1

 

 На карте

 

2

 

 

3

 

 

Первая мировая война продолжалась четыре года и три месяца. В ней участвовали более 30 стран, погибло более 10 миллионов человек, около 20 миллионов было ранено. Таких потерь на тот момент человечество еще не знало. Официально Первая мировая закончилась 11 ноября 1918 года подписанием Компьенского перемирия, означавшего капитуляцию Германии. Перемирие вступило в силу с 11 часов утра. Поэтому теперь 11 ноября во всем мире отмечается как День окончания Первой мировой войны, как День памяти ее жертв и как День примирения.

Смотреть полностью.

Широкая улыбка, выразительный взгляд, классический костюм и спортивная форма. Смотрите в фотоленте Sputnik самые яркие образы белорусского лидера.

Принято считать, что белорусский и литовский народ объединяет общая многолетняя история. Несмотря на то, что Великое Княжество Литовское, территориально находившееся как на белорусских, так и на литовских землях, было общим государством, вопрос о наследии ВКЛ до сих пор не разрешен. Споры, кому принадлежит Княжество, возникают как среди историков, так и среди обычных граждан двух государств.

Известный историк Литвы, профессор Вильнюсского университета Альфредас Бумблаускас, в интервью с EHU Timesподелился своей точкой зрения относительно дискуссий о принадлежности наследия ВКЛ.

— Почему, на ваш взгляд, белорусы и литовцы до сих пор не могут поделить между собой Княжество? Что мешает сотрудничеству?

Мешает незнание истории. Потому что история старых домодернистических эпох — это не история модерна. А если это так, то раньше не использовались такие понятия как «национальное государство» или «нация» в том контексте, в котором они трактуются сегодня. Когда этого не знаешь, а это азбука исторической науки, тогда и начинаешь делить то, что не делится. И такой «методологический национализм», националистический подход к интерпретации истории, свойственен как литовской историографии, так и белорусской.

— Продуктивен ли белорусско-литовский исторический диалог относительно принадлежности ВКЛ?

Не со многими белорусскими коллегами можно договориться. Однако есть группа действительно хороших историков в Беларуси, с которыми можно вести продуктивный диалог, среди них: Георгий Галенченко, Игорь Марзалюк, Вячеслав Носевич, Дмитрий Карев и другие. К сожалению, часто белорусские историки не читают работы своих польских коллег, которые выше по профессиональному рангу, которые уже во время первой мировой войны имели профессиональную науку. В Литве тогда только зарождалась научная историография. Так, например, именно польский историк Ежи Охманский впервые выдвинул версию о том, что литовская граница этнична на восходе от племенной эпохи до 16 века («Litewska granica etniczna na wschodzie od epoki plemiennej do XVI wieku»). Но даже этот этнический рубеж мало о чем говорит, потому что переплетение как этнических, так и культурных процессов, достаточно тесное, так как была и литовская, и шляхетская колонизация в сторону Беларуси. Скажем, вот те языковые острова за Неманом, под Минском, даже под Днепром, были специально окрещены, значит они были языческими. Очень рано появляется пригород в Вильнюсе, с которого потом образуется «Civitas Rutenica» («Руськая сторона»), где была резиденция Киевского митрополита. Ни белорусы, ни литовцы на этих нюансах акцентировать внимание не хотят. Литовцы не знают своего влияния до Киева, а белорусы неверно пишут про язык, метрики и канцелярии ВКЛ. Ведь там был как старобелорусский, так и староукраинский язык. Я очень часто говорю: «белорусы, чуточку подвиньтесь, там доля и украинцев есть». Например, у Витовта в канцелярии было много письменников с Волыни. Все-таки надо учитывать, что язык ВКЛ — это язык как белорусских, так и украинских предков. Этого и литовцы очень часто не оценивают. И таких недосказываний хватает как в белорусской, так и в литовской историографии.

— В школах Беларуси при изучении истории делается акцент на том, что ВКЛ начинается с белорусских земель, а точнее с Новогрудка. В литовских школах учат, что зарождение ВКЛ имеет свое начало с литовских земель. То есть во время преподавания истории в белорусских и литовских школах расставляются абсолютно разные акценты. Почему так происходит?

Потому что оба государства «блуждают в тумане» в источниковедческих подходах. Да, очень мало источников. Но все-таки никто еще не доказал, что основатель ВКЛ Миндовг — это не литовец. Никто не доказал (смеется). Этнический характер конечно не такой, как был в межвоенное время, не та «литовскость», но мы и не знаем, какая, так как своей письменности не было. На мой взгляд, наилучшая концепция создана профессором Э. Гудавичюсом: литовцы в белорусско-украинских просторах как франки в Галлии. Варвары пришли на территории, которые культурно развитее. Как франки пришли в Галлию, так и литовцы пришли в белорусско-украинские просторы, где уже было христианство и письменность, монашество и культура. Если литовцы, как и варвары, хотели создать Империю, то они должны были знать, что Империя всегда выписывает «счет долгов». Литовцам белорусы и украинцы выписали свой счет – письменность, не церковная, а та, которая была создана между Волынью, Гродно, Полоцком и Вильнюсом. А если это так, то государство имеет имперный характер, а Вильнюс – метропольный, по крайней мере, культурной метрополии, и они не могут оцениваться в таких узких националистических подходах. В целом Вильнюс и Старая Литва имеют гораздо большее значение, нежели историки их оценивают. Очень часто упрощается старая история, потому что она неподвластна нашим взглядам. Потому что мы родились в колыбелях национализма модернистического рода.

Один польский историк на вопрос, как правильно говорить, белорусско-литовское государство или литовско-русское, отвечал: «в Вильнюсе пусть будет литовско-белорусское, а в Минске – белорусско-литовское»

— Как вы считаете, почему так сложно признать, что история ВКЛ – это общая история? Какой выход из этой ситуации? Стоит ли менять что-то или лучше оставить все как есть: пусть каждый продолжает «тянуть одеяло в свою сторону» и верить в свою интерпретацию истории?

Если нет «агрессивности» со стороны обоих государств, то ничего тут плохого нет. Сказки всем нужны (смеется). Как я когда-то отмечал в своей передаче по жемайтийской мифологии: «я не могу запретить создавать искусство на основе сказок». Один польский историк на вопрос, как правильно говорить, белорусско-литовское государство или литовско-русское, отвечал: «в Вильнюсе пусть будет литовско-белорусское, а в Минске – белорусско-литовское» (смеется).

— Можете ли вы привести примеры самых «острых» полемик и споров относительно белорусской и литовской истории, а в частности наследия ВКЛ?

