...Я ж говорю - на лбу у себя напиши. Иначе - никак.
P.S. И вообще моё предложение убраться без лишнего шума остаётся в силе. Пока. Убрался и забыл о моём существовании - вот и вся твоя программа.

P.P.S. ...А пакостить оно обучалось на психологическом факультете МГУ.  Видимо, от избытка доброты... Ха-ха!

     «Россия не принадлежит к западной цивилизации и едва ли станет её частью, поскольку у неё так и не выработались фундаментальные черты последней – развитый институт частной собственности, а вместе с ним правовая система и гражданское общество, самоуправление, всю её историю главной силой оставалось государство.»
     И. Супоницкая. Объективно, а не «патриотически». Литературная Газета, №30 (6182), 23-29.07.2008, с. 3

Из рецензии на книгу воспоминаний Э. Белютина. «Правда памяти: картины и люди. Из записных книжек художника (1937–2007)»:   

   «Элий Михайлович Белютин обывателю неведом. Специалисты знают его как основателя движения «Новая реальность». К реальности его упражнения отношение имели косвенное. Как любая абстракция, они отражали субъективное мировосприятие автора. В качестве иллюстрации проблем частного сознания «больного ребёнка» они имели право на существование, но считаться фактом культуры им было более чем оптимистично. Речь даже не о том, что культура конвенциональна (договориться можно обо всём), а о том, что её здание возводится коллективно. Потребителем даже более, чем созидателем.
    Обширные и подкреплённые множеством цитат зарубежных авторов записки Белютина пестрят уничижительными характеристиками в адрес таких мастеров, как художник Герасимов и скульптор Вучетич, и жалобами на «искусствоведов в штатском».
     Последнее отдаёт некоторым кокетством, а первое смешно. Обвинение Вучетича в бездарности напоминает брань ещё одного «героя культурного сопротивления» Эдисона Денисова, обращённую к Свиридову за то, что данный композитор писал мелодичную музыку.
     К людям же в «штатском» сам Белютин обращался не раз. Симбиоз между художниками и «кровавой гэбнёй» позволял мастерам кисти использовать «контору» в борьбе с идеологией. КГБ успешно играл на амбициях абстракционистов, не открывая, впрочем, им своих истинных целей.
    Белютину казалось, что, воюя с Сусловым, организовывая письма Хрущёву, он творит историю, тогда как она шла своим чередом. Била ботинком по трибуне ООН, испытывала термоядерные бомбы на Новой Земле.
     …Даже культура была больше по зубам «неграмотному мужику Никите» и «серому кардиналу Кремля» Суслову, чем «белютинцам». Не доверяя «частному», государственные люди точно следовали тончайшему эстету Оскару Уайльду, сказавшему, что не искусство следует за жизнью, а жизнь подражает искусству. Подражать же больному сознанию было работающей стране не с руки.
   Осмелюсь всё же утверждать: народу нужны мечтатели. Знали это и «члены политбюро», и «искусствоведы в штатском». Поэтому художники-перверты (по смягчённой терминологии Н.С. Хрущёва) в лагеря оформителями не отправлялись (заключённых власти боялись испортить?), даже жили вполне безбедно. Играя с властью, они добились мировой рыночной славы, оставаясь чужаками на родине.
     К чему привела их борьба, мы можем увидеть сейчас. Никого с пьедестала деятели арт-авангарда не свергли. Сами забыты. Им на смену пришли совсем уж посредственности, но такие же «дерзновенные» и раскупаемые на Западе.
     Подражать Кулику или «Синим Носам» по-прежнему здоровый человек не станет. Как никто массово не спешил вслед за Белютиным..»
     В. Антонов. Пленник лабиринта. Литературная Газета, №46 (6198), 12-18.11.2008, с. 11

      Говорит ленинградский писатель Михаил Веллер:

