Я киевлянин, но родился в Германии. Там служил мой отец. Когда мы оттуда выехали, мне был один год. В нашей семье пятеро детей. И все учились хорошо, кроме меня, я всю жизнь - "оторви и выкинь". После того, как мне стукнуло 18 лет, я через пару месяцев получил права и 4 года проработал в Киеве на грузовых автомобилях. Ездил по Украине.

 

Во время Майдана я стал волонтером, а когда появился "Айдар", начал им помогать.

Мы грузили в машины все, что собирали волонтеры и ездили с "Айдаром" в качестве сопровождения. Бывало, что караваны наши обстреливали. Однажды в конце августа перед очередной поездкой я своих ребят поставил в известность, что задолбался тыкаться-мыкаться, поэтому я еду туда и остаюсь. Жене я об этом не сказал, потому что не отпустила бы. Правда, со временем она начала меня поддерживать.

Приехал в Половинкино, а там, что машины, что автослесари - никудышные. Дома я часто занимался ремонтом машин, но туда ехал воевать. Все же пришлось взяться чинить все, что требовало ремонта. Через 3 недели меня сделали начальником гаража. Работы хватало, но поначалу очень сильно рвался на какие-то выезды. А командир сказал мне: "Куда ты рвешься, у тебя есть дело - занимайся своим делом, когда надо будет - поедешь на задание". Мы периодически выезжали куда-то, за боеприпасами, например.

К нам туда со временем начали завозить бронетехнику: танки, БМП. Как ездить на этой технике - приходилось разбираться самим. А БМП - 60х годов. С "Десны" прислали пацанов БМПистов, они 2 недели из этой брони не вылезали, ковыряли там что-то, и из 5 машин - собрали 2. Когда начались морозы, нам на 30 человек привезли 6 бушлатов. Без волонтеров пацаны в караулах бы голыми стояли.

Мое мнение, что Мельничук - это не командир. У него бестолковые операции, где постоянно гибнут люди.

(Сергей Мельничук - командир "Айдара", который стал депутатом от Блока Ляшко, - Ред.)

Например, поехали на задание - натыкаемся на сепаров, а они говорят: "Вы что, придурки? Второй день ездите по этой дороге, а мы вас здесь разбиваем". Когда нас не соединяют с ВВ, с регулярными войсками и "Айдар" сам работает, то и жертв почти нет и операции проходят удачно. Волонтеры оружие где-то пробьют через генералов, через полковников, потому что без их помощи пацаны ездили с двумя рожками на боевые. Из Харькова привезут патроны, боеприпасы, по дороге им колеса обстреляют сепары, наши здесь эти колеса поменяют, а Мельничук приехал и это все увез. Куда оно делось - никто не знает.

За нормальным командиром любой солдат пойдет. Вот мой командир Саня - он был таким человеком, который в бою тебе спину прикроет. Он выгоды ни в чем не искал. Погиб Саня, когда нас взяли в плен.

15 октября подняли боевую тревогу - всех выстроили. От временно исполняющего обязанности Холода поступил приказ, что надо помочь вывести Нацгвардию. Куда ехать - не ясно, только позже узнали, что на 31-й блокпост, а оттуда на 32-й. Нам ночью кто-то прислал Т-4-й автобус на польских номерах, на нем и уехали. В машине было 8 человек. За рулем мой командир Саня, рядом - Ваня Полтава, сзади - Юра Ока ( на Оке ездил) - это местный парень, у него отец то ли судья, то ли прокурор в Старобельске, удивительно, но честный. Еще Русик Змей сзади, Серега Дикий, Грузин, Вася Гуцул и я

