Из старенького. Но тоже чото вспомнилось.
Стихотворение было опубликовано в языческой подборке в журнала "Российский колокол" в 2006 году и позже в сборнике победителей конкурса "Открытие", которое проводил этот же журнал.

СВЕТ ГРОЗОВОГО ЛЕТА

Не-бо – не-беса –
не Бог, не бесы.
Се-рдце – се рцы вещаго Зевеса
в заверти ветров грядет завет.
Грянул гром, взвивается завеса
коло врат – то Коло-врат, весь свет.
Коли врать – то Велес или Сет,
легкий слог крылатого Гермеса,
око-лесица – не око леса –
от лисицы-прелести совет.
Окоемом грозы отыграли,
око ему грезами застлали.
Свастикой свилася полоса –
лествица в святые небеса.

7 августа 2004

Прям всё мне недосуг в лиру писать...

А сообщения из него всё падают, только не в общую почту, а в специально настроенную для этого папку. Потом заглядываю в нее и с очередным паническим: "Ой, опять тыща!" - бросаюсь хоть что-нибудь самое интересное почитать. Есть у меня при этом любимые дневники, которые хоть как-то стараюсь проглядеть, что нападало.
Один из них - дневник моей тезки по жизни, Светланы, пишущей под ником стареющая_кошка. Пишет она, и сама об этом знает, по большей части всякую ерунду. Но ерунда почему-то прикольная - может быть, из-за непередаваемой самоиронии в постах и неизменного добродушия в комментах.

И вот сейчас прочла очередное "откровение" о желании Светы заглянуть в будущее (а чего в него заглядывать, оно всегда само к нам прибегает и довольно быстро, прямо-таки каждую минуту).
И тут же вспомнила о напписанном еще в январе стихе, который, пожалуй, воспользовавшись этим поводом, и опубликую.

Раскиньте на картах – удастся ли черту игра?
Пространство со временем свяжет ли резвая сводня?
Туманное завтра, погрязшее в мифах вчера
грозились настать, но стряслось, как обычно, сегодня,
случилось взаправду, а может быть, наоборот,
сказалось и спелось, укутавшись в вымыслы наши.
Вот, шею прогнув, носом в небо уставился кот,
а в ухе его собираются звуки, как в чаше
пучком силовых полусогнутых линий, и все
коту сотрясения воздуха вдумчиво внятны.
Кот ловит мгновенье в его мимолетной красе –
мгновенье, как собственный хвост, не идет на попятный.
Нас нежно объемлет сегодня, как терпкий янтарь,
как жизнь не совсем отличает себя от могилы…
Сбежать не желает мгновением полная тварь
в сиянье свершенья и в тьму всеобъемлющей силы,
которую проще почувствовать, чем объяснить,
чем кровью конец подписать, породнившись со всеми,
чтоб вскользь из клубка вожделений волшебную нить
запоем тянуть, отделяя от вечности время.

2 Просинца (Января) 2009

Дни и листья выросли,
согласясь с орбитами.
Кланяются ирисы,
грозами прибитые.
Ясенево любо мне
щегольскими клумбами,
а меж ними вздыблено
ямами и трубами.

Пополам с безбрежными
радостями детскими,
слёзы Битце бережно
принесу в свидетельство,
что и день, и ночь ее –
меж деревьев танец, и
он, как многоточие,
тянется и тянется…

Здесь должна остаться я,
хоть соседка лается,
хоть канализация
из окна бросается,
злеет днями целыми
озверенье техники:
дрели глушат трелями
вздохи веток тихие.

Ведь по женской слабости
верить ох как хочется,
что хотя бы к августу,
а ремонт закончится,
что строителям гроши
не зажмут по свойски, и
растечется жизнь в глуши,
в праведном спокойствии…

Жизнь, в которой радости,
жизнь, в которой мерзости,
жизнь, в которой слабости,
жизнь, в которой дерзости
клонятся, как в дождь стеной
плавный профиль ирисов…
Всё так странно сплетено,
хоть развязка близится.

Открой мне значенье, открой мне веленье,
стремленье приблизиться к вене яремной
того, кто, признав не свое назначенье,
небесный огонь променял на подземный.

Открой мне искусство свободной забавы,
открой мне искусной забавы свободу,
спирали и щели, в которых лукаво
играет в обиды душа колоброда.

Открой мне вперед и направо проходы,
а если придется – назад и налево,
зигзаг, за которым обратного хода
от молний не ждут возбудители гнева…

Она остается с нами, пока мы живы.

Нашим Предкам выпало очень суровое испытание. Но и великая честь - защитить свою страну и дать миру еще одну возможность.

Александр Твардовский

ВАСИЛИЙ ТЕРКИН: СМЕРТЬ И ВОИН

За далекие пригорки
Уходил сраженья жар.
На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал.

Снег под ним, набрякши кровью,
Взялся грудой ледяной.
Смерть склонилась к изголовью:
— Ну, солдат, пойдем со мной.

Я теперь твоя подруга,
Недалеко провожу,
Белой вьюгой, белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу.

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
— Я не звал тебя, Косая,
Я солдат еще живой.

Смерть, смеясь, нагнулась ниже:
— Полно, полно, молодец,
Я-то знаю, я-то вижу:
Ты живой да не жилец.

Мимоходом тенью смертной
Я твоих коснулась щек,
А тебе и незаметно,
Что на них сухой снежок.

Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, не хуже дня...
— А чего тебе, однако,
Нужно лично от меня?

Смерть как будто бы замялась,
Отклонилась от него.
— Нужно мне... такую малость,
Ну почти что ничего.

Нужен знак один согласья,
Что устал беречь ты жизнь,
Что о смертном молишь часе...

— Сам, выходит, подпишись?—
Смерть подумала.
— Ну что же,—
Подпишись, и на покой.
— Нет, уволь. Себе дороже.
— Не торгуйся, дорогой.

Все равно идешь на убыль.—
Смерть подвинулась к плечу.—
Все равно стянулись губы,
Стынут зубы...
— Не хочу.

— А смотри-ка, дело к ночи,
На мороз горит заря.
Я к тому, чтоб мне короче
И тебе не мерзнуть зря...

— Потерплю.
— Ну, что ты, глупый!
Ведь лежишь, всего свело.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб уже навек тепло.

Вижу, веришь. Вот и слезы,
Вот уж я тебе милей.

— Врешь, я плачу от мороза,
Не от жалости твоей.

— Что от счастья, что от боли —
Все равно. А холод лют.
Завилась поземка в поле.
Нет, тебя уж не найдут...

И зачем тебе, подумай,
Если кто и подберет.
Пожалеешь, что не умер
Здесь, на месте, без хлопот...

— Шутишь, Смерть, плетешь тенета.—
Отвернул с трудом плечо.—
Мне как раз пожить охота,
Я и не жил-то еще...

— А и встанешь, толку мало,—
Продолжала Смерть, смеясь.—
А и встанешь — все сначала:
Холод, страх, усталость, грязь...
Ну-ка, сладко ли, дружище,
Рассуди-ка в простоте.

— Что судить! С войны не взыщешь
Ни в каком уже суде.

— А тоска, солдат, в придачу:
Как там дома, что с семьей?
— Вот уж выполню задачу —
Кончу немца — и домой.

— Так. Допустим. Но тебе-то
И домой к чему прийти?
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Все в забросе.

— Я работник,
Я бы дома в дело вник,
— Дом разрушен.
— Я и плотник...
— Печки нету.
— И печник...
Я от скуки — на все руки,
Буду жив — мое со мной.

— Дай еще сказать старухе:
Вдруг придешь с одной рукой?
Иль еще каким калекой,—
Сам себе и то постыл...

