Страшный суд 
и «конец истории» 


Конец времен – тема, так часто обыгрываемая фантастическим жанром, что становится почти желанным окончанием человеческой истории, заглянуть в которое охота каждому. Ницше говорил (над могилой XIX века): Бог умер. Фукуяма сказал (над могилой ХХ века): история кончилась. Сказано слишком резко, эпатажно - и понятно, почему: обоим надо было, чтобы их услышали - и их услышали. Н. Бердяев утверждал, что основу истории составляет свобода зла, что история нужна "для какой-то свершающейся в вечности драмы", а в итоге, окликая Ф. Фукуяму, заключал: "История только в том случае имеет положительный смысл, если она кончится". А окликая в свою очередь и его, В. Налимов делает вывод: "Драма, совершающаяся в вечности, сейчас предстаeт перед нами как некий гигантский эксперимент, направленный на распаковку изначально существующих смыслов Мира. Мы оказываемся активными участниками, наделенными свободой воли, не понимаемого нами до конца творческого процесса". И даже если эта пресловутая свобода воли всего лишь только застарелая иллюзия, нарыв, фурункул на лбу, ублажающий наше непомерное иерархическое самолюбие, мы будем дрыгаться до последнего. 

Человек корыстен по определению: отсюда и весь человеческий прогресс. Корысть лежит в основании всех мировых цивилизаций. Воистину бескорыстно лишь то, что вне человека. Христианство - попытка помыслить идеал, каковой заведомо нереализуем. То есть это религия глубоко отвлеченная, философская (в отличие от ислама). XXI век требует преодоления застойной метафизики, субъективизма, а, значит, требует - новой (смыкающейся обратной связью с античной) эстетики, при которой вертикальная иерархия формализованных, изжеванных ценностей переходит в деиерархическую горизонталь, когда искусство становится если и не наукой в строгом смысле, то постоянным впадением в органику, онтологию, философию (в хайдеггеровском смысле), "нулевой степенью письма", что в свое время гениально предчуяли обэриуты. «Это что же, смерти требует XXI век? Да, смерти, завершения измучившего нас опыта, самосожжения, дабы из пепла возродиться новыми и чистыми...» (А. Лопухин, Структура таракана). 

Как пишет А. Хюбшер, "Наряду с мерцающей надеждой живет никогда не угасающий страх, чувство предстоящего конца времен... Люди видят в непосредственной близости не только рай, но и катастрофу. И страх перед ней почти тождественен желанию ее” [1, с.14]. 

Катастрофа – явление особой смертельной красоты, имитация в обратном порядке и в ускоренном просмотре акта творения, создающая иллюзию причастности к высшим мировым драматическим актам. Катастрофа зрелищна, выигрышна, на нее всегда повышен спрос. В крушении двух мировых близнецов 11 сентября 2001 г., в извержении вулкана, взрыве сверхновой, накате цунами, падении метеорита (фильм «Астероид» прекрасно это передал) - сколько первозданной красоты! Весь Апокалипсис пронизан страшной красотой вселенского разрушения, противопоставленной красоте творения, в определенном смысле это библейское "Бытие" наоборот. Что уж тогда говорить о кинематографе и литературе? 

Как же мы представляем себе конец света? 

1. «… и небо скрылось, свившись, как свиток…» 

Страшный суд - в христианской эсхатологии предстоящий в "конце времен" суд вторично пришедшего Иисуса Христа над всеми когда-либо жившими людьми, воскресающими во плоти для этого суда и получающими по приговору судьи сообразно со своими делами вечное блаженство в раю или вечное наказание в аду (мотив взвешивания на весах во время загробного суда добрых и злых дел каждого человека известен уже в египетской мифологии в культе Осириса, бога смерти). 

В ветхозаветной традиции получила развитие идея "дня Яхве" - полного и окончательного торжества Яхве над своими врагами на земле (ср. Ис.13,2-9; Иезек.30,3 и др.) По мере усиления эсхатологических мотивов в "Книге Даниила", 2 в. до н.э., и распространения веры в воскресение мертвых "день Яхве" все более отчетливо понимается как Страшный суд. В новозаветных текстах неоднократно описывается, чаще всего в аллегорической форме, конечное отделение злых людей от добрых ("козлов" от "овец", "плевелов" от "пшеницы", Мтф. 13,30; 25,32-33 и др.) Упоминается эсхатологическое явление "сына человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою" (Мтф. 24,30-31). В присутствии всех ангелов судья воссядет на престоле, перед которым соберутся "все народы" (Мтф. 25,31-32), и свершится суд (Мтф. 25,34-46). 

Эти образы были систематизированы и приведены в связную, наглядную картину раннехристианскими и средневековыми писателями, среди которых особую роль сыграл Ефрем Сирин (4 в.): земля и море, звери, птицы, рыбы и гроба отдают назад поглощенные ими тела мертвецов; раскрываются книги, символизирующие полноту знания Бога обо всем содеянном и выстраданном людьми, праведники шествуют в рай, а грешники насильно увлекаемы бесами в ад. Фоном Страшного суда служит космическая катастрофа, знаменующая конец мира: солнце и луна меркнут, звезды спадают с неба, само небо свертывается как свиток (Мтф. 24,29 и Апок. 6,12-14), от престола судьи льется огненная река (Дан. 7,10). 

По свидетельству Ирения, жившего во II веке н.э., "Апокалипсис" был написан в 96 г., в период особенно кровавых преследований христиан во времена правления императора Домициана. Далее апокалиптика развивалась вне официального направления христианства, в форме еретических движений. Для нее характерно как бы новое открытие Библии, особенно книг пророков, и создание на их основе историософических теорий (Иоахима Флорского, XII век, и его учеников - иоахимиты). 

