Несколько лет назад в нашей куклотерапевтической группе занималась девятилетняя Вика – миловидная, но довольно возбудимая девочка, мать которой жаловалась на ее грубость и агрессивность. В процессе занятий быстро выяснилось, что Вика подражает героиням западных фильмов и мультиков, которые именно так «решали вопросы» и были близки ей по темпераменту и складу характера. Убедить маму в том, что дочери не полезно смотреть подобную кинопродукцию, оказалось несложно. Сейчас уже многие родители если не твердо знают, то хотя бы смутно догадываются о ее вреде, видя, что творится с детьми. Сложность была в другом. Вику надо было переориентировать на более мягкие, женственные формы поведения. А для этого стараться развивать в ней традиционные женские качества. Но внезапно выяснилось, что мама сама затрудняется в определении этих качеств! В чем она честно призналась, попросив о помощи. Мама при этом была вполне женственной и, что нас поразило больше всего, имела психологическое образование. Тогда это показалось курьезом, но прошло совсем немного времени, и стало понятно, что дело не в личностных особенностях конкретной женщины, а в тенденции.

Данная беседа была опубликована с сокращениями в свежем номере (ноябрь-декабрь 2012 года) журнала «Виноград». Портал Православие.Ru публикует полный текст данной беседы с любезного разрешения редакции журнала и священника Павла Гумерова.

– Отец Павел, насколько, по вашему мнению, важно обсуждение и осмысление вопросов, касающихся сохранения контакта с ребенком – и в обычной жизни, и в духовной?

– Ощущение связи, общности с нашими детьми – это самое главное во взаимоотношениях с ними. Поэтому беспокойство любого нормального родителя о том, чтобы не потерять контакт с ребенком, понятно. Именно об этом надо все время думать – каждый день, а не только о том, чтобы накормить, напоить ребенка, дать образование, чтобы у ребенка все было не хуже, чем у других детей. Ведь на самом деле, если наш ребенок будет в чем-то хуже обеспечен в материальном плане, чем другие дети, это нисколько не повредит ему: некоторое ущемление человеку даже полезно.

А я сам, как священник, которому приходится отвечать на вопросы людей, и как отец и глава семейства, стараюсь думать о важности сохранения связи родителей и детей постоянно.             

Веруя в Господа, осуществляем смысл жизни

Господь для нас, верующих, – все. Он – хлеб жизни, Он – вода живая, Он – свет, Он – пастырь добрый. Так что Он – все для нашей жизни. Веруя в Него, мы живем Им и этим осуществляем смысл и цель нашей жизни и делаемся способными войти в непреходящее блаженство Царства Небесного. Вот потому всегда и нужно помнить, что живем мы – Христом. Говорит святой апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2: 20). Этой жизнью вечной, живя во Христе и со Христом, мы, повторю еще раз, осуществим смысл и цель своей жизни, а это, по святым словам Евангелия, есть блаженство непреходящего Царства Божиего. В это-то блаженство Царства Небесного войти уже в этом мире желаю и вам, и себе.

О христианской ревности

Спаситель выгнал торговцев из храма, как об этом говорится у апостола Иоанна, из ревности, потому что после этого события ученики его вспомнили, что к нему относятся слова: «Ревность по доме Твоем снедает Меня». Здесь Господь показывает нам пример ревности. Но если мы хотим в любой ситуации знать, какой должна быть наша ревность, то необходимо обратить особое внимание на слова апостола Павла о тех представителях народа иудейского, которые не приняли Христа. О них апостол говорит: «Ибо свидетельствую им, что имею ревность по Боге, но не по рассуждению» (Рим. 10: 2).

Истинная ревность есть та, которая разумная, евангельская, как та, что показал Спаситель. Такую ревность должны иметь и мы – разумную ревность. Если ее будем иметь, то избежим любого фанатизма и всяких перегибов. Да поможет нам Господь, чтобы и мы имели ту же ревность в добродетели и в отношении всякого доброго дела, какую и Он имел по отношению к дому Отца Своего!                                     

