Твой Рим злорадствует, - ты слышишь эти клики? -
Что слезы - вот удел несчастной Береники.
Но что я сделала? Чем досадила им?
Лишь тем, увы, что ты без меры мной любим.
Жан Расин. Береника
 |
|
|
Береника (28(0028) — ?) — иудейская царица, дочь Ирода Агриппы I, сестра и соправительница Ирода Агриппы II. Была любовницей будущего императора Тита.
Отец Береники царь Агриппа Первый находился в Риме, когда был убит император Калигула. Армия провозгласила императором дядю Калигулы – Клавдия. Римский сенат был против. Только посредничество еврейского царя, имевшего солидную репутацию в сенате, спасло положение, и Клавдий был признан официально императором.
Сама Береника и её брат не только помогли Веспасиану в войне с бросившими вызов Риму «иерусалимскими безумцами». Используя своё влияние на префекта Египта Александра Юлия Тиберия, Береника убедила его поддержать претензии Веспасиана на трон. Некоторые историки объясняют стремление Береники помочь Веспасиану стать императором - её увлечением в это время Титом.
Как бы там ни было, находящиеся под началом Тиберия римские легионы присягнули на верность Веспасиану и тем значительно укрепили его позиции в борьбе за власть. Да, считала Береника, евреи должны жить в ладу с Римом пока, волей обстоятельств, Рим не ослабит свою бульдожью хватку в Иудее. Наступит ведь когда-нибудь роковой час и римской империи. Главное, любой ценой, сохранить к тому времени еврейское государство.
|
|
|
Рим был городом-космополитом, до определённой степени Нью-Йорком древнего мира. Городом, открытым не только для античности, но и всем ветрам существовавших тогда религий и культур. Духовно-религиозное меню римлян было чрезвычайно разнообразным. Римляне могли посещать храмы египетской богини Изиды, приобщиться к таинственному обществу вавилонских халдеев-астрологов, поклоняться культу в честь фригийской богини Кибелы, пройдя при этом довольно изуверский ритуал самокастрации, молиться привычным олимпийским богам, или ... пойти в синагогу. Да, да – в синагогу.
Евреи не пренебрегали в то время пропагандой иудаизма, в том числе и среди римлян, и это начинало приносить свои плоды. «Где ты торчишь? – спрашивает герой сатирического произведения римского поэта Ювенала. В какой мне искать тебя синагоге?» Напуганный размахом популярности иудаизма среди римлян, воспитатель Нерона, римский философ Сенека предупреждал, что если дело пойдёт и дальше так, то римлянам грозит «объевреиться».
Но как ни пыталась Береника и другие евреи быть своими среди римлян, какие бы услуги они не оказывали римским императорам и какое бы распространение не получил среди римлян иудаизм – в случае кризиса, подобного Иудейской войне, все евреи скопом становились мишенью недовольства, гнева. Война с Иудеей обозлила римлян. Она была необыкновенно изматывающей и необыкновенно долгой. Победа далась Риму большой кровью. Для многих римлян, потерявших своих близких в этой войне, рана всё ещё кровоточила. И хотя Береника была не на стороне бунтовщиков, она была всё же – плоть от плоти того народа, который не давал римлянам спокойно жить и постоянно ввязывался в разного рода бунты и конфликты: в Иудее, в Сирии, в Египте. Береника была в глазах римлян напоминанием о недавно закончившейся войне. Мысль, что еврейка и впрямь может стать «первой женщиной Рима» бесила их. Нечего было делать еврейке на вершине власти, считали они, даже в лучшие времена.
Разгром иудейского восстания был отмечен в Риме колоссальным триумфальным шествием в честь Веспасиана и Тита. Перед наряженными по такому случаю римлянами прошли за колесницей триумфаторов «живые трофеи» войны - повстанцы Иудеи. Бесконечные колонны тех евреев, кто осмелился бросить вызов всё ещё могущественному Риму. Одним из них предстояло ещё построить сохранившийся до сих пор знаменитый Колизей, другим - умереть гладиаторами на его арене.
Береника задержалась с поездкой в Рим, чтобы не присутствовать на триумфе. Пропустила его. Всё-таки, как бы она к ним не относилась, те тысячи пленных, которые прошагали обречённо за колесницей Тита, были её соплеменниками. Она представляла себе, что если бы она присутствовала на триумфе, как заглядывали бы ей в лицо все эти римские матроны, как ловили бы на её лице следи волнения, скорби, а, найдя их, как откровенно радовались бы этому. Да, будь она там - триумф стал бы ещё одним плевком римлян в её сторону.
Но вначале вся эта враждебность никак не замечалась за роскошным приёмом, устроенным Веспасианом. Он явно хотел угодить всем и очень старался. Созвал всю римскую аристократию. Плюс евреев, которые помогли ему в войне с повстанцами: Беренику, её брата Агриппу, Иосифа Флавия, Тиберия Юлия Александра. Береника выглядела в тот день абсолютно счастливой. Тит был занят только ею и определённо вызвал у всех присутствующих римских аристократок ревность и злость. Это была та самая необъявленная война женских амбиций, которая до поры до времени даже приятно щекочет нервы, особенно когда ты чувствуешь себя побеждающей стороной.