И со Смертью Человеку
Спорить стало свыше сил.
Истекал уже он кровью,
Коченел. Спускалась ночь...

— При одном моем условье,
Смерть, послушай... я не прочь...

И, томим тоской жестокой,
Одинок, и слаб, и мал,
Он с мольбой, не то с упреком
Уговариваться стал:

— Я не худший и не лучший,
Что погибну на войне.
Но в конце ее, послушай,
Дашь ты на день отпуск мне?
Дашь ты мне в тот день последний,
В праздник славы мировой,
Услыхать салют победный,
Что раздастся над Москвой?

Дашь ты мне в тот день немножко
Погулять среди живых?
Дашь ты мне в одно окошко
Постучать в краях родных,
И как выйдут на крылечко,—
Смерть, а Смерть, еще мне там
Дашь сказать одно словечко?
Полсловечка?
— Нет. Не дам...

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.

— Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.

Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда.

— Погоди. Резон почище
Я найду,— подашь мне знак...

— Стой! Идут за мною. Ищут.
Из санбата.
— Где, чудак?
— Вон, по стежке занесенной...

Смерть хохочет во весь рот:
— Из команды похоронной.
— Все равно: живой народ.

Снег шуршит, подходят двое.
Об лопату звякнул лом.

— Вот еще остался воин.
К ночи всех не уберем.

— А и то: устали за день,
Доставай кисет, земляк.
На покойничке присядем
Да покурим натощак.

— Кабы, знаешь, до затяжки —
Щец горячих котелок.

— Кабы капельку из фляжки.
— Кабы так — один глоток.
— Или два...

И тут, хоть слабо,
Подал Теркин голос свой:
— Прогоните эту бабу,
Я солдат еще живой.

Смотрят люди: вот так штука!
Видят: верно,— жив солдат.

— Что ты думаешь!
— А ну-ка,
Понесем его в санбат.

— Ну и редкостное дело,—
Рассуждают не спеша.—
Одно дело — просто тело,
А тут — тело и душа.

— Еле-еле душа в теле...
— Шутки, что ль, зазяб совсем.
А уж мы тебя хотели,
Понимаешь, в наркомзем...

— Не толкуй. Заждался малый.
Вырубай шинель во льду.
Поднимай.

А Смерть сказала:
— Я, однако, вслед пойду.

Земляки — они к работе
Приспособлены к иной.
Врете, мыслит, растрясете —
И еще он будет мой.

Два ремня да две лопаты,
Две шинели поперек.
— Береги, солдат, солдата.
— Понесли. Терпи, дружок.—
Норовят, чтоб меньше тряски,
Чтоб ровнее как-нибудь,
Берегут, несут с опаской:
Смерть сторонкой держит путь.

А дорога — не дорога,—
Целина, по пояс снег.
— Отдохнули б вы немного,
Хлопцы...
— Милый человек,—
Говорит земляк толково,—
Не тревожься, не жалей.
Потому несем живого,
Мертвый вдвое тяжелей.

А другой:
— Оно известно.
А еще и то учесть,
Что живой спешит до места,—
Мертвый дома — где ни есть.

— Дело, стало быть, в привычке,—
Заключают земляки.—
Что ж ты, друг, без рукавички?
На-ко теплую, с руки...

И подумала впервые
Смерть, следя со стороны:
«До чего они, живые,
Меж собой свои — дружны.
Потому и с одиночкой
Сладить надобно суметь,
Нехотя даешь отсрочку».

И, вздохнув, отстала Смерть.

Люблю возвращаться в Крым.

Не знаю, будут ли на этот раз стихи (это не особо предсказуемо).

А пока несколько стихов разных лет, написанных в Крыму и о нем.

*********************

ПЕРЕВЕДИТЕ ЧАСЫ
М.Волошину

В заповедном ущелье, откуда умчался туман,
обнажая подснежники, там, где отвесней, чем к морю,
нелюдимый и строгий властитель, царит Бабуган,
и укрыт Чатыр-Даг за своим же лесистым прегорьем,

где олень и кабан наследили широкой дугой
и прорвалась струя меж опавшей листвой и корнями,
мы баклагу наполнили талой прозрачной водой
и подвинули стрелки, на час приближая прощанье.

Мы спешили в дорогу – уехать скорей на восток,
чтобы впервые достичь твоего заповедного царства.
Но не только в обрывах и трещинах прячется рок –
в расписаньях автобусных скрыто не меньше коварства.

Так прости, если что-то в нас странно и вовсе не так.
Пусть, когда мы вернемся (к гнезду позабытому – птицы),
весь – раскрытой ладонью – протянется к нам Карадаг,
и прибой прошумит все, что в книгах не может вместиться.

**************************

Ты - Микеланджело святая тема,
     опора драмы,
ведь он боготворил мужское тело,
     оживший мрамор.

Бывает глина чувственной и влажной
     перстам покорной.
Но проявить возможно лишь однажды
     твой цвет и форму.

Ты - плоть и твердь, текущие сквозь годы,
     особый камень -
крепчайший сплав базальтовой породы
     с известняками.

Распознаю, мгновенно замирая,
     смещаясь длинно,
Внутри и над собой оживший мрамор.
     Ведь я из глины.

****************************

Можжевельник казацкий - лохматый,
можжевельник обычный - колючий.
Мы вчера пробирались низом,
а сегодня берем покруче.

С каждым летом мы все настырней,
с Чатыр-Дагом не церемонясь.
На подъеме рвали пустырник,
на яйле собрали лимонник.

Я в маршрутах невинна, как дева,
после века туристского топа,
и беру то вправо, то влево,
то и дело путая тропы.

Уж с шоссе так и тянет бровка,
под ногами – шорохи, хрусты…
А турбаза внизу – Сосновка,
хоть сосны кругом и негусто.

Нас встречал Александр Степаныч
строго: “Печку топите сами!”
Обустроил, как надо, на ночь…
Чуть к обеду – валит с дровами.

И всего там перепадало.
Здесь, в Крыму – пропадем неужто.
Шел троллейбус до перевала,
а захочешь - и до Алушты.

Я жевала чабрец и лаванду
и казалась себе овечкой,
но писала парню из банды,
чтоб готовил к свадьбе колечки.

“Все, что лепится, не без толка
посреди беспросветной скверны.
Я покличу серого волка,
чтоб служил царевичу верно.

Что коня он загрыз ошибкой -
время самое потрудиться.”
И царевич мой ждал с улыбкой
и меня, и коня, и птицу.

Вот пристало ему жениться
в пять минут - как только, так сразу,
хоть приданого у девицы -
сборник русских народных сказок.

*******************************

КАРАДАГ

Печаль о жившем здесь,
как о любом другом.
Печаль об этих скалах,
как о любых других.
А впереди – свобода.
Свобода выбрать ужасы подъема
по крутизнам.
Капризный детский крик:
жара, опасности, в сандалиях колючки.
Свобода этого не замечать,
но чуять хвойный запах взморья,
но чувствовать печаль об этих скалах –
что слишком быстро пролетают мимо,
раз преступленье входа в заповедник
уже совершено.

Безумье скал
почувствовать,
кружиться в хороводе,
безумном, каменном – вокруг Святой горы.
Издалека коситься на Сюрю-Кая –
которая главнее здесь вершина.
И снова жалобы и крики
про ноги стертые и про усталость.
Затем финал счастливый – Коктебель.

Потом, в бессоннице, нашепчет бес ночной.
. . . . . .
. . . . . .
Ну, так давай играть с огнем:
мечту о живших здесь,
мечту о живших там
пытаться привести к счастливому финалу
вслепую по неведомой тропе…

*************************

КАСТЕЛЬ

Ты осыпал меня облаком
желтой пыльцы
длинноиглой, разнузданной
южной сосны,
возбуждая ветра порывы.
Я любила мир,
порожденный Тобой.
Я любила миг,
сотворенный сосной.
Это было красиво.

