Саша Мессерер со своей женой Аней и детьми в Переделкино. Фото Сергей Гаврилов
Раньше в каждой округе были такие дома, куда приходили узнать местные новости, попросить помочь или просто пообщаться. В Переделкине такой открытый дом у художника Александра Мессерера, отпрыска знаменитой артистической фамилии, сына художника Бориса Асафовича Мессерера
Хорошо когда этот праздник гостеприимства дополняется некоторым запасом творческих амбиций и мигрени у хозяев, что помогает им не превратить свою жизнь в проходной двор. К счастью, сам Александр Мессерер своей мигренью пользуется так же виртуозно, как мастихином. Поэтому и пишет несколько десятков картин в год и даже устраивает выставки. Несмотря на лавину собственных детей и негласную общественную роль утешителя и миротворца.
Александр Мессерер
В детстве мама – Нина Чистова, балерина ГАБТа, пытались было втянуть Сашу в балет, но папа сразу сказал, что сын будет художником. В художественную школу, правда, тоже не отдавали. «Но сколько я себя помню, я всегда рисовал – акварелью, углем, сангиной. Папа ставил дома натюрморты, говорил о чувстве цвета, о выборе правильной композиции, о сочетании тонов и цветов. Рисовать я и сам любил, но, благодаря отцу, стал понимать в искусстве то, что юный человек без помощи не может понять».
После армии Александр у сестры бабушки познакомился с Дмитрием Леоновым. Это был всемирно известный график, не признанный в Союзе. «Леон - очень такой колоритный человек, с библейской бородой. Постоянно в шахматы играл в парке Покрово-Стрешнево, - рассказывает Александр. - Благодаря ему, я стал графику чувствовать, он готовил меня в Полиграфический институт. Помню, учил: “Надо рисовать большими формами, не размениваться на детали”, постоянно приводил в пример Джотто. Правда, я потом по-другому стал рисовать».
Много лет Александр писал темными красками. Это был серый период, московский – как-то так он тогда чувствовал цвет, может, город действовал, он тогда в Москве жил. Живопись напоминала то ли сны в последнем трамвае, то ли галлюцинации после бессонной ночи. А потом произошел прорыв.
Вообще, о представителях рода Мессереров-Плисецких-Судакевичей всегда шла молва как о людях со «вторым дыханием». Прадед Саши, Михаил Мессерер, зубной врач из Вильно, дал своим десяти детям библейские имена – Моисей, Рахиль, Суламифь… И испытания, через которые прошел род в ХХ веке оказались сродни ветхозаветным. От прабабушки Саши – Симы Шабат - потомки из поколения в поколение передают такие слова: "Всё живое рождается маленьким и постепенно становится больше и больше. А горе рождается огромным и постепенно становится меньше и меньше". В книге рода, которую сейчас составляет один из двоюродных дедушек Саши, – ранние смерти и поздняя слава, лагеря и награды, просьбы о перемене участи и орден от английской королевы.
Может показаться, что все, кто рождался в этом роду, были просто обречены на артистическую карьеру. На самом деле, возможность проявить свои таланты испокон веку приходилось отвоевывать у судьбы. Когда дедушка Саши - Асаф Мессерер, в будущем – народный артист СССР, только пришел учиться балету, он услышал, что в его возрасте обычно учебу уже заканчивают. Мама Саши, когда закончила карьеру балерины, поступила в университет и получила журналистское образование.
Анель Судакевич в роли графини
Бабушка - Анеля Судакевич - в юности была звездой немого кино. С началом звукового кино, когда в Советском Союзе стали актуальны типажи поющих колхозниц, Судакевич оттеснили на роли «бывших помещичьих дочек». Она бросила кинофабрику, в 25 лет с нуля сама научилась рисовать, сделалась художником по костюмам в театре. Позднее перешла в цирк – именно она придумала брендовую «клетку» Олега Попова. А с рождением Саши опять переломила судьбу. За грацию ее еще называли «дама-линия», а она уже надела сапоги «Прощай, молодость» и целиком посвятила себя внуку. Александр прожил вместе с бабушкой сорок лет. Возможно, ее характер на него повлиял даже больше, чем характер отца.
