Я сидел за столом, заканчивая свой завтрак, как вдруг дверь нашей гостиной широко распахнулась, и внутрь, время от времени стреляя из
револьвера с завязанным в узел стволом, буквально влетел мой друг Шерлок Холмс. Одежда бродяги, а также липкие следы, оставленные его
ботинками, ясно говорили о том, что он только что побывал на самом дне Лондона, а точнее - в его знаменитой канализационной системе.
- Ну, дорогой мой Уотсон, теперь мне, по крайней мере ясно, каким образом мой брат Майкрофт упал в этот злополучный колодец, и если полковник
Гольдштейн ..., - тут он с раздражением сорвал с себя шляпу и принялся энергично трясти головой, - Знали бы вы, Уотсон, как они мне надоели!

Из его густых, спутанных волос на пол и на стол выпало по меньшей мере два десятка пляшуших человечков, которые с тоненьким веселым писком с
поразительной быстротой, словно тараканы, разбежались кто куда.
- После того проклятого дела эти твари, видимо, всерьез решили меня шантажировать. Они, будучи вытряхнутыми из моих волос, падают в строго
определенном порядке - это, видимо, очередное послание того старого бандита Слени, вот только разбегаются они так быстро, что прочитать я,
увы, ничего не успеваю. Я пробовал поймать нескольких из них и подвергнуть самому тщательному анализу - да вот беда - слишком быстро
растворяются в ацетоне.
Он зашел в свою комнату, переоделся, и, возвратившись, внимательно посмотрел на меня.
- Я вижу, вы только что закончили вашу утреннюю трапезу.
Как всегда, его утверждение застало меня врасплох, дав мне возможность в который раз подивиться его необыкновенной проницательности.
- Я знаю вас уже столько лет, Холмс, и, право, не боюсь прослыть глупцом, а потому позвольте все же спросить - ну как вы все-таки ...
- Дорогой мой Уотсон, сейчас как раз время нашего завтрака, а его остатки стоят прямо перед вами, на столе. Вы сидите в халате, а постель в
вашей комнате разобрана. А поскольку в гостиной никого не находилось, кроме вас, я позволил себе предположить, что насыщением своей утробы
занимались именно вы.... - Тут у него, очевидно, сильно зачесалось в правом ухе, и он стал яростно оттуда что-то выколупывать. - Ну вот, так и
знал, Уотсон, - сказал он, вытряхивая на стол три апельсиновых зернышка. - Остальные два всегда застревают где-то посередине...
- В продолговатом мозге, - продолжил я
- Уотсон, вы всегда поражаете меня своими медицинскими познаниями. Простите, я все время забываю, вы, должно быть, врач? - спросил он и громко
высморкался в мою тарелку с объедками.
- Частно практикую уже несколько лет, Холмс, а ваши затылочные доли, регулирующие память, несомненно подлежат более тщательному уходу...
- Позволю себе предположить, что ваша практика лучше моей, - таинственно прошептал он, давая мне довольно ощутимый подзатыльник.
- Да, но каким образом, - потирая ушибленное место и выплевывая вылетевший от умственного напряжения коренной зуб, прошепелявил я...
- С вашей стороны ступеньки лестницы начисто стерты, что натолкнуло меня на вывод, что ваши пациенты, пройдя вверх пешком, обратный свой путь
совершали, уже в изнеможении скатываясь прямо на тротуар Бейкер-стрит, пока, по происшествии некоторого времени, ступени не превратились,
собственно, в горку. Ваша интенсивная терапия творит чудеса, мой друг! - тут он сел в кресло, во избежание случайного падения пристегнулся к
нему каминной кочергой и принялся, закрыв глаза, необычайно внимательно просматривать перевернутые кверх ногами передовицы "Дейли Телеграф" и
"Таймс", которые по его указанию миссис Хадсон перед этим три часа замачивала в рассоле. В этот момент послышался звон пробитого стекла, и в
нашу комнату стремительно, несмотря на свой преклонный возраст, влетела пуля от духового ружья.
Мы с Холмсом, развернув головы на триста шестьдесят градусов, с любопытством уставились на нее, а она, облетев по кругу раза два-три, тяжело
дыша, в изнеможении опустилась на кресло. Это была еще довольно энергичная старушка, хотя было с первого взгляда было заметно, что довольно
частое скольжение по стволу и вращение по нарезам, а также извлечение из подчас уже окоченевших трупов сильно износило ее когда-то мощный и
крепкий организм. На ней не было никакой одежды, как и полагается любой пуле, ее темное закопченое тело отливало металическим блеском. Опустив
хрупкие ручки на подлокотники и заложив одну за другую свои тоненькие ножки, она открыла изящный маленький ротик и произнесла:
- Ради Бога, извините меня, джентельмены,. за мое столь нетрадиционное вторжение в вашу частную собственность...
- Я вижу, вы прибыли к нам из окон дома напротив, - сказал Холмс, мельком взглянув на нашу гостью.
- Да, однако вы очень наблюдательны, позвольте поинтересоваться, каким таким способом...
- Нет ничего проще, уважаемая миссис Мориарти, - на лице нашей посетительницы выразилось неподдельное удивление, - ваше имя может не
установить только окончательный идиот и кретин вроде доктора Уотсона, страдающего пляской Святого Витта (он дал мне очередную затрещину, и я,
поднявшись с кресла, с широкой улыбкой начал тихонько приплясывать), - если оно выгравированно во всю длину вашего тела; что же касается
места, откуда вы к нам прибыли, - чтобы определить его, мне понадобилось лишь выглянуть в окно - вас выпустили из дома напротив, я понял это
следуя утверждению о том, что, согласно баллистике, снаряд, выпущенный из окна любого дома, при наличии достаточной убойной силы, неизбежно
попадает в окно противоположного. Вы - правая рука и агент преступного гения Мориарти, и вы попались. Сопротивление бесполезно, - он схватил
отчаянно заверещавшую пулю и спрятал ее в металлическую коробку. - Уотсон, будте добры, позвоните Лестрейду!