   «...Как справедливо написали Стругацкие сорок лет назад в «Гадких лебедях»: «Писатель является стихийным и объективным идеологом общества. Литература одновременно волей-неволей становится идеологией, и от того, каких ценностей придерживается писатель для себя в своей книге, от того, какие ценности в книге выступают как привлекательные, а какие – как антипатичные, пусть косвенным образом, но весьма зависит состояние общества». Да, в течение двадцатого века, начиная с самой Первой мировой войны, её следствий, нам объясняли, что вехами являются Кафка, Марсель Пруст, Камю. Но на самом деле это было разрушение идеологии и разрушение собственной цивилизации. Первая мировая война и идеологический кризис, последовавший за ней, разразились не в 1914 году, а гораздо раньше, тогда, когда в Англии кумир, великий английский поэт Киплинг, вышел из моды и перестал быть востребованным. Жёсткие, имперские, системообразующие взгляды Киплинга были отвергнуты всем культурным слоем тогдашней Англии. А разруха, как известно, начинается в головах. Вот тогда всё и пошло, когда в качестве вех были введены писатели, которые не предлагали никакого позитива, но, грубо говоря, говорили, что всё не имеет смысла, люди сволочи, а жизнь дерьмо, вот тогда наша цивилизация стала сливаться в унитаз. Вот приблизительно и всё. Когда Генри Миллер был объявлен знаменитым писателем, то о серьёзной литературе перестала идти речь. А одновременно перестала идти речь о том, что называлось традиционными ценностями. Если сейчас мы, например, вспомним, что слова «честь», «достоинство», «мораль», «разврат», «целомудрие» в принципе вышли из употребления и в словарях, может быть, стоят с пометкой арх. – архаичное, то нам многое становится яснее. Начинается это всё с литературы, потому что работающий со словом писатель подобен кошке, которая чует землетрясение раньше, чем его чувствуют люди. И вот эта кошка издаёт какие-то звуки, не понимая, почему она их издаёт, но, предвосхищая всю ту волну грохота и разрушения, которые следуют. Точно так же проповедуемые писателем ценности, будь то положительные или антиценности, предвосхищают то, что происходит со всей общественной моралью. А одновременно частично формируют эту самую мораль или антимораль. Писатель, оказавший наибольшее воздействие на несколько поколений советской молодёжи, которая подросла и стала взрослой, был писатель не советский. Это был американский писатель Джек Лондон, чемпион по тиражам среди писателей, не входивших в школьную программу. Это были жёсткие и однозначные позитивные ценности. Если человек вырос на Джеке Лондоне, то потом никакого Генри Миллера в него не вобьёшь.»
      Михаил Веллер: Если человек вырос на Джеке Лондоне... Литературная Газета, №33-34 (6186), 27.08-2.09.2008, с. 6

     Диалог:
   – Как же это так: папа у вас – передовой рабочий, мама – учительница начальных классов, а вы стали валютной проституткой?
     – Трудно ответить на этот вопрос. Думаю, просто повезло.
     (столичный городской фольклор середины 80-х годов ХХ столетия).

     Я стою у ресторана, замуж – поздно, сдохнуть – рано!

Хотеть не вредно, хоти и дальше. Получишь – кукишъ.

P.S. Ты на лбу у себя напиши «Предлагаю работу». Вдруг получится?

   «Вот и «интерференция» – перебивание одного материала памяти другим, нормальный обыденный аналог нарушения памяти, открытого Корсаковым.»
     В. Леви. Охота за мыслью, 2-е изд., М., 1971.

  «А ЛСД, хорошо знакомый нам психотомиметик, порождает биотоки быстрого быстрого сна во время во время бодрствования.»
     В. Леви. Охота за мыслью, 2-е изд., М., 1971.

    «Да, несомненно, биологическая подоплёка наркоманий – сам принцип устройства эмоционального аппарата – ловушка Двуликого Януса».
     В. Леви. Охота за мыслью, 2-е изд., М., 1971.