Кружились варакушки и дрозды
вокруг моей ветреной головы.
Ведь окружают утесы и рвы
наш королевский замок.
В кирпичной кладке –
гнездовье ос.
Личинки жуков
слетают с волос.
Блажен, кто решился и перерос
край запредельный – амок.

Южнобережье –
вмести в ладонь!
Карусель теней –
пусти посолонь!
Тот, кто зажег в небесах огонь –
авантюрист был по крови.
Теперь и Ты - начало начал…
Он нам так много наобещал!
Да на прощание
завещал:
безумие без условий.

Пару раз в литературном сообществе объявляли темы о молодежных субкультурах. То, что я написала, видимо, имеет к этим субкультурам косвенное отношение.

Давно перестала писать стихи «о ком-то» или «о нас, людях». Лирическая поэзия живет по большей части там, где автор выражает свой внутренний мир, пропускает в него до самой глубины все явления и переживания, о которых пишет. Попытка кого-то пафосно учить, осуждать, разоблачать посредством лирической поэзии чаще всего приводит к художественным неудачам, если только не продиктована действительно мощным личным чувством.

Эпическая поэзия и проза живут несколько по другим законам. Но об этом в другой раз.

Итак, я написала в обоих стихах не о субкультурах, а о том внутреннем, что позволяет мне их понять, прочувствовать, выразить определенную часть их истоков.



Насмешливым взглядом презрительно смерьте,
блесните прикольной мыслишкой.
А девочка в сердце в обнимку со смертью
забилась, как с плюшевым мишкой.

Ее отпинали внезапно и грубо,
замучили словом ученым.
И черным накрашены ногти и губы,
и сердце закрашено черным.

Холодная кукла, глазищи больше,
по капле тепло отнимает.
И там, где вчера еще слезы душили –
сегодня лишь горло сжимает.

Я пела с надрывом, я плакала немо,
я видела тень на пороге.
Когда говорит во мне девочка-эмо –
на миг умолкают и Боги.

……………………
При агонии всякой империи
странным воздухом дышат люди.
Воплощение антиматерии
в человеке – в память о чуде.

Загоняют… Дай отстреляться им!
Что ж, потери миру не внове.
Это просто аннигиляция,
встреча разума с бешенством крови.

Стонет демон. Кто осиянней его?
Им разбросаны наобум слова.
Измерений лишних касания
проецируются в безумства.

Кто шепнет про волшбу вам древнюю,
кто раскроет личины власти?
Подымая драконий гребень,
не страшись и драконьей пасти!

В то же время, находя в этих образах свое, я чувствовала, что мои внутренние движения отражаются от чувств и состояний других людей. Ощущала с ними нечто общее. Ведь все мы – дети одной эпохи, просто несколько разные дети.

Я отправлюсь в иные страны,
сгинет странный запах бензина.
Буду жить в мечтах пиромана,
что сжигает в ночи машины.

Поминает прошлое Мара
у поверженного кумира.
Причастись моего кошмара,
поджигатель хрупкого мира!

Во скиту запалили стены,
опознав тебя слишком рано.
Затянули в ночи сирены
спозаранку стихи Корана.

Не желая страшного дара,
город спешно латает дыры,
но в костре сердечного жара,
как сарделька, лопнет от жира.

... коснулся сегодня моего супруга. Нам пришлось долго торчать у метро "Царицыно", поджидая съемочную группу (очередной раз доверились сладким обещанием телевизионщиков сделать и показать что-нибудь хорошее).

Уставши стоять, мы начали друг к другу интенсивно прислоняться. И растаявший от счастья супруг неожиданно произнес очень милый стих про слонов, которые друг к другу прислоняются.
Вот только не знаю, запомнил он его или нет. Когда домой придет, то выясним. Он ведь после съемок еще в театр побёг.

Если встанешь не с той ноги –
не сумеешь попасть на бал.
Мне учитель сказал: «Не лги!» –
хоть и сам он, возможно, лгал.

Ноги тащатся через гать,
и сомнение сердце жжет:
«Как же можно, скажи, не лгать,
если каждое слово лжет?»

Из-за синих цветочков лжи
выйдет ниток суровых жуть.
На кровавый край повяжи
кипятком закаленный жгут.

Как по свежей росе косить –
говорить средь простых сердец.
… никогда не боюсь спросить,
где же истина, наконец.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Если ты сегодня лжешь –
может, твой партнер хорош.
Может, он с тобою прост,
даже если гость со звезд.

Это тянется хвостом.
Очень может быть, потом
прилетит обратно ложь –
словно в спину острый нож.

Кто вернул ее тебе –
не судья твоей судьбе.
Не воспитывал, не мстил…
Тихо, буднично убил.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Если деревья – люди,
если они мечтают –
что этим людям будет
лучше, чем сбиться в стаю?

Если деревья помнят,
кто иссушил их корни –
кто эту память полнит,
болью питает черной?

Если деревья любят,
верят легенде древней –
значит, деревья – люди…
если не лгут деревья.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Закрыть глаза на застарелые шрамы,
зацеловать вас, заиграть, заласкать.
В плену у странного, забавного шарма
загадку вечную на круг загадать.

Вам снова кажется, что лгать вам по силам,
вам представляется забавной игра.
Зачем же плакать, разве вас я просила
настойку сладкую лакать до утра?

Напрасно шрамы раскраснелись в досаде.
Задачка – старость, переменная – страх.
За вашу славу иль забвения ради
фантазий мрачных да развеется прах!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Ветер? Нет – сердце змеем
Мудрым слова диктует:
Перекрещенье судеб
В песню сложить простую,
Как в берестяный туес.
Счет потерям потерян,
Но распахнется терем,
Где краса-Василиса
Прячет слова и числа.
И не сверят покражи
В ночь кощеевы стражи.
Ласково испытуя,
Песня жжет, если даже
Лжет и божится всуе
Ветер… Нет, сердце змеем…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Ты ушел, и мой мир
поглотила волна нищеты.
Ты ушел…
Сквозь обман,
сквозь раскол
я с тобой говорила:
Ты ушел, но уснуть не могла ни на миг
растворенная в Амрите сила.

Ты ушел.
Но осталась, как воздух, любовь,
не желая пространство
распять
иль сменить на иное.
Задыхалось земное,
и слово удушливо-злое
проступило, как соль,
ведь любви
не хватило ни всхлипов, ни слов.

Черным выплеском кровь
претворилась в вино и
рассмеялся рыбак и вернул
невеликий улов
в океан, в окаянство волны,
в окоема разгульную синь,
в бескорыстье сердец, в перехлест,
в перекрестье – прости, я открою
твой заклад.
Я попробую лад.
Ты
стенания струн не отринь.
Море Амритой вспень
или
горы в безвременье
сдвинь…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Средь твоей пустоты
формул невиданных зреют укромно соплодья.
От зарниц красоты
в пене вздымает крыла крутобедрая лодья.

Средь моей пустоты
быстрые миги застыли в слюде неизменной.
Золотой простоты
крылья вздымаются, светлой рожденные пеной.

Средь пучин пустоты
плещутся светлые крылья возлюбленной Лады.
Тихо молят листы:
сон этот снова продли, а иного не надо…

Я буду размещать в этой теме избранные стихи участников сообщества «Поэтические игры», которым выражала «поэтическую симпатию» (одна из очковых игр сообщества).
Это, конечно, далеко не всё, что мне нравится, из опубликованного в сообществе, и в дальнейшем лист может пополняться.

