Несколько лет назад мы пошли с Инной гулять в Лужники.
Вышли из метро Воробьевы горы и двинулись к канатной дороге: придумали переехать через Москву-реку ту сторону, а там развернуться в обратную сторону и дойти до Парка Горького.
У нас была любовь, секс и всё такое.
Я тащил в рюкзаке бутылку Массандровского портвейна Белый – тут, наверное, важна каждая мелочь.
Сделали по паре глотков из горлышка, поцеловались, прошли еще метров десять, отошли от метромоста уже метров семьдесят, если не сто, и она остановилась – я подумал, что сейчас опять будем целоваться или выпивать – но она отодвинулась от меня на пару метров и стала озираться.
- Странно, – сказала растерянно – ну как я могла это забыть, а вспомнила вот сейчас.
Правильнее, чтобы дальше рассказ пошел от первого лица:
- Мы с папой пошли тогда гулять именно сюда – на набережную.
И представляешь, с тех пор не вспоминала ни разу, а забыть же такое нельзя, невозможно – но представила вдруг в деталях только сейчас.
Погулять вместе с ним получалось не часто, и я радовалась, как ребенок – да мне и было тогда лет девять-десять.
Год это был, наверное, где-то 80-й, никаких этих Горбачевых, перестройки, Ельцина и всей дальнейшей хуйни и представить никто не мог. Взрослые считали жизнь душной и скучной, а мне было прекрасно всё, кроме разве что школы.
Стояла теплый ноябрь, и мы шли от метро – тогда горы были Ленинскими – к Большой спортивной арене поесть шашлыка. Наверняка папа брал под это дело грамм сто какого-нибудь коньячка: это были взрослые дела, в их мире это было обычно и нормально, я об и не задумывалась.
Наступили сумерки, дневной свет еще был, но зажглись фонари.
И тут в небе над концом аллеи появился большой яркий шар – цветом солнца, но не слепящий. Мы шли как раз в тут сторону и увидели его одновременно.
Само небо было темным, и тут он возник – просто внезапно и неоткуда.
- Смотрите, солнце, – воскликнула женщина, шедшая сзади неподалеку от нас.
- Ага, а вон и второе, – согласился отец: слева, откуда-то из-за Мосфильмовской появился еще такой же, но держался выше первого.
- Ой, а что это? – ахнула тетя.
Оба объекта быстро снизились, сблизились и зависли впереди метрах в трехстах. Отец, как ты знаешь, физик, и сказал, что диаметром они метров по шесть.
Они не слепили, но видно было очень хорошо.
Папа сказал, что хорошо бы нам сейчас исчезнуть, но идти было некуда.
И так же внезапно, как появились эти два яйца – в смысле, balls – но не очень быстро, от них на нас пошла невысокая стена почти прозрачно тумана, искрящегося как бы снежной изморози.
При этом стенка отчетливо сдвигалась влево, взметаясь к дальнему от нас бордюру дороги: тому, что у реки.
Этот иней бился о бордюрный камень и взметался вверх.
Было очень похоже на работу поливальной машины, но только это была не вода, и никакой поливалки не было.
- Дезинфекция, что ли? – задумчиво произнес отец.
Как физик, папа, наверное, предполагал, чем всё это может быть.
И, наверное, думал, что это что-то военное.
Сегодня при подобных обстоятельствах соотечественники говорят уебываем, но, повторюсь, убегать там с траектории движения этого тумана было некуда.
В ту пору у реки, кроме ошалевшей тетки, проходило еще несколько граждан, и они застыли, зачарованно глядя на явление.
Понятно, что так же зачарованно слушал и я, даже не доставал бутылку, чтобы не перебить мысль. Сама же Инна говорила всё это как бы в трансе, совсем не глядя на меня и по сторонам, а как бы посматривая в себя.
- И тут, – сказала она и посмотрела наконец в ту сторону проезжей части, о которой шла речь, – за этим туманным инеем появился грузовик, точнее самосвал. Скоро они приблизились, и мы увидели, что их четыре, они шли колонной.
Таких машин больше не встречала ни до того, не после. Ну, наверное, и немудрено. Они были похожи на карьерные самосвалы, видела в каких-то документальных фильмах. Ну, у таких высоко задран зад кузова.
Только совсем непохожи на наши обычные.
Во-первых, грузовики были небольшими: чуть больше микроавтобусов FIAT или FORD /тогда, конечно, в СССР и микроавтобусов таких не было, это я сейчас могу сравнить/, с низким широким кузовом – и видно было, насколько это мощные машины. Во-вторых, фары. Тогда таких в СССР просто не было. Намного ярче галогенных: свет залил всю набережную, стало светло, как солнечным летним днём. Но они не слепили. Показалось, что кабины пусты: там не сидел водитель. Машины не ревели, а шли совершенно бесшумно. Очень широкие колеса с глубоким рельефом. Но главное – они не касались этими колесами асфальта, а как бы плыли над ним сантиметрах трех или в пяти.
Это я рассказываю так долго, а катили-то они быстро – и прямо на нас.
