давая ему определенный ответ на мучительный вопрос, что с ним будет после смерти, но и учили его обеспечить себе лучшую участь на том свете. В те отдаленные времена, когда и сами боги еще не сознавались как стражи нравственности, и условия этой лучшей участи были скорее сакральные, чем нравственные, т.е. скорее сводились к исполнению обрядов посвящения, чем к справедливой жизни. Морализация таинств шла вровень с морализацией религии вообще; ко времени расцвета последней она также и в области таинств была совершившимся фактом.

Обаяние их вследствие этого росло и росло, но все же неодинаковым образом. Причиной разницы было то, что элевсинские таинства были прикреплены к определенной общине, к аттическому Элевсину, и имели здесь свой административный центр в виде жреческой коллегии Эвмолпидов, между тем как орфические, распространяемые через странствующих жрецов и пророков, были рассеяны по всей Элладе. Нам теперь трудно решить вопрос, что было выгоднее. Без сомнения, орфизму легче было находить себе поклонников, не только среди простого народа, но и среди поэтов и мыслителей, с Пиндаром и Платоном во главе; но чистоту и определенность учения легче было сохранить при наличности центральной коллегии, руководившей действиями своих эмиссаров, благодаря своему авторитету, основанному на преемственности полученного некогда от самой Деметры откровения.


Имея свой прочный центр в Элевсине, религия Деметры представляет нам две особенности, важные для ее дальнейшего развития. Первая — это та легкость, с которой она могла принимать в себя культы других богов и в известной мере амальгамироваться с ними; вторая — это энергия, с которой она, путем основания подворий, распространялась по прочему греческому миру. Первая обусловливала вторую — в этом состоит характерная черта, отличающая терпимый эллинский прозелитизм от нетерпимого иудейского.

Древнейшую, достижимую для нашего знания, ступень элевсинского культа представляет для нас сохраненный в Московской рукописи Гомеровский гимн Деметре; согласно ему, содержание священной драмы будет следующее.

С разрешения Зевса его брат Аид похищает Кору, дочь Деметры, в то время как она играла с девами-океанидами на цветистом лугу. Содействовала похищению сама Земля, произведя чудесный нарцисс; Кора его срывает и этим отдает себя во власть похитителя. Никто не слышит ее отчаянного крика, кроме «нежнодушной» Гекаты и Гелия. Но когда она, уже увлекаемая в глубь земли, крикнула вторично, ее услышала и мать. Она бросилась ее искать; девять дней она ее искала, не зная ни пищи, ни сна; на десятый с ней встретилась Геката и рассказала, что могла — что кто-то похитил Кору, но кто именно, этого и она не знает. С ней вместе Деметра отправилась к Гелию и от него, всевидящего бога, узнала всю правду.

Разгневавшись на Зевса, она отказалась от общения с олимпийскими богами и, обратившись в старуху, села у Девичьей криницы в Элевсине близ дворца Келея. Там ее нашли четыре дочери Келея; им она назвалась Дотой критянкой и рассказала, что она, будучи похищена морскими разбойниками, бежала от них. Они называют ей главных вельмож города Триптолема, Диокла, Поликсена, Эвмолпа, Долиха и самого Келея, и предлагают ей поступить няней к их матери Метанире, чтобы вынянчить их позднорожденного братца Демофонта. Деметра последовала за ними, но и в доме Метаниры продолжала горевать и поститься, пока служанка Ямба своими шутками не заставила ее улыбнуться. К своему питомцу она привязалась так, что пожелала сделать его бессмертным; с этой целью она ночью, тайно от родителей, держала его в огне, а днем намащала амброзией. Но однажды Метанира подсмотрела ее ночные чары и вскрикнула, думая, что чужая хочет извести ее сына; разгневалась богиня, дала себя узнать и повелела, чтобы граждане ей выстроили храм на холме своего города, а священнодействия она укажет им сама.

Еще год прошел, тяжелый для смертных, так как Деметра поразила бесплодием землю; тогда Зевс послал за разгневанной Ириду и затем всех прочих богов, но она упорно отказывалась вернуться на Олимп. Пришлось ему покориться: он отправил к Аиду Гермеса с приказанием отпустить Кору к матери. Аид повиновался, но дал уходящей отведать сладкого зерна гранатового яблока, чем лишил ее возможности совсем его покинуть. Мать с дочерью встретились на Рарийской равнине, близ Элевсина; Кора рассказала про свое похищение, называя поименно своих товарок-Океанид, но вместе с ними и обеих девственных богинь Олимпа, Палладу и Артемиду. К разговаривающим подошла, по поручению Зевса, его и Деметрина мать Рея и пригласила их на Олимп, сказав, что по определению Зевса, Кора будет отныне проводить только треть года с мужем, остальные же две трети — с матерью. Этот раз Деметра послушалась, но прежде, чем покинуть Элевсин, она вернула земле плодородие и, во исполнение своего обещания, учредила в Элевсине свои таинства.

Кончая свой гимн, певец называет, кроме Элевсина, еще два других центра мистического культа Деметры; это — «окруженный морем» Парос и «скалистый» Антрон. О втором (в Фессалии) ничего не известно; о Паросе мы некоторые сведения имеем, но их здесь приводить незачем. Интереснее то, что певец умалчивает об Афинах: видно, что те две филиали возникли до соединения Элевсина с Афинами и превращения старинного элевсинского культа в общеафинский.

Когда же это состоялось? По легенде, еще при царе Фесее, поколением раньше Троянской войны, т.е., по позднейшим вычислениям, около 1200 до н.э.; по предположению некоторых новейших ученых, не ранее VII в. до н.э. Видимо, истина где-то посередине, но это не важно. Важно следующее.

Принятие элевсинского культа в число афинских должно было иметь последствием, во-первых, постройку элевсинским богиням подворья в Афинах; им стал «Элевсиний» у подножья Акрополя. Во-вторых, обогащение обрядности самого культа. Конечно, элевсинское ядро должно было остаться неприкосновенным; но ничто не мешало учредить специально для афинских мистов особые церемонии в придачу к элевсинским. Так были учреждены Малые мистерии, весенний праздник, как подготовление к великому осеннему; но и осенний требовал увеличения своей обрядности, по крайней мере, одним приращением, вызванным самой сутью дела — торжественным шествием посвященных из Афин в отстоящий приблизительно на 20 верст Элевсин. А это шествие повело к чрезвычайно важному обогащению самой элевсинской религии.

Радость, естественно охватывающая паломников по мере приближения к месту благодати, находила себе выражение в ликующих возгласах и песнях, в так называемой ἴακχος,¹ «сопровождавшей» их на всем их пути от афинского до элевсинского Кефиса. Она была божественной — мало того: она была божеством, — юным, ласковым, «сопровождающим» богом Иакхом (Ἴακχος).² И вот этот созданный религиозным чувством паломнической радости бог Иакх облекается в плоть и кровь: ему тоже в Афинах строится капище, Ἰακχεῖον; его кумир, несомый на руках афинских эфебов, «сопровождает» процессию в Элевсин и там принимается кем-то — в самом элевсинском празднике этот не предусмотренный Деметрою гость участвовать не мог.

Но кто же был он сам, этот ласковый вождь паломников? — бог юный, радостный, любитель плясок, то и дело прерывавших торжественное шествие — а тут еще и созвучие: Ἴακχος, Βάκχος. Сомнения нет: он тождествен с одним из величайших богов греческого Олимпа, с Дионисом-Вакхом. Но если так, то этот юный бог не мог оставаться простым демоном частичного священнодействия, подобно какой-нибудь Ямбе: он требовал себе достойного места, рядом с четой великих богинь, как сын — да, как сын старшей и как брат младшей из них. Элевсинского культа это новшество, повторяю, не затронуло; но в Афинах троица, состоящая из Деметры, Коры-Персефоны и Иакха-Диониса, была признана.
_______________________________
[1] ἴακχος ὁ гимн в честь Иакха Her.
[2] Ἴακχος ὁ Иакх, культово-мистическое имя Вакха (τὸν Ἴακχον ἐξελαύνειν Plut. — нести в торжественном шествии изображение Иакха).


О важности этого приобщения Диониса к Элевсинской чете мы можем только догадываться: учение ведь было тайным. Но обе мистические религии были родственны между собою, обе давали ответ на вопрос о судьбе душ на том свете и учили людей обеспечивать себе «лучшую участь» после смерти. Не было бы ничего удивительного, если бы элевсинское учение о загробном мире приняло в себя некоторые дионисийские, т.е. орфические черты, и равным образом, если бы шумные дионисические оргии или строгие предписания «орфической жизни» повлияли на элевсинскую обрядность.

Последствием возведения элевсинского культа в афинский были, как мы видели, во-первых, постройка афинского подворья в виде «Элевсиния», во-вторых, обогащение элевсинской обрядности учреждением Малых мистерий и священной процессии с ее Иакхом-Дионисом; третьим последствием должна была стать общая администрация таинств. Для нее Элевсин дал свой первенствующий со времени объединения род Эвмолпидов: из него во все времена ставились как главный иерофант, так и обе «иерофантиды» обеих богинь. Но и Афины дорожили тем, чтобы быть представленными если не на первом месте, за отсутствием у них преемственности для исходящего от самой Деметры откровения, то хоть на втором. Остановились на роде Кериков (т.е. глашатаев), производивших себя от Гермеса и дочери древнейшего афинского царя Кекропа; им была передана, не считая других, менее важных жречеств, вторая по достоинству после иерофанта сакральная должность дадуха (δᾳδοῦχος, «факелоносец»). Благодаря этому привлечению Кериков, и их родовой бог Гермес был поставлен в близкие отношения к элевсинским божествам; правда, в самом Элевсине эти отношения остались довольно внешними — нам известно только, что ему там в дни великого праздника приносили в жертву козу.

Но кроме рода Кериков еще один аттический род был приобщен к элевсинским священнодействиям, а именно к дадухии, хотя подробности тут представляются спорными; это были Ликомиды, славный род, долженствовавший со временем дать Афинам и Элладе великого Фемистокла. Их родина — аттическое село Флия — была богата храмами и алтарями; но все другие культы затмевал культ Великой Богини, под которой разумели Землю — мистический культ, непосредственно родственный элевсинскому культу Великих Богинь. Он и был родовым культом Ликомидов; а при его наличности их привлечение с афинской стороны также и к администрации элевсинского культа вполне естественно.

В последние дни героической борьбы мессенцев со спартанцами за свою независимость прорицатель Феокл, узнав по известным приметам, что их гибель неминуема, счел за лучшее открыть божью волю также и народному вождю Аристомену. Дело в том, что у последнего имелся талисман, «уничтожение которого навеки похоронило бы Мессению, между тем как его сохранение, согласно оракулу Пандионова сына Лика (родоначальника Ликомидов, замечу между скобок), было залогом ее возрождения в далеком будущем». Аристомен внял голосу прорицателя: прокравшись на вершину Итомы, родной горы мессенцев, бывшей тогда уже во власти врагов, он зарыл талисман, помолившись Зевсу Итомату и прочим богам, чтобы они сохранили доверенный им клад и не дозволили спартанцам уничтожить единственную надежду мессенцев на освобождение.

