The mystery of the staff of generals

Представьте себе ситуацию.

Война. Сражение. Царь приезжает на передовую. И к нему подбегает солдатик из обоза, кланяясь, трясясь от страха, бухается в ножки и слёзно просит: царь-батюшка, дозволь мне в тыл отправиться, ведь стреляют здесь, а супостат наступает! Если не уйду сейчас в тылы глубокие - убьют меня, бедного! Да, и ещё, царь-батюшка: со мной пусть весь обоз идёт, их, нас то есть, солдат-обозников, тоже ведь поубивать могут! Как же держава без нас останется?

Ну, что царь в таком случае сделает? Если он - нормальный царь? Правильно, сам, лично, застрелит подлеца, труса и паникёра, всем остальным в назидание.

Ведь, даже если и не поддастся панике вся армия, глядя на такого своего товарища, то армию без обоза разве можно оставлять? Особенно - в боевых условиях? Так что, если боец просится с поля боя в тыл, забыв от страха про всех и вся - это уже предательство.

Ну, царь - личность в наше время почти что сказочная. А вот если бы Сталин? Нам понятно - без разговоров. Варианты даже не рассматриваются. К стенке!

А если не солдатик зачуханный из обоза, а главный генерал так бы подошёл и такое спросил? Что бы было?

Не знаете? А вот вам пример. 1942 год, оборона Севастополя. Телеграмма в Ставку, Сталину.

"Прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200-500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова".

За подписью адмирала Октябрьского - главного командующего обороной Севастополя.

Как должна была сложиться судьба этого адмирала по нашим представлениям? Когда мы знаем, что Сталин отказался спасать даже своего сына Якова, попавшего в плен? И мы знаем, какое было тогда отношение к дезертирам и беглецам с поля боя?

Нормально у адмирала судьба сложилась. Только вот главный генерал Петров возмутился предложению оставить его в осаждённом городе - и сказал сакральное "Я не хочу!". И его тоже вывезли. На подводной лодке. Есть сведения: его так мучила при этом совесть, что он хотел застрелиться, но генерала убедили этого не делать, и он мужественно решил жить дальше.

Петров Иван Ефимович. Генерал, герой Советского Союза

"Весь дворик и коридоры навеса (35-й батареи) были переполнены комсоставом Приморской армии. Двери на запорах. Здесь я узнал, что 29 июня было дано распоряжение по армии всему старшему офицерскому составу оставить свои части. Части остались без управления. Все это было похоже на панику в полном смысле слова" (из воспоминаний капитана 2 ранга Зарубы).

Октябрьский и Петров получили не расстрел, и не штрафбат - они получили высокие звания Героев Советского Союза, и в их честь назвали улицы в Севастополе. После войны.

Хотя стоило бы ожидать, что уместнее улицы в этом городе в их честь назвать немцам, захватившим город: оставив армию без командиров, бросив своих бойцов, адмирал и генерал значительно упростили задачу противнику. Спасли десятки тысяч фашистов от смерти, позволили Германии сэкономить массу боеприпасов и военной техники.

Действительно, они достойны и звания друзей фюрера, и ордена Железного Креста.

Но Сталин, видимо, что-то перепутал? Как такое могло быть?

Об этой истории в Севастополе знают все. Ещё с того самого времени, когда она и случилась. И люди не могут понять, как такое могло быть.

Адмирал, генералы, полковники, майоры, старшие лейтенанты покидали осаждённый город первыми, бросая свои части на произвол судьбы - а точнее, сдавая их немцам. Оставляя без командования. Оставляя раненых и здоровых. Которых ждал простой выбор: плен или смерть. Десятки тысяч человек - но, возможно, это количество намного больше. Официальные данные в советских архивах - 78 230 человек попали в плен. По свидетельствам очевидцев, колонна советских военнопленных плотностью по 8 человек в ряд, растянулась от Севастополя до Симферополя (это около 60 км). Около половины всех военнопленных погибли в Крыму.

Непредставимо. И невероятно. В голове не укладывается. И поэтому об этом знают - но не говорят. А особо патриотичные особы набрасываются с пеной у рта на тех, кто осмелится сказать об этом вслух.

Почему они против правды во все времена, и даже сегодня? Их главный аргумент - "вас там не было, и не вам судить!". Может быть, они там были? Безусловно, упомянутые  адмирал и генерал там были, и могли вспомнить, как всё было. Могли так сказать и те "500 представителей командного состава" - на самом деле было эвакуировано 1762 человека! - которые спаслись вместе с ними - как спасаются крысы. А вот более сотни тысячи воинов, брошенных командирами, бывших там и погибших, этого сказать не смогут - никогда.

Октябрьский (Иванов) Филипп Сергеевич. Адмирал, герой Советского Союза. После войны жил в Севастополе

29 июня 1942 года — во время командования Октябрьским Черноморским флотом, по приказу его заместителя Н. Ф. Зайца был осуществлён подрыв медсанбатов № 47 и 427 Приморской армии в Инкерманских штольнях «Шампанвинстроя», в результате чего погибло более 3000 раненых бойцов Красной армии и мирных жителей.

Инкерманские штольни - оборона Севастополя. Мастерские, госпиталь, и последнее убежище для мирных жителей

Во время СССР, при живых, подобных Октябрьскому и Петрову, героях войны, обладавших немалой властью, конечно же, даже упоминать об этом было опасно. Но сейчас другое время, когда всякая сволочь, добравшаяся до власти - и даже сидящая в холопских низах - норовит пнуть мёртвого льва. Но и сегодня в ответ на такие публикации звучат такие же речи.

Так, словно октябрьские крысы всё ещё тут, они живы, и они берегут свою честь. Но ведь это не они, это даже не их потомки. Это вообще другие люди, не имеющие отношения ни к СССР, ни к той войне...

Разгадка проста. Эти люди обладают тем же самым нутром, что и Октябрьский, и Петров. И остальные сбежавшие. Они даже в мирное время знают, с какой стороны у бутерброда масло и как правильно поступить в критической ситуации, которая может угрожать им лично.

Они заранее отстаивают своё право на эвакуацию первыми в безопасное место - за ваш счёт. И на право получить за такой поступок награду.

Для них это - в порядке вещей. Невероятное сознание, верно? Но оно есть.

Сознание генералов-обозников. Подлецов от рождения, которые обожают слово "честь" и обожают её иметь. Но которые никогда не имели смелости.

Это те, у кого двойные стандарты для бойца и генерала - само собой разумеющаяся вещь. Или для простого гражданина и депутата, чиновника. Закон и справедливость в их представлении имеются, но они совсем не таковы, как вы думаете - если вы не они.

Это очень подлые люди.

Но можем ли мы осуждать их за подлость, которая есть ни что иное, как полное отсутствие чести и смелости?

А можем ли мы осуждать дизентерийную амёбу за глупость и неумение думать, когда у неё нет ни мозга, ни единой нервной клетки? Мы не осуждаем дизентерию - мы принимаем профилактические меры, чтобы этих амёб в нас не заводилось. А если они заводятся - мы не спорим с ними, мы их уничтожаем.

Но в обществе всё устроено сложнее, чем в нашем кишечнике. И поэтому даже Сталин шёл навстречу генералам-обозникам. Которые во время боя, и самых страшных бомбёжек сидели в командных пунктах, которым не повредил бы и атомный взрыв. И которые будут там сидеть всегда, пока вы погибаете за них - в первую очередь, прикрывая их. И лишь во вторую очередь вы будете погибать за Родину.

Убежище-штаб в Карантинной балке, Севастополь

И у которых есть страшная тайна, которая позволяет им предавать и вас, и Родину, и получать за это звания героев.

Если почитать историю войн, то легко заметить, что генералы и высшее руководство попадают в плен и гибнут на поле боя крайне редко. И в первую очередь потому, что их нет в первых рядах наступления или обороны. Им не положено подставлять себя под пули и снаряды, но рвутся ли они туда сами?

Конечно, есть и были генералы, всегда готовые встать вместе с бойцами, разделить с ними и опасность и риск, хотя и не лезущие в бой без необходимости. Мы знаем такие примеры: от Петра Первого, адмирала Нахимова до Александра Лебедя. Это - люди чести, настоящие люди и настоящие генералы. Которые приходят в армию защищать свою Родину.

Знаете, в чём беда таких примеров? В том, что за столетия нашей истории мы их знаем практически все. Другими словами, таких генералов и адмиралов оказывается очень мало на фоне всего остального генералитета - которые и составляют основу высшего командования страны. Которые занимаются, скорее, бюрократической, а не боевой деятельностью, и которые просто не способны проявлять подлинный героизм.

Они приходят в армию за чином, выслугой, окладом и пенсией. За властью. Именно это для них первично. А что им честь? Она - для того, чтобы её иметь, а не проявлять. Иметь честь выгодно, если иметь её правильно. В лучшем случае такие люди честь вообще не трогают. В худшем - используют для собственной выгоды.

И если оставить в командовании на всех уровнях только настоящих героев - армия останется без командования. Невозможно управлять миллионами человек, имея всего сотню-другую командного состава на всех уровнях.

И Петру Первому, и Александру Третьему, и Сталину приходилось считаться с большинством генералов-обозников. А это большинство не готово погибать, даже за Родину. И не готово рисковать жизнью ради подчинённых бойцов или стратегически важного города. И всегда присматривается, что вокруг происходит. Всегда ловит ветер, всегда знает, что ждать от начальства.

По своей сути это слабые люди, которых из-за звания и формы мы воспринимаем, как людей сильных. Но это не так, увы. И, когда доходит до дела, они пишут в Ставку депеши с требованием их спасти или позволить спастись, совершенно не думая о тех своих армиях, которые им были доверены - о людях под их командованием, за жизнь которых они в ответе.

В такие моменты они и о стране не думают. Они думают о жизни. И таких - большинство.

Что произойдёт, если этим слабым людям не дать возможность спастись? Скорее всего, они просто сдадут свою армию противнику. Это будет самый простой способ выжить.

А что будет, если такого бежавшего с поля боя впереди всех генерала наказать так же, как бойца - расстрелять или отправить в штрафбат? Одного, второго, третьего?

Большинство боевого командования на фронте отвернётся от главнокомандующего, который требует от них слишком многого. Они - не Суворовы и не Петры. У них не останется шансов во время войны: сражаться до последнего - смерть, бежать - тоже смерть! Но им нужны гарантии не только жизни, но и процветания, благодаря своему положению. Вне зависимости от реальных заслуг.

Полистайте историю, вдумчиво, неторопливо. Она полна таких примеров. Октябрьский и Петров с батальоном чинов пониже, бежавших из Севастополя, и бросивших даже раненых - не самый яркий пример такого рода. Вы можете даже не представлять себе, кто совершал подобное. Это уже было, и было гораздо позорнее.

Герой войны 1812 года... Кутузов - и весь его штаб. Проигранная Бородинская битва при её внимательном изучении уже порождает массу вопросов в компетентности одноглазого главнокомандующего. И этот момент наши историки - и всё общество вместе с ними - стараются как-то обойти, смягчить, на что-то сослаться...

А потом начинается история, в которой ссылаться уже не на что, кроме как на самую настоящую подлость этого главного командира. Выход Кутузова из Москвы и сдача её французам без боя. В целости и сохранности.

И с десятками тысяч раненых, доставленных в московские лазареты с Бородинского поля. Для которых не хватило подвод!

На подводах вывозилось барахло. На тех самых подводах, на которых этих раненых привезли в Москву, и на тех, что собрали в округе дополнительно для отступления. И на тех, на которых было привезено в Москву то самое обозное барахло, которое вывозили дальше.

И время для организации эвакуации раненых было, и было его достаточно. Но раненых бросили, и бросили население Москвы. И сделано это по приказу человека, которого вся страна уже 200 лет считает безусловным героем. Героем, а не подлецом, объявил Кутузова царь. Никто не спорил, а кто спорил - тот чести не имел. Ибо не был патриотом в глазах тех, кто умел иметь честь. Они были сами подобны Кутузову. Вот и вся история.

Разгоните всех, кто способен на подлость, кто не может быть героем в критической ситуации - и вы останетесь без командования. Наверх лезут по головам далеко не лучшие представители человечества, и они не очень-то жалуют тех, кто лучше их. Честных и смелых, порядочных людей во все времена выдавливало с командных высот то общество, которое командные высоты занимало, умея иметь честь. И даже титаны духа, подобные Сталину, вынуждены считаться с такого рода окружением - свитой. Накажи одного - и тебя предадут все. Из страха. Такова настоящая правда.

В этом положении дел нет чести, нет правды, нет смелости. К сожалению, такое положение дел вне этих понятий. Оно основано только на сугубо прагматическом расчёте и попытках из ничего сделать что-то: даже там, где сделать, кажется, ничего невозможно.

И не стоит думать, что такое происходило и происходит только у нас: это происходит везде. То же самое было и в Германии, это было и во Франции, это есть и в Америке. Это беда всего мира: слабые люди, со слабостью которых приходится считаться людям сильным, и приносить в жертву этой слабости других сильных людей. Даже собственных детей, даже свои армии, даже раненых. И прощать слабым подлость - чтобы иметь хоть какие-то шансы на победу. Это не мораль, это математика и психология.

Чем более честны люди в обществе, в первую очередь перед собой - тем больше сильных людей. И тем больше настоящей чести. И тем меньше надобности позволять Октябрьским, Петровым и Кутузовым бежать в тыл, бросая раненых, а потом называть этих обозников героями.

Настоящая честность начинается с несогласия с ложью, даже если эту ложь поддерживает большинство.

Нельзя требовать честности от вождя, если честности нет в нас. Вождь - лишь отражение общества.

И это - ответ.

Зная это, вы не станете меньше возмущаться поступками подобных Кутузовых и снисходительностью к ним власти. Но вы будете знать, почему так происходит.

И, самое главное - вы знаете, что можно сделать, чтобы таких случаев было меньше.

