Позапрошлым летом я возвращался из Краснодара в Петербург. Мой друг Виктор М. предложил заехать к нему в гости в Тулу, а заодно посетить Оптину пустынь. Я с радостью согласился. Спешить было некуда, и мы отправились по намеченному маршруту на его новом джипе. Миновали Ростов. И тут жена моего друга завела разговор о том, что давно не была у матери, и не худо бы было сделать небольшой крюк и заехать к ней в Ракитное. Друг мой стал решительно возражать: крюк был немалый – верст 300–400. Стали спорить. Достали карту. Начали отсчитывать километры. У жены оказалось 200, у мужа – под 500. Видно было, что перспектива оказаться в объятиях тещи не очень его радовала:

– Ну, ты, Зоя, даешь… Почему у тебя в два раза меньше, чем у меня, получилось?

– А почему у тебя в два раза больше?

Виктор задумался, подготавливая сокрушительный аргумент, но тут я вмешался в супружескую перепалку:

– Простите, а о каком Ракитном идет речь? Уж не о том ли, где служил отец Серафим (Тяпочкин)?

– То самое, – кивнула Зоя. – А ты о нем откуда знаешь?

Трудно не знать. Особенно после того, как ему приписали участие в истории в «Зоином стоянии»: будто бы отец Серафим был тем самым священником, которому удалось взять из рук окаменевшей девушки икону Николая Угодника. Поговорили с Зоей о Зое, а потом я рассказал о том, как 30 лет назад мои московские друзья подарили мне фотографию отца Серафима. С тех пор она стоит на книжной полке над моим письменным столом и я постоянно ощущаю на себе его взгляд. Это удивительный взгляд. В нем поразительно сочетаются любовь и строгость. Посмотрев в глаза отца Серафима, понимаешь, что он знает, что происходит в твоей душе. Он словно говорит: «Мне известны все твои грехи и беды. Не отчаивайся, я помогу тебе».

Кто бы ни приходил ко мне, все сразу же обращали внимание на фотографию отца Серафима и спрашивали: «Кто этот человек?» Один мой знакомый шутник очень серьезно сказал: «Это чемпион мира по человеческому лицу. В нем страдание, сострадание, любовь и мудрость».

Друзья, сделавшие мне этот бесценный подарок, стали известными людьми. У тех, кто бывал в их доме и рассказывал об отце Серафиме, тоже удивительная судьба. Отец Зинон – замечательный иконописец, иеродиакон. Димитрий теперь архиепископ, ныне покойный Геннадий Снегирев – один из лучших детских писателей.

К сожалению, я не помню всех рассказов об отце Серафиме. Запомнил лишь некоторые. Самый интересный я услыхал от жены Снегирева – Татьяны.

Отец Серафим после заключения и ссылки был направлен в один из самых глухих приходов Белгородчины. Храм был в страшном состоянии, но батюшка сразу же приступил к службе. Первое время на литургии не было ни одного человека. Но он не только не сокращал службы, но еще и проповеди говорил после литургии. Об этом рассказал односельчанам случайно забредший в храм человек. Земляки решили посмотреть на чудака-священника. А посмотрев, многие уже не покидали храма и образовали дружный приход. Вскоре в Ракитное потянулись духовные чада батюшки из Днепропетровской епархии, где он служил до ареста и недолгое время после возвращения из лагеря и ссылки. А через несколько лет весь русский православный мир знал об этом благодатном старце. К нему приезжали и из столицы, и с Камчатки, Кавказа и Средней Азии… Отца Серафима не раз навещал архимандрит Кирилл (Павлов), многие архиереи.

У меня был шанс увидеть его. Я мог напроситься к друзьям, отправлявшимся к батюшке. Но что-то помешало. Даже не помню что. Была возможность приехать на его похороны. Но я не решился, поскольку не собрался навестить его при жизни.