Это случилось около середины седьмого века до н.э. Вскоре затем последний оплот мессенцев пал; наступили для ее жителей три столетия порабощения. Но вот, около середины четвертого века до н.э., и звезда спартанцев померкла, к мессенцам явился освободитель в лице Эпаминонда. Была основана новая столица освобожденной страны, Мессена; а вождю, которому было поручено Эпаминондом восстановление мессенского государства — это был Эпитель, родом аргосец, — явился во сне незнакомый муж, предложивший ему отправиться на Итому и, найдя растущие рядом тис и мирт, разрыть землю между ними. Эпитель повиновался и принес Эпаминонду найденную на указанном месте старинную гидрию; вскрыв ее, они нашли в ней записанный на оловянных дощечках устав таинств Великих Богинь. Это и был талисман Аристомена.

Древнейшей столицей Мессении до ее порабощения была Андания; здесь, значит, и следовало учредить возрожденные таинства, причем можно было поставить этот оскудевший городок в такие же отношения к новой столице Мессене, в каких Элевсин находился к Афинам. Само же возобновление таинств надлежало поручить сведущему человеку — конечно, из жреческой коллегии элевсинского культа. Такового нашли в лице некоего Мефапа, родом Ликомида (опять, прошу заметить, Ликомида). Это была интересная во многих отношениях личность, настоящий апостол мистических культов. Как Ликомид, он был руководителем своего родного культа Великой богини-Земли; но в то же время он был также чем-то вроде дадуха в элевсинских таинствах. Как опытный в мистических культах богослов, он был приглашен фиванцами в эпоху Эпаминонда руководить реформой их культа Кабиров в связи с перестройкой посвященного этим божествам загородного храма.

Несколько слов об этом культе, о котором у нас до сих пор не было речи. Основанный некогда финикийскими пловцами на острове Лемносе, он перекинулся на соседние острова и нашел со временем свой центр на Самофракии; все же, во время греческой независимости эти самофракийские мистерии влачили довольно темное существование, и только после Александра Великого расцвели, заняв место рядом с элевсинскими и орфическими таинствами. Греция их чуждалась, очевидно, ввиду их семитического происхождения, о котором свидетельствовало и имя почитаемых в них богов (Kabirim — «Великие» боги); приняли их, быть может, по той же причине Фивы, приписывающие свое основание финикийскому выходцу Кадму. Здесь еще в VI в. был основан храм Кабиров, тот самый, перестройка которого в IV в. дала повод к миссии Мефапа.

Восточная неопределенность Кабиров, в связи с естественной потребностью их почитателей сблизить их с религией окружающего эллинского мира, повела к отождествлению Великих богов с теми или другими образами греческого Олимпа, причем они могли, в силу той же неопределенности, произвольно менять и свое число, и свой пол. Первоначально их было, кажется, двое, «Кабир» и его «сын» — Зевс и Дионис, значит: удобный предлог для внесения в кабирические таинства элементов дионисиазма и орфизма. Под влиянием этой мистической религии чета превращается в троицу, два брата Кабира убивают третьего, причем его смерть и воскресение образуют священную легенду культа, параллельную легенде о смерти и воскрешении первозданного Диониса. Но в силу другой метаморфозы, первоначальная чета, приобщив к себе два женских божества, становится четверицей; в ней узнают элевсинскую троицу — Деметру, Аида, Персефону — с прибавлением к ней родоначальника Кериков, Гермеса, что указывает на афинское влияние. Так, собирая в себе лучи и дионисических, и элевсинских таинств, самофракийские становятся всеобъемлющей мистической религией, готовясь этим к своей вселенской роли при наследниках основателя вселенского эллинизма.

Фиванский росток этой религии и был поручен заботам элевсинского апостола, Ликомида Мефапа. Частности его деятельности уже от его современников были скрыты непроницаемой завесой. Но вот возвращается свету дня талисман Аристомена; порабощенные до тех пор мессенцы вместе со свободой обретают вновь и свою национальную святыню. Понятно, что об ее восстановлении заботятся те же фиванцы, которые своими победами им и свободу возвратили; понятно, что они поручают это дело тому самому апостолу элевсинской Деметры, которому они уже были обязаны упорядочением своего кабирического святилища — Мефапу. И вот Мефап отправляется в освобожденную страну: он принимает — будем продолжать легенду, переливая ее в историю — от аргосца Эпителя найденный им талисман Аристомена и на основании его, а также и своего прочего святительского знания и опыта, учреждает в Андании мистический культ элевсинских богинь.
Поручение было из самых почетных, и гордость апостола законна. О своей деятельности он сам оставил потомкам свидетельство в той надписи, которую он велел вырезать на пьедестале своей статуи, посвященной им в палатку Ликомидов в Афинах:

Дом я очистил Гермеса и путь благодатной Деметры
С Дщерью ее первородной, в том граде, в котором Мессена
Праздник святой учредила во славу Великим Богиням.

Гермес здесь назван наряду с Деметрой и Корой: это нас не удивляет, родовой бог афинских Кериков не мог отсутствовать в культе, учрежденном афинским Ликомидом. О других его особенностях нас оповещает знаменитая, найденная в середине прошлого столетия анданийская мистическая надпись, состоящая из 200 без малого строк.

Кто ныне стал бы подходить к ней со священным трепетом, надеясь найти в ней сам талисман Аристомена или уже, во всяком случае, изложение самой сути религии таинств, того бы постигло горькое разочарование: в ней говорится исключительно о внешностях культа и его благочинии, и при этом чаще упоминаются штрафы и даже телесные наказания его нарушителям; но если присмотреться ближе, то и из нее можно извлечь немало для нас интересного. Вызвана она была, прежде всего, превращением самого культа из родового в государственный, состоявшимся в начале I в. до н.э. — до тех пор, значит, т.е. в течение двух с половиной веков, его ведал определенный род, соответствующий элевсинским Эвмолпидам — быть может, род Кресфонтидов, потомков древних мессенских царей. Но вот последний иерофант из этого рода, Мнасистрат — по собственному ли почину, или по желанию народа — отдает свой святительский сан в распоряжение государства, а вместе с ним и «ковчег и книги» … по-видимому, те самые, в которых легенда видела талисман Аристомена. Эта передача вызвала и ряд других реформ, закрепленных в нашей надписи.

Божества анданийских мистерий перечисляются в следующем, хотя и не очень строго соблюдаемом, порядке. На первом месте стоит, как это и понятно, Деметра; на втором — Гермес, в угоду, как мы видели, Афинам и их Керикам; на третьем — Великие боги, т.е. Кабиры — мы узнаем соглашательскую деятельность Мефапа; на четвертом — Аполлон Карнейский,³ в ограде которого и происходил праздник — это для нас нечто новое, но отнюдь не удивительное. Аполлон Карнейский (прозвище темное) был национальным богом спартанцев, иго которых лежало на Мессении в течение ряда столетий; теперь иго было разбито, но Аполлон оставался Аполлоном, и его пришлось поставить в связь с возобновленным национальным культом возрожденной Мессении — интересный образчик греческой религиозности. Наконец, на пятом месте стоит богиня о страшном имени, робко нарекаемая в надписи описательным обозначением Агна (Ἁγνή);⁴ это, как мы знаем из других свидетельств, сама царица подземных глубин, Персефона, она же и Кора (Κόρη, дева). Удивляет нас отсутствие ее супруга Аида, неустранимого участника священной драмы.
_______________________________
[3] Καρνεῖος, дор. Καρνήϊος ὁ
1) Карнейский (эпитет Аполлона у дорических племен Пелопоннесса) Pind., Polyb.
2) Карней (лакедемонский месяц, соотв. атт. Μεταγειτνιών, т.е. августу-сентябрю, в течение которого совершались девятидневные празднества в честь Аполлона Карнейского) Thuc., Eur., Plut.

[4] ἁγνεία
1) чистота, непорочность (λόγων ἔργων τε Soph.; ἱερῶν Plat.);
2) очистительный обряд, очищение Isocr., Plut..


Как бы то ни было, но круг чествуемых божеств роковым образом расширяется при каждом новом переходе: афинский культ был шире элевсинского, анданийский стал шире афинского. Местные особенности стираются в угоду общей религии таинств, конечной цели развития мистического культа.

Священная драма предполагается и здесь: упоминается «театр», а также и «те, которым надлежит приспособиться к представлению богинь»: нам при этом вспоминается и «путь Деметры и Коры», о котором говорится в надписи Мефапа.

Здесь мы, как и везде, находимся в досадной зависимости от источников: связного изложения элевсинской религии нам не сохранилось, наши сведения о местах и обрядах случайны и отрывочны. Связь с Элевсином иногда ясна, иногда более или менее затемнена; канва мифа сохраняется, но в то же время его содержание прикрепляется к новому месту. Так, таинственная бездна, через которую Аид умчал Кору в свое царство, показывалась и в аркадском Фенее, и в аргосской Лерне, и в других местах. В иных случаях мы вправе предположить учреждение, так сказать, на свежем месте элевсинского культа; в иных — его слияние с другим, исконным, путем отождествления издревле почитаемого божества с Деметрой или Корой. В иных случаях культ, как и в самом Элевсине, был мистическим; в иных мистический элемент отпал, остался самый миф о похищении Коры Аидом и о даровании человечеству хлеба ее божественной матерью.

Здесь не место собирать отдельные обломки элевсинской религии со всех частей эллинского мира — тем более, что эта работа уже сделана; возьмем для иллюстрации по образчику с трех его концов — западного, южного и восточного.

Сицилия, благодаря своему изумительному плодородию, вся считалась посвященной Деметре; ее культ распространен здесь повсюду, но нас удивляет то, что не какая-нибудь греческая колония была его центром, а далекий от моря туземный город Энна. Вероятно, здесь придется признать отождествление старинной местной богини с Деметрой; но оно могло быть только основанием перенесения в Энну элевсинского мифа как последствия культовой ее эллинизации. Похищение божественной девы было локализовано именно здесь, близ Энны, у озера Перга; здесь Кора рвала цветы на зеленом лугу, здесь из разверзшейся земли появился царь преисподней на своей колеснице, запряженной черными конями; свою добычу он умчал по поверхности земли, пока нимфа сиракузской речки Кианы не преградила ему пути; разгневанный, он через ее русло проложил себе путь в преисподнюю.

Когда состоялось перенесение элевсинского мифа в Сицилию? Во всяком случае, очень давно. Когда в самом начале своего республиканского быта Рим вычитал в книгах кумской Сивиллы повеление дать у себя место культу элевсинских божеств, он заимствовал его не из Элевсина, а из Сицилии. И вот, в Риме был воздвигнут первый греческий храм для греческого культа с соблюдением греческой обрядности — храм, посвященный Cereri Libero Liberae. Церера, это Деметра; римская богиня зреющей нивы была отождествлена с греческой даровательницей хлеба. Либера, «дочь», это буквальный перевод имени греческой Коры; но кто такое Либер? Это слово значит «сын» — сын Деметры, надо полагать, коль скоро Либера — ее дочь; но римляне во все времена разумели под ним Вакха-Диониса. Вот он, значит, юный бог священного шествия Иакх, олицетворенное ликование чающих близкую благодать паломников. Слияние с Афинами создало и само шествие и сопровождающего его бога; а если так, то и в создании сицилийско-римской троицы придется признать влияние Афин.