Согласно классическому сценарию, во времена антихриста над человечеством разразятся три вида непосредственных судов Божиих, воспроизводящих ад земной: 1. Суды печатей - Откр.6; 2. Суды труб - Откр.8; 9; 3. Суды чаш гнева - Откр.16; 4. Затем - суд над антихристом и лжепророком; 5. Суд над народами; 6. Страшный Суд, открывающий врата ада. 

Время судов - это время невыразимого ужаса. При чтении соответствующих мест Св. Писания волосы встают дыбом, так что все современные киноленты, описывающие различные «концы времен»: «Армагедон», «Терминатор: Судный день», «Конь бледный» и т.п. - рядом с Апокалипсисом отдыхают. Никакая плоть не может выдержать суды, если Господь "не сократит эти дни" (Матф. 24,22). 

Суд над антихристом – таким себе, по смыслу Откровения, олигархом тоталитарного общества потребителей - будет произведен в двух направлениях: суд над всемирным царством антихриста и над самим лжепророком. "И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою" (От.19,20). 

Суд над народами произойдет при втором пришествии Христа. Этот судный день назван в Откр.16:14 "великим днем Бога Вседержителя". Пророки Ветхого Завета описывали его как "великий день Господень", как страшный день Гнева Божия, в который Он будет "праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа" (Деян.17:31). Этот Муж не кто иной, как Сам Сын Божий. Судья мира явится "с небесным воинством, облеченным в виссон белый и чистый" (Откр.19:14). "Святые (со Христом) будут судить мир" (1Кор.6:2). Именно для погибшего человечества, которое отвергло Христа как Спасителя и вместо этого избрало антихриста, Господь Иисус и явится как Судья, исполненный "ярости и гнева Бога Вседержителя". 

После ужасной армагеддонской битвы состоится суд над народами в долине, которая также названа Долиною Иосафата (Иоиль 3:2) - долина Кедрон между горой Мориа и Елеонской горой. "И возгремит Господь с Сиона, и даст глас Свой из Иерусалима; содрогнутся небо и земля" (Иоиль 3:16) "И солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь; и звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои; и небо скрылось, свившись, как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих; и цари земные и вельможи, и богатые и тысяченачальники и сильные, и всякий раб и всякий свободный скрылись в пещеры и ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?" (Откр.6:12-17). 

Согласно канону, за исключением немногих, получивших доступ в мессианское царство мира, погибшие народы мира не имеют никакого будущего в Божьем плане спасения, а заслужат лишь страшный суд Божий. Столь жестковатое разделение откровенно попахивает сталинскими высылками. С другой стороны, как уверяют теологи, поскольку ни цель замысла Божьего, ни система его ценностей не ясны, невозможно судить Его логику с нашей точки зрения, применяя чисто человеческие понятия этики, справедливости, законности, целесообразности и т.д. 

Далее, прообраз зла, "дракон, древний змей, называемый дьяволом и сатаною" (Откр.12:9), будет на долгое время (1000 лет) "скован" и низвержен в бездну, дабы "не прельщал уже народы" (Откр.20:1-3). 

Наконец, все человеческие царства (государства) будут уничтожены и грехи истреблены с лица земли. Последний момент в ракурсе нынешней пропаганды кажется особо фантастичным. 

И вот, наконец, наступит тысячелетнее царство мира, с искуплением творения и восстановлением всего порушенного. Казалось бы, happy end, зла больше нет. Ан нет. В конце этого царства опять "сатана будет освобожден из темницы своей", чтобы в последний раз воспользоваться своей силой обольщения. Ибо народы, оказывается, должны получить возможность свободного выбора между Господом, чья власть и слава тысячу лет была явлена им, и сатаной, который как побежденный враг находился тысячу лет связанным в бездне! И человечество, конечно же, сделает выбор в пользу зла. Взбунтовавшиеся "Гог и Магог" пойдут войной против Иерусалима, где "ниспадет огонь с неба и пожрет их" (Откр.20:10). Непосредственно после этого совершится окончательный суд над сатаною (Откр.20:10). 

Последний суд в конце всех времен находится на границе, отделяющей вечность от времени. Неспасенные всех времен предстанут на нем, и огнем будут судимы: 1) сатана (От.20,10); 2) небо и земля (От.20,11); 3) неспасенные люди (От.20,15). 

Окончательному суду над сатаною последует окончательный суд над этим миром: Земля должна "бежать" по причине греха человечества и потому, что запятнана Кровью Сына Божия; небо должно "бежать" по причине злых духов, которые господствовали в воздухе (Еф.2,2; 6,12; Иов.15,15). Когда наступит этот суд, начнется в буквальном смысле слова конец мира. "Небо, земля, море и суша" будут потрясены до своих основ (Агг.2,6). Земля будет шататься, "как пьяный", и "качаться, как колыбель" (Ис.24,20), так что в конце "небеса исчезнут, как дым, и земля обветшает, как одежда" (Ис.51,6; Пс.101,27). Небо свернется, как свиток книжный (Ис.34:4; Откр.6:14), стихии (элементы, атомы) расплавятся от жары, и весь мир сокрушится с великим шумом и в таком масштабе, которого невозможно себе представить (2Пет.3,10.12; Ис.24,19-20). Вся вселенная будет гореть, как печь огненная, и все видимое будет уничтожено этим огнем. От могучих звездных гигантов до ничтожных атомов - ничего не останется после него (От.20,11). Таким образом, старое творение - видимое и невидимое - придет к своему концу! 