Во-первых, это споры относительно происхождения ВКЛ. Литовские историки категорически не согласны с концепциями белорусских историков. Достоверных источников, что именно Новогрудок был столицей ВКЛ и местом, где короновали Миндовга, нет. То есть, нет ясности. Зато точно известно, что Новогрудком правил сын Миндовга – Войшелк. Если Новогрудок был столицей ВКЛ, то как Миндовг мог креститься и короноваться там, где уже правил его сын. Как-то нелогично. Во-вторых, много споров возникает относительно литвинизма. Белорусы говорят, что это очень болезненная тема. Вацлав Ластовский еще в 20-х годах отмечал, что литовцы проживают не со своим паспортом. Что «присвоили» его у белорусов. Часто белорусы историей Литвы называют только историю Жемайтии. Это неверно. В данной ситуации я обычно спрашиваю: «А на какой концепции Жемайтии вы основываетесь?» Я знаю десять концепций. А белорусы знают только одну. Это уже скудость мысли, получается.

— Действительно, в Беларуси есть философско-политическое течение литвинизм, представители которого считают, что Беларусь – это Литва, а белорусы – литвины, акцентируя внимание на балтском компоненте белорусского этноса. Как вы относитесь к подобным историческим течениям? Имеет ли место быть такое желание граждан одного государства ощущать свое национальное сознание в контексте другого народа?

Значит идея Литвы притягательна (смеется). А если эта идея кому-то очень нужна, то хорошо, поздравляю, мы расширяем свою нацию (смеется). А по правде говоря, этот литвинизм не объясняет, откуда Могилев, Мстиславль, откуда Поднепровье, где есть и православное и византийское культурное наследие, – неужели от балтов? Как-то неясно получается. Литвинизм имеет свое происхождение от польскоязычного шляхетства Литвы. Та шляхта, которая была не согласна с литовским национальным возрождением, говорила, что «истинные литовцы — это Ягайло, Пилсудский и, скажем, я (шляхтич). Мы — литвины, а вы – летувисы». В целом существование подобных течений — это тяжелые поиски национальной идентичности.

Не обязательно оценивать все с одной точки зрения, должна быть представлена как литовская, так и белорусская позиция рядом, чтобы не было однобокого взгляда, националистического подхода к трактовке истории.

— В Беларуси много времени и средств уделяется историческим реставрациям. В 2015 был создан первый передвижной выставочный проект, наглядно рассказывающий об основных этапах исторического развития Беларуси, предназначенный для представления белорусской истории на различных международных мероприятиях. В рамках проекта были созданы исторические реконструкции Ягайлы и Витовта. Вам, как представителю литовского народа, не обидно становится за так называемое «присвоение» исторических личностей к наследию именно белорусской истории?

Не обидно, потому что немного смешно (смеется). Было бы обидней, если бы те, кто создают подобные проекты, не «видели» своих соседей в них, то есть, не включали нас, литовцев, в контекст своей истории. А серьезно говоря, с такими поисками можно пропустить и своих важных деятелей, тех, кто являлся гордостью ВКЛ, но точно не литовского происхождения. Например, Ходкевич. Так что надо не за чужое браться, а свое найти. Ведь Ягайло и Витовт – правители общего государства.

— Видите ли вы перспективы дальнейшего белорусско-литовского сотрудничества в контексте общей историографии? Возможно ли, например, создать общий учебник по истории?

Если бы было с белорусской стороны желание, то конечно, мы готовы к сотрудничеству в создании «общей истории». Но мы знаем, с кем бы из белорусских историков написали книгу, а с кем — нет. Я, конечно, не ответственен за весь простор литовской историографии. Я и сам ее критикую. Но знаю, что те, кто господствует сейчас и в литовской, и в белорусской историографии, совместно не написали бы «общую историю». С литовской стороны, мы с Гудавичюсом могли бы найти белорусских коллег для написания книги. Это возможно, но должно пройти время. Пока историки лишь вежливо общаются между собой, но вот когда мы сможем найти общий язык концептуально, это будет совсем другое дело. Не обязательно оценивать все с одной точки зрения, должна быть представлена как литовская, так и белорусская позиция рядом, чтобы не было однобокого взгляда, националистического подхода к трактовке истории. А вообще, у меня есть мечта — написать книгу по истории, где будет представлено семь разных позиций: польский подход, украинский, белорусский, еврейский, литовский, российский и немецкий. Так что идеи есть, но нет предложений. Мы не закрываемся, мы всегда готовы к диалогу.

— Спасибо вам за интервью.

Беседовала Евгения Гулевич

Пока шикарный дворец в Святске под Гродно разрушается в ожидании реконструкции, его сосед и тезка в деревне Радзивилки обретает вторую жизнь. Гродненский предприниматель Виктор Барташевич уже несколько лет восстанавливает заброшенную усадьбу Святск Гурских, которая вскоре может стать одним из самых востребованных туристических объектов в районе Августовского канала.

Чтобы попасть в Радзивилки из Гродно, нужно доехать до Сопоцкина, а за ним повернуть направо. Еще недавно тут была грунтовая дорога, но в этом месяце закончили укладывать асфальт — теперь он есть и в деревне, и по пути к ней. Кроме указателя на деревню появился еще один — туристический. Раньше о существовании старинной усадьбы случайному человеку узнать было сложно.

«Мы даем этому месту вторую жизнь, выводим его из комы»

Усадьбу Барташевич купил с аукциона летом 2011 года. В отличие от многих других аукционов, где продаются старинные поместья, потенциальных покупателей было несколько. Обычно же такая недвижимость не привлекает людей — состояние оставляет желать лучшего, а вложить надо в несколько раз больше, чем стоит здание.

Барташевич — один из самых известных и опытных гродненских предпринимателей. У горожан его фамилия ассоциируется прежде всего с двумя магазинами и рестораном «Дом». Правда, не все в курсе, что за последние несколько лет Виктор один магазин продал, другой сдал в аренду, а все деньги вкладывает в усадьбу. «Посчитать, сколько уже сюда вложено, нереально. От суммы можно с ума сойти», — говорит сам Виктор. За эти деньги, по его словам, можно было построить серьезное производство и получать соответствующий доход. Но средства идут на проект «для души».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1 из 7

Фото: Алексей Шота, TUT.BY

Одноэтажное здание построено в 1828 году, двухэтажная часть строилась в конце ХІХ и второй половине ХХ века

На восточной окраине деревни Грушевка располагается величественное строение, поражающее не столько помпезностью, сколько монументальностью. Это часовня-усыпальница Рейтанов – один из наиболее запоминающихся и грандиозных памятников архитектуры Беларуси.

История немецкого рода Рейтанов в Беларуси начинается с 17 века, когда король Ян III Собеский подарил имение краковскому рыцарю Рейтану за военные успехи в столкновении с татарами и турками под Веной. А этот мощный памятник неоготики возвел в 1910 году Генрих Грабовский на месте смерти Юзефа Рейтана -  последнего представителя старинного рода. По традиции над гробом усопшего был разломан родовой герб и атрибуты рыцарского звания. В 1930 году был перенесен и прах Тадеуша Рейтана. Ещё в каплице нашли своё упокоение Неселовские из Ляховичей.