И все же меня почему-то не покидает чувство, что я видел его и говорил с ним. Каждое утро я встречаюсь с ним взглядом, здороваюсь и прошу благословить на день грядущий. Теперь он смотрит на меня не один. Рядом с ним фотографии моего покойного духовного отца Василия Ермакова и схиархимандрита Илия. Ему должно быть хорошо в этой кампании.

Я замолчал и прильнул к окну. Мы обгоняли колонну комбайнов. На них были не наши номера и полумесяц на красном фоне.

– Это турки, – пояснил Виктор. – Едут с юга на север и убирают пшеницу. Мы их уже видели, когда ехали в Краснодар. Бригадир у них из бывших наших. Месхитинец. Комбайны американские. Убирают без потерь. И пьяниц нет. Так что турок предпочитают нашим.

Слушать такое было больно. Я повернулся к Виктору:

– Давай заедем в Ракитное и помолимся отцу Серафиму, чтобы русские крестьяне опомнились и стали работать так, чтобы никому не приходило в голову нанимать турок.

– И чтобы технику свою мы выпускали не хуже американской, чтобы начальники обратили внимание на свой народ и помогли возродить сельское хозяйство и чтобы деловые люди устроили хотя бы одну такую же подвижную бригаду из наших мужиков, – добавил Виктор.

Пока он говорил, о чем будет просить отца Серафима, Зоя уже звонила в Ракитное и радостно сообщала сестре, что мы вечером будем у них.

Мы свернули с трассы Москва–Ростов и поехали в направлении Белгорода. Дорога сразу же дала понять, что расслабляться за рулем не стоит. Я ожидал, что чем дальше мы удалимся от центральной трассы, тем дорога станет хуже. Но все вышло наоборот. Через два часа тряски по колдобинам мы покатили по ровному асфальту.

– Можно не смотреть на указатели, – сказал Виктор. Сразу понятно, что мы в Белгородской области. Здесь не только дороги. Здесь все устроено по-хозяйски. И действительно. Вскоре я смог убедиться, что асфальтовые дороги проложены к каждой деревне, и к каждому дому проведен магистральный газ. Все стволы деревьев вдоль дороги были побелены. Повсюду – и в самом Белгороде, и в небольших поселках – удивительная чистота. После Сочи, объявленного южной столицей, где чуть ли не под каждой пальмой набросаны горы мусора, меня особенно потрясли дорожные знаки: «До ближайшей помойки 200 метров». Мусорные баки там не только стоят у дороги, но из них еще и регулярно изымают содержимое.

Я представлял себе Ракитное совершенно иначе. Думал, увижу беленые хатки посреди степи, а оказалось, что там не только каменные добротные дома с садами и беседками, увитыми виноградом, но еще и сохранившийся дом князей Юсуповых, несколько красивых двухэтажных купеческих домов ХIХ века и в живописной ложбине между двумя холмами пруд с тремя фонтанами. Много современных зданий приличной архитектуры. Особенно выделяются дворец молодежи и спортивный комплекс с бассейном. Далеко не во всяком городе у молодежи есть такие возможности для досуга и занятий спортом. На въезде в поселок стоит огромный ажурный кованый крест. Никольский храм, в котором служил с 1961 по 1982 год отец Серафим, отреставрирован. Двор засажен цветами. Батюшкина могилка – рядом с алтарной апсидой – вся в цветах. На могиле крест с домовиной. Прихожане и паломники первым делом прикладываются к нему, а потом уже идут в храм. Рядом с могилой на стене мемориальная доска в виде широкого креста из черного мрамора. А на ней батюшкин лик. Кажется, что он выплывает из черноты мрамора, свидетельствуя о том, что мрак не в силах поглотить свет. Это перевод на мрамор той самой фотографии отца Серафима, что стоит у меня на книжной полке.

