Йель не сомневался, что он скрытый гей, который никогда не отважится на каминг-аут
"Мы умели верить" Ребекка Макккай

Молодой человек, швейцарец из обеспеченной семьи, сын владельца механических мастерских, воспитанный отцом в уважении к наукам, но к механике склонности не питающий, а увлеченный медициной, отправляется на учебу в Англию. Где знакомится, а после близко сходится с молодым блистательным поэтом Перси Биши Шелли. Виктор, простолюдин, хотя из обеспеченных, благоговеет перед аристократизмом своего друга, наследного баронета, и преклоняется перед его талантом.

Шелли, впрочем, жизнь ведет стесненную, с семьей он не в ладах. Не то, что окончательный разрыв, но непримиримые противоречия и в итоге вовсе не тот уровень достатка, на какой мог бы рассчитывать по праву рождения. Все они находятся под впечатлением новых идей, хотя Франкенштейна больше привлекают естественнонаучные, вроде месмеризма и опытов с электричеством, которые можно, нет - нужно поставить на службу прогресса человечества, а именно - заставить отступить самое смерть. Он, видите ли, убежден, что надлежащим образом приложенный электрический разряд достаточно большой силы может оживить мертвецов.

Молодого же поэта, более привлекают идеи женской эмансипации и нового типа человека, рожденного и воспитанного свободной образованной матерью. Для воплощения своих идей он даже берет шефство над юной сестрой одного из своих приятелей, вследствие обнищания семьи вынужденной искать работы. Нет, - говорит Шелли, я стану образовывать Гарриэт, а вашему жестокосердному отцу буду выплачивать отступного в размере ее предполагаемого недельного жалования плюс гинея сверху.

Стоит ли говорить, что уроки закончатся побегом молодых людей и венчанием в Гретна Грин (ах, Биши такой душка). Меж тем Виктор, который не впечатлен матримониальными порывами любезного друга, но помешать им никак не может, с головой уходит в работу. Благо, с деньгами проблем нет, скоропостижная смерть сестры и отца сделала его наследником значительного состояния. В оборудованном на берегу сарае, молодой натуралист кромсает и сшивает трупы, пропуская через них гальванические разряды. До поры с нулевым результатом, пока однажды мертвец в самом деле не оживает.

Вы уже поняли, что за основу своего романа Питер Акройд взял сочинение Мэри Шелли. В худших компиляторских традициях постмодернизма свалив в одну кучу героя и его создательницу, ее красавчика супруга - постойте-постойте, вы разве не называли девушку Гарриэт? Все так, но Гарриэт утонет, а на смену ей, к вящей досаде героя, практически мгновенно явится куда более интересная и образованная Мэри, дочь знаменитого философа Годвина, к тому же.

Для людей, знакомых с биографией Шелли, вольность, с какой английский писатель, обращается с ней, сродни действиям, производимым Франкенштейном над кадаврами, имевшими несчастье попасть в его очумелые ручки. Не удовлетворившись одними супругами Шелли, Акройд запихивает в повествование еще и лорда Байрона, и собственно всю виллу Диодати. Старательно воссоздает атмосферу "дыша духами и туманами" готического романа, убивая руками существа женщин, которых демонстративно не любит (ни одного отдаленно привлекательного женского образа) и одного мальчика-слугу, которого столь же явно вожделеет.

Ну что сказать? Трудно было быть геем, не имеющим смелости для каминг-аута в девяностые прошлого века. Но, для беспринципных компиляторов тогда было раздолье. Хорошо, что тип постмодернистского романа, со включением реальных исторических персонажей, авторскою волей обреченных вести себя как идиоты (в лучшем случае) или злодеи (в худшем) - хорошо, что этот литературный пустоцвет сам собой отпал.

Некоторым оправданием такого рода сочинений может служить их (довольно сомнительная) просветительская роль. Некоторым оправданием вивисекторству господина Акройда - его одержимость идеей возможности породить жизнь без участия женщины - я теперь не только о несчастном мертвеце "Журнала Виктора Франкенштейна", но и о гомункулусе из раннего романа "Дом доктора Ди". Все-таки созидание, даже такого извращенного толка, лучше разрушения в чистом виде.

Известно, что успех приходит к тому, кто оказывается в нужное время в нужном месте. Вы не можете угадать верного времени, но можете всегда находиться в нужном месте.

Это не прямая цитата, но то главное, что я запомнила и вынесла из книги двадцать лет назад, когда лежала со сломанной ногой дома и читала в первый раз. Совсем не то, что довелось пережить Кингу который начал ее до аварии, а заканчивал после выписки из больницы и серии мучительных операций. Однако когда в туалет или на кухню добираешься на костылях, в любом случае лучше понимаешь автора.

