Кто такие мироносицы я узнал 25 лет назад. Рассказ о них написал. Повторю его сегодня, накануне праздника.
Почитайте, если пожелаете, тем паче, что фото мироносиц вы, друзья, еще не видели. Посмотрите.

В епархию меня вызвали сразу же после Богоявления. Зима 1990 года была холодной и снежной. Первый утренний пассажирский автобус до областного центра выходил лишь только тогда, когда шахтные трактора расчистят дорогу.
Владыка об этом, конечно, знал, но вызвал…
Значит, что-то срочное.
Отслужил я к тому времени после рукоположения, аккурат, два месяца, с небольшим хвостиком. Только первые буквы богослужебной практики освоил, да пару литургий самостоятельно осилил.
Призыв священнический в конце 80-х — начале 90-х оригинальный был. Приходы по епархиям открывались десятками, а священства подготовленного не было. Три семинарии на весь СССР чуть больше пятидесяти подготовленных к священству воспитанников в год выпускали, а у дверей каждой епархии многочисленная очередь ходоков из городов и весей: «Дайте священника!».
Поэтому и готовили священство по принципу «взлет-посадка». И ведь управил Господь: большинство, в тех непростых годах рукоположенных, добрыми пастырями стали, хотя и исключения были. Священническое служение свои искушения и преткновения имеет. Светскому человеку часто и не понять их.

                                                

Одной из таких проблем были сельские храмы, где прихожане сами порушенную церковь восстанавливали или новую строили, а затем «с позиции силы» к правящему архиерею ехали.
— Владыка, давай батюшку, храм пустой стоит и в совете по делам религий мы уже все документы выправили. Не дело, церковь есть, а службы нет.
Сидя в холодном автобусе, не быстро пробирающимся через снежные заносы, я догадывался: перевести меня хотят. Вот только куда?
В городе я был третьим священником. Есть кому подсказать, показать и научить, да и диакон с регентом наличествовали. Даже если ошибешься – поправят. Общем, служи не тужи, ума разума набирайся.
Естественно, даже перспектива настоятельского ранга на селе особо не радовала и откровенно страшила.

Предчувствие не обмануло. Не успел зайти в кабинет архиерейский и благословение у епископа взять, как тут же секретарь епархиальный бумажку мне с Указом: «назначаетесь на настоятельское служение в Свято-Духов храм села Ребриково».
Пока соображал, где это Ребриково находится и что там за приход, владыка мне напутственное слово сказал, отеческое наставление дал и с настоятельским чином поздравил.
На все мои возражения, что, мол, не готов, не умею и не смогу ответ был один:
— Там приход хороший, староста силен, книги служебные есть и бабули службу знают.

                      

— Владыка, — нашел я последний аргумент, так мне говорили, что в Ребриково новый храм, его еще строить и строить, а какой я строитель?
Аргумент не сработал. Епископ был непреклонен.
— Без тебя церковь достроят, ты служи.
И благословил, на «подвиги» настоятельские.

В храме не было полов, и по земле кружилась поземка. Крыша присутствовала, но без кровли. По стропилам рубероид положили, а где его не хватило, шахтным вентиляционным брезентом небо холодное прикрыли. Алтарь был уже почти «готов». В нем настланы полы, а также наличествовали престол, жертвенник, пономарский стол и иконостас. Престол с жертвенником выглядели почти «канонично», а пономарский стол недавно исполнял кухонные обязанности в чьей-то хате. Более всего впечатлял иконостас: три простыни натянутые на алюминиевой проволоке, причем средняя из них с разрезом по середине именовались Царскими вратами. На простынях, то бишь на иконостасной перегородке, были булавками приколоты бумажные иконы.
Эту картину внутреннего убранства я видимо рассматривал со столь трагическим выражением лица, что суетящийся рядом староста даже прекратил рассказывать о дальнейших планах строительства и начал меня уговаривать «трошки» потерпеть.
Мне не хотелось терпеть ни минуты…
Да как же тут служить! – кричало все внутри.

                                          

Сзади хлопнула дверь. Обернулся. В валенках, теплом ватнике, закутанная в большой пуховый платок, вся в снегу и инее, вошла пожилая женщина. За собой она тащила санки, груженные чем-то тяжелым.
— Зоя! Я же тебе сказал, что на санях приеду и заберу! Чего ты надрываешься? – сокрушенно спросил староста, и добавил, уже ко мне обращаясь:
— Вот, батюшка, в соседнем селе живет и по такому морозу и снегу на санках кирпич за два километра возит.
— Какой кирпич? – не понял я.
— Да старую пристройку у нас в хате разобрали, а кирпич остался, вот и вожу. Глядишь, и хватит на столбики для пола – ответила уже Зоя, и добавила:
— Благословите, батюшка.
Я молча смотрел на санки. На них было двенадцать кирпичей. Больше просто не вмещалось. Как не вмещалось и у меня в сознании то, что делала эта женщина, и что заставило ее по балкам, снегу, в метель тащить этот груз.

                            

Пока складывал в голове мысли, зашла вторая заснеженная прихожанка, с мешком в руках. Поздоровалась, благословения попросила, и вытащила из мешка валенки.
— Это, тебе, отец Лександра. Замерзнешь ты завтра на службе в ботиночках своих.
Первую литургию служил на следующий день. Вместе с утреней. В холодном храме было человек семьдесят. Почти все исповедовались и причащались. Когда причастил народ и на престол потир ставил, рука не хотела разгибаться. Замерзла. И не мудрено, в храме градусов десять мороза. Чуть не заплакал.
Вышел из алтаря, а меня бабушки окружили, чтобы спасибо сказать и уговорить:
— Ты, батюшка, не горюй. Сретение скоро, а там тепло, весна. Достроим мы церкву. Не бросай только нас…
И каждая к себе домой приглашает. Отобедать, да согреться.
Вот тогда и дошло до меня, священника молодого, да неопытного, что такое жены-мироносицы. По Евангелию я знал, кто это такие, а вот, что наяву с ними познакомлюсь, никогда не предполагал.

                                    

          

Не часто на исповеди говорят: я безобразно растранжириваю свое время.
Недавно сказали. Удивился. Но не задумался.
В тот же день, когда в данном грехе признались, листаю Оптинский календарь на этот год и сразу, получаю:
«Время должно распределять так, как хороший хозяин распределяет каждую монету – какая для чего. Каждая имеет у него свое назначение» (прп. Севастиан Карагандинский)

Практически сразу после календаря пишу свою размышлизму насчет русской классической литературы. В комментариях мне заявляют, что времени на классику нет.
Тут еще отец Андрей Ткачев открывается на Православии.РУ именно на фразе:
«Железо сильнее плоти, а время сильней железа. Но вечность сильнее времени, а человек будет-таки жить вечно».
В заключении быстротечного путешествия по времени дежурная по храму выдает сентенцию, что раньше от Рождества до Покрова время было больше, чем теперь.

