Чугунные книжные полки в главном зале, публичная Библиотека Цинциннати, США, начало XX века.

Первое что вспомнил, рассматривая картинку - рассказ Борхеса "Вавилонская библиотека" 

Вот несколько цитат оттуда к волшебной фотографии. 

Вселенная – некоторые называют ее Библиотекой ....

Как все люди Библиотеки, в юности я путешествовал. Это было паломничество в поисках книги, возможно каталога каталогов; теперь, когда глаза мои еле разбирают то, что я пишу, я готов окончить жизнь в нескольких милях от шестигранника, в котором появился на свет. Когда я умру, чьи-нибудь милосердные руки перебросят меня через перила, могилой мне станет бездонный воздух; мое тело будет медленно падать, разлагаясь и исчезая в ветре, который вызывает не имеющее конца падение. Я утверждаю, что Библиотека беспредельна. Идеалисты приводят доказательства того, что шестигранные помещения – это необходимая форма абсолютного пространства или, во всяком случае, нашего ощущения пространства. Они полагают, что треугольная или пятиугольная комната непостижимы. (Мистики уверяют, что в экстазе им является шарообразная зала с огромной круглой книгой, бесконечный корешок которой проходит по стенам; их свидетельства сомнительны, речи неясны. Эта сферическая книга есть Бог.

  

Англичанам чудится в лунных пятнах человеческая фигура; два или три упоминания о "человеке на луне" есть в "Сне в Летнюю ночь" Шекспира.

Комментатор Данте Томмазо Казини приводит тосканскую легенду о том, что Бог изгнал Каина на Луну. Другие христианские комментаторы видят на Луне святое семейство.

У китайцев на Луне сидит заяц под деревом (естественно - это скандинавское древо жизни Иггдразиль) и готовит в волшебной ступке снадобья, из которых потом составит элексир бессмертия. Знатоки рассказывали, что это сам Будда в благодарность за прошлые заслуги перед ним, пристроил зайца в теплое местечко. В некоторых китайских текстах его также называют "доктором" или "агатовым зайцем"

Хотя Шекспир, между прочим, упоминает в "Буре" лунного теленка.

Согласно комментаторам это существо - теленок - безобразное чудовище, зачатое на Земле под влиянием Луны. Впрочем, у самого Шекспира эстетическая составляющая отсутствует. Простое упоминание вскользь. Вощем эти английские учоные материалисты какие-то,а не учоные,

А как нам хорошо известно - материалисты бывают или агностики и ничего объяснить не умеют, или они, в глубине души и вопреки своим словесным уверениям, исповедуют мир как вечную смерть, как то огромное, вселенское дохлое чудище с Луны, о котором написано выше и в котором действительно отпадает необходимость объяснять какое-нибудь движение или жизнь. 

2.

Комментарий - это давно проверенная возможность показать, что ты все знаешь, больше чем сам автор.

   Когда закопал косточку далеко от дома

1.

Приведу любопытное замечание барона Хаммера-Пургеншталя, ориенталиста, которого с восторгом цитируют Борхес, Лейн и Бертон.

Лейн и Бертон авторы двух самых известных переводов книги "Тысяча и одна ночь". Борхес - один из моих любимых авторов. Барон Хаммер-Пургеншталь упоминает о людях, именовавшихся ночными сказителями, чьей профессией было рассказывать по ночам сказки. Он приводит древний персидский текст, из которого следует, что первым, кто завел обычай собирать людей, чтоб под ночные рассказы коротать бессонницу, был Александр Македонский.

Скорее всего это были сказки.
Такая профессия существовала довольно долго. Лейн в книге "Обычаи и манеры современных египтян" считает, что вплоть до 1850 года в Каире сказочники были весьма обыкновенным явлением и распространены повсеместо. Их насчитывалось около пятисот, и они часто рассказывали истории из "Тысячи и одной ночи".

2.
Мое, во всех отношениях, традиционное, классическое воспитание, достаточно легко позволяет представить себе эту атмосферу. Таким ночным сказителем для меня была светлый ангел моей жизни, моя, незабвенной памяти бабушка Анастасия Ивановна. Все свое детство я ждал этих вечеров, наполняющих волшебством ее сказаний эту и без того прекрасную, бессмысленную жизнь.

Думаю, что прелесть сотен сказок, услышанных мною была не в морали.
Мораль всегда добавлялась в конце. А главное было в том, что волк ведет разговор с ягненком, вол с ослом или лев с соловьем. Главное было в том, что можно было пролететь по небу на ковре, пойти за клубком и дойти до запретной страны, победить Змея Горыныча и спасти Василису Прекрасную, одолеть врага мечом-кладенцом и заветным словом.

Чуть позже лет в десять, когда я уже достаточно бойко читал толстые книжки, из бабушкиной библиотеки я прочел увесистый сборник сказок "Тысячи и одной ночи". И тогда же, дочитав книгу, я задавался вопросом: почему сначала тысяча ночей, а затем еще одна?