И меньше досадуешь на него за то, что вместо очередного романа получила пособие по писательству. Хотя, чего уж там, думала про себя: Вот зачем эта книга? Ну ладно я, кингоманка с детства и все (вообще все) у него читаю, но других потенциальных поклонников учебник только оттолкнет. Все хотят интересных историй, быть писателем никто не хочет,. Как я ошибалась и как в очередной раз оказался прав Стивен Кинг.

Он уже тогда знал что на рубеже эпох из миллиардов грамотных выделятся миллионы пишущих. Еще ни массового интернета с его потребностью в контенте не было: ни платформ авторского самиздата: ни соцсетей, где сегодня всякий творит образ виртуального себя. Ни, блин, блогеров с их сотнями тысяч читателей. И каждый когда-то делал первый шаг, всякий нуждался в совете и поддержке от человека, который умеет.

"Как писать книги" знают даже те, кто Кинга не читает вовсе (да, есть и такие люди). Потому что желающих научиться писать много, а это пособие по мастерству от самого успешного сегодня автора. Согласитесь, есть разница между советами как стать богатым и знаменитым от никому не известного товарища, и монографией о писательстве человека, чьи книги примерно треть века лидируют в списках бестселлеров, а снятых по ним фильмов и сериалов так много, что начнешь считать - собьешься.

Это слушаешь как интересный роман, потому что написано увлекательно, с мягким (а порой грубым) кинговым юмором, потому что советы творческого толка перемежаются воспоминаниями, в которых небожитель Кинг предстает человеком из плоти и крови, в точности таким как ты. Потому что прочитана аудиоверсия Игорем Князевым, лучшим на русскоязычном пространстве исполнителем аудиокниг.

В голос расхохоталась над: "Моя гладильная доска, будучи матерью пятерых детей в ожидании еще одного, никогда не убирается" в наушниках - аккурат во время, нет, не глажки, мытья полов и на вопросительный взгляд дочери пересказала эту фразу ей, и снова смеялась. Преимущество аудиокниг в том, что позволяют читать все время, следуя одному из главных кинговых советов: много писать и много читать.

Писательских амбиций никогда не было, но всегда хотела рассказывать о книгах, все одергивая себя: это несерьезно, куда тебе с суконным рылом в калашный ряд и всяк сверчок знай свой шесток. А когда окончательно поняла, что не могу молча думать в себя - случилось это через двенадцать лет (!) после "Как писать книги", то немалым утешением стала фраза оттуда: "Если пишешь (книги, или картины, или лепишь, или поешь – все равно), кто-нибудь обязательно попытается тебе внушить чувство стыда за это".

Возвращаясь к книге, первая мемуарно-биографическая часть: детство и первые шаги в сочинительстве страшилок для мальчишек уличной компании. Подростковый возраст - практика в школьной газете, спортивный хроникер в местной прессе. И все время рассказы, рассылаемые в журналы, и отказы-отказы-отказы от редакций. Юность: кое-что публикуется, но этим не заработаешь, а семью кормить надо, работа в прачечной, почти отчаяние. И продажа прав на "Керри" за немыслимые четыреста тысяч. Ура!

Вторая "Что такое писательство" и третья части "Как писать книги" - это разговор о ремесле вроде совета избегать наречий, и на что обращать внимание при написании диалогов, какое время суток лучше отдавать писательству, как вычитывать и править текст. Вообще огромное количество лайфхаков, которые помогут всем, кто хочет научиться писать. Кинг лучший. Не только романист, но и учитель.

Писательство – это не зарабатывание денег, не добыча славы, женщин или друзей. Оно чтобы подняться вверх, достать, достичь. Стать счастливым, вот что. Стать счастливым.

Так как производство сабель было налажено в Гардаре только тысячу лет спустя, саблежуйным тиграм времен Фимбулвинтера было нечего есть, и они вымерли от голода. Тогда же вымерли и скалозубые тигры, но те уже со смеха над саблежуйными. Так у пещерных белок больше не осталось естественных врагов. Что касается врагов сверхъестественных...

Есть книги, прекрасные во всех отношениях., "Горм, сын Хёрдакнута" из их числа Сюжет сложносочиненный разветвленный. Автор блещет интеллектом и эрудицией,. Равно хорош с трагедией и комедией, с боевыми сценами, описанием хмельных пирушек и движений трепетной девичьей души. Стилистически великолепно и разнообразно. Мир подробно прописан и вызывает доверие. Герои живые, поступки их мотивированы.