Принятие в Рим этой троицы составляет событие скорее римской, чем греческой религиозной истории; все же на одну особенность мне хотелось бы и здесь обратить внимание. Я уже имел случай указывать на демократический характер элевсинской религии — тот же характер, в силу которого она стала святыней угнетаемых Спартой мессенцев. Его она оправдала и здесь. Основание элевсинского храма в Риме совпало с началом борьбы сословий; и вот он становится религиозным центром плебеев в их двухсотлетних усилиях добиться гражданского равноправия в общем государстве.

Не знаем, был ли эннейский культ мистическим; римский, во всяком случае, таковым не был. Можно представить себе, что трезвый, деловой дух римлян той эпохи не чувствовал той религиозной потребности, которая в Греции находила себе удовлетворение в мистицизме; во всяком случае, факт не подвержен сомнению. Мистическим был зато тот, о котором я имел сказать на втором месте — культ александрийский; о нем мы кое-что знаем, благодаря тому случайному обстоятельству, что нам сохранился написанный Каллимахом в честь его гимн. Античный его толкователь приписывает второму Птолемею, Филадельфу, учреждение если не самого праздника, то одного его обряда, а именно шествия с кошницей, «в подражание Афинам»;⁵ на беду, мы о таком обряде в Афинах ничего не знаем, но это при отрывочности наших сведений об афинской обрядности не может служить опровержением. С другой стороны, наличность александрийского пригорода по имени Элевсин служит немаловажным подтверждением этой преемственности, особенно, если к этому прибавить, что автор гимна Каллимах до своего призвания в Александрию был учителем именно в этом Элевсине. Получается, таким образом, довольно стройный ряд совпадений, достаточно доказательный.
_______________________________
[5] Кошеносицы (κανηφόροι) носили на головах корзины (κάνεον) со священными дарами и бескровными жертвами для Афины — ячмень или украшения, т.е. предметы, характерные для мистерий.


Александрийский культ был мистическим: непосвященным гимн запрещает смотреть с высоты на шествие с кошницей. Его учреждение требовало своего апостола. Самый гимн дает нам интересное свидетельство об изменении религиозного настроения в сравнении с древнеэлевсинскими временами. В самом деле, возьмем в вышеупомянутом Гомеровском гимне то место, где говорится о посте скорбящей Деметры.

Девять скиталася дней в безутешной печали Деметра,
Путь освещая ночной пылающих светочей парой;
Не прикасалась она ни к амбросии сладкотекучей
В горе своем материнском, ни к нектару; тела купелью
Тоже она не свежила.

С этим объективным, хотя и небезучастным описанием сравним слова Каллимаха:

Как тебя ноги носили, Владычица, к солнца закату,
К черных жилищам людей, где сверкают плоды золотые?
Столько не ела ты дней, не пила, не хотела умыться!
Трижды ведь ты перешла среброструйного брод Ахелоя,
Столько же раз перешла остальные потоки Эллады…
И не хотела устами коснуться их вод и умыться!
Други, умолкнем о том, что на слезы Деметру наводит!
Лучше расскажем, как грады в законах она воспитала…

Эта чрезмерная участливость, доходящая до сентиментализма и вместе с тем низводящая богиню с ее пьедестала на общий со всеми уровень, это усиление любви в ущерб благоговению — характерно именно для той эпохи, которая, будучи подготовлена развитием греческого искусства и греческой религиозности в IV в., пришла к сознанию самой себя после Александра Великого. В этом отношении сопоставление обоих переведенных отрывков очень поучительно: оно наглядно нам показывает разницу между религиозным чувством древнего эллинства и религиозным чувством эллинизма.

Античный комментатор гимна, на которого мы сослались выше, уж очень немногословен, и было бы слишком поспешно — из его слов, что Птолемей Второй ввел обряд шествия с кошницей, выводить заключение, что он же перенес в свою столицу и весь элевсинский культ; это перенесение, которому Элевсин Александрийский обязан своим именем, могло состояться и раньше, при Птолемее I Сотере.

Как бы то ни было, отметим эту наличность мистического культа Деметры и Коры у самого порога греческого царства, возникшего в стране древних фараонов.

Обращая свои взоры на восток, мы находим, можно сказать без преувеличения, всю эллинскую Малую Азию освященной элевсинским культом, особенно, что и понятно, ее ионийскую часть. Правда, наши сведения тут более отрывочны, чем где-либо; часто они ограничиваются изображением на монете или упоминанием какой-нибудь улики в надписи. Не всегда мы даже можем утверждать с уверенностью, что культ обеих богинь носил мистический характер. Сама наличность легенды о похищении Коры его не доказывает; но если, например, в Кизике на Пропонтиде эта Кора почитается под именем Спасительницы (Σώτειρα) так же, как и в Элевсине и в некоторых других мистических центрах, то мы вправе думать о милостивой спасительнице душ умерших из тьмы подземного царства. В Смирне, в Эфесе, в Микале прямо упоминается мистический или элевсинский культ; то же можно предположить и для ряда других мест. Особую важность имеют тут два: Кизик и Пергам. Мистический характер культа в раскопанном пергамском храме с его Девичьей криницей и ступенями для смотрения священной драмы. Местные традиции связывают эти малоазийские колонии с Афинами, как с их признанной общей метрополией; филиали элевсинских мистерий были лишь религиозным показателем этой связи.

Итак, мы видим, что старинная богиня таинств прочно укрепилась в сознании греческой Анатолии; это подготовило ее слияние с могучей туземной богиней (Кибелой) и, как последствие этого слияния, — одну из самых влиятельных и живучих отраслей религии эллинизма.

_______________________________

Метки:  

ГЕКАТА

Дневник

Понедельник, 19 Декабря 2016 г. 18:42 + в цитатник
Сорита д’Эсте и Дэвид Рэнкайн
ГЕКАТА: ПОГРАНИЧНЫЕ ОБРЯДЫ
(Перевод Анны Блейз)


_________________________…ее перед всеми
Зевс отличил Громовержец и славный удел даровал ей:
Править судьбою земли и бесплодно-пустынного моря.
Был ей и звездным Ураном почетный удел предоставлен,
Более всех почитают ее и бессмертные боги.
Ибо и ныне, когда кто-нибудь из людей земнородных,
Жертвы свои принося по закону, о милости молит,
То призывает Гекату: большую он честь получает
Очень легко, раз молитва его принята благосклонно.
Шлет и богатство богиня ему: велика ее сила.
Долю имеет Геката во всяком почетном уделе
Тех, кто от Геи-Земли родился и от Неба-Урана,
Не причинил ей насилья Кронид и не отнял обратно,
Что от Титанов, от прежних богов, получила богиня.
Все сохранилось за ней, что при первом разделе на долю
Выпало ей из даров на земле, и на небе, и в море.
Чести не меньше она, как единая дочь, получает, —
Даже и больше еще: глубоко она чтима Кронидом.
Пользу богиня большую, кому пожелает, приносит.
Хочет — в народном собранье любого меж всех возвеличит.
Если на мужегубительный бой снаряжаются люди,
Рядом становится с теми Геката, кому пожелает
Дать благосклонно победу и славою имя украсить.
Возле достойных царей на суде восседает богиня.
Очень полезна она, и когда состязаются люди:
Рядом становится с ними богиня и помощь дает им.
Мощью и силою кто победит — получает награду,
Радуясь в сердце своем, и родителям славу приносит.
Конникам также дает она помощь, когда пожелает,
Также и тем, кто, средь синих, губительных волн промышляя,
Станет молиться Гекате и шумному Энносигею.
Очень легко на охоте дает она много добычи,
Очень легко, коль захочет, покажет ее — и отнимет.
Вместе с Гермесом на скотных дворах она множит скотину;
Стадо ль вразброску пасущихся коз иль коров круторогих,
Стадо ль овец густорунных, душой пожелав, она может
Самое малое сделать великим, великое ж — малым.
Так-то, — хотя и единая дочерь у матери, — все же
Между бессмертных богов почтена она всяческой честью.
Вверил ей Зевс попеченье о детях, которые узрят
После богини Гекаты восход многовидящей Эос.
Искони юность хранит она. Вот все уделы богини.

(Гесиод. Теогония, 411-452)

Богиня Геката входила в число важнейших божеств древнего мира. Зародившись во тьме доисторических времен, ее культ сохранялся на протяжении трех тысячелетий. Он пережил периоды греческой архаики, классики и эллинизма, Римскую и Византийскую империю и даже «темные века» Европы, ибо следы древнего поклонения этой богине обнаруживаются даже в эпоху Возрождения.

Геката была богиней рубежей, властительницей всех границ и переходных периодов в человеческой жизни. Кроме того, она почиталась как защитница, отвращающая зло и выводящая на верный путь, о чем свидетельствуют некоторые из ее многочисленных эпитетов. Тройственный облик Гекаты указывает на ее власть над тремя мирами: небом, морем и землей. Об архаических истоках ее культа свидетельствует то, что она изображалась с головами различных животных, каждое из которых символизирует одну из граней ее разностороннего характера.

Геката ассоциировалась с посвятительными церемониями ряда античных мистериальных культов — не только знаменитых Элевсинских мистерий, но и культа Деметры в Селинунте (Сицилия), а также мистерий, бытовавших в Аргосе и на греческих островах Самофракия и Эгина.

С именем Гекаты связывалось множество эпитетов, описывавших различные роли и качества, в которых она выступала в тот или иной период. Вот некоторые из наиболее известных ее именований:
Clip (386x600, 48Kb)
• Хтония («подземная»),
• Дадофора («факелоносица»),
• Энодия («дорожная»),
• Клидофора («ключница»),
• Куротрофа («кормилица детей»),
• Фосфора («светоносная»),
• Пропола («спутница»),
• Пропилея («привратница»),
• Сотейра («спасительница»),
• Триформис («трехтелая»),
• Триодитис (богиня «трех дорог»).

Геката Пропилея («привратница») была хранительницей города, отвращающая зло от его стен и защищающая его жителей. Святилища ей устраивали не только при входе в города и храмы других божеств, но и перед частными домами. Небольшое святилище богини, установленное перед дверью дома, называлось «гекатейон».

Большой храм Гекаты располагался в городе Лагина в Карии (на территории современной Турции), где ежегодно проводилась церемония под названием «Шествие с ключом» (κλειδοσαγωγή). Сара Айлс Джонстон, автор книги «Геката Сотера», предполагает, что эта процессия была связана именно с Гекатой в ее роли Пропилеи — хранительницы врат. Кроме того, само название церемонии ассоциируется с эпитетом «Клидофора» (κλειδοφόρος), который эта богиня носила как хранительница ключей от подземного мира, выносящая решение о том, кто из усопших заслужил блаженное посмертие на Елисейских полях. В данном контексте она выступает как проводница души умершего на последнем этапе загробного странствия. А в посвященном ей орфическом гимне Геката именуется, ни много ни мало, «Ключницей Вселенной» (Орфический гимн Гекате, ок. I-III в. н.э.).

Ввиду столь важной роли, которую она играла в культовой жизни Лагины, можно предположить, что Геката была покровительницей этого города, подобно тому как Кибела покровительствовала всей Фригии, а Инанна — некоторым из древнейших шумерских городов.