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ:

В Беларуси собираются вернуться к преподаванию географии и истории Беларуси на белорусском языке,рассказал недавно новый министр образования Михаил Журавков. Способна ли эта мера улучшить реальное положение родного языка в школе?  

С 1990 года, когда согласно закону БССР белорусский язык объявили единственным государственным языком в стране, в школе для него наступило золотое время. В 1994-1995 учебных годах, по информации председателя "Таварыства беларускай мовы" Олега Трусова, около 75% первоклассников попали в классы с белорусским языком обучения. Около 40% от общего числа школьников учились "на мове". 

После референдума 1995 года, на котором белорусы высказались за двуязычие, соотношение русскоязычных и белорусскоязычных школ начало меняться. Уже к 2002-2003 годам число учащихся, изучающих школьную программу на родном языке, сократилось почти вдвое – до 26 процентов. В 2010-2011 ребят, преданных "мове", осталось только 19 процентов. Последние официальные данные о языковой ситуации в средней школе датируются 2012-2013 учебным годом. 83 процента школьников тогда получали образование на русском языке, и лишь 17 – на белорусском. 

Планомерное уменьшение объема родного языка в школе отчасти можно объяснить закрытием сельских школ. В связи с недобором учащихся их число с каждым годом естественным образом сокращается. А именно в деревне у "мовы" до сих пор самые крепкие позиции. Так, в 2012-2013 годах всего 2 процента городских школьников учились на белорусском языке. Зато из более чем 150 тысяч учащихся, получающих образование на родном языке, 139 тысяч учились в деревне – это 15 процентов от всех. 

В Минске специализированные белорусскоязычные классы сегодня есть в 11 учреждениях образования. Полностью по-белорусски учатся в 5 гимназиях и в 1 школе. В областных городах с изучением родного языка сложнее. По информации на 2013 год, в Гомеле действовала всего 1 гимназия с несколькими классами на белорусском языке. В Могилеве по программе с белорусским языком училась всего одна школьница, а в Витебске таких ребят не было вообще. 

Канн на Лазурном берегу был ничем не примечательным французским городком. Однако, начиная с 1946 это место стало превращаться в кинематографическую мекку. Международный Каннский фестиваль считается одним из самых престижных кинофестивалей в мире. Изначально фестиваль задумывался в противовес Венецианскому. Европейским кинопроизводителям хотелось объективности, и не смешивать кино и политику. На дворе стоял 1938 год, и на фестивале в Венеции награды взяли «Олимпия» Лени Рифеншталь и лента «Пилот Лучано Серра», которую снял сын Муссолини Витторио.Сначала новый кинофорум было решено провести в сентябре 1939. Инициатором проведения выступил тогдашний министр образования Франции Жан Зэй, а почетным Председателем жюри был назначен сам Луи Люмьер, но Вторая мировая война отодвинула дату открытия на 1946. Благодаря большому вниманию прессы этот фестиваль посещают многие звезды кино, режиссеры и продюссеры, да и сам кинофестиваль, нередко, открывает миру новые имена.«Красная дорожка» Дворца фестивалей и конгрессов на набережной Круазетт служит пропуском в мир признания и почета. А премия фестиваля «Пальмовая ветвь» считается одной из самых престижных наград в киномире. Diletant.ru решил вернуться в прошлое; сойти со знаменитой фестивальной «красной дорожки» и прогуляться по набережной Круазетт, во время проведения Каннского фестиваля, посмотреть на кинозвезд в «неформальной обстановке». Кинозвезды, ведь, тоже люди. А каннский кинофестиваль, это, помимо кино, еще и море, солнце и Лазурный берег, в конце концов.

Вы готовы отправиться с нами в увлекательное путешествие по миру кино — спрашивает Альфред Хичкок с набережной Круазетт.

Мишель Морган и Жан Кокто на пляже во время Первого Каннского кинофестиваля в 1946 году. Фестиваль проходил тогда в сентябре, а не в мае, как сейчас.

В

В 1953 году 18-летняя Бриджит Бардо впервые посетила Каннский кинофестиваль и произвела сенсацию. А ведь она еще не была звездой, а лишь женой, подающего надежды молодого режиссера Роже Вадима.

Бриджит Бардо, 1953 год

Как "кирпичная" башня стала "белой", на что позарились каменецкие мародеры и что предлагает туристам Каменецкий столп? Об этом TUT.BY узнал в музее "Каменецкая башня" в продолжении социального и культурно-образовательного проекта "Музеи Беларуси с БЕЛКАРТ". 



Один из главных символов Брестской области – Каменецкая башня – расположен в городе Каменец. Памятник архитектуры многие ошибочно называют "Белой Вежей". По одной версии, ложное название пошло в народ после того, как автор книги "Беловежская пуща" указал, что вежа стоит на реке Белая. Другие склоняются к версии, что неверное название возникло по вине местных краеведов, которые настаивали, что башню в древности белили. К слову, побелили ее только в начале 1950-х, но позже, во время реставрации во второй половине 90-х годов, стены очистили от побелки. Кто бы ни был прав, а факт остается фактом: ошибочное название прижилось и вышло за пределы не только Каменца, но и Брестской области. Сейчас можно встретить табличку "Белая вежа" на стенах санатория, казино, ресторанов, магазинов, а также на афише международного театрального фестиваля, который ежегодно проводится в Бресте.

Белтэлерадыёкампанія прэзентуе новы 5-серыйны праект “Шляхта. Брутальная гісторыя”, у якім  прадстаўлены нестандартны погляд на эліту беларускіх земляў. Прэм'ера адбудзецца на канале Беларусь 3 з 23 па 27 чэрвеня. А пакуль TUT.BY эксклюзіўна прадстаўляе цалкам першую серыю. 

Тэрмін "шляхта", на жаль, і сёння часта памылкова перакладаюць як “дваранства”, бо цэлае пакаленне вырасла на падручніках, дзе наша гісторыя была цесна пераплеценая з рускай. Але, калі ва ўсходняй суседкі, дваране былі пры двары і падпарадкоўваліся царскім асобам, то беларуская шляхта, наадварот, кіравала і нават уплывала на выбар караля ў часы Рэчы Паспалітай.