Снус

Триптих «Яблоня»

Я люблю ее цвет в городах по весне
Белым, розовым, смелым кричит на ветвях
Лижет ветер листву весь в пыльцы вине
Она кружит в мечте о плодовых днях
На закате ее аромат так наивно-чист
Я хочу посвятить ей вот этот лист

Яркое солнце светит, играет, кричит бурля
Яблони в танце, по ветру бежит земля
Ясностью неба на лицах играют этюды для
Ярых ценителей яблочных соков "Я"
Я позову тебя милая, добрая, яблоня
Я пропою тебе слово, простое как сон коня
Я полюблю всю планету за миг. Не зря
Яблоня встретилась мне как моя заря

Мне окошко в яблоневый сад
Где каждый день заяблочивши небо
На яблоками сломленных ветвях
Играет ветер с яблоновым хлебом
Здесь яблонь силуэты так стройны
Что солнце-яблоко проходит не касаясь
Их яблочно-прозрачной вышины
И в яблочко лучами попадает
Под тяжестью всех яблок вниз склонясь
По стеклам яблоня стучится до меня
И в яблочных отсветах прояснясь
Вся яблонность струится бытия


Feniks-poetry,

Велено тебя позвать с собой
И катать всю ночь по лунным горкам.
Горько? - подтвердили люди: "Горько!"
Знать, что не проснешься ты седой.

Утекает голос в два ручья -
В пустоту у самого запястья.
Хочешь узел развяжу на счастье?
Хочешь будет новая ничья?

Велено топить губами лёд
И впиваться в темноту зубами,
Но костры, сожженные кострами,
Презирают будничный полёт.


Utopist

Война

Вспоминая войну, уже
Выросший из молодых седин,
Прячу, стыдясь, генеральский жезл,
Выковавший победы, среди
Побед разрывается чей-то шаг
На слезинки погоста, с больной росы
Отпадает поклоном, собой шурша,
Память – как голова с косы.

Тень теперь играет не на ноже,
Это ярко радует – столько раз,
Когда свет улыбки на вираже,
А не горящее облако рвётся в глаз.
Когда листья, захлёбываясь в поту,
Уже не вымазывают в крови,
Когда средь любых смертельных потуг -
Не дозваться смертей, сколько ни зови.

Только память, казалось, и рвётся с жил,
Искривляя пространство, и время вспять,
Оборачивая к зеркалу – «так я жил»
Среди и лиц и взглядов, что ныне спят.
Только это – тягучее, как ковыль,
Остальное всё светит, стекает с лет.
След грядущего, правда, спешит, увы,
Из песочницы раскопав скелет.


Васильев_Иван

Стиральная машина жуёт носки часами,
Торчащая пружина в диване меж телами,
Давно прогнивший телек заплесневел местами,
И пыль из под постели кругами за глазами
Осела, не сдаётся, рисуя свои тени,
С маразмом юность бьётся, пусть волю поимели,
Наверно ненормален..Нет, всё идёт по плану
Хоть мир почти реален, но жить мне ещё рано...


Василий_Алоев

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

Голоса, голоса, голоса,
Лай собачий и крики ворон.
В это утро в родные леса
Заявился со свитой барон.

Ловят волки ноздрями крутой
Запах псов и людей, конский пот.
Воздух утра пропитан бедой.
Смерть – богиня всех волчьих охот.

Стая рвётся из леса в овраг,
Поле там, за оврагом, жнивьё.
А в лесу, каждый куст – это враг,
Где в засаде охотник с ружьём.

Словно впилась в загривок оса -
Пуля, волк завертелся и взвыл.
Но, увидев бегущего пса,
Он, ощерившись, в стойке застыл.

Вдалеке вожака властный вой,
Слух матёрого волка ласкал.
Он отстал. И, теперь, - только бой.
Страха нет - грозный рык и оскал.

Лают псы. Их теперь даже три.
Рассчитать нужно верно прыжок.
Злость в глазах, отраженье зари,
И охотничий слышен рожок.

Боль забыта. Подсед и бросок.
И полёт над полеглой травой.
Шерсти клок, мяса сладкий кусок,
Визг собаки, воинственный вой.

За мгновение - лязг челюстей.
Волка рвут два охотничьих пса.
Он не чувствует хруста костей.
Волчью шерсть намочила роса…


Крокодилыч

Шесть лет. За лето по морщине
На лбу, на теле - только раны.
Как роспись бога на личине,
Шесть лет. За лето по морщине.
Смерть... Смерть - как повышенье в чине,
И вновь поход в чужие страны...
Шесть лет. За лето по морщине
На лбу, на теле - только раны.


pretty2dangerous

Помада цвета крови
И стрелки на глазах...
Ещё так много боли,
Немых порезов страх.
А волосы растреплют
Холодные ветра.
Душа мечтою бредит:
Жива или мертва?
И джинсы её рваны,
Как и её душа,
И мыслям нет преграды,
И трудно ей дышать.
А день за днём так пусто
В том городе ночном-
Там, где пылают чувства,
Там, где чужой - свой дом,
А в нём душа закрыта-
Четыре лишь стены,
Через решётку видит
Серебряные сны.
Мечты её туманны,
Далёки, как покой,
Желанья часто странны,
Затушены водой.
И кеды вновь наденет,
Шнурки под цвет огня.
Быть может кем-то бредит,
А жизнь её - тюрьма.
Проснувшись на рассвете,
Открывши вновь глаза,
Всё видит в сером цвете-
Покатится слеза.
Единым лишь движеньем
Её она смахнёт.
Улыбка. Настежь двери.
К друзьям-врагам идёт...

Добавлено дополнительно:


Coletta

Дневник небесный свой я открываю,
А в нем отметки - двойка, три и пять.
Да, за "ботаниками" я не успеваю
Уроки мира у природы перенять.
Дневник небесный не похож на школьный,
Хотя в них что-то родственное есть.
Он ЖИЗНИ учит, чтобы, ей довольный,
Ты смог науку правнукам прочесть.
Усталый дядя, главный мой Учитель,
С иконы бросит одинокий взгляд...
Дарите людям радости, дарите!..
И знайте - время не вернуть назад...


Niphredil_Tinuviel

Мы вместе так давно, а может так недавно...
Часы остановив, смотрю на облака...
Минуты, годы , дни – всё это так забавно -
Мгновения любви в глазах часовщика...

Мы год ...иль полтора знакомы – ах, как чудно!
Линейкой расчертив всю жизнь, слагаю я
Тот день, когда в кафе нам было слишком людно,
С той ночью, что с твоей сроднилась тень моя...

ЧуднЫх сложений счёт беспечно перепутав,
Остановлю я ход космических светил:
Ты подарил века мне счастья за минуту,
В секунду нежности весь мир с лихвой вместил!


Дмитрий_Фангорн

И лишь пережить эту зиму, и север
в окалине глаз.
Как снег бережет пожелтелую землю,
меня берегла.

И если когда не узнаем друг друга -
не надо о том.
Осенним кленовым листом прямо в руку
упала ладонь.

Останется оттиск прожилок и впадин.
Меня же, старик,
оставь ей на память, а если не надо –
к себе прибери.

Мой давний знакомый, такая погода,
и целая жизнь.
Не надо полсчастья, оставь мне полгода,
чтоб все завершить.

Из всей этой жизни я знаю на память
лишь несколько лет.
Мой старый попутчик, я мыслил губами
на этой земле.


Еж__

-"здравствуй". чмок в щёчку,
нажать на пульт, упасть на диван - устал
любовь в рассрочку
приевшийся ритуал
-"привет. ужин грей"
смотреть в окно, курить ментоловый Vogue
и пусть он не Грэй
и ты не Ассоль - ничего
зато - все ладно, зато - уютно и завтра пойдём в кино.
сегодня четверг, значит ночь принесёт пятнадцать минут любви.
не нужно каких-то далёких высот, синица в руках - живи.
зато спокойно и каждое утро - чмок в щёчку и ничего.