Я встревоженно смотрел на Инну, а она продолжала:
- Я хотела отпрыгнуть, но сзади стоял отец, и я натолкнулась, от подхватил меня, чтобы оттащить, но не успел.
И грузовик не сворачивал, но кабина у него пошла волной, огибая меня, и так весь борт: самосвал ехал прямо, а его борг и кусов огибали нас с отцом, вминая в себя столько стали, чтобы до нас оставалось по 10-15 сантиметров. То есть, его железный бок прогибался и вминался, чтобы не коснуться нас. Самосвал проехал вперед, а второй остановился, не доезжая. Встали и остальные.
А из кабины первого подошел человек в комбинезоне – в СССР тогда таких не видела – ну и не знаю, человек ли.
Улыбнулся – я могла бы сейчас приврать, что у него и рта-то не было – но он улыбнулся смущенно и сказал:
- Извините нас, пожалуйста. Только сказал это не словами, а как-то иначе, но с папой услышали это в головах, мы потом сравнивали.
- Ничего, – ответила я, – бывает. К тому времени я уже прочитала книжку про Холдена Колфилда, и мне хотелось быть взрослее, независимее и интереснее. К тому же человек мне понравился – если это был человек.
- Понимаете, – продолжил он виновато, – мы очень торопимся.
Только опять сказал не голосом.
- Ерунда, – поддержала я странного водителя, – мир. Хотите мороженого? – а у меня в руках было шоколадное в шоколаде и ореховой обсыпке по 28 копеек.
- Помню, – вышел я из ступора, – Это Лакомка, очень вкусное.
Мне папа купил, и пока шли от метро, успела отъесть примерно треть. И вот стояла с обгрызенной трубочкой.
А этот не удивился, и тому, что я в такую погоду ем мороженое – было около 0, для Москвы зимой тепло – и не удивился тому, что предложила.
Сказал спасибо – и опять не голосом, взял мороженое и пошел к кабине.
Было ужасно интересно, как он сядет в кабину, из которой не выходил – и я смотрела.
А он не садился. Не открыл дверь, не хлопал. Зашел за свой самосвал спереди, и тот сразу рванул – за такое время это могло быть только прямо через этого с мороженым.
Остальные три машины пошли догонять, только не стали извиваться – а мне очень хотелось увидеть снова – а просто нас объехали, да и папа сразу втянул меня на газон на обочину. На дороге никто не лежал – ни в комбинезоне, ни без.
Тут могла бы приврать, что комбинезон был серебристым – но он был просто красиво светло-бежевым. В чем-то подобным ходят англичане в Африке.
Отец никак не комментировал, и мы просто смотрели вслед.
И через каких-то пятьдесят метров они столкнулись. Просто въехали друг другу в зад.
Грохота не было, это вообще были тихие ребята.
Теперь могу сказать, что тише американца у Грэма Грина.
А там послышался звон битого стекла – как когда на кухне упадет несколько стаканов – и поднялся опять этот туман из инея.
Отец побежал туда – он же был молодой – а я осталась ждать, было страшно увидеть кровь, все эти оторванные руки, разбитые головы, мозги и кишки, а мы же шли на шашлыки.
Но папа позвал меня оттуда, и я медленно побрела.
Не было ни крови, ни тел, никакого железа, а только куча стеклянных кубиков – теперь скажу, что размером как лед для коктейлей, чуть крупнее.
От них поднималось немного тумана из инея.
- Слушай, давай сегодня без шашлыка? – попросил отец.
И объяснил, что перенервничал и устал: сначала эти шарики на небе, потом чистящий дорогу туман из инея, меня на его глазах чуть не сбил грузовик, который и искривляется в пространстве, и сам его искривляет, а теперь еще и эта авария без трупов и обращение стали в стекло.
Я, конечно, согласилась, что с трупами было бы лучше, веселее и привычнее, и пошли домой: на сегодня нагулялись, да и для новых впечатлений оказалось многовато, хотя посидеть в кафе и мяса и хотелось.
- А мороженого тебе не жалко было?
Я честно ответила, что нет, но от компенсации не откажусь.
Папа сразу просветлел и пообещал купить и новое мороженое, и что-нибудь вкусное к ужину: например, пару пачек пельменей и майонез или сметану: порадовать еще и маму. Понятно, что тогда в брежневской Москве мяса всё равно особо не было – только в кафе, почему мы туда и пошли.
Я развила наступление и потребовала еще и лимонада – и отец, конечно, согласился.
- Две бутылки! – закрепила успех.
- Да, это справедливо. А как ты думаешь? Кто это были? – осторожно спросил он.
- Ну, инопланетяне, наверное: не ангелы же.
Папа-физик и тогда материалист, с облегчением согласился.
О том, за каким фигом им понадобилось высаживаться из летающих шаров на стадионе в Лужниках, чистить инеем грязную слякотную, и естественно, в окурках дорогу, мы, к сожалению, обсуждать воздержались.
Кстати, когда мы стояли у кучи стеклянных кубиков, золотые шары растаяли в небе на наших глазах.