Накануне третьей годовщины упокоения Патриарха Сербского Павла, отошедшего ко Господу 15 ноября 2009 года, в Белграде издана книга «Пешком в вечность», в которой собраны проповеди и интервью человека, которого называли «живым святым»

Когда мы, современные люди, тонущие во всевозможных информационных волнах и собственных искушениях, оглядываемся вокруг в поисках по-настоящему надежной опоры, не в последнюю очередь приходит на ум воспоминание о Патриархе Сербском Павле.

В своей книге «О вере, неверии и сомнении» митрополит Вениамин (Федченков) написал об одной девушке 30-х, которая в окружении друзей-атеистов очень хотела потерять веру, но никак не могла, и объясняла своей матери, что это «потому, что вы про преподобного Серафима так внушили нам, что и забыть нельзя. Да и я сама теперь знаю, что всё это было, а главное, – что был сам батюшка отец Серафим. А если был отец Серафим, значит, всё это и в самом деле так и есть. Отец Серафим врать никак не мог».

Мы, конечно, не хотим потерять веру, но искушаемые иногда с самых разных сторон, можем вслед за той девушкой сказать нечто подобное и о патриархе Павле: мы точно знаем, что он был. А значит, жизнь во Христе, чистая вера, нестяжание, истинная любовь, – не житийная история, а реальность сегодняшнего дня, и не только на недостижимом для большинства из нас Афоне, а в самом центре мiра, где еще совсем недавно ходил рядом с нами и служил Богу этот Святейший Патриарх.

Мы все, – свидетели его христианского подвига.

Со дня его упокоения прошло три коротких года, и наверно, мало найдется даже и неверующих людей, кто не видел бы, – по телевизору, в интернете или в газете, – фотографии: щупленький сутулый монах с благородным лицом и белоснежной бородой идет по улице Белграда, а какая-то прохожая удивленно озирается вслед – надо же, Патриарх!             

Свои размышления о понятии «отцовство» и его потере современным обществом я думал начать, как и подобает священнику, с библейской цитаты на соответствующую тему. Однако сошлюсь на припасенные цитаты потом, а начну с более понятного современному читателю (и, к сожалению, более авторитетного) источника – интернет-поисковика.

Итак, Яндекс при наборе слова «материнство» выдает 10 миллионов ссылок-ответов, если же набрать термин «отцовство», то результат будет всего в 2 миллиона. Нет, проблема не в том, что вторая цифра в пять раз меньше. Проблема в том, что 95% найденных ссылок под «отцовством» подразумевает определенный ДНК-тест. Я этот пример привожу не случайно – в сознании нашего общества роль отца сведена до минимума. Он – отец – детородитель и, в лучшем случае, добытчик для семьи. И если общество интересует проблема отцовства, то только в контексте биологической идентичности.                        

Не секрет, что во многих молодых семьях вопрос о распределении обязанностей стоит довольно остро. Кто кому что должен? Бывает ли работа чисто женская, сугубо мужская? Работа по дому, забота о детях — должны ли лежать исключительно на плечах жены? Общих рецептов быть не может. Тем интереснее субъективный взгляд, личный опыт разных семей.

В рамках небольшой полемики мы дали слово троим отцам семейств.

Так кто же всё-таки должен мыть посуду?

Святая Гора Афон занимает особое место в Православии. Её история, устав, особые строгие правила монашеской жизни, непрерываемая традиция старчества были всегда эталоном, авторитетом для монашествующих всего православного мира.

С одной из древних афонских обителей — монастырём Дохиар — Ионинский монастырь связывает многолетняя духовная дружба, и постоянные взаимные визиты только укрепляют её. В одно из таких посещений Киева афонитами редакции «Отрока» удалось побеседовать с проэстаменосом (помощником игумена) монастыря Дохиар архимандритом Гавриилом (Гиуврисом) — монахом, уже тридцать лет живущим в подвиге на Святой Горе.                

Детей у отца Илии Зубрия и матушки Нины восемь. Старший поступил в институт, второй сын, Денис, учится в одиннадцатом классе, Ираида – в восьмом, Василиса – в седьмом, Серафим перешел во второй класс, Нике – шесть лет, Анфисе – два годика, а Матфей родился совсем недавно – в августе.

