Прочитала сегодня уRaudi ЗДЕСЬ.Заинтересовала информация.Поискала Вот что нашла.

Из горних сфер, селений дальних

Сюда слетают ямб и дольник,

И символы, и голоса.

Виктор Гаврилов

«Святые» рощи Кенозерья

Образ Мирового древа относится к архетипам, которые являются универсальным языком человечества. Это язык вне времени и пространства. В сакральном ландшафте Кенозерья важное место занимают священные или «заветные» рощи, восходящие к образу «Мирового Древа». Феномен святых рощ или «лесного культового места» (Т.А. Бернштам) известен различным культурно-мировоззренческим комплексам мира: библейскому, античному, средневековому. По ее мнению, наиболее распространенными признаками расположения лесных культовых мест являются: природная особенность – остров, гора, возвышенность, мыс; маргинальное положение по отношению к поселению, лесу, озеру, реке, труднодоступность, обращенность к южному направлению. Английским исследователем лесной мифологии Александром Портеусом была выдвинута концепция о расположении первых святых рощ на холмах как местах более близких к богу. Эта теория находит подтверждение во многих культурах мира. В архаическом обществе образ священной рощи воспринимался как «многопридельный хвойный храм» (Н. Клюев), символ святости. Сакральным центром рощи являлось капище – место, где устанавливались идолы богов, располагались алтари и куда нисходили боги. Святые рощи, сохранившиеся на разных территориях Европы и России, по мнению исследователей, являются остатками священных лесов как пространства встречи человека с персонажами «иного мира».

 

В Кенозерье сакрализация рощ была связана с почитанием лесных божеств и духов аборигенов Севера – местных финноугорских народов, соотносимых с Весью и Заволочской Чудью. Редкий для Кенозерья текст былины «Нашествие чуди белоглазой» был зафиксирован фольклористами Юрием и Борисом Соколовыми во время экспедиции в Кенозеро в 1927 году.

 

В Кенозерье святые рощи стоят в одном семантическом ряду с православными святынями – крестами, часовнями, церквами. Все сохранившиеся на территории Кенозерья священные рощи соотносятся с расположенными рядом часовнями, которые являлись ритуальными локусами для совершения жертвоприношений. Н.Н. Харузин в конце ХIХ века записал драгоценные для нас свидетельства: «Рощи, по мнению крестьян, принадлежат тому угоднику, в честь которого в роще выстроена часовня, роща является его собственностью, которую он оберегает и охраняет ревниво. У крестьян существует традиция и поверье обсаживать вновь построенные часовни деревьями; если деревья принимаются, то значит, угодник желает, чтобы его храм стоял в тени посаженных деревьев». Согласно выводам Н.М. Теребихина, «роща была вторичной производной от храма, но схема их отношений могла иметь обратный характер в том случае, когда храм возводился в старой священной роще».

 

Культовые лесные места неразрывно связаны с водным пространством. В мифологических преданиях воде отводилась особая роль, она становилась причиной преображения пространства, человека или животного. Непременным спутником священного дерева является родник. Отголоски обращения к воде можно встретить в сказке «Правда и кривда», записанной А.Н. Афанасьевым. Текст повествует об ослепшем праведнике, который прозрел, омыв лицо и глаза в ручье священной рощи. Сказка «Про сестрицу Аленушку», записанная на Кенозерье, продолжает этот смысловой ряд. Выделение священных рощ водными границами – берегом реки, озера, ручья – раскрывает метафизическую связь геоморфологии Кенозерья с морфологией его сакрального пространства.

 

Часовенные рощи – это место вселенское, здесь проводились обряды, связанные с периодом летнего солнцеворота. «Роща есть место соборное, где проводились сельские обрядовые праздники», – отмечает фольклорист Н.М. Ведерникова. Н.С. Шайжин в начале ХХ века зафиксировал «случаи игрищ, устраиваемых в Ивановскую ночь около часовенных и церковных рощ, например, у часовни св. Николая на Кенозере». «В деревнях она (молодежь - прим. авторов) гуляет преимущественно в часовенных рощах». «В праздник Иван-день в ночь искали в «заветных» местах святых рощ папоротник, в праздник Егория у часовни в деревне Минино устраивали в святой роще пляски под балалайку и гармонь,...в престольный праздник Тихвинской Богоматери в деревне Горы вечером шли к святой роще и там было гуляние», – сообщает этнограф А.Н. Давыдов. Зафиксирована информация о ритуальных трапезах в святых рощах, посвященных православным угодникам. В урочище Немята, где располагается часовня с посвящением Трем Святителям, на «утреннюю беседу» – общий завтрак с пирогами – собирались жители близлежащих деревень. Трапезу организовывали и в святой роще у часовни в деревне Челме – варили кашу в общем котле, чтобы есть всем «собором», а затем призывали святых: «Кузьма-Демьян, идите ести к нам!». До конца 1960-х годов в деревне Глазово сохранялась традиция танцев на мосту, отделяющем священную рощу от деревни.