Да уж, никакой ад не сравнится с этим судом. Великий катаклизм абсолютен в своей невероятной жестокости, ужасности, безысходности и последствиям. Собственно, все последствия - великое вечное НИЧТО. Полное уничтожение самого времени и пространства. Что же останется? Воскрешенная (в чрезвычайно малом объеме) тень прошлого. Суд над погибшими людьми, который постигнет неверующих всех времен. Причем ни у кого из них, независимо от его дел, не будет никакого шанса оправдаться перед Богом своими делами, которые он сделал, ибо оправдание возможно только "верою в Христа Иисуса" (Гал.2,16; Рим.3,20.28; Еф.2,8-9). То есть все они загодя обречены и, стало быть, весь страшный суд оборачивается лишь демонстрацией мести за неверие. Страшный спектакль, неведомый даже аду. "Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим" (От.20,13). И воскрешение это случится единственно для того, чтобы показать воскрешенному сознанию безнадежную глубину бездны, в которую тот будет низвержен. Веровавшие будут отделены от неверовавших, и для нераскаявшихся установлена мера наказания, однако - мера, то есть возможность отбытия ее, возможность жизни. Наряду с "книгами" будет раскрыта и "книга жизни", которая содержит имена всех людей, которые когда-либо были рождены (Пс.138,16). Имена тех, кто верует в Иисуса Христа, остаются в этой книге (От.3,5; Лук.10,20; ср. Фил.4,3), имена же тех, которые по причине своего неверия не могут быть спасенными, будут изглажены из нее (Пс.68,29; Исх.32,32). 

"И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это - смерть вторая. И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное" (От.20,14-15). Жребий погибших ужасен, ибо "дым мучения их будет восходить во веки веков" (От.14,11). 

Поражает нечеловечность наказания в нечеловеческом мире, грядущем после Суда. 

Э. Ренан так определял место апокалиптике: "Книга угроз и устрашений, Апокалипсис придал телесную форму мрачной антитезе, которую христианское сознание, побуждаемое глубоким эстетическим чувством, хотело противопоставить Иисусу. Если Евангелие есть книга Иисуса, то Апокалипсис книга Нерона. Благодаря Апокалипсису, Нерон имеет для христианства значение второго основателя его... Чудовище, порожденное кошмаром 64 года, вырaстая из века в век, сделалось мрачным страшилищем христианского сознания, мрачным гигантом вечерних сумерек мира (еще доныне по-армянски Антихрист называется Нероном - см. большой словарь армянской академии в с. Лазаре)" [2, с.132]. 

2. "Если б весь мир был мой, я бы отдал его за один лишь день отсрочки Страшного суда" 

Эсхатологическое время именуется в послебиблейской литературе "Концом". Господином и свершителем "Конца" будет Бог, но также и его человечески-сверхчеловеческий посланник и "помазанник" (msjh, в греческом произношении "Мессия", а в переводе "Христос"), который положит конец временам "омрачения". В 15 в. крушение еврейской цивилизации в Испании после "Реконкисты" стимулировало парадоксальное учение о том, что Мессия придет лишь после предельного обострения бедствий (так называемые "родовые муки прихода Мессии"), так что к историческому процессу следует относиться по формуле "чем хуже, тем лучше". 

Римско-католическая церковь подчеркивала, что все эсхатологические предвестия и названия покрывает неисповедимая, не поддающаяся до конца познанию тайна. Известно лишь, что господином будущего мира является Христос - царь Вселенной. Подробные сценарии "конца времен" следуют из толкований Евангелия, а вовсе не из самих новозаветных текстов. 

С точки зрения Нового завета и Корана Последний Суд может быть истолкован как сверхъестественное событие во время конца света (после разрушения земли, неба и привычных измерений; спасшиеся будут жить в ином мире и времени). А с точки зрения Ветхого завета, иудаизма и некоторых новых религий (Секай Кюсэй кё - новой японской религии) – как социальное, политическое и религиозное обновление этого мира, после чего Царство Божие наступит именно на земле. 

Эсхатологическая христианская концепция гибели мира (от греч. последний, крайний) не единственна. Еще до принятия христианства и монотеистической религии существовали эсхатологические мифы, описывавшие грядущую гибель мира, иногда с последующим его возрождением. Так, в начале скандинавских "Эдд" есть песня о происхождении и последующей гибели мира. "Прорицание пророчицы", или "Волуспа", в которой пророчица, разбуженная Одином от смертного сна, вещает людям тайны прошлого и будущего, открытые ее взору. Согласно "Волуспе", смерть светлого бога Бальдра, вызванная коварством Локи, бога зла, является первым предвестием грядущей "гибели богов". На земле среди людей начнутся кровавые распри, "волчий век" наступит перед концом мира. Зазвучит рог Хеймдала, охраняющего царство богов, на мир надвинутся полчища чудовищ: огромный волк Фенрир разорвет свои цепи, приблизится корабль мертвецов, которым правит Локи, с ним вместе подымутся мировой змей, опоясывающий землю, и огненный великан Суртр. Волк сожрет Одина, змей одолеет Тора, небесные светила упадут на землю, которая сгорит в огне мирового пожара. Но за гибелью богов последует новая земля, воскресшая и очищенная, и боги восстанут для новой блаженной жизни на полях Идавёлль. 

Древнеегипетская религиозная традиция понимала загробную жизнь как положительное бытие, по своей конкретной наполненности не уступающее земной жизни (потусторонние черноземные поля Иару), однако обретшее окончательную стабильность и потому неизмеримо более важное. Жизнь во времени должна служить только приготовлением жизни в вечности, причем в воскрешенном варианте. Вера в последующее воскрешение проявлялась у египтян в бальзамировании трупов и снабжении тел различными предметами обихода. Зародыш идеи страшного суда присутствовал в древнеегипетских учениях в виде суда Осириса. Поэтому покойника приготовляли к этому суду: вместо вынутого сердца ему клали особый камень, на обороте которого писали заклинание, чтобы сердце не выдало покойника в день страшного суда. На грудь клали "Книгу мертвых" - сборник, игравший у египтян роль путеводителя в загробном мире с именами богов, молитвами, магическими формулами и заклинаниями против злых духов и нечистых животных. Сама усыпальница становилась предметом поклонения. В могилу клали все, что нажил человек - от рабов, женщин, быков до оружия и утвари, позже жертвы были заменены глиняными фигурками ("ушебти" - ответчики), которые, как верили, в царстве мертвых оживут и будут служить хозяину: чем богаче человек, тем лучше ему будет в загробном мире. 