В храме новый иконостас с иконами, написанными в каноне. На стенах большие иконы Богородицы и Николая Угодника хорошего письма. К сожалению, в тот приезд мы не застали настоятеля храма отца Николая. Но зато в следующий раз общение с ним было настоящим праздником. Я снова оказался в Ракитном благодаря Виктору. Он решил перебраться сюда. Благо дело, есть и дело и делатели. В Ракитном жизнь, что называется, кипит. Поля в округе засеяны, построены перерабатывающие комплексы, работает завод, планируются новые производственные затеи. Но я не стал вникать в их суть, поскольку был очевиден принцип. Есть у всей хозяйственной жизни голова, а она разумно взаимодействует со всеми членами. Белгородской губернии повезло с губернатором. А он, уже на районном уровне, подобрал деятельных умных руководителей. И жизнь наладилась. Причем, как наладилась! Я был в соседних губерниях – Орловской и Курской. Видел брошенные черноземные поля, зарастающие березами, фермы с проломленными крышами, разоренные деревни, в которых выходцев с Кавказа больше, чем коренных жителей. А здесь чистота, порядок и повсеместное созидание. Меня поразило общение со студентами. Вежливые, внимательные. За два часа лекции никакой болтовни с соседями, шушуканий, хруста поп-корна и чипсов, опробования новой косметики под руководством опытной модницы, – всего того, что сейчас повсеместно происходит в столичных студенческих аудиториях.

В Белгородской области и школьники вежливы. Выступая перед ними, я видел, с каким вниманием они слушают беседы на духовные темы. Здесь давно преподаются основы православной культуры, и результаты не замедлили проявиться. В области резко сократилось количество преступлений. Особенно в молодежной среде. Это я знал со времен первой поездки на Белгородчину.

В Ракитном я убедился в верности первых впечатлений. Здесь гораздо лучше, чем в других российских весях, но все же немало и проблем. Безбожное прошлое дает о себе знать. Мне рассказали о том, как во время переклички перед уроком основ православной культуры на вопрос учителя «кого нет?» один ученик – из главных заводил в классе – ответил: «Бога». Я видел этого молодого человека через полгода в храме. Он стоял на молебне по случаю открытия очередных Серафимовских чтений и молился вместе со всеми. А потом подошел к могиле отца Серафима и очень внимательно слушал отца Николая. Надеюсь, что больше он так шутить не будет.

Серафимовские чтения устроил отец Николай. С благословения Белгородского владыки Иоанна они проводятся ежегодно. Во второе посещение Ракитного я получил приглашение принять в них участие.

Отец Николай подарил изданную им книгу об отце Серафиме (Тяпочкине). В ней собраны воспоминания его духовных чад. Собрав воедино некоторые свидетельства, можно составить целостную картину жизни отца Серафима.

До принятия монашества его звали Димитрием. Он родился в семье царского полковника, а глаза ему закрыл полковник советский – герой Советского Союза Митрофан Дмитриевич Гребенкин. Но это был не лагерный начальник, а верное духовное чадо. Он сидел у изголовья своего умирающего духовного отца, два месяца не отходя от него ни на шаг. «Неусыпаемый ты мой», – называл его ласково отец Серафим.

Жизнь отца Серафима, ставшего священником при большевиках, объявивших войну Церкви, похожа на жизнь тысяч священнослужителей: сталинские гонения, смерть жены, детей, арест, долгий срок заключения в ГУЛАГе, мытарства по выходе на свободу, потом хрущевские гонения. И все же это особенная жизнь.

Еще в детстве на богослужении в духовном училище, куда взял его с собой отец, маленький Димитрий увидел икону преподобного Серафима Саровского. Он долго заворожено смотрел на лик святого, а потом сказал отцу: «Хочу быть таким». Люди, знавшие отца Серафима, говорят, что у него получилось. И имя Серафим, данное ему в монашеском постриге, далеко не случайно. С первых лет священнического служения он взял на себя подвиг добровольной бедности. Он никогда не брал денег за требы. Жил с женой и детьми в маленькой хатке с земляными полами. Когда его изгнали из храма, служил в домах. Служил и говорил проповеди вдохновенно, со слезами на глазах. Этот слезный дар никогда его не покидал. Говорили, что глубокие морщины на его лице – это русла слезных рек, пролитых им за болящих и грешников. Никто никогда не слыхал от него грубого слова, не видел его раздраженным. Даже провинившихся нерадивых работников он увещевал ровным голосом, без гнева. О лагерной жизни говорил мало, никогда не ругал своих истязателей. Когда закончился срок заключения, его спросили, «чем он собирается заниматься на свободе»? Он, не раздумывая, ответил: «Служить Богу». – «Ну, тогда посиди еще», – сказал начальник и добавил пять лет ссылки.