Совпадений и случайностей, как известно, не бывает, отмахнуться от столь настырного указания, что пора чего-нибудь написать о времени и его свойствах, а также об отличии православного времени от времен иных вероисповеданий никак нельзя, тем паче, что на территории республики, где ныне живу, отсутствует временной пояс. Вернее пояс де юре есть и все компьютеры, телефоны, айпады и прочии смартфоны по нему самостоятельно настраиваются. Но де факто, пояса нет. Так как мы «оттуда» ушли, а «сюда» нас не берут. Временной проем определился.

Естественно, после столь массированных указаний темы, возникает предо мною несколько архи-заманчивых проектов:
- сочинить проповедь о быстро текучести времени и необходимости его правильного использования;
- написать эссе с философским уклоном на тему: куда время девается;
- придумать художественное повествование, можно с юмором, с нравственными выкладками, о временных транжирах;
- посмотреть фильм давних годов развитых пятилеток «Сказка о потерянном времени».

Пока выбирал, прикидывал и рассчитывал, время шло…
Оно и подсказало: а не посмотреть ли тебе, раб Божий, что о времени Библия глаголет.
Сказано – сделано.
Поисковик выдал 499 предложений со словом «время». Решил ограничиться Новым Заветом. Здесь всего 127 ссылок.
И первая же прочитанная все проблемы решила:
«Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере» (Гал.6:10)

     

В уже далеком 1994 году Владислав Листьев в телепередаче «Час пик» спросил у тогдашнего главы Издательского отдела Московской Патриархии митрополита Питирима (Нечаева), читает ли он мирскую литературу? На утвердительный ответ, Листьев поинтересовался, что именно нравится владыке и тут же получил ответ – Чехов.
Должно сказать, что в начале 90-х, любое появление на телеканалах представителя Церкви было не только внове, но и вызывало большой резонанс, так как о том, кто такие служители Церкви знали лишь по советскому атеистическому шаблону или по слухам, которые, как известно, имеют свойство обрастать выдумками и откровенной ложью.
И, вдруг, оказывается, что те, кто в рясах, читают не только Библию на непонятном языке, молятся и бьют поклоны, но и ориентируется в культуре своего народа, в которой русская классическая литература занимает одно из главных мест.

К чему вспоминается этот диалог убиенного ведущего и уже почившего митрополита? Да все из-за того, что раз за разом в диалогах с верующими, как на приходах, так и в православном сегменте пронизывающего весь мир интернета, вспыхивают споры и дискуссии: насколько позволительно и надобно знать верующему литературное наследие наших предков и, прежде всего, русских классиков? Может быть, вполне достаточно святого Писания, трудов святых Отцов и агиографического наследия, то бишь житий святых и подвижников благочестия?

И если на приходе беседы на эту тему вести проще, да и преимущество все же у священника не только по должности и сану, но и по возможности включать в свои проповеди конкретные примеры из данного наследия, то во всемирной сети и переписке намного сложнее. Казалось бы, разговариваешь с вполне вменяемым, искренне верующим и образованным собеседником, а итог плачевен. Категоричное:
- Священник не имеет права читать мирскую художественную литературу! Достаточно Писания и Предания!

С болью вспоминаю дискуссию, года два-три назад, по ответам священнослужителей на вопрос портала «Православие и Мир». Вопрос звучал так: «Чтобы Вы порекомендовали прочесть из художественных книг в дни Великого поста?»
К консенсусу прийти не удалось, компромисс был, насколько помнится, лишь на книги Шмелева.
Анафеме противников, конечно, не предавали, но «банили» и критике разгромной предавали горячо и жестко.

Вновь и вновь этот вопрос повторяется и обсуждается. Причем в аргументах практически никогда не встречается то, что вся литература наша церковное, то бишь православное зачало имеет. Беря в руку книгу, вполне достойно вспомнить тех, кто дал нам славянскую азбуку, то есть сделал нас «грамотными» в изначальном понимании этого слова, как не грех будет поблагодарить наших же летописцев, от которых пошла русская книга.

Прежде чем стенать по поводу того, что среди нынешних книжных развалов много откровенно греховных, смущающих и искушающих произведений, надобно все же вспомнить, что голова нам для мысли предназначена, что ты человек, образ и подобие Божие, только тогда, когда выбирать умеешь. Именно православная вера дает нам уроки, наставления и примеры, как этот выбор совершить. И первый, критерий выбора Сам Господь указал: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь» (Матф. 7:3). Мы же, зная эти слова, видим в светской литературе лишь грехи писательские, рассуждаем об их философских и житейских ошибках, совершенно забывая, что и сами когда-то, да и сейчас, частенько, попадаем в пропасти темные.

Позволю себе процитировать не столь давно представшего пред Богом российского ученого, литературоведа, профессора МДА М.М. Дунаева:
«Православие устанавливает единственно истинную точку зрения на жизнь, и эту точку зрения усваивает (не всегда в полноте) русская литература в качестве основной идеи, становясь таким образом православной по своему духу. Православная литература учит православному воззрению на человека, устанавливает правильный взгляд на внутренний мир человека, определяет важнейший критерий оценки внутреннего бытия человека: смирение.
Вот почему новая русская литература (вслед за древнерусской) задачу свою и смысл существования видела в возжигании и поддерживании духовного огня в сердцах человеческих. Вот откуда идет и признание совести мерилом всех жизненных ценностей. Своё творчество русские писатели сознавали как служение пророческое (чего католическая и протестантская Европа не знала). Отношение к деятелям литературы как к духовидцам, прорицателям сохранилось в русском сознании до сих пор, хотя и приглушенно».

Так какая же литература «возжигает и поддерживает духовный огонь» в наших сердцах?
Прежде всего, русская классика, начиная от былин и заканчивая новопреставленным Распутиным.

Где можно найти пример преображения душе человеческой от страстей юности к пониманию и воспеванию веры? В творчестве Пушкина. Он одним своим стихом «Отцы пустынники и жены непорочны» да и поэтическим письмом к святителю Филарету все свои грехи молодости искупил.

Или «Мертвые души» Николая Гоголя. Где, как не в этой поэме в прозе так красочно, подробно, толково и со всеми нюансами показан весь перечень так называемых «смертных грехов»? Эта книга своего рода практическое наставление о том, каким не следует быть. Нападая на гоголевский «Вий» и прочие рассказы о нечисти всяческой (кстати, довольно симпатичной), посмотрите на его духовную прозу, которая у этой же нечисти, в человеческом обличье, столь сильное раздражение вызывает.

Великий и непревзойденный Антон Чехов. Рассказы, где доброта вкупе с душевностью или побеждает (что чаще), или плачет о том, что их забыли. В коротких повествованиях – правдивое сочетание слабости силы человека.

Печально, когда Достоевского пытаются оценивать через призму его неупорядоченной жизни и страстью к азартным играм. Божий талант в его повестях и романах преумножается, а падения и грехи…
Брось в Федора Михайловича камень тот у кого их не наблюдается.