3.

Сейчас думаю, что причин было несколько.
Одна из них суеверие - которое в подобных случаях имеет определяющее значение. Оно восходит к пифагорейским представлениям о числах. Согласно им четные числа считаются несчастливыми, женскими и кривыми. Вот и стали искать нечетное число и удачно добавили "и одна". Если бы в заглавии стояло девятьсот девяносто девять ночей, мы ощущали бы, что одной ночи не хватает и жизнь говно, а так, напротив, чувствуем, что нам дается нечто бесконечное, да еще с одной ночью в придачу. 

Но вот что интересно. Как только я научился читать, как только я самостоятельно стал постигать смысл напечатанного на страницах многочисленных книг, которые окружали меня с рождения надобность в бабушкиных ежевечерних чтениях исчезла. И странно, но вместе с этим ритуалом, который как мне казалось существовал предвечно и который вдруг перестал быть совсем, из моей жизни ушло волшебство.

4.

И теперь я считаю, что именно тогда, когда я прочел первую в своей жизни книжку, перевернул самостоятельно первую свою прочитанную страницу навсегда закончился и канул в невозвратную лету тысяча и один вечер моего волшебного детства.

Но все же, с тех самых пор, от нежного возраста и по сие время мне кажется человек вот-вот взлетит в небо. Воспарит над землей.

Это опять виновата моя бабушка. Она умело прятала свои крылья под одеждой, в папиросном дыму, между страницами своих толстенных"взрослых" книг, но я то знал, что они существуют. И я с тех самых пор надеюсь, что раскинутые в стороны руки удержат меня в воздухе, словно пестрые крылья ангела.

Обычно падаю.
У множества людей до меня это получалось - воспарить. Они были как ангелы. У них была легкость. Ведь ангелы летают потому что они легкие. Вспомните только ангелов Фра Анжелико. Или ангелов Андрея Рублева. Они скорее бабочки, чем люди или птицы. Легко быть тяжелым и очень тяжело легким.

Думаю, что Люцифера вниз увлекла сила тяжести.

Я всегда говорил, что только средневековым художникам и безымянным авторам иранских миниатюр получилось уловить их суть. Даже на самых серьезных картинах и фресках ангелы быстроноги и проворны. То же могу сказать и о людях. Столько света и движения я больше нигде не встречал. Никому из более поздних создателей, включая прерафаэлитов, не удалось перенять эту необычную средневековую легкость и чистоту. На старых миниатюрах и картинах небеса как золотой или синий парашют. Птицы летают там, потому что хрупкость - это сила.

Может быть я слишком серьёзен. Слишком серьёзно себя воспринимаю.
Может быть я как Берн-Джонс тоже не уловил легкости средних веков?

6.
Каждый, кто занимался писательской работой, знает, что научную статью сочинить намного проще, чем шутку. Авторитетно надутые щеки, унылая важность - естественная поза. И только веселье - причудливо как прыжок. Думаю, что серьезность это не добродетель. Серьезность - это унылое гавно.

Чтобы подняться, прыгнуть, взлететь - надо стать легким и забыть о себе.

Только бестолковые камни падают вниз. Они падают вниз потому, что так им хочется и ничего другого они не умеют..

 

1. Легкость

Один умный человек сказал, что ангелы легкие, и что они старше нас на два дня и две ночи.
Господь сотворил их в день четвёртый, и новосделанные ангелы, между только что созданными солнцем и луной поглядывали на нашу землю, которая тогда вряд ли представляла собой что-либо кроме нескольких полей с пшеницей да огородов неподалёку от воды. Ну, скажем, они видели некие безлюдные пасторали, похожие на те, что изображены на щите Ахилла.

 

 

Из многих примеров, подтверждающих мою космическую мысль, я выберу то место из Книги Иова (38,7) где Господь говорит из бури, вспоминая начало мира:- когда мне пели все утренние звёзды и ликовали все все сыны Божии. Исаия тоже называет "денницей" падшего ангела, о чём помнит Кеведо, когда пишет "мятежный ангел, бунтовщик-Денница".

 

Отождествление звёзд и ангелов скрашивает одиночество моих ночей и кажется мне прекрасным. Это награда евреям за то, что оживили души звёзд, придав жизненную силу их сиянию.

 

Весь ангеларий, сонм ангелов представлен в Откровении святого Иоанна Богослова.Там есть наивные ангелы, которые ходят праведными путями по долине и чья сверхъестественная сущность заметна не сразу, есть ангелы крепкие как батраки, есть ангелы воины, сильные ангелы низвергающие дракона и те, кто стоит на четырех углах Земли, чтобы она не вращалась., а также те, кто превращает в кровь третью часть морей, и те, кто становится орудиями Его гнева, обрезает гроздья винограда и бросает их в великое точило гнева Божия, и те, кто связан при великой реке Евфрате и приготовлен для того, чтобы мучить людей, и те, в ком смешаны орел и человек.     