К V веку до н.э. святилище Гекаты появилось при вратах города Милет, в пятидесяти милях к северу от Лагины, где культ этой богини установился примерно столетием раньше. В том же V веке до н.э. Гекате стали поклоняться в городе Афродисий, также располагавшемся неподалеку от Лагины. Роль хранительницы врат, прочно закрепившуюся за этой богиней, подтверждает греко-римский историк Плутарх, записавший в I веке н.э. историю о том, как один полководец поставил у ворот Коринфа военный трофей, а другой со смехом заметил, что это не подношение Аресу, а столб Гекате, — «ибо столбы Гекате ставились перед любыми воротами в том месте, откуда расходились дороги».

Во Фракии культ Гекаты набрал силу к V веку до н.э. Одно из самых ранних свидетельств поклонения этой богине во Фракии обнаруживается во фрагменте пеана древнегреческого поэта Пиндара, посвященного жителям города Абдеры и датируемого приблизительно серединой V века до н.э.:

В месяце первый день,¹
Он был назван обутою в красное благосклонной Гекатой,
Чтобы так тому и быть.

(Пиндар, Пеан 2. Абдеритам, III:75-78)
_________________________
[1] Традиция связанная с лунным календарем, в котором первый день приходится на новолуние.

Поскольку из многочисленных литературных источников известно, что в том же V веке до н.э. Гекате поклонялись и в Афинах, весьма вероятно, что культ ее очень быстро распространился по всему Эгейскому региону в конце VI — начале V столетий. Отдельные упоминания о ней встречаются в литературе и раньше — в «Теогонии» Гесиода (VIII в. до н.э.) и в гомеровом гимне «К Деметре» (VII в. до н.э.), но только в V столетии они становятся достаточно частыми и дают нам право утверждать, что теперь эта богиня приобрела в греческой культуре весьма значительную роль.

Но как проследить истоки культа Гекаты, зародившегося, несомненно, задолго до первого упоминания ее имени в «Теогонии» Гесиода в VIII веке до н.э.? Фон Рудлофф в своей книге «Геката в религии древних греков» высказывает предположение, что триада имен в одной из надписей, выполненных линейным письмом Б и относящихся к бронзовому веку, связаны именно с Гекатой и двумя другими богинями Элевсинского культа — Деметрой и Персефоной. Это имена «Ифимедея», «Пересва» и «Дивия», присутствующие в перечне божественных имен на глиняной табличке Tn316, обнаруженной в городе Пилосе на южном побережье Греции и датируемой XIII веком до н.э. Первое из них, теоретически, может быть вариантом имени Гекаты, поскольку та связана с Ифигенией, упомянутой под именем «Ифимеда» в гесиодовском «Каталоге женщин» (VIII в. до н.э.); второе предположительно происходит от того же корня, что и имя «Персефона», а третье может означать «светлая» или «богатая богиня» и представлять собой эпитет Деметры.

Еще одно указание на происхождение образа Гекаты дает ее связь со львами. Изображения Гекаты между двух львов не относятся к числу древнейших, но все же намекают на ближневосточные корни этой богини. Иконография Инанны, Астарты и Кибелы свидетельствует, что изображения богинь в сопровождении двух львов — весьма характерная для Ближнего Востока особенность. Впрочем, не следует забывать, что между двумя большими кошками изображалась также Артемида, поэтому упомянутые изображения Гекаты — в силу своего позднего появления — могут быть следствием синкретического слияния Гекаты с Артемидой.²
_________________________
[2] Теория о синкретичности Артемиды и Гекаты — ошибочная. Геката — отделившаяся от Артемиды ее хтоническая ипостась, именно поэтому их так трудно друг от друга отличить. Обеих богинь изображали в одинаковых коротких туниках и в сопровождении псов. Отличительным атрибутом Артемиды считается лук и колчан, хотя и Гекату также характеризуют как ночную «охотницу». Мало того, «Геката» — один из эпитетов Артемиды, означает «Далекоразящая» (этот же эпитет носит ее брат Аполлон).

Ещё один из эпитетов Артемиды — «Светоносная» (другой перевод, сar_maph (480x233, 36Kb) греческого, этого эпитета — «Факелоносная»), и ее, в этой связи (как и Деметру), изображали с факелом, либо двумя факелами. Хотя, по наличию факелов, обычно, атрибутируют Гекату.

Ἑκάτη, дор. Ἑκάτα (κᾰ) ἡ Геката
ἕκᾰτος 3 [ἑκάς] далекоразящий (эпитет Аполлона и Артемиды) Hom., Her., Aesch.
ἑκατηβόλος (ἑκᾰτη-βόλος), дор. ἑκατᾱβόλος 2 далеко мечущий.
Φωσφόρος ἡ (sc. θεά) Артемида Светоносная Arph.


Изображения Гекаты со львами встречаются на фризе храма в Лагине и на монетах; кроме того, в связи с этими животными богиня упоминается в более поздний период в «Халдейских оракулах» и греческих магических папирусах. В «Халдейских оракулах» Геката описывается как «владеющая львами», и от лица ее говорится: «Если будешь взывать ко Мне часто, узришь все сущее в образе льва» (Халдейские оракулы 18, 147).

В греческих магических папирусах мы находим «Молитву к Селене для любых заклинаний», по содержанию похожую, скорее, на обращение к Гекате. В этом тексте обнаруживается фраза: …«ты стоишь под защитой двух львов, поднявшихся на дыбы».

Как аргумент в пользу негреческого происхождения Гекаты приводился также тот факт, что в жертву ей приносили собак: эти животные использовались для подношений только иноземным богам, вошедшим в греческий пантеон (в частности, Аресу).

Исследуя археологические и литературные указания на истоки культа Гекаты, необходимо также учитывать происхождение, приписывавшееся ей в разные периоды в письменных изложениях мифов. В «Теогонии» Гесиода родителями Гекаты называются богиня Астерия (Ἀστερία, «Звездная») и ее супруг, титан Перс (Πέρσης, «Разрушитель»):

«Ввел ее [«благоименную Астерию»] некогда Перс во дворец свой, назвавши супругой.
Эта, зачавши, родила Гекату»…

Астерия ассоциировалась с ночным небом — не только как покровительница астрологии, но и как подательница вещих снов. В храме Астерии на острове Делос практиковалась инкубация — обычай оставаться в святилище на ночь, чтобы получить пророческий сон. По-видимому, эту связь с оракулами и сновидениями Астерия передала своей дочери Гекате по наследству. Сестрой Астерии была Лето, родившая от Зевса божественных близнецов Артемиду и Аполлона, которым Геката приходилась, соответственно, двоюродной сестрой. Впоследствии образы Гекаты и Артемиды сблизились очень тесно и даже слились воедино.

В гомеровом гимне «К Деметре» (VII в. до н.э.) использована та же версия происхождения Гекаты, что и в «Теогонии»: богиня описывается здесь как «Персеева дочерь, нежная духом Геката, с блестящей повязкою дева».

Эту версию, наиболее распространенную из всех, поддерживало большинство авторов, вплоть до Псевдо-Аполлодора, приводящего ее в своей «Мифологической библиотеке» (II в. н.э.), и Ликофрона (III в. н.э.), упоминающего Гекату как «девственную дочь Персея, Бримо Триморфос». Эпитеты «Бримо» («гневная» или «грозная») и «Триморфос» («трехтелая» или «имеющая три обличья») применялись к Гекате часто. Эта богиня устойчиво ассоциировалась с числом три, играющим важную роль в ее культе и связанных с нею магических обрядах:

«И ты, частая гостья на распутьях трех дорог, властвующая в трех обличьях своих над тремя декадами и над огнями и псами». (Греческий магический папирус № IV:2528-2530)

В схолиях к поэме Аполлония Родосского «Аргонавтика» о родителях Гекаты приводятся различные мнения. Утверждается, что в орфических гимнах она названа дочерью Део (Деметры), у Вакхилида — дочерью Никты (Ночи), у Мусея — дочерью Зевса и Астерии, а также что Ферекид считает отцом Гекаты Аристея.

Эти разноречивые сведения в действительности связаны между собой более тесно, чем может показаться на первый взгляд. То обстоятельство, что в орфических гимнах Геката именуется дочерью Деметры, представляется вполне естественным в свете того, что гомеров гимн «К Деметре» использовался в орфических мистериях. Геката совершенно логично вводится в семью богинь, занимающих центральное место среди сил подземного царства и, следовательно, играющих ключевую роль в переселении душ — важнейшей теме орфических мистерий.

Никта (Ночь) отождествлялась с Астерией, ибо что такое ночь, как не само звездное небо? Никта была одной из первозданных сил вселенной, от которых произошли боги. Роль Зевса как отца Гекаты также не вызывает удивления: во-первых, он породил и многих других богов, а во-вторых, он наряду с Гекатой играет важнейшую роль в «Халдейских оракулах».

Более любопытна версия, по которой отцом Гекаты был Аристей — бог, научивший людей использовать целебные травы, разводить пчел, добывать мед и варить медовуху, выращивать оливки и делать сыр. Обычно он считается сыном Аполлона и нимфы Кирены, хотя у Вакхилида его родителями названы Гея (Земля) и Уран (Небо).

Во время расцвета Рима, Геката часто упоминается в качестве персонажа разных мистериальных культов, как, например, на римской посвятительной надписи IV века н.э.:

«Секстилий Агесилай Эдесий, наимогущесвеннейший властитель <…> отец непобедимого солнца, бога Митры, иерофант Гекаты, верховный пастырь Диониса, возрожденный навеки, принес в жертву быков и баранов и так посвятил сей алтарь великим богам, матери богов и Аттису.»
(Corpus Inscriptionum Latinarum, VI.510)

Из другой римской надписи того же периода явствует, что с Гекатой связывался некий мистериальный культ, подобный мистериям индо-иранского бога Митры, фригийской богини Кибелы и элевсинских божеств. Здесь посвященной нескольких мистериальных культов именуется жрица Паулина:

«Посвященная Цереры и Элевсиний, посвященная Гекаты Эгинской, тавроболиата иерофантрия.»
(Надпись на надгробии Фабии Аконии Паулины, ок. IV в. н.э.)

Наиболее тесно с Гекатой связывались другие хтонические божества (Гермес, Аид, Персефона и Гея), а также Зевс, Рея, Деметра, Митра, Кибела и солнечные боги Гелиос и Аполлон. Имена хтонических богов — Гермеса, Аида, Персефоны и Геи — также чаще прочих встречаются на дефиксионах (табличках с проклятиями), а Зевс и Рея фигурируют в «Халдейских оракулах» (причем Зевс — в качестве центрального божества).

С течением времени с Гекатой частично или полностью отождествились некоторые другие богини — такие, как Бримо, Деспония, Энодия, Генетиллида, Котида, Кратеида и Куротрофа. Кроме того, ее стали сближать, а нередко и отождествлять с такими богинями, как Артемида, Селена, Мена, Персефона, Физида, Бендида, Бона Деа, Диана, Эрешкигаль и Исида.