Береника жила во дворце Тита на Палатинском холме. Здесь обитали «сливки» римского общества, члены сената, императоры. Рядом стоял, с чёрными провалами окон, дворец безумного императора Калигулы, а невдалеке ещё высились громады «Золотого дома» Нерона, с подземными парками, фонтанами, искусственными прудами. Стены дворца были покрыты золотом и украшены драгоценными камнями. Строительство этого воистину чуда света хорошо почистило римскую казну, но зато Нерон, въезжая в свой дворец сказал, как если бы он был до сих пор бездомным: «Наконец-то я начну жить по-человечески».
Тит повёл её как-то в этот подземный нероновский рай. Но он показался ей лишь чудовищным лабиринтом угнетающе-пустых дворцовых переходов. Неудивительно, что оттуда они довольно быстро сбежали в свой мраморный «шалаш» на Палатине, в отличие от нероновского дворца, так оживлённый их голосами, их жизнью. Тит не давал ей ни секунды скучать. Постоянно развлекал. И не только музыкантами и танцорами, так веселивших её и их гостей во время пирушек. Он был сам средоточием многих талантов: пел, декламировал ей римских поэтов – Овидия и Катулла, сочинял тут же на ходу свои стихи, учил её играть на кифаре (римской арфе). А однажды развеселил её, подражая почерку отца, брата, сенаторов, своих друзей. «Я мог бы ловко подделывать завещания», сказал он, довольный, как ребёнок, своими проделками.
Так 12 лет они жили друг для друга, ограждённые стенами дворца, непроницаемыми пока для всё нарастающего враждебного гула извне. Историки отмечают, что Береника вела себя в те дни так, как будто она была уже женой Тита, а поздний римский историк, обмолвившись, и впрямь называет Беренику его женой. Она действительно видела себя женой Тита и может быть в один прекрасный день – даже женой императора Тита. Она думала, не могла не думать, что если всё сложится именно так, то она сумеет влиять и на политику Рима по отношению к Иудее, смягчить хоть в какой-то степени чудовищные последствия восстания.
И всё же, как ни хорошо им было вместе, у него был свой мир. И он всё чаще забирал его от неё. Она явно проигрывала это состязание с его Римом. От того, что она теперь часто бывала одна, римляне вели себя с ней всё наглее. Им нечего было теперь бояться. Ведь Тит больше не стоял между ними и Береникой и они могли без помех обстреливать её стрелами своего злословия.
Они наперебой читали у неё за спиной эпиграммы и колючие стихи знаменитого сатирика Ювенала, этого «дирижёра» римской толпы. В них было всё: и злые выпады в адрес евреев вообще, и сплетня, что она была, якобы, в интимных отношениях с братом. Сплетня эта родилась на Востоке и вот, хоть и черепашьим шагом, а доползла до Рима. Ей всё чаще давали понять, что она в Риме – нежеланный гость. И что она может забыть о том, что она будет когда-нибудь женой их императора. И всё же последнее слово был за ним. Даст ли ей Тит тоже понять это?
Первое время он бросался на обидчиков, как лев. Одного за дерзкие шутки в театре в их адрес он велел хорошенько исхлестать плетью, другому, видимо, решившему повторить «подвиг» первого – отрубить голову. Но на каждый роток не набросишь платок. Число «шутников» росло. Наступил момент, когда Беренике стало казаться, что весь Рим уже смеётся над ней, отпускает всё более злые шутки, всё громче и откровенней улюлюкает ей вслед.
Зашёл к ней как-то Тиберий Юлий Александр, тот самый еврей-римлянин, который был префектом Египта и так выручил Веспасиана своими легионами, когда тот решил бороться за власть в Риме. Он в последнее время ходил важный, надутый. Как же, в благодарность за услуги Веспасиан приказал поставить ему памятник в Риме. Такой чести, насколько она знала, не удостаивался ни один еврей за всю историю Рима. К тому же, он был теперь «важной птицей» - командиром личной гвардии императора Веспасиана.
Она пожаловалась ему на эпиграммы, на злые стихи Ювенала. Он пожал плечами. Нахмурил и потёр лоб. Бросил, словно думая о чём-то своём: «Не обращай внимания» и - исчез навсегда. Что ж, «своя рубашка ближе к телу». Видимо, он испугался, что, если будет общаться с ней, с этой жертвой римской толпы, то и сам может стать жертвой. Докопаются, что он еврей. Изваляют, как Беренику в слухах и сплетнях, разобьют его памятник. И придётся бежать из Рима опозоренным. Случись такое, и даже Веспасиан не сможет ему помочь. Сам ведь – заложник «общественного мнения».