==============

По какому принципу выбраны эти стихи?

Читать далее...

Начало цикла статей "Искусство как магия..."
Начало 4 части

В этой области, в создании сложных и замысловатых «звуковых формул», поэзия наиболее тесно смыкается с магическим заклинательным – заговорным искусством. И те, кто это знают и владеют некоторыми дополнительными сведениями из этой области, поддаются иной раз на соблазн построить тайный знаковый ряд сознательно… создать второй магический текст, используя слова основного, внешнего.
Я по жизни сталкивалась с такими ситуациями и сама не удержалась пару раз от подобного приема – и хочу сразу разочаровать тех, кто хотел бы пойти этим путем. Результат вряд ли будет представлять собой что-то значительное в искусстве. «Волшебный текст», выстроенный сознательно, предназначен по большей части вовсе не для человеческих ушей. Вы можете очень серьезно что-то сдвинуть в мире, решить свои проблемы или создать новые… Но у искусства несколько иные правила.

От множества людей, по-настоящему увлекшихся литературным творчеством, мне доводилось слышать одно и то же. Написанное часто становится пророчеством – прорицанием! Жизнь может полностью перевернуться, если увлечение становится достаточно серьезным.
Но мощное воздействие искусства на жизнь не требует сознательных магических приемов, которые могут иной раз помешать наивному, интуитивному процессу.

Основная движущая сила, которая позволяет создавать тексты, сильные в художественном отношении и действенные в каком-то ином измерении – это сила желания, устремления, переживания и мысли. Именно внутренний настрой в процессе творчества одушевляет и окрыляет его, если можно так выразиться, на макро и микроуровне.
Главное условие успеха очень простое.
Текст произведения должен вполне соответствовать действительным мыслям и переживаниям пишущего!
А как же вымысел, фантазия, освоение общественных и прочих проблем, просвещение окружающих ради их блага? Они будут успешными, если пишущий обладает сильнейшей волей и желанием перевоплотиться в того, о ком или от чьего лица пишет! Если фантазия становится как бы второй жизнью – эта жизнь может оказаться острее и увлекательнее первой, собственной.
Ложь, лицемерие, отчуждение убивают текст. Неблагоприятно на нем сказывается недружелюбие или желание покрасоваться, кому-то что-то назидательное растолковать, сверху и походя решить чужие вопросы. Лишь самая крайняя и глубоко личная боль может придать некоторую ценность «обличительному» произведению. Игра в боль и волнение души не пройдет. Вспомните, что актеры, многократно играющие на сцене умирающего героя, зачастую расстаются с жизнью достаточно скоро.
«Второй текст» всегда расскажет о подлинном внутреннем мире автора… А подсознание читателей его уловит и отреагирует соответственно. Даже если автор применит высокопрофессиональные и магические приемы формирования глубинного уровня, какая-то досадная мелочь вроде случайного созвучия, промелькнувшей между словами и строками какафонии и непристойности выдаст его с головой. И вранье введет в заблуждение лишь тех читателей, кто сам «обманываться рад»

Вот еще интересный пример творческой мотивации, из текущих бесед об искусстве с участниками поэтического сообщества.
Человек излагает (конспективно) основы своего мировоззрения, а потом говорит: хочу передать это знания другим средствами искусства.
В предыдущих очерках я рассказывала, как сама около 20 лет назад вернулась в поэзию с подобной же целью – может быть, мои идеи были выражены не так развернуто и были не столь оригинальными, но намерение было аналогичное – передать другим людям то, что я думаю и чувствую, средствами искусства.
Я уже рассказывала, к чему это привело: мало-помалу я стала получать – с одной стороны – средства к развитию поэтики, творческого поиска, и знакомства для продвижения в литературной среде; а с другой стороны – возможность глубже понять сложность и опасность темы, за которую взялась.
Взятый курс закрутил на годы на десятилетия! Внутренняя восприимчивость и готовность учиться помогли не сломаться в самые тяжелые моменты, когда «заклинания» выходили из-под контроля и выносили в беспредельно опасный поток открытых космических конфликтов. В какой-то момент я вела себя в этом потоке глупо и вызывающе, и это привело к весьма тяжелым последствиям. Позже пришли кое-какие знания, постепенно переходящие в систему. А потом пришлось понять, что испытания могут приходить неоднократно, на разных уровнях, когда ты уже чувствуешь себя как бы и в безопасности под чьим-то надежным крылом. Как-то выкрутиться и снова чувствовать себя в безопасности, до новой встряски.

Но мой вариант – лишь один из множества возможных. Совсем не факт, что этот же в точности сценарий ждет кого-то другого. Допускаю, например, и такое развитие событий:
автор начинает выполнять свой план – передать мировоззрение методом искусства. Действует искренне, горячо, усердно. Приходят к нему, опять же, и помощь в освоении нужных средств, и… более глубокое понимание, уточняющее первоначальную позицию. Но готов ли человек к изменению самих «опорных точек», или они останутся жестко фиксированными по «ключевым пунктам»?
«Поэзия вся – езда в незнаемое», – сказал великий поэт. Вся, вот в чем дело. Езда в незнаемое, а не провоз багажом заранее знаемого, расфасованного в контейнеры ярлыков и словарных границ. По знаемому – формулы можно писать, алгеброй сверять гармонию. Незнаемое – оно и есть незнаемое. Что в нем делать «со своим самоваром», со своим умно-глубокомысленным знанием, облеченным в пункты и формулировки. Не потому ли и, по выражению иного гения, «поэзия глуповата»: практика научила, что вдохновенным пером водит вовсе не то, что вначале человеческое существо с умным видом собиралось выразить?

Впрочем, бывает и хуже. Да, упрямство в «отстаивании исходной позиции» по отношению к демону вдохновляющему ведет к недостатку взлетности. Но противоположная крайность – полет без ограничителей и оглядки на собственные ценности и цели – иной раз приводит к еще более серьезным неприятностям.

(Продолжение следует).

Начало цикла
Начало 4 части

Впрочем, главное «средство выразительности», которое привело к отрыву поэтического текста от музыкального сопровождения – это, видимо, открытие письменности. Записанные буквами тексты потеряли особенности живого звучания… И благодаря этому в соревновании записанных и переписываемых текстов победить неизбежно должны были те, которые в самой структуре текста и звучании слов оказались способным донести максимум воздействия.

Средства воздействия стихотворного текста можно разделить на две основные группы: смысловое и звуковое воздействие. К первому относится содержание стиха, построение фразы, смысловые оттенки слов и их сочетаний, и так далее. Ко второму – ритм и созвучия. В идеале звуковое и речевое строение совершенно сочетается со смысловым воздействием.

Ритм передается в первую очередь через поэтический метр: длину строки и чередование ударных и безударных слогов. Из классической русской поэзии нам более всего известны силлабо-тонические формы стиха, что означает одинаковое количество слогов во всех строках (с точностью до безударного окончания) и постоянное количество безударных слогов между ударными.
Я читала, что в наши дни такая форма стиха жива и активно разрабатывается едва ли не в одной только русской (славянской?) поэзии, тогда как на Западе безоговорочно победил верлибр.
Ослабление ограничений приводит, с одной стороны, к силлабическому стихосложению (постоянное общее число слов в строке) или к тоническому (постоянное число ударных слогов, или стоп, но число безударных слогов в них может быть различным).
Силлабический строй развивался в языках, не имеющих сильного акцента на ударном слоге. Естественно, что все слоги при этом воспринимались одинаково. В средневековой русской литературе также известен жанр повествования, написанного силлабическим размером. Естественно предположить, что такой текст распевно скандировался на публичном представлении.
Тонический стих стал очень популярным в Серебряном веке русской поэзии. Сейчас он воспринимается как довольно обыкновенный.
Надо обязательно заметить, что принцип одинакового числа тех или иных слогов в строке еще не означает, что оно будет одним и тем же во всех строках стиха. Стихи с регулярным чередованием длины строк (например, 5-стопная строка сменяется 2-стопной) также могут быть отнесены к силлабо-тоническим.
При снятии все большего числа ограничений мы постепенно приходим к свободному стиху – верлибру. Чем менее формальных ограничений, тем более сложной, а не простой, становится задача для мастера, который теряет таким образом ориентиры и точки опоры и должен перейти к чисто интуитивному процессу построения фразы и строки.