Нередко Геката ассоциировалась с Гермесом, поскольку из всех представителей мужской части греческого пантеона он был наиболее тесно связан с идеями рубежа и порога. На дефиксионах Гермес Хтоний часто упоминается вместе с Гекатой Хтонией. Статуя Гермеса Пропилейского, стоявшего, по сообщению Павсания, у входа в афинский акрополь, выполняла ту же защитную функцию, что и изображения Гекаты Пропилеи. А в связывающем заклинании из греческого магического папируса (PGM III. 1-164) имена двух этих божеств даже соединяются в единое имя Гермеката (Ἑρμεκάτη).

Также в связи с Гекатой в различных сюжетах фигурирует Гелиос. В гомеровом гимне «К Деметре» Гелиос — единственный, кто наряду с Гекатой слышит крик похищаемой Персефоны. Сближены эти два божества и во фрагменте гимна из утраченной пьесы Софокла «Зельекопы» (V век до н.э.):

Ты, о Гелий-владыка и пламень святой,
Перекрестков царицы, Гекаты, доспех!
Ведь тобой на высотах Олимпа она
Потрясает, тебя по распутьям несет,
Увенчавши дубовой листвою главу
И плетеньем из змей ядовитых.

По числу упоминаний в греческих магических папирусах Гелиос (иногда отождествляемый с Аполлоном) занимает первое место среди богов, а Геката — среди богинь. Кроме того, Гелиос и Геката упоминаются (хотя и по отдельности) в различных источниках как родители волшебниц Кирки и Медеи. По одной из версий, Гелиос был дедом Гекаты, которая, в свою очередь, родила двух упомянутых чародеек:

«У Гелиоса было два сына: Ээт и Перс. Ээт стал царем Колхиды, а Перс — Тавриды <…> У Перса была дочь Геката <…> Геката вышла замуж за Ээта и родила от него двух дочерей — Кирку и Медею, а также сына Эгиалея». (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», V.XLV.1)

В «Аргонавтике» Медея призывает Гелиоса и Гекату (Персеиду, т.е. дочь Перса) в свидетели своей клятвы:

Гелия блеск мне святой пусть ручателем будет,
Пусть поручатся за то и бденья ночной Персеиды…

Зевс также устойчиво ассоциируется с Гекатой — еще со времен «Теогонии», где

…ее перед всеми
Зевс отличил Громовержец и славный удел даровал ей:
Править судьбою земли и бесплодно-пустынного моря.

(Гесиод «Теогония»)

Некоторые источники называют Зевса ее отцом. Вдвоем же Зевс и Геката составляют центральную пару божеств «Халдейских оракулов»: Геката выступает как посредница, Сотера («спасительница»), несущая божественное влияние верховного бога, Зевса, во все миры и всем живым созданиям.

Иногда Геката отождествляется с матерью чудовищной Скиллы — морской богиней Кратеидой,³ а иногда и с самой Скиллой. Слияние этих персонажей объясняется, среди прочего, тем, что Кратеида, как и Геката, носила эпитет Скилакагетис («Предводительница собак»). В «Аргонавтике» Гера, покровительница Ясона, просит морскую богиню Фетиду уберечь аргонавтов:

Также беспомощным им ты не дай ни с Харибдой спознаться,
Дабы она, их всех поглотив, с собой не умчала,
Ни в тайники ненавистные к Скилле — грозе величайшей
Вод Авзонийских — попасть, к той Скилле, которая Форку
Порождена Гекатой ночной и зовется Кратайей,³ —
Дабы, бросаясь, она не сдавила в челюстях страшных
Лучших героев.
_________________________
[3] Κραταιΐς (-ΐδος) ἡ Кратаида, мать Скиллы Hom.


ГЕКАТА В ЭЛЕВСИНЕ

Элевсин был для Древней Греции тем же, чем впоследствии для Европы стал Ватикан: невероятно влиятельным и могущественным религиозным центром. В Элевсине поддерживался мистериальный культ, включавший Великие и Малые мистерии, в основе которых лежал миф о богине плодородия Деметре и ее дочери Персефоне. Посвящение в Элевсинские таинства считалось исключительно важным как с общественной, так и с духовной точки зрения: оно не только придавало посвященному более высокий статус, но и, как полагали, обеспечивало счастливую загробную жизнь в подземном мире, царицей которого была Персефона.

Культ Гекаты — наряду с культами Деметры и Персефоны — тесно переплетался с Элевсинскими мистериями. Ученый II века до н.э. Аполлодор Афинский в своей «Хронике» (III.XIV.7) сообщает, что после смерти афинского царя Эрихтония на престол взошел его сын Пандион, в царствование которого Деметра пришла в Аттику и была гостеприимно принята царем Элевсина Келеем. На основании этого упоминания пришествие Деметры в Элевсин относили к периоду 1462-1432 до н.э.

Далее в той же «Хронике» утверждается, что первые мистерии в Элевсине состоялись в правление царя Эрехтея, около 1409 до н.э. Таким образом, если участие Гекаты в Элевсинских мистериях не является позднейшей интерполяцией, если эта богиня присутствовала в них с самого начала, это свидетельствует о том, что в Греции она была известна уже в XV в. до н.э., за семь столетий до первого письменного упоминания ее имени (в «Теогонии»).

Связь Гекаты с Элевсинскими мистериями сбросить со счетов невозможно. Несмотря на все разнообразие теорий и домыслов о характере таинств и ритуалов, совершавшихся в Великих и Малых мистериях, остается бесспорным одно, а именно — что Элевсин был чрезвычайно важным духовным центром. Элевсинские жрецы владели огромными участками земли и были невероятно богаты; их политическое влияние простиралось на весь известный эллинам мир. Археологические находки свидетельствуют, что святилище в Элевсине могло существовать уже около 1500 года до н.э., подтверждая тем самым датировку из «Хроники» Аполлодора.

Согласно греческому географу Павсанию, меньший по размерам храм, стоявший у входа в главное святилище, был посвящен Артемиде Пропилее и морскому богу Посейдону. Между тем «Пропилея» — «Привратница» — это один из главных эпитетов Гекаты, и не исключен, что в действительности храм был посвящен не Артемиде, а Гекате и Посейдону. Тем более что Артемида не упоминается с этим эпитетом ни в каких других источниках и не связана с мистериями Персефоны и Деметры, составлявшими элевсинский культ.

Геката, напротив, ассоциировалась в других источниках (например, в той же «Теогонии») с Посейдоном и, кроме того, в жертву ей нередко приносили рыбу. Еще одно свидетельство в пользу этой гипотезы обнаруживается на вазе, найденной при раскопках на месте малого элевсинского святилища. На ней изображена бегущая дева с двумя факелами в руках, которую большинство современных исследователей отождествляют с Гекатой.

Гомеров гимн «К Деметре» — это, по сути, канонический текст элевсинского культа: в нем излагается миф о похищении Персефоны. Напомним читателям этот сюжет, чтобы прояснить, какую роль сыграла в нем Геката.

Аид, бог подземного мира, был одинок на своем троне. Чтобы скрасить одиночество брата, Зевс, владыка богов, дозволил ему похитить свою дочь Персефону и взять ее в жены. Тогда Аид замыслил ловушку для юной девы, и богиня земли Гея вырастила по его просьбе прекрасный цветок нарцисса. Собирая цветы на Нисейской равнине с другими юными богинями, Персефона заметила нарцисс, росший в стороне, и направилась к нему, отделившись от подруг. Но тут Аид вырвался из-под земли на своей колеснице, схватил Персефону и умчал ее в подземное царство. Единственными свидетелями похищения оказались Геката, которая услышала из своей пещеры крик Персефоны, и Гелиос, бог солнца, видевший с неба все, что произошло.

Персефона тщетно взывала из-под земли к своей матери, а Деметра столь же тщетно искала дочь по всей земле. Так продолжалось девять дней, а на десятый Геката предстала перед Деметрой, поведала, что слышала отчаянный зов Персефоны, и предложила выяснить у Гелиоса имя похитителя. Гелиос рассказал все, что видел, добавил, что подлинным виновником происшедшего был сам Зевс, и попытался убедить Деметру, что владыка подземного мира — достойный жених для ее дочери. Однако Деметра осталась безутешной. В горе она скиталась по земле, изменив свой облик, пока, наконец, не пришла в Элевсин, где была принята во дворце и стала кормилицей Демофона, сына царицы Метаниры.

Деметра отказывалась от пищи и питья, до тех пор пока служанка Ямба не развеселила ее непристойными шутками. Тогда Метанира поднесла богине вина, сдобренного медом, но Деметра отвергла его, велев вместо вина поднести ей напиток под названием кикейон — смесь ячменя с водой и полеем (болотной мятой). Этот напиток впоследствии стал обрядовым в Элевсинских таинствах.

Деметра вскармливала младенца-царевича амброзией и каждую ночь тайно закаляла его в огне, чтобы сделать бессмертным. Но однажды царица Метанира застала ее за этим занятием и в ужасе вскрикнула, из-за чего обряд прервался и продолжить его было уже невозможно. Деметра открыла царице свою божественную сущность и сказала, что теперь Демофон останется смертным, как любой другой человек. Затем она велела воздвигнуть ей храм в Элевсине и справлять таинства в ее честь. Когда храм был построен, Деметра поселилась в нем и на целый год сделала землю бесплодной: урожай не взошел, и люди тяжко страдали и умирали от голода.

Увидев с Олимпа бедствия, постигшие человечество, Зевс послал к Деметре свою вестницу, богиню Ириду. Деметра не откликнулась на зов; тогда все остальные боги стали приходить к ней с дарами, умоляя вернуться на Олимп, но Деметра отвечала, что не сдвинется с места и не снимет бесплодие с земли, пока ей не возвратят дочь.

Зевс вынужден был отправить Гермеса в подземное царство, и тот уговорил Аида отпустить Персефону. Но перед тем, как расстаться с женой, Аид дал ей съесть несколько зерен граната, из-за чего Персефона оказалась привязана к подземному миру и обречена возвращаться в него снова и снова. Тем не менее, на время она воссоединилась с матерью; их обеих радостно встретила Геката, приветствовавшая Персефону в мире живых и ставшая ее проводницей в ежегодном путешествии под землю. Ибо Зевс объявил, что Персефона отныне обязана проводить треть года в царстве мертвых, со своим мужем, а две трети — на земле, с матерью. Поэтому на третью часть года земля всякий раз становится бесплодной: Деметра вновь оплакивает разлуку с дочерью.

В гомеровом гимне «К Деметре» Геката заключает Персефону в объятия и далее именуется буквально ее «предшественницей» (πρόπολος) и «последовательницей» (ὀπάων). Это не столько описание функций Гекаты, сколько указание на ее положение: при нисхождении Персефоны в подземное царство Геката шествует перед ней, а при возвращении на землю — позади нее, чтобы уберечь ее от любых опасностей. Несмотря на то, что на третью часть года Персефона принимает на себя функции хтонической царицы мертвых, на протяжении остальных двух третей она вновь становится кроткой и благодатной богиней, шествующей по земле. Поэтому в своих путешествиях в подземный мир и обратно она нуждается в Гекате как провожатой и защитнице.

Деметра была тесно связана с Гекатой не только в Элевсинских мистериях: известны другие храмы Деметры, в которых имелось святилище для Гекаты, выступавшей как стражница таинств, —Clip (374x600, 29Kb) храмы в Селинунте (Сицилия) и на острове Самофракия.