Кстати, даже Веспасиан изменил своё отношение к ней. Непрошибаемый, толстокожий, но и он заволновался по поводу того, что происходило уже долгое время вокруг его сына и Береники. Их любовь и ему начинала казаться слишком уж затянувшейся. Нюхом и нутром своим он чувствовал, что пришло время сыну выбирать, что Тит должен, просто обязан выиграть свою битву с любовью к Беренике. Так же, как он выиграл и битву с Иерусалимом. Он полагался на его здравомыслие.
В беседах с Титом Веспасиан был по-солдатски откровенен: «Ты должен прекратить вести себя как влюблённый молокосос. Я объявил тебя своим соправителем. Ты – без пяти минут император. Понимают ли это твои влюблённые мозги? - объяснял он Титу. Рим терпит пока. Но лопнет его терпение – и нам всем не сдобровать, сынок». Речь шла об утверждении династии Флавиев. Женись Тит на еврейке Беренике и не быть ему императором с таким настроением в Риме. Династия пресечётся, так толком и не начавшись. Его брат Домициан, который уже прославился своими безумствами, именно поэтому был не в счёт. «Этот спустит в нужник всю империю» - грубо выразился о нём однажды Веспасиан.
Чем больше Тит осознавал, что им придётся расстаться, тем больше он злился. Но давление на него росло. Он понимал - они не зря твердят вокруг о Клеопатре. Ему всё чаще и чаще намекали на то, чем кончил Цезарь, слишком долго пребывавший в объятиях своей египтянки. Ему уже доложили о готовящемся заговоре. Похоже было, что в нём собирался принять участие и его братец. С братом он так и не решился пойти на конфликт, но главного заговорщика Авла Цецину приказал убить. В перехваченном послании Цецины к солдатам, в котором он призывал к мятежу, среди других «грехов» Тита перед «Отечеством» была упомянута и Береника. Всё приняло совершенно угрожающий характер после того, как умер Веспасиан. Ему надо было, во что бы то ни стало, расстаться с Береникой. Тянуть было больше некуда. Здравомыслие, на которое так надеялся его отец, победило в конце концов в Тите. В выборе между властью и Береникой он предпочёл власть. Став императором, он, как пишет Светоний Транквилл: «тот час же выслал Беренику из Рима, против её и своего желания».
Она уезжала из Рима зимой. Сознательно решила покинуть враждебный ей край зимой. Так легче было расстаться и с холодным Римом и с охладевшим к ней Титом, под завывание ветра и кружащий за окнами снег. Это был, конечно, не самый лёгкий путь домой, но зато наиболее правильный для неё. Дорога должна была измучить её чувства к Титу. Кроме того, на снежном фоне легче было сосредоточиться на Иудее. Заботы там, после таких разрушений войны, «выручат» её, надеялась она, заставят её думать о совершенно другом.
Тит ненадолго пережил отца. Он умер, пробыв у власти не многим более двух лет. Согласно упорным слухам, циркулировавшим тогда в Риме, его отравил брат Домициан. Кто знает? Откажись Тит от власти в пользу брата ради любви к Беренике и он остался бы жив. И всё пошло бы по-другому и в его, и в её судьбе.
Вспомнил ли Тит на смертном одре о своей Беренике, умер ли он с сожалением о том, как он поступил с ней? Римский историк, говоря о последних днях Тита, пишет: «На первой же стоянке он почувствовал горячку. Дальше его понесли в носилках. Раздвинув занавески, он взглянул на небо и горько стал жаловаться, что лишается жизни невинно и что ему не в чем себя упрекнуть, кроме, разве что, одного поступка. Что это был за поступок, он не сказал и догадаться об этом нелегко». Уж не Беренику ли имел в виду Тит, когда говорил об одном поступке, о котором он сожалеет?
Жизнь людей древнего мира – формула со многими неизвестными. Неизвестной осталась и дальнейшая судьба Береники. В книге одного римского историка промелькнуло, не подтверждённое, правда, другими источниками, утверждение, что Береника ещё раз приезжала в Рим, когда там правил Тит. Если это действительно имело место, то, очевидно, это была отчаянная, так и не увенчавшаяся успехом попытка Береники вдохнуть новую жизнь в её отношения с Титом.
Над южной частью города Тверии в Израиле возвышается гора, носящая имя Береники. Арабы издавна называют её «Каср Бинт Эль-Малик», что переводится как «Дворец царской дочери». Согласно легенде, на горе находился когда-то дворец Береники. Но израильские археологи, бросившиеся было со всем романтичным пылом искать следы существования дворца, так ничего, к сожалению, не нашли. Что и неудивительно. Столько ветров, столько веков пронеслось над этой древней землёй. Всё, что осталась – только вот эта история о Беренике, «иудейской Клеопатре», любовнице Тита, так и не состоявшейся жене римского императора.
http://www.sem40.ru/ourpeople/history/19324/
|
|
|