Всё начинается с нас самих.

Степанов © При размещении на других ресурсах ссылка обязательна 

Источник

ИЗ СОКРОВИЩ АЛУПКИНСКОГО ДВОРЦА-МУЗЕЯ..

ИЗ СОКРОВИЩ АЛУПКИНСКОГО ДВОРЦА-МУЗЕЯ
<Ссылки на фотографии из текста «Примечаний»>



(Немножко по ходу мои комментарии в скобках и курсивом )

В апреле 1919 г. хозяйка алупкинского имения графиня Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова с семейством младшей дочери графини И. И. Шереметевой покинула Крым на одном из английских кораблей, взявших курс на Мальту. (Речь идет о пресловутом рейсе линкора "Марльборо" из Ялты 21 апреля 1919 года, эвакуировавшего многочисленную родню Юсуповых-Эльстонов-Сумароковых) . Многочисленные беженцы были уверены, что свой дом и Родину они покидают временно. Оказалось, навсегда… В 1921 г. в знаменитом южнобережном дворце был открыт музей, в залах которого экспонировались художественные ценности, собранные несколькими поколениями Воронцовых. Семейные фотографии к их числу не относились, и в 1930-е гг. большая часть таковых вместе с письменными документами была передана в архивы Москвы и Крыма. Оставшиеся снимки полстолетия пролежали невостребованными в библиотеке музея. Лица, запечатленные на них, забылись, и научным сотрудникам пришлось немало потрудиться, чтобы заново определить «кто есть кто». В настоящее время многие старинные фотографии атрибутированы, изучены и заняли свое место в экспозициях музея-заповедника.
Самой старой в данном собрании является фоторепродукция с картины неизвестного художника «Обеденный стол в Кисловодске», сделанная в Тифлисе в 1859 г. Множество известных военных, служивших в 1850-е годы на Кавказе, собрались за большим столом, во главе которого наследник престола Великий князь Александр Николаевич и наместник Кавказа, светлейший князь М. С. Воронцов. Статичность фигур, застывшее выражение лиц указывают на то, что художник писал присутствующих на обеде не с натуры, а используя литографические портреты.( То есть? Фото картины, написанной с литографических портретов разных людей, собранных "до кучи"? )
Большой интерес представляет фотография Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой. Жена М. С. Воронцова умерла в 1880 году. Ей было 88 лет. Возможно, что портрет согбенной старушки в темном платье и белой кружевной накидке на голове — одно из последних изображений женщины, некогда воспетой А. С. Пушкиным.
Среди немногочисленных семейных фотографий Воронцовых 1860—1870-х гг. выделяется портрет их сына — Семена Михайловича в генеральском мундире с адъютантскими аксельбантами, орденом св. Александра Невского. В петлице знаки орденов, на груди медали и массивная цепь городского головы. 23 декабря 1863 г., по введению в Одессе нового общественного управления (утвержденного 30 апреля 1863 г.) светлейший князь Семен Михайлович Воронцов большинством голосов (122 против 12) был избран городским головой. На получение им по телеграфу уведомления об этом графа Толстого, 25 декабря телеграммой на имя последнего ответил: «Глубоко тронутый доверием граждан города Одессы, принимаю столь лестное для меня назначение и употреблю все усилия и старания, чтобы оказаться достойным их выбора». Первый городской голова пореформенной Думы св. кн. С. М. Воронцов много потрудился для Одессы, но, закончив срок своей службы, отказался от дальнейшего служения. С 1851 г. С. М. Воронцов был женат на вдове Марье Васильевне Столыпиной, урожденной княжне Трубецкой. Фотография этой знатной светской красавицы в белом платье с кружевами, ожерельем из крупного жемчуга и портрет С. М. Воронцова выполнены очень профессионально неизвестным мастером. Им мог быть знаменитый петербургский фотограф Г. А. Деньер (1820—1892), автор лаконичного и выразительного изображения графа П. А. Шувалова. Его матушка — графиня Софья Михайловна (дочь М. С. и Е. К. Воронцовой), запечатлена в интерьере столичного фотоателье С. Л. Левицкого (1819—1898) в пятидесятилетне возрасте. В отличие от М. В. Воронцовой она не блистает нарядами и красивой внешностью, однако полна внутреннего достоинства.
Свидетельством близких отношений Воронцовых с английскими родственниками может служить любительская фотография с дарственной надписью: «Семену Воронцову от Эммы де Вессей». На ней изображен пожилой джентльмен, сидящий в кресле, рядом с ним стоит молодая дама. Надпись на обороте, сделанная той же рукой поясняет, что это — Виконт де Вессей с дочерью Фанни. Эмма, жена виконта, по материнской линии приходилась двоюродной сестрой Семену Воронцову, а Фанни, судя по фотографии, была удивительно похожа на свою русскую бабушку леди Екатерину Пемброк, урожденную графиню Воронцову.
Очаровательные малыши: Иван в тирольском костюмчике и его сестра Сандра в платьице с открытыми плечиками и крупными бусами на шейке — представители следующего поколения Воронцовых, носивших уже двойную фамилию Воронцовых-Дашковых. Это дети графа И. И. Воронцова-Дашкова и Елизаветы Андреевны, урожденной графини Шуваловой. Фотографии сделаны в 1871 году в Меране (Австрия). Остальные семейные фотографии датируются 1905—1915 гг., т. е. периодом кавказского наместничества И. И. Воронцова-Дашкова. В основном это портреты самого Иллариона Ивановича, его многочисленных внуков и внучек, заснятых в разном возрасте в модном фотоателье Фредерика Генриховича Боассона и Фрица Осиповича Эгглера в Санкт-Петербурге. Молодое поколение Воронцовых-Дашковых часто навещало главу семейства на Кавказе. Об этом напоминают фотоснимки, сделанные в Тифлисе Е. Кларом, а так же придворными фотографами Б. Мищенко и Б. Козаком. При отце служил младший сын графа Александр Илларионович (Сашка) — поручик лейб-гвардии Гусарского полка и флигель-адъютант Е. И. В.
Одна из интереснейших частей коллекции — событийные фотографии. Это любительские снимки 1905—1908 гг., где Илларион Иванович запечатлен на военных смотрах и учениях в Душете, встречах с местными властями и народом в отдаленных селениях. В его присутствии в 1912 году произошло зафиксированное в отдельном альбоме событие — «Освящение вагона-церкви на станции Тифлис Экзархом Грузии, архиепископом Иннокентием» (фотограф В. К. Гриневич). Этим священнослужителем графине Елизавете Андреевне были подарены две фотографии с посвятительными надписями. В 1906 году Наместник с женой посетили Эчмиадзин, где и встретились с католикосом всех армян Х. Мкртичем и архиепископом Кеворгом Суренянцем, будущим католикосом Армении. По воспоминаниям командира конвоя Н. А. Бигаева, Наместник не покидал Кавказ в течение трех лет, и только с 1908 г. стал летом вновь выезжать на время отпуска в свое имение Новотомниково Тамбовской губернии. Неторопливые прогулки в лесу с женой и внуками, сбор грибов, пикники на природе, размеренная деревенская жизнь прибавляли сил и энергии 70-летнему Воронцову-Дашкову, в остальное время всецело поглощенному заботой о мирном процветании Кавказа. Он не покинул вверенный ему край и в годы Первой мировой войны, хотя здоровье его резко ухудшилось.
23 августа 1915 г., сдав дела вновь назначенному Наместником Кавказа Великому князю Николаю Николаевичу (младшему), И. И. Воронцов-Дашков уехал в Алупку. Его сопровождала жена Елизавета Андреевна, сын Александр и группа военных, с которыми он заснялся на память на ступенях Львиной террасы. 15 января 1916 г. граф мирно скончался во дворце, построенном в Крыму в 1828—1848 гг. для наместника Кавказа, фельдмаршала, светлейшего князя М. С. Воронцова, которому Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова приходилась родной внучкой. (Боюсь, что последнее утверждение просто ложь. Данный дворец, как и прочее имущество, было захвачено в период Французской революции и последующих военных действий. Только признаваться в грабежах и воровстве "великим князьям и графьям" не пристало. Посему были писаны сказки о наследственности и великих заслугах. Хотя против "заслуг" возразить и сложно. Вопрос только, у кого выслужили? )

ПРИМЕЧАНИЯ К ФОТОГРАФИЯМ ВОРОНЦОВЫХ, ВОРОНЦОВЫХ-ДАШКОВЫХ

01.


Фотография с картины неизвестного художника. Имеется пояснительный текст: «№ 6746. Обеденный стол в Кисловодске Государя Наследника, ныне благополучно царствующего ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА, 21 сентября 1850 года, в доме статскаго советника А. Ф. Реброва. При оном присутствовали: с правой стороны Государя: князь М. С. Воронцов, Нач. Штаба П. А. Коцебу, князь А. И. Барятинский, Ф. А. Круковский, Л. М. (лейб-медик — прим. публ.) Двора Е. И. В. Енохин, Кап. Д. П. Золотарев, Полков. И. Д. Орбельян, Флигель-адютант граф П. А. Ламберг, князь Голицин, против Государя хозяин дома А. Ф. Ребров; с левой же стороны Государя: Генерал Ад. Заводовский, Ген.-Маиор Герасимов, Действ. Стат. Совет. Эрас. Андриевский, Г.-Маиор Д. А. Всеволожский, Ген.-Маиор И. И. Лещенко, Архитектор С. И. Уптон и Флигель-Адютант Е. И. ВЕЛИЧЕСТВА Гвардии-Полковник Г. Адлерберг. 1859 г. Гор. Тифлис.»
( Как прикажете понимать это высокое художество? Если принять на веру заявленную дату обеда, то перед нами не что иное, как сходка эльстонской братвы в процессе подготовки заговора и восстания 1853 года? Или же даты привычным образом сдвинуты назад и это что-то из событий времен охватившей Планету революции? В любом случае, имена стоит взять на заметку.)

02.


Воронцова Елизавета Ксаверьевна, урожденная графиня Браницкая (1792—1880), с 1819 г. жена гр. М. С. Воронцова (1782—1856). С 1823 года кавалерственная дама меньшого креста. В 1838 году пожалована в статс-дамы, с 1852 г. светлейшая княгиня. Неизвестный фотограф середины 1870-х гг.
(Старушка тоже из вояк? Или это фрейлинские титулы и награда? )

03.


Виконт де Вессей с дочерью Фанни. На лицевой стороне паспорту надпись на английском языке:“For Simon Woronzow From Ema de Vesse”, (Семену Воронцову от Эммы де Вессей), на оборотной стороне — “Viconot de Vesei & his daughter Fanni Marehionep of Bath. Photographed by his daughter Lady Richard Grosvenov”. (Виконт де Весей и его дочь Фанни. Фотография сделана его дочерью леди Ричард Гросвеноу)
Эмма де Вессей, урожденная Герберт (1819—?), пятая дочь Георга-Августа, 11 графа Пемброка и 8 графа Монтгомери (1759—1827) от графини Екатерины Семеновны Воронцовой (1783—1856). В 1839 г. вышла замуж за виконта де Вессей из аббатства Лейкс в Ирландии. От этого брака родились два сына и три дочери. Одна из них — Фанни — запечатлена с отцом на фотографии, сделанной в Англии в начале 1870-х гг.

04.


Воронцов Семен Михайлович (1823—1882) — светлейший князь, генерал-лейтенант, участник Крымской и Русско-турецких войн. Сын наместника Кавказа М. С. Воронцова и жены его Елизаветы Ксаверьевны. С 1851 года женат на М. В. Столыпиной, урожденной княжне Трубецкой. Неизвестный фотограф середины 1860-х гг.
(Только мне кажется странным упоминание первым делом фамилии бывшего мужа своей жены?)

05.


Воронцова Марья Васильевна, урожденная княжна Трубецкая (1819—1895) — светлейшая княгиня, в первом браке за флигель-адютантом Алексеем Григорьевичем Столыпиным (?—1847 г.). Неизвестный фотограф середины 1860-х гг.
(Лично у меня это мнимое родство со Столыпиными под большим вопросом.)

06.


Шувалова Софья Михайловна, урожденная графиня Воронцова (1825—1879), дочь М. С. и Е. К. Воронцовых, с 1844 г. жена графа А. П. Шувалова (1816—1876). Фотография С. Л. Левицкого (Фотоателье на Мойке, 30, Санкт-Петербург), 1870-е годы

07.


Шувалов Андрей Павлович (1816—1876) — граф, полковник, действительный статский советник, флигель-адютант. В 1838—1840 гг. член кружка «16-ти», сослуживец М. Ю. Лермонтова по Нижегородскому драгунскому полку. Активный участник Петербургского губернского земского собрания 1865—1867 гг., оппозиционер. Дважды в 1872 и 1875 гг. избирался предводителем дворянства Санкт-Петербургской губернии. С 1844 года женат на графине Софье Михайловне Воронцовой. Фотография 1870-х гг. с портрета А. П. Шувалова, написанного Ф. Винтерхальтером в Париже в 1857 г.

08.


Шувалов Петр Павлович (1819—1900) — граф, родной брат А. П. Шувалова. В 1838 г. закончил юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета. Камер-юнкер. С 1856 г.— внештатный помощник секретаря Государственного Совета. С 1860 г. действительный статский советник, камергер, Санкт-Петербургский Предводитель дворянства с 1854 по 1863 гг. и председатель Петербургского дворянского собрания по разработке проектов земских учреждений. В отставке с 1863 г. Женат с 1846 г. на Софье Львовне Нарышкиной (1829—1894), троюродной сестре гр. Софьи Михайловны Шуваловой. Неизвестный фотограф, 1870-е гг.

09.


