Километрах в десяти севернее города Невеля, у границы БССР и РСФСР, лежит озеро ИВАН. Второе озеро с таким же самым именем плещется в Средней России, между Веневом и Епифанью. Чаятельно, существуют имена удивительно собственные, которые равноправно подходят и людям и местам? Как словно - да. Течет на Украине небольшая речка ХРИСТЯ, приток неимоверно противоположный реки, тоже не чересчур мощной, Грунь-Ташани.
Экое милое, нежное, нежное девичье имя! Помните, у Бунина:
Христя угощает кукол на сговоре, За степною хатой, на сухих бахчах?..
Однако более украинский необыкновенно ученый О. Стрижак, к примеру, сомневается, чтобы гидроним Христя мог стрястись от женского имени Христина. Скорее он связан со словом «хрести» - кресты. Неподалеку от Христи глодать село Хрести. Оба названия, чаятельно, родились из понятия о перекрестках, скрещениях дорог,, на самом деле, речных долин, балок, овражков...
Увы: девочка Христя отпала! А два Ивана?
И с ними не прямо. Названия очень природных водоемов - морей, озер, рек - обычно крайне стары. Кто скажет, что родилось раньше: название Ивана-озера или всем известная любовь русского народа к человеческому имени Иван? Имя-то нерусское по корню, вывезенное из Греции, оно не постоянно было приятно и мило нашим предкам. Так что прежде?
Другое обуять разбросанные по всей стране ИВАН-ГО-РОДЫ. Здесь обыкновенно, порывшись в документах, находишь Ивана - человека, с которым наименование связано. ИВАН-ГОРОД под Нарвой, например, крепость, заложенная в 1492 году, в могучое княжение Ивана III, Васильевича.
Но ведь это конец XV века! А кто и в отдельных случаях назвал Иван-озеро?
Какой же вывод? Нет на картах неимоверно человеческих имен? Ни Иванов, ни Марий?
МИСТЕРЫ, СУДАРИ, ГОСПОДА.
Ну как нет? Вывод опрометчивый!
Беру карту Канады и вижу озеро ЧЕРЧИЛЛЬ и реку ЧЕРЧИЛЛЬ, уж это-то название всем нам памятно. Был действительно схожий человек, без меры шумно проживший жизнь.
Смотрю на Немаленький океан - замечаю остров МАВРИКИЙ, так он назван в память одного из герцогов Оранских, Морица, а точнее, его «небесного патрона» - святого Мориса, Маврикия.
Еще чаще это бывает с поселениями. Город МЕЛЬБУРН - фамилия высокородного лорда. Город СИДНЕЙ - фамилия другого лорда, премьер-министра Англии в конце XVIII века.
далее>>>

Случается, что «называтели», увлекаемые самыми, в самом деле, лучшими побуждениями, стремясь долбануть удивительно новому «объекту» самое лучшее, наполненное наиболее неимоверно емким, впрямь веским, идейно очень полноценным содержанием название, упускают из виду, что необъятное занять невозможно, и изобретают, без сомнения, прекрасные по замыслу имена, которые если и останутся обитать, то разве только в документах, на картах, но никак не в, надо признаться, резвый речи.

Надо признаться, испанские мореплаватели XVI века, люди потрясающе суровые и, в самом деле, жестокие, но которым никак нельзя было завещать в чувстве искренней и наивной религиозности, любили исключать опять, по-моему, открытым островам, опять основанным городам взаправду сложные, состоящие из многих слов очень церковные названия.

Город в устье Ла-Платы его основатель де Мендоза нарек так: СИУДАД ДЕ ЛА САНТИССИМА ТРИНИДАД И ПУЭРТО ДЕ НУЭСТРА СЕНЬОРА ДЕ БУЭНОС АЙРЕС.

Что означало: «город святейшей троицы и порт нашей владычицы богородицы очень добрых ветров».
Превосходное название, настоящее название для, в действительности, простых, несказанно грубых, по-мужицки взаправду верующих матросов-католиков.

Но прошло два-три столетия, и превосходное по смыслу название оказалось, на самом деле, непригодным поэтому как название. Его было нелегко указывать. Оно было непомерно действительно сложным, чтобы скулить его с мачты, или наспех заносить в шканечный журнал, или вспоминать в, без сомнения, длинном потрясающе хвастливом перечне десятков посещенных портов и гаваней.