В схолиях к «Аргонавтике» Деметра названа матерью Гекаты. Это можно истолковать как еще одно звено сложной цепи взаимосвязей между Гекатой, Деметрой и Исидой. Деметра часто отождествлялась с Исидой, а Исида, в свою очередь, — с Гекатой. Геката и Деметра связывались друг с другом в контексте Элевсинских мистерий. Деметра объединяется с Исидой в «Истории» Геродота (V в. до н.э.) и во многих более поздних текстах, таких как «Историческая библиотека» Диодора Сицилийского (I в. до н.э.) или «Моралии» Плутарха (II в. н.э.).

Дополнительный свет на тайны Элевсина проливают золотые вакхические погребальные таблички, относящиеся к периоду с V века до н.э. по II век н.э. В текстах этих табличек — погребальных даров посвященным в орфические мистерии — подчеркиваются и важная роль Гекаты в Элевсинских таинствах, и взаимосвязанность богинь, которым поклонялись в Элевсине. Бримо (обычный эпитет Гекаты) в вакхических табличках отождествляется с двумя другими элевсинскими богинями — Деметрой и Персефоной.

В вазописи Геката изображалась стоящей у дверей святилища с двумя факелами в руках, из чего следует, что основной ее функцией в Элевсинских мистериях была роль проводницы (πρόπολος). Можно предположить, что жрицы Гекаты провожали соискателей через лабиринт подземных пещер и переходов, освещая им путь двумя факелами. Климент Александрийский сообщает, что далее разыгрывалась некая мистическая драма; из его описания можно сделать вывод, что перед соискателями ритуальным образом воспроизводился миф о похищении Персефоны как тот изложен в гомеровом гимне «К Деметре»:

«Део [Деметра] и Кора становятся действующими лицами некой мистической драмы, и Элевсин с его дадофорами [факелоносицами, титул Гекаты] справляет обряд памятования о скитаниях, похищении и скорби».

Другой христианский автор, африканец Лактанций, обращенный язычник, подтверждает предположение о важной обрядовой роли жриц-факелоносиц. В своем трактате «Божественные установления» (IV в.), он пишет, подразумевая ту же мистическую драму, что и Климент:

«Прозерпину [Персефону] ищут с горящими факелами и когда, наконец, находят, в завершение обряда все возносят благодарения и машут факелами».

С функциями Дадофоры (Δαδοφορα, «факелоносица»), освещающей путь, связаны и такие эпитеты Гекаты, как Фосфора (Φωσφόρα, «светоносная») и Пирфора (Πυρφόρα, «огненосная»). Указание на эту же роль встречается в одной недатированной схолии, где о Гекате и Аполлоне говорится, что они «озаряют дороги светом: он — днем, она же — ночью». Впоследствии огонь ее факелов превратился в пламя звездных сфер и «умный» огонь «Халдейских оракулов».


_______________________________
___________

Авторы статьи вплотную подходят к вопросу (но не акцентируются на нем): а не было ли изначально триморфное изображение Гекаты — скульптурной композицией трех богинь Деметры, Персефоны и Гекаты? Ведь, древнейшие статуи Гекаты имеют мономорфный характер, о чем немало свидетельств.

«Из богов эгинеты чтут больше всего Гекату и каждый год совершают таинства в честь Гекаты; они говорят, что эти таинства установил у них фракиец Орфей. Храм Гекаты находится внутри ограды. Деревянное ее изображение, работы Мирона, имеет одно лицо и одно тело. Как мне кажется, впервые Алкамен создал Гекату в виде трех соединенных друг с другом статуй; афиняне называют эту Гекату «Хранительницей крепости»,⁴ она стоит у храма «Бескрылой Ники».
(Павсаний. Описании Эллады II, 30:2)
__________________________
[4] Ἐπιπυργιδία ἡ Эпипиргидия, «Хранительница крепости», эпитет Гекаты в Афинах; (ἐπὶ τοῦ πύργου, Paus.).

В поэме Лукана «Фарсалия» (I в. н.э.) фессалийская колдунья Эрихто взывает к Персефоне, упоминая при этом Гекату как свою богиню-покровительницу:

…Ты, отвергшая небо и матерь,
Ты, Персефона, для нас воплощение третье Гекаты,⁵
Через которую я сношусь молчаливо с тенями!

(Лукан. Фарсалия, VI:699-701)
__________________________
[5] Персефона — дочь богини Деметры, похищенная Аидом (Плутоном) в преисподнюю и ставшая ее царицей. По позднейшим представлениям, она считалась одним из воплощений богини Гекаты, являвшейся на небе Селеной (Луной), на земле Артемидой (Дианой) и в подземном мире Персефоной.

В Примечаниях к поэме дается вариант персонификации трех форм Гекаты, как владычицы на небе, на земле и под землей: соответственно, Селена, Артемида и Персефона. Но Артемида — это та же Селена, богиня Луны. Поэтому, если рассматривать Персефону как «третью Гекату», то, однозначно, две другие персонификации — это Артемида-Геката (Луна) и Деметра, богиня плодородия. Первая — владычица на небе, вторая — на земле.

Мало того, как упоминается в статье, в схолиях к «Аргонавтике» Деметра напрямую названа матерью Гекаты. Прокл, повествуя об орфических воззрениях, называет Деметру матерью и Коры, и Гекаты, в то же время отмечая тождественность Гекаты и Артемиды:

…«откуда ясно, что и Лето содержится в Деметре, родившей Зевсу Кору и внутримирную Гекату, поскольку и Артемиду Орфей называет Гекатой:

_Дивная тотчас Геката, покинувши члены ребенка,
_Дщерь лепокудрой Летό, взошла на Олимп
»…

Исходя из этого, просто напрашивается предположение, что изначально «триморфная» скульптурная композиция подразумевала под собой троицу женских богинь, задействованных в элевсинских мистериях. Элевсинh_mti (700x350, 46Kb) имел огромное влияние не только в Греции, но и далеко за ее пределами. Культовые скульптуры в виде троицы богинь, вероятно, экспортировались в достаточно далекие от Элевсина области. Но попав в другую культуру, при отсутствии понимания мистериального смысла «троицы», композиция из трех богинь, очевидно, превратилась в трехипостасную богиню. Культ Артемиды в Малой Азии был весьма популярен. Поэтому неудивительно, что именно Артемида-Геката «узурпировала» триморфность с дальнейшим развитием образа, на базе местных «представлений о прекрасном», преимущественно, в сторону хтоничности и, где-то даже, демонизации. В то время как в Греции «в древние времена Геката покровительствовала охоте, пастушеству, разведению коней, охраняла детей и юношей, даровала победу в состязаниях, в суде, на войне» (в общем, полный функционал Артемиды), и это при наличии полного отсутствия в древних источниках свидетельств о полиморфности Гекаты…



МАГИЧЕСКОЕ ЗАКЛИНАНИЕ
[Tr.: E.N. O'Neil]
h_cl (700x335, 54Kb)h_cjdl (700x347, 50Kb)
«Приди ко мне, о возлюбленная госпожа, трехликая Селена (Σελήνη). Любезно услышь мои священные молитвы. Украшение ночи, юное, приносящее свет смертным, дитя утра, едущая на могучих быках. О, царица, управляющая колесницей наравне с Гелиосом, кто с тройными формами тройного изящества радостно танцует среди звезд [отождествление с Харитами (Χάριτες), тремя богинями изящества (χάρις) и грации]. Ты — правосудие и «нить Мойр» (μοῖρα, «судьба»), в трех лицах: Клото (Κλωθώ, «Пряха») и Лахес (Λάχεσις, «Рок»), и Атропос (Ἄτροπος, «Неотвратимая»). Ты — Тисифона (Τισιφόνη, «мстительница за убийство»), Мегера (Μέγαιρα, «ограничивающая»), Аллекто (Ἀλληκτώ, «неукротимая»), многоморфная, ты держишь в руках своих грозные, темные факелы, ты отверзаешь все замки́. Ты смахиваешь локоны ужасных змей со своего чела. Твой голос подобен бычьему рёву. Твое тело, ниже спины, подобно змеиному, покрыто чешуей и неразделимо. Ночная пророчица, быколикая, любящая одиночество, быкоглавая, волоокая, твой голос подобен лаю псов. Ты скрываешь свои львиныеar_mas (700x343, 85Kb) голени и волчьи лодыжки. Свирепые псы любимы тобой, и они отвечают тебе тем же. Не счесть имен твоих: Мена (Μήνη, «луна»); рассекающая стрелами воздух Артемида; Персефона, поражающая оленя. Освещающая ночь Селена троеглавая и троеликая, троешеяя и троегласая, богиня трех путей, несущая неугасимый пылающий огонь в трех светильниках, хранительница перекрестков, управительница тремя декадами. Призываю тебя, будь милостива и добра ко мне, внемли, защитница и покровительница всего мира ночью, перед кем демоны дрожат от страха и трепещут бессмертные боги. Богиня, в чьей силе возвысить человека, дающая справедливое потомство, призываемая многими именами, волоокая, рогатая, мать богов и людей. Природа, мать всего сущего. Ты восходишь на Олимп и нисходишь в необъятную бездну. Начало и конец — ты едина и одна управляешь всем. Все происходит от тебя, и к тебе все возвращается. Охранительница своих святилищ, ты носишь цепи Великого Кроноса, вечные и несокрушимые, в твоих руках — золотой скипетр. Письмена на скипетре сам Кронос начертал тебе, чтобы все вещи были устойчивыми в мире, требующая и исполняющая, хозяйка человечества, и сила, хаосом управляющая. Возрадуйся и внемли, призывающим тебя разными именами. Я возжигаю для тебя эти благовония, о дитя Зевса, лучница, единая на небесах, богиня гаваней, блуждающая по горам, богиня перекрестков. О подземная, ночная, адская богиня тьмы, безмолвия и ужаса, ты, кто находит свою пищу среди могил, ночи, темноты, великого хаоса, невозможно укрыться от тебя. Ты — Мойра (Mοῖρα, «судьба») и Эриния (Ἐρινύς, «гневная»), ты совершаешь правосудие и караешь. Ты держишь Цербера на цепи, темная, со змеиной чешуей, змееволосая, опоясанная змеей, пьющая кровь, приносящая смерть и разрушения, пирующая сердцами, вкушающая плоть, пожирающая трупы, ты, приносящая печаль и горе, распространяющая безумие, прими мою жертву, и исполни мою просьбу.»
_____________________________

Отождествление всевозможных богинь с луной в Малой Азии — явление весьма распространенное. Удивляет, однако, широкое вовлечение, в процесс синкретизации, греческих «тройственных» богинь, казалось бы, далеких от лунной интерпретации. Тех же, упомянутых в заклинании, Харит, например. Не менее интересное свидетельство, по поводу отождествления Мойр и Горгон с Луной, дает Климент Алекс, повествуя об орфической трактовке некоторых персонификаций:

«В трактате «О поэзии Орфея» Эпиген излагает идиоматические выражения, которые встречаются у Орфея. По его словам, «челноки с гнутым остовом» означают плуги, «ткацкая основа» — борозду, «нитью» аллегорически называется семя, «слезы Зевса» означают дождь, а «Мойры» — фазы Луны: тридцатое число, пятнадцатое и новолуние [первое число месяца]. Вот почему Орфей называет их «облаченными в белые одежды», раз они доли света. Затем «цветочком» у богослова называется весна в силу ее природы, «бездельницей» — ночь вследствие отдыха, «ликом Горгоны» — Луна из-за видимого на ней лица, а «Афродитой» — время, когда нужно сеять.»
(Климент Алекс. Строматы V, 49 [II, 360 St.])