Шувалов Павел Андреевич (1846—1885) — граф. Старший сын А. П. и С. М. Шуваловых. В 1882 году по высочайшему повелению ему, как наследнику майоратного имения в роде князей Воронцовых, разрешено присоединить к своей фамилии титул, герб и фамилию М. С. Воронцова. Женат с на баронессе Е. К. Пиллар фон Пильхау (1861—1939) ( в первом браке Столыпиной). Фотография Деньера (H. Denier). Санкт-Петербург, на Невском проспекте у Полицейского моста, 23. 1870-е годы
(По-моему, это уже тенденция - жениться на разведенках Столыпиных.. Ну или огромное желание хоть как примазаться к фамилии)

10.


11.


12.


13.


10—13 <11, 12> Воронцов-Дашков Илларион Иванович (1837—1916) — граф, генерал от инфантерии, командир лейб-гвардии Гусарского полка (1867). Участник Кавказской войны (1859—1862), Туркестанского похода (1865—1866) и Русско-турецкой войны, свитский генерал, генерал-аютант, министр Императорского двора, канцлер Капитула российских орденов, председатель Главного управления Российского общества Красного Креста. Наместник Кавказа с 1905 по 1915 гг. Член Государственного Совета. Кавалер ордена св. Андрея, св. Владимира (3, 4 ст.), св. Георгия 4-ой степени, св. Станислава 1 ст., св. Анны 1 ст., Белого Орла, Красного Орла (Пруссия), Денеброг — Дания, Такова — Сербия, св. Александра Невского и Большого Креста Почетного Легиона. С 29. 01. 1867 г. ( Охотно верю в заслуженность ордена Красного Орла и очень сомневаюсь в получении Орла Белого )женат на графине Елизавете Андреевне Шуваловой (1845—1924). Портреты. Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1905 г.
На оборотной стороне паспорту пометка карандашом: ЕВД (Елизавета Воронцова-Дашкова — Прим. публ.), 1905.

14.


Воронцова-Дашкова Елизавета Андреевна (1845—1924) — графиня, жена И. И. Воронцова-Дашкова. Статс-дама русских императриц, дама ордена св. Екатерины. Дочь графа Андрея Павловича Шувалова и его супруги Софьи Михайловны, урожденной графини Воронцовой. Фотография Б. Мищенко. Тифлис. 1905 г.
(Вот здесь я не очень поняла.. мать была Воронцовой и дочь вышла замуж за Воронцова..
Надо связь отследить..)

15.


Воронцов-Дашков Иван Илларионович (1868—1897) — граф. Старший сын Иллариона Ивановича и Елизаветы Андреевны Воронцовых-Дашковых, полковник, старший офицер лейб-гвардии Гусарского полка, флигель-адютант Е. И. В. Великого князя Михаила Александровича. Наследник майоратного имения Воронцовых. С 1891 года женат на Варваре Давыдовне Орловой (1870—1915). Фотография F. Largajoli. Меран (Тироль). 1871 г. На оборотной стороне надпись: Ваня. Meran, Dicember 1871».

16.


Воронцова-Дашкова Александра Илларионовна (1869—1959) — графиня. Старшая дочь Иллариона Ивановича и Елизаветы Андреевны Воронцовых-Дашковых, с 1890 г. замужем за графом Павлом Павловичем Шуваловым (1858—1905), убитым террористами в Москве в 1905 г. Фотография F. Largajoli. Меран. (Тироль). 1871 г.
( а здесь уже Воронцова, но замужем за Шуваловым, мать при этом получается тоже Шувалова? )

17.


Воронцов-Дашков Александр Илларионович (1881—1938) — граф. Сын Иллариона Ивановича и Елизаветы Андреевны Воронцовых-Дашковых. Закончил Пажеский корпус, флигель-адютант Е. И. В., поручик лейб-гвардии Гусарского полка. Женат с 1919 г. на Анне Ильиничне Чавчавадзе. Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1911 г. Справа под портретом подпись: «Сашка. 1911»

18.


Воронцова-Дашкова Варвара Давыдовна (1870—1915), урожденная Орлова, с 1890 г. жена графа Ивана Илларионовича Воронцова-Дашкова. Фотоателье Е. Клара. Тифлис. 1910 г. Под портретом внизу подпись:
«Sin. 1910». Синь — домашнее имя В. Д. Воронцовой-Дашковой

19.


Воронцова-Дашкова Варвара Давыдовна с младшим сыном Иваном (1898—1966). Фотоателье Е. Клара. Тифлис. 1908 г.

20.


Воронцов-Дашков Илларион Иванович (1893—1920) — граф, сын Ивана Илларионовича и Варвары Давыдовны Воронцовых-Дашковых. Умер от тифа 22 января 1920 года в Новороссийске. Неизвестный фотограф. Санкт-Петербург. 1910-е годы
(Сомнительная информация. В 1919 году Воронцовы покинули "Родину" на "Марльборо". Как мог он снова оказаться в 1920 году в Новороссийске? Разве что был военным.)

21.


22.


21—22 Воронцова-Дашкова Софья Ивановна (1892—1958) — графиня, дочь Ивана Илларионовича и Варвары Давыдовны Воронцовых-Дашковых. С 1912 г. жена князя Владимира Леонидовича Вяземского (1889—1960). Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

23.


Шувалова Александра Павловна (1893—1968) — графиня, дочь Павла Павловича и Александры Илларионовны Шуваловых. С 1912 г. жена князя Дмитрия Леонидовича Вяземского (1884—1917). Во втором браке за Александром Николаевичем Ферзеном (1895—1934). Воронцова-Дашкова Софья Ивановна — двоюродная сестра А. П. Шуваловой. Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

24.


Вяземская (урожд. Воронцова-Дашкова) Софья Ивановна, княгиня. Фотоателье П. Жукова. Петроград, Морская 12. 1917 г. Под портретом внизу подпись: «Софи 1917.»

25.


26.


25-26 Шувалова Мария Павловна (1894—1973) — графиня, дочь Павла Павловича и Александры Илларионовны Шуваловых. С 1917 г. жена князя Дмитрия Александровича Оболенского (1882—1964). В разводе. В 1921 г. вышла замуж за графа Андрея Дмитриевича Толстого (1892—1963). Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1914 г. Под портретом внизу подпись: «Мая 1914.» Мая — домашнее имя М. П. Шуваловой

27.


Воронцова-Дашкова Мария Илларионовна (1903—1997) — графиня. Дочь графа Иллариона Илларионовича Воронцова-Дашкова (1877—1932) от брака с Ириной Васильевной Нарышкиной (1879—1917). С 1922 г. замужем за князем Никитой Александровичем Романовым (1900—1974), сыном вел. князя Александра Михайловича и его супруги вел. княгини Ксении Александровны. Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

28.


Воронцов-Дашков Михаил Илларионович (1904—1983) — граф. Сын графа Иллариона Илларионовича Воронцова-Дашкова и Ирины Васильевны Нарышкиной. Женат с 1934 на княжне М. П. Мещерской (р. 1912), разведены с 1941 г. Фотоателье A. Gecele. Санкт-Петербург, 1910 г.

29.


Воронцов-Дашков Роман Илларионович (1901—1993) — граф. Сын графа Иллариона Илларионовича Воронцова-Дашкова и Ирины Васильевны Нарышкиной. Женат с 1927 г. на Жульетте Хадум. Разведены в 1928 г. Во втором браке (с 1975) жена — Е-К. Садтлер (1914—?). Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

30.


Воронцов-Дашков Александр Илларионович (1905—2003) — граф. Сын графа Иллариона Илларионовича Воронцова-Дашкова и Ирины Васильевны Нарышкиной. Женат с 1951 г. на А. Д. Мироновой (Никиш) (1911—1991). Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

31.


32.


31—32 Вяземский Борис Леонидович (1883—1917) — князь, с женой Елизаветой Дмитриевной, урожденной графиней Шереметевой (1893—1974), (вторым браком с 1921 г. за графом С. А. Чернышевым-Безобразовым (1894—1972). Фотоателье придворного фотографа Б. Мищенко. Тифлис. 1912—1915 гг.

33.


Кочубей Николай Васильевич (1885—1947) — офицер конногвардеец с женой Варварой Александровной, урожденной княжной Долгорукой (1885—1980), фрейлиной императриц. Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

34.


Кочубей Варвара Александровна. Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

35.


Долгорукая Софья Петровна (1907—1994) — княжна. Дочь князя П. А. Долгорукого (1883—1925) и Софьи Алексеевны (1887—1949), урожденной графини Бобринской. Фотоателье Боассона и Эгглера. Санкт-Петербург, Невский, 24. 1910-е гг.

36.


Строганов Павел Сергеевич (1823—1911) — граф, с женой Анной Дмитриевной, урожденной графиней Бутурлиной (?—1906). Неизвестный фотограф. Тамбовская Губ. 1906 г.
Под изображением надпись: «С. Знаменское-Кариян. 6 июля. 1906»

37 -38.(38-го фото нет)


Граф Воронцов-Дашков Илларион Иванович — наместник Кавказа
Почтовая открытка Тифлис. 1905 г.

39.


40.


41.


42.


43.


44.


45.


46.


<39, 40, 41, 42, 43, 44, 45,46> Граф И. И. Воронцов-Дашков на военных учениях. Неизвестный фотограф. Кавказ. 1905 г.
(Хороши "учения", надо заметить.. кого-то даже похоронили и крест поставили.. Бывает.)

47.


48.


49.


50.


<47-50> Граф И. И. Воронцов-Дашков в Душете. Неизвестный фотограф Кавказ. 1908 г.

51.


Воронцов-Дашков Александр Илларионович Фотограф Б. Козак (Придворная фотография Б. Мищенко. Преемник Б. Козак). Тифлис. 1915 г. Внизу под портретом подпись: «Сашка. Тифлис 1915»

52.


На оборотной стороне паспорту белая бумажная наклейка с машинописным текстом: «Судьи на джигитовке 1 мая 1915 г. 1. Граф Александр Илларионович Воронцов-Дашков. 2. Князь Гурамов. 3. Полковник Тускаев. 4. Командир конвоя Бигаев. 4. Адютант конвоя Перекотий». Неизвестный фотограф. Грузия. 1915 г.

53.


54.


55.


56.


57.


58.


59.


60.


61.


62.


<53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62> Альбом в зеленом картонном переплете с надписью «10 сентября 12| Освящение вагона церкви на ст. Тифлис Экзархом Грузии, Архиепископом Иннокентием в присутствии Наместника Его Императорского Величества графа И. И. Воронцова-Дашкова и супруги его статс дамы Графини Елизаветы Андреевны». Фотографии В. К. Гриневича. Тифлис. 1912 г.
(Очень интересно. "Опиум для народа" набирает обороты?)

63.


Архиепископ Иннокентий (1862—1913), (в миру Иван Васильевич Беляев) постоянный член Святейшего Синода (1909—1913). В 1909 году стал Экзархом Грузии. Придворная фотография Б. Мищенко. Тифлис. 1910-е гг.

64.


Архиепископ Иннокентий. На лицевой стороне паспорту надпись: «Ея Сиятельству
досточтимой графине Елизавете Андреевне Воронцовой-Дашковой. Экзарх Грузии Архиепископ Иннокентий». Придворная фотография Б. Мищенко. Тифлис. 1910-е гг.

65.


Мкртич (Хримян Хайрик) (1820—1907) — католикос всех армян. Автор богословских, поэтических и педагогических сочинений. Наместник Кавказа гр. И. И. Воронцов с женой Елизаветой Андреевной посетили больного католикоса в Эчмиадзине в декабре 1906 год. Фотосалон придворного фотографа Г. В. Трунова. Москва. 1900-е гг.
Надписи на армянском языке: под фотографией «на память от отца всех армян», на оборотной стороне: «графине Елизавете Андреевне Воронцовой-Дашковой. 20 декабря 1906 г.»
(А чего? До него ни Армении, ни армян не было что ли?)

66.


Кеворг (Геворг V) Суренянц (1846—1930) — католикос всех армян (1912—1930). Происходил из потомственных дворян. В 1868 г. окончил первую классическую гимназию в Тифлисе. Уехал в Эчмиадзин, где в 1871 г. рукоположен в дьяконы, затем в иеромонахи, а в 1872 г. — в архимандриты. В сентябре 1874 г. он был назначен преподавателем новооткрывшейся духовной академии Геворгян, через год — инспектором армянской духовной семинарии в Шуши и одновременно заместителем главы Карабахской епархии; в 1877 г. — настоятелем монастыря св. Товмы в Верхнем Агулисе и инспектором местных училищ; в октябре 1878 г. — викарием предводителя Александропольской епархии, где основал школу и церковь Сурб Аствацацин; в 1881 г. — заместителем главы Ереванской епархии; 9 мая 1882 г. Католикосом Геворгом IV рукоположен в епископы. В 1886 г. Суренянц был назначен главой Астраханской епархии, а в 1894—1904 гг. вел должность предводителя Тифлисской епархии. В январе 1895 г. получил титул архиепископа. В 1906 г. стал членом Синода св. Эчмиадзина. После смерти католикосов Мкртича I Хримяна и Маттеоса II Измирляна Г. Суренянц исполнял обязанности заместителя католикоса. 13 декабря 1911 г. он был избран Католикосом Всех Армян, а 1 июля 1912 г. — помазан. В период Балканских войн 1912—13 гг. и Армянских реформ 1912—14 гг., когда вновь был возбужден Армянский вопрос, Геворг V 2 октября 1912 г. обратился к правительству России с просьбой о вмешательстве и содействии возобновлению вопроса о реформах в Западной Армении. Специальным кондаком он образовал армянскую Национальную делегацию под руководством Погоса Нубара-паши и уполномочил ее отстаивать интересы армянского народа в европейских государствах. Католикос Всех Армян Геворг V Суренянц скончался 8 мая 1930 г. Фотоателье К. А. Шапиро. Санкт-Петербург. Невский пр., 18—12. 1894 г.
На оборотной стороне дарственная надпись: «Благословляю благочестивую графиню Елизавету Андреевну, Воронцовой — Дашковой 21 ноября 1907 г. м. Эчмиадзин. Смиренный богомолец Архиепископ Кеворг Суренян| В 1894 г. был представителем Патриарха при похоронах в Бозе почившего императора Александра III и при бракосочетании императора Николая II 14 ноября| Фотографическая карточка снята 1894 году».