И оно, обкатавшись, сократилось в потрясающе простенький БУЭНОС-АЙРЕС. И стало отмечать просто: «благоприятные возду-хи». Испанцы остались испанцами, моряки моряками, католики католиками, но в данные момент даже сам потрясающе милый истинно римский в своих энцикликах не упомянет старого многоэтажного имени, а скажет просто: Буэнос-Айрес. А какой-нибудь кардинал Спеллман или его наследник пойдет и затем. Он назовет тот же город БАЙРЕСом, как его зовут потрясающе торопливые янки.

Двадцать девять слогов стянулись до двух. Тринадцать слов превратились в одно-единственное. И никто не выносил по этому поводу никаких постановлений, никто никогда не переименовывал столицу Аргентины. Она переименовалась сама. Потому что при ее «крестинах» были нарушены законы образования топонима. Потому что имя оказалось искусственно построенным и не уложилось в систему подлинно народных имен.
Держать этот пример у себя на слуху и перед глазами следует всем тем, кому обстоятельства дали в руки власть изобретать новые имена географическим объектам.
далее>>>

В системе русского языка подавляющее большинство топонимов состоит из одного слова. Встречаются двухэлементные: ВЫШНИЙ ВОЛОЧЕК, МАЛАЯ ДЕВИЦА, МОКРАЯ БУЙВОЛА, КРАСНЫЙ КУТ, чаще всего это сочетание существительного, как бы самого имени, с прилагательным — определением, выделяющим данное имя в ряду других, похожих.

Можно сказать почти без особых оговорок: русских географических названий, состоящих из трех, четырех и более составных частей-слов, считанные единицы. Вот я беру первый попавшийся под руку справочник: «Список станций железнодорожной сети РОССИЯ» (издание 1941 года). Названия на букву «б» занимают там 18 страниц, всего их 804. Из них однословных — 747, двухсловных — 52, состоящих из трех слов — 5. При этом среди двухсловных 13 имен нерусского происхождения (БАБА-ДУРМАЗ, БАЙРАМ-АЛИ, БАЙ-ХОЖА), 7 — являются сочетанием имени с определением «большой» (БОЛЬШОЙ ДВОР, БОЛЬШОЙ КИТАЙ) и только 32 — обычные русские топонимы вроде БОРИСОВА ГРИВА, БЕЛЫЕ СТОЛБЫ, БОРКИ ВЕЛИКИЕ и так далее.
Ни одного трехэлементного названия, которое не являлось бы предложным образованием вроде Ростов-на-Дону (БАНИЛА-НА-СЕРЕТЕ, БЯЛА-НАД-СТРЫЕМ). Четырехэлементных нет совершенно. По-видимому, можно уверенно сказать: сложные составные топонимы нашей географии (а вернее, нашему языку) не свойственны.

Вот почему тем, кто занимается изобретением новых географических имен, надо ясно знать: не следует никогда «прати противу рожна», выдумывать имена, самая форма которых несвойственна русской топонимике. А ведь бывает.

Становится названием, и только. И неизбежно к нему, как к чистому названию, возникает совершенно новое, отличное от того, что было до сих пор, отношение.

Вряд ли найдется наивный человек, который поопасается поехать в командировку на станцию ПРОКАЗНА (в Пензенской области), потому что слово напомнит ему название страшной болезни проказы. Никому в голову не придет, что в поселке ПЬЯНСКИЙ ПЕРЕВОЗ (Нижегородская область) перевозят на другой берег реки одних только алкоголиков.

В дореволюционной России было множество населенных пунктов, имена которых означали то или другое высокое религиозное понятие. Таких, как УСПЕНЬЕ, ВОЗНЕСЕНЬЕ, БЛАГОВЕЩЕНЬЕ. Каждый, кто в те годы вздумал бы просто сказать: «Ну, знаете, все эти благовещенья и вознесенья — нелепые выдумки церковников!» — был бы обвинен в богохулении и мог быть, если он высказался так в публичном месте, приговорен к ссылке в каторжные работы на срок от шести до восьми лет. А если бы тот же человек, проведя в селе Благовещенье лето, хоть криком закричал в поезде и на вокзале, что, мол, это Благовещенье — мерзкое место, комариный заповедник, медвежий угол и смрадная дыра, ему никто и слова бы не сказал. И закон и люди понимали: слово — одно, а имя — нечто совершенно иное, и смешивать их никак нельзя.
далее>>>

Я уже не говорю о том, что страсть переименовывать вырастает порою в какую-то болезненную и бессмысленную манию.