А при этом на батюшке, помимо дел на приходе храма Иоанна Богослова в селе Богословское-Могильцы, где он настоятель, – занятия и работа в православной школе-пансионе «Плесково», где он преподаватель Закона Божия и заместитель директора по духовно-нравственному воспитанию, а также руководство детско-юношеским клубом «Подсолнух».

О том, как успевать быть отцом, можно ли детям играть в компьютерные игры и ходить на концерты "System of a Down", о клубе «Подсолнух» и о самом важном в семье отец Илия рассказал «Бате».

«Учительские» дети

- Вам удается как-то участвовать в воспитании своих детей? Вы ведь и настоятель храма, и работаете в школе… А часто бывает, что «учительские» дети самые заброшенные.

- Если честно, я считаю себя не очень хорошим отцом. Мне навсегда запомнился момент рукоположения, когда епископ Филарет, ректор Московской Духовной академии и семинарии, снял обручальное кольцо с моего пальца и положил к Распятию на Престоле. С одной стороны, главное дело священника - это служение Богу и Церкви, но с другой стороны, никто не снимает ответственности со священника за его домашних. И если бы не дар Божий в виде свербящего чувства ответственности за семью, я был бы еще худшим папой.

Конечно, стараюсь помогать матушке, хотя не всегда получается так, как хотелось бы. Недавно услышал (случайно, это она не мне говорила): «Я не представляю, как бы я без бати детей воспитывала». Значит, что-то удается мне в этом направлении.

Сразу хочу сказать, что никаких теоретических советов по воспитанию давать не люблю, кроме «железных», выстраданных личным опытом. Наверное, когда у нас вырастут хорошие внуки, тогда я смогу с чистой совестью что-то советовать.

Социопатия – это довольно новый термин в перечне психических нарушений. Встречается социопатия во всех возрастах: как у маленьких детей, так и у подростков и взрослых. Это психическое расстройство личности, которое возникает вследствие неправильных условий жизни, неблагоприятного воздействия среды. Особенно уязвим в данном отношении детский возраст, поскольку неправильное воспитание может пагубно отразиться на психике и привести к развитию социопатии. Разобраться в проблеме и показать пути ее решения нам поможет доктор медицинских наук, детский психиатр, профессор Галина Вячеславовна Козловская.

– Галина Вячеславовна, социопатию провоцирует неправильное воспитание. А какое воспитание правильное?

– Понятия правильного и неправильного воспитания достаточно условны. Но, тем не менее, все мы в определенной степени представляем себе, что такое правильное или адекватное воспитание. Оно в меру разумно, в меру доброжелательно и в меру строго. При таком воспитании взрослые пытаются выявить скрытые, потенциальные возможности ребенка и дать им развиться в максимальной степени. Если же возможности ребенка ограничены из-за каких-то неустранимых физических или психических недостатков, то важно усиленно стимулировать его сохранные функции, чтобы по возможности развить личность, сформировать характер, довести физический статус до максимально возможного в этих непростых условиях. И мы знаем немало случаев, когда инвалиды, люди с ограниченными физическими возможностями добиваются успехов в других областях, не требующих больших физических нагрузок. Например, в музыке или живописи. То есть правильное воспитание – это, безусловно, не потворствование, не приглаживание недостатков, не разрешение ребенку капризов, не какая-то чрезмерная доброта, которая может идти во вред. Процесс воспитания представляет собой упорный совместный труд взрослого и ребенка. Труд, направленный на совершенствование задатков ребенка и на его адаптацию к окружающему миру, на подготовку ребенка к серьезной творческой деятельности, ведь во всем, чем бы ни занимался человек, может присутствовать творческое начало. Даже обычные житейские ситуации, семейная жизнь, родительство требуют творческого подхода и творческих решений.

Иерей Николай Булгаков

Главная цель кощунства в главном храме страны – переступить через границу дозволенного, морально допустимого в обществе. Ибо, если общество такое приемлет, не называет преступлением, относится «толерантно» и «гуманно» ко всему случившемуся, то тогда и дальше можно считать нормальным любое попрание святынь.