Шматлікія роды адносілі сябе да шляхты, але пасля падзелу Рэчы Паспалітай былі гвалтоўна запісаныя ў сялянства. Многія не жадалі ці не мелі дакументаў, каб пацвердзіць свой статус і тым самым перайсці ў рускае дваранства. Дарэчы, менавіта тады пачаліся судовыя працэссы з-за массавай падробкі дакументаў. Пад следства траплялі многія прадстаўнікі органаў улады. Доўгі час да сялян прыпісвалі шляхціца Янку Купалу. Дзесяцігоддзі не маглі даказаць сваё паходжанне Дунін-Марцінкевіч, Адам Міцкевіч. З беларускай шляхты бяруць свае вытокі роды Грыбаедава і Фелікса Дзяржынскага.

Здымкі праекта вяліся як на тэрыторыі сучаснай Беларусі, так і ў Санкт-Пецярбургу і Варшаве. Сёння ў гэтых гарадах асела шмат нашчадкаў беларускай эліты. Прадстаўнікі роду Дзіконскіх расказваюць, як ў савецкі час, жывучы ў камуналках, нацярпеліся ад нагавораў суседзяў, якія называлі іх "польскімі панамі". Аўтары праекта даследуюць пытанне, чаму менавіта ”польскімі”, калі ўсе роды жылі на тэрыторыі ВКЛ, хоць і ў саюзе з Рэччу Паспалітай. Журналісты наведалі адразу некалькі родаў ў Варшаве. Многія з іх ніколі не былі ў Беларусі, але прынялі запрашэнне наведаць малую радзіму. 

Род Радзівілаў таксама не абмінулі ўвагай. Старэйшына клана Мацей Радзівіл расказаў шмат кранальных сямейных фактаў, якія не апісаныя ні ў адной кнізе. Праект заснаваны на такіх гісторыях.   

Читать полностью: http://news.tut.by/culture/403375.html

В то время как отсутствие точных сведений о месте рождения Тадеуша Костюшконе дает покоя историкам, музеи в Малых Сехновичах и Коссово, которые претендуют на звание малой родины героя двух континентов, зазывают туристов, предлагая поближе познакомится с жизнью знаменитого литвина. 

Благодаря стараниям отцов города и инвесторов Минск с каждым днем все более преображается. Председатель Мингорисполкома Николай Ладутько поставил задачу завершить работы по реконструкции исторического центра до конца 2013 года. Пока реконструкторы-приспособленцы не успели "отблагородить" сохранившуюся вопреки чиновникам старинную застройку, посмотрим, что и как на старых улицах выглядит сейчас. А заодно сравним с тем, что было лет 60 назад.

Помогут нам в этом замечательные книги Виталия Кириченко "Минск. История послевоенного восстановления. 1944-1952" (2004), "Минск. Исторический портрет города. 1953-1959" (2006) и "Минск. Десятилетний путь столицы. 1960-1969" (2007), откуда мы возьмем старые фото и толкования к ним.


Улица Комсомольская (прежние названия: Богадельная, Богоявленская, Фелицианская)

От улицы Немигской (Немиги) в сторону Революционной. Дома №6 (кон. XVIII в.), №4 (кон. XVIII–XIX в.; не сохранился). В наши дни на уцелевшем 6-м доме - памятнике гражданской архитектуры с элементами классицизма - к сожалению, уже отсутствуют два балкона (в центре главного фасада). Слева - 1-я половина 1960-х гг., справа - наши дни.

Комсомольская, 11

Булочная (магазин №10 Минхлебторга) в доме №11 (XIX век). В его левой части - шикарный, с ажурными элементами козырек главного входа (просматривается над машиной). В дореволюционное время здесь функционировала гостиница Дрейцера (на 40 номеров). Теперь площади занимают ряд организаций, магазин "Канцтовары", а также аптека. Дом является памятником эклектической архитектуры с чертами ампира и классицизма. Слева - 1-я половина 1960-х гг.

Комсомольская, 12

Вид улицы в период проведения крупномасштабных земляных работ. Район пересечения с Революционной. В третьем слева доме (XIX - нач. XX в.) в дореволюционное время находилась гостиница. Примерно в 1960-1970-е гг. это трехэтажное здание вместе с соседним, таким же по высоте (левее), будут перестроены. По сути, они "сольются" в одно целое. Сверху добавят два этажа, уберут балконы. В наши дни, после всех "новаторских экспериментов", единый архитектурный объект, лишенный прежнего декора, выглядит ничем не примечательной "коробкой" (современные координаты - угол Комсомольской, 12, и Революционной, 9). Фото слева - 27 августа 1955 г.

Комсомольская, 13

Дом №13. Памятник эклектической архитектуры с элементами классицизма. Был построен в XIX веке в качестве гостиницы. Сохранился поныне. Сейчас здесь находятся отделение "Приорбанка", кафе "Моя дорогая", магазин часов и ювелирных изделий, несколько учреждений. Фото слева - 1-я половина 1960-х гг.

Самая жгучая тайна Древнего Египта

История Древнего Египта хранит много секретов и приоткрывает их с большим трудом. Но одна тайна скрывалась особенно тщательно – и не самими древними египтянами (они-то прекрасно были осведомлены о ней и даже гордились ею), а представителями последующих эпох. Ибо, признав ее существование, пришлось бы признать неверным один из основных постулатов нынешней цивилизации. А он на протяжении двух последних тысячелетий утверждал мужской приоритет в нашем мире. С первых дней изучения истории нам внушалось: патриархат был всегда, начиная с известной нам цивилизации Древнего Египта. На самом деле такое утверждение – полуправда. Оказывается, властителями-фараонами были и женщины, причем многие века.

Но ведь это – натуральная сенсация. Почему же о ней не рассказывают историки или учителя в школе? Догадайтесь с двух раз. 20 веков с Рождества Христова утверждалось, что женщина – сосуд греха, вместилище пороков, глупая курица, наконец. И вдруг известие о том, что в Великом Египте 500 лет правили женщины! Не забывайте, мы до сих пор живем в мужском мире… Но все тайное когда-нибудь становится явным.

Что ж, поначалу египтологи с легким сердцем рассказывали народу, что во времена Древнего Египта мир был полностью мужским: на троне царствовали фараоны-мужчины, на религиозных церемониях – мужчины-жрецы. Если женщина и могла достигать чего-то, то только в силу того, что она была женой того или иного высокопоставленного мужчины. Так стала правительницей Нефертити, а вернее, соправительницей своего супруга Эхнатона, великого фараона-реформатора. Так получила власть Нефертари, потому что была главной и любимой женой фараона Рамзеса II, одного из самых могущественных правителей Древнего Египта. Однако все историки сходились во мнении, что получить власть можно было, только имея рядом мужчину-властителя.
Нефертити – супруга Эхнатона-реформатора

Правда, египтологам известны и имена женщин-властительниц, которые правили в Древнем Египте «по статусу фараона», начиная с Раннего царства (ок. 3000 до н. э.) и до эллинистического Египта, во времена которого правила последняя царица Египта – Клеопатра (69–30 до н. э.). Женщин-правительниц всего семь: Мернейт, Хенткаус, Нитокрис, Себекнеферу, Хатшепсут, Таусерет и, конечно, легендарная Клеопатра. Но хотя и сохранились их изображения с уреем (змеей на лбу – символом царской власти), как у Нитокрис, хотя над их изображением и красуются надписи «Царь Египта, мать царя Египта», как у Хенткаус, хотя у них имеются помещения усыпальниц в царском некрополе Абидаса, как у Мернейт, большие по размеру, чем у мужа-фараона (а размер в Египте был равен статусу), официального титула эти женщины не получили. Они все равно были женами и матерями владык. Даже легендарной Хатшепсут приходилось во время церемоний надевать мужские одежды и привязывать черную бороду, словно подчеркивая, что власть в Египте мужского пола.