Исламу ангелы тоже не чужды.
Мусульман Шираза или Исфахана едва видно из-за ангелов. Реальный мир, в котором живут люди практически поглощен ангельским миром. Они толпами бродят по улицам этих городов, поскольку, согласно Лейну, каждый последователь пророка получает двух ангелов-хранителей, или пять, или шестьдесят или сто шестьдесят. Вот например Ангелы-писари, неотступно пребывающие с человеком, - две смены по двое: один справа, другой - слева. Находящийся справа фиксирует благие дела, а тот, что слева, - грехи и проступки. Парно сменяют они друг друга на день и на ночь. Кстати, тот, что справа, является старшим по отношению к тому, кто слева. А ведь есть еще такие, которые вынимают душу в момент смерти и те, что присутствуют при рождении.

 

Основное свойство ангелов - легкость. Ангелы могут летать, потому что они легкие.

Что же касается других характерных черт ангелов, то все без исключения исследователи признают их необычайную проворность, возможность общаться между собой не прибегая к словам, или к знакам или к громкой речи, и совершать вещи удивительные, но не чудесные. Они не обучены создавать что-то из ничего, не умеют воскрешать мёртвых. Зато необыкновенно живучи и практически неистребимы.

Согласно псевдо-Дионисию Ареопагиту, а также "Книге Еноха" мир ангелов расположен между людьми и Богом и в высшей степени регламентирован.

2. Песня

.

.

В колонках играет - Евгений Казанцев - Ангел

 

Платон бранит Гомера за то же что и Ксенофан, за описание страстей, войн, прихотей и лукавства богов. Прокл, пытаясь защититься, объясняет, мол, это от бесконечной мудрости Платона и, приглашает прямо не сходя с места увидеть его подводную глубину., а именно - перечитать еще раз его текст.
Потом, спустя всего 2500 лет, к совету Прокла прислушался Борхес. Прислушался, а потом присвоил этот прием, и, в только ему присущей манере абсолютизировал.
Во всяком случае именно так я вижу его эссе "ПЬЕР МЕНАР, АВТОР "ДОН КИХОТА"

 

Сначала я прочитал эту историю у Хорхе Луиса Борхеса.
Потом она произошла со мной.
Так литература стала реальностью, а жизнь словно изнемогшее искусство наполнилась вдруг новыми, раннее неведомыми космогоническими суррогатами, сумбурными символами и сомнительными видениями.
Ирония здесь в том, что так всегда происходит с теми, кто становится частью не своего сюжета. Подчиняясь законам жанра, они начинают жить чужими иллюзиями, меняя одну фантазию на другую.
Случилось это несколько месяцев назад во время моего последнего путешествия в Персию.
Если бы не привитая мне с раннего детства любовь к чтению, если бы не Борхес, не мое почтение к мелочам, пустякам и безделицам, я бы не придал этой истории никакого значения, и наверняка забыл её по прошествии часов или минут.
И тогда, возможно, вступив в сделку с жизнью, я так и не извлек бы из нее никакой пользы для себя.
ОСТАЛЬНОЙ ТЕКСТ ПО КАТОМ

Литература не спорт.
И все же кого забрать собой из 20 века:
Вне всякого сомнения Чарльз Буковски и Борхес.
Вудхауз и Роальд Даль, чтобы не заскучать,
Милан Кундера (все кроме этого ужаса под названием "Невыносимая легкость бытия"), Роберт Шекли, Габриэль Гарсия Маркес.
Из французов - пару романов Жапризо и какую нибудь нетленку в виде Чорана или
Жана Батая.
Еще можно положить книжку Ремарака "Три товарища" - но Боже упаси перечитывать! Просто, шобы былО.
От итальяшек сгодится сборник Канетти в мягком, немного потрепанном переплете цвета детского говна. У меня как раз такой есть.
У сербов "Хазарский рЕчник" Павича. Берем.
Юкио Мисиму и Жана Парвулеску, дабы дух был бодр, а сердце билось ровно даже в минуты опасности.

Из наши соотечественников - Андрей Платонов в ассортименте, Булгаковские рассказы, "Дар" Набокова, весь паноптикум Обэриутов и книжку Розанова "Уединенное" вышедшую в издательстве "Республика" (бывший "Политиздат") лет десять назад.
Еще пригодились бы "Шутейные рассказы" Шишкова ( какое-то теплое воспоминание детства) и коментарии Лотмана к "Евгению Онегину" - обязательно!
Наверное "Поиски жанра" Аксенова и "Улетающий Монахов" Битова, да четырехтомник Сергея Довлатова - как способ вызвать приступ ностальгии по неслучившемуся.


Про поэзию умолчу. Интим.

Кажетца все. Или что то забыл???