 

Многочисленные источники свидетельствуют не только о почитании, но и неприкосновенности святых деревьев у народов различных культур. Античный, библейский, средневековый контексты изобилуют подобными примерами. У коренных народов Севера священные рощи были объектом поклонения и страха одновременно. Сакральное значение святой рощи выражалось в том, что она воспринималась как обиталище божества, поэтому в рощах нельзя было ломать деревья и срывать листья. Деревья рощи считались неприкосновенными, потому что верили, что отрубленный сук лишает жизни божество, являющееся покровителем человека. Важное наблюдение фиксирует петрозаводский этнограф А.П. Конкка: «Только на старых кладбищах практически все большие деревья...носят следы обрубки сучьев или их вершин».

 

Местные традиции до настоящего времени запрещают любую хозяйственную деятельность в святых рощах. Кенозеры относятся к рощам с суеверным страхом: «Туды с топором не сунешься – грех большой» (Н.П. Капустин, д. Зехново). Устные повествования сохранили свидетельства «кары за святотатство»: «Несколько лет назад двое мужчин срубили дерево в священной роще в деревне Тырышкино. У одного из них вскоре слезли ногти на руках и ногах, а его помощника разбил паралич» (В.Ф. Федотов, д. Тырышкино).

 

Запрещается разрушение и перевоз часовен, расположенных в святых рощах: «Часовню-амбаронку Кирика и Улиты в Немяте купили как лес, один старичок и перевез на Погост. После того, как часовня была разобрана и перевезена, старик, купивший и перевезший ее, умер» (А.М. Копытова, д. Немята).

 

Особое место занимают рощи – некрокульты, расположенные на кладбищах. Т.А. Бернштам приходит к выводу что святые рощи появляются с целью «обретения духов-покровителей»... (посредством различного рода жертноприношений, часто объединяемых с «предками»).

 

Одной из разновидностей такого культового места были «поминальные рощи». Встреча человека с потусторонним миром имеет особое значение в «поминальных» рощах, расположенных на территории некрополей Почезерского погоста, у церкви св. Георгия Победоносца в деревне Федоровская, Ряпусовского острова, церкви св. апостолов Петра и Павла в деревне Морщихинская, Плакиды и другие. На кладбище нельзя было совершать никаких деструктивных действий: рубить деревья, собирать ягоды или грибы, ломать ветки, рвать листву: «нельзя никакого дерева брать с кладбища, говорят, нечистая сила ходить будет». Располагаются рощи-некрокульты на возвышенных песчаных «веселых» местах в деревнях Морщихинская, Орлово, Плакида, др. Священной границей поминальных рощ служат естественные водоемы или рубленые ограды. В Кенозерье в деревнях Филипповская и Федоровская сохранились рощи-некрокульты, обнесенные рубленой оградой ХVII-ХIХ веков. «Кенозерье, – отмечает А.П. Конкка, – в отличие от характерной для северо-запада традиции интересно тем, что рощ, являющихся кладбищами, здесь незначительное количество. Из 48 кенозерских заветных рощ только 8 располагается на кладбищах. Данный вывод основан на информации о сохранившихся кладбищах. Однако топонимика, свидетельствующая о бытовании лексем «лес», «роща», «боровина», «урочище», связанных с названиями древних могильников и функционирующих кладбищ, наводит на мысль о более развитой связи святых рощ с некрополями».

 

Для различных религиозных систем характерно сопоставление образа «святой» рощи с вечнозелеными растениями. В русской мифологии «святым лесинкам»: ели, сосне и можжевельнику отдавалось особое предпочтение. Согласно бытовавшим верованиям, «наполненность вечной силой проявляется в них в большей степени, чем у опадающих на зиму лиственных». Народное поверье подтверждается текстом частушки середины 1940-х годов: «На германскую границу посадила елочку, чтобы эта елочка сберегла миленочка». Между деревнями Роймово и Бояриново еловая роща была посажена в 1914 году мужчинами, уходящими на войну.

 

Ель являлась сакральным символом. Она была священным деревом богини Артемиды, ей поклонялись кельты, ханты, удмурты и другие народы. Образ ели, связанный с небом и божеством, хорошо известен в финнно-угорской эпической поэзии. Знаменательно, что дерево обладало амбивалентной семантикой жизни и смерти. В устном рассказе об умершем человеке кенозеры подчеркивают, что он «в елях лежит».

 

Небесным знамением отмечен уникальный по возрасту (более 200 лет) и форме можжевельник в деревне Телицыно, к которому, по рассказам местных жителей, ходили «ворожить». Исследование символического «дендрария» (В. Шарапов) «святых» рощ Кенозерья действительно показало доминирование в них хвойных пород деревьев. Современные «святые» березовые рощи, по мнению биологов, это остатки утраченных еловых или сосновых древостоев.