Но открытия египтологии начала ХХ века преподнесли сенсацию воистину мирового масштаба: выяснилось, что власть и могущество женщины могли получить и без мужчин. Рельефы, рисунки, надписи, таблички и иные памятники Древнего мира раскрыли перед потомками совершенно неизвестную страницу: историю фараонов-женщин, так называемых жен бога.

Все началось, конечно, с религиозных таинств. По египетскому преданию, человек зародился от искры страсти, которую высекла из главного бога Амона его божественная супруга. То есть для развития цивилизации, как поняли древние египтяне, нужны двое. Спроецировав эту небесную конструкцию на земную жизнь, египетская религия установила: фараон конечно же является на земле воплощением бога, но кто-то должен воплощать и божественную супругу.

Казалось бы – простейшая загадка! Ясно, что раз фараон – бог, то его жена и есть божественная супруга. Но египтологи были уверены: так случалось не всегда. Да, например, …

Читать:

(Отправка SMS)

В 1999 году музыка подчиняется нашествию латиноамериканских исполнителей. Мир не может устоять перед зажигательными ритмами, сладкими мелодиями и страстными текстами. На первый план выходит дочь эмигрантов из Пуэрто-Рико Дженнифер Лопез (Jennifer Lopez) с песней If You Had My Love – хоть и на английском, но харизма певицы превосходит языковые рамки. Популярен и другой пуэрториканец Рики Мартин (Ricky Martin), чей хит Livin’ La Vida Loca звучал из каждого радиоприемника. Не стоит забывать и о певце из Германии Лу Беге, сыне итальянки и гражданина Уганды, нашедшем свое призвание на широком поприще латин-попа с песней Mambo No. 5. Становится известным сын легендарного испанца Хулио Энрике Иглесиас (Entique Iglesias) и один из его первых по-настоящему крупных хитов Bailamos. Также немаловажную роль в становлении латин-поп сцены сыграла Кристина Агилера (Christina Aguilera), со стороны отца имеющая эквадорские корни. Ее дебютный хит Genie In A Bottle завоевал всемирное признание. Как результат – премию «Грэмми» как лучшей новой артистке.

Агилера в этой номинации обошла саму Бритни Спирс (Britney Spears), блестяще открывшую начало своей блистательной карьеры, выпустив сингл ...Baby One More Time. По молодой певице, которой в ту пору было всего 17 лет, началась настоящая истерия: дебютный альбом продавался неслыханными тиражами, журналы наперебой требовали звезду на свои обложки, а девушки всего мира заплетали косички, подражая ей.

Настоящим гимном становится песня Believe вечно молодой и цветущей Шер (Cher). Верхние строчки мировых чартов занимают и другие поп-исполнители: например, группа Backstreet Boys с песней I Want It That Way, Уитни Хьюстон (Whitney Houston) с песней My Love Is Your Love, дуэт соул-дивы Мэрайи Кэри (Mariah Carey) и Джей-Зи (Jay-Z) с песней Heartbreaker. Последний, между прочим, добивается и сольного успеха с песней Hard Knock Life (Ghetto Anthem). Популярна и Beautiful Stranger – главная тема к фильму «Остин Пауэрс: шпион, который меня соблазнил», записанная Мадонной (Madonna).

Меломаны не забывают и о рок-музыке: именно в 1999 году выпущены такие хиты, как Desert Rose Стинга (Sting), Freak on a Leash группы Korn, Learn To Fly от Foo Fighters, Maria группы Blondie, а также The Bad Touch от Bloodhound Gang.

Также хитами становятся и композиции от музыкантов, играющих в жанре электронной музыке: итальянская дэнс-поп группа Eiffel 65 ставит рекорды со своей песней Blue (группа стала единственными исполнителями из Италии, сумевшими попасть в Billboard Hot 100), а французский ди-джей Mr. Oizo покоряет чарты с композицией Flat Beat.

В российской музыке появляются новые лица: например, певец Никита с песней «Улетели Навсегда». К сожалению, успех чересчур вскружил голову исполнителю, и все песни, которые изначально писались продюсером Юрием Айзеншписом для него, впоследствии перешли к его новому протеже – Диме Билану. Более удачная карьера ждала Валерия Меладзе, а также его брата Константина, являющимся автором всех его песен, в том числе и «Красиво», бывшей невероятно популярной в том году. Восходит и звезда юной Алсу. Также в 1999 году выходят прекрасные песни от двух дуэтов: Аллы Пугачевой и Кристины Орбакайте («Доченька») и Бориса Моисеева и Николая Трубача («Щелкунчик»).

Cher - Believe  [HQ]

Борис Моисеев и  Николай Трубач - Щелкунчик

Тэффи (настоящее имя Надежда Александровна Лохвицкая, по мужу Бучинская; 24 апреля (6 мая) 1872 года, Санкт-Петербург — 6 октября 1952 года, Париж) — русская писательница и поэтесса, мемуарист, автор таких знаменитых рассказов, как «Демоническая женщина» и «Ке фер?». После революции — в эмиграции. Сестра поэтессы Мирры Лохвицкой и военного деятеля Николая Александровича Лохвицкого.

Биография

Надежда Александровна Лохвицкая родилась 24 апреля (6 мая) 1872 года в Санкт-Петербурге (по другим сведениям в Волынской губернии в семье адвоката Александра Владимировича Лохвицкого (1830—1884). Училась в гимназии на Литейном проспекте.

В 1892 году, после рождения первой дочери, поселилась вместе со своим первым мужем Владиславом Бучинским в его имении под Могилёвом. В 1900 году, уже после рождения второй дочери Елены и сына Янека, разошлась с мужем и переехала в Петербург, где начала литературную карьеру.

Публиковалась с 1901 года. В 1910 году в издательстве «Шиповник» вышла первая книга стихотворений «Семь огней» и сборник «Юмористические рассказы»[3].