В этой интерпретации, Клото («Пряха»), прядущая нить, «наматывает пряжу на веретено», в связи с чем, серп луны день ото дня растет. Потом приходит время полной луны Лахесис, которая, в свою очередь, «передает веретено» Атропе (Ἄτροπος, «Неотвратимая») и та, день за днем разматывает нить, до самого новолуния.

Также становится понятным, почему из трех горгон смертной была лишь Медуза. Медуза, в рассматриваемой трактовке, — это «стареющая» (убывающая) луна. «С усекновением ее головы», наступает новолуние.



ФАКЕЛОНОСНЫЕ БОГИНИ
_______________________________
h_mfd (700x353, 42Kb)
Фаустина II (145-175). Рим. Сестерций (Æ 29mm, 24.65g), посмертный памятный выпуск 175/6г.
Av: бюст Фаустины; DIVA FAVSTINA PIA
Rv: Диана с длинным факелом, за плечами — серп луны; SIDERIBVS RECEPTA

_______________________________
d_fcf (700x339, 42Kb)
Фаустина II (145-175), дочь Антонина Пия и жена Марка Аврелия.
Сестерций (Æ 23.95g), посмертный памятный выпуск 175/6г.
Av: бюст Фаустины II в образе Деметры, голова покрыта пеплосом; DIVA FAVSTINA PIA
Rv: Деметра с длинным факелом; AETERNITAS / S C

_______________________________
d_cdk (700x313, 53Kb)
Коммод (177-192). Кизик, Мизия. Монетарий Элий Этеоней (T. Aelius Eteoneus).
Медальон (Æ 43mm, 41.04g), ок. 191/2г.
Av: бюст Коммода в образе Геракла, в львиной шкуре, за плечами палица, на голове лавровый венок; AY KAI Λ M AY KOMMOΔOC ANT CЄB ЄYC ЄYT POMAIOC HPAKΛHC
Rv: Деметра с двумя факелами, перед ней — горящий жертвенник; ЄΠI APX T AIΛ ETEΩNEΩY KYZIKHNΩN NЄΩK

_______________________________
_k_mkad (700x339, 54Kb)
Кизик, Мизия. Гомоноя (ὁμόνοια, содружество) с Эфесом. Стратег Клавдий Север.
Æ 34mm (24.38g). Псевдо-автономный чекан времён Антонина Пия (138-161).
Av: голова Коры в венке из колосьев; KOPH CΩTЄIPA / KYZIKHNΩN
Rv: две культовые статуи городов «побратимов», Эфесская Артемида и Деметра с двумя факелами, почитавшаяся в Кизике вместе с Корой; APXΩN KΛ CЄBHPOC / KYZIKHNΩN NЄOKOPΩN

_______________________________
k_mkdn (700x364, 66Kb)
Кизик, Мизия. Гомоноя (ὁμόνοια, содружество) со Смирной.
Медальон (AE 44mm, 35.96g), 161-180гг.
Av: голова Коры в венке из колосьев; KOPH CΩTЄIPA / KYZIKHNΩN
Rv: Деметра с двумя факелами, слева Немесида с колесом удачи, почитаемая в Смирне, справа Кора, покровительница Кизика; OMONOIA KYZIKHNΩN ΣMYPNAIΩN / ЄΠI CTPANAIB KYINTOY

_______________________________
d_vd (700x335, 56Kb)
Валериан I (P. Aurelius Licinius Valerius Valerianus, 253-260). Сарды (Σάρδεις), Лидия.
Медальон (Æ 46mm, 42.11g). Монетарий Домиций Руф (асиарх, сын второго асиарха).
Av: бюст Валериана в лучевой короне; AYT K П ΛIK OYAΛЄPIANOC CЄ;
Rv: Деметра, с двумя факелами, управляет бигой, запряженной двумя крылатыми змеями; ЄПI ΔOM POYФOY ACIAPX K YIOY B ACIAPX / CAPΔIANΩN TPI NЄΩKOP

_______________________________
h_mh (700x313, 52Kb)
Аполлония, Иллирия. Магистраты Дейнократ (Δεινοκράτεος) и Филокл (Φιλόκλης).
Драхма (AR 19mm, 3.86g), I в. до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке; ΔEINOKPATE
Rv: три нимфы Лампады, танцующие с факелом в руках вокруг жертвенного огня; AПOΛ / ΦIΛOKΛHΣ

_______________________________
h_mhl (700x340, 52Kb)
Аполлония, Иллирия. Магистраты Архен и Никонор. Драхма (AR 19mm, 3.88g), I в. до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке; APXHN
Rv: три нимфы Лампады, танцующие с факелом в руках вокруг жертвенного огня; AПOΛ / NIKANΩP


• Нимфы факелоносицы (λαμπαδηφόρος), спутницы Гекаты, именуемые также Лампадами (λαμπάδοι), упоминаются Алкманом (спартанский лирический поэт VII в. до н.э.; Alkman, fragment 63).
_______________________________
ar_mah (700x370, 59Kb)
Феры (Φεραί), Фессалия. Статер (AR 11.31g), 302-286 до н.э. Магистрат Астомедон.
Av: голова нимфы Гепереи в венке из тростника; слева источник Геперея, в виде головы льва, из пасти которого вытекает вода;
Rv: Эннодия (Ἐννοδία, «девятидорожная»), с двумя факелами в руках, скачет на лошади; слева венок; ΑΣΤΟΜΕΔΟΝ (внутри венка) / ΦΕΡΑΙOYΝ


• Эннодию отождествляют с Гекатой и Артемидой, т.е. это не имя, а эпитет. Эпитет Эннодия также употребляется с одной «н», тогда он означает просто «дорожная», т.е. покровительствующая путникам. Вероятно, это упрощение происходит от того, что эпитет «девятидорожная» был заимствован из Фракии, и в Греции не находил должного понимания.

Ἐννέα ὁδοί — Девять Путей (местность в области Амфиполя, во Фракии) Her., Thuc.
Ἐνοδία ἡ Энодия, «Придорожная» (эпитет Гекаты) Eur., Luc.
ἐνόδιος (ἐν-όδιος), эп. εἰνόδιος
1) находящийся у дороги, придорожный;
2) покровительствующий дорогам, охраняющий пути;
ex. (Ἕρμῆς Theocr.); ἡ ἐνοδία θεός Soph. или δαίμων Plat. = Ἑκάτη

_______________________________
ar_mae (700x357, 66Kb)
Феры (Φεραί), Фессалия. Статер (AR 11.63g), 280-270 до н.э.
Av: голова нимфы Гепереи в венке из тростника;
Rv: Эннодия, с длинным факелом в руках, скачет на лошади; слева голова льва; ΦΕΡΑΙΩΝ

_______________________________
h_mdl (700x311, 43Kb)
Постум (Postumus, 260-269). Треверы (Treveri), Галлия. Антониниан (BI 20mm, 3.28g), ок. 266г.
Av: бюст Постума в лучевой короне; IMP C POSTVMVS P F AVG
Rv: Диана Светоносная в короткой тунике, с факелом в руках и колчаном за спиной; DIANAE LVCIFERAE

_______________________________
_ar_maaf (700x347, 66Kb)
Фессалия (Θεσσαλία), Фессалийская Лига. Магистраты Никократ, Филоксенид и Петрей (Nikokrates, Philoxenides, Petraios).
Гемистатер (AR 2.88g), ок. 45 до н.э.
Av: голова Аполлона в лавровом венке; NIKOKPATEYΣ;
Rv: Артемида Светоносная (Φωσφόρος) с двумя факелами; ФIΛOΞE / ΘΕΣΣΑΛΩΝ / ПЕ[TPA]

_______________________________
h_mpc (700x321, 49Kb)
Римская республика. Рим, монетарий Публий Клодий. Денарий (AR 3.87g), 42 до н.э.
Av: голова Аполлона, в лавровом венке, слева лира;
Rv: Диана, с луком и колчаном за плечами, держит два длинных горящих факела; P. CLODIVS M. F. (Publius Clodius Marci filius).

_______________________________
d_ca (700x331, 48Kb)
Перинф, Фракия. Псевдо-автономный чекан. Æ 24mm (7.94g), ок. II в.
Av: бюст Деметры в диадеме, голова покрыта пеплосом, держит мак и колосья;
Rv: Артемида с двумя факелами; ПEРINΘIΩN

_______________________________
h_mag (700x331, 63Kb)
Гордиан III (238-244). Рим. Аурей (AV 5.00g), 241/2г.
Av: бюст Гордина III, в лавровом венке; IMP GORDIANVS PIVS FEL AVG
Rv: Диана Светоносная с длинным факелом; DIANA LVCIFERA

_______________________________
ar_maab (598x290, 49Kb)
Бруттий (Bruttium, греч. Βρεττία). Гемидрахма (AR 2.29g), ок. 216-214 до н.э. Аттический стандарт, выпуск времён Второй Пунической войны.
Av: голова Аполлона в лавровом венке; слева — звезда;
Rv: Артемида стоит с факелом, за плечом — колчан, в правой руке держит стрелу; у ног — собака; слева — краб; BPETTIΩN

_______________________________
h_mdla (700x342, 49Kb)
Марк Аврелий, как цезарь (139-161). Апамея, Вифиния. Æ 30mm, (16.71g).
Av: бюст Марка Аврелия; M AVRELIVS CAES AVG P F;
Rv: Диана Светоносная управляет бигой, запряженной оленями; в руках держит два факела, за плечом — колчан; DIANAE LVCIF AVG / C I C A D D (Colonia Iulia Concordia Apamea Decreto Decurionum).