Я, не переставая приплясывать, боком протиснулся к телефону и в течение нескольких минут отчаянно крутил его квадратный диск во всех
направлениях, пытаясь наугад определить номер Скотленд-Ярда, который, как назло, перед этим совершенно выпал у меня из головы и, очевидно,
преспокойно дрыгая конечностями лежал на моей постели. В это время Холмс, рассматривая в лупу через проделанное пулей отверстие двух
подозрительных молодых людей, отиравшихся на противоположной стороне Бейкер-Стрит, получивших от меня два месяца назад диагноз септического
гомосексуализма, одновременно отчаянно пытался удержать бившуюся в шкатулке миссис Мориарти. От постоянного напряжения телефон под моей рукой
начал дымиться, но мне все-таки удалось дозвониться - шляпа, а затем и слегка деформированная голова Лестрейда уже начали протискиваться через
множество дырочек в микрофоне трубки.
- Холмс! - прокричал я, - дело сделано!
Но в этот момент мой друг и я поняли, что мы, к сожалению опоздали. Раздался оглушительный паровозный гудок, локомотив старого образца
протащил через нашу комнату дрезину с отчаянно махавшей крыльями Ирен Адлер и обернутым в промокашку королем Богемии, зашумел водопад и
запахло альпийскими лугами. Справа от нас засияла огромная пропасть, а спереди, оставляя позади себя отпечатки ног огромной собаки, одетый в
смирительную рубашку, приближался профессор Мориарти.
- Я готов, - сказал он, и тут же рассыпался в пыль. Пятна крови на яркой зеленой траве были явно животного происхождения, из чего Холмс
заключил, что она пошла из носа у меня - безжалостного и грубого животного. Так неожиданно закончилось одно из наших с Холмсом самых
ошеломляющих и стремительно развивающихся дел.
Уже вечером, сидя у камина и отдыхая от всех напряжений этого дня, а я, как отставной хирург, еще и от своей эпопеи в Афганистане, навеянной
незабываемыми подзатыльниками Холмса, я вспомнил местонахождении двух последних апельсиновых зернышек и вынул их из когда-то простреленной
ноги. Для Холмса, пытающегося выяснить, можно ли повеситься, привязав веревку не к потолку, а к полу, эта была новая неразрешимая загадка...
- Я хотел бы загладить перед вами свою вину, мой дорогой друг, - начал Холмс, наконец-то удобно устроившийся в петле, - и дать вам, наконец
объяснения по поводу моих непревзойденно-дегенеративных дедуктивных методов, приведших к решению этой маленькой загадки, - он легко, двумя
пальцами, переломил позвоночник Лестрейду и выбросил его верхнюю половину в окно, отчего двое отставных флотских сержантов на Бейкер-стрит
поскользнулись от удивления; ноги же и туловища бедного полицейского аппетитно захрустели под крепкими зубами Шерлока Холмса.
- Итак, кэб, подвезший нас до Риджент-сквер, двигался со скоростью двухсотпятидесяти миль в час, из чего я заключил, что мы никак не могли
доехать в Ланкашир через десять минут после оповещения об этом ужасном убийстве полиции; следовательно, мы все время оставались на месте, в
нашей уютной квартирке на Бейкер-стрит; Британский Музей закрывается в два часа ночи, и сторожу никак не удалось разглядеть содержимое желудка
убийцы, так как основную пищу того составляли лишь идеи. Вы следите за ходом моей мысли? Дворецкий ложится спать ровно в полночь, старый
антикварный магазин в Вестминстере закрывается в два; три королевских дома Европы благодарны вам за вакцинацию против шизофрении; кукушка
кукует через раз, чередуясь с приступами клептомании. Вот на основании этих-то выводов я ставлю вам окончательный диагноз, - он пребольно
огрел меня кочергой по носу, а я, не вытерпев, все-таки повесил его в нормальном положении, ногами вверх.
- Безмозглый кретин! - завизжал Холмс, - вы еще узнаете, как выгрызать внутренности не с той стороны!
- Скотина, идиот, даун!!! - отчаянно, тоненьким голоском вторил из его желудка полуразжеванный Лестрейд, - Весь Скотленд-Ярд! Весь... - мне
было не суждено разобрать, что старый инспектор хотел сказать о молодом Скотленд-Ярде - он захлебнулся от желчи Холмса, который в тот момент
уже более спокойным голосом крикнул:
- Уотсон, возьмите свой старый револьвер, он вам может пригодиться, и скорее выходите из спальни!
Наконец-то я узнал в нем моего старого друга, Шерлока Холмса. Улыбаясь, я разлил напалм, поджег наше скромное жилище, и глубоко
удовлетворенный, вышел на улицу и заснул в большой луже у порога.

Самым распространенным названием центральной улицы города или деревни в Советском Союзе было, конечно, название «улица Ленина». На втором
месте – улицы Революции и какой-нибудь годовщины Октября.
Самая старая улица в мире находится в Египте: это дорога в Гизу - самая старая мощеная дорога. Возраст 12-километровой дороги - более 4600
лет. Эта дорога, как считается, использовалась для транспортировки каменных блоков, использующихся при строительстве и отделке пирамид.
Самая короткая улица в мире - это Эбензейр Плейс (Ebenezer Place) . Ее длина – 206 сантиметров. Однако, на