Добрались до 31-го блокпоста, а там стоит бронетехника, танки, ребят немерено. А мы на легковых машинах приехали. Там нам рассказали, как на 32-й проехать и забрать Нацгвардейцев. Сказали, что на 2 часа дали зеленый коридор, чтоб вывести 120 человек, за 5 ходок, среди которых есть и 200-е и 300-е. Я с собой взял фотоаппарат, мы едем и по дороге все "хи-хи" да "ха-ха". Отъехали от блокпоста, с горки спустились, смотрим - стоит БМП сгоревшая и БТР. Перед БТРом прокололи левое колесо, и тут, не доезжая до зеленки, с левой стороны начался такой обстрел - видно каждую пулю, осколки, как в каком-то боевике. Саню ранило, он упал на сиденье, и машину занесло к ним на позиции. Полтаву и Юру ранило тоже в машине. Все повыскакивали из нее. Саня начал огонь вести, гранаты бросать. Я когда выпрыгивал - пулю в живот схватил, но у меня был батин офицерский ремень, и она срикошетила от пряжки, попав в мочевой пузырь. Как мне потом сказали, что если бы не ремень, то мой позвоночник высыпался бы мне в трусы. Я выскочил и скрутился оттого, что стало горячо. Перепугался, думал, что могло в паховую артерию попасть. Начал кричать, что Элвис, а это мой позывной, ранен, слышу, что Грузин ранен, Полтава ранен, Саня ранен, то есть всех ранило, кроме Сереги Дикого и Гуцула. Но все старались перестреливаться. Сделали им два двухсотых. Мы от них были на расстоянии метров 10, только они из окопов, а мы за машиной. Полтава крикнул, чтоб все от машины ушли, потому что там 8 мух внутри лежало.

Потом мы заметили, что они вывесили наши флаги и мы подумали, что это Нацгвардия, что мы приехали на этот 32-й блокпост. В этот момент ко мне подбежал чувак, передернул затвор и очередь по ногам дал

Я лицом упал в землю и решил, что мне капец. Честно говоря, в такой момент ты очень быстро вспоминаешь Бога и начинаешь молиться так, как не молился никогда.

Потом они нас начали затягивать к себе. Первыми Саню и Полтаву потащили, а Гуцула ногами побуцали, по голове дали. Когда всех затянули, я остался один. Меня от машины сепары немного в сторону оттянули и начали пихать ногами, чтоб сам полз. А у меня обе ноги простреляны, кровь течет, от бессилия даже аптечку достать не мог. Я пальцами закрываю рану на правой ноге, и на левой пытаюсь пережать артерию. И в таком состоянии пытаюсь ползти до их окопов. Проползаю метра три-четыре, наблюдая картину, как от машины идет тропинка моей крови. В ноге кусок мяса вылетел и немного малоберцовую надломало. А левую раздробило так, что 7 сантиметров кости не хватало. Ползу - состояние шоковое, ни боли, ни страха уже не ощущаешь. Страх вообще появился через пару дней, когда осознал что произошло. Пока я пытался ползти, ко мне подошел их командир - дядька такой здоровый, высокий, метра 2 ростом, седой. Пошарил по моим карманам - вытащил фотоаппарат, но там ничего такого не было информативного из фотографий. Потом вытащил из аптечки эластичный бинт и жгут, перетянул мне ноги. Достал шприц с колбой, сказал, чтоб я себе уколол и показал куда ползти. Я еле-еле дополз до горбика, а за ним - их окопы. Попросил воды и мне ее, честно говорю, дали. Я чувствовал, что от потери крови почти сознание терял, но сам себе говорил: "фиг вам, я хер сдохну". И тут кричат, что танки. А их пустили за нами следом. Я - лицом в землю. Слышу, лупят. Земля за шиворот, начинает трава гореть и так горячо, ощущение, что горит вместе с землей. Так припекает, что у меня открывается второе дыхание - и я заползаю за горбик. А там лежат Грузин, Серега и Гуцул. За ними дальше лежит Юра Ока, уже покойный. А тогда, когда я полз от машины до окопа, слышал, как сепары командира искали. Саня сказал, что он командир. Ему в ответ: "Слышишь ты, козел, у нас двое двухсотых и один трехсотый. Ты братишек наших завалил". И слышно было звук глухой, словно молотком по дровам. Крик такой начался, я никогда не слышал, чтоб человек до такой степени кричал. Меня аж передернуло. Я думал, это Ваньку Полтаву забили. А когда подполз, оказалось, что командира нашего. Увидел его в конвульсиях. Ванька рассказывал, что Саню начали прикладом бить по голове, и били до тех пор, пока мозги не потекли. В тот момент, когда отлупашили, я уже переполз за горбик. Кто-то крикнул "отстрели его, чтоб он не мучился". И застрелили его.