Самое страшное, что подобные наступления на Церковь могут находить свое развитие – можно взрывать также легко храмы, убивать священников, приглашать в страну завоевателей и принимать их с хлебом-солью как «освободителей». И все это уже было! И храм этот взрывали! И тогда это официально называлось в обществе «целесообразным», «справедливым», «прогрессивным», а всякое возражение сему каралось как «контрреволюция».

Это очень серьезно. Потому что это, как всякое богоборчество, путь в нежизнь. Ибо источник жизни – Бог.

Нечто подобное мы наблюдаем во вроде бы куда более безобидной области жизни – в моде. С некоторых пор девушки, женщины стали носить обтягивающие брюки. Во все времена нашей истории выйти на улицу в таком виде было просто невозможно, неприлично. И вдруг в один момент кем-то это было объявлено возможным, стало «модным» – и почти мгновенно, как по команде, молодые, а потом и не молодые женщины переоделись, И это стало, вроде бы, «нормальным» – «А что такого? Все так ходят».

Но от этой «общепринятости», вседозволенности нисколько не стало лучше, чище, нравственнее, полезнее, красивее, разумнее. Один грех. Казалось бы – мелочи жизни. А на самом деле это направлено против главного – против души человека.

Грех всегда глуп. Ничего он не дает, только отнимает. Ты хочешь такой одеждой привлечь к себе внимание, но ведь ты не одна такая. И вот уже нравственный уровень всего общества понижается, он направлен против тебя тоже. Ты идешь в такой одежде и грешишь против любви – своей и тех, кто на тебя смотрит. Каждый взгляд на тебя прохожих противоположного пола, хоть в какой-то степени, но ослабляет их души. Внимание к тебе – призрачно, мимолетно, безцельно – но для семьи не безобидно, поскольку ослабляется духовная связь человека с его единственной половинкой. И тебе от этого на самом деле тоже нисколько не лучше – твой грех мешает и твоей душе, твоей любви. Потому как истинная, жертвенная любовь приходит только в чистую душу, сохраняется целомудрием. А когда целомудрия, скромности, стыда в обществе становится меньше, то и крепость семейных уз ослабевает.

Ведь для настоящего счастья недостаточно только однажды привлечь к себе внимание человека, но и потом верность друг другу хранить годами, всю жизнь, даже в мыслях. А без верности какое счастье, без верности – слезы, измены, несчастные дети, распадающееся на атомы общество, страна.

Все предыдущие поколения не ошибались, когда носили совершенно другую, целомудренную, и, кстати, очень красивую одежду – недаром все невесты до сих пор одеваются в самое красивое, то есть длинное платье.

В Пажеском корпусе, самом элитном военно-учебном заведении дореволюционной России, в котором учились дети дворян, его воспитанников учили бояться Бога, а еще – тех людей, которые Бога не боятся. Ведь человек, не боящийся Бога, – способен на всё.

«Человек – это его вера», – писал И.В. Киреевский. «Если Бога нет, то всё позволено», – главная боль Достоевского, гениально исследовавшего суть этой страшной болезни в своих романах, в образе Раскольникова, главная боль русской жизни XIX века, которая вовсю развернулась в веке двадцатом всенародной исторической трагедией, а теперь пришла к нам и в XXI век.

Если у человека нет ничего святого, если он может переступить через всё, если им движет революционный дух: «А почему это нельзя? А ну и что? А я желаю! А мне плевать на всех! А мне плевать на мою Родину! А какая она мне мать, что я от нее имею? Разве это жизнь?» – то тогда нет человека, он терпит полное поражение: этот дух уничтожает его самого, это дух небытия, дух самоубийства, дух диавольский.

Неверие убивает. И чудовищная эпидемия самоубийств детей и подростков нынешним Великим постом – это страшный приговор безбожию.              

Мальчик в женской одежде

С одной стороны, гомосексуалистом можно стать соблазнившись. Церковь очень много делает для того, чтобы защитить от такого соблазна неокрепшие умы и души. С другой – гомосексуалиста можно воспитать.