Была известна сатирическими стихами и фельетонами, входила в состав постоянных сотрудников журнала «Сатирикон». Сатира Тэффи часто носила очень оригинальный характер; так, стихотворение «Из Мицкевича» 1905 года основано на параллели между широко известной балладой Адама Мицкевича «Воевода» и конкретным, произошедшим недавно злободневным событием. Рассказы Тэффи систематически печатали такие авторитетные парижские газеты и журналы как «Грядущая Россия», «Звено», «Русские записки», «Современные записки». Поклонниками Тэффи были Николай II, именем Тэффи были названы конфеты. По предложению Ленина рассказы 1920-х годов, где описывались негативные стороны эмигрантского быта, выходили в СССР в виде пиратских сборников до тех пор, пока писательница не выступила с публичным обвинением.

После закрытия в 1918 году газеты «Русское слово», где она работала, Тэффи отправилась в Киев и Одессу с литературными выступлениями. Эта поездка привела её в Новороссийск, откуда летом 1919 года она отправилась в Турцию[4]. Осенью 1919 она была уже в Париже, а в феврале 1920 в парижском литературном журнале появились два её стихотворения, в апреле она организовала литературный салон[1][5]. В 1922—1923 жила в Германии.

С середины 1920-х жила в гражданском браке с Павлом Андреевичем Тикстоном (ум. 1935).

Умерла 6 октября 1952 года в Париже, спустя два дня её отпели в Александро-Невском соборе в Париже и похоронили на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Её называли первой русской юмористкой начала XX века, «королевой русского юмора», однако она никогда не была сторонницей чистого юмора, всегда соединяла его с грустью и остроумными наблюдениями над окружающей жизнью. После эмиграции сатира и юмор постепенно перестают доминировать в ее творчестве, наблюдения над жизнью приобретают философский характер.

Псевдоним

Существует несколько вариантов происхождения псевдонима Тэффи.

Первая версия изложена самой писательницей в рассказе «Псевдоним». Она не хотела подписывать свои тексты мужским именем, как это часто делали современные ей писательницы: «Прятаться за мужской псевдоним не хотелось. Малодушно и трусливо. Лучше выбрать что-нибудь непонятное, ни то ни сё. Но — что? Нужно такое имя, которое принесло бы счастье. Лучше всего имя какого-нибудь дурака — дураки всегда счастливые». Ей «вспомнился <…> один дурак, действительно отменный и вдобавок такой, которому везло, значит, самой судьбой за идеального дурака признанный. Звали его Степан, а домашние называли его Стеффи. Отбросив из деликатности первую букву (чтобы дурак не зазнался)», писательница «решила подписать пьеску свою „Тэффи“». После успешной премьеры этой пьесы в интервью журналисту на вопрос о псевдониме Тэффи ответила, что «это… имя одного дур… то есть такая фамилия». Журналист заметил, что ему «сказали, что это из Киплинга». Тэффи, вспомнившая песенку Киплинга«Taffy was a wale-man / Taffy was a thief…» (рус. Тэффи из Уэльса, Тэффи был вором, согласилась с этой версией.

Эту же версию озвучивают исследовательница творчества Тэффи Э. Нитраур, указывая имя знакомого писательницы как Стефан и уточняя название пьесы — «Женский вопрос», и группа авторов под общим руководством А. И. Смирновой, приписывающих имя Степан слуге в доме Лохвицких.

Другой вариант происхождения псевдонима предлагают исследователи творчества Тэффи Е. М. Трубилова и Д. Д. Николаев, по мнению которых псевдоним для Надежды Александровны, которая любила мистификации и шутки, а также являлась автором литературных пародий, фельетонов, стал частью литературной игры, направленной на создание соответствующего образа автора.

Также существует версия, что свой псевдоним Тэффи взяла потому, что под её настоящей фамилией печаталась её сестра — поэтесса Мирра Лохвицкая, которую называли «русской Сафо».

Творчество

До эмиграции

С детства Тэффи увлекалась классической русской литературой. Её кумирами были А. С. Пушкин и Л. Н. Толстой, интересовалась современной литературой и живописью, дружила с художником Александром Бенуа. Также на Тэффи оказали огромное влияние Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский и её современники Ф. Сологуб и А. Аверченко.

Писать Надежда Лохвицкая начала ещё в детстве, но литературный дебют состоялся лишь в тридцатилетнем возрасте. Первая публикация Тэффи состоялась 2 сентября 1901 года в журнале «Север» — это было стихотворение «Мне снился сон, безумный и прекрасный…».

Сама Тэффи отзывалась о своём дебюте так: «Взяли моё стихотворение и отнесли его в иллюстрированный журнал, не говоря мне об этом ни слова. А потом принесли номер журнала, где стихотворение напечатано, что очень меня рассердило. Я тогда печататься не хотела, потому что одна из моих старших сестер, Мирра Лохвицкая, уже давно и с успехом печатала свои стихи. Мне казалось чем-то смешным, если все мы полезем в литературу. Между прочим, так оно и вышло… Итак — я была недовольна. Но когда мне прислали из редакции гонорар — это произвело на меня самое отрадное впечатление».

В 1905 году её рассказы печатались в приложении к журналу «Нива».

В годы Первой русской революции (1905—1907) Тэффи сочиняет острозлободневные стихи для сатирических журналов (пародии, фельетоны, эпиграммы). В это же время определяется основной жанр всего её творчества — юмористический рассказ. Сначала в газете «Речь», затем в «Биржевых новостях» в каждом воскресном выпуске печатаются литературные фельетоны Тэффи, вскоре принесшие ей всероссийскую любовь.

В дореволюционные годы Тэффи пользовалась большой популярностью. Была постоянной сотрудницей в журналах «Сатирикон» (1908—1913) и «Новый Сатирикон» (1913—1918), которыми руководил её друг А. Аверченко.

Поэтический сборник «Семь огней» был издан в 1910 году. Книга осталась почти незамеченной на фоне оглушительного успеха прозы Тэффи. Всего до эмиграции писательница опубликовала 16 сборников, а за всю жизнь — более 30. Кроме того, Тэффи написала и перевела несколько пьес. Её первая пьеса «Женский вопрос» была поставлена петербургским Малым театром.

Следующим её шагом было создание в 1911 году двухтомника «Юмористические рассказы», где она критикует обывательские предрассудки, а также изображает жизнь петербургского «полусвета» и трудового народа, словом, мелочную повседневную «ерунду». Иногда в поле зрения автора попадают представители трудового народа, с которыми соприкасаются основные герои, это большей частью кухарки, горничные, маляры, представленные тупыми и бессмысленными существами. Повседневность и обыденность подмечены Тэффи зло и метко. Своему двухтомнику она предпослала эпиграф из «Этики» Бенедикта Спинозы, который точно определяет тональность многих ее произведений: «Ибо смех есть радость, а посему сам по себе — благо».