Потом опять танки, обстрелы, нас начали вглубь зеленки тянуть. И мне опять "повезло", самому пришлось ползти

А Ваньке ухо осетин отрезал. Он ему сказал: "Что тебе отрезать, выбирай: яйца, сердце, ухо?

Я на Полтаву глянул, а он лежит в кустах и просто смотрит. Я к нему подполз, спрашиваю: " Ваня что случилось?" А он не шевелится, просто глаза вывалил. Я не могу понять, дышит он или нет. И тут ополченец Ване по ногам хрясь: "Ты что развалился тут, ползите давайте". Ваня в себя пришел. Потом меня под руки взяли - потянули. Позакидывали нас в УАЗик 469-й. Нога болтается, ощущение, что оторвется нафиг. Везут по этим кочкам. Все в крови. Привезли куда-то, повыкидывали. Начали ногами бить, мол, мы сволочи

На месте, где нас оставили, было человек от 30 до 40, разного возраста. И осетины были, и русские и ополченцы. Помню, я снова воды попросил, а мне расстрелом пригрозили.

Затем на какой-то газельке нас отвезли в военно-полевой госпиталь, он располагался в библиотеке какого-то института. Там у нас увидели берцы и говорят: "ни фига себе, какие у вас берцы", - и штык ножом их с ног срезать, а оно болит. У меня обувь - дорогая, форма - дорогая. Там все были в шоке от того, как мы одеты. Волонтеры наши постарались. Правда, с меня одного не сняли часы, отцовский подарок, и цепочку. Я попросил, чтоб оставили. А вообще хотели пристрелить, потому что сознание терял. И тут за меня заступилась женщина, как потом, оказалось, - это начмед военно-полевого госпиталя. Сама - русская. Она сказала, что спасет меня. А мы им нужны, чтоб обменять на своих. Потом помню операционный стол. Мне сделали операцию на животе - и я выжил.

Вообще впечатлений от плена у меня мало. Там у нас была отдельная комната. Одно окно, заложенное мешками до самого верха. Две двери. С одной стороны - операционная, с другой - больные лежали. Двери закрываются, свет выключается. Питание - пять раз в день; все приносят, всех кормят, никто никуда не ходит. В туалет - под конвоем. Но отношение - нормальное. Попадались, конечно, те, которые говорили: "Да я тебя зарежу…", - а были и такие, которые заходили, спрашивали, что нам надо. Общаться было проще с русскими, которые побывали в Афгане, Чечне, Осетии, чем с сепаратистами. Они знают, что такое война. У них даже к пленным отношение совсем другое, чем у этих, так называемых, ополченцев. Русские нам даже сигареты покупали, а осетинам посрать. У них понятие одно: кто больше платит, в ту сторону и стреляют. Через дня 3-4 нас отвезли в больницу. Это была, кажется, Областная клиническая больница в Луганске. Стояла на краю Луганска, в одну сторону - пустыри. В другую - частный сектор. Ипподром, кони бегали. Кормежка была ужасная, иногда забывали завтрак завезти. Я, когда ногу отрезали, изучал территорию. Куда бежать, если придется. К Ваньке заходил и шутил, что пути отступления нарисованы, если что, будем бежать: он на коляске, я на костылях.

Мне сначала ногу прооперировали, осколки вытянули. В больнице на вытяжку положили. Потом за нами какие-то дядьки приехали - полковники якобы, забрать хотели в одностороннем порядке. Нас с вытяжек сняли, в шины в бинты замотали и опять в госпиталь отправили, когда мы отказались с ними ехать

В госпитале у меня начали синеть пальцы, я попросил снять шину, потому что чувствовал, что что-то не то, когда сняли - нога уже позеленела перед стопой

Началась гангрена. Мне сделали перевязку, из ноги осколки костей вытащили, там дырка была большая, гноиться все начало.