И Толстых читать позволительно и нужно. Всех. Даже Льва. «Войну и мир» и многие повести, вкупе с «Севастопольскими рассказами» по мастерству, широте сюжета, исторической, нравственной и философской ценности никто не превзошел. Оценивать творчество этого великого писателя за его отлучение от Церкви - верх неразумности. Лучше уразуметь, что Лев Николаевич, в конце своей жизни, попытавшись из Бога Христа сделать Христа человека, забыл, что еще апостол предупреждал, что «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет.5:8).

Многие из тех, кто доказывает вредность и ненужность для православного светской литературы, в том числе и классической, задает банальный вопрос: «Как я могу читать эту книжку, если там ни слова о Боге?». Но ведь в книге «Песня Песней» тоже ни разу слово Бог не встречается, а она включена в Библию!

Описание красоты природы и человека, благородных дел и поступков, защиты обиженных и Отечества, разве не заставляют вспомнить знаменитое «Вся премудростию сотворил еси»?
------------
Безусловно, надобно уметь выбирать полезное и нужное. Отличать доброе от плохого. Но для этого и разумение нам Господь дал. Критерий выбора лично для меня ясен: Любая книга, где человек определен в вечности, где есть понимание добра и зла, где сострадание, милосердие и любовь главенствуют, вполне приемлема для нашего чтения. И на первом месте – это русская классика.

Так что не будем уподобляться грибоедовскому Скалозубу.

PS. Кроме классики, настоятельно рекомендую книги из серии «ЖЗЛ». В последние годы там выпущено уже почти два десятка прекрасных работ о наших святых и подвижниках благочестия. Написаны эти книги, в большинстве своем, православными авторами.

      

Из варяг в греки с войском ходили тысячу лет назад. Как же без войска то? На чужое добро всегда охотники найдутся. И что удивительно, ведь доходили же от холодной Балтики до солнечной и теплой Эллады. Разбойников разгоняли, пороги и реки преодолевали, ненастье терпели, княжеских таможенников ублажали, но, в конце концов, все препоны побеждали, радость себе и людям приносили. Торговля дело радостное, что для купца-продавца, что для покупателя
К товару богатому и денежному, и нынче внимание особенное: на каждом значимом перекрестке – блокпосты, а с высоток и курганов с обеих сторон убивающие стволы выглядывают, да стекла биноклей и оптических прицелов мелькают. Одно лишь отличие, не варягов ждут с пенькой, кожей, медом и мехами, и не греков дожидаются с оливками, пряностями и шелками. Иное в цене пребывает и не язычники с христианами на дорогах враждебно встречаются. Все сплошь Троицу исповедуют, к Христу и Богородице обращаются, крестики на шее имеют, и иконы во внутреннем кармане обязательный атрибут тех, кто друг друга через прицел рассматривает.

Понять разбойников охотившихся за караванами все же можно. Человеческим хотениям и желаниям предела не существует, всегда большего хочется, а возможностей праведно свою «хочу» удовлетворить, постоянно не хватает. Принцип «по одежке протягивай ножки» не срабатывает, потому что ежедневно пред глазами разнообразное, в красивых обложках и привлекательной соблазнительной упаковке, кричащее предложения: «Возьми!», «Пользуйся!», «Только для тебя!».
Но как понять тех, кто жили практически одинаково, говорили на похожем языке, в одну церковь ходили, а теперь стреляют друг в друга при невыполнения требования уйти с чемоданом на вокзал, и уехать из родной хаты?
- Посказылыся уси – говорит мне старенькая прихожанка. И действительно, вчера вместе «Знов зозулі голос чути в лісі, ластівки гніздечко звили в стрісі» распевали, друг ко другу в гости, да на отдых и экскурсии ездили, а нынче? Крик, брань, непонимание, а для аргументов батальоны, танки, пушки.
И самое главное – поиск вражины, которая все это развязала.
Неужели, как и десять веков назад, чтобы к первопечатнику Ивану Федорову во Львов съездить, по примеру древних торговцев, войско с собой надо брать?

И ведь можно по-иному. Как? Да вот пример недавний.
В начале этого месяца мост через Донец Северский вместе ВСУ с ЛНР восстанавливали, который до этого сами благополучно и разрушили. И ничего, получалось ни драться, ни ругаться, как мне рассказали, даже перекуривали вместе.
Так, может быть не винить друг друга, а в себе разобраться? Понять надобно, что никому эта война не нужна, что в куклы мы превратились, которыми Карабасы-Барабасы с плетками управляют.
Лучше товары друг ко другу возить, «Черемшину» вместе петь, а не в прицел «укропов» и «сепаров» разглядывать.
Правильно недавно преосвященный сказал: «Наши со своими воюют».

Вот и вспоминается Александр Сергеевич:

Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
………………………
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...

Протоиерей Александр Авдюгин о языке, исповеди и церковной жизни

 

    

 

Последние годы я все чаще замечаю, насколько же трудно моим прихожанам говорить, то есть выражать свои мысли и понимать обращенную к ним речь. Общаюсь с ними — и ловлю себя на том, что просто не понимаю, о чем это они.

Наверняка мои собеседники видят в такие моменты мой недоуменный взгляд, а уж их недоуменные взгляды в мою сторону — дело обыденное. Казалось бы, мне проще — какой-никакой пастырский опыт есть, да и стараюсь дифференцированно подходить к каждому, исходя из уровня подготовки прихожанина, его ума и сообразительности… но вот понять сразу четко и определенно, что же мне хотят сказать, получается не сразу.

 

/p>

А ведь так было не всегда. Я прекрасно помню рассказы и исповеди сельских бабушек в те годы, когда Православие только возрождалось. Это те самые прихожанки, которые хранили веру в самые глухие годы, которые приходили молиться к закрытому храму, а когда храм сносили — читали на развалинах акафисты. И я, только-только рукоположенный тогда в иерейский сан, восхищался образностью, глубиной, а часто и красотой речи прихожанок. В ней не было так называемых «церковных стандартных формул», столь ныне распространившихся. Никто не говорил что-то вроде «меня, батюшка, искушают» или «согрешил вольно и невольно». Был просто сокрушенный рассказ о собственных падениях, иногда столь яркий, что картинка сама рисовалась, и ответить было проще, если вопрос возникал.

Теперь все иначе.

На исповеди — сухость, обобщенность, а иногда и просто зазубренность очередной брошюры с перечнем всех мыслимых и немыслимых грехов. Просто в беседе — неумение изложить суть проблемы или даже просьбы.

Эта сложность возникает не только от бедности словарного запаса — есть и другая причина. Почему-то принято считать, что беседа с священником должна вестись особым порядком, так называемым «церковным языком». И вот слышишь то речь настолько елейную, что потом хочется c каким-нибудь хулиганом пообщаться, то сухие обобщения с такими богословскими изысками, что экзамены по догматике как песня вспоминаются. Но ведь его нет — какого-то особого церковного языка общения!

А вот что точно есть, так это связь между речью христианина и его внутренним состоянием, пониманием и истин веры, и себя самого. Но связь эта опосредованная — через чтение.