Протоиерей Алексий Уминский пишет об этом так: «Священник должен понимать, что гомосексуализм — не просто грех. Конечно, в огромном количестве случаев гомосексуализм является проявлением разнузданности, падшести, развращенности человека, доводящей его до удовлетворения своей похоти таким противоестественным образом. Но нельзя упускать из виду, что подобного рода влечения могут возникать у определенной группы людей, как что-то от них не зависящее. Искажение сексуальной ориентации с детства может иметь разные причины».

Мне бы хотелось поговорить об ошибках воспитания, приводящих к таким последствиям.

Белое от страха лицо, перекошенное от боли, — худенький солдатик, совсем еще мальчишка, одетый в форму времен Второй мировой войны, падает на снег, глядя мне прямо в глаза, пока кто-то безжалостно наносит ему удары ножом. Он судорожно пытается защититься рукой, но кто-то продолжает добивать его, уже лежащего, штыком. Этот кто-то жесток и неумолим, он мастерски управляется с оружием. Этот кто-то — мой семилетний сын.

«Мама, мы освободили Сталинград! Мама, мы взяли Берлин!» — звонки из дома, как весточки с фронта. Пока мама на работе, дома идет бой. Дома — новая компьютерная игра, и мой сын — на передовой.

Помню, как радовалась, когда сынок в полтора года научился включать компьютер, у него уже тогда были свои игры — стрелять по птичкам, что он освоил очень быстро. Это было так удобно — усадить ребенка за компьютер, а самой заняться своими делами.

Он рос, «взрослели» и игры, и если в пять-шесть лет он гонял на безобидных танчиках, играл с Лунтиком и Смешариками, то на свое семилетие сам — на подаренные ему деньги — выбрал себе игру. Конечно же про войну, потому что желание стрелять и убивать — вроде бы естественный этап взросления мальчишек. Так я считала. Или так мне хотелось думать?  

Есть одна проблема, с которой сталкивается едва ли не каждый православный христианин. У нас, верующих, есть неверующие родственники и друзья. Нам горестно сознавать, что эти дорогие нам люди отделены от нас непроходимой стеной, притом в самом главном. Порой мы пытаемся эту стену разрушить, но желаемого результата в большинстве случаев не достигаем. Почему? Ведь нами двигают самые лучшие намерения: мы обрели Радость, и нам хочется, чтобы то же произошло с нашими близкими и дорогими. А они, эти близкие и дорогие, вдруг упираются, говорят совсем не то, что мы хотим от них услышать, и к вере не приближаются ни на йоту. То ли потому, что они такие упрямые, то ли потому, что мы говорим не так, как надо. А как надо? И надо ли вообще? Зависит ли чья-то судьба, чье-то обращение от того, как — хорошо или плохо, удачно или неудачно — говорим с ними о вере мы?.. Впрочем, в иных ситуациях такие разговоры возникают с неизбежностью — когда «линия раздела» проходит между детьми и родителями, между супругами, между братьями и сестрами. Между близкими друзьями, наконец. Какими быть, как себя вести, чтоб разговор, пусть даже и спор не перерос в конфликт, а конфликт — во взаимное неприятие? Сначала познакомимся с несколькими человеческими историями, а потом попробуем сделать какие-то выводы. По вполне понятным причинам наши респонденты на сей раз (что, в общем, для нашего журнала нетипично) останутся анонимными.

Фото прот. Игоря Пчелинцева

— Вот уже несколько лет, как я осознаю себя православным, воцерковленным человеком, но это никак не способствует миру и взаимопониманию в семье. Дело в том, что мой муж — ладно бы просто неверующий! Он относится к вере, к Церкви и ко всему, что с нею связано, резко негативно. Мои друзья говорят мне, что это может быть связано еще и с ревностью: он ревнует меня к той жизни, в которой сам не может, не хочет участвовать.

Одно время я не сообщала мужу, что иду в храм, чтобы не раздражать его, просто собиралась и уходила. Но куда еще можно идти в воскресенье в восемь утра? Разумеется, он все понимал, и, мне кажется, это его еще больше злило. Я стала говорить, что пойду в церковь, но в ответ слышала: «Делать, что ли, нечего? Лучше бы нормальный обед приготовила». Это еще в лучшем случае.