Слишком велико искушение сравнить ритм (метр) стихотворения с ритмом естественного движения. Наиболее ритмичным и увлекательным в этом смысле следует признать сексуальный контакт. Не удивлюсь, если по обращению поэта с метром стиха можно достоверно судить о его предпочтениях в этом интимном деле. Например, приверженности монотонным классическим ритмам может соответствовать склонность к длительному процессу также с постоянным, мало изменяющимся ритмом. Любовь к чередующейся длине строк может сочетаться с большей изощренностью и изобретательностью. Автор свободного стиха вряд ли предсказуем… а банальное отсутствие чувства ритма, заставляющее как попало сбивать строку, вообще не чувствуя размера, у слабого любителя, вполне может сочетаться с неврозом.

Но это всего лишь пикантный пример, не претендующий на сведение поэзии к «замещенному либидо». В действительности ритм, регулярный, чередующийся, сложный, неровный и всякий прочий – один из важнейших аспектов мироустройства. Колебательные процессы пронизывают разные уровни Вселенского Бытия – он звезд и галактик до микромира. Подчиняются таким же ритмам клетки и органы нашего организма. Поэтому определенное ритмическое построение текста может исцелить или внушить тревогу, загипнотизировать или вывести из транса.

Ритм – это не только основной метр стиха. Реальная структура текста включает дополнительные ударения и пропуски ударений, не нарушающие основной схемы. А так называемый свободный стих может быть построен по более сложным схемам, которые слишком сложно вычислить, и поэтому оценивать их приходится чисто экспертно (сильно – слабо, нравится – не нравится).
Имеют важное значение границы слов и фраз. Более традиционно соразмерять фразы и их структурные единицы со строками. Но иногда стихотворение сознательно строится на несовпадении границ лексических и метрических. Если сделать это плохо, стих будет просто звучать коряво. При мастерском построении создается крайне своеобразный текст: как бы раскованно прозаический, но и необычайно гипнотичный, так как ваше внимание постоянно перескакивает на следующую единицу текста, не успевая осмыслить преподносимое.

Суммарно все эти особенности образуют интонацию стиха.

Конечно, важнейшие ритмы, как и в музыке – это ритмы, характерные для человеческого организма (не только физического, но и более тонкого). Но там, где автора волнуют проблемы более сложного характера, затрагивающие разные стороны мироздания, в его творениях могут отражаться процессы любого характера… впрочем, чем они отдаленнее от обычных человеческих сфер влияния, тем меньше найдется любителей у такого творчества.

Звуковой строй стиха отнюдь не менее важен, чем ритмический. Возможно, он не играл такой роли в песенную, скальдическую, былинную etc. эпоху. Каждый звук о чем-то сигналит телу, душе и духу.
Из формальных приемов наиболее известны рифмы и звукопись. Рифма – это в основном концевое созвучие строк. Но она принимает и более сложные формы, когда рифмуются разные части разных строк. Иногда используется полная рифма – глубокое созвучие целых строк или их существенных частей.
Из приемов звукописи упоминают по большей части аллитерацию, усиленное употребление одного или нескольких звуков.
Такая звукопись бывает малозаметной и ненавязчивой (часто обнаруживается, например, у Пушкина), может быть подчеркнутой (яркий пример – ранний Пастернак) и откровенно завораживающей, и наконец, безвкусно преувеличенной, переходящей в какафонию и скороговорку (граница определяется экспертным путем, на слух по большей части).
Но повторение определенных звуков, их нагнетание, сознательное или инстинктивное – лишь малая доля того, что в действительности происходит с поэтической строкой. За явным текстом рождается иной раз второй, третий, четвертый и более слой. За словами языка звучат тени слов других языков, древних или нечеловеческих. Этот теневой эффект можно в какой-то степени сравнить с обертоновыми эффектами в музыке.

От чего же зависит появление таких «дополнительных текстов»?

Продолжение

О жизни сочная малина!
Путь восхитительно далек.
Немножечко окситоцина –
и ты влюбленный мотылек.

Тебе подарит дочь и сына
жизнь, как неслыханную честь…
Совсем немного эндорфина,
чтоб их проказы перенесть!

Для полноты – рецепт старинный:
ловя угрозы на лету,
добавить в кровь адреналина,
бесстрашно заступить черту.

Всё это яростно сжигая,
в конце откинуть, как балласт…
Вот счастья формула простая,
она соскучиться не даст.

PS перестраховочное примечание: все названные в тексте вещества самостоятельно вырабатываются организмом в указанных жизненных ситуациях.

Начало

Искусство жестоко, хотя и прекрасно.

Оно вовлекает нас в некий «тайный орден», ни о чем не предуведомляя.
Мы думаем, что «волшебные звуки и краски» – это образ такой, метафора, переносное выражение.
Между тем сам по себе условный образ – это ведь тоже волшебство. Вот оно как! Перенося свойства одного предмета на другой, мы уже совершаем магическое действие. Называя другого человека «солнышком», говоря, что «в груди горит пожар», восклицая «где его черти носят»… Да-да, всё это весьма глубокие и неоднозначные слова и выражения.

Искусство стократно увеличивает силу воздействия приемов, которые достаточно сильно действуют и просто будучи примененными в быту.

Попробую начать с наиболее простого и наименее спорного – со связи средств искусства с физиологией и психикой. То есть с рациональной, материалистически объяснимой «магии».
Музыка, к примеру, воздействует не только на электрические колебания в нервной системе, но и на внутреннюю структуру клеток. Ее «слушают» даже нити ДНК, искривляясь и структурируясь под воздействием ее гармоний – как, впрочем, и под воздействием грубых, раздражающих звуков.
Мне кажется неслучайным, что юность – время наибольшего увлечения музыкой. Ведь клетки тела высоко активны, устремлены к реализации программы размножения, и музыка буквально впитывается молодым, энергичным и сексуально озабоченным организмом. Чем старше люди, тем чаще раздражают их музыка!

Изобразительное искусство в большей степени воздействует на высшие способности и устремления. Зрительное восприятие может быть в существенной степени связано с религией и другими проявлениями духовности. Конечно, в религии также используются текст, музыка, пение. Но вспомним: более всего споров, конфликтов, расколов, запретов в религии возникало из-за различных изображений – рисованных и скульптурных.

Текст, разумеется, более всего связан с мыслью, с общением, передачей информации.

Что же из себя представляет в этом смысле поэзия? Она соединяет в себе качества текста (информации) со своеобразной музыкой речи, элементами звукового воздействия.

Если сравнить действие поэзии с прозой, с одной стороны, и музыки, с другой – то мы увидим, что это вид искусства, соединяющий интеллектуальное восприятие с глубоким телесным.
Надо также отметить, что наиболее традиционная поэзия сочеталась с элементами гармонической музыки. Песенное искусство, видимо, древнее «чисто поэтического». Опять же, в крайне широком смысле: пение с инструментальным сопровождением и без него, скандирование-выкрикание, эпический рассказ под музыкальный аккомпанемент и т.д.