Я не могу себе представить духовную жизнь без духовной литературы. Нельзя нынче исповедовать Православие и при этом не любить духовную книгу. Мне трудно служить и общаться со священником, у которого дома нет библиотеки, который решил, что семинарского образования вполне достаточно, проповедь которого состоит из стандартных, из года в год повторяемых речевых оборотов. Аналогично и с прихожанами.

Читающий — станет говорящим и даже при скромности, замкнутости и стыдливости сможет охарактеризовать проблему, задать вопрос или разъяснить ситуацию.

В противном же случае речевая бедность может сильно осложнить человеку его духовную жизнь. Прежде всего она мешает ему исповедоваться. И не в том дело, что он сознательно что-то утаивает, а просто не может внятно высказать свою мысль. Это и для священника создает трудности, ведь если человека не понимаешь, то как найти именно те слова, которые сейчас ему необходимы? Одно дело, когда исповедник просто перечислил свои грехи и заверил, что раскаивается в них, и совсем другое, когда он вообще не может охарактеризовать свой грех. Исповедь — она ведь двояка: не только констатация греха, но и нахождение пути к его преодолению. А как найти этот путь? Только в разговоре исповедника со священником, когда оба друг друга понимают.

Но не только в исповеди дело. Вот представьте, начинает человек в кругу своих близких, знакомых свидетельствовать о вере, но не может найти подходящих слов, не может внятно изложить свою позицию. Что происходит дальше? Нередко он начинает возмущаться, обвинять окружающих — и становится типичным «рассерженным православным».

Кстати, такие конфликты из-за неумения донести свою мысль бывают не только между верующими и неверующими. Среди верующих, воцерковленных людей такое тоже случается. К примеру, больше двух лет у нас на приходе было «противостояние» верующей мамы и верующей дочери. Все попытки их примирить оставались безуспешными. Пришлось идти к нашему «православному аксакалу», старейшему батюшке в епархии, мудрости искать. Совет был абсолютно не­ожиданным: «Они не понимают друг друга. Сходи к ним в гости и поговори в домашней обстановке». Не хочу сказать, что мир и благополучие на веки вечные в этом семействе воцарились, но стало ясно и понятно, что и мать, и дочь просто об одном и том же говорили на разных языках.

Само собой, возникает вопрос: что делать? Вот осознал христианин, что речь его бедна и что это создает ему проблемы — а что дальше? Как бороться? Прежде всего это, разумеется, молитва. Причем молиться нужно правильно — не только в смысле правильного произношения, певучести и придыхания. Главное — в том, чтобы вдумываться в каждое слово. Но кроме молитвы нужно еще и книжки читать, причем не только духовные, с грифом Издательского совета, но и светскую литературу. И традиционную классику, и ту, что можно назвать классикой современной. Поверьте, она есть.

 

Протоиерей Александр Авдюгин

Фома.Ru

24 марта 2015 г.

         

Слов и поучений о Кресте великое множество. Да и не удивительно. Крестом крещаемся, с Крестом стараемся жить и, даст Бог, под Крест положат.
Да и как иначе? Орудие спасения.

Сколько бы не говорили о Кресте, какие бы гомилетические подборки не составляли - все едино, во всей полноте не скажешь и словом не отобразишь.
Так лишь, штрихи и намеки.

Есть иное: храмовая служба Кресту Господнему и твой собственный нательный крестик.
Слава Богу, что службы служить мне Господь благословил и крестик я ношу.
Вот он, на фото.
Старенький уже, потертый и с резьбой слабо различимой.
Но менять не собираюсь.
Знаете почему?
Оттого, что мне в далеком 1991-ом, в Оптиной пустыни, вырезал и подарил его инок Ферапонт (Пушкарев).
Пройдет всего три года и на Пасху 1993 он будет зверски убит вместе с иноком Трофимом и иеромонахом Василием.
Как праздник с Крестом связан, так и вспоминается.

С Крестопоклонной неделей друзья!

http://www.pravoslavie.ru/put/77627.htm

Есть в днях Великого поста особенности, которые повторяются из года в год, сколько бы ни совершенствовались мы в вере. Естественно, что человеку, духовно опытному и уже не впервые приступающему к святой Четыредесятнице, они знакомы и преодолеваются проще и спокойнее. Иногда даже ожидаешь, когда же и в этот пост придет знаменитый упрек самому себе:

– Опять ничего не получается… Каким был – таким и остался!

 

/www.pravoslavie.ru/sas/image/video/zoom.gif" target="_blank">http://www.pravoslavie.ru/sas/image/video/zoom.gif) no-repeat;" title="">

Если действительно подходишь к времени весеннего покаяния серьезно и целенаправленно – как к делу серьезному и сложному, то претензии к себе любимому обязательно будут.

Отчего так происходит? Почему повторяется?

Причины, как понимаю две.

Так уж устроен человек, что сколь бы правильно мы ни понимали знаменитое: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи Ему о своих планах!», но планировкой своих завтрашних и послезавтрашних действий он все равно занимаемся. Да иначе и быть не должно – думать о грядущем дне надобно, но только с одним условием: с предварительной искренней уверенностью, что успешно будет лишь то начинание, то дело, которое Бог благословит.

В годы своего «молодого» священства я удивлялся словам многоопытного и убеленного сединами настоятеля кафедрального собора, который после отпуста, объявляя расписание ближайших служб, предварял свои слова вступлением: «Если Бог благословит, то службы будут совершаться…». Эти слова казались странными, тем более что в притворе было вывешено расписание богослужений на месяц вперед.

Все наши попечения и заботы должны быть проникнуты духом надежды на Отца Небесного

Нужно время, чтобы понять, что если наши заботы и дела не проникнуты прежде всего надеждой и упованием на Бога, то даже добрые задумки и нужные решения могут не исполниться. Надежда лишь на свои силы, особенно в делах духовных, где камни преткновения возникают в самых неожиданных местах, – дело крайне опасное и по тропинке к гордыне ведущее. Или, если кратко, все наши попечения и заботы должны быть проникнуты духом надеждына Отца Небесного.

Как только мы забываем эту непреложную аксиому, сразу же начинаем противоречить Христу, сказавшему: «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний [сам] будет заботиться о своем: довольно для [каждого] дня своей заботы» (Матф. 6: 31–33).

Мы переоцениваем свои силы

Вторая причина неудавшихся постовых планов исходит из первой: мы переоцениваем свои силы. Результат такой переоценки приводит к печали, а то и к греховному унынию. Мы прекрасно знаем о «бременах неудобоносимых», но почему-то применяем это понятие лишь к другим.

Одинаковых людей нет: у каждого своя мера и духовного и физического здоровья, поэтому и постовые правила не могут быть всеобщими. Каждому – по его мере, а мера эта зависит от многих факторов. Помимо здоровья тут играют роль еще и необходимые житейские заботы, да и семьи у каждого далеко не одинаковы. Одно дело – жить в окружении тех, кто понимает нужность поста. И совершенно иное – пребывать там, где постный суп и долгие, частые отлучки в храм Божий вызывают раздражение, а то и протест. Ведь таких семей очень много. Частая молитва, соблюдение постовых правил – дело прекрасное и хорошее, но до той поры, пока они не приводят к вражде.