В 1912 году писательница создает сборник «И стало так», где описывает не социальный тип мещанина, а показывает обыденность серых будней, в 1913 году — сборник «Карусель» (здесь перед нами образ простого человека, раздавленного жизнью) и «Восемь миниатюр», в 1914 году — «Дым без огня», в 1916 году — «Житьё-бытьё», «Неживой зверь» (где писательница описывает ощущение трагичности и неблагополучия жизни; положительным идеалом для Тэффи здесь являются дети, природа, народ).

События 1917 года находят отражение в очерках и рассказах «Петроградское житие», «Заведующие паникой» (1917), «Торговая Русь», «Рассудок на веревочке», «Уличная эстетика», «В рынке» (1918), фельетонах «Пёсье время», «Немножко о Ленине», «Мы верим», «Дождались», «Дезертиры» (1917), «Семечки» (1918).

В конце 1918 года вместе с А. Аверченко Тэффи уехала в Киев, где должны были состояться их публичные выступления, и после полутора лет скитаний по российскому югу (Одесса, Новороссийск, Екатеринодар) добралась через Константинополь до Парижа. Судя по книге «Воспоминания», Тэффи не собиралась уезжать из России. Решение было принято спонтанно, неожиданно для неё самой: «Увиденная утром струйка крови у ворот комиссариата, медленно ползущая струйка поперек тротуара перерезывает дорогу жизни навсегда. Перешагнуть через неё нельзя. Идти дальше нельзя. Можно повернуться и бежать».

Тэффи вспоминает, что её не оставляла надежда на скорое возвращение в Москву, хотя своё отношение к Октябрьской революции она определила давно: «Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъярённых харь с направленным прямо мне в лицо фонарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, выстрелов и чужой смерти. Я так устала от всего этого. Я больше этого не хотела. Я больше не могла».

В эмиграции

В Берлине и Париже продолжали выходить книги Тэффи, и исключительный успех сопутствовал ей до конца долгой жизни. В эмиграции у неё вышло больше десятка книг прозы и только два стихотворных сборника: «Шамрам» (Берлин, 1923) и «Passiflora» (Берлин, 1923)[13]. Подавленность, тоску и растерянность в этих сборниках символизируют образы карлика, горбуна, плачущего лебедя, серебряного корабля смерти, тоскующего журавля. 

В эмиграции Тэффи писала рассказы, рисующие дореволюционную Россию, всё ту же мещанскую жизнь, которую она описывала в сборниках, изданных на родине. Меланхолический заголовок «Так жили» объединяет эти рассказы, отражающие крушение надежд эмиграции на возвращение прошлого, полную бесперспективность неприглядной жизни в чужой стране. В первом номере газеты «Последние новости» (27 апреля 1920 года) был напечатан рассказ Тэффи «Ке фер?» (франц. «Что делать?»), и фраза его героя, старого генерала, который, растерянно озираясь на парижской площади, бормочет: «Все это хорошо… но que faire? Фер-то ке?», стала своего рода паролем для оказавшихся в изгнании.

Писательница публиковалась во многих видных периодических изданиях русской эмиграции («Общее дело», «Возрождение», «Руль», «Сегодня», «Звено», «Современные записки», «Жар-Птица»). Тэффи выпустила ряд книг рассказов — «Рысь» (1923), «Книга Июнь» (1931), «О нежности» (1938) — показавших новые грани её таланта, как и пьесы этого периода — «Момент судьбы» 1937, «Ничего подобного» (1939) — и единственный опыт романа — «Авантюрный роман» (1931). Но своей лучшей книгой она считала сборник рассказов «Ведьма». Жанровая принадлежность романа, обозначенная в названии, вызвала сомнения у первых рецензентов: было отмечено несоответствие «души» романа (Б. Зайцев) заглавию. Современные исследователи указывают на сходство с авантюрным, плутовским, куртуазным, детективным романом, а также романом-мифом.

В произведениях Тэффи этого времени заметно усиливаются грустные, даже трагические мотивы. «Боялись смерти большевистской — и умерли смертью здесь. Думаем только о том, что теперь там. Интересуемся только тем, что приходит оттуда», — сказано в одной из её первых парижских миниатюр «Ностальгия» (1920). Оптимистический взгляд на жизнь Тэффи изменит только в глубокой старости. Раньше своим метафизическим возрастом она называла 13 лет, но в одном из последних парижских писем проскользнёт горькое: «Все мои сверстники умирают, а я все чего-то живу…».

Вторая мировая война застала Тэффи в Париже, где она осталась из-за болезни. Она не сотрудничала ни в каких изданиях коллаборационистов, хотя голодала и бедствовала. Время от времени она соглашалась выступить с чтением своих произведений перед эмигрантской публикой, которой с каждым разом становилось всё меньше.

В 1930-е годы Тэффи обращается к мемуарному жанру. Она создаёт автобиографические рассказы «Первое посещение редакции» (1929), «Псевдоним» (1931), «Как я стала писательницей» (1934), «45 лет» (1950), а также художественные очерки — литературные портреты известных людей, с которыми ей довелось встречаться. Среди них Г. Распутин, В. Ленин, А. Керенский, А. Коллонтай, Ф. Сологуб, К. Бальмонт, И. Репин, А. Аверченко, З. Гиппиус, Д. Мережковский, Л. Андреев, А. Ремизов, А. Куприн, И. Бунин, И. Северянин, М. Кузьмин, В. Мейерхольд. Создавая образы известных людей, Тэффи выделяет какую-либо черту или качество, которые кажутся ей наиболее яркими, подчёркивающими индивидуальность человека. Своеобразие литературных портретов обусловлено авторской установкой «рассказать… просто как о живых людях, показать, какими я их видела, когда сплетались наши пути. Они все уже ушли, и ветер заметает снегом и пылью их земные следы. О творчестве каждого из них писали и будут писать ещё и ещё, но просто живыми людьми не многие их покажут. Я хочу рассказать о моих встречах с ними, об их характерах, причудах, дружбе и вражде». Современники восприняли книгу как «едва ли не лучшее из того, что нам до сих пор дала эта талантливая и умная писательница» (И. Голенищев-Кутузов), как «эпилог прошлой и невозвратной жизни» (М. Цетлин).

Тэффи планировала писать о героях Л. Н. Толстого и М. Сервантеса, обойдённых вниманием критики, но этим замыслам не суждено было осуществиться. 30 сентября 1952 года в Париже Тэффи отпраздновала именины, а всего через неделю скончалась.

В СССР Тэффи начали перепечатывать только с 1966 года.

