Жизнь продолжается рассудку вопреки.
На южном солнышке болтают старики:
– Московские балы... Симбирская погода...
Великая война... Керенская свобода...

И – скоро сорок лет у Франции в гостях.
Жужжанье в черепах и холодок в костях.
– Масонский заговор... Особенно евреи...
Печатались? А где? В каком Гиперборее?...

На мутном солнышке покой и благодать,
Они надеются, уже недолго ждать –
Воскреснет твердый знак, вернется ять с фитою
И засияет жизнь эпохой золотою.

Георгий Иванов, 1955

Как быстро все меняется в наше время! На моей памяти появились и исчезли несколько поколений компьютеров.  Так то же компьютеры, железо. А в такой «не железной» области, как язык, изменения еще заметнее.

Многие из моих сверстников, никуда не уезжая из России, словно бы в другую страну попали. Став родителями, они не вполне понимают детей. Те говорят на каком-то странном диалекте. Соответственно, и дети не совсем понимают, о чем там нудят «старики», рассыпая по воздуху старомодные свои словеса. Вполне возможно, что скоро придется переводить А.С. Пушкина со «старорусского» на «новорусский». Иначе «племя младое, незнакомое» не вполне поймет, что хотел сказать поэт, говоря о своем герое и его возлюбленной: «И мысль об ней одушевила Его цевницы первый стон». Цевница – это что? Наверное, что-то не совсем приличное?

При такой скорости обновления языка мы, пожалуй, совсем перестали бы понимать друг друга, если бы не... Если бы не существовали правила правописания – тот костяк, который не позволяет родному языку превратиться в кисель. Орфография бережет нас от повторения кошмара Вавилонской башни.

Орфография – наука хотя и гуманитарная, но строгая. Как юриспруденция, двойных норм она не терпит. За что ее не очень любят школьники, особенно лентяи. Их голубая мечта – отменить все дурацкие правила и писать, как услышишь. И так ведь все понятно, без всяких «жи-ши пиши с буквой и, а ча-ща с буквой а».

Человека же, к родному правописанию привыкшего, едва ли не до боли мучит «олбанский» язык, принятый сейчас при переписке в Интернете: «Превед!». К нему «афтары» сейчас прибегают не столько для прикола, сколько для того, чтобы неграмотность свою фиговым листиком прикрыть.

Точно так же, очень болезненно, грамотеи Российской империи встретили реформу правописания. Провели эту реформу в 1918 году, уже после большевистской революции, но придумали ее совсем не большевики. Готовилась она долго и тщательно. Еще в 1904 году при Императорской академии наук была создана Орфографическая комиссия, куда входили крупнейшие лингвисты того времени. Именно они предложили упростить написание слов, отказавшись от букв, никаких звуков уже не обозначавших.

По предложению комиссии следовало отменить ъ на конце слов, устранить буквы «фита», «ижица» и «и десятеричное» (i). Большевики быстро внедрили уже готовый проект революционными методами. Из наборных касс типографий «лишние» буквы попросту изъяли. Как следствие, еще один фронт Гражданской войны прошел по страницам книг и газет. Белогвардейцы продолжали пользоваться старой орфографией. У эмигрантов она была в ходу вплоть до 1950-х годов.

Население же Советской России овладевало грамотой по новым букварям. Упрощенная орфография русского языка помогла быстро ликвидировать безграмотность, за что ей честь и хвала. Что начали читать и о чем принялись писать «широкие массы» – это уже другой вопрос.

Мода на старую орфографию возродилась в конце 1980-х годов. Началось все с того, что в киосках появилась газета с почти неприличным в советские годы названием «Коммерсант». Но прилепленный в конце заглавия твердый знак (вот так: «Коммерсантъ») был словно благородная патина на старинном памятнике. Перед глазами читателя возникал не какой-то подозрительный гешефтмахер или фарцовщик, а благородный заводчик и честный купец (до сих пор сомневаюсь в реальном существовании таких персонажей).

Твердые знаки и «яти» посыпались на осчастливленный русский язык, как из дырявого мешка. С твердым знаком (в старорусской азбуке он назывался «ер», или если угодно «еръ») ошибиться было затруднительно. Его ставили в конце слога, который заканчивался согласным звуком. Но вот бедному «ятю» в который раз не повезло. Любую букву е заменяли на ѣ. А иной раз и на ъ. А что, ведь в самом деле, похожие буквы? Новоявленные радетели старины не утруждали себя тем, чтобы в дореволюционную грамматику заглянуть или хотя бы у знающих людей спросить. В самом деле, кому она нужна, эта давно забытая орфография?

Но всякое случается на Руси. Возродили ведь старые гербы и флаги! Глядишь, после очередного президентского указа и делопроизводство на старорусский язык переведут. Для пущего благолепия. Тогда чиновникам наряду с Интернетом придется осваивать и премудрости написания давно забытых «много буков».