Отец Серафим никогда никого не осуждал. И другим не позволял. Властям очень не нравилось, что в Ракитное съезжается множество людей. Они «надавили» на правящего архиерея. Тот приехал с инспекцией и с амвона обратился к народу: «Что вы сюда ездите? Какую вы тут святыню нашли? Святыни есть повсюду». Духовные чада были очень огорчены. И когда во время трапезы Митрофан Гребенкин хотел сказать о том, что возмущен речью архиерея, отец Серафим опередил его: «Какой у нас хороший архиерей». Выждав некоторое время Митрофан Дмитриевич снова хотел сказать об этом, но и на этот раз отец Серафим прервал его той же фразой. И так повторилось несколько раз. А вскоре архиерей, узнав батюшку поближе, подружился с ним и часто приезжал к нему. У него же он и исповедовался.

Батюшке была открыта дата его смерти. Он предупредил о ней некоторых чад. Одному близкому человеку, уезжавшему домой, он сказал, что тот через неделю вернется. Так и получилось. По молитвам батюшки исцелялись бесноватые. Есть множество задокументированных случаев исцеления от онкологических и прочих тяжелых болезней.

Для людей, хорошо знавших отца Серафима, его святость очевидна. Но в комиссии по канонизации нет единодушного мнения. Некоторых ее членов смущает то, что не сохранилось следственное дело отца Серафима. Но оно и не могло сохраниться. Днепропетровские областные архивы были вывезены немцами и частично уничтожены. Но, коли нет дела, то могут оставаться сомнения: «А не отрекся ли он от Бога во время пыток? А вдруг кого оговорил?» Ведь всякое в застенках ЧК случалось. Там и маршалы рыдали, как дети.

Говорить о презумпции невиновности в данном случае не приходится. И все же и лагерная жизнь отца Серафима известна, и каждый день и час его жизни после освобождения прошел на виду. У него даже своей отдельной кельи не было. В его комнатку мог в любой момент войти алтарник или неожиданно приехавшие духовные чада.

Поразительно то, что ненависть днепропетровских большевиков к отцу Серафиму была больше, чем ненависть к фашистам. Война шла уже два месяца. Немец приближался к Днепропетровску, а власти затеяли над ним суд… А ведь было чем заняться убегавшим в глубокий тыл начальникам…

Что же касается трусости или отречения от Бога, то я боюсь, что ни Петр, ни прочие апостолы при таком подходе не имели бы никаких шансов быть прославленными. Фактов того, что отец Серафим отрекался от Бога, нет, а вот отречение Петра и трусость апостолов засвидетельствованы Евангелием. Мы поминаем царя Давида и всю кротость его, но не забываем о том, как он поступил с Вирсавией и ее мужем. Но главное все же – его раскаяние. В мировой поэзии нет более высокого и прекрасного стиха о сердце сокрушенном, содрогающемся от осознания глубины своего греховного падения, чем 50-й псалом. И мы знаем, что «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит».

Да, никто не видел следственного дела отца Серафима (Тяпочкина), но тысячи людей видели его слезы. Эти слезы он каждый день проливал за свои и наши грехи.

Могила архимандрита Серафима в Ракитном

В третий раз я приехал в Ракитное 18 сентября этого года. Приехал поздно, и меня положили в гостиной семейного дома, в котором живут пятеро детей, усыновленных нынешним настоятелем Никольского храма отцом Николаем. На следующее утро было назначено открытие «Серафимовских чтений», посвященных проблеме сохранения традиций.