Борис Мессерер в 60-е считался «королем московской богемы». Сын славы такого размаха не достиг, хотя картины его тоже развезли по разным концам света, а друзей, во всяком случае, не меньше. Кроме того, сын подхватил другую, уже было заглохшую, фамильную традицию – многодетность. У отца Асафа было 10 детей, у отца Анели, молдавского священника - 11 детей. У Саши пока семеро. Так что, возможны еще в будущем ночные звонки из роддома и прочие революционные повороты в жизни, хотя и позади уже есть внезапные зигзаги.
В начале 90-х Александр Мессерер приехал в Переделкино. Через некоторое время женился на художнице Ане Козловой.
Анна Козлова
У жены был тогда «синий период» - в картинах утренний воздух, белые цветы, ветер за окнами, тишина дома. И Александр стал писать совершенно иначе – другая природа, другое состояние. Галлюцинации исчезли, как утренний туман.
Выставляется Саша не только в Москве, но и в провинции. Как бы движется навстречу общему потоку бесчисленным искателям столичной славы. Несколько лет назад в Кирилло-Белоозерском монастыре в Вологодской области была их совместная с женой выставка. В этом году Михаил Шарамазова, замдиректора Феопонтовского музея, в котором сберегается величайший памятник русского церковного искусства – фрески Дионисия, организовал выставку 10 современных художников в Казенной палате монастыря. Новому директору пришла мысль сделать выставку передвижной – и возить по городам русского севера. И опять на выставке рядом картины Ани и Саши.
С годами стили мужа и жены стали сближаться, они даже написали около десятка совместных пейзажей. Этот невиданный в истории живописи эксперимент Саша объясняет цветовыми поисками, а Аня - тем, что иногда бывал один холст на двоих, а писать хотелось обоим. Некоторые их работы написаны хоть и на разных холстах, но в одно время и изображают один пейзаж. То есть живут парами, словно две створки одного окна. В Москве их работы можно будет увидеть весной в галерее на Покровке и во французском центре на Маросейке.
Александр Мессерер. Наш дом в Ферапонтово
«Я люблю писать с натуры: церкви, деревья, дороги, - рассказывает Александр. - Привязываюсь к определенным местам - вот сейчас Феропонтово держит. Его открыл для меня опять же мой папа - в 1983 году. Ездим туда каждое лето, четыре год назад купили там красивый дом. Там совершенно другой свет, белые ночи, в 9 вечера все залито желто-оранжевым ярким цветом. Большой горизонт. Переделкино после севера кажется похожим на театральные декорации, там глаз отдыхает на этих просторах. Охристо-голубые тона Дионисия в росписи храма Рождества Богородицы перекликаются с небом, ярко-синей водой Бородаевского озера. Фрески переходят в природу, природа в фрески. Хочу рано или поздно туда переехать, организовать мастерскую».
Теперь дома, что в Москве, что в провинции, озарены изнутри экранны ми всполохами и почти полностью обезлюдели. Но все-таки и теперь гостелюбивые хозяева попадаются. Именно в их доме чаще всего завязываются личные истории, которые годами потом обсуждают на местных застольях. Здесь вспыхивают ненависть и любовь, рушатся и опять закладываются репутации. Какого причудливого сочетания гостей только не встретишь в доме Александра Мессерера и Переделкино, и в Феропонтово! Тут и красильщик тканей из музыкального театра, и француз-полиглот, и гениальный хам-импрессионист из Америки. Поет какой-то фольклор дочь банкира. Многодетная учительница рассказывает о своих автомобильных приключениях по-чеширскому улыбчивым музыкантам и общительным девушкам модельной внешности. Приблудный гость, которого никто не знает, кричит в телефон: "Бабуль, слышь, сегодня не приду. Я понял, что я мустанг". Около полуночи все кидаются искать одного из бесчисленных хозяйских детей и долго бегают с фонариками по поселку, а потом обнаруживают его спящим под пледом в одной из комнат. После этого все опять рассаживаются за столом и пьют чай, а неизвестный гость растроганно бормочет в телефон: "Бабуль, я еду. Какой мустанг? Брось, а?"
http://and-kul.livejournal.com/34551.html
Анель Судакевич в роли графини