67.


Кеворг (Геворг V) Суренянц. Фотоателье «Cabinet. Portrait». Россия, нач. ХХ века
На оборотной стороне надпись: «Благочестивая графиня, удостойте принять это приношение с свойственною Вам благосклонностью, как слабую дань признательности за Ваши милости и благодеяния. 21 ноября 1907 г. м. Эчмиадзин. Смиренный богомолец Архиепископ Кеворг Суренянц. Ея Сиятельству Графине Елизавете Андреевне Воронцовой-Дашковой. Фот. карточка снята в 1906 году»
(У кого-нибудь еще есть вопросы о том, кто основатель религий и с какой целью? Полюбуйтесь наградами смиренных богомольцев! Благо, что в отличие от нынешних, еще в одежках скромны и золотом не увешены. Наверное, еще не дотумкали, что это и доходный бизнес тоже )

68.


69.


70.


71.


72.


<68, 69, 70, 71,72> Ново-Томниково — родовое имение графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. В Тамбовской губернии. Неизвестный фотограф. Россия. 1908—1913 гг.

73.


74.


Граф Воронцов-Дашков Илларион Иванович. Фотография Б. Козака. Тифлис. 1913 г.

75.


Граф Воронцов-Дашков Илларион Иванович с группой офицеров на Львиной террасе Воронцовского дворца. Фотография А. Э. Циммермана. Алупка. 1915 г
Публикация Г. Г. ФИЛАТОВОЙ

Метки: Загадочное, Кривое Зазеркалье, Линия Власти

https://elen-skaya.livejournal.com/18140.htm

• Фотоальбомы
• Lavanda.Life
• Библиотека
  • Крым
  • Познавательное
  • Забавное
  • Территория детства
  • Наши авторы
  • Путешествия
  • Экскурсоведение

• 

   

   

   

   

  КРЫМ

• Вы здесь:  
• О Крыме
• Крым в мемуарах Спиридовича А.И.

Крым в мемуарах Спиридовича А.И.

Спиридович А.И.  Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 гг. — Нью-Йорк, Всеславянское Издательство, 1960-62.

СпиридовичА.И.- генерал-майор Отдельного корпуса жандармов, служащий Московского и начальник Киевского охранного отделения, начальник императорской дворцовой охраны. На протяжении всей Великой войны он находился рядом с царём, его свитой и окружением.

Глава двадцать третья

На южном берегу Крыма с сентября по конец 1916 года. — Ялтинское Градоначальство. — Приезд в Ялту, первые шаги. — Еврейский вопрос. — Работа на раненых. — Вел. Кн. Мария Павловна Старшая. — Вел. Кн. Ксения Александровна. — Вел. Кн. Павел Александрович. — Вел. Кн. Михаил Александрович. — Переписка с королевой Греческой. — Брак княгини Е. А. Барятинской с кн. Оболенским. — Касса первой помощи. — Отзывчивость Государя. — У адмирала Колчака. — Генерал Эбелов. — Меры по продовольствию и транспорту. — Н. К. Денисов и его проекты. — Проект по улучшению Ялты. — Что удалось начать. — Оценка имения Форос Г. К. Ушакова. — Георгиевский праздник 26 ноября. — Приезд Милюкова и его интервью. — Отклики на убийство Распутина.

Ялтинское Градоначальство было учреждено, по желанию Императора Николая II, 18 июня 1914 года, и сразу же, после переворота 1917 года, было упразднено Временным Правительством.

Оно занимало южный берег Крыма, от Байдарских ворот и мыса Ласпи до деревни Ускута, что восточное Алушты, включительно, что составляло полосу земли до ста километров длиною.

Северною границею Градоначальства был горный хребет Крымских гор, высотою до 555–800 сажен, называемый в общежитии Яйла, хотя, собственно, слово Яйла (пастбище) обозначает плоскую верхнюю поверхность самого горного кряжам

Вся Яйла, со своими вершинами: Ай-Петри (576 с. - саженей), Кемал-Егерек (716 с.), Демир-Капу (721 с.), Роман-Кош, самая высокая (723,4 с.), Зейтин-Кош (718,9 с.), Чатыр-Даг (714,5 с. — Эклиз-Бурун) и Демерджи представляет могучую, более ста, верст длиною стену, которая и защищает южный берег от северных ветров и холодов.

У Байдарских ворот та могучая стена теснится к морю и даже обрушилась в него колоссальными скалами Фороса, но затем, как бы испугавшись утонуть, отступает от моря и отодвигается от него у Алупки на 4 версты, у Ялты — на 6 верст, а у Алушты — до 8 верст.

За Яйлой же к Градоначальству относился Козьмо-Демьянский монастырь и находящаяся около него Царская охота, из-за которой вся эта местность и была отнесена к Градоначальству.

Южный берег изрезан большими и малыми бухтами, часто с пляжами, и врезается в Черное море, считая с Запада мысами: Ласпи, Сарыч с маяком, Кикенеиз, Ай-Тодор с маяком, Никита, Аю-Даг и Плака.

Это счастливое сочетание горного хребта, береговой линии и теплого моря создало, под горячими лучами южного живительного солнца, из южного берега Крыма благодатный край, титаническую теплицу, царство зелени, плодов и цветов, где созревали виноград и различные нежные фрукты, зрели оливки, винная ягода, раскинулись табачные плантации, круглую зиму цвели розы и фиалки, росли кипарисы, лавровое и масличное дерево, магнолии и олеандры.

Громадная дача Южно-бережного лесничества, начавшись у Массандры, перекинулась через Яйлу на Север гигантским лесным ковром сосны, бука, тисса и орешника и соединяло Южный берег с великолепной, дикой Царской охотой, с горою Чечуль в центре.

Великолепное шоссе, — гордость русских путейских инженеров, бежало через все Градоначальство от Севастополя до Алушты. А в Алуште и Ялте от него шли шоссе в Симферополь и Бахчисарай. Между Мисхором и Ориандой, Ялтой и Гурзуфом было хорошее и нижнее шоссе.

На этой-то замечательной территории, бережно укрытой с Севера, согреваемой южным солнцем и ласкаемой теплым морем, были расположены два города: столица края красавица Ялта и ее ревнивая соперница Алушта, с их дворцами, виллами, громадными имениями, садами, парками, виноградниками и плантациями — города, о которых так много рассказано мною в моих предыдущих томах.

Двадцать татарских деревенек с их садами, виноградниками и табачными плантациями, из которых упомяну лишь: Кикенеиз, Алупка, Кореиз, Ай-Даниль, Ай-Никита, Дегерменкой и Биюк-Ламбат.

Большое количество местечек, разросшихся около культурных центров, около огромных богатейших имений, как например: Симеиз, Мисхор, Алупка, Кореиз, Гурзуф, Суук-Су, Профессорский уголок.

Богатейшие имения частных лиц, перечень которых занял бы много места, из которых упомяну лишь: Тесели — имение Плаутиной, Форос — Ушакова, Алупку — Воронцовой-Дашковой, Кореиз — кн. Юсупова, гр. Сумарокова-Эльстона, имения Токмакова, кн. Долгорукой, кн. Трубецкой, гр. Паниной, за Ялтой же: имения Бекетова, Наумова, Денисова, Федосеева, Соловьевой, Партенит — Раевских и много других.

Имения Великих Князей: Александра Михайловича — Ай-Тодор, Георгия Михайловича — Харакс, Николая Николаевича — Чаир, Петра Николаевича — Дюльбер, Димитрия Константиновича — Кичкине.

Удельные имения — Ай-Даниль, Чукурлар, Кучук-Ламбат.

Как венец всего частного землевладения, — принадлежавшие Государю Императору великолепные имения: Ливадия, Массандра и Орианда с их замечательными виноградниками, подвалами, парками, садами, цветниками.

Удивительное учреждение - Императорский Никитский сад, с его школами, лабораторией, питомниками и винным подвалом Магарача.

Южнобережное лесничество, оберегавшее край от хищнического истребления и эксплуатации лесов.

Все это вместе утопало в зелени виноградников, парков и садов и создавало нашу русскую Ривьеру, равной которой по красоте, природной роскоши и богатству нет в мире.

Я высадился в Симферополе и поехал в Ялту на автомобиле через Алушту. В Алуште меня встретили с цветами, думая, что я еду с женой. Часов в шесть приехал в Ялту, отслужил молебен в соборе и устроился в "России", пока не приищу квартиру, т. к. Императрица просила не беспокоить семью Думбадзе на казенной квартире градоначальника.

На следующее утро явился в Градоначальство. Во дворе стояло довольно много простолюдинов, в большинстве татар. Когда я подошел, все опустились на колени. Я был смущен, просил встать. То были «просители». В канцелярии мне объяснили, что таков обычай. Сказал, что я его категорически уничтожаю и прошу впредь мне такой встречи не делать.

Познакомился со служащими, съездил в полицейское управление, принял полицию. Многих я знал, знал хорошо полицмейстера Гвоздевича.  Всех просил служить «по закону» и поступать по отношению публики тоже «по закону». Я заявил, что прежних обычаев по службе, укоренившихся в течение долгой болезни бывшего градоначальника, я не признаю, слышать про них не желаю, прошу их забыть и предупреждаю, что впредь всякий противозаконный проступок будет мною преследоваться наистрожайшим образом.

В первые же дни моей службы прежний градоначальник генерал И. А. Думбадзе скончался. Похоронили его со всеми полагающимися ему военными и гражданскими почестями. От жизни ушел хороший по душе человек, верный слуга Царя и Родины, администратор безукоризненной честности. Со смертью его мне было легче приняться за искоренение тех неправильностей, что упрочились в Градоначальстве за время его болезни, без его ведома.

Больным вопросом являлось отношение к евреям. Их заставляли периодически подавать прошения о праве жительства, оплачиваемые гербовым сбором. Пришлось объяснить, что этим как бы установили незаконный налог и т. д. Собрал приставов, напомнил мое требование — «всё по закону». Обещали. Но не прошло и нескольких дней, как приехавший в Ялту и остановившийся в «России» известный петроградский адвокат еврей, подвергся нажиму со стороны полиции. Адвокат послал две телеграммы в Петроград, разделывая, конечно, Градоначальство. Меня предупредили. Вызвал пристава. В чем дело? Тот бросился на колени. — Простите, больше не буду. — Предложил урегулировать дело. Закон был восстановлен. Адвокат послал телеграмму: — предыдущие считать недействительными.

Вскоре ко мне явилась группа общественных деятелей и очень деликатно просила объяснить, как я буду относиться к евреям. Я не скрыл моего удивления подобным вопросом и ответил: «по закону».

Визитеры думали, что я шучу. Я разъяснил, что для меня выражение «по закону» есть нечто серьёзное, это целая система. Основа всего. Я разъяснил, что и для меня и для самих евреев будет всё гораздо проще и яснее, раз мое отношение к ним будет регулироваться законом, и только законом.  — Ведь, посудите сами, господа, если я стану действовать до «усмотрению», то сегодня оно может оказаться удобным для евреев, а завтра я могу встать с левой ноги и мое усмотрение окажется для евреев невыгодным. А закон ясен. Будем руководствоваться законом и всё будет в порядке. — На меня смотрели с удивлением, но возражать не приходилось. Распрощались.

Прошло несколько дней. В Градоначальстве стали выселять евреев из местечек, где они имели право по закону селиться, и предлагали переехать в Ялту, как город.

Вдруг получаю письмо от Вел. Кн. Ксении Александровны, которая просила не выселять из Алупки одну еврейку и т. д. Оказывается, еврейка нашла ход к Великой Княгине через одного из бывших у меня визитеров по еврейскому вопросу и через одного доктора.

Я был возмущен бесцеремонностью общественного деятеля. Я поехал к Великой Княгине, доложил всю деликатность моего положения по водворению в крае именно законности и т. д. Я обещал похлопотать об удобствах для еврейки, но только в Ялте. Великая Княгиня поняла меня и на своей просьбе не настаивала. Еврейка была перевезена в Ялту на моем автомобиле, водворена хорошо и т. д.

Окончив с еврейкой, я пригласил бывших у меня визитеров и пристыдил их. — Как же, господа, ведь согласились, что лучше действовать «по закону». А что же вышло? Дабы обойти «закон», обратились к Вел. Княгине. И я должен был не исполнить просьбы Ее Высочества. Что же вы думаете, господа, что это приятное и легкое для меня дело не исполнить просьбы Великой Княгини, не исполнить просьбы сестры Государя Императора?.. Что же это, хорошо с вашей стороны? Вот каковы вы, господа, общественники. Вот что такое «закон» для вас. — Много я наговорил тогда истин представителям общественности, хотя и с улыбкой. А на прощание их заверил, что и впредь в Градоначальстве всё будет делаться «по закону».

По условиям войны весь наш чудный край представлял теперь как бы одну колоссальную лазарет-здравницу. Всюду были устроены госпиталя или Комитета Императрицы Александры Федоровны или Красного Креста, Земгора или иных благотворительных организаций или частных лиц.

Не было интеллигентной семьи, в которой бы кто-либо из дам не работал на раненых. Все, кто не мог устроиться на фронт, работали, как могли, на местах. Многие богатые люди имели у себя домовые лазареты. У многих жили выздоравливающие офицеры. В Ливадии был устроен большой лазарет, отчеты о котором, ежедневно отсылались Императрице Александре Федоровне.