А дома, пока мама ушла на кухню варить пельмени, папа позвал меня в кабинет, он показал мне один из кубиков. Сказал, что сразу, пока ждал, как я плетусь, своровал его в карман пальто. Я спросила, сколько он их вообще взял, но пока поклялся, что только один.
- Но почему же только один? – заныла я.
- Так ясно же было, что очень скоро наедут менты, всё оцепят, будет и КГБ, эти, может и первыми приедут, и Курчатовский, и наш ФИАН, и еще кто-нибудь из Академии, и из таких контор, про которые я не знаю, и слава Богу.
Помнишь, я не раз тебе рассказывал, что есть места и люди, с которыми лучше не знакомиться.
- Конечно, помню. А почему это?
- Ты запоминай и не спрашивай, а то познакомишься.
Так вот, нас бы сразу увезли, а все эти остались бы фотографировать и собирать урожай – причем по одному камушку в специальные кофры и, наверное, со свинцовыми стенками.
- А нас домой?
- Вот же балда у меня растет – рассмеялся папа – нас увезли бы сразу на Лубянку, а может и в один из специнститутов. И развели бы по разным комнатам, где задавали бы десять тыщ вопросов, ответы на которые будут потом сравнивать эксперты.
- А почему нельзя сидеть рядом? Ты бы подсказывал мне, где неправильно, так было бы быстрее.
- Именно поэтому же – и папа опять рассмеялся, но уже невесело: им нужно понять ситуацию: кто как увидел, а детали всегда разные – особенно если это девочка и кандидат. Поэтому я тебя и утащил: надо было делать ноги, и ты лишилась шашлыков, зато сейчас ты обретешь пельмени и лимонад. А я лишился пива и конька – но это нестрашно, потому что есть дома – а мог бы и любимой дочери.
- Меня бы вам не отдали?!
- Дурочка – тут папа захохотал уже искренне – это меня могли не вернуть.
- Да что же это за стекло такое? – тут я взяла у него стеклянный кубик и впервые стала серьезно вертеть и смотреть сквозь него на лампочку, но папа сразу кубик и отобрал.
- Смотреть можно, но только не прямо через него, а трогать пока не надо: мы же пока ничего про это не знаем: ну, скажем, вдруг это оружие. А может быть, он радиоактивный. А может быть, это вообще работает так, как на Земле пока не знает никто в мире. Например, они сильны только все вместе, а я – по честно скажу, глупости – забрал один, и свойства изменились. Может быть, это вообще не стекло, а какая-то органика. Может он вообще живой.
Видя, как я раскрываю глаза и рот, папа быстро сказал:
- Ну, это я просто рассматриваю возможности. Давай договорю, а то нас сейчас позовут – а при маме про всё это молчок, запомни.
Пойми, дело не в кубиках, хотя они тоже очень важны. Но вот что за шары мы видели, и что это был за странный человек на самосвале, который как-то управлял машинами, хотя и не сидел в кабине. Я спросил тебя сразу там на месте, и ты сразу ответила, что инопланетяне.
То есть, пойми это четко: мы оказались контактерами 1 и 2 рода, то есть видели полет НЛО и его спуск для, вероятно, высадки десанта. И мы разговаривали с пришельцем, рассматривая его вблизи. Это уж я даже не знаю какой уровень: хорошо если третий – а то вдруг и 9-й. Я не знаю, что он успел с нами сделать: ты дала ему мороженое – а что успел сделать с нами он, начиная с момента, когда выгнул самосвал рассеивающими линзами разной кривизны и обнюхал нас в нескольких смененных ракурсах и экспозициях. И уж конечно, не знаю, какая аппаратура, размещенная в борту самосвальчика, нас обследовала – а это, несомненно, научная лаборатория.
И зачем они напоследок расколотили линзы – вероятно, перед нами лежит осколок. Надеюсь, что им просто нельзя оставлять нам образцы такой техники.
Кстати, восхищаюсь этим Мистером Комбинезоном. Смотри: за ними погоня, они удирают непонятным мне способом – возможно, именно нырнув под брюхо своего Буцефала, но непонятно, как и куда он вынырнул потом – и он задерживается на пару минут, чтобы сосканировать нас, добрав еще пару экземпляров в коллекцию. Настоящий ученый – или, может быть, коллекционер.
И вот теперь представь, что нас застают рядом с этой уликой. Может быть, именно те, кто гнался за сваливавшими напрочь самосвальщиками:
- Здравствуйте, дорогой Матвей Леонидович! Вы что-то так неловко разбили? А эта милая девушка – ваша дочь? Представьте нас, пожалуйста. Очень приятно.
Это если группа погони за самосвалами и захвата была не из костоломов.
Понятно, что взять пришельца невозможно – но дураки из армейской разведки, если это были они – этого не понимают и считают, что их профессиональный уровень и сила им помогут, а то и спасут.
Ой, прости – я, наверное, тебя напугал. Пойдем ужинать и помни, что о наших делах нельзя говорить никому.
/ждите окончания/
https://maxnicol.livejournal.com/2883302.html