А ещё необходимо учитывать собственное здоровье и возраст. Для кого-то вечернее и утреннее правило с чтением нескольких глав Евангелия и кафизмы из Псалтири, с частым посещением храма Божия вполне посильны и даже радостны, а для иных это тяжело просто физически.

Дело в том, что душа не стареет, а вот силы убывают. И то, что в 30 было само собой разумеющимся, в 60 годков уже непосильно. Но ведь «постовое задание» мы даем по состоянию душевному, забывая о том, что мешок в 60 кг раньше был, как пушинка, а нынче и тридцатикилограммовый неподъемен.

Именно поэтому к определению своих постовых задач надо подходить дифференцировано, с учетом всего объективного и субъективного. А так как души у нас молоды всегда, то чтобы не взвалить на себя больше, чем можем, нужно обязательно определить меру поста со своим духовником. Иначе разочарование может наступить очень быстро. Слишком часто приходилось и приходится встречать тех, кто в беседе или на исповеди раздраженно заявляет, что «ничего не получается, поэтому и поститься не буду» или выискивает массу причин, действительных и мнимых, оправдывающих собственную духовную несостоятельность.

Грех и беда не в том, что «сорвался» и «нарушил», а в том, что заунывал, хотя это уныние обычно имеет две причины: ты начал пост без Божьего благословения и церковного совета.

Нарушил пост – исправься! Произошло греховное падение в дни поста – покайся! И Бог, видя исправление и покаяние, опять будет рядом, ведь Он и «намерения целует».

Вспомните, как преподобный Амвросий Оптинский советовал: «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится: только чуть одной точкой касается земли, а остальными непрестанно вверх стремится; а мы как заляжем на землю – и встать не можем».

Протоиерей Александр Авдюгин

2 марта 2015 года

                                                    

Мне завтра легко говорить проповедь. И готовиться не надобно. Торжество Православия для нас нынче не исторический праздник, не воспоминание VII Вселенского собора и не триумф иконопочитания (хотя вспомнить можно и нужно), а вполне объективная реальность.
Примеров предостаточно.

Вот, отец Владимир Гвоздецкий, в Новосветловке, храм непрошеными западными "вояками", практически полностью разрушенный, из руин уже поднял. Причем восстанавливать его на третий день (после того, как "освободители" побросав все майно военное и нижне-телесное убежали), сами прихожане начали. Дома свои разбитые оставляют, чтобы церковь восстановить.
Это разве не Торжество Православия?

В Луганске во временный храм прп. Сергия Радонежского, аккурат к окончанию литургии ракета с "освобожденной" территории прилетела. Насквозь потолок пробила, благо что не разорвалась. И что?
На следующий день на литургии те же, кто и вчера молился.
И это Торжество Православия!

В нашем богохранимом граде, летом, как по заказу обязательно к евхаристическому канону, к главному церковному Таинству, стекла в окнах и витражах от недалекой работы артиллерии ходуном ходить начинали, и что?
Никто не уходил! Более того, в самое тяжкое время, когда город опустел, когда не было связи и воды, когда не слышалось детского смеха, собирались и обходили город ходами крестными. Водители автобусов и немногочисленных автомобилей, которые до войны громогласно возмущались за препятствия нами на дороге во время крестных ходом чинимые, в военные июльские и августовские дни, останавливались, из машин выходили и крестным знамением себя осеняли, причем, некоторые на коленях.
Именно - Торжество Православия.

С ноября месяца езжу за лекарствами в Ростов и Азов. Деваться некуда. С запада поставки лишь альтернативные продуктам, пенсиям и лекарствам поступают, то бишь "Смерчи" всякие, "Грады" и прочие смерть несущие товары. 

Медикаментов уже привезли почти на полмиллиона рублей. Деньги идут со всех уголков России, из Казахстана, США, Новой Зеландии, Германии и т.д.
От православных деньги...
По крупице, по нескольку сотен рублей, но каждый день "кукует" смартфон о новых пожертвованиях.
И это тоже Торжество Православия!

Вот об этом и скажу завтра на проповеди.

С Торжеством, друзья!

        

Село, как, впрочем, и окрестные поселения, по балочке растянулось. Точно посередине, его рассекает трасса к областному центру. Можно разогнать машину километра за три до первых сельских хат и строений, и катиться с горки до самого центра, с магазином, памятником, клубом, школой и церковью. Дальше небольшая речушка, поросшая лозой с ивняком и вновь, вверх, на новый бугор.
Половина села в огородах да в «колхозе» (сколько не меняй форму собственности, все едино название) трудилась, хлеб насущный зарабатывая, другая же половина на недалекую шахту ездила, уголек рубать. Наглядный пример смычки крестьянства и рабочего класса. 

Мирное село, безобидное, но со всеми полагающимися и привычными деревенскими особенностями, то есть в обязательном порядке, есть авторитет, официальной властью не наделенный, но все по полочкам расставляющий и примиряющий; в наличии местный юродивый, которого все гонят, но почему-то кормят и одевают; в любой год имеется умеющий лечить «травник», а также творящая заговоры и снимающая сглазы «ведьма», которую даже недавно построенная церковь из обихода не вывела. Общем, все как положено и из века в век расставлено.

Как известно и исторически доказано, все беды к нам с запада приходят, начиная от коммунизма, нравственной грязи, называемой «демократическими ценностями» и заканчивая колорадским жуком. Вот и война эта, неожиданная и никому не нужная оттуда же притопала.
Не верили изначально сельчане, что такое вообще возможно. Даже когда грохотать вдали начало и земля под ногами подрагивать, а ночью стало видно зарево горящих полей, гнали они от себя мысль, что и на их подворья придет разорение и смерть. И лишь когда украинский самолет «по-хозяйски» в клочья разнес сельскую подстанцию, оставив пять окрестных сел без света, поняли, что беда близка.

Потянулись вереницы пожилых людей в дальние от дороги хутора, а молодежь с маленькими детьми, погрузив в легковые машины самый необходимый скарб, в Россию. В селе осталось пару сотен жителей, решивших «как Бог даст, так и будет».