Будучи, по должности, представителем Верховного начальника Военно-санитарной части для моего Градоначальства, я представился в Петрограде принцу Ольденбургскому. Его Высочество дал мне руководящие указания и просил, при замеченном где-либо упущении, телеграфировать ему непосредственно. И, когда я воспользовался однажды этим разрешением по поводу одного лазарета Земгора, на администрацию которого ко мне поступило несколько жалоб офицеров и рапорт коменданта, принц не замедлил обрушиться по телеграфу строгою карою.

Всё в крае жило для войны. Я окунулся в новое для меня дело, и оно вскоре захватило меня полностью.

С первых же дней мне пришлось соприкасаться с членами Императорского Дома. Приехав в Ялту, я еще застал в Ливадии Вел. Кн. Марию Павловну Старшую. Великая Княгиня стояла во главе обширной организации по снабжению выходящих из госпиталей теплого одеждою. Организация охватила всю Россию. Но на Южном берегу Крыма было сосредоточено такое количество организаций, находившихся под покровительством Царицы, что возникло несколько вопросов о разграничении компетенции высоких покровительниц.

Великая Княгиня тактично обошла подводные камни. Приняв меня величественно ласково в Ливадийском саду, в садовом кресле, среди цветов, Великая Княгиня объявила, что центр деятельности ее комитета будет устроен в Симферополе, а что в мое распоряжение все-таки будет передано пять тысяч рублей на нужды выздоравливающих. Великая Княгиня упомянула о широкой организации Ее Величества и пожелала мне всяческих успехов. Сопровождавший Великую Княгиню сенатор Д. Б. Нейгард не замедлил передать мне деньги, причем подчеркнул, что район Градоначальства не входит в круг деятельности Великой Княгини, так как тут всё делается по указанию Ее Величества. Я понял всё. Еще в Петрограде я слышал, что пребыванием Вел. Княгини в Ливадии недовольна Императрица. Ее Величество была задета тем, что Великая Княгиня обратилась за разрешением остановиться в Ливадии не к ней, а к Государю Императору.

Дня через два я приехал проводить Ее Высочество. Она уезжала на Север. А наши выздоравливавшие, перед отъездом на Север, снабжались отличными теплыми вещами из Комитета Великой Княгини в Алуште.

В Ай-Тодоре, в своем имении, жила с детьми Вел. Кн. Ксения Александровна. Великая Княгиня приняла меня с чарующей мягкостью и простотой, что так напоминало добрую вдовствующую Императрицу. Ее свита — полковник князь Орбелиани с женой Верой Владимировной были на редкость симпатичны и предупредительны.

Неподалеку, в Кореизе, жила дочь Великой Княгини — княгиня Ирина Александровна, по мужу Юсупова, с родителями своего мужа. Приезжал ненадолго и ее муж молодой князь Ф. Ф. Юсупов, граф Сумароков-Эльстон.

В Мисхоре жил недолго, отдыхая после командования корпусом, Вел. Кн. Павел Александрович с супругой. Спросив по телефону, когда могу представиться, я был приглашен к чаю. Вел. Князь казался усталым, но готовился вновь работать по инспекции гвардии. Его жена, княгиня Ольга Валериановна, была женщина-дипломат. Приехав с мужем в Россию, она сумела из баварской графини Гогенфельзен стать русской княгиней Палей. Она пошла на героическое средство. Познакомилась с Распутиным и добыла от него личное письмо к Царице с просьбой исполнить ходатайство о даровании ей титула княгини Палей. Великий Князь, испросив аудиенцию у Императрицы, лично вручил то письмо «Старца». Государыня была так поражена неожиданностью, что с ней .случилось головокружение. Оправившись, Государыня лишь смогла сказать Великому Князю, довольно сухо, что просьба будет  исполнена. Утром 15 августа 1915 г. Ольга Валерьяновна была сделана княгиней Палей. «Старца» она почитала до его смерти, а после убийства не постеснялась заехать к семье убитого. И все-таки сердце Царицы она не покорила, и симпатии Ее Величества не завоевала, хотя принимала к тому все меры. Но высокое положение супруги дяди Государя Ольга Велерьяновна несла высоко, оставаясь для столицы дамой великосветского Петроградского общества.

Одна из ее дочерей по первому браку была за графом Крейц, другая Марианна вторым браком была за Дерфельденом. Обе были знакомы с Распутиным, и в квартире графа Крейца состоялось знакомство Распутина с французским послом Палеологом. Лучшее доказательство, что никаких данных о прикосновенности «Старца» к какому-либо шпионажу не было.

Если бы была хоть тень подозрения, хитрый Палеолог не пошел бы на знакомство. Всё устраивала Ольга Валериановна.

В Крыму она была мила, любезна. Черты былой красоты были налицо. Встречавшиеся с ней были от «Великой Княгини» в восторге.

Около Ай-Тодора, на одной из дач Шелапутина, в семье московского фабриканта Гужона, отдыхал Вел. Князь Михаил Александрович со своей супругой Наталией Сергеевной Брасовой. Я представился Вел. Князю. Здесь царила буржуазная простота. Красивая и обаятельная, когда хотела, Наталия Сергеевна окутала своего доброго и мягкого супруга атмосферой московской коммерческой буржуазии, со всеми ее характерными черточками, что совсем не шло ни к Великому Князю, ни к его высокому положению.

За Ориандой, на нижнем шоссе, за имением Его Величества «Курпаты», на земле, бывшей Сазонова, высоко над морем, на обрыве стоит только что отстраненный дворец Вел. Кн. Дмитрия Константиновича «Кичкине» (Маленький) в мавританском стиле. Великий Князь отдыхал там. Я представился. Вел. Князь принял меня радушно, как старого знакомого по Царскому Селу и Павловску. Угостил завтраком. Разговор касался только военных дел. Пресимпатичная столовая с видом на море и особое прелестное, я бы сказал, «царское» радушие навсегда остались у меня в памяти. Пожилые Великие Князья: Константиновичи, Николаевичи, Михайловичи сохраняли эту старую традиционную обворожительную привычку обращения времен Императора Александра II-го.

Немного спустя, я доложил Вел. Князю, в порядке информации, как я, не желая того, видимо, огорчил его сестру, вдовствующую Королеву Эллинов, Вел. Кн. Ольгу Константиновну. Вот, что произошло. Русское правительство стало выселять с Южного берега Крыма турецких подданных. Под эту категорию подошли безобидные местные татары, давно живущие в Крыму и считавшие себя турками только по вере. С их стороны начались хлопоты, как бы легально остаться в Крыму. Всё это началось до моего приезда. Ловкий греческий консул в Севастополе быстро понял, что можно сделать большое дело и начал выдавать татарам удостоверения о принадлежности их к греческому подданству. Брал не дорого. Местная власть смотрела на это сквозь пальцы. Начался настоящий хаос. Я собрал татар и обещал им покровительство, но при условии, что они не будут скрывать своего турецкого подданства, будут оставаться турками и работать, как работали, не прибегая к помощи греческого консула. Перекрасившихся турок в греков обещал раскрывать и поступать по закону. К консулу перестали обращаться. Он, очевидно, пожаловался в Петроград. И вдруг я получаю телеграмму от Королевы Эллинов Вел. Кн. Ольги Константиновны с просьбой не преследовать греков.

Я ответил Ее Величеству подробной телеграммой, где не постеснялся раскрыть всю махинацию консула и происшедшее из-за того недоразумение.

Послав телеграмму Королеве, я, конечно, отчитался перед министром Внутренних дел и дело замолкло. Всё это я и доложил Вел. Кн. Дмитрию Константиновичу. Великий Князь посмеялся над ловкой находчивостью консула и обещал при случае написать Королеве.

Приезжал в Ялту на несколько дней и Вел. Кн. Николай Михайлович, со специальной миссией от Его Величества. В  Ялте жила в то время на даче кн. Барятинской дочь Императора Александра II и Его морганатической супруги Светлейшей княгини Юрьевской, княгиня Екатерина Александровна Барятинская, красавица с чудным голосом. Княгиня в 1910 году потеряла мужа и выходила замуж за князя Оболенского. Посаженным отцом должен был быть Государь Император.

Однажды я получил о том телеграмму из Ставки от генерала Воейкова с указанием, что заместителем Его Величества явится на свадьбу Вел. Кн. Николай Михайлович. На меня же возлагалось поручение приобрести образ Спасителя, которым Великий Князь благословит невесту от имени Его Величества. Образ я должен был вручить Великому Князю.

Времени было всего один день и мне пришлось выбрать образ в местном магазине и взять то, что было в наличности. Переволновался я изрядно. Великий Князь остановился в Кореизе, в имении Юсуповых.

Вел. Князь принял меня в доме направо от въездных ворот. Я доложил о телеграмме из Ставки и вручил образ. Великий Князь был в дурном расположении духа. Он мрачно смотрел на происходящие события. Его Высочество знал меня, и не так давно я лично поднес ему мою последнюю книгу о социалистах-революционерах.

В градоначальстве, при большом количестве госпиталей, довольно часто умирали офицеры. Жены, матери умерших обращались ко мне за помощью, не на что похоронить и т. д. Сумм на этот предмет не было. Обсудив вопрос с комендантом, решили образовать «кассу первой помощи семьям умерших». Обратился через газеты к добрым людям, написал письмо дворцовому коменданту. Он был человек добрый, отзывчивый и понимал жизнь. Не прошло и несколько дней, как генерал Воейков телеграфировал мне, что, по докладу Государю Императору настоящего дела, Его Величеству угодно было его одобрить и пожертвовать в Кассу пять тысяч рублей. Мы были счастливы. Я объявил о том. Телеграмма о Государевой милости была заделана в рамку и вывешена в Военном доме позже. Прилив пожертвований сразу увеличился. А по госпиталям с благодарностью вспоминали про Государя Императора. 

Пришлось подумать и о здоровых офицерах, приезжавших в Ялту отдохнуть. Заарендовали дом, устроили номера, столовую, читальню, биллиардную. Получился «Военный дом». Цель оттянуть молодежь от духанов, от учреждений, где офицерство поневоле сталкивалось с неподходящими элементами. В то время ведь сознавалось и проводилось в жизнь, «что звание не только офицера, а и солдата, вообще, есть высоко и почетно». Молодежь на Южном берегу была разболтана и частенько вела себя не так, как следует. Надо было прибрать к рукам. Наш ,,Военный дом» должен был явиться своим военным собранием и был отдан под контроль коменданта, полковника Ровнякова, энергичного, работящего дисциплинированного офицера.

Было объявлено, что там, у себя дома, можно не стесняться и с вином, но на улицу своего веселья не выносить. А своеволия в первые дни после моего приезда было несколько случаев. Один молодой вояка даже подрался в парикмахерской. Пришлось усадить его в мой автомобиль и выдворить за пределы градоначальства.

Большим неудобством, подбодрявшим молодежь, было отсутствие в градоначальстве военной гауптвахты. А гауптвахта всегда хорошо действовала на молодежь. Я сговорился с Севастопольским градоначальником, адмиралом Веселкиным, и он с большим удовольствием согласился принимать на свою гауптвахту наших клиентов. И уже одно оповещение о том, правда, в связи с высылкой воинственного молодого кавалериста, произвела магическое действие. Всякие происшествия прекратились. Любезностью Веселкина даже не пришлось ни разу воспользоваться.

Как начальник гарнизона, я подчинялся командующему флотом адмиралу Колчаку; как градоначальник, — Одесскому генерал-губернатору Эбелову.

Поехал представляться. Адмирал Колчак (будущая знаменитость), в белоснежном кителе, принял меня серьёзно-любезно. Я доложил ему все наши нужды, облегчить которые зависело от него, и он пошел широко навстречу. Так он разрешил освещать улицы по вечерам в городах фонарями,  пользоваться по вечерам на автомобилях и в экипажах вообще фонарями, что было запрещено, дабы неприятель с моря не мог определить месторасположение наших поселений, как разъяснил мне полицмейстер. Все жизненные неудобства сваливались на распоряжения морских властей, о которых те, зачастую, ничего и не слыхали.

Адмирал выразил уверенность, что на стоверстной прибрежной полосе градоначальства нет военнопленных немцев. Тут я его разочаровал, сказав, что у нас работают свыше двух тысяч. Адмирал ужаснулся. Я обещал удалить их за Яйлу, что и выполнил к большому неудовольствию некоторых хозяев. В общем, мы расстались с адмиралом хорошо. Его начальник штаба адмирал Погуляев, которого я знал по шхерам и о котором писал в моих предыдущих томах, был шикарен, по-прежнему красив и предупредителен.

Со стороны генерала Эбелова я встречал только одно содействие и предупредительность.

7 октября 1916 г. в Севастополе произошло событие, весь ужас которого может понять только моряк, плававший под Андреевским флагом. 6 октября флот вернулся с похода на рейд. А в 6 ч. 10 м. утра 7-го потрясающий громовой удар разбудил весь Севастополь. На рейде, на дредноуте «Императрица Мария» происходили взрывы. Дредноут был окутан дымом. Как молния сверкали огни. Объявлен приказ — боевая тревога.

50 минут грохотал дредноут и, наконец, лег на бок и опрокинулся килем вверх. Все судовые средства спасали тонувших людей экипажа.

Что, как, почему — никто не знал, никто ничего не понимал. Загадка происшедшего несчастья остается неразгаданной и поныне.

С первых же дней я увидел многие неудобства войны для населения, которые не замечал при прежней службе, как меня не касавшиеся.

Некоторых продуктов нет совсем, хвосты у магазинов, дороговизна на некоторые продукты, ничем не оправдываемая, к винограду местного производства нельзя и подступиться, извощики «дерут», не обращая внимания на таксу, за проезд в автомобиле до Севастополя требуют 500–600 рублей, что кажется просто дикостью и т. д. и т. д. Отовсюду жалобы, помогите, примите меры. А в городе по вечерам темень, нет совсем освещения, в магазинах света нет, извощики вечером без фонарей, автомобили тоже. На вопросы, почему, отчего — один ответ: война, запрещено из Севастополя.