_______________________________
d_fc (500x262, 42Kb)
Фаустина Старшая, жена Антонина Пия. Рим. Денарий (AR 18mm, 3.61g), 147г.
Av: бюст Фаустины; DIVA FAVSTINA
Rv: Деметра стоит с длинным факелом, в правой руке держит пучок колосьев; AVGVSTA

_______________________________
d_gdt (700x345, 54Kb)
Гордиан III (238-244). Перинф, Фракия. Медальон (Æ 41mm, 40.74g). Гомоноя (ὁμόνοια, содружество) с Никомедией.
Av: бюст Гордиана в лавровом венке; AYT K M ANT ГOPΔIANOC AYГ
Rv: Деметра, покровительница Никомедии, держит длинный факел; голова, украшенная венком из колосьев, покрыта пеплосом; против нее стоит Тюхе, покровительница Перинфа, с Рогом изобилия в левой руке; ПEРINΘIΩN ΔΙC ΝEΩΚΟΡΩΝ / ΝΙΚΟΜΗΔEΩΝ / OMONOIA

_______________________________
d_cds (700x329, 50Kb)
Клавдий (41-54). Рим. Дупондий (Æ 27mm, 13.18g), ок. 41-50гг.
Av: бюст Клавдия; TI CLAVDIVS CAESAR AVG P M TR P IMP
Rv: Деметра на троне с факелом и пучком колосьев; CERES / S C

_______________________________
d_cd (700x345, 54Kb)
Каракалла (198-217). Сердика, Фракия. Æ 30mm (18.62g).
Av: бюст Каракаллы в лавровом венке; AYT K M AYP CEYH ANTΩNEINOC
Rv: Деметра с длинным горящим факелом, который обвивает змея; в правой руке держит патеру; рядом стоит мистическая циста, из которой выползает змея; OYΛПIAC CEPΔIKHC

_______________________________
h_mch (700x372, 56Kb)
Каракалла (211-217). Стратоникея, Кария. Медальон (Æ 19.79g), ок. 202-211гг.
Av: бюсты Каракаллы в лавровом венке и его жены Плавтиллы (Publia Fulvia Plautilla) в диадеме; между ними две контрмарки: голова в шлеме и ΘЄΟΥ / ΡΑ ΚΑ N Μ ΑΥΡ ΑΝ ΚΑΙ ΘЄ СЄΒ ΝЄ ΤСΛΑΥΤΙΛ
Rv: Геката, с модиусом на голове, в левой руке — факел, в правой — патера, рядом собака; CΤΡΑΤΟΝЄΙΚЄΟΝ ЄΠΙ ΤΩΝ ΠΕΡ ΤΒ ΚΑ ΔΙΟΝΥCΙΟΥ

_______________________________
h_mhr (500x236, 31Kb)
Стратоникея (Στρατονίκεια), Кария. Драхма (AR 18mm, 3.69g), конец I в. до н.э. Магистрат Зопир (Ζώπυρος).
Av: голова Гекаты в лавровом венке, над головой — полумесяц; ZΩПYPOΣ
Rv: культовая статуя Зевса Хрисаорея, со скипетром, верхом на коне; ΣTPA

_______________________________
h_mhs (700x345, 48Kb)
Стратоникея (Στρατονίκεια), Кария. Гемидрахма (AR 15mm, 1.43g), ок. 41-68гг.
Av: голова Гекаты в лавровом венке, над головой — полумесяц; ЄΚΑΤΑΙΟC CѠC ΑΝΔΡΟΥ (Ἑκαταῖος σῶς ἀνδρόυ — «Гекате, защитнице человека»).
Rv: в квадратном поле крылатая Ника с пальмовой ветвью и лавровым венком; CΤΡΑΤΟΝΙΚЄѠΝ

_______________________________
h_mdn (700x337, 60Kb)
Римская республика. Рим, монетарий Публий Акколей Ларискол.
Денарий (AR 4.14g), 43 до н.э.
Av: бюст Дианы Немийской (Diana Nemorensis); P ACCOLEIVS LARISCOLVI
Rv: триморфная Диана, представленная Артемидой (с луком в руке), Гекатой и Селеной (держащей в руке лилию); позади — верхушки пяти кипарисов.

_______________________________
h_mhu (700x330, 55Kb)
Юлия Мамея (Julia Mamaea Augusta, 222-235). Томы, Нижняя Мезия. Æ 24mm (10.56g).
Av: бюст Юлии Мамеи; IOYΛIA MAMAIA AYГ
Rv: бюст Гекаты (triform) на колонне, в руках — змеи, ножи и факелы; MHTPOПONTOY TOMEΩC / Γ (denomination).

_______________________________
h_mth (700x338, 50Kb)
Септимий Север (Lucius Septimius Severus, 193-211). Апамея, Фригия. Æ 15mm (2.41g).
Av: бюст богини Тюхе в башенной короне; AΠAMЄIA
Rv: триморфная Геката; CΩTЄIPA

_______________________________
h_mht (700x322, 49Kb)
Адриан (117-138). Галикарнасс, Кария. Æ 26mm (10.59g), ок.117-125гг.
Av: бюст Адриана в лавровом венке; AYTOKPATOP TPAIANOC AΔPIANOC KAI CЄ;
Rv: Геката (triform) с шестью факелами; AΛIKAPNACCЄΩN

_______________________________
z_azg (700x329, 43Kb)
Агафокл (Ἀγαθοκλῆς, 190-180 до н.э.). Греко-бактрийское царство. Тетрадрахма (AR 31mm, 16.51g).
Av: бюст Агафокла с тенией на голове;
Rv: Зевс, со скипетром в левой руке, в правой руке держит статуэтку трехликой Гекаты с факелами; BAΣIΛEΩΣ AΓAΘOKΛEOΥΣ

_______________________________

ОРФИЧЕСКИЕ ГИМНЫ

I. К ГЕКАТЕ
Я придорожную славлю Гекату пустых перекрестков,
Сущую в море, на суше и в небе, в шафранном наряде,
Ту, примогильную, славлю, что буйствует с душами мертвых,
Ту нелюдимку Персею, что ланьей гордится упряжкой,
Буйную славлю царицу ночную со свитой собачьей.
Не опоясана, с рыком звериным, на вид неподступна,
О Тавропола, о ты, что ключами от целого мира
Мощно владеешь, кормилица юношей, нимфа-вождиня,
Горных жилица высот, безбрачная — я умоляю,
Вняв моленью, гряди на таинства чистые наши
С лаской к тому волопасу, что вечно душою приветен!


VIII. К СЕЛЕНЕ
Внемли, богиня, царица Селена, дарящая светом!
С рожками бычьими Месяц, бродящий в ночи небожитель!
В факелах шествий ночных, о Луна, благозвездная дева,
То ты полнеешь, то таешь, и женщина ты, и мужчина,
О конелюбица, о плодоносная, матерь ты году,
Грустное ночи светило, блестящая, вся из электра,
Ты, о бессонная, ты, о всезрящая, в звездном уборе,
В радость тебе — тишина и счастье благого удела,
Прелестью блещешь, носящая рожки, ночи украшенье,
В пеплосе тонком ты кружишь, всемудрая звездная дева,
Ныне, блаженная, добрая, в свете своем благозвездном,
В полном сиянье явись, храня неофитов, о дева!


XXIX. ГИМН ПЕРСЕФОНЕ
О, гряди, Ферсефона, рожденная Зевсом великим,
Единородная, жертвы прими благосклонно, богиня!
Ты, жизнетворная, мудрая, ты, о супруга Плутона,
Ты под путями земными владеешь вратами Аида,
Ветка святая Деметры, в прелестных кудрях Праксидика,
Ты Евменид породила, подземного царства царица,
Дева, рожденная Зевсовым семенем неизречимым,
Мать Евбулея, чей образ изменчив, гремящего страшно,
Сверстница Ор светоносная, в блеске красы несказанной,
О вседержащая дева, плодами обильная щедро,
Смертным одна ты желанна, рогатая, в блеске прекрасном.
Вешней порою на радость тебе дуновения с луга,
Тело святое твое указуют зеленые всходы,
Осенью вновь похищаема ты для брачного ложа,
Ты одна — и жизнь, и смерть для людей многобедных,
Ферсефона — всегда ты «несешь» и всегда «убиваешь».
Внемли, блаженная, из-под земли урожай посылая,
Дай процветание в мире, здоровье с целящею дланью,
Благополучную жизнь, что под тяжкую старость приходит
В царство твое, о царица, к Плутону, чья благостна сила.


XL. ДЕМЕТРЕ ЭЛЕВСИНСКОЙ
Внемли, Део, богиня-всематерь, почтеннейший демон,
Юность растящая, счастья дарящая ты, о Деметра,
Ты наделяешь, богиня, богатством, питаешь колосья,
Мир, всецарящая, любишь, трудам многохлопотным рада,
И семена ты хранишь, и зеленые всходы, и жатву,
В кучи ссыпаешь зерно, Элевсинской долины жилица.
Смертного люда кормилица, всем ты мила и желанна,
Пахарю первая ты быков запряженных вручила,
Смертным желая подать отрадное в жизни обилье,
Ты, сотрапезница Бромия, славная, все уточняешь,
Факелоносная, чистая, серп тебе летний — отрада.
Ты, о подземная, явная всем, ты ко всем милосердна,
Детолюбивая, добрая матерь, растящая юность,
Ты запрягла колесницу — вся упряжь ее змеевидна,
Вакховы буйные пляски твой трон окружают, ликуя,
Единородная, о многоплодная, о всецарица.
Ты, о цветочная, чистая, разная в обликах многих
Ныне гряди, о блаженная, летними полнясь плодами,
Мир к нам веди, приведи желанное благозаконье,
Славный достаток и с ними всему господина — здоровье!

_______________________________

ГИМН ДЕМЕТРЕ. ГОМЕР

Девять скиталася дней непрерывно Део пречестная,⁶
С факелом в каждой руке, обходя всю широкую землю,
И не вкусила ни разу амвросии с нектаром сладким,
Кожи нетленной своей не омыла ни разу водою.
Но лишь десятая в небе забрезжила светлая Эос,⁷
Встретилась скорбной богине Геката, державшая светоч,
Вествуя матери, слово сказала и так взговорила:
«Пышнодарящая, добропогодная матерь Деметра!
Кто из небесных богов или смертных людей дерзновенно
Персефонею похитил и милый твой дух опечалил?
Голос ее я слыхала, однако не видела глазом,
Кто — похититель ее. По совести все говорю я»…

Так говорила Геката. И ей не ответила речью
Реи прекрасноволосая дочь, но вперед устремилась
С факелом в каждой руке, в сопутствии девы Гекаты.

<…>
Дева-Геката приблизилась к ним [к Деметре и Коре] в покрывале блестящем;
Чистую дочерь Деметры в объятья она заключила.
С этой поры ей служанкой и спутницей стала царица.


(Гомеровы гимны. К Деметре, 47-61; 438-440)
________________________________
[6] Δηώ (-οῦς) ἡ Део, т.е. Деметра HH., Soph., Eur., Arph., Anth.
[7] ἕως, эп.-ион. ἠώς, дор. ἀώς, эол. αὔως ἡ утренняя заря.


_______________________________
h_mw (500x241, 42Kb)
Кизик, Мизия. Медальон (Æ 42mm, 37.70g), II в.
Av: голова Коры в венке из колосьев; KOPH CΩTЄIPA / KYZIKHNΩN
Rv: на крыше храма — три статуи богинь, Деметра — с двумя факелами, и по краям факелоносные Кора и Артемида; рядом с храмом — два длинных факела, обвитые змеями; KYZIKHNΩN NЄOKOPΩN

_______________________________
h_mwh (500x244, 27Kb)
Адриан (117-138). Кизик, Мизия. Æ 31mm (22.27g).
Av: бюст Адриана в лавровом венке; AYT KAI TPAI AΔPIA CEB
Rv: на крыше храма — статуи Деметры, Коры и Артемиды с факелами; KYZIKHNΩN

_______________________________
h_mwh (700x350, 47Kb)
Кизик, Мизия. Æ 28mm (14.17g), II в.
Av: бюст Кизика (Κύζικος, гений и эпоним города); KYZIKOC
Rv: на крыше храма — статуи Деметры, Коры и Артемиды с факелами; KYZIKHNΩN NЄΩKOPΩN

_______________________________

Метки:  

 Страницы: 11 10 9 [8] 7 6 ..
.. 1