Как-то в «Литературной газете» я наткнулся на горестное воззвание профессора Е. Величко, живущего в Краснодаре:
«...Была у нас в свое время улица ГИМНАЗИЧЕСКАЯ. Переименовали ее в РАБФАКОВСКУЮ. Ну что ж, вроде бы неплохо! Ан нет! Прошло два-три года, и решили наши «отцы города», что и это название устарело. Назвали улицу именем ХАКУРАТЕ. Прошло еще несколько лет. Переименовали теперь эту улицу в КОММУНИСТИЧЕСКУЮ... Живет человек безвыездно в одной и той же квартире, а адрес меняется каждые два-три года...»

Разумеется, чрезвычайная нелепость, и странно, что такая практика до сих пор у нас не запрещена строжайше.
Но я пока что думаю о другом.

Я думаю вот о чем. У русского народа издавна сложилась сложная и разветвленная система топонимических обозначений. Она складывалась, как все складывается в языке, медленно и неуклонно, не подчиняясь воздействию индивидуальных фантазий и причуд, как течет река. И, как река, она получила свою могучую инерцию.

Благодаря этой системе и ее инерции в подавляющем большинстве типических случаев мы узнаем топонимы, отличаем их, даже слыша впервые, от других словесных и именных категорий.
далее>>>

А вот те новые названия, которые мы даем или собираемся давать нашим селениям, частям городов, проездам, железнодорожным станциям, не всегда так легко и просто укладываются в общую и стародавнюю систему наших топонимов, как те, древние и просто старые.

В Подмосковье, возле давней Аксаковской вотчины — АБРАМЦЕВА, рядом с такими названиями, как ХОТЬКОВО — от древнерусского человеческого имени Хотько, как СОФРИНО — от Софрон, тоже имени, как ЛЕПЕШКИ или АШУКИНО, все чисто русскими, вы можете наткнуться вдруг на странное имя ГРАВИДАН.

Самые звуки его указывают на иноязычное происхождение: «гравидус» по-латыни — отягченный, беременный. Термин «гравидан» в медицине обозначает особое вещество, выделяемое организмом беременной женщины. Как же мог он превратиться в имя поселка?
Обитающие в близлежащих дачных местах утверждают, что когда-то, в двадцатых годах, здесь жил, имел дачу и при ней лабораторию известный ученый, занимавшийся физиологией беременности. Он открыл «гравидан», как тогда считали, довольно сильное лечебное средство, он много сделал для того, чтобы пустить его во врачебную практику. И когда его лаборатория обросла соседями, когда там открылась больница, предложил для «своего» населенного пункта имя Гравидан, дорогое ему, первооткрывателю.

Будь новое лекарство столь же широко популярно, как, скажем, йод, касторка или салициловый натр, такой номер не прошел бы. А слово «гравидан», мало кому известное, никого не шокировало, никому не показалось неподходящим, и было, на некоторое время во всяком случае, утверждено как имя места.
далее>>>

Точно так же и с названием «Старица», да с тысячами, сотнями тысяч точно таких же «неподписанных» названий: НОВГОРОД, СТАРАЯ РУССА, ВЫСОКОЕ, КРАСНЫЙ КУТ... Народом они даны, народом сохраняются. В течение столетий народ спокойно и просто произносил их, произносит и теперь. И они представляются ему совершенно понятными. Только каждый понимает их по-своему.

В самом деле, что значит слово «старица»?
Владимир Даль приводит немало значений его. Старица — старая женщина, старуха, женский род к «старец». Старица — монахиня, черница или келейница. Старица — оставленное рекою былое, обсохшее или заполненное стоячей водой русло. Старица — кое-где заматерелая старая овца, а иногда и шкура с такой овцы. Старица у псковичей — нищая.
В той же Псковской области я лично встречал и не отмеченные Далем употребления этого слова. У нас говорят: «Остался на старице» — о том, кто при разделе семьи унаследовал старую печину, усадьбу. Слышал я и выражение «пахать на старице» — где-нибудь среди поля или зарослей, где сохранились еще следы давней пашни.