Практически та же ситуация — в семье моей сестры. Мы с нею пришли в Церковь вместе, и мужья наши в неприятии этого факта объединились. Муж сестры, как и мой, грозился выбросить из дома иконы, потому что они мешают и портят интерьер. До недавнего времени любое совместное праздничное застолье наших семей через пять минут перетекало в богохульство, в охаивание православной веры, в насмешки над нашим с сестрой образом жизни, над нашей глупостью, позволяющей наживаться хитрым попам... Сейчас мужья немного успокоились: или поняли, что «умнеть» мы не собираемся, или просто надоела им эта тема.

Особенно болезненной нашу проблему делает еще вот что: мы обе не могли не привести в храм своих детей. Конечно, они причащаются, моя Оля (она старше своего двоюродного братишки) недавно впервые исповедовалась, и для нас обеих это было очень большим и светлым событием. Но уводить дочку из дома в храм мне приходится чуть ли не тайком (не только от папы, но и от бабушки, то есть свекрови), а что касается моего племянника — после каждого посещения храма и воскресной школы его папа (мой, соответственно, зять) тщательно промывает сыну мозги, причем в выражениях не стесняется и о мамином авторитете не заботится нисколько.

Вы спрашиваете, как говорить с близкими о вере? А для меня вопрос стоит иначе: как защитить свою веру от поругания — не где-нибудь, а в моей собственной семье? Хулу на меня я могу стерпеть, лишь бы только лишний раз не обострять ситуацию. Но если я слышу хулу на Бога — я должна очень четко этому воспротивиться, очень внятно сказать «нет». Остановить человека так, чтобы он все понял и больше ничего подобного говорить не смел. Но у меня не получается. Почему? Почему я теряюсь и не могу найти слова?

Да, в отношении мужа к христианству есть и моя доля вины. Я человек не красноречивый, говорить так, чтобы все вокруг заслушались, не умею и, по правде сказать, не так уж хорошо знаю Священное Писание, Предание, историю Церкви, богослужение, наконец.

Муж намеренно задает мне агрессивные, провокационные вопросы: хочет доказать, что я сама не знаю, во что верю. Я знаю, во что верю! Но я не научилась об этом говорить. Наверное, надо учиться. Но, с другой стороны, будь я хоть профессором богословия, вряд ли это изменило бы ситуацию. Бесполезно доказывать, что вне Церкви нет спасения — человеку, который вообще не верит в посмертную жизнь.

Все же какие-то сдвиги есть. Вчера дождалась, пока он заснет, встала перед образами читать молитвы и Псалтирь. А муж проснулся и заглянул в ту комнату, где я молилась. Я сжалась: обычно он в таких случаях начинает меня пародировать, может и нецензурное что-нибудь сказать, а потом выходит, громко хлопая дверью. На удивление, в этот раз ничего не сказал и дверь закрыл тихо. Может быть, по моим молитвам?

http://myfamilys.ru

Человек, охваченный вдохновением, порой испытывает искушение пренебречь формальностью традиции и закона, выражающейся в правилах стихосложения, композиции, перспективы. Вдохновение романтической любви зачастую невыгодно оттеняет сухую нормативность брака. Между тем, предостерегая от подобного искушения, Христос, то есть Сама Любовь, вполне ясно говорит: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить». Итак, любовь стремится «исполнить» закон, или, в более точном переводе с греческого, «наполнить», как художник наполняет вдохновенным содержанием предуготовленную для этого художественную форму.

Распространенный сегодня институт гражданского брака отвергается Православной Церковью именно потому, что он подозрителен с точки зрения любви, а христианство есть религия любви. Человек призван к совершенству состоявшимся ради него актом Крестной любви Бога, а потому приобретает привычку различать в мире поддельное и настоящее. Особенно когда дело касается любви. Стыдно наследнику миллионера носить дешевые часы с позолотой. Стыдно было бы и христианину стоять перед Распятием, облекшись фальшивой любовью.

Но почему же гражданская любовь фальшива? Неужели совершённый «обряд», как многие называют церковное таинство, или тем более «штамп в паспорте» отличают подлинную любовь, заповеданную Спасителем человеку?