Издания, подготовленные Тэффи
Семь огней — СПб.: Шиповник, 1910
Юмористические рассказы. Кн. 1. — Спб.: Шиповник, 1910
Юмористические рассказы. Кн. 2 (Человекообразные). — СПб.: Шиповник, 1911
И стало так. — СПб.: Новый сатирикон, 1912
Карусель. — СПб.: Новый сатирикон, 1913
Миниатюры и монологи. Т. 1. — СПб.: изд. М. Г. Корнфельда, 1913
Восемь миниатюр. — Пг.: Новый сатирикон, 1913
Дым без огня. — СПб.: Новый сатирикон, 1914
Ничего подобного, Пг.: Новый сатирикон, 1915
Миниатюры и монологи. Т. 2. — Пг.: Новый сатирикон, 1915
И стало так. 7-е изд. — Пг.: Новый сатирикон, 1916
Неживой зверь. — Пг.: Новый сатирикон, 1916
Вчера. — Пг.: Новый сатирикон, 1918
Дым без огня. 9-е изд. — Пг.: Новый сатирикон, 1918
Карусель. 4-е изд. — Пг.: Новый сатирикон, 1918
Черный ирис. — Стокгольм, 1921
Сокровища земли. — Берлин, 1921
Тихая заводь. — Париж, 1921
Так жили. — Париж, 1921
Рысь. — Париж, 1923
Passiflora. — Берлин, 1923
Шамран. Песни Востока. — Берлин, 1923
Городок. — Париж, 1927
Книга Июнь. — Париж, 1931
Авантюрный роман. — Париж, 1931
Воспоминания. — Париж, 1931
Ведьма. — Париж, 1936
О нежности. — Париж, 1938
Зигзаг. — Париж, 1939
Все о любви. — Париж, 1946
Земная радуга. — Нью-Йорк, 1952
Жизнь и воротник
[править]
Пиратские издания
Взамен политики. Рассказы. — М.—Л.: ЗиФ, 1926
Вчера. Юмористич. рассказы. — Киев: Космос, 1927
Танго смерти. — М.: ЗиФ, 1927

Критика

К произведениям Тэффи в литературных кругах относились крайне положительно. Писатель и современник Тэффи Михаил Осоргин считал её «одним из самых умных и зрячих современных писателей». Скупой на похвалы Иван Бунин называл её «умницей-разумницей» и говорил, что её рассказы, правдиво отражающие жизнь, написаны «здорово, просто, с большим остроумием, наблюдательностью и чудесной насмешливостью».

Хотя стихи Тэффи ругал Валерий Брюсов, считая их слишком «литературными», Николай Гумилёв отмечал по этому поводу: «Поэтесса говорит не о себе и не о том, что она любит, а о том, какой она могла бы быть, и о том, что она могла бы любить. Отсюда маска, которую она носит с торжественной грацией и, кажется, иронией». Кроме того, её творчество высоко ценили Александр Куприн, Дмитрий Мережковский и Фёдор Сологуб.

Литературная энциклопедия 1929—1939 сообщает о поэтессе крайне размыто и негативно:
Культ любви, сладострастия, густой налет восточной экзотики и символики, воспевание различных экстатических состояний души — основное содержание поэзии Т. Изредка и случайно звучали здесь мотивы борьбы с «самовластьем», но социальные идеалы Т. были крайне неопределенны. С начала 10-х гг. Т. перешла к прозе, дав ряд сборников юмористических рассказов. В них Т. поверхностно критикует некоторые обывательские предрассудки и привычки, в сатирических сценках изображает жизнь петербургского «полусвета». Иногда в поле зрения автора попадают представители трудового народа, с к-рыми соприкасаются основные герои; это большей частью кухарки, горничные, маляры, представленные тупыми и бессмысленными существами. Кроме стихов и рассказов Т. написала и перевела ряд пьес. Первая пьеса «Женский вопрос» была поставлена петербургским Малым театром; несколько других шло в разное время в столичных и провинциальных театрах. В эмиграции Т. написаны рассказы, рисующие дореволюционную Россию, все ту же мещанскую жизнь. Меланхолический заголовок «Так жили» объединяет эти рассказы, отражающие крушение надежд белоэмиграции на возвращение прошлого, полную бесперспективность неприглядной эмигрантской жизни. Рассказывая о «сладких воспоминаниях» эмигрантщины, Т. приходит к ироническому изображению дореволюционной России, показывает тупость и никчемность обывательского существования. Эти произведения свидетельствуют о жестоком разочаровании писательницы-эмигрантки в людях, с к-рыми она связала свою судьбу.

— Литературная энциклопедия

Культуролог Н. Я. Берковский: «Её рассказы похожи на её современников, Бунина и Сологуба, такая же некрасивая, больная, страшная жизнь, но у Тэффи она ещё добавочно и смешная, что не уничтожает общего ноющего впечатления. Неприятны рассказы о детях, которым всегда перепадает в Тэффиных рассказах дотерпевать страдания взрослых (мерзости взрослых): дети это в чужом пиру похмелье. Что говорит о маленьком росте этой писательницы при всех её дарованиях, это больное чувство, вызываемое её писаниями. Я твёрдо стою на том, что нет искусства без оптимизма»

Ньепс, Жозеф Нисефор

Родился в городе Шалон-сюр-Сон в Бургундии в аристократической семье. Его отец был советником Людовика XV, мать — дочерью известного юриста. В Шалоне семья располагала большим имуществом. Жозеф учился в колледжах Шалона, Труа и Анже с 1780 по 1788 год ораторскому искусству.

Хотя учёба готовила его к церковной карьере, он в 1792 году предпочёл поменять направленность, вступив в революционную армию и став офицером, принимал активное участие в военных действиях на Сардинии и в Италии. Плохое здоровье вынудило его уйти в отставку. В 1795 году он поселился в Ницце в качестве государственного служащего и женился на Агнессе Рамеру.

Но через 6 лет он вернулся в родной город к своей матери и братьям. Здесь он начал заниматься своими исследованиями вместе со своим братом Клодом. Первым изобретением был пиреолофор — двигатель внутреннего сгорания, с помощью которого можно было двигать лодку по Сене. В 1816 году Ньепс начал работать над получением фотографического изображения. Изначально использовалась серебряная соль, которая чернеет при контакте с дневным светом. Ньепс смог получить негатив, однако при высвобождении серебряной соли из камеры снимок весь почернел. В дальнейшем Ньепс пытался использовать медную, или известняковую пластинку, покрытую асфальтом. Впервые Жосеф Ньепс получил зафиксированное изображение около 1822 года — «Накрытый стол».

Старейшая из сохранившихся фотографий Ньепса, сделана около 1826 г.

В 1829 году 64-летний Ньепс был болен. Он и его брат Клод истратили все свои деньги, полученные по наследству, на различного рода изобретения, но ни одно не сделало их богатыми. Гелиография стала основным его занятием, и он отдал ей все свои силы. Умер Жозеф Ньепс в 1833 году.