На более позднем этапе возникает более детальное представление о "страшном суде". После ряда препятствий в виде ущелий, рек с кипящей водой, голодных демонов и др. чудовищ, умерший попадал во дворец Осириса, где его ждал суд из 42 судей мертвых и огромные весы, обслуживаемые собакоголовым богом Анубисом. Возле весов находилось чудовище Амамат - "адский пожиратель", полубегемот-полулев с головой крокодила. Ибисоголовый бог Тот с восковой дощечкой и грифелем вел "протокол" и объявлял результат взвешивания души покойника. На троне восседал бог Осирис в виде мумии. Человек должен был принести отчет за свою жизнь, отрицая предъявляемый ему стандартный перечень грехов: не отводил воды соседа, не замышлял злого против фараона, не отзывался о нем дурно, не богохульствовал, не уменьшал жертвы богам, не ловил священных птиц и рыбу в прудах богов, не виновен в святотатстве, не наносил ущерба храмовому скоту, не тушил лампад, не охотился за священными стадами и т.д., а в итоге заключительное - "Я чист". 

Показания души проверялись весами правосудия, на одну чашу клалось сердце, на другую - страусовое перо богини справедливости Маат. Осужденного (т.е. обладающего более тяжелым, чем перо, греховным сердцем) пожирал Амам, а оправданный навеки водворялся в местах покоя блаженных, став ипостасью Осириса. Загробный суд должен был восполнить все дисгармонии земной жизни, в том числе и социальные. Параллельно с этическим пафосом веры в праведный суд развивался интерес к возможности обеспечить себе желательную судьбу на том свете посредством магических обрядов или правильной информации о том, что ждет умершего (знаменитые "Книги мертвых"). В христианских представлениях о "страшном суде" место Осириса занял архангел Михаил. Однако идеи самого ада религия древних еще не знала. Приговор богов исполнялся тотчас же: нечистивого пожирало чудовище Амамат. 

Эсхатология в собственном смысле складывается там, где становится возможным позитивное решение личных и вселенских судеб как чего-то абсолютного. Еврейская и христианская эсхатологии исходят из мессианской идеи и подразделяются на индивидуалистическую - учение о загробной жизни единичной человеческой души, и всемирную - о цели космоса и истории, об их конце и о том, что за этим следует. 

Всемирная эсхатология основана на мистическом осмыслении всечеловеческой и всемирной истории как разумного процесса, направляемого волей личного Бога: руководимая Богом история должна преодолеть себя самоe в приходе "нового неба и новой земли" (Исайя, 65, 17). 

Индивидуалистическая эсхатология становится частью всемирной, ибо наступление "будущего века" окажется сроком для воскресения умерших праведников. 

Исходной точкой новой веры был тезис, согласно которому прорыв мессианского "Конца" уже начался с выступлением Иисуса "Христа" ("Мессии"), который пришел "в последние времена" (1 Посл. ап.Петра, 1, 20) и "победил мир" (Иоан., 16, 33). Поскольку, однако, эмпирическая реальность истории продолжала существовать, образ "Конца" был с самого начала подвергнут удвоению. Мессия первый раз приходит "в образе раба", как учитель, исцелитель и искупитель, причем отказывается "судить людей" (Матф. 18, 11), второй раз он придет "со славою судить живых и мертвых" (текст Никейско-Константинопольского символа веры). В первом его пришествии история оказывается снятой лишь "незримо" и продолжает длиться, но уже под знаком конца (Апок., 22, 11-12); второе пришествие (в качестве судьи живых и мертвых) должно выявить эту незримую реальность. 

Эсхатология свершения перемещается во внутренний мир человека ("царство божие внутри нас"), однако через доктрину о втором пришествии сохраняется и для внешнего мира. При этом первое и второе пришествия выражают полярные отношения двух противоположных атрибутов божества - милосердия и судящей справедливости. 

В средние века рассказы и поэмы о страшном суде, начиная с XII века, объединяются в сборники, из которых крупнейший - "Римские деяния" ("Gesta Romanorum") был составлен в Англии. 

Мысль о Страшном суде лежит в основе мировоззрения средневекового человека. Вопрос о смерти, занимавший первостепенное место в средневековой психологии, неизбежно перекликался с идеей Страшного суда, причем в его наиболее пессимистическом варианте. Дьявол и бесы особенно боятся Страшного суда, силясь его отсрочить. Именно жаждой отсрочки объясняется в богословии стремление сатаны к постоянному соблазнению людей. "Если б весь мир был мой, я бы отдал его за один лишь день отсрочки Страшного суда", - говорит бес в одной из "примерных" проповедей (LE, 175). В другом "примере" рассказывается о том, как святой спрашивает беса, зачем он его искушает, ведь если он заставит его согрешить, то и сам при этом впадет в грех и кара его возрастет. Бес отвечает: "Я искушаю тебя и других, ибо знаю, что грешники и так не спасутся, и чем сильнее они грешат, тем позднее исполнится число избранных и на тем больший срок будет откладываться суд. А я боюсь суда". Страх перед Судом "в конце времен" владеет всеми - от святого до черта. И не зря, ибо согласно средневековых представлений, спасутся немногие. По оценке францисканца Бертольда Регенсбургского, немецкого проповедника XIII в., отношение осужденных на ад к спасенным равно пропорции 100 000: 1. Люди средних веков больше верили в ад, нежели в рай. 