Я проснулся рано и вышел из дома. Моросил мелкий дождь. Было сыро и холодно. Я хотел подойти к могилке отца Серафима, но остался на крыльце. У могилки на коленях стояла молодая девушка. Она о чем-то слезно молила батюшку Серафима, часто крестилась и отбивала земные поклоны. Чтобы не смущать ее, я вернулся в дом. Выглянув в кухонное окно через четверть часа, я увидел ее в том же положении. Дождь между тем усилился. Через некоторое время к могилке подошли трое молодых людей. Девушка встала, перекрестилась и быстро пошла к калитке, а трое молодых людей открыли зонт, достали книжку и стали молиться – очевидно, это был акафист. Вскоре появились другие люди: и пожилые, и молодые. К кресту подходили группами и поодиночке. Молодые люди чуть отошли в сторонку. Я с полчаса наблюдал за непрерывным потоком паломников, пока помощник отца Николая не позвал меня, сказав, что батюшка приглашает выпить чаю.

За воротами стояло с десяток автомобилей. На одном из них были немецкие номера. Я спросил отца Николая, всегда ли бывает столько паломников.

– Иногда бывает и больше, – улыбнулся он.

К моменту приезда архиерея храм был полон. Большая толпа стояла во дворе. После молебна все переместились во дворец молодежи, где и проходили чтения.

Первым выступил владыка Иоанн. Я тезисно записал основную часть его доклада. Он сказал, что в основе народных традиций лежат традиции духовные, церковные. Главная черта христианина – это любовь к Богу, ближнему, отечеству и всему Божьему творению. Эта ставшая для нашего народа традицией любовь методично и постоянно попирается средствами массовой информации. Удивительное качество русской души – терпение. Эта христианская добродетель недобросовестно эксплуатируется. Но мы продолжаем терпеть. В эпоху перемен, когда разрушаются привычные устои, Церковь остается островом стабильности и надежды. В деле спасения души Церковь выработала определенные формы, от которых никоим образом нельзя отказываться. Церковные традиции помогают людям обрести истинные ориентиры, распознать, где благо, а где зло, рядящееся в красивые одежды. Православные люди – это соль земли. А соль сохраняет от тления, придает вкус. Традиции – это образ мысли и жизни. Они помогают людям устоять от соблазнов, избавиться от скверны. Это некий генетический код, имеющий христианскую основу. Без этой основы легко сбиться на кликушество, политиканство и большевизм. Нужно научиться понимать, что есть воля Божия о человеке, о стране и мире. Иначе мы не сможем выполнить возложенную на нас миссию. Без христианской любви мы ничто. Медь звенящая. Обретая опыт богообщения и любви, мы должны помнить, что нам предстоит передать его грядущим поколениям.

В последующих докладах было много интересного. По официальным данным в Белгородской области в 1989 году православными себя назвали 30 % населения. В 2010 – 64 %, а покрестили в 2009 году 14 300 младенцев из 14 536 родившихся. То есть 98 %.

Руководитель по делам молодежи, рассказала о работе отдела духовно-нравственного воспитания. В области проводится множество фестивалей. Есть и фестиваль православных молодых семей. Празднуют дни любви и верности. Устраивают различные экологические акции, конкурсы и соревнования. Возобновлена работа молодежных стройотрядов, в которые не так просто попасть: желающих потрудиться на многочисленных стройках и на сельхозработах в студенческой среде немало. Один студент сказал мне, что у них не найти лозунга «Бери от жизни все!». Мы знаем, что блаженнее давать, нежели брать.

Знает об этом и школьница Анна Будянская (в этот день были ее именины – память Иоакима и Анны). Она рассказала о своем понимании традиций. Она из потомственных крестьян и гордится тем, что ее предки много веков кормили и продолжают кормить русский народ. В их семье даже при коммунистах главными праздниками были Пасха, Рождество и Троица. А она в свои 15 лет готова сопротивляться духу времени и делать все для того, чтобы стать полезным для общества человеком и хорошей матерью. Она собирается нарожать столько детей, сколько Бог даст. А традиции нужны еще и потому, что без них мы не сможем наследовать жизнь вечную.