 

Естественно-научные исследования показывают, что святые рощи Кенозерья – это действительно участки растительности, где никогда не велась хозяйственная деятельность. Настоящий древостой сформировался на рубеже ХVIII-ХIХ веков. Рост деревьев происходит здесь под воздействием естественных процессов. В отличие от лесного массива, все процессы в роще происходят иначе, формируется другой микро-климат. В роще существует священный центр: древнейшее дерево, которое подчиняет себе весь прилегающий к нему участок леса. Старое дерево или деревья, имеющие возраст более 200-х лет, дают жизнь новому поколению древостоя. Благодаря консерватизму религиозных устоев локального сообщества, на территории Кенозерья сохранилось сорок восемь святых рощ, являющихся памятником историко-культурного и природного наследия.

 

Священными почитались и отдельно стоящие деревья. В Кенозерье отмечен обычай сажать деревья у дорог по случаю рождения ребенка: если родится мальчик, сажали ель, и иву – если девочка. Место выбирали нахоженное, «где люди больше ходили, чтобы ребенок здоровел, чтоб помнил, в заветном месте». Особым почитанием пользовались деревья «с проемом», «воротцами» – большим дуплом, куда путники складывали свои приношения. По дороге из деревни Захарово в деревню Рыжково находится святое дерево, куда обязательно кладут монетку в качестве подношения «лесовику». Дерево и бревно с дуплом, «куда человеку можно зайти», называли «дуб». Сквозь такие «дубы» пронимали детей от грыжи, щетинки и прочих младенческих болезней, сопровождали эти манипуляции чтением заговора. Громадная древняя сосна в деревне Зехново стоит на «росстани», рядом с деревянным крестом. Ей приписывают целебные свойства: «Если прислониться к сосне, все хвори уйдут». Могучая ель, которая, вероятно, является остатком древнейшей священной рощи, почитается на святой горе Кирилло-Челмогорского монастыря.

 

В севернорусском культе священных рощ и деревьев поражает органичное сочетание архаики с живым религиозным творчеством. Практики почитания и маркирования святых деревьев транслируются до сегодняшнего дня. Живописная сосна, возраст которой более 200 лет, у автомобильной дороги Конево — Усть-Поча приобрела ритуальное значение в новейшее время. На дереве привязаны многочисленные ленточки, которые оставляют местные жители, уезжая из родных мест. По мнению Н.В. Дранниковой, сосна стала своеобразным деревом исполнения желаний или «современным аналогом обетного креста»...

 

Источник:

 

Мелютина М.Н.,Теребихин Н.М. Природные сакралии / М.Н. Мелютина, Н.М. Теребихин // «Сакральный ландшафт Кенозерья». – Архангельск, 2013. – 203 с.

 по-настоящему удивительным и не имеющим аналогов в российской народной культурепримером народного творчества исследователи считают текст «Нашествие чуди белоглазой на Ерусолим», записанный экспедицией Б.М. и Ю.И. Соколовых от Авдотьи Артемьевой из д. Першлахта. Исследователи относят это произведение к былинам-контаминациям (серия «Отражение вражеского нашествия» в указателе Ю.И. Смирнова [7, с. 204]), в которой при этом множество отсылок к хронотопу и героике духовных стихов. Традиционное для былин место действия – Киев – заменен «Ерусолимом», в котором правит библейский царь Соломон Давыдовиць. Привычные татары в тексте чудью белоглазой – образом локально обусловленным, являющимся характерным для картины мира жителей Русского Севера. Особенно много легенд о чуди записано как раз в Кенозерье [2, с. 66–67, 81–82]. Главную роль в сюжете играет Богородица, которая наказывает защитников города за то, что отказались от ее благословления. Связь текста с духовными стихами несомненна, на таковое его происхождение указывал В.И. Чичеров. Текст о нашествии чуди на Иерусалим остаётся уникальным, его стяженный прозаический пЛетом 1871 года на Кенозеро прибыл фольклорист-славяновед, глава этнографического отделения Императорского Русского географического общества А.Ф. Гильфердинг (1831– 1872). С 10 по 17 августа он записал на Кенозере 59 былин (среди них – «Сорок калик со каликою»), 10 исторических песен, 7 баллад и 7 эпических пародий. Не записав духовных стихов как таковых, в своих заметках собиратель отмечает активное их бытование на Кенозере. «Почти все крестьяне и крестьянки, которые поют былины, сверх того знают и духовные стихи, особенно про Алексея, человека божия, Егория Храброго, Анику-воина, царя Соломона и Голубиную Книгу. Я полагаю, что эти стихи ими выше ценятся и чаще поются, чем народные былины» [6, с. 14].ересказ позже был записан лишь однажды, спустя три десятилетия, экспедицией МГУ от сына А.Т. Артемьевой, И.П. Артемьева.

 

http://referati.in.ua/a-s-pushkina-fond-duhovno-nravstvennoe-prosveshenie-imeni-a-i.html?page=11