Средневековое сознание в бесчисленных апокрифах и "видениях" создает подробный сценарий "конца времен", Страшного суда и последующей судьбы мира. Противоречие между различными заимствованными мотивами было разрешено оригинальным образом: в аду до Страшного суда мучаются души, разлученные с телами, и только после Второго пришествия и воскрешения они получат окончательное наказание. 

В эсхатологических произведениях, независимо от времени и социальной базы, отправной центральный пункт одинаков: существующий мир находится накануне своего конца; их практические задачи сводятся к тому, чтобы доказать это положение, чаще всего путем ретроспективного исторического обзора и затем дать "откровение" о сущности, ходе и результатах предстоящей катастрофы. Исторический процесс и будущее изображается в аллегорической форме, в виде борьбы друг с другом чудовищ, зверей, смен стихийных явлений. Прием зашифровки объясняется обычно тем, что откровение мыслится всегда окутанным тайной, недоступным для всякого человека и должно поэтому иметь особую специфическую форму для своего изображения. 
С наступлением эпохи капитализма функции, мотивы и темы эсхатологии отчасти перенимаются идеологией утопии. 
По убеждению Лютера, день смерти человека совпадает в Христе с днем Страшного суда. Для умирающего смерть и конец света - нечто тождественное. Между жизнью, смертью и вечностью существует тесная связь, которую составляют крест и воскресение Христа. Они представляют как бы мост, по которому человек проходит через собственную смерть. 
По Кальвину, Бог заранее предопределил одним людям спасение, а других осудил на вечные муки (в свете чего удачная счастливая жизнь является не следствием личных заслуг, а подтверждением благоволения божьего и предопределенного загодя спасения). 
Мотивы эсхатологии и апокалиптики наиболее сильно выражены в анабаптизме (от греч. anabaptismos - "повторное крещение"), где картины будущей гибели основывались на мечтаниях, видениях, переживаемых в снах (в проповеди Мюнцера в 1524 г. сон Навуходоносора из "Книги Даниила" трактовался как сон о будущих монархиях и государствах мира). 
Из лютеранства вытекает вся сегодняшняя индивидуалистическая эсхатология. 
Эсхатологическим мотивам не раз предпринимались попытки придать вполне рациональное, научное объяснение. Воскресение соотносилось с проблемой генетического воссоздания людей на основании хранящейся о них информации (по типу клонирования). Вознесение в рай трактовалось как овладевание структурой пространства и свободного перемещения в нем [3, с.167-185]. 

Научные эсхатологические концепции имеют свои сценарии. Еще Лукреций Кар в поэме "О природе вещей" провозглашал "вечную смерть" мира в результате постепенного замедления в нем движения (I, 1105-1174). А знаменитая теория "тепловой смерти" Вселенной Рудольфа Клаузиуса и Уильяма Томсона (основанная на абсолютизации второго закона термодинамики и описывающая конечное состояние мира, которое возникнет в результате необратимого превращения всех форм движения в тепловую), пополнилась различными научно-естественными или мистико-религиозными теориями: "железной смерти" Вселенной, гравитационного коллапса (сжатия), теориями пульсаций мира (расширение-сжатие), катастроф или полного ядерного сгорания с превращением пространственно-открытой Вселенной в однородно-разреженную среду электронно-позитронного газа и элементарных частиц (данные сценарии "мучительнейшей гибели" мира, произведенные на основе фридмановской теории, запланированы на период до 10100 лет, а реальное осуществление конкретного сценария зависит от величины средней плотности космической материи) [4]. 

Наконец, можно упомянуть и астрологическую концепцию, согласно которой Земля, переживающая в настоящее время пятую кайнозойскую эру в четвертом периоде, находится в седьмом знаке Зодиака, если считать от вселенской катастрофы 12-13 тысяч лет назад, запечатленной как Всемирный потоп. В эпоху же Скорпиона по гороскопу в каком-либо виде (экологическом, военном, биологическом, космическом либо эволюционном) должен стать вопрос жизни и смерти земной цивилизации. По Нострадамусу "конец света" случится в 3797 г., что в масштабах истории составляет лишь небольшое расхождение с предполагаемыми кризисными эпохами Льва и Скорпиона - 200-250 лет. Принципиально же астрология не может рассчитать "конец света", ибо ритмика этого явления неизвестна. Если обратиться к палеонтологии и принять, что каждые 1000 платоновых лет (26-28 млн. лет) на Земле происходит великое вымирание, а последнее из них состоялось 11 млн лет назад, то человечеству отпущено еще 16 млн лет жизни [5]. 
Иные гипотезы предлагают циклические варианты. 

Вопрос, остающийся открытым во всех сценариях: что будет потом? В вероучениях иудаизма, буддизма и зороастризма говорится, что мир развивается по космическому циклу, и упадок, деградация, неизбежное одряхление его сменяются полным преобразованием и обновлением (Золотой Век, период Крита). В научных эсхатологических сценариях Страшного суда не будет, как и последующего воскрешения избранных [6]. 