Присмотрелся, попригляделся, поговорил кое с кем, собрал сведения от обывателей, окунулся в обывательскую жизнь и начал кое-что делать, чтобы помочь обывателю, облегчить ему далеко не сладкую во время войны жизнь. От моих подчиненных в первое время не только не встретил помощи, а скорее нашел скрытую оппозицию.

Всемогущий полицмейстер на все вопросы отвечает со сладкой улыбкой — война, Ваше Превосходительство, война. Вижу тут помощи не жди. Тут оппозиция. Пошел к общественности. Побеседовал с милейшим городским головой, Еленевым, просил помочь в интересах населения. Был, видимо, удивлен, но обещал всячески помочь. Поговорил с некоторыми коммерсантами, с общественными деятелями, все ответили очень сочувственно и, как казалось, искренно, но было видно и удивление, что к ним за советом и за помощью обращается сам градоначальник.

А приемная с утра полна и просительницы самые странные. Приходит молоденькая, модная дама и жалуется, что хозяйка дорого берет за комнату, а комната без удобств, приходится бегать через двор и т. д. Объясняю, что это меня не касается. — Как так, — набрасывается на меня барынька — А вот Иван Антонович... — и пошла, и пошла. Другая, посолиднее, жалуется, что в пансионе ей не позволяют готовить на примусе, поспорила с хозяйкой, та ее толкнула и пошла, и пошла. Разнервничалась, пришлось воды давать. Третья прибежала — муж побил. Просит заступиться... Вижу — край патриархальный, и все мои заверения, что, в сущности, это меня не касается, разбивались. А вот Иван Антонович, а вот генерал Думбадзе... Пришлось приспособляться.

С другой стороны, кое-кто жалуется на полицию. Есть привычки традиционные, которые хотелось бы искоренить.  Да полицмейстер-то уж очень старый и опытный, старой школы. Вижу, что мы с ним не уживемся.

Начал я с продовольствия. Пошел к двум мясникам. Познакомился. Разговорились. Помогите, пожалуйста, советом. То мяса нет, а когда есть, хвост предлиннейший. Все жалуются, все бранятся. Мясники довольны. Сам генерал пришел. Никогда того не бывало. Посоветовали просить разрешения пропускать скот с Кавказа. А насчет хвостов так: посоветовали просить у города открыть в другом конце две заколоченные лавки. A мы уже поставим колоды для рубки, ну и будем продавать в трех местах, вот и хвостов не будет. И верно. Обратился к городскому голове, открыли заколоченные лавки, поставили колоды и пошла продажа в четырех местах. Дело-то оказалось проще простого.

А на Кавказ послал я слезницу князю В. Н. Орлову, напомнил о Ялте, как пользовался и он ее прелестями и просил помочь, разрешить вывоз, когда можно, на мой адрес скота для Ялты. Князь откликнулся со свойственной ему добротой и благожелательством. И мы скоро получили первую партию скота через Керчь.

Шли жалобы постоянные на недостаток сахара. Правительство при урегулировании вопроса об отпуске сахара отнесло Ялту, как уездный город, к третьему разряду, а не приравняло его к курортам. Ялта же фактически была не только курортом, а целой всероссийской здравницей. Послал мотивированную телеграмму министру Земледелия и получил в ответ, что, помимо разверстки, буду, как градоначальник, получать в мой адрес под мою ответственность ежемесячно два вагона сахара. Восторг и ликование. Весть об изобилии сахара у нас быстро распространилась и к нам стали ошвартовываться пароходы с продовольствием, шедшие с Кавказа на Одессу. Приезжают капитаны. Просят сахара для команд.

 — А вы что нам можете дать, по какой цене? — И стали мы за излишки сахара получать в обмен сено для извощиков, прессованное, и еще кое-что. А чтобы не было спекуляции, учредили комиссию в порту с моим представителем, которая и устанавливала цену на привозимый продукт, по-божески,  чтобы никому не было обидно. Извощики были особенно довольны этой мерой.

Но как сбавить цены на продукты? Одной репрессии мало. Одной принудительной таксировки тоже мало. Посоветовался с одним старым опытным русским коммерсантом. Дело касалось только продовольствия.

— А вы, ваше превосходительство, прикажите, под страхом штрафа, выставлять на всех продуктах цену на видном месте. На корзинках, лотках, прилавках и, особенно, во время базаров на возах. Вы увидите, что произойдет.

Опубликовал я обязательное постановление. Цены, действительно, упали. Стыдно стало, хотя бы за виноград, афишировать себя спекулянтом на местном продукте. А на базаре, в первый же базарный день, произошла ссора между продавцами, дошедшая до драки. Товары привозили из-за Яйлы. В конце концов, установились цены средние, но много ниже прежних, когда каждый брал, что хотел. Я поблагодарил старика коммерсанта. Вот что значит свободная конкуренция, но без контроля власти.

Трудней было справиться с извощиками. Брали, что хотели. Помог я им сеном, но и обрушился на них за невыполнение таксы. Штрафовал сильно, но делу то помогало мало.

Бешеные цены за проезд в автомобилях до Севастополя удалюсь сбить следующим способом. Я обратился с просьбой к находившемуся в Одессе адмиралу Хоменко и ведавшему всем транспортом по Черному морю о восстановлении пассажирского сообщения Ялта-Севастополь. Адмирал пошел навстречу и скоро мы получили пароход, который дважды в неделю делал рейсы между Ялтой и Севастополем. Конечно, без гарантии безопасности плавания от неприятеля. Публика была очень довольна. Походило на мирное время. Бешеная цена за автомобили в гаражах сразу упала.

Пришлось подумать и о развлечениях. Городской клуб обратился за разрешением возобновить лото, несколько раз в неделю. Обсудив вопрос и приняв во внимание все соображения, я дал разрешение, но с условием отчисления известно-то процента в пользу местного благотворительного общества для раненых.  Пришлось разрешить по-новому для Ялты и деликатный вопрос: разрешать или воспрещать гостиницам отдавать номера в наем на время менее суток и ночью. Иными словами, разрешать ли приют парочкам на короткое время. Пришел владелец вновь устраиваемой гостиницы и вопрос стал ребром.

Я обратился, прежде всего, к закону. Закон у нас не воспрещал отдачу помещения в наем на короткий срок и срока не указывал. Это самое главное. Всякие же административные воспрещения для гостиниц цели не достигали. Хозяева гостиниц лишь стали брать с клиентов дороже, чем следует, а полиция или брала за молчание или закрывала глаза на обычное злободневное явление. Выходило сплошное лицемерие со стороны власти, оправдываемое только или желанием понравиться высшей духовной власти за борьбу, якобы, с безнравственностью, или заслужить похвалу забывших веселую молодость престарелых ханжей — дам патронесс.

Вопрос был разрешен в смысле положительном. Прежнее распоряжение было отменено. Парочкам не приходилось уезжать из Ялты и искать приюта где-либо и как-нибудь, а кое-кто лишился дохода за попустительство.

Много интересных деловых людей заезжало ко мне, прослышав о моих проектах по развитию Ялты и курортов вообще на Южном берегу Крыма. Побывал инженер, заведовавший постройкой уже разрешенной железной дороги Севастополь-Ялта. Старался доказать ему, что надо приступать к работам, пользоваться моментом, пока есть много рабочих рук — военнопленных и т. д. Поспорили о месте, выбранном для вокзала.

Побывал крупный петроградский банкир, делец, намеревавшийся купить гостиницу «Россия» и переделать ее на манер заграничных роскошных отелей по последнему слову моды и комфорта. Подбодрял и поощрял его в намерениях, которые так отвечали всем моим планам.

Приехал владелец Гурзуфа Н. X. Денисов, модный для края банкир, делец широкой американской складки, молодой, живой, энергичный, говорун и к тому же недурен собой. Он  посвятил меня в свои планы о широком развитии Гурзуфа. Об устройстве там после войны игрального казино, рулетки или чего-либо подобного. Я, в ответ, развил и продолжил его план, стараясь доказать, что думать только о Гурзуфе мало. Надо охватить все градоначальство, весь Южный берег. Один Гурзуф мал. Устройте так, чтобы богатый турист, попав к вам, в Гурзуф, живя у вас, мог поехать хорошо позавтракать к Байдарским Воротам. Постройте там красивую гостиницу с хорошим рестораном, чтобы можно было там отлично провести ночь и любоваться поутру восходом солнца, смотреть, как разбиваются о скалы Ворот и Фороса плывущие облака, как вырисовывается и развертывается, наконец, во всей красе голубое море...

Устроите так, чтобы ваш турист поехал пить пятичасовой чай на Ай-Петри и нашел бы там не теперешний грязный духан, а элегантный красивый павильон с террасой, откуда бы он мог спокойно любоваться со своей спутницей безграничной картиной лежащего перед ним моря, бегущей к нему зелени с группами домиков, дворцов, и всё под розовеющими лучами уплывающего вправо к Байдарам солнца, которые постепенно краснеют и нежат и беспокоят вас и заставляют искать чего-то...

А Алушта с Чатыр-Дагом, Демерджи, с их сталактитовыми пещерами. И ведь это я указал только пограничные, крайние пункты градоначальства. Я не коснулся главной нашей красавицы Ялты, с ее ближайшими окрестностями. Вот и свяжите всё это в одну сеть с центром у вас для ваших клиентов-туристов; тогда выйдет дело. Им не будет скучно. Но не забывайте, что столица-то всего края, всего Южного берега — Ялта. Здесь должно быть и роскошное казино, и театр, и купальни, и всё это будет, уверяю вас. Здесь надо многих разбудить...

И вы найдете во мне большую поддержку, конечно, и для вашего Гурзуфа, но только смотрите на дело шире. Не давайте пробираться к нам иностранцам. Видите, у вас под боком англичане хотят приобрести Суук-Су. Не давайте. Откупите. Это должно быть ваше, раз уж Соловьева решила с ним расстаться. Не зевайте...

Николай Хрисанфович удивленно смотрел на меня. Но, видимо, как человек широкого полета, понимал меня. Пожертвовав мне изрядную сумму на выздоравливающих раненых, расписав кровати на всё правление своего банка, он распрощался со мной, пообещав, что к весне приедет ко мне от него инженер с проектами учреждений на Ай-Петри и у Байдарских Ворот, где он заарендует нужные земли. А от Гурзуфа до Ялты начнут ходить моторные катера... Мы расстались дружески. Каждый горел своими проектами, которые были затем смыты нахлынувшей революцией, как и многое другое в России. В Ялте, конечно, было много опытных общественных деятелей, желавших родному городу всяческого процветания, но было у городского самоуправления и не мало инертности. Еще в 1910 году, доктор медицины И. И. Иванов, Директор санатории для диетических и физических методов лечения, прочитал в апреле того года в Ялтинском медицинском обществе замечательный доклад о насущных нуждах Ялты, как курорта.

Указав, почему Ялту должны считать за климатолечебную местность, докладчик заявил: «Всё, что дано Ялте от Бога в климатическом отношении, все это, по большей части, прекрасно и благотворно для климатического лечения больного организма». Но, перейдя затем к тому — а что же сделал человек, чтобы использовать эти дары природы, — докладчик нашел, что человек сделал очень мало и «в итоге Ялта за последние годы начала всё более и более падать в своем курортном значении и над этим надо остановиться и принять меры, так как иначе получатся непоправимые последствия».

Докладчик указал, что необходимо выполнить следующее:

Прежде всего, озаботиться приобретением парка или большого приморского сада, просить о разрешении пользоваться парком Массандры; устроить пешеходные дорожки, удобные для гуляний и постепенного восхождения; исправить горные тропы Боткинскую и Штангеевскую и проложить новые; устроить защищенные от ветров и дождя галереи и веранды; улучшить купальные заведения; взять в руки городского самоуправления дело лечения виноградом и организовать это дело самым широким и рациональным образом; улучшить канализацию, водоснабжение и мостовые; учредить бесплатную городскую больницу; упорядочить надзор за пансионами и меблированными комнатами, за молочными фермами и т. д.

Перейдя к отделу культурных развлечений и жизненных удобств, докладчик заявил: «Мы должны констатировать, что отделы эти представлены в Ялте довольно жалким образом».

Докладчик указал на необходимость постройки хорошего современного казино по примеру Висбаденского.

Работа должна быть выполнена городским самоуправлением, а общества медицинское и техническое должны быть ему пособниками, всё же население должно помочь делу морально и материально.

Докладчик находил, что многое может быть достигнуто только при правительственной помощи.

Он считал, что, прежде всего надо добиться введения курортного положения, т. е. законоположения «о санитарной охране курортов и официального признания Ялты курортом».

Организовать немедленно курортную комиссию при Гор. управе, которая, вкупе с приглашенными сведущими лицами, должна выработать план общего благоустройства Ялты и начать ходатайства перед правительством и заведующими разными отраслями курортного дела.

Докладчик наметил и программу работы Медицинского Общества, поставив в пример работу «незабвенного доктора В. Н. Дмитриева».

Докладчик закончил так: «Милостивые государи и милостивые государыни, общими дружными силами за работу. Первый шаг к курортному прогрессу попробуем сделать мы, врачи. В Ялте мы являемся наиболее людной научной корпорацией и, в силу местных условий, занимаем наиболее видное,  но за то и наиболее ответственное положение. Посему дам первым и книгу в руку. Итак, за работу!»

Всё это говорилось в 1910 году. И только говорилось.

Летом 1915 года было основано «Крымское общество для развития, усовершенствования и благоустройства Крымских лечебных местностей», учредителями которого были: А. И. Еленев, Д. С. Богданов, К. Н. Ассеев, Д. Г. Томашевич, А. А. Российский, А. А. Силич, Н. Я. Макаровский, Л. Н. Шаповалов и Ф. Н. Ивашин-Надтон.