В храме по вечерам – тихо. Горит лишь одна лампадка у распятия, а в левом углу, где стоит поминальный стол, как всегда скребется церковная мышь, которую отец Федор, после долгих попыток ее извести, признал приходской тварью и приказал «не чипать».
Так было всегда. 
Последние четыре года батюшка, каждый вечер объезжал на своей инвалидной коляске храм, прикладывался к иконам, наизусть вычитывая молитвы на сон грядущий. Дело в том, что он – почетный настоятель прихода, а службу правит и церковным хозяйством занимается уже молодой священник, воспитанник отца Федора. Годы служения у почетного настоятеля не простые были, многое пришлось за веру и верность претерпеть. На здоровье сказались времена, когда священника за человека не считали, издевались, да преследовали. Хотя и сегодня, правая рука у отца Федора, былую силу и крепость помнит, а вот левая, вкупе с ногой, работать и ходить отказали.
Горевал священник изначально, что литургию служить полноценно не может, да прихожане успокоили своей нескончаемой чередой к исповеди, да посоветоваться.
Все было бы к завершению жизненного пути отца Федора благополучно, размеренно и знакомо, да вот беда, война нагрянула. Устроил лукавый пляску в крае шахтерском, да не просто искушениями жизненными, а снарядами, бомбами, ракетами, блокпостами и рьяным озлоблением друг на друга. 
Никогда, даже в мыслях, батюшка не допускал, что возможно такое горе, а оно пришло. Сокрушался изначально священник: «Как же так, в войну родился и в войну помирать придется?», а затем смирился, понял, что и этот крест перенести надобно. Не искал отец Федор виноватых, молился лишь о умиротворении, да чтобы Бог вразумил и тех, и этих.
Даже когда снаряды над храмом курсировать начали, когда сыпались стекла с окон соседних хат и домов, когда минометная мина взорвалась в церковном дворе, ранив церковного сторожа, и в его большом селе остались только, сидящие по подвалам, старики и старухи, священник о мире Бога просил, да о погибших молитвы возносил. 
Вот и сегодня до обеда грохотало недалече, в стороне большой автотрассы. Затем стихло. Батюшка изначально даже приободрился немного, да вскоре понял, что не к добру эта тишина, когда с улицы ни звука. Даже собаки голоса не подавали и храмовая дверь за полдня так ни разу и не скрипнула.
- Господи, вот так к концу дней своих и узнаешь, что такое «зловещая тишина» и «давящая пустота», - подумал отец Федор, перекрестился да и поехал к себе келью, которая рядом с храмом в бывшей сторожке располагалась.
Не удалось священнику добраться до своего маленького домика. Гость помешал. Да еще какой! Таких на приходе отродясь не бывало.
Прямо у церковных ворот, прогрохотав гусеницами, подняв облако пыли, остановился военный бронетранспортёр с двумя белыми полосками на броне.
- Украинская армия – произнес про себя отец Федор, развернул коляску и покатил навстречу вылезавшему из военной черепахи офицеру. То, что это именно офицер, священник не сомневался, хотя на новых формах рассмотреть звездочки на погонах издали не возможно. Властность и начальственность сразу видна, да и немалые годы армейские себя выдают и манерой, и взглядом. Даже говорить ничего не надобно…
- И зачем же ты, воин, прикатил к храму на этой бесовской телеге? – начал с вопроса отец Федор и продолжил, - или свечку поставить, или молебен отслужить? Так в храм с оружием никак нельзя.
Офицер подошел к коляске священника и по-военному представился:
- Подполковник Сидорчук, - а затем сложил руки лодочкой, пригнув голову добавил, - благословите, батюшка.
Отец Федор, сменив суровость взгляда на более ему присущий, осенил подполковника крестным знамением, но вопросы задавать продолжил:
- Так чего на ночь глядя прикатил? Какая нужда?
- Так просьба у меня, батюшка, - смиренно ответил офицер, - очень серьезная просьба. Помощь ваша необходима.
- Тогда пошли в келью – ответил священник, - или в храме поговорим?
- В храме тяжко будет об этом говорить, пойдемте к вам, - ответил подполковник.
- В келью, так в келью. И чайка попьем, к разговору он всегда надобен.
Пока отец Федор готовил чай, подполковник рассказывал.
- Я, отче, командую батальоном, причем батальоном срочников. Пацаны одни, по 18-19 годков каждому. Не хочу сказать, что не обучены солдатики, но опыт боевой у них на нуле, да и жизни они еще не видели. Нам же приказано к границе выходить, а на пути три села, где ваши «сепары» стоят и, насколько мне известно, пропускать нас они не собираются.
Ты мне вот что скажи, - прервал офицера священник, - зачем вы вообще сюда пришли? Кто вас звал?
- У меня приказ, отче, я военный человек, присягу принимал, и приказ должен выполнять.
- А если тот, кто приказы отдает не в своем уме? – не унимался священник. – Если им лукавый правит? Это надо же свои своих убивать пришли…
Батюшка, - взмолился офицер, - давайте хоть с вами не будем политиков обсуждать. Тут иное, сегодняшнее и страшное намечается. Помогите! Политики уже натворили, пацанов спасать надобно. Ведь ваши сорокалетние мужики перещелкают их, как курчат. Они ведь местные. Каждый кустик знают и все овражки им знакомы, да и мотивация…
- Это так, - подумав, согласился священник.
- И чем же я помочь могу? Молитвой? Так молитвой приказ сатанинский вряд ли остановлю, тем паче исполнители уже начали его исполнять.
Подполковник встал из-за стола, повернулся к иконам, перекрестился, и смотря в глаза отцу Федору попросил:
- Отче, Христа ради, съездите сегодня к командиру местных военных, поговорите с ними. Пусть мое предложение обсудят.
- Какое предложение? – не понял священник.
- Вот карта, я здесь все обозначил. Мы повоюем пару дней, но в разные стороны, а потом… А затем, я найду способ увести батальон с этого района. Это уже мои проблемы.
Отец Федор долго молчал. Думал, насколько искренен его нынешний посетитель, но сердце подсказывало: честный человек пред ним. Но все же…
- Пойдем-ка служивый в храм, помолимся и решим – подвел итог разговору священник.
После молитвы позвонил батюшка своему молодому преемнику и поехали они в соседнее село к командиру местного ополчения…
* * *
Два дня грохотало в полях, балках и посадках. Военные лупили во всю мощь по юго-востоку, а «сепары» по северо-западу. Кроме расплодившихся этим военным летом зайцев, фазанов и кабанов никто не пострадал.
А подполковник слово сдержал.
Увел своих молоденьких солдат на третий день…

Давайте сразу определимся в понимании слова «Радоница». Корень слова рад, что означает«радование» и «радость». Вполне сочетаемо с этим словом и понятие «род». Не надобно искать здесь языческих откровений, на кладбище в дни Радоницы мы идем, прежде всего, к родственникам, то есть к тем, кто из нашего рода.

         Язычество в другом, общеизвестном, наблюдается. В частности, о ситуации начала XX века так говорится: «До настоящего времени в некоторых местах существует возмутительный обычай сопровождать послепасхальные поминовения усопших диким пьяным разгулом. <…> Всё Киевское приходское духовенство <…> увещевало прихожан оставить этот грешный обычай справлять чисто по-язычески пьянственную тризну на гробах своих усопших» (Булгаков С. В. Настольная книга священно-церковно-служителей).