     «Иногда начинает казаться изощрённой издёвкой, что в государственном некрологе наш дорогой Леонид Ильич был назван великим революционером. Однако, страница за страницей читая Млечина, понемногу с изумлением обнаруживаешь, что незабвенный «Лёня» был носителем поистине революционной идеи перехода социализма из утопической в консьюмеристскую стадию. В которой государство, оставаясь главнейшим собственником, уже не претендует на мировое господство социалистической системы с целью установления всемирного братства, но всего лишь стремится к максимально спокойной и благоустроенной жизни.
     Идея потребительского социализма и сегодня обладает серьёзным политическим потенциалом – идея уничтожения экономической конкуренции не ради каких-то химер, но просто во имя спокойной жизни. Разумеется, ограничение личной инициативы требует какой-то идеологии, обосновывающей подавление экономической свободы, но совсем не обязательно ортодоксально марксистской – Брежнев, собственно, и нащупал центральные положения этой идеологии: благосостояние трудящихся и мир во всём мире. Знакомясь с многочисленными стенограммами, с удивлением убеждаешься, что для Брежнева эти лозунги вовсе не были чистой демагогией: среди наследников Ленина и Сталина он выглядит тем самым представителем социализма с человеческим лицом.
      Марксистскую схоластику в узком кругу он по-свойски называет тряхомудией, гонку вооружений пытается притормаживать и даже евреев старается не раздражать без особой надобности. Однако, наталкиваясь на сопротивление догматиков и «ястребов», чаще всего отступает: как всякий консьюмерист, Брежнев не желал ради каких бы то ни было общих идей рисковать личным благополучием. В этом и заключается слабость консьюмеризма – ему трудно соперничать с романтическими идеологиями, порождающими в своих носителях жертвенность и готовность к риску. Но если бы социализм дождался естественной убыли последних, уже смехотворных наследников романтического большевизма, кто знает, может быть, он и обрёл бы сколько-то человеческое лицо: вместо ракетных шахт принялся строить дома, вместо танков – автомобили, вместо кирзовых сапог – ботинки…
     Разумеется, неустранимые пороки социализма сохранились бы и тогда: ботинки, равно как и машины, были бы низкого качества, но зато стоили бы дёшево и были всем доступны; за работу платили бы меньше, чем на Западе, зато много и не требовали; ведомства бы в ещё большей степени диктовали обществу свою волю, но по крайней мере не подвергая опасности мировой войны…
     Я думаю, довольно многие согласились бы и сегодня видеть Россию именно такой. Как ни странно, Брежнев, похоже, и впрямь опережал своё время и лучше нас понимал свою страну.»
     А. Мелихов. Невольный консьюмерист. Литературная Газета, №35 (6187), 3-9.09.2008, с. 3

     – «ботинки, равно как и машины, были бы низкого качества» – ну, это не обязательно, существует же, в конце концов, автоматизация производства.

    «Когда я читал описания экспериментов Дельгадо, у меня появилось смутно воспоминание, что где-то что-то подобное уже делалось. Потом осенило: да это же «Властелин мира» фантаста Александра Беляева! Честолюбивый, демонический Штирнер, действуя радиоволнами на мозг отдельных людей и целых толп, последовательно добивался своих целей, довольно банальных (деньги, власть, женщины), навёл панику в целом мире, действовал тайно, пока его не накрыли, потом сопротивлялся, был сломлен, исчез…
     …Обратимся к реальности. Наверное, уже действительно недалеко время, когда можно будет с помощью дистанционных приборов фокусировано управлять состоянием мозга и вводить в него информацию, минуя органы чувств. Видимо, будет изобретён и дистантный стереоэнцефалограф. С его помощью можно будет получать информацию о состоянии любой точки мозга в любой момент. Это и будет технической телепатией, которая, судя по всему, оставит позади поиски биологической.»
     В. Леви. Охота за мыслью, 2-е изд., М., 1971.

     «Взять хотя бы основной рецепт, главное средство, которое предлагают почти все наши целители: рынок. Миллионы слов уже сказаны и написаны, чтобы доказать, что рынок нас спасёт, залечит все наши раны, «расставит всё по своим местам». А много ли сказано о том, что рынок, по крайней мере, в его нынешних формах, – это мощный инструмент развязывания стяжательства, дикого эгоизма, агрессии и многого другого, что может привести только к ухудшению того «нового человека», которого мы унаследовали от социализма.»
     И. Константиновский. Власть денег принесёт вреда не меньше, чем «партийное руководство» и «плановая экономика». Известия, №153, 14.08.1993, с. 8

     – Насчёт инструмента развязывания констатирует правильно, но выхода получается нет: ни капитализм товарищу не подходит, ни партийное руководство. Тупик. Но только для него....:)

     Из воспоминаний Эдуарда Алексеевича:

    «Мне было 5 лет в 1917 году, когда родители привезли меня из Херсонской губернии, где находилось наше родовое имение Аскания-Нова, в Санкт-Петербург, там жил мамин отец, мой дед – Николай Алексеевич Епанчин – генерал от инфантерии, возглавлявший самое привилегированное военное учебное заведение России – Пажеский корпус. Пока мы у него гостили, случился Октябрьский переворот.