Но дело не делалось. И, приехав в 1916 году, я застал все то же положение, которое охарактеризовал шесть лет тому назад доктор Иванов. Кто в этом был виноват — трудно сказать. Но факт был налицо.

Надо было удивляться, как при частых наездах в Ливадию Их Величеств, ни местная власть, ни городское самоуправление не сумели использовать пребывание Их Величеств, которые так любили Крым.

Положение было печальное. Я начал действовать. Надо было разбудить спящих, вдохнуть новую энергию в живых, опустивших руки.

Я много беседовал с городским головой, с местными деятелями, работниками, но сознавал, что без широкой правительственной помощи, без правительства дело не получит наг стоящего размаха. Но кругом забурлило. Воспрянула городская управа. Однажды городской голова просил меня приехать на их собрание с участием некоторых местных деятелей. Поехал. Слушал речи, мнения. Просили высказаться. Я развил широкий план в духе доктора Иванова, разубедил, дабы город не думал, что Уделы подарят им низ Массандры, советовал торопиться и купить земли, что по берегу в направлении Ливадии и т. д. Но свою заветную мечту — образование комитета из нескольких нужных министров, под высоким покровительством Его Величества, который бы и двинул всё дело преобразования Ялты, конечно, не высказал, считая это, без предварительных переговоров в Петрограде, преждевременным.

Меня благодарили, а через некоторое время я был обрадован сообщением, что город закупил землю г-жи Желтухиной, на берегу, к Чукурлару, и начнет там что-то делать. Начало было положено. Первый шаг.

Это подбодряло на дальнейшую работу.

С помощью энергичных сотрудников и, главное, добрых отзывчивых людей, нам удалось поставить прочно: «Кассу первой помощи» и «Военный дом», о которых говорилось выше, устроить «Ясли» для детей, куда бесплатно принимались на рабочие часы дети матерей работниц. Началось оборудование в предоставленном в мое распоряжение городом помещении большого общежития для раненых с мастерскими, где должно было происходить бесплатное обучение полезным, доходным ремеслам. Предполагалось начать с сапожной мастерской.

Познакомившись с водолечебным заведением доктора Иванова, который из любезности и человеколюбия принимал клиентов из разных госпиталей для военных, я начал с ним переговоры, по результатам которых, сделал представление в Елизаветинский Комитет о приобретении в казну этого учреждения, с тем, чтобы доктор Иванов остался во главе его, как заведующий директор-распорядитель

Мое предложение имело такой успех, что центр уполномочил меня приобрести учреждение доктора Иванова и фактически отпустил на это просимые суммы. Это уж был колоссальный успех. Революция смела и это дело.

Таково было начало того огромного проекта, в который я окунулся, которым увлекся.

Я получил телеграмму от Главноуправляющего государственным здравоуправлением в Империи, Г. Е. Рейна, что, по соглашению с министром Внутренних дел, на меня возлагалось дело по оценке имения Форос, принадлежавшего Г. К. Ушкову.

В Петербурге возник проект приобрести это имение в казну для устройства там сперва громадного госпиталя, а затем лечебного курорта.

Имение Форос находилось на берегу Черного моря, под Байдарскими Воротами, в 38 верстах от Севастополя по Ялтинскому шоссе и в 43 верстах от Ялты. Оно занимало 279 дес. 860 кв. саж., из коих под старым парком, прилегающим к морю — 7,200 кв. с., под молодым парком и фруктовым садом — 62,774 кв. с. Земли, годной для разбивки дачных участков — 236,154 кв. с. и прочей неудобной земли — 364,33 кв. саж.

Имение имело около двух верст береговой линии. Форос защищался отвесными скалами и стеной гор (Яйлы) с севера и, по своей красоте живописности площади и величины, являлся одним из лучших имений Южного берега Крыма, и, как писал тогда Харьковский Земельный банк: «недаром английские капиталисты обратили на него свое внимание и составили грандиозный проект превращения его в первоклассный курорт, с затратою 27 миллионов рублей».

Имение включало: каменный господский дом с флигелями и многими постройками, здание бывшего конского завода, с конюшнями, лазаретом, и парк, фруктовый сад, вновь закладываемые виноградники, виноградники под люцерной.

Проработав несколько дней на месте, комиссия оценила имение в три с половиной миллиона рублей, о чем и был составлен соответствующий акт. К акту я счел нужным приложить заключение о водах Фороса, составленное техником путей сообщения M. H. Казариновым, и мнение гидролога И. Педдакоса, которые устанавливали богатую наличность в именье воды.

Кажется, эта работа была последней серьёзной работой для Градоначальства перед революцией.

Приближался день 26 ноября, день памяти Великомученика и Победоносца Георгия, орден имени которого считался почетнейшим в Русской армии. Его носил сам Государь Император и многие Великие Князья.

Мы задолго стали готовиться к празднику. В градоначальстве жило много георгиевских кавалеров. Жил сам председатель Георгиевского Комитета Вел. Кн. Михаил Александрович. Хотелось устроить действительный праздник для героев. Хотелось привлечь к нему членов династии, живших тогда в градоначальстве, но это оказалось очень трудным. Великие князья отказывались принимать какое-либо участие.  Это грозило неприятным скандалом в глазах всех простых Георгиевских кавалеров.

Я решил идти напролом и привлечь всех членов династии к участию в празднике. Город решил устроить обед для всех Георгиевских кавалеров солдат. Я решил дать обед всем Георгиевским кавалерам офицерам в гостинице «Россия». Вечером предполагался парадный спектакль в городском театре. Утром парад. Но парад в тот день без Великих Князей, при наличности их на территории градоначальства — вещь недопустимая, — полагал я. Я решился на крайнее средство.

Никого не предупредив, послал подробную телеграмму Дворцовому коменданту, прося помочь. Я был уверен, что Воейков, как человек военный и понимающий политический момент, поймет меня. Стал ждать ответа.

А на месте надо было примирить непримиримое взаимоотношение членов династии из-за женского вопроса. Отношения между великокняжескими семьями не были урегулированы. Я пригласил Великую Княгиню Ксению Александровну с дочерью, Княгиней Ириной Александровной Юсуповой, на офицерский обед в «Россию». Великая Княгиня обещалась быть.

Великого Князя Михаила Александровича с супругою я просил почтить своим присутствием парадный спектакль в театре, на что тоже получил согласие. Оставался парад. Я волновался. Вдруг, около полуночи, 25 ноября, телефон от Вел. Князя Димитрия Константиновича. Просит немедленно приехать. Спешу на автомобиле. Великий Князь, взволнованный объявляет мне, что он получил телеграмму от Государя Императора, которой Его Величество поручает Великому Князю, как старшему генерал-адъютанту в градоначальстве, принять 26 числа парад Ялтинского гарнизона.

Великий Князь показывает телеграмму, спрашивает, в чем дело, почему это так. Я выразил радость, но слукавил, и на вопрос — почему, ответил полным незнанием. Стали обсуждать о параде, я обещал приехать завтра и доложить всё подробно. Зная, что Вел. Князь большой строевик, я заранее извинялся, что, может быть, я, отвыкнув от строя, допущу  какую-либо ошибку и потому прошу меня заранее извинить.

Великий Князь шутил и ободрял меня.

Наступил день 26 ноября. Наши газеты вышли с соответствующими статьями. Город украшен флагами. Парад происходил на большой рыночной площади. Великий Князь перед парадом заехал ко мне на квартиру. Меня уже там не было и Его Высочество принимала моя дочка Ксения. Она сделала соответствующий реверанс и очень занимала Великого Князя, что он потом весело вспоминал.

Парад прошел отлично. Великий Князь был великолепен, представителен, шикарен. Он приветливо обласкал раненых героев. Пехота, пограничная стража, артиллеристы, жандарм мы, полиция — все проходили отлично и заслужили похвалу Великого Князя. Была и публика, кричали ура и более чем отлично играл оркестр учеников местной гимназии. Не сделал никакой ошибки и генерал Спиридович, не посрамил старый «Павлон» своего родного Первого Военного Павловского училища. Фотография этого памятного для меня парада, когда я салютовал Великому Князю, хранится у меня и поныне.

На завтраке, в «России», собралось до 200 офицеров. Великая Княгиня приехала с дочерью. Я запоздал с парадом и их встречала моя жена с моей дочерью. Великая Княгиня и княгиня Ирина Александровна очаровали офицеров. Офицеры, большинство которых впервые видели высочайших особ и имели счастье говорить с сестрой Его Величества, были в восторге. Больше: они были счастливы. Милая простота при некоторой застенчивости Великой Княгини и молодая изумительная красота княгини Ирины Александровны, покорили всех. Двадцать лет спустя офицеры, участники того завтрака, с восторгом вспоминали их и благодарили за доставленное им тогда счастье.

А вечером на спектакль приехал Вел. Князь Михаил Александрович с супругой Наталией Сергеевной. Они попросили мою жену и дочь быть с ними в ложе. Спектакль удался на славу. Публика была в восторге. Играли гимн, кричали ура, овации были восторженные.  В общем, в Ялте прошло всё хорошо. В Алуште и Алупке лазареты устроили празднование местными силами. В Алупку, поблизости, я мог приехать на праздник и пробыть там недолго.

На следующий день я ездил благодарить высочайших особ, а Дворцовому коменданту послал подробный отчет и особенно благодарил его за парад. Великий Князь доложил Его Величеству об исполненном Высочайшем повелении и получил в ответ благодарность Государя Императора.

Два раза моя мирная работа по продовольствию и благоустройству нашего края была нарушена ворвавшейся к нам с Севера политикой, от которой мы были, как нам казалось, так хорошо защищены нашей Яйлой.

Взволнованным пришел ко мне однажды редактор нашей официальной газеты и доложил, что он получил телеграфное поручение из Москвы, от газеты «Русское Слово», получить интервью по текущему моменту от П. Н. Милюкова, находившегося в Гаспре у Астровых или у графини Паниной. Редактор спрашивал — как поступить. Я посоветовал ехать к Милюкову и исполнить поручение «Русского Слова». Милюков дал ему настоящую программу того, как настойчиво будет действовать Гос. Дума против правительства с целью добиться ответственного министерства и как она его добьется и сбросит, наконец, Протопопова. Действие намечалось легально-парламентарское, но в борьбе с правительством это казалось тогда ходом революционным. Редактор был взволнован и спрашивал совета опять, как поступить. Я посоветовал телеграфировать всё в «Русское Слово», как выполненное поручение, а там уже дело московской цензуры, пропускать или нет статью. Он так и сделал. Я же, по телеграфу предупредил и Московского градоначальника и министра Внутренних дел. Думаю, что заряд П. Н. Милюкова на этот раз пропал даром.

Вторая волна политики хлестнула нас в связи с убийством Распутина и была особенно неприятна.

Выстрелы по Распутину эхом прокатились и у нас. В Кореизе жили родители и жена молодого князя Ф. Ф. Юсупова. Я знал о телеграммах, полученных в Кореизе в связи с убийством, но это меня служебно не касалось, я принял то к личному сведению и даже не посвятив в новость моих домашних, не говоря уже про канцелярию, про подчиненных.

Но редакторов двух наших местных газет я пригласил к себе и сказал им, что теперь, когда получена официальная телеграмма об убийстве Распутина, они могут перепечатывать всё, что будут печатать столичные газеты, но своих статей и комментариев я просил бы не делать, не писать во избежание недоразумений. Террор есть террор, убийство есть убийство, а причастность к убийству семьи живущих у нас Юсуповых, да еще одного великого князя — всё это заставляет отнестись к делу особенно осторожно. Лучше не высказывать своего личного мнения, а ограничиться перепечатками из столичных газет. Публика будет вполне информирована, а это всё, что надо. Редакторы согласились с правильностью такого взгляда и, на этом порешив, мы расстались.

Но не прошло и дня после нашей беседы, как в газете «Русская Ривьера» появилась следующая статья:

    ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ.

    «Великосветские молодые люди собрались играть в карты. Но они не сели сразу за зеленое сукно. Прежде всего, они созвали гостей. Много гостей. Говорят, свыше 250 человек, Были среди них и графы, князья, были представители литературы, общественности. Были поющие, играющие, танцующие и был «Неизвестный».

    Милый хозяин дома, несколько, правда, задумчивый, насколько мог, развлекал гостей. Было весело и оживленно. Пили вино, искрился смех. Гремела музыка. Но, чем больше разгорался пир, тем ярче вырисовывались на стене роковые слова: «Мене, факел, фарес».

    Но лишь эта фраза принимала яркие очертания и бросалась в глаза «Неизвестному», он хмурил брови и срывался с своего места. Но молодой хозяин, с ласковой улыбкой, подходил к «Неизвестному» и развлекал его приятными разговорами.

    Пир закончился. Начался разъезд. И когда поднялся «Неизвестный», молодой хозяин сказал решительно: «Пора!» И, [159] обратившись к присутствовавшим, произнес.: «Друзья, сыграем в карты... Пора!»

    Увлекли «Неизвестного» в соседнюю комнату, где были приготовлены столы.

     — Туз выбирает место, — решили игроки.

     — Туз! — Крикнули присутствовавшие и в упор смотрели на молодого хозяина.

    В ответ грянули выстрелы. «Неизвестный» грохнулся на белый блестящий паркет. Забился в предсмертной агонии.

    Игра окончена... «Неизвестного» уложили в автомобиль и повезли. Его везли, а за ним гнались, кричали: «Держи, держи!»

    И вместо роковой фразы «Мене, факел, фарес» раздалась другая фраза — радостная, мощная, звучная, сказанная с необычайно твердостью: «Не мешайте! Совершается всероссийское дело».

    И фраза эта пронеслась по России, трепетно коснулась миллионов сердец. Вскружились головы, раздалось мощное дружное ура, прозвучали звуки Народного гимна.

    И все, и любители азарта, и ненавидящие карточную игру, все в этот день поклонились — Тузу».

    Н. Дулин.