За сто лет после данного указания мало, что изменилось. Поэтому первое нельзя, звучит так:

- поминать усопших водкой православному христианину в день их памяти – запрещено. Расхожее замечание, приписанное огорченными сарацинами и иудеями святому князю Владимиру Красное Солнышко, что «Веселие Руси есть питие, без пития Руси не быти» всего лишь оправдание неудавшейся рекламы своего религиозного мировоззрения и не более того.

         На кладбище мы приходим, чтобы возвестить своим усопшим родственникам и друзьям, что Господь воскрес, как и воскреснет каждый из них. Это реальное, живое, бытовое общение с теми, кто нам дорог, отражает нашу веру в то, что все они и после смерти остаются прихожанами Церкви Того Бога, Который «не есть Бог мертвых, но живых» (Мф 22, 32).

         Поминать небольшим обедом на месте захоронения вполне приемлемо, прилично и не возбраняется. Здесь иное нельзя:

- поедая вкусную пасхальную снедь уверять себя, что покойник (-ца) тоже покушать любили. Для чего едим на кладбище? Чтобы жить, трудится и обязательно молиться о тех, к кому пришли на кладбище.

Да и как за них не молиться? Во-первых, хочется, чтобы они «в месте светле» пребывали, во-вторых, чтобы в веке грядущем встретиться, а, в-третьих, оттого, что молитва о других Богом цениться больше, чем о себе любимом.

         Все же заверения, что отобедать надобно за себя и за родного умершего, сиречь, размышлизма от лукавого, да и как говорит один очень известный священник, чрезмерное питание приводит к непомерному растяжению живота, отчего кожа натягивается и веки закрываются…

         Должно заметить, что автору этих строк, пришлось довольно долго отслужить на сельском приходе, куда входило несколько кладбищ, и не один раз встречать в дни Радоницы рядом с могильным холмиком сладко спящего «поминальника».

         Дело, конечно, сугубо личное, но все же усопший радости пасхальной ждал, памяти доброй и молитвенной, а не тризны пресыщающей, пития удручающего и сна невменяемого.

Не стоит забывать, что поминовение усопших творится верующими с тем благочестивым намерением, чтобы по совершении светлого семидневного торжества в честь Воскресшего из мертвых разделить великую радость Пасхи и с умершими в надежде блаженного Воскресения, радость которого возвестил умершим и Сам Господь, сойдя во ад проповедать победу над смертью (1 Пет 3, 18-19).

Нередко приходилось слышать от собратий северо-украинских и белорусских, а в прошлом году и самому наблюдать, как в сельских домах на окна выставляют снедь разнообразную и даже крошки от пасхального кулича по подоконнику рассыпают, с уверением, что «придут, кто помер» и полакомятся. Это очередное нельзя, так как основаны действия эти на откровенном язычестве и колдовстве. Сюда еще надобно добавить бытующие мнение, что для поминовения на Радоницу нужно использовать не пасхальные освященные яйца, а иные, даже иным цветом покрашенные.  

Грубо ошибаются и те, кто приглашает в дни Радоницы священника к себе домой или сам молится в храме  о тех, кто закончил свою жизнь по своей собственной воле, то есть стал самоубийцей. Нельзя этого делать, нет в эти поминальные дни исключения из общего правила св. Тимофея Александрийского, запрещающего церковное приношение за лиц, самостоятельно лишивших себя жизни.

Праздник Радоницы – это не глубокое переживание о смерти родных и близких людей, а скорее, наоборот, в этот день - радость новому рождения своих родных в другой, вечной жизни. Победа над смертью и воскресение Христа вытесняют мысли о печали и временной разлуки с родными. Так что стенания, громкий плач с причитаниями никак не уместен у могил тех, кого любили и без кого жизнь не представляли. Сегодня от вас усопшие иного ждут – вашего радостного и искреннего «Христос Воскресе!» и если со всей душой и разумом с ними именно так поздороваетесь, то в сердце обязательно услышите ответ: «Воистину Воскресе!»

         За всеми этими нельзя, кроется главное, что происходит в дни Радоницы:  это наша очередная встреча с ушедшими родными и близкими. Встреча надежды и упования. Мы молимся за них с просьбой к Богу и уверенностью, что придет то время, когда также будут молиться о нас.

С праздником.

Христос Воскресе!

Первое воскресение после Пасхи. Его в православном календаре называют Антипасхой, что значит «вместо Пасхи», и оно несет в себе свет и сияние Воскресения Христова. Праздник усугубляется и тем, что со дня сегодняшнего мы идем с радостной вестью «Христос Воскресе!» на поселения-спутники каждого города, села, поселка. Мы идем к тем, кто уже вкушает сладость Царствия Небесного и к тем, кто пьет ныне желчь адовых мучений. Мы направляемся на кладбище.

Апостол Фома, уверение которого в истинном воскресении Христа вспоминает ныне Церковь, сказал апостолам в ответ на их радость: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20, 25). Нам же для уверения очень часто и нужны эти пасхальные визиты на кладбище, потому что, какой смысл был бы в этих хождениях? Ведь «память» определение далеко не материалистическое. Впрочем, как и любовь, и ненависть. Ведь нельзя же их попробовать, увидеть, потрогать или сфотографировать.

Возразят некоторые, что любовь и ненависть видна по поступкам, но ведь это далеко не всегда происходит. Очень часто мы за внешней любезностью, улыбкой и поддакиванием в конце концов находим презрение и ненависть, а за криком и призыванием всех бед на нашу голову – заботу и любовь. Происходит это потому, что живем мы тройственной жизнью. То бишь, думаем одно, говорим другое, ну а делаем третье.

На кладбище же, все определенно и ясно, там врать не получается, а если и выходит, то сразу заметно.

Если, как мы только что определились «память» понятие не материальное, то тогда идем мы на места упокоения как люди признающие потусторонний мир, а он, как известно, населен духами и душами. По сему, хочется нам этого или не хочется, все мы люди верующие. Явно, может быть и сомневаемся в наличии Бога, даже спорим об этом, но все равно перед пасхой Христовой оградку поправим, покрасим, почистим и песочком посыплем.

Христианский богослов Тертуллиан еще в III веке сказал, что душа человеческая по природе своей христианка, поэтому волею или неволею мы поступаем так, как надлежит поступать творению Божьему. Вот только делать дела богоугодные осознанно и целенаправленно мы не хотим. Ведь тогда придется изменить размеренность и привычность наших нынешних жизненных укладов, привнести в них незнакомый и тяжелый труд, который называется – исполнение заповедей Божиих. 

Не хочется творить насилие над собой. Сильно не хочется. Лозунг: «Не учи меня жить!» стал не призывом, а образом действия. Любой совет, подсказка или замечание к нашему «житию» встречается упреками, раздражением и ответом, типа: «Не твое дело!» Поэтому, когда начинаешь говорить о Боге, вере и православии очень часто слышишь ответ апостола Фомы: если не увижу не поверю.

Перед распятием первосвященники, книжники и фарисеи очень часто предлагали Спасителю показать свою силу и могущество, сотворить еще одно чудо, совершить новое знамение. Но ведь сколько их было за время проповеди Христа! И что же? Воистину мертвые восстанут – не поверят!