   …Пять прославленных аристократических семей – Епанчины, фон Шлиппе, Набоковы, Скадовские и Фальц-Фейны – бежали в Германию. Оттуда в 1923 году мы с мамой и дедом уехали во Францию и поселились в Ницце, где у нашей семьи был домик, купленный отцом ещё в 1905 году.»
     А. Добровольский. Барон Фальц-Фейн погиб. Жизнь легендарного мецената оборвал пожар на его вилле в Лихтенштейне. «МК» в Украине, №48 (1079), 28.11–4.12.2018, с. 8.

     – В этом маленьком тексте обратила на себя внимание фамилия фон Шлиппе. Похоже, потомок этой дворянской семьи Юрий (Георгий) фон Шлиппе работал на радиостанции «Свобода» ведущим передачи «С другого берега». Вёл он её под псевдонимом Юрий Мельников. Сама передача представляла собой литературные чтения не издававшейся в СССР литературы, чтения с продолжением.
     Был ещё и некий певец Александр фон Шлиппе, записавший в 1974 году пластинку «Wodka-Time» (на обложке явно не он).

  «В культурологии есть такая объяснительная модель под названием «Парадигма Чижевского». Она описывает последовательное чередование «интроверсивных» и «экстраверсивных» эпох в искусстве. Скажем, готика: интроверсивная вертикаль «человек – Бог». Возрождение – экстраверсивная горизонталь: «человеческое, слишком человеческое». Барокко – это замкнувшийся в себе нарцисс-интроверт, а классицизм с его манией всё объяснить и упорядочить – пример «горизонтального» логического мышления. Романтизм – опять уход в себя, реализм – опять бросок в объятия действительности. И так далее. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Как насос, качаемый незримой рукой.
    Это называется «антропологическая модель в культуре» – когда неподдающиеся, в общем-то, разумению механизмы описываются с помощью простых человекоподобных образов: палка, палка, огуречик.
     Лучшей художественной иллюстрацией «антропологической модели в культуре» является анекдот: Моисей сказал, всё оттуда (перст в небо), Соломон сказал, всё отсюда (палец ко лбу), Иисус сказал, всё отсюда (ладонь на сердце), Маркс сказал, всё отсюда (на желудок), Фрейд сказал… И так далее.
    Медитируя над этим анекдотом, нельзя не заметить, что категория «высокого» в искусстве неумолимо, столетие за столетием, сползает по «антропологической модели» вниз. Когда-то она определялась отношением к Богу – «всё оттуда». Потом Бога заменил «Разум». Потом открыли, что «зряче только сердце». А в XX веке это сердце безнадёжно сползло в штаны. Генри Миллер, Буковски, Уэлш и Берроуз стали считаться классиками. Филип Рот и Борис Носик – рукоподаваемыми авторами «добротной прозы». «Лолита» заняла в картине мира образованной мещаночки то же место, которое занимали прежде «Вешние воды».
     Л. Пирогов. Проза верхнего низа-2. Литературная Газета, 30 (6182), 23-29.07.2008, с. 5

   – «Она описывает последовательное чередование «интроверсивных» и «экстраверсивных» эпох в искусстве» – ну, это просто закон диалектики, выведенный стариком Гегелем.

      Как работает «закон зеркала»

    «Что человек несет в подсознании окружающему миру, то обратно и получает. Это один из важнейших законов энергетики.
     Каждый человек — это центр, а люди, окружающие нас, — зеркала, в которые мы всматриваемся. Мы смотрим на других и говорим: этот — жадный, тот — подлый, а вот этот — завистливый. Верный знак: эти же качества присутствуют в тебе. Убираешь их в себе — и у окружающих они исчезают.
   Вселенная, по «закону зеркал», через людей показывает, какие мы есть на самом деле. Если подсознательно несете любовь — в ответ получите любовь, если агрессию — получите агрессию. Известна теория: не убийца выбирает жертву, а жертва выбирает убийцу. Один проходит мимо, и его никто не трогает, а другой как будто собирает всю внешнюю агрессию извне.»
     Л. Столяренко. Недостатки любви восполняются хамством. Новая газета, №1 (644), 11–14.01.2001, с. 10