3. «…и Ангел клялся, что времени уже не будет…» 

Согласно Евангелию, время Страшного суда неопределимо и непредсказуемо (Марк.13:32), по крайней мере достаточно отдаленно, ибо хотя и предвещено его относительно близкое наступление (Лук. 21:32; Откр. 22:7,12), все же оно пока в будущем и возможно лишь после целого ряда примет и признаков. Однако ряд отдельных неувязок привел к целой системе противоречий и даже к двум глобальным концепциям эсхатологий. Парадокс удвоенного суда над душами умерших (сразу после смерти и в конце времен) четко обозначился в XIV в. в соч. духовных лиц (от папы Иоанна XXII до проповедника-доминиканца Бромьярда). Правда, и ранее Страшный суд в средние века не мыслили как некую отдаленную и неопределенную перспективу. Напротив, люди жили в уверенности, что судный день близок. На короткое время перенесенные в потусторонний мир, они оказываются там сразу на Страшном суде, о чем повествуют по возвращении в своих «видениях», не заботясь возникшим временным смещением и часто представляя материальные доказательства своего пребывания там: свитки, договор об отсрочке наказания. Зачастую же происходило как бы удвоение божьего суда: после смерти и "в конце времен". Кроме того, он может быть прерван с предоставлением отсрочки и даже возвращением души в тело, что позволяет делать вывод о том, что Страшный суд представлялся скорее неким над- или вневременным процессом или состоянием, в котором царили свои законы и время (точнее, отсутствие времени - вечность), и потому соотносить его с земными понятиями "позже", "раньше" неправомочно. 

Страшный суд существует как бы всегда и в то же время его пересечение с земным временем вполне определенно. Со смертью человек переносится в иное измерение (время) и, следовательно, автоматически попадает на суд, который для оставшихся живых состоится лишь в будущем. Для средневекового человека не было несообразности в том, что Суд происходит и в настоящее время и состоится "в конце времен". 

В проповедях и "примерах" (exampla) свидетели, явившиеся с того света, или лица, оказавшиеся на грани обоих миров, сообщают о Страшном суде, который вершится в момент их приходов в мир иной. Однако оставалось неясным, произойдет ли он согласно Писанию, в Богом исчисленном будущем, когда история человечества завершится, или же близок и вот-вот наступит, о чем возвещают проповеди и пророчества? Или уже свершается, о чем неопровержимо свидетельствуют рассказы лиц, побывавших на том свете? 

"Создается впечатление, - пишет А.Я. Гуревич, - что перед умственным взором этих людей витает смутный образ двух судов, - один происходит над душой умершего или умирающего, другой предстоит "в конце времен". Однако, судя по всему, это не более как смутный образ, и ни в одном тексте не выражена ясно и недвусмысленно мысль о двух судебных процедурах (то, что можно было бы назвать "малой" и "великой" эсхатологиями). Да это и невозможно. Ученые люди связаны учением о Страшном суде, единственно и окончательно, и expressis verbis сформулировать тезис о том, что Господь будет судить индивида или род людской дважды, так сказать, предварительно и затем вновь, вынося приговор уже навсегда, навечно, было бы, с точки зрения церкви, столь же кощунственно и еретично, как и логически ни с чем не сообразно, - это значило бы поставить под сомнение всеведение и всесовершенство Бога. Поэтому никто не говорит о двух судах, следующих один за другим с интервалом неопределенной (и неопределимой) длительности. Но образы этих судебных процедур как бы накладываются один на другой, то двоясь, то сливаясь вместе до неразличимости. Собственно говоря, это представление об одном суде, которое в сознании средневекового человека тем не менее меняет свой облик, выступая разными своими стоpонами. Для сознания пpостых веpующих здесь не было пpоблемы, для них все было достаточно пpосто и ясно: человек умиpает и получает по делам своим, а Стpашный суд после Втоpого пpишествия пpедставлялся столь далеким и неопpеделенным, что обpаз его почти стиpался, сливаясь с судом, котоpый веpшится в момент кончины индивида. Лишь в ХIХ веке у английского проповедника Дж.Бромьярда встречается несколько более отчетливое понимание двойственной природы Страшного суда. "Суд божий - двойственный. Один - частный, который происходит, когда кто-то умиpает... Дpугой - всеобщий, котоpый состоится в конце, когда все люди будут собpаны вместе...". Однако и Бpомьяpд не отвечает на вопpос о том, как сочетаются оба эти суда..." [7, с.110]. 

Согласно св. Августину, Бейнингену и адвентистам, «светопреставление» и второе пришествие Сына Божия не принадлежат к числу земных, исторических событий эмпирической действительности, наступающих в таком-то году. Оно совершается вне времени или по его окончании, - «и Ангел клялся, что времени уже не будет» (Откр. 10,6). «После смерти мира и человечества, которое, как и личная смерть, строго говоря, происходит вне времени, предстоит упразднение временности» [8, с.122]. 

Умершее тело тут же "воскресает", перемещаясь в иное измерение иного пространства-времени, где его ждет лишенный привязок к разрушенному времени, а потому безвременный Страшный суд и последующая судьба. 

4. Судный день глазами кинематографистов 

О чем бы ни говорилось, но одно бесспорно: экологическая катастрофа настигает нас быстрее, чем успевает совершаться духовная перестройка, необходимая для еe смягчения. Если не обманываться, если отбросить иллюзии, то нынешний мир, конечно, обречен. И хотя можно подумать, будто современный человек уже притерпелся к кровавым ужасам ХХ века, задубелость эта кажущаяся, так как эсхатологический страх просто переместился в его подсознание, откуда даeт себя знать непредсказуемыми социальными, психическими, биологическими сбоями, исподволь подтачивая имунную защиту всей популяции. 

Искусство раньше и точнее всего отражает эту растерянность, "разорванность", обреченность сознания, оно - точный индикатор душевного состояния человека. Отсюда – такая тяга его к эсхатологическим мотивам со 2-й пол. ХХ в. 