Говоришь о двух тысячелетии христианства, отвечают – привычка, рассказываешь о святой воде, возражают – вы туда серебро кладете, показываешь иконы мироточивые, утверждают, что попы туда трубки тоненькие поставили, подводишь к святым мощам, вопиют, что мумифицировать еще древние египтяне умели и т. д. 
А на кладбище идем…

Безусловно, знание дело нужное, необходимое и хорошее, но Бог не познается разумением. Нельзя научить верить в Бога при помощи знания, разные это понятия вера и знание. Вот при помощи Бога получить возможность овладеть навыком, специальностью, наукой – можно, но не наоборот. 

Нет, не ушел из нас «Фома неверующий», и видит, и слышит, но разуметь не желает.

Поэтому и отходит от нас Господь, поэтому и растут «спутники»-поселения рядом с жилищами нашими намного быстрее, чем зажигаются светом жизни окна в новых домах и квартирах.
Царство Небесное ушедшим сотвори Господи и разумения пока еще живущим даруй Господи.

 Никогда, за 25 лет моего священства не начинался так спасительный Великий Пост. Дьявольская пляска охватила всех и вся. Обвинения, угрозы, конфронтация, ложь и самое страшное - расчехлены орудия убийства. 

Наверное и я, своим нерадением, предвзятостью, равнодушием и недостойным исполнением священнических обязанностей стал соучастником расширения этого зла. 

Искренне и от всего сердца испрашиваю у всех  Вас, кто знает меня виртуально или лично, прощения и благословения. 

Насколько могу, буду молиться о Вас, о стране нашей, о всех тех, кого не услышал, оскорбил и не понял.

Простите меня грешного! 

Впервые в моей жизни столь трагично начинается Святая Четыредесятница…

Вспомним путь нашего «прости», по годам своей же собственной жизни расписанный.

Первое «мамочка, прости, больше не буду»; чуть позже «Марь Ивановна, простите, не выучил»; затем «прости, дорогая (дорогой)». И нынешнее высшее, если добрались к нему, – «Господи, прости!»

Тернист путь к этому крику к Богу...
Чувство вины жить во мне не желает. Постоянно хочется от него избавиться или на кого-нибудь рядом живущего переложить. По всей вселенной крик стоит: «Вот если бы кто-то вот так-то не поступил, то я бы ни в жизнь этого не совершил!» Принцип волка из басни Крылова: «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» никуда не делся. Конечно, изысканность манер, мыслей и одежды придает нашим оправданиям внешнюю правдивость. «Вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония» (Матф.23:28). Почти каждый это понимает. Понимать понимаем, а вот признать – гласно и откровенно не желаем.

Вот для этого и пост дан, Великим названный. Время, когда нужно с повинной прийти, суету остановить, от веселья уйти, «любезного для всех и лукавого владыку – чрево» (авва Дорофей) угомонить.

Тогда станет понятно, что именно твоего личного, покаянного и искреннего «Прости, Господи!» не хватает всему миру. Ни виртуальный «кто-то», а объективный «я» есть причина раздоров, нестроений и катастроф.

Впервые в моей жизни столь трагично начинается Святая Четыредесятница. Казалось бы, храм тот же, прихожане все свои, деревья растут там же, и компьютер по-прежнему раз за разом глючит, а все по иному… Даже солнышко с болью светит и ранние весенние дни не радуют.

За что, Господи?

Да все за то же. 

Оглянитесь вокруг: все друг друга обвиняют, а если каются, то лишь тогда, когда заставляют. Через силу.

Покаяние ли это? Не знаю. Слишком часто произносим одно, а делаем совершенно другое.

Как же хочется вернуться к той искренности, когда действительно перед мамой и тело, и душа кричали «мамочка прости!». Но на ветхую одежду новые заплаты не пришьешь, года вспять не повернешь, а еще раз прожить жизнь, но «по иному», не получится.

Одна надежда – на Бога! Но трудно с Ним с Богом. «Паче снега убилиться» надобно, чтобы в дверь твоего сердца Он зашел.

Буднями не получается пригласить, не убрано все. В струпьях греховных горница, в смраде нечистых мыслей укромная спальня, а в коридоре души и на ее крыльце лишь обвинения, недовольства и претензии.

Пройти невозможно…

Бог об этом знает, для уборки и пост благословил – Великий.

А начать с попытки простить надобно. То есть паутину убрать и окна открыть, чтобы всю грязь собственную, мною же занесенную, увидеть. Не торопиться, убирать тщательно. Времени хватит. А последовательность уборки – что за чем вычищать, в ближайшем храме посмотрите. Там в расписании богослужений на Святую Четыредесятницу вся «дорожная карта» прописана.

Только не забудем искренне сказать друг другу: «Простите меня грешного!», и в путь!

Страшный суд – суд Господа Иисуса Христа над всеми существовавшими на земле людьми, живыми и мертвыми, который состоится при Его Втором пришествии. При этом мертвые воскреснут, а живущие изменятся (1Кор. 15:51-52), и каждому будет определена вечная участь по его делам (Мф. 25, 31-46; 2 Кор. 5, 10) и словам (Мф. 12, 36).
Святые Отцы говорили о том, что существует некая "память сердца", запечатлевающая все, всю нашу жизнь – и внутреннюю, и внешнюю. И вот на Страшном Суде как бы раскроется эта книга, написанная в глубинах нашей души, и только тогда мы увидим какие мы есть в самом деле, а не какими нас рисовала наша воспаленная гордыня. Тогда мы увидим, сколько раз благодать Божия призывала нас ко спасению, наказывала, миловала нас, и как упорно мы сопротивлялись благодати и стремились только к греху и страстям. Даже наши добрые дела мы увидим изъеденными, как червями, лицемерием, гордыней и тайным расчетом.

        

Итог суточного бдения перед новостными сообщениями, видео трансляциями и телефонными разговорами:

Екклесиаст.
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но [это] было уже в веках, бывших прежде нас. (Еккл.1:9-10)

Апостол Павел. 
От глупых и невежественных состязаний уклоняйся, зная, что они рождают ссоры (2Тим.2:23)
Глупых же состязаний и родословий, и споров и распрей о законе удаляйся, ибо они бесполезны и суетны.(Тит.3:9)

Ничего нового не придумано. Человек, как был - ложь (см. всяк человек ложь), так ей и остался, как был властолюбив, так ни в чем не изменился, как земное предпочитал небесному, так и собирает рожки из поросячего корыта уперто смотря только вниз, и злобно кусая тех, кто мешает ему жрать....

Одна надежда на милосердие Божие.
И не надо мне о подвигах и самоотверженности рассказывать.
Нет ее.
Ни у кого.
Иное правит, иное гонит, иное стреляет и иное убивает.

Есть правда у искренних и честных воинов выполняющих свой долг. 
Есть и другая правда у тех, кто не менее искренно верит в иные идеалы.
Но двух "правд" не существует.
Значит всем и вся правит ложь, а отец лжи известно кто....