Все так, а книга и автор пребывают в безвестности. То есть, как раз широко известны, но в крайне узком кругу Знаете. великий математик Эйлер для иллюстрации конъюнкции, дизъюнкции, отрицания, импликации как предикативных отношений необходимости и достаточности использовал простые графические диаграммы, которые называют кругами Эйлера (или эйлеровыми огурцами, в менее почтительном варианте). Примерно так это выглядит:

Так вот, у Петра Воробьева, создавшего мир "Наблы Квадрат", поклонники есть, но исчезающе мало, потому что это группа, должна находиться на пересечении множеств ценителей боевого фэнтези, фанатов скандинавской мифологии, интеллектуалов, участников ролевых игр. Любовь к суровому скандинавскому фолькроку не обязательна, но приветствуется.

Признайтесь, среди ваших знакомых с такими не густо. Я не знаю. как сейчас обстоит с ролевыми играми, но отчего-то кажется, что эта субкультура оставила позади пору своего расцвета. Ого! Теперь знаю, спасибо интернету, ничего не прошло, живут и здравствуют в таком разнообразии, о каком я в своем книжном бункере и помыслить не могла. Ну, по крайней мере, без читателей Петр Воробьев не останется - интуиция подсказывает мне, что большинство участников как раз удовлетворяет заявленным требованиям.

О книге. Она, впрямь, хороша. Остросюжетная историко-философская фантастика, при работе над которой автор вдохновлялся эпическим романом Сигрид Унсет "Кристин, дочь Лавранса" . Место действия далекая вселенная. Любое пересечение социокультурных реалий с нашими следует относить за счет адаптации посредством уже известного: не создавая понятийный аппарат с нуля, поместить героев и действие в известный контекст скандинавской, славянской, византийской культур.

Основные герои Горм заглавия в сопровождении снежного пса, начинающий свой путь совсем юным, к финалу убеленный сединами и увенчанный славой. Есть еще принцесса Тира, своенравная и опасная, но невероятно обаятельная. И шаман Утопил гарпун (вот он моя лапочка в книге, и не потому гарпун утопил, что растяпа, а потому что в момент, когда собирался ударить кита, из-под брюха его вынырнул дитеныш).

Отличная книга. Но редактирование и некоторое сокращение объема могло бы расширить круг читателей. Хороший потенциал при незначительном (в сравнении с уже сделанным) вложении энергии превратит предикат возможности в предикат необходимости - это к вопросу популярности. К слову: "Разбой" Петра Воробьева из той же серии "Нобла Квадрат", хвалили.

Город встает на марш
силой в тысячу звезд
на свободе я буду говорить видениями
без затмения
Я копье в руках солнца

Как вам стихотворение? Вот и я думаю, туфтовенькое. А можете представить, чтобы подобное, будучи выложенным в сеть, мгновенно стало вирусным, обрело статус знамени политического протеста и народы империи уже на другой день двинулись бы на площади, распевая его как гимн? С трудом? Я тоже.

То есть, кто их знает, этих тейксклаанцев, может в рамках имперской эстетики так и должна выглядеть поэзия, вдохновляющая массы. В таком случае мое мышление не имперское, про "в глухой провинции у моря" кажется стократ лучше, и раз уж вспомнили Бродского, то единственную по-настоящему вирусную (во всех отношениях) строку его поэтического наследия назвать могу: "не выходи из комнаты, не совершай ошибки" - хотя она прямо противоположна по смыслу.

Обычно не перечитываю на русском книг, прежде читаных в оригинале, даже призеров международных литературных премий - роман Аркади Мартин лауреат Хьюго 2020, напомню. В этот раз не устояла, потому что перевел Сергей Карпов, который не только принял участие в переводе "Бесконечной шутки" Уоллеса (о чем все благополучно забыли, увенчав лаврами сверхинтеллектуала одного лишь Поляринова), но и соло перевел "Иерусалим" Алана Мура, грандиозный во всех отношениях: художественные достоинства, глубина, сложность, объем.

Потому перечитала. И нет, из умеренно хорошей книги даже самый лучший перевод шедевра не сделает. "Память, что зовется империей" недурная НФ, тяготеющая к космоопере с чертами детектива, внятной феминистской повесткой, проблемами иммиграции и явлением культурной апроприации, а также отменной гей-толерантностью и лингвистическими игрищами - всем, что сегодня в литературном тренде. Моя проблема в завышенных ожиданиях.