Главным первоисточником «апокалиптического» кино, разумеется, выступают грандиозные по зрелищности «Откровения Святого Иоганна Богослова», в которые и добавить, собственно, нечего – ни по смыслу, ни по образам и мотивам. Апокалиптические мотивы открыто фигурируют в еще немой киноленте «Четыре всадника Апокалипсиса» (1922) Рекса Ингрэма, аллегорически скачущими над раздираемым войной миром [9, с.89]. Сама угроза Страшного суда в традиционной трактовке кинематографистов нависает над человечеством после инициации в миру Дьявола либо какой-либо темной силы и по совершении им/нею ряда мистических обрядов (сбора определенного количества душ, сочетания браком с выбранной символической невестой, обретения некой реликвии, произнесения героем/героиней требуемой формулы-желания – «Три желания», произведения положенного ритуала, и т.д.). Примером «условного» Страшного суда (то есть приход которого обставлен рядом условий ритуального характера) могут служить «Девятые врата» (Франция-Испания-США, Роман Поланский, 1999) – в этом фильме, снятом по книге Артуро Перес-Риверте «Клуб Дюма, или Тень Ришелье», специалист по поиску раритетных изданий Дин Корсо принимает необычный заказ от владельца крупнейшей в мире библиотеки оккультных книг Бориса Болкана, дабы определить подлинность фолианта 17 в. "Девять врат в Царство Призраков", с помощью которого, по преданию, можно вызвать Люцифера. 

В «Зодчем теней» (США, 1996, Джейми Диксон) молитва поклонников Господина тьмы, которому в течение тысячелетий они приносили кровавые жертвоприношения, наконец, была услышана - своры черных гончих сошли с неба и погнались за людьми, солнце затмилось, и тень грозила навсегда поглотить город. 

В «Князе Тьмы» (США, Дж. Карпентер) отец Лумис, священник католической церкви в Лос-Анджелесе, случайно обнаруживает, что подвал церкви заполнен какой-то зеленой субстанцией. Воплощение зла ждет времени, чтобы материализоваться в реальном мире. 

«Адвокат дьявола» (США, Taylor Hackford, 1997) с Аль Пачино, «Ребенок Роз-Мари» (по роману А. Левина, 1969. Р. Полански, США) с самим А. ЛаВеем – культовые фильмы о приходе дьявола для запуска Страшного суда. «Мастер и Маргарита» М. Булгакова с несостоявшимся, но планируемым (дьяволом!) Страшным судом – тоже отсюда. Недаром он начинается фразой: однажды весною, в час небывало жаркого заката... (Ср. с ветхозаветным: "Ибо придет День, пылающий как печь"). Воланд, вершащий праведный суд над грешниками и дарующий вечную жизнь Маргарите и мастеру, занимает на престоле Страшного суда место самого Спасителя, а романная Москва становится местом Страшного суда и тем самым замыкает новозаветную линию событий, начатую в иудейском Ершалаиме. 

Однако фильма, который бы полностью воплотил грандиозный сценарий «Апокалипсиса», а не только его отдельные мотивы, образы либо главы, в мировом кино пока что нет. 

Одним из главных мотивов – предвестников Страшного суда, является Война. Появление четырех всадников, символизирующих Войну, Чуму, Голод и Смерть, означает приближение Судного дня. После изобретения атомной бомбы, она успешно ассоциировалась с «всадником на рыжем коне». Фильмов об ядерной войне и ее последствиях так много, что разгрести эту кучу в одной статье будет не под силу. Можно привести лишь ряд примеров: «Письма мертвого человека» (1986, реж. К.Лопущанский, СССР) о жутком вымирании жертв ядерного взрыва; «На последнем берегу» С.Крамера (1959), где действие происходит в 1964 году после тотальных разрушений в Северном полушарии, «Квинтет» (1979) Р.Олтмэна, в котором изображен последний очаг жизни в Антарктиде: группа уцелевших развлекается игрой в «полярную рулетку», а проигравшего ждет смертельный холод и свора голодных ротвейлеров; «Завещание» (1983, Линн Литман), где действие фокусируется на демонстрации надвигающегося коллапса в провинции и осознании его; «На следующий день» (1983, Николас Маейр) - о постядерном бытии городка Лоуренс штата Канзас и его отождествлении со снятием шестой и седьмой печати: «солнце стало мрачно, как власяница... Третья часть деревьев сгорела, а также зеленая трава» (Откр. 8,7). 

Отдельные апокалиптические видения в виде текущих кровью рек, кипящих морей, землетрясений преследуют героев фильмов "Седьмая печать» (1988, Карл Шульц), «Жертвоприношение» (А.Тарковский), «Иди и смотри» (Э. Климов). 

«Конь вороный, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей» – безусловно, рынок. 

«Конь бледный» – голод, болезни, эпидемии, смерть. Сии прелести предвещают «Облик грядущего» (Мензиес, 1967), «12 обезьян» (Т. Гиллиам), где апокалиптическая эпидемия грозит уничтожением земной расы, «Чума» (Л. Пуэнцо, по роману А. Камю), «Вирус» (1980, реж. Киндзи Фукасаку), где Земля после ядерной войны и вирусного заражения превращается в безжизненную антарктическую пустыню. 

Началом Апокалипсиса часто выступают события космического плана (падение метеорита, астероида, землетрясение). «Второй ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море» (Откр. 8,8). Недостатка в сюжетах такого плана нет - «День Триффидов» (1963, С.Секели), «Столкновение с бездной» (М.Ледер), «Армагеддон» (М.Бэй), серия фильмов о нашествиях насекомоподобных пришельцев-людоедов («Люди в черном», «Долина проклятий», «Смертоносный богомол», «Бойцы из звездолета» (П. Верхувен), «День независимости», «Чужие») - иллюстрации конкретных глав Откровения. Звезда, падшая с неба, «отворила кладезь бездны», и из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, которую имеют земные скорпионы» (Откр. 9,1-2). 