    – Во как получается: ходит-бродит по земле нечто двуногое, которому ну очень нравится обвинять кого-то другого в подлости, чём-то там ещё, а оказывается оно само носит подлость в своей гнилой душе. Впрочем, там и нет никакой души-то. Как там поётся: «Душа – это нет, какое вам дело»…

     «Литература, называемая плохой, массовой, бульварной, понятна всем и читается многими. Думаю, что основной секрет её успеха – в предсказуемости. На бульварном романе мозги отдыхают, ибо он не ставит «вечных» вопросов, а сразу даёт точные житейские указания: это делай, этого не делай, будь как хороший Петя, а не как плохой Вася – и добьёшся успеха, денег, любви. Однако рискну утверждать, что именно по такой литературе легче всего определить ценности и моральные нормы общества, в недрах которого она рождается. Мало того, стоит эти ценностям и нормам немного измениться – и бульварные романы стремительно устаревают.
   Литература, называемая плохой, массовой, бульварной обычно строится на штампах. Положительный и отрицательный герои имеют каждый свою, строго определённую линию поведения, черты характера, внешность, наконец. Обязательна авантюрная интрига и любовная история, хороший конец и воздаяние по заслугам. Собственно, положительный её герой – обобщённое представление о современном идеале, отрицательный – обобщённый образ врага.»
     Т. Кравченко. Так называемая литература. Каждое время имеет те романы, которые заслуживает. Литературная Газета, №18 (5446), 5.05.1993, с. 4

     –Здесь уже есть одно сообщение о псевдолитературе, это – уже второе. Любопытно, что дальше в статье, из которой взяты эти два абзаца, говорится, что пока еще (на 1992 год), настоящие бульварные романы эпохи неокапитализма ещё не появились – мало времени прошло с момента его проникновения в нашу страну, не успели написать…

   «А рядом можно назвать повесть «Луиза» о жизни бездомной кошки тринадцатилетней (!) Евгении Сёминой из города Новотроицка Оренбургской области. Повестушка маленькая, бесхитростная, но, что называется, «выстроенная», отмеченная пристальностью взгляда на мир глазами девочки, выросшей в «маленьком пыльном городке», где «однообразные пятиэтажные дома, зияющие дырами подъездов, сломанные скамейки, блёклая зелень». И с интересом воспринимаешь информацию, что, оказывается, в активе юного автора есть ещё повесть о самых любимых животных – лошадях и… роман о некоей девушке-драконе.»
     И. Фоняков. Ресурсы доброты. Литературная Газета, №30 (6182), 23-29.07.2008, с. 5

     Немецкая рента дяди Миши
     Из всех «немецких» россиян самый знаменитый — некто дядя Миша, личность легендарная и чрезвычайно популярная в среде эмигрантов. Шестидесятилетний Михаил Львович всю свою сознательную жизнь держал подпольный цех по изготовлению колхозных досок почета и прочей социалистической агитации, но началась перестройка и продукцию прекратили заказывать. Деньги иссякли, но дядя Миша унывать не собирался. Десять лет назад он, взяв свою супругу Инну Моисеевну, двинул в Западную Германию. Оформлялся как «угнетенный» еврей.
    Став эмигрантом, пострадавшим от «реакционного режима», он зарегистрировался в Нижней Саксонии и стал получать там пособие в размере 900 марок (500 — на себя и 400 — на жену). Через месяц он таким же образом оформил отношения и с другим районом Германии — Баварией, где ему тоже стали ежемесячно выплачивать по 900 марок, а чуть позже от дяди Миши пострадала третья провинция Германии. Кроме того, Михаил Львович в каждой провинции получил по социальной (бесплатной) квартире для проживания.
    Дяде Мише крупно повезло, так как десять лет назад немецкие земли (провинции) не имели общей компьютерной базы по эмигрантам, а когда эта база была установлена, к дяде Мише настолько привыкли, что воспринимали и воспринимают сейчас как трех совершенно разных людей, у которых совпадают имена и фамилии. Немцам сейчас не до проверок — эмигранты прибывают пачками.
  Что сделал «гениальный» дядя Миша далее? Он нелегально сдал в аренду свои три квартиры российским туристическим фирмам, оформил доверенность на получение всех своих пособий на одного надежного эмигранта и преспокойненько укатил в свою скромную пятикомнатную квартирку в центре Москвы, где и проживает в настоящее время.
     Раз в три месяца Михаил Львович приезжает в Ганновер, где ему вручают накопившиеся пособия из трех провинций и арендную плату за три квартиры, что в общем составляет около 15 тысяч марок.
    Я встретился с дядей Мишей и его женой как раз во время посещения ими Ганновера. После пятой кружки крепкого пива Михаил Львович сказал мне:
    — Юноша! Вы ничего не понимаете в этой жизни. Это потрясающая хохма — я всю жизнь горбатился на КПСС, а пенсион мне выплачивает немецкое правительство! Конечно, меня могут в любой момент одеть в наручники, но за такое количество немецких марок я готов рисковать своей лысой головой. Учтите главное, я не таскаю лифчики из магазинов, как это делают другие эмигранты, моя афера на порядок выше. Недаром всю жизнь я считал себя интеллигентным человеком. Учитесь, юноша!»
     О. Лурье. Контрибуция по-новорусски. Как живут в Германии эмигранты из СНГ. Новая газета, №66 (634), 23-26.11.2000, с. 16