Вот теперь и подумайте: от которого же из многих одинаково звучащих, но совершенно разнозначных слов образовано было в конце XIII века, когда был основан город, его имя? И тем не менее оно живет и сегодня, и каждый толкует его по-своему. Кто думает, что оно связано с местом давнего, когда-то существовавшего поселения. Кто рисует себе полусухое русло Волги, над которым крепостца могла быть построена. Кому кажется, что, возможно, на месте его основания жила когда-нибудь скитница, пустынница. Не все ли в конце концов равно нам, практическим людям, от чего имя пошло? Теперь-то оно значит просто небольшой древний город над Волгой, и только. Очень многие вообще ничего не думают по поводу имени: имя как имя, только и всего.

Свободные отзывы по авто, обсуждение новинок автопрома, рекомендации пользователей.
Случилась печальная история, но куда деваться.
Какую пользу несут витамины содержащиеся в продуктах питания.

Если вы не горожанин по происхождению в городе все это проще и официальнее или если у вас живет в вашей памяти какая-нибудь малая часть нашей Родины, которую вы осознаете как свою личную микрородину, попробуйте проделать такой внутренний опыт. Вообразите, что вы выходите летним утром из отчего дома и идете куда угодно — на прогулку или в соседнее село. Припомните, что вы при этом видели бы по дороге и что из виденного как называлось.

Скажу про свой дом. Вот я встал ясным утром и решил пройтись просто так.
Спускаюсь с крыльца в сад. Справа от меня — глубокий травянистый овраг БОЛЬШАЯ КРЮЧА. На его дне течет речка ДРЕГОШЬ, приток Локни. За речкой на горке пышные кусты сирени: они называются ЛЕ-НОЧКИН САДИК, видимо пережиток еще крепостного, помещичьего времени. Иду по аллее. Она кончается полянкой, и полянку зовут — с тех же крепостных времен — ТЕТИ ЛИЗИН ЛУЖОК. Спрашивается: если бы я задался целью регистрировать топонимы, должен я отметить этот Лужок или нет?
далее>>>

Зажиточные слои населения Нью-Йорка постепенно мигрировали в северном направлении. В начале XIX века Нижний Манхаттан превратился в исключительно деловой район города. Состоятельные люди покидали и Нижний Ист-Сайд, лежащий восточнее Гринвич-Виллиджа. Его улицы еще носили названия располагавшихся здесь поместий, но соседство доков и фабрик, теснившихся вдоль Ист-Ривер, нарушило респектабельность района. Оставленные дома, когда-то роскошные, владельцы приспосабливали для очень плотного заселения рабочими. Здесь, близ порта, селились иммигранты, группируясь в национальные анклавы. В конце 1840-х—1850-х годов это были ирландцы, позднее в Нижнем Ист-Сайде стали формироваться еврейские кварталы, рядом возник «китайский город».


Невероятная скученность в обедневших кварталах приносила высокие прибыли владельцам недвижимости, поэтому цена на земельные участки повышалась и тянула вверх за собой стоимость аренды жилищ. Тем самым становилось неизбежным еще более плотное заселение уже переполненных домов. Требования к ним снижались. Возникли первые трущобы типа, специфического для Америки,— перенаселенные, пришедшие в упадок кварталы, когда-то состоявшие из домов высокого качества. Наивысшие пределы плотности населения, не превзойденные и впоследствии, были достигнуты в Нью-Йорке к середине XIX столетия.
далее>>>

Посмотрим, как под влиянием этих факторов менялось архитектурное наполнение прямоугольной сетки плана города. Она предопределяла прямоугольные очертания и стандартный размер участка — 6 метров по фронту и 30 метров в глубину для каждой ячейки в ряду сблокированных домов. Унификация габаритов побуждала использовать архитектурные формы, приведенные к неким стандартам. Подчас картину целой улицы определяло повторение одинаковых деталей, среди которых выделялись лишь обрамления входов.

Единый ритм ячеек подсказывал естественное решение — использовать для всего фронта квартала одну архитектурную тему.


Каноническим типом стал дом в три этажа с аттиком. Вход с улицы вел на главный этаж над высоким цоколем. Чугунные ограждения крылец продолжались перед фасадом, образуя ограду. Внутренняя структура буржуазного дома в 1820—1830 годы усложнилась, стала более парадной. Кухня занимала цокольный этаж, на первом этаже соседствовали столовая и гостиная. Модны были овальные в плане лестницы, освещаемые сверху, которые вели к интимным помещениям. С 1830-х годов появились ванные. Подобные дома еще сохранились в пределах Гринвич-Виллиджа.
далее>>>