Интересно – почему же в дальнейшем поэзия вполне «оторвалась» от музыки, создав наряду с неизменной популярной в народе песней особый жанр?
Вижу лишь один ответ: она нашла такие средства выразительности, средства воздействия, которые не только не нуждаются в музыкальном сопровождении, но и «предпочитают» его отсутствие, чтобы воздействовать выпукло и мощно сами по себе.

Продолжение

… строкой, предложенной для поэтического турнира. Франсуа Вийон, в свою очередь, обессмертил эту строку своей балладой…

"Je meurs de seuf auprès de la fontaine")
В переводе эта строка звучит как «От жажды умираю над ручьем» или «От жажды умираю у ручья».

Турнир в Блуа, на котором впервые были написаны стихи на эту тему, продолжается поэтами разных стран и времен. Контекстный поиск показывает, что и в рунете регулярно проводятся конкурсы или проявляется личная инициатива в этом направлении.

И вот этот выдающийся Боян (слово это здесь да прозвучит не просто как падонкафский сленг, а с некоторым оттенком высокого «Боян бо вещий…», да, вот именно так всё смешалось в нашей странной жизни) дошагал до «Поэтических игр», которые также объявляли конкурс на эту тему.
http://www.liveinternet.ru/community/2115022/post75219270/

И так уж получилось, что попытка отыскать в этой идее что-то для себя «зажигающее» привела к довольно злой сатире…


NN

От жажды умираю над ручьем
твоих, о Мастерица, сочинений!
Ты трудишься над строчками без лени,
рифмуя смело молоко с дерьмом.
Ты утопила стих в бадье с вином
невнятных ударений и склонений,
хоть посещали некогда твой дом
Поэзии волнующие тени.

Ты упиваешься тщедушным злом,
скелеты страсти строя на арене.
Стенаешь вслед увядшей бледной тени:
«Когда б взбодрилась вслед брела б за нЁм!»
Ты пишешь, как перед твоим окном
весь мир раз двадцать оттоптал колени,
но спят, не дочитав, тяжелым сном
Поэзии волнующие тени.

Вершишь пороков мерзостных погром,
чужих свидетельница преступлений,
потоки жалоб и нравоучений
рождая то и дело за столом.
Взгляни на тех, кто смог в себе самом
найти источник общего смятенья:
их осеняют бережно крылом
Поэзии волнующие тени.

От жажды умираю над ручьем
напыщенных, холодных сочинений!
Живой воды не освятили в нём
Поэзии волнующие тени.


Надо сказать, что стих не посвящен однозначно тому человеку, который его навеял. В этом качестве он был бы достаточно необъективным пасквилем, так как в любом творческом пути есть взлеты и провалы, а к тому же мы вряд ли имеем право резко судить чье-то творчество, его тематику и мотивы.
Под некоей абстрактной NN четко и обостренно сформулировано то, что я не люблю в искусстве и что искусством не считаю.

Вот и всё.
И довольно об этом.
Пора выполнить свое обещание и продолжить писать о поэтической технике не только как о явлении эстетическом, но и как о магическом процессе.
Это не так уж просто – тем более стоит собраться и сделать усилие…

Продолжение

Если встанешь не с той ноги –
не сумеешь попасть на бал.
Мне учитель сказал: «Не лги!» –
хоть и сам он, возможно, лгал.

Ноги тащатся через гать,
и сомнение сердце жжет:
«Как же можно, скажи, не лгать,
если каждое слово лжет?»

Из-за синих цветочков лжи
выйдет ниток суровых жуть.
На кровавый край повяжи
кипятком закаленный жгут.

Как по свежей росе косить –
говорить средь простых сердец.
… никогда не боюсь спросить,
где же истина, наконец.

Снова память болезненно рада
перейти в летний вечер простой,
подышать глубиной перепада
между зеленью и чернотой.

Устраняя банальности в тоне,
опознать высшей воли следы
в проявлении первой звезды
на темнеющем синем картоне.

Всплески пьяного смеха и слов,
жаркий выдох прошедшего лета
совместить с позабытостью детства
и с курортных тоской вечеров,

где о мол бесконечны удары,
и на шум их, на голос ничей
наложились и заумь гитары,
и внезапность руки на плече.

(Из старого...)

Начало

Кажется вовсе не удивительным, что общение с себе подобными вдохновляет на более интенсивное творчество. Произведения других авторов подталкивают к собственной активности.
Однако за много лет, то переходя от компании к компании, то надолго оставаясь без литературного общения, я убедилась, что воздействие окружения в некоторых случаях происходит не только на уровне обычного побуждения. Импульсы переходят от поэта к поэту иной раз и «бесконтактным» путем.
Вы спросите: а как отличить работу твоего сознания и подсознания от невидимого и по-настоящему «бесконтактного» духовного импульса? Отвечу: в некоторых случаях стихи пишутся как ответ на вопросы, которые будут заданы завтра! Иногда несколько человек, связанных постоянным общениям, пишут нечто созвучное одновременно. Например, однажды мне позвонил некий П., который переживал разрыв с дамой своего сердца Т. (с обоими поэтами я общалась на Стихи.ру) и целый час меня допрашивал – из-за того, что какой-то мой шутливый стишок показался ему написанным по мотивам их с Т. интимного диалога. Ему казалось, что Т. со мной делится личными дталями, а я издеваюсь над их отношениями, используя прозвучавшие между ними в драматический момент слова и выражения. Но подначками занимался, скорее всего, проказливый дух, следивший за нашими взаимоотношениями в то время. Я списала бы такие странности на простое совпадение, если бы они в итоге не складывались в систему. А система в целом не ограничивается полем поэзии, ее цели и методы воздействия существенно шире.

Кроме общения прямого, важную роль играют и отношения с Предшественниками. В традиционной системе Родовых ценностей Предшественники играют роль «замещающих Предков». Это люди, которые являются для вас маяками, путеводными вехами и звездами в овладении тем или иным важным делом. Как и Предки, они могут жить и действовать рядом с нами, а могут находиться по ту сторону и вдохновлять невидимым образом.
Отвлекаясь в сторону собственно от проблем Искусства, замечу, что система христианских крещений через крестных родителей, молитвенных обращений к Богу через т.н. святых – это как раз система замещенных Предков. С точки зрения изначальных, действительных и по сей день Божественных законов, она лишь полузаконна. Обращение к Предшественникам само по себе – элемент необходимый. Отказ от прямой связи с прямыми кровными Предками противоречит Божественным законам, под какими бы прекрасными мотивами оно не продвигалось. Но это так, к слову.
Вернемся к Предшественникам. Увлечение творчеством великих поэтов, изучение деталей специальной техники не просто помогают научиться большему – они создают эффект «прямого подключения» к слою, в котором решается будущая судьба в искусстве. И позиция: «Я гений, и мне не нужны ни школа, ни авторитеты!» – заведомо глухая и тупиковая.

В предыдущем очерке я рассказала об «игровой» инициации, произошедшей со мной около 20 лет назад. За ней последовала инициация религиозная («Хочу рассказать о Божественной вести, звучащей в моей душе!»), и затем пришло время для инициации «цеховой»: спустя месяц после начала нового пути обстоятельства свели с другими любителями, через них произошло вхождение в атмосферу литобъединений, затем продвижение в среду профессионалов и полупрофессионалов… и каждый шаг сопровождался определенным изменением собственной техники и стиля.