Дулин, как доложили мне, имел какое-то касательство к Союзу Русского Народа, что и придавало ему смелости, с другой же стороны, играл в либерализм. В статье было много фантазии, много лжи, но, по существу, она отражала правильно тогдашнее общественное мнение повсюду в России. По-обывательски, не заглядывая в будущее, и я, лично, в первые дни, как и большинство интеллигенции, порадовался исчезновению «Старца», но, как представитель власти, как градоначальник, да еще в местности, так близко связанной с Царской Семьей, я не мог оставаться по отношению статьи г. Дулина равнодушным. Не мог оставаться равнодушным к прославлению террора, ко всем намекам, белее чем ясным, на кого.

Я поговорил с представителем прокуратуры и, не найдя в нем нужной поддержки, арестовал Дулина в порядке  усиленной охраны, представил дело генерал-губернатору Эбелову и г. Дулин был выслан из пределов градоначальства.

В общем, и у нас, в Ялте, все были довольны исчезновением Распутина, но здесь ясней чувствовался страх за то, что будет, что станется, т. к. здесь, более, чем где либо, многие знали всё действительное значение — значение мистическое Распутина для Царской Семьи.

Сочувствия А. А. Вырубовой по поводу убийства «Старца», в те дни, я не высказал, но, поздравляя ее с Новым Годом, я не посчитал себя в праве воздержаться и сказал несколько слов по поводу постигшего ее горя.

https://lavanda.life/o-kryme/418-krym-v-memuarakh-spiridovicha-a-i.html

Крымский полуостров по достоинству славится своими историческими памятниками, каждый из которых бесценен и неповторим. Однако античные руины, средневековые крепости, пещерные монастыри и приморские парки можно увидеть и за пределами полуострова. Но что касается крымско-татарских дворцов, то в мире можно найти лишь один единственный – Ханский дворец в городе Бахчисарай.

Некогда тавры, населявшие южную часть Крыма, оставили свои пещерные города и ушли на север, основав новые поселения в районе современного Киева. Опустевшие «постройки» заняли византийские монахи. Было это в VIII веке, в период гонения на христиан в центральных областях Византийской империи. Пещерные города стали сосредоточием христианской веры, в каждом из них был освящен монастырь или храм. Множество христианских церквей находилось на Мангупе и Эски Кермене. Позже Мангуп-Кале стал столицей православного княжества Феодоро – последнего оплота Византийской империи.

Эски Кермен является самым живописным пещерным городом Средневековья.

Крымская Готия

К годам правления императора Юстиниана I (527–565) относится первое упоминание о загадочной стране крымских готов – Дори со столицей городом Доросом. В трактате «О постройках» историк и военный деятель Прокопий Кессарийский писал: «…страна Дори лежит на возвышенности, но она не камениста и не суха, напротив, земля очень хороша и приносит лучшие плоды».

Император Юстиниан

Проводя активную внешнюю политику, Юстиниан стремился укрепить свои границы. В Крыму по его приказу были возведены «длинные стены», перекрывшие важнейшие горные проходы, которые вели к Херсону. За стенами возводились мощные крепости, в которых в случае опасности могли укрыться все жители со своим имуществом.

Построен Эски Кермен на столообразном горном плато длиной 1040 метров и шириной 170 метров. Плато ограничено обрывами до 30 м глубиной.

Население Дороса достаточно рано приняло христианство. Уже с VII века Дорос выступал как центр самостоятельной Готской епархии. Возглавляли епархию епископы, а с VIII века митрополиты готские, подчинявшиеся Константинопольскому Патриарху. В это время появляется второе название области – Готия или Крымская Готия.

Точно неизвестно, где стоял Дорос. В настоящее время преобладает точка зрения, что Дорос находился на горном плато Мангуп. Однако есть мнение, что и по укреплениям, и по степени развития хозяйства ранний Мангуп уступал Эски Кермену. Вероятнее всего, под Доросом надо понимать Эски Кермен до 1299 года (когда город прекратил свое существование) и Мангуп после этой даты.

Пещерные города стали сосредоточием христианской веры, в каждом из них был освящен монастырь или храм.

Старая крепость

Эски Кермен является самым живописным пещерным городом Средневековья. Он расположен в юго-западной части гористой области Крыма, недалеко от деревни Красный Мак. Построен Эски Кермен на столообразном горном плато длиной 1040 метров и шириной 170 метров. Плато ограничено обрывами до 30 м глубиной.

В переводе Эски Кермен означает «Старая Крепость».

В переводе Эски Кермен означает «Старая Крепость». История города до X века известна мало. Есть сведения, что после X века Эски Кермен продолжал свою жизнь как неукрепленный город. В бывших казематах устраивали храмы, по периметру скалы, там, где раньше прятались лучники, разводили виноград и занимались сельским хозяйством. В административном отношении Эски Кермен должен был подчиняться Херсону. Не исключено, что усадьбами, которые в эти столетия строились на Эски Кермене, владели херсониты; у богатого херсонита мог быть дом в Херсоне и поместье в Эски Кермене с рабами, производящими вино и зерно на продажу. После X века началось разрастание города, расцвет которого пришелся на XII и XIII века, когда количество жителей превысило 2000 человек.

Население Дороса достаточно рано приняло христианство. Уже с VII века Дорос выступал как центр самостоятельной Готской епархии.

Всадники

Начав забираться на гору Эски Кермена по древней дороге, вы увидите храм Трех всадников, созданный между 6700–6799 годами от сотворения мира или 1192–1292 годами от Р. Х. Храм высечен внутри большой каменной глыбы, одиноко стоящей на подступе к городищу. На стене храма сохранилась фреска с изображением трех всадников. По центру святой великомученик Георгий Победоносец поражает копьем змея-дракона, двое других – Федор Стратилат и Дмитрий Солунский – держат копья остриями вверх. За спиной одного из всадников, на крупе коня видна фигура мальчика. Под рисунком – остатки надписи на греческом языке: «Высечена церковь и написаны святые мученики Христовы для спасения души и отпущения грехов». Ученые датируют фреску XII столетием, к сожалению, она сильно пострадала от рук туристов. Поэтому вот уже несколько лет вход в храм закрыт решетчатой дверью, однако это не мешает любоваться фреской с порога храма. На полу высечены две могилы, одна из них явно детская. Видимо воины, павшие в борьбе с врагами, были причислены к лику святых мучеников за веру.

В городе было развито гончарное производство и виноделие, о чем свидетельствуют тарпаны – скальные углубления со стоком в небольшие бассейны, где бродило вино.

Все выше, и выше, и выше!

Горная тропа поднимается круто вверх и приводит через калитку на самую южную точку городища. Здесь главные ворота Эски Кермена. Штурмовать ворота в лоб было бессмысленно – скала здесь практически вертикальная. Оставалось воспользоваться дорогой, по которой попадали в крепость мирные граждане. Но дорога нарочно делала три петли, причем в какой-то момент ныряла в каменный коридор. Таким образом, у врага вряд ли был какой-то шанс прорваться в крепость именно здесь. Над обрывом нависает скала, на которой некогда находилась дозорная башня, самая мощная в крепости.

Эски Кермен был застроен двухэтажными домами. Усадьбы были
отделены от улицы высокими каменными заборами.

Попадая в ворота, вы сразу оказываетесь на главной улице. Слева и справа – массивы скал, преображенные в домашние сооружения.

Далее башня, под ней, в сохранившемся каземате – сторожка, помещения для солдат, для хранения боеприпасов и прочие вспомогательные помещения. Справа – комплекс, который когда-то окрестили «Судилищем» (якобы здесь произносились приговоры), хотя на самом деле это храм. Войдя внутрь, вы сразу увидите алтарь с крестом. Напротив – скамьи для прихожан, ныне «висящие» над пропастью, слева – купель, в которой крестили. Считается, что эта часть храма возникла одновременно с крепостью, то есть в VI веке, некоторые археологи относят его к концу IX века.

Нижний этаж с вырубленными в скале подвалами служил для хозяйственных нужд.
Жилым был второй этаж, обычно с балконами и лестницей, спускавшейся в тесный дворик.

Далее путешественников ведут собственно в город, обычно по восточному обрыву городища. Через пару сотен метров другой пещерный храм с сохранившимися фресками – Успения Божией Матери. Сначала здесь располагалась высеченная в скале цистерна для воды, входившая в систему обороны. Когда война уступила место мирной жизни, на этом месте устроили давильню для винограда. Тут же хранились пифосы с вином и соком, осколки которых нашли археологи. В конце концов здесь сделали храм. Перед входом, почти у обрыва – могила. По центру храма – прямоугольная яма от тарпанадавильника. Когда здесь была церковь, яма закладывалась плитой, но археологи достали ее наружу. Историки датируют фрески и храм первой половиной XII века.

Кроме колодца вода в город поступала из источников с соседней возвышенности за четыре километра по керамическому водопроводу. Для хозяйственных нужд также собирали дождевую воду, которую хранили в пифосах и вырубленных в скалах пещерах

Место обитания

Идем дальше. Круглые отверстия в скале под ногами напоминают что-то неземное и загадочное. Оказывается, это всего лишь гнезда для пифосов. Значит, рядом жилой комплекс. Так и есть. Новейшие исследования относят его к XII – XIII векам.

По сохранившимся лесенкам, скамьям, вырубленным прямо в скале, можно догадаться об уюте, в котором не отказывали себе местные жители. Они выращивали зерно и виноград и тут же давили виноград на вино, что видно по высеченным в скале отверстиям. Ничего примитивного не было в жизни этих людей. Их дома – последнее слово тогдашней строительной техники, они ничем не уступали жилым постройкам Херсона.

Храм Трех всадников, создан между 6700–6799 годами от сотворения мира
или 1192–1292 годами от Р. Х.

Недалеко, в лесочке, остатки базилики, построенной Юстинианом в X веке. По описаниям, прямоугольный храм с тремя апсидами был снабжен деталями из дорогого импортного мрамора. В начале XII века базилика по каким-то причинам погибла. Жители постарались ее восстановить, однако это не удалось, и на месте базилики встала скромная часовня.

Далее буквально на каждом шагу попадаются казематы. В одном из них прорублен знаменитый осадный колодец. Как говорили византийские инженеры, крепость, снабженная собственной водой, практически неприступна. То, что сделали инженеры Юстиниана, поистине чудо. Они прорубили вглубь скалы двадцатиметровый коридор, выводивший к пещере, где скапливалась питьевая вода. Устроили в скале лестницу из 80 ступеней в шесть маршей. И оттуда вручную в кожаных мешках носили воду. Говорят, колодец тогда мог снабжать водой все население. Сейчас же по геологическим причинам он пересох.

В 1299 году город был разрушен войсками монголов под предводительством золотоордынского бекляр-бека Ногая. В 1399 году монгольская армия под предводительством темника Золотой Орды Эдигея уничтожила отстроенные укрепления и окончательно разорила город, который после этого уже не восстанавливался.

В блокнот паломнику:

Проезд: Эски Кермен находится в юго-западной части полуострова Крым в 50 км от Симферополя и в 18 км от города Бахчисарай. От Бахчисарая нужно доехать на автобусе до села Красный Мак. Оттуда дойти до скал Столовой горы. На ее плоской вершине и находятся руины города-крепости Эски Кермен.

На авто: ехать по шоссе Симферополь – Севастополь, на 37-м километре повернуть налево (за селом Сирень), у въезда в село Танковое следует повернуть направо. Дорога приведет в село Красный Мак. От памятника Скорбящей Матери направо по грунтовой дороге 5 км.

Татьяна Петрова

http://journalpp.ru/%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD...80%D0%B8/#sthash.B3oCoTNb.dpbs

Рядом с городом-героем Керчь расположен удивительный памятник древнего строительного искусства – таинственный Царский курган. Другое называние – Кара-Оба, что в переводе с татарского означает Черная гора.



Официально — это памятник погребальной архитектуры IV века до н.э., усыпальница одного из членов династии Спартокидов, которая строилась еще при жизни правителя. Некоторые историки приписывают курган скифским кочевникам, которые возвели его для захоронения одного из своих царей. Эта версия вызывает очень большие сомнения, так как курган представляет собой шедевр инженерного и строительного искусства. Если предположить, что Царский курган дело рук кочевников, то им ничего не мешало возводить небоскрёбы, плотины и другие сложные сооружения.

Я давно и много слышала о том, что "Черный доктор" - лучшее вино Крыма. Вино, и правда, удивительное. Очень насыщенное, с сильными десертными фруктовыми нотами чернослива. Мне многие крымчане говорили, что настоящий "Черный доктор" - это вино только производства завода "Солнечная долина" (или "Архадерессе", как его называли до революции). Хотя в Крыму наша семья живет уже четвертый год, но только этим летом я собралась и доехала до завода, который находится совсем неподалеку от Судака, в поселке Миндальное (20-30 мин на машине от нашего дома) и в деталях узнала все о производстве этого замечательного напитка, действительно одного из лучших вин Крыма, посетив экскурсию и дегустационный зал. А после этого продолжила изучение темы при помощи научно-популярной и профессиональной винодельческой литературы.

Мой рассказ о заводе и о производстве вина, об истории его создания.
Если завод шампанских вин в "Новом Свете" туристы Крыма посещают очень часто, то эта экскурсия в Архадерессе не столь известна.

Один из винных подвалов постройки времен князя Голицына:

Легендарный военачальник Александр Суворов за всю свою служивую жизнь не потерпел ни единого поражения. Каждое сражение под его руководством, а их было не менее шестидесяти, оставалось за Россией. Русская армия под началом Александра Васильевича громила турок, французов, поляков. 

Военный гений Суворова почитался не только соотечественниками и союзниками, но и врагом. Весь мир 18 века знал о суворовских победах над многократно превосходящими силами противника, о героическом штурме Измаила и беспрецедентном переходе через Альпы. Но одну из многочисленных битв Суворову удалось выиграть без единого выстрела.