Читая на английском, мирилась с тем, что значительная часть эстетической составляющей мира Тейксклаана ускользает за пределы восприятия в силу несовершенства владения языком. То есть: "Ух ты, как у них тут изысканно, а будь я носителем языка, так и вовсе наверно задыхалась бы от восторга". Вот роман явился в хорошем переводе, и понимаю, что просто красот для читательского счастья мало, за ними я к Кэтрин Валенте пойду, у нее и "Космоопера" (шорт Хьюго 2019) покруче будет, к тому же еще местами уморительно смешная. А за линвистикой, семантикой и прочими языковыми вывертами - в "Посольский город" Мьевиля"

Я, правда, не понимаю, как можно на полном серьезе писать о том, как трое молодых людей, одна из которых чужачка, "варварка", а двое других сотрудники секретной службы "асекреты" - как они вступают в противостояние с империей, выходя из него лишь слегка встрепанными. Такова несокрушимая вера в торжество закона и порядка, и справедливости в целом у американских авторов?

На деле бывает совсем иначе. Человек хрупок и смять-сломать его ничего не стоит. Да просто отменив часть привычного комфорта. Это я ничего еще не говорю о смене квартиры на тюремную камеру, о физическом и психологическом насилии. И хорошие американские писатели понимают это не хуже российских. А так почитать на пару-тройку вечеров, пойдет

он падает вниз. Но упругий слой
воздуха его возвращает в небо
"Осенний полет ястреба" Бродский

Нет женщины, которая хоть чуточку, хоть совсем ненадолго, не была влюблена в Михаила Козакова. Я дважды, сначала Зурита в "Человеке-амфибии", потом Грег в "Безымянной звезде". Трижды - не актерская ипостась, так режиссерская в "Покровских воротах": "Что вы говорите, это снял тот красавчик, который всегда играет злодеев?"

"Безымянной Звезды" и "Покровских ворот" было бы довольно, чтобы войти в историю русского кинематографа, и искусства вообще. Но были ведь еще театральные роли и режиссерские работы в театре, которых широкая публика не знает, хотя бы в силу удаленности от столиц и эфемерности театрального спектакля. А как он читал стихи. И свои писал, и сценарии, и пьесы, и прозу.

"Третий звонок" это Козаков прозаик, мемуарист и автобиограф. Абсолютно не комплиментарный к себе, не желающий казаться лучше, чем есть. Порой создается впечатление, что он намеренно на себя наговаривает, стремясь выглядеть хуже. Мы не готовы к такого рода предельной откровенности исповедального толка, надо бы приукрасить, добавить лака и позолоты, зачем о себе так? Но вот он такой. Козаков, которому ничего никому не нужно уже доказывать, он все доказал своими работами.

Книга начинается в период жизни, который Михаил Михайлович позже оценивал как свою трагическую ошибку - решение о переезде в Израиль из ощетинившейся враз ежиными иглами России девяносто первого. Ему пятьдесят семь, актерский век недолог, да и не нужны первоначальному дикому капитализму роли, в которых мог бы блистать. Примерно то же с режиссурой. В личной жизни не то, чтобы хорошо. После крушения предыдущего брака, женитьба на женщине четвертью века моложе себя, рождение сына, для которого элементарно не можешь достать детского питания.

Все вместе, все в клубок, и вот Израиль. Он, еврей на четверть, не то, чтобы никогда не ощущал никогда себя от колен Израилевых, но вовсе бесконечно от этого далек, да к тому же чудовищная врожденная неспособность к языкам. Первая роль Тригорина в "Чайке" , сыгранная на иврите - если и не ад, то уж чистилище. Чувствуешь себя дрессированным медведем, на потеху публике катающимся на роликах. Тон желчный, злобный, язвительный, обиженный.

И ты, читатель думаешь: Полно, вы ли это? Мой блистательный герой, хозяин жизни, лощеный денди, неприступный аристократ. Да у людей, подобных вам, на всякий непредвиденный случай должно быть заготовлено по десять тысяч страховок, а во всяком месте, где потенциально можно упасть, подушки безопасности. Ан нет. Он актер, а роли, по которым у нас создается впечатление, не идентичны личности. Нет-нет, все и здесь, в конце концов, наладится. Он умничка и талантище, а маленькие Мишка и Зоя, рожденная уже в Израиле - те. ради кого стоит жить и работать.