Но отрезать не спешили. Обратно примотали ногу к шине и на следующий день нас с Ванькой обратно в больницу отвезли. Там доктор глянул и сказал, что если такая фигня началась, надо ампутировать, пока не поздно. Ее отрезали - и я начал жить без ноги

Вообще у меня ранения были в паховую часть и ноги. Дырки на обеих были немаленькие. Просто, в правой ноге кости не задели, в нее вставили сухожилие и еще там куска мышцы не хватало. Потом на себе начал замечать какие-то вавки непонятные, оказалось - осколки от гранат. И контузии поначалу не ощущал, сейчас ощущаю - уши закладывает, кратковременная память хромает, головные боли.

Когда нас должны были первый раз менять, а это было в госпитале после операции, оказывается, что на Юдаева, есть такой человек в харьковской колонии. И кто-то из них дал мой телефон и сказал: "На, звони жене и читай все, что было написано на листике". Я прочитал, что меняют нас на Юдаева, он - инструктор снайперов. В плен попал намного раньше, чем мы. У него - перебит позвоночник. Он лежачий. Но когда мои друзья-товарищи начали заниматься тем, чтоб меня обменять, то им с нашей стороны сказали, что мы - не такие уж важные, чтоб на Юдаева обмен делать. Ему дали 12 лет

В целом мы в плену провели 28 дней. Мне и Полтаве повезло - однажды нас просто забрали. Зашла в палату женщина и сказала, что поедете домой, в Украину. Я сказал, что без Полтавы никуда не поеду. Мы в основном: койка к койке жили. И нас отвезли в Счастье в госпиталь. Самого обмена я не видел

На следующий день мы съездил на могилу к Юре Оке. А потом отправились в Киев. Я тут был немного ошарашен: волонтеров много, пища нормальная, куча фруктов. Когда только приехал, помню, спросили у меня: "Ты что хочешь?" Я решил пошутить и сказал: "Икры красной желаю". А мне говорят: "Без проблем". Я был в шоке

Сейчас занимаюсь документами участника АТО - это такой капец. Я, учитывая свое положение, пытаюсь их сделать, потому что, когда ты мужик, а висишь на шее - это так бьет по самолюбию. Мне друзья помогают все оформить, но с подачи Мельничука сейчас ребят почему-то не оформляют. Пацаны уже торчат в штабе неделю и почему-то не могут никак пропечатать один документ, форму 5, - это заключение расследования, где объясняется, при каких обстоятельствах я получил ранение. В "Айдаре" я был начальником гаража, имел людей в подчинении, а оформили меня сторожем. С месячным окладом в 304 гривни, потому что рабочее время было 2 часа в сутки. Это сейчас так оказалось. А ведь через нас куча техники проходила, кучу работы переделали. Обидно это.

А на погибшего Саню хотят списать сейчас все пропавшее оружие и технику, но я знаю, что это был тот человек, который приехал сюда не деньги зарабатывать и вокруг себя держал точно таких же единомышленников. Это человек, которого уважали, пока он был жив, и уважают после смерти

После того, что случилось, я начал больше верить в Бога. Я считаю, что Библия - это элементарные правила для жизни. И если каждый будет соблюдать 10 заповедей, у нас будет рай

Я думал, что после того, что со мной случилось, не пошел бы воевать, но без этого уже не могу. Хотел бы помогать людям, то есть быть волонтером. А еще пытался бы наших ребят вытаскивать из плена и хотелось бы заниматься контрразведкой: искать вот этих крысаков, которые, блин, изнутри в нашей армии портят все отношения. Которые за деньги продаются.

Это бестолковая война. Я вспоминаю деток в ожоговом отделении Луганской больницы. Это ужас. Ребенок - 5-6 лет, а у него одни глазки только торчат из-под этих бинтов, доктора срезают бинты, а они кричат, плачут… Стоит бедная мать и с трудом сдерживает свои слезы. В этот момент меня туда закатывают - и я, наблюдая это все, вспоминаю своего трехлетнего сына,- это очень тяжело. Поэтому мне бы хотелось мира во всем мире.

Для помощи Максиму Вакуленко: Карта Приватбанка 41494978 24118170
Вакуленко Юлия Юрьевна (жена)

Текст и фото: Вика Ясинская, Цензор.НЕТ

 

    

  Мне нравится   36