Я слушал эту девочку и думал о том, как ее рассуждения о крестьянском труде не похожи на то, что Россия слышит целый век. При советской власти рассказывали о безликих трудягах, намолотивших несметное количество злаков и что-то такое о зяби и озимых, о закромах родины, в которые вваливали дары земли и откуда они почему-то не хотели выходить на свет Божий на горе тем, кто хотел их употребить. Потом, в перестроечные годы, – об «агрогулаге», который нужно непременно развалить. Что и сделали. А теперь – о деньгах и инвестициях (очень похоже на инквизицию). Эта девочка говорила о человеке. О его месте на земле под Богом и рядом с Богом. Она говорила о радости простого труда, как о высокой поэзии, а не как о постылой принудиловке. И я поверил ей. И порадовался за нее. Эта девочка любит свою землю и она не бросит ее. Она станет хорошим агрономом и продолжит вековые традиции своих предков. И детей ей пошлет Господь. Здоровых, честных и работящих…

После нее выступил мудрый человек, рассказавший о том, как должно строиться гражданское общество в русских городах и весях. Особенно интересно в весях, где все знают друг друга. Повсюду, даже в самой маленькой деревеньке, нужно организовать общинное сообщество, руководимое уважаемыми людьми, с целью обустройства общественной и хозяйственной жизни. Сейчас не на кого опереться для проведения добрых дел. Разбойники объединены в преступные организации. Добропорядочные же граждане не имеют своих объединений. Общинные сообщества можно назвать «советами», где главным лозунгом будет «совет да любовь» Христианские принципы могут помочь преодолеть атомизацию общества. Эти советы будут действовать на всех уровнях – и на районном, и на областном. Через них можно будет оказывать ту самую крестьянскую «помочь», благодаря которой жила веками русская деревня. И от стихийных бедствий спасались, и реки чистили, и дома молодоженам всем миром ставили, и за вдовами и сиротами догляд осуществляли.

Главное в общественной жизни – побуждение к добрым делам. В основе русской цивилизации лежит Православие. Поэтому общественная жизнь должна организовываться вокруг Церкви. Приходской жизни нужно стать более активной и быть примером и действенным сегментом жизни таких советов. Местная власть будет иметь реальную силу, на которую всегда сможет опереться.

Идей на этих чтениях было высказано немало. И главное – они все были жизненными и вполне осуществимыми. Некоторые положения уже воплощаются в жизнь. Мне пришлось бывать на многих конференциях, и всякий раз меня не покидала мысль: замечательно поговорили, тем дело и кончится. Но в Ракитном я видел, что за словом последует дело. Эти чтения были не «мероприятием какого-то отдела с целью отчитаться перед начальством за отчетный период»», а реальным духовно-общественным действом. И молебен перед его началом, и сама атмосфера, и глубина тем, и очевидный настрой на созидательную работу говорили о том, что это действо не пройдет втуне. Отец Николай уже во время этих чтений стал договариваться о конкретных делах. Его не устраивают «протоколы о намерениях». Он сразу же «подписывает договоры» и преступает к делу.

Я сидел в зале, слушал докладчиков и искренно радовался за жителей Ракитного. Немного найдется в современной России сельских клубов, где проводятся такие замечательные и так необходимые разговоры о путях налаживания жизни, основанной на национальных духовных традициях. В президиуме сидел взволнованный и радостный отец Николай, а над его головой ласково и загадочно смотрел на нас отец Серафим (Тяпочкин). Это была та же самая, но только во много раз увеличенная фотография, которую мне подарили 30 лет назад.

http://www.pravoslavie.ru/put/42226.htm

ОТ АВТОРА ДНЕВНИКА-Все хорошо, только одно "но".Если в статье имеется в виду архим. Зинон(Теодор), то я бы воздержался(мягко говоря) от положительной оценки его деятельности.