Воспоминания о встречах с людьми знаменитыми и не очень. О знакомстве с поэтами, оказавшими серьезное влияние: Давидом Самойловым, Булатом Окуджавой, Иосифом Бродским. Бродского Козаков обожает, и это не то, чтобы взаимно. На всем протяжении знакомства поэт бывал с ним скорее груб и нелицеприятен. Ну вот как-то так, не все, кого мы любим, платят нам тем же. Но и об этом он рассказывает спокойно, не пытаясь смягчить или приукрасить колкостей И.А. в свой адрес. Интересно, о Высоцком отдельной главы в книге нет, при том, что были они хорошо знакомы и общались, и тот привез ему из Америки переданную Бродским книжку с дарственной надписью.

Прозаические опусы и драматургия, пьеса "Черкасский и другие" о семейном клане знаменитого актера, готовящем премьеру "Короля Лира" замечательно хороша. И совершенно восхитительный цикл заметок о шекспировских пьесах. Что это: эссеистика, литературоведческие, театроведческие, киноведческие статьи, критика? Затрудняюсь определить жанр, но это чудесно. Такой блеск эрудиции, такая глубина и, что важнее всего, инсайдерский взгляд: "смотри, это твой шанс узнать, как выглядит изнутри то. на что ты так долго глядел снаружи, запоминай же подробности..."

Он был великим актером, великим режиссером и хорошо писал. Он был эпохой.

ЛУЧШАЯ

КНИГА

О КНИГАХ

WALL STREET JOURNAL

Я не была бы так категорична, хороших книг о чтении много, собственно - плохих-то и нет, потому что пишут их сплошь фанатики, которые дышат книгами как воздухом, а когда пером пишущего водит подлинная страсть, результат не может быть плох по определению (хотя бы даже перо сменила клавиатура). Лучшим на все времена все равно останется кингово "Как писать книги" потому что это Стивен Кинг, дети, и, ну вы понимаете.

Однако не могу не согласиться, книга хороша. Может ли статистическое исследование быть увлекательным, как детектив или приключенческий роман? Может, если автор его Бен Блатт, колумнист, книжный обозреватель "Бостон Глоуб" и "Уолл-стрит Джорнал", известный тем, что применил методы статистического анализа к художественной литературе, и результаты оказались впечатляющими.

Почему нужно избегать на письме не только прилагательных, но и наречий, и слов, выражающих превосходную степень. Почему слово "очень" и восклицательные знаки враги текста? Есть ли реальные гендерные различия в литературе и если есть, то чем женская литература в реальности отличается от мужской? Каковы любимые слова и выражения знаменитых писателей?

Ну, о Набокове вам известно из названия, это связано с его детской еще синестезией, о том, что у Курта Воннегута "такие дела" тоже можно было бы догадаться, и вообще, он из тех писателей, что любят анафору (повтор одного и того же слова на протяжении какого-то отрывка текста), в то время, как Томас Пинчон, напротив, практически никогда не начинает следующее предложение с того же слова, что предыдущее.

Отчего англоязычные американские книги "громче" британских. Как Гарри Поттер повлиял на интеграцию британского английского в американский английский. Как меняется объем книг, составляющих серию, в зависимости от ее популярности. Метод Мостеллера-Уоллеса для определения авторства по стилю и метод Флеша-Кинкейда для определения уровня сложности текста.

А вот знаете ли вы, что в современной литературе призерами премий становятся все более простые, чтобы не сказать примитивные книги, это мир глупеет или полку читающих прибывает (определяем работоспособность системы по самому слабому звену). А что "Гроздья гнева" Стейнбека по Флешу-Кинкейду имеют рейтинг всего 4,2, что не мешает книге быть великой.

Что такое клишированные выражения и так ли необходимо избегать их любой ценой? Какими предложениями начинаются успешные книги и какими заканчиваются, что можно сказать о книге, только взглянув на обложку, и много других замечательно интересных вещей, о которых вы, ручаюсь, не раз задумывались, чтобы спустя секунду забыть.

А он не забывает, дотошно и поначалу даже кажется нудновато, отыскивает ответы, анализируя тысячи книг: классических признанно великих и просто популярных. И даже сетевых фанфиков, когда это нужно для дела. Затем аккуратно вносит данные в таблицы, строит диаграммы и графики - всего этого особенно много в начале книги, и порой хочется сказать: Да верю я тебе, дружище, давай уже по существу. И тут ты, читатель, будешь неправ, "Любимое слово Набокова - лиловый" не просто развлекательный нонфикшн, но серьезное исследование noblesse oblige.

Библиография в конце книги подлинная золотоносная жила для книжного червя, вроде нас с вами. А человек, равнодушный к чтению за подобное исследование и не возьмется, правда ведь?