С тех пор прошло не просто много времени… Основной интерес моей жизни за это время бесповоротно сместился в сторону духовного действия и постижения, и я не считаю критически важным, писать или не писать стихи, и как именно часто писать. Я знаю, что источник побуждающего импульса по-прежнему существенно зависит от круга общения, но не вижу явной прямой заинтересованности в том, чтоб непременно писать больше и чаще.
Стрелка отношений с поэзией явным образом сместилась с позиции «зависимость» (хочу получить) к состоянию чистой любви (благодарю и приношу жертву). Я люблю то, что уже создано в искусстве за тысячелетия, и то, что создают другие, и всё, что удалось мне самой, и что еще может быть написано. Если я перестану писать, то мне хватит того, что уже получилось; если напишу еще, то это доставит радость.
Но осталась естественная зависимость побуждающего импульса – вдохновения – от круга общения и отношений с ним.

В начале этого года из-за этих самых удивительных явлений я попала в глупейшую ситуацию, из которой искренне пытаюсь выбраться, но пока безуспешно. Меня пригласили поиграть в т.н. «Поэтические игры»… Одно из сетевых сообществ. Как обычно, новый круг общения побудил достаточно много писать. Но спустя пару месяцев по-настоящему творческие импульсы, почерпнутые в этом окружении, себя исчерпали, а отношения стали тяготить.
Я сделала несколько попыток просто отвлечься и заняться чем-то другим… и обнаружила, что образовалась привязка уже внелитературного характера, которую не так легко разорвать. Обычное дело, так очень часто случается. В следующих очерках я буду подробнее анализировать саму ткань и магическое предназначение стиха, и тогда, возможно, удастся объяснить, что порождает и поддерживает подобные связи.

Пытаясь разобраться с ситуацией и ее перспективами, я почувствовала, что стоящий на полке туесок с рунами готов предоставить небольшую подсказку насчет ближайшей очковой игры в сообществе. Со строгим условием – это должна быть ровно одна руна, не более.

Читать далее

=======================================
Обсуждение на форуме "Кольцо Славии"

Начало

Ездой в незнаемое назвал поэзию Маяковский. Он же описал «внутренний гул», возникающий перед тем, как приходит стихотворение. Внутреннее побуждение, конечно, у каждого разное, и развиться оно может много позже, чем начинаются первые опыты в искусстве. Я начала его с какого-то момента ощущать в виде определенного внутреннего толчка, удара… мгновенное знание: из этого что-то получится. А то – не более чем обрывок строки или образ… или занятная ассоциация. Таких тысячи. Но зажигание срабатывает выборочно.

Начинается дело обычно с более простого: желание «написать стихи». И чаще всего (думаю, не ошибусь) с подражательности и соревновательности. Тем более что первичный навык доступен практически всем, кто стихи читал… особенно кому в детстве читали.

Вникая чуть детальнее, я бы выделила три основные мотива для занятий искусством, которые могут присутствовать и одновременно:

– Подражательность: другие пишут (поют, пляшут) и я тоже хочу попробовать и научиться. Другие – это могут быть известные авторы, а может быть сосед по парте. Сосед даже больше побуждает: пишет он не очень складно, а его кто-то уже похваливает… подумаешь, я тоже так могу. Я даже лучше могу. И если у тебя стало получаться уже достаточно «складно», и желающих похвалить становится больше, то подражательная идея заводит дальше: а не стану ли я, ёлки-палки, поэтом?
Сейчас это не настолько привлекательная заманка, потому как общественный рейтинг поэзии упал уже ниже плинтуса, сборники стихов современных авторов книжные магазины и на прилавок не кладут, чтобы место не занимали. Место на прилавке – еще какие деньги, сборники стихов их не отбивают. А вот когда я в школе училась, «поэт» звучало очень гордо и громко, что-то вроде культовой фигуры.
Можете ли вы понять чувства В.Высоцкого, которого вся страна переписывала с магнитофона на магнитофон, его фильмы и тем более спектакли на Таганке пользовались бешеным спросом… а он всерьез комплексовал на тему, «можно ли его считать поэтом»? И когда ему книгу стихов издадут? Наверное, не можете, увял веночек «капризной дамы поэзии».
И тут, с одной стороны, оно и как бы хорошо – меньше желающих зариться на немодные лавровые венки; а с другой – ну раз ты уже такая потрепанная и поношенная дама поэзия, то кушай что дают и радуйся нашей бешеной активности по осеменению тебя новыми формами и прочим беспределом, качественным и количественным. Где нет большого Олимпа, там можно понастроить множество маленьких, заскакивать на них на детской лошадке и радоваться.
А и пускай. За профанацией мотива внешнего, и отсутствием серьезной общественной оценки, тем интереснее будет рассмотреть остальные мотивы.

– Вдохновение. Человек одержим самой формой самовыражения. Ему хочется говорить, петь, плясать стихами. Писать, печатать, читать друзьям, публиковать в газете. Но главное – творить, сочинять. Не то чтобы это было гарантией результата… Может получиться нечто мало привлекательное, и заработаешь репутацию графомана. Но это очень важный момент – вдохновение, творческий импульс. Без него никуда. Бывает, что уже и признание есть… а вдохновение куда-то делось. Начнешь какую-то ерунду без настроения из себя выдавливать – самому противно станет. Не думаю, что надо подавлять в себе потребность в искусстве, если она есть. Можно найти себе читателей из числа родных и друзей, или просто для себя что-то написать, в качестве развлечения. (Я, например, время от времени что-то для себя рифмую и через минуту не помню, «что это было».) Не стоит только надеяться на то, что эта активность «сама собой» перерастет в нечто гениальное и общепризнанное. Всегда есть моменты инициации, которые определяют судьбу, и есть целенаправленные усилия – и по развитию творчества, и по преодолению мощных кризисов. Раньше, кстати, поэт начинал писать юным, проявлял максимум таланта, будучи еще очень молодым, а потом чаще всего не доживал до старости. Почему? Однозначного ответа нет… Но может быть, и потому, что шел путем сильного мага, но без сознательного посвящения.

– Самовыражение и миссия. Потребность нечто донести до других. Вот это, на мой взгляд, в десятку. По-хорошему вот этот третий мотив, сочетаясь со вторым, всё в основном и решает. И они крепнут и закаляются в борьбе с первым – бессмысленным и суетным по большей части. Они переводят стрелки с идеи «хочу быть поэтом» на определенное: «я поэт». И мысль: «А как мне этого достичь?» – переходит в «А что мне с этим делать?»
Если за душой у «афтара» нет приличной миссии, то она подменяется чем попало…

И вот здесь самое время вспомнить об интересующем нас магическом аспекте. Миссия искусства не может определяться произвольно. Она может быть рождена в союзе с мировыми силами. Извините, что так громко, но это «самая правда». Я не стала долго топтаться на месте, раз уж начала именно с этой темы и вынесла ее в заголовок своих очерков.
Пока даже очень одаренный и вдохновенный автор сосредоточен на идее «как мне стать знаменитым», или «как мне научиться хорошо писать», все усилия, знания и навыки будут уходить в песок. Концентрируясь на мысли о поэтическом своеобразии, авторы изобретают «особенные приемы», как-то невероятно перекручивают строки и слова и этим надеются «войти в историю», но это остается интересным небольшой тусовке. На саму по себе идею «хочу летать» так же не наработаешь крыльев, как за идею «хочу типа красивый автомобиль» не получишь зарплату. Мир посылает тебе зерна вдохновения, имея в виду какие-то свои весьма непростые цели.
Так же неважно обстояло дело с «общественно значимой» поэзией, как и с остальным «искусством соцреализма» в советское время. Социальный заказ приводил к довольно плачевным результатам в большинстве случаев – кроме тех, когда автор искренне вдохновлялся своей темой, и она становилась его личным знаменем и болью.

Читать далее
=============
Обсуждение на форуме "Кольцо Славии"
http://slavya.ru/rings/viewtopic.php?t=2589