Другое направление - фильмы, где роль дьявола выполняют негуманоиды, представляющие для землян абсолютное зло глобального масштаба (т.е. захват, инкарнация, уничтожение и т.д.), иными словами, творящие Апокалипсис. Тут и знаменитая «Война миров» по Уэллсу (США, 1953, Джордж Пал), и сериал из четырех «Чужих» (1993-1999), «Тварь» (США, К. Рассел), «Левиафан» (США, Джородж-Пан Косматос, 1989) о борьбе с генетической мутацией, обращавшей человека в монстра, и «День независимости» (США, 1997, Роланд Эммерих) о готовящемся уничтожении земной цивилизации паразитарной формой жизни, владеющей оружием невиданной разрушительной силы, и "EXTRO. Наблюдайте за небом" (США, Harry Bromley-Davenport, 1995), и «Деревня проклятых» (США, Дж. Карпентер, 1999), и «Фантомы» (США, Джо Чэппел, 1996) о пробуждении веками дремлющей в земле некой страшной силы, способной уничтожить все живое; «Второе прибытие» (США, Кевин Тенни, 1998) о глобальном заговоре инопланетян, в человеческом облике уже фактически захватившим власть на Земле и постепенно менявшем климат; «Пятый элемент» (Франция-США, 1997, Люк Бессон) об нависающей над Землей каждые пять тысяч лет угрозе со стороны надвигающейся темной планеты (область абсолютного зла); наконец, "Первая волна", "Вторая волна", "Третья волна" о постепенной инвазии инопланетян, захлестывающей Землю; черная комедия «Марс атакует» (США, 1996, Тим Бартон), и «Звездные герои « (США, 1997, Джин Пеллерин) о плотоядных пауках, посеявших на Земле 250 миллионов лет назад семена жизни, чтобы со временем вернуться и полакомиться; а также различные «Ползуны», «Захватчики» и прочая и прочая. 

Конечно, все эти фильмы отчаянно перекликаются с апокалиптической трактовкой, только лишь пытаются придать ей рациональное выражение. Библейское небо, в котором происходит схватка с «князем тьмы» – космос. Сам «князь» имеет конкретный облик огромного дракона или чудовища («Чужие», «День независимости») и представляют абсолютное зло, с которым ведет схватку земное Добро (экипаж, американский президент). При этом космическое нашествие никак не связывается с воздаянием человечеству за грехи и приговор Высшего Судии. 

Третье направлeние - искусственный интеллект либо искусственный монстр, принявший демонические очертания всеобщего масштаба. Сюда можно отнести три «Матрицы» с их перезагрузками (Ларри и Энди Ваковски, 1999-2003) и трех «Терминаторов» (США, Дж. Кэймерон, 1985, 1991), повествующих о захвате и уничтожении человечества кибермашинами и воцарении эры Искусственного Интеллекта. 

Но допустим: Страшный суд произошел, в результате Катастрофы того или иного плана основная часть человечества уничтожена, культура выпотрошена и выкинута на помойку – что потом? По сценарию Апокалипсиса должны наступить райские времена, а обновленный мир – засверкать в лучах истинного величия и славы. Однако человеческая история не настраивает на оптимистический прогноз. И потому постапокалиптический мир представляется кошмаром Фреди Крюгера: то это бесплодная пустыня, по которой гоняют моторизованные вандалы в поисках остатков нефти («Безумный Макс»); то руины мегаполисов («Побег из Нью-Йорка», «Побег из Бронкса»); то катакомбы и безжизненные пустыни («Кровь героев», «Письма мертвого человека», «Мальчик и его пес», «Искусственный разум», «Кин-Дза-Дза», «Бегство мистера МакКинли», «Сталкер»); то, наконец, обезвоженный в результате столкновения Земли со «сгустком материи», зато «наводненный» негодяями мир («Девушка из танка») или, напротив, «обессушенный» (в смысле лишенный суши) водный мир в «Водном мире» К. Рейнольдса (правда, в конце его один островок герои все же находят, что преподносится в прямом смысле как земля обетованная, однако для сегодняшних жителей бескрайних просторов узкая полоска с трудом найденной суши вряд ли может казаться раем, так же как и город «Эвритаун» в «Облике грядущего» с прозрачными стенами, телевидением и искусственным солнцем). 



ССЫЛКИ
[1] Хюбшер А. Мыслители нашего времени (62 портрета): Справочник по философии Запада ХХ века. – М.: Изд-во ЦНР МГП ВОС, 1994. - 312 с. 
[2] Ренан Э. Антихрист (репринтное переиздание Н. Глаголева) - Л.: О-во "Библиотека "Звезда": Сов. писатель. Ленингр. отд., 1991. - 229 с. 
[3] Фурдуй Р., Швайдак Ю. Прелесть тайны. – Киев: Лыбидь, 1992. - 199 с. 
[4] Дуэйн А. Дпйкус, Джон Р. Литтоу, Дорис К. Теплиц, Вигдор Л. Теплиц. Будущее Вселенной // В мире науки. – 1983. - № 5. – С.50-61; Скурлатов В. Круг времени. Обзор гипотез об обратимости времени // Фантастика-81 / Сост. А. Кузнецов, Ю. Медведев. – М.: Мол. гв., 1981. – С. 303-310. 
[5] Величко Ф., Мансурова В. На пороге эры Водолея// Наука и религия. – М., 1996. -№ 1. 
[6] Романчук Л. Аспекты потусторонности и концепция Спасения» // "Порог". - 2003. - №10. - С.25-31. 
[7] Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. - 
[8] Булгаков С.Н. Апокалиптика, социология, философия истории, социализм// Булгаков С.Н. Труды по социологии и теологии: В 2-х т. Т.2. – М.: Наука, 1997. 
[9] Караваев Д. Апокалипсис: мировое кино продолжает выдвигать свои версии конца света // Если. – 1999. - №6. – С.89-96.