С форума «Литературной Газеты»:

   «За последние годы люди у нас в целом стали хуже, ибо нынешняя окружающая, так сказать, среда стимулирует самые худшие качества в человеке... Отсюда-то и ностальгия по славным советским временам...»
     Лена М.

     «А я думаю, что многие ностальгируют по тем отношениям между людьми, которые были тогда. По словам моих родителей, социализм требовал от людей становиться лучше, а сейчас если ты подлец – это твоё личное дело. Если богатый подлец – тебе повезло, и ты умеешь жить. Вот взять хотя бы учёбу. Мама и папа учились в ЛГУ – учиться хорошо считалось заслугой, сейчас ботаников презирают. Если не дай Бог, ты идёшь в библиотеку за литературой для реферата или курсовика, а не качаешь его из Инета – ты просто лох. Если делаешь расчётки сам, сам паришься над чертежами, а не покупаешь их у «специалистов», значит, у тебя нет бабла, ты опять же лох. О колбасе и нехватке хлеба и правах человека, по-моему, кричат те, кто не хотел делать над собой усилий, бороться со своими эгоизмом, ленью, высокомерием и т.д. Какие там у Достоевского поучения старца Зосимы? «Понимая свободу как приумножение и скорое утоление потребностей, искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок. Живут лишь для зависти друг другу, для плотоугодия и чванства. Иметь обеды, выезды, экипажи, чины и рабов-прислужников считается уже такой необходимостью, для которой жертвуют даже жизнью, честью и человеколюбием...»
     Маша

    Права Маша, я вспоминаю не «сытое прошлое», не «ушедшую молодость». Я с упоением смотрю наши советские фильмы, даже откровенно слабые, потому что они наполнены светом добра, светом любви к людям, уважением (более того, восхищением) к народу, гордостью за его великие подвиги. Они насыщены культом честности и высокой морали, они дают людям надежду душевного взлёта. Да, реальность была проще, примитивнее, но здоровые силы страны изо всех сил тянули нас к свету, к добру, к взаимному уважению, к красивой речи, к чистым, немеркантильным отношениям и поступкам. Да, в итоге всё закончилось позором перестройки и ельцинизма, дичайшим предательством, закончилось тем, что я, атеист, не вижу более иных, сдерживающих людской беспредел сил, кроме православной церкви, против которой я хоть и не боролся, но которая не вызывала у меня тогда уважения. Потому что она действительно не вписывалась в тогдашнюю мировоззренческую систему. Потому что была, как оказалось – тщетная, надежда на бескорыстие людей, была тщетная надежда на глубоко осознанную жертвенность. Были заблуждения относительно моральных качеств «элиты». Был энтузиазм студенческих стройотрядов и честный труд на рабочем месте.
     Валерий
     Лгущая ностальгия-2. Литературная Газета, №31 (6131), 1-7.08.2007, с. 14

  «В конце концов интеллигенция получила в 1917 году «полигон» в виде всей страны для своих экспериментов. И попыталась создать общество, в котором все служили бы друг другу, удовлетворяясь необходимым материальным минимумом. Но потерпела сокрушительное поражение.»
     А. Яковлев. Чтобы выпрямить, нужно перегнуть. Чернышевский задал один из главных русских вопросов. Литературная Газета, №30 (6182), 23-29.07.2008, с. 6