Есть такая «кодовая фраза», услышав которую, каждый раз непроизвольно вздрагиваешь и думаешь: «Ну вот, опять!». А потом... Потом собираешься с силами и — опять же! — терпеливо объясняешь то, что объяснял уже многократно. Причем делаешь это, зная по опыту, что можешь так и остаться неуслышанным.

— Вы знаете, батюшка, мне “сделали”!

Фраза эта следующая: «Вы знаете, батюшка, мне “сделали”!». Иногда, конечно, заключенная в ней информация облекается и в другую форму: «Мне кажется, что наша соседка колдует», или: «Кто-то нам в дверной косяк булавки втыкает», или: «Меня совершенно определенно кто-то сглазил, я это просто чувствую!». Но суть от формы не зависит, она в следующем: «У меня все плохо, потому что кто-то злоумышляет против меня и использует в борьбе со мной свои либо чужие оккультные знания и способности».

Я не буду отрицать реальности действия в нашем падшем мире демонических сил: для этого надо быть попросту неверующим человеком. Я также, безусловно, признаю и реальность того, что есть люди, которые благодаря своим душевным качествам, намерениям, устремлениям становятся своеобразными проводниками этих сил. Но вот чего я признать не могу и в ложности чего всеми силами стремлюсь уверить рассказывающих подобные истории людей, так это в некой фатальной, мистической обреченности «жертв» и в возможности помочь им так же — лишь неким исключительно мистическим и притом внешним образом.

Это люди, как правило, верующие в то, что «что-то есть»

От кого приходится слышать истории о порче и сглазе по преимуществу? Порой и от постоянных прихожан, которых хорошо и давно знаешь. Но гораздо чаще — от людей, пришедших в храм чуть ли не впервые или же заходящих туда раз в год по неоднократному обещанию. Это люди, как правило, в общем верующие, но в большей степени верующие в то, что «что-то есть». И это «что-то» носит для них настолько неопределенный характер, что если в смертоносную силу зла они поверить способны, то в благость и милость Божию, как и в то, что помимо воли Господней ничего и ни с кем произойти не может, верить им гораздо трудней.    

Говоря о значении и практике исповеди в нашей жизни, мы сталкиваемся с самыми разными гранями этого таинства — и с самыми разными проблемами, связанными с исповедью. Одни из них характерны более для новоначальных, другие — для людей, уже имеющих опыт длительного пребывания в Церкви. Но есть вопрос, который, вне зависимости от «стажа», задавал себе едва ли не каждый верующий…

«Батюшка, мне кажется, что я становлюсь не только не лучше, но словно бы в чем-то еще хуже… Я регулярно исповедуюсь — но от исповеди к исповеди ничего не меняется. Грубых грехов, типа убил-украл-изменил жене, вроде нету, все одно и то же повседневное: гордыня, осуждение, лень духовная, маловерие… И исповедуешься-то одними и теми же словами. Затертыми… Пыжишься, пытаешь исповедаться с чувством, осознанно — толку мало. Вышел из храма — и снова та же карусель: осуждение, многоглаголание, маловерие, лень духовная, все то же, как „аптека-улица-фонарь“… Не меняется моя исповедь, а главное, не меняется жизнь, я не становлюсь настоящим христианином и словно застрял на полдороге…»  

Почему часто бывает так, что хождение в храм и исповедь становится для нас привычным, механическим, перестает быть — событием, приобретает пластмассовый привкус теплохладности, а главное — недейственным? Почему мы годами не меняемся от исповеди к исповеди?          

Каждый Великий пост с улыбкой вспоминаю одну презабавную историю, произошедшую со мной лет шесть тому назад, когда я был еще диаконом, а моя жена ждала первого ребенка. Однажды, где-то в середине поста, нам довелось перекусить в большом кафе в центре города, поскольку у супруги разболелся желудок и ей было необходимо что-нибудь срочно съесть. Беременные они такие – им вынь да положь.

Сплетницы. Автор: О.Новаева / Artlib.Ru

Взяв себе чай, а беременной диаконице суп-пюре с какой-то закуской, я отправился за столик и вскоре было расслабился, с удовлетворением констатируя, что муки токсикоза почти оставили мою благоверную, как тут же тревожно зазвонил телефон. Звонили из епархиального управления: секретарь взволнованным и смущенным голосом рассказывал о том, как только что в епархию позвонила женщина и, требуя соединить ее с правящим архиереем, разгневанно сообщила, что «диакон Димитрий Фетисов во время святаго и Великаго поста публично покупает и ест мясо, коварно вводя в соблазн окружающих».

«Ты уж, пожалуйста, публично-то не покупай и не ешь, а лучше дома, если уж приспичило», – то ли в шутку, то ли всерьез сказал отец секретарь. Успокоил, что сейчас-то дело замяли, пообещав благочестивой рабе Божией казнить меня четвертованием, но в другой раз, ежели подобная история дойдет до архиерея без редакции людей, могущих за меня поручиться, может случиться скандал со вполне серьезными последствиями.

Вдоволь повеселившись над «публично покупает и ест» и художественно представив себе, как бы это могло выглядеть, я взгрустнул: так вот и живешь, как Штирлиц, – под колпаком у Мюллера, не зная, где можешь провалиться и в чем тебя, в меру своей испорченности, могут заподозрить те, кому ты с амвона раскрываешь душу да еще и вместе молишься: «Даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего»…   

Кто любит, когда его считают в чем-либо виноватым? И кому приятно винить в чем бы то ни было себя самого? Стоит обвинить человека, и он превращается в самого что ни на есть искусного адвоката, взявшегося со всей ревностью за дело самозащиты. Стоит его совести в чем-то укорить его, как он находит десятки убедительнейших доводов для того, чтобы она успокоилась, а если и не находит, то просто требует, чтобы она замолчала и не тревожила его.  

В монастыре только что закончилась трапеза. На кухне было светло и уютно, горела лампадка перед иконами, солнечный луч играл на свежевымытой посуде. Вкусно пахло: на плите стояли накрытые полотенцем пироги с капустой и в большой желтой кастрюле наваристой грибной суп для иноков, которые еще не вернулись с полевых работ. Послушник Дионисий сноровисто протирал насухо чашки, а келарь отец Валериан проверял припасы, готовил продукты дежурным трапезникам на следующий день.

В пустой трапезной за длинным столом сидел Виталька, слушал валаамские песнопения. Отец Валериан заглянул в трапезную: не закончились ли салфетки на столах? Спросил у Витальки:

– Наелся, брат Виталий?                    

Митрополит Вениамин (Федченков)

  4 октября, исполняется 52 года со дня блаженной кончины митрополита Вениамина (Федченкова), последовавшей 4 октября 1961 года в Псково-Печерском монастыре.

В развернувшейся ныне дискуссии об исповеди и причастии следует, вероятно, выслушивать мнения не только ныне здравствующих, но и принимать во внимание духовный опыт усопших подвижников благочестия – этот кладезь церковной мудрости. Предлагаем читателям отрывок из книги владыки «Божии люди», где говорится о пользе частой исповеди.

Вспоминаю другого игумена, по имени Исаакий. Он перед служением литургии в праздники всегда исповедался духовнику. Один ученый монах, впоследствии известный митрополит, спросил его: зачем он это делает и в чем ему каяться? какие у него могут быть грехи? На это отец игумен ответил сравнением:

«Вот оставьте этот стол на неделю в комнате с закрытыми окнами и запертой дверью. Потом придите и проведите пальцем по нему. И останется на столе чистая полоса, а на пальце пыль, которую и не замечаешь даже в воздухе. Так и грехи: большие или малые, но они накапливаются непрерывно. И от них следует очищаться покаянием и исповедью».

По поводу этих «малых» грехов припоминается здесь широко известный случай с двумя женщинами, имевший место в Оптиной пустыни. К старцу отцу Амвросию пришли две женщины. Одна из них имела на своей душе великий грех и потому была крайне подавлена. Другая была весела, потому что за ней никаких «больших» грехов не значилось. Отец Амвросий, выслушав их откровения, послал обеих к речке Жиздре. Первой он велел найти и принести огромный камень, какой только она была в силах поднять; а другая должна была набрать в подол своего платья маленьких камней. Те исполнили повеленное. Тогда старец велел обеим отнести камни на старые места. Первая легко нашла место большого камня, а вторая не могла вспомнить всех мест своих небольших камней и воротилась со всеми ими к старцу. Он и объяснил им, что первая всегда помнила о великом грехе и каялась и теперь могла снять с души своей его; вторая же не обращала внимания на мелкие грехи, а таких оказалось много, и она, не помня их, не могла очиститься от них покаянием.

P.S. Игумен Исаакий, имевший обыкновение часто исповедоваться, – не кто иной, как преподобный Исаакий Оптинский, священномученик. В 1938 году он кровью своею засвидетельствовал верность Господу. Имени ученого митрополита история для нас не сохранила.

http://www.pravoslavie.ru/put/64615.htm

Фото: Эмиль Гатауллин

Отец Афанасий не поверил своим ушам…

Шла обычная исповедь. Одни старушки пытались доказать ему, что они совершенно безгрешны, а во всём виноваты зятья, мужья и родные сестры. Другие, напротив, уверяли, что грешнее их нет никого на белом свете. Одна принесла с собой, как обычно, свою греховную тетрадь, в которую ежедневно вписывала вереницы своих прегрешений, включая даже такие, как убийство мыши во сне с особой ненавистью. Мужчины вели себя, как всегда, сдержаннее, не рыдали, не били себя в грудь, не сваливали вину на жен и детей.

И вдруг этот незнакомец…

– Отец… Не знаю, как обращаться к тебе…

– Отец Афанасий.

– Отец Афанасий, благослови на убийство.

Вот тут-то ушам и не поверилось.

– Не расслышал. На что благословить?

– На убийство.

И при этом так спокойно, даже с достоинством. С вызовом? Священник пригляделся. Нет, без вызова. Перед произнесением просьбы благословить на убийство человек каялся, что имеет недостаток в любви ко всем людям, а иных даже вовсе ненавидит. Но ведь каялся…

– На охоту собрались? – вдруг разволновавшись, попытался пошутить отец Афанасий.

– На охоту. На человека охотиться хочу. Благослови.

– Та-ак… Поподробнее нельзя ли?   

Можно ли помочь человеку со склонностью к гомосексуализму, желающему войти в Церковь? Как объяснить, что это влечение греховно? И есть ли вообще этим людям в Церкви место? О западном опыте  пишет в своей статье бывший протестантский пастор, принявший Православие, Стив Робинсон. Он провел несколько интервью со своими прихожанами, которые борются с этим грехом. О том, сталкиваются ли с этой проблемой священники в России, рассказывает протоиерей Алексий Уминский.

photosight.ru. Фото: Сергей Брежнев

Обязательно ли исповедоваться перед причастием? Вычитать ли три канона, последование и молитвы к причащению, если нужно накормить ужином семью и уложить пятерых детей? Поститься ли три дня? Почему люди уходят из Церкви? Своей точкой зрения поделился настоятель Успенского храма города Курчатова Курской области протоиерей Роман Братчик.

Протоиерей Роман Братчик родился в 1949 году в Баку. В 1972 году окончил биолого-почвенный факультет МГУ. Работал в лаборатории эволюционной зоологии и генетики Биолого-почвенного института Дальневосточного научного центра, потом — в Институте биологии внутренних водоемов в поселке Борок Ярославской области. Крещение принял в 1985 году.

В 1989 году рукоположен архиепископом Курским и Белгородским Ювеналием. Служил в селе Кунье Курской области. С 2005 года — настоятель Успенского храма города Курчатова Курской области. Преподает курс «Наука и религия» на факультете теологии и религиоведения Курского государственного университета.

Не надо совмещать исповедь с духовной беседой

— Отец Роман, обязательно ли, на ваш взгляд, требовать от тех, кто причащается раз в две недели и чаще, чтобы они исповедовались перед каждым причастием?

— Постепенно я прихожу к мнению, что необязательно, по крайней мере, для некоторых, поскольку это независимые таинства. Но раз сложилась такая традиция, лучше ее не менять. Среди прихожан много старых людей, и они такие перемены могут воспринять болезненно. Я и не меняю, просто, если хорошо знаю человека, он регулярно ходит на исповедь, советую ему не пересказывать каждый раз по бумажке стандартные повседневные грехи, а назвать те грехи, за которые действительно мучает совесть. Совесть же и подскажет, какие это грехи. Пусть их будет один-два, но человек по-настоящему покается.

Откровенный разговор об исповеди, Достоевском и о том, может ли актер сыграть Иисуса Христа

Задолго до Рождества Христова китаец Конфуций предупреждал, что мир изолгался, слова потеряли смысл, и нужно заново давать имена вещам и понятиям. Мы и сегодня часто смешиваем смирение с комплексом неполноценности, храбрость – с наглостью, щедрость – с глупостью, а покаяние – с самобичеванием, самоуничижением и тоской.

Между тем, жития великих христианских подвижников рисуют совсем иную картину. Когда люди приходили за молитвой и советом к Антонию Великому, который двадцать лет провел в пустыне в посте и покаянии, они видели человека “цельного в уме, здравого в душе и теле, посвященного в тайны и объятого Богом”.
Так что же такое покаяние? Обличение вслух своих гадостей? Или размышление о своих недостатках? Или что-то иное? И какова его роль в нашей жизни?
 

Источник: Фома.Ru
 

 

    

Перед тем, как открыть тему этой колонки, хочется заранее предупредить читателя: да, я тоже слышала, что «женщина в Церкви да молчит», и не планирую поднимать восстание. У меня не часто возникает желание порассуждать на сугубо церковные темы, такие как, например, частота и чистота исповеди, но сейчас-таки буду говорить о формальном покаянии, описанном не так давно Владимиром Берхиным. Информационный повод победил...                                     

Всегда ли исповедь — Таинство? Как часто нужно исповедоваться? Связаны ли исповедь и Причастие? Как учиться истинному покаянию? Отвечает клирик Белгородской епархии, настоятель Архиерейского подворья Свято-Николаевского собора г. Валуйки, миссионер игумен Агафангел (Белых).

Исповедь: покаяние и беседа

— Отец Агафангел, в практике Русской Православной Церкви таинства Исповеди и Причащения связаны тесно, соответственно, и исповедуемся мы часто. Но не превращается ли исповедь у человека, регулярно участвующего в Евхаристии, в формальное перечисление грехов?

Игумен Агафангел (Белых)

— Давайте начнем с определения понятий.

Мы постоянно слышим слово «исповедь», но в это слово часто вкладываются разные смыслы.

Древняя Церковь знала одну исповедь — предкрещальную. Человек, принимая Крещение, каялся (зачастую публично) в тех грехах, которые мы называем смертными: это преступления против заповедей этического плана — содержащихся во второй части Декалога, догматические грехи — ереси, мистические — непочитание Бога, неверие и так далее.

Предполагалось, что, раскаявшись, человек через Крещение вступает в собрание верных, ему отпускаются все грехи, и он не нуждается в повторной исповеди. Если же он по немощи отпадает, то он изгоняется из общества верных.

Однако, к Средним векам в Церкви развилась монастырская покаянная дисциплина, когда для человека, ведущего особо осмысленную (и я бы даже сказал — особо острую) духовную жизнь, стало важным откровение помыслов духовному наставнику, который совершенно не обязательно должен был носить священный сан.

Откровение помыслов носило характер духовной беседы. Человек поверял все, что совершил недостойного, как ему казалось, за день, спрашивал духовного совета и получал наставление от духовника.

То, что мы сейчас называем исповедью, больше относится не к Таинству покаяния, а к такой духовной беседе.               

Игумен Арсений (Соколов), настоятель Всехсвятского прихода Московского Патриархата в Лиссабоне, Португалия — о приходской жизни и таинствах Церкви.

«Правмир» подхватил поднятую «Журналом Московской Патриархии» очень важную тему — тему исповеди и покаяния. Опубликован целый ряд интересных и проблематичных статей. Поскольку и мне предложили на эту тему высказаться, поделюсь некоторыми скромными размышлениями.

Прежде всего, следует разобраться с самими терминами покаяния и исповеди. Эти понятия близки, но отнюдь не тождественны.

Покаяние

Переводчики Библии на русский язык используют слово «покаяние» как для передачи еврейского термина «тшува», так и для передачи греческого термина «метанойя». Существительное «тшува» означает, прежде всего, «возвращение» и происходит от глагола «шув», возвращаться (например, возвращаться домой из путешествия). В религиозном смысле «тшува» — это возвращение к Богу.

Греческое слово «метанойя» буквально переводится как «изменение ума». То есть изменение внутреннего состояния, смена представлений и образа жизни. Обычно русские переводы передают и «тшуву», и «метанойю» одним и тем же словом «покаяние», объединяя, таким образом, два значения, два смысла, содержащиеся в оригинальных библейских словах.

Когда человек сбился с дороги и пошел в неверном направлении, ему, чтобы окончательно не заблудиться, нужно развернуться и пойти обратно, к тому месту, откуда он начал идти неверным путем. Это невозможно сделать, пока не осознал, что идешь не туда, пока не произошла «перемена ума».

Прекрасная иллюстрация этому — евангельская притча о блудном сыне, который сначала «пришел в себя» (Лк 15:17), а затем — «встал и пошел к отцу своему» (Лк 15:20). У персонажа притчи сначала произошла «метанойя», а затем он решительно встал и совершил «тшуву», возвращение. Если бы была только «метанойя» без «тшувы» (раскаянье без возвращения), он бы, наверное, так и погиб в той далекой стране, в которой оказался.

Одна лишь «метанойя» без решительной «тшувы» привела Иуду к отчаянию и самоубийству: «Иуда,.. раскаявшись,.. пошел и удавился» (Мф. 27:3–5). Итак, в покаянии необходимы как осознание удаления от Бога, так и решительные действия по возвращению к Нему.                                              

Обязательно ли поститься перед причастием? Можно ли научить покаянию ребенка? Зачем христианину Ветхий Завет? Об этом и других проблемах церковной жизни Правмиру рассказал настоятель храма равноапостольных Константина и Елены города Абакана протоиерей Геннадий Фаст.

Протоиерей Геннадий Фаст родился в 1954 году в Сибири в семье политических ссыльных. В 1978 году окончил физический факультет Томского государственного университета. Остался работать на кафедре теоретической физики, но вскоре за веру в Бога был уволен. В 1980 рукоположен в диаконы, в 1982 — в священники. Духовное образование получал заочно. В 1992 году окончил Московскую Духовную академию. Кандидат богословия. С 1983 до 2010 года служил в городе Енисейске Красноярского края. С декабря 2010 года — настоятель храма равноапостольных Константина и Елены в городе Абакане. Отец пятерых детей, дедушка трех внуков.

При частом причащении жесткая взаимосвязь исповеди и причастия неоправданна

— Отец Геннадий, в России принято исповедоваться перед каждым причастием. При этом многие причащаются два раза в месяц и чаще. Не приводит ли такая взаимосвязь исповеди и причастия к тому, что исповедь превращается в формальность, в пропуск к Чаше?

— Может и превратиться, то есть человек перестанет воспринимать таинство с должным благоговением. Тут универсальный совет дать невозможно. И в истории Церкви эта традиция менялась, и сегодня она различна в разных Поместных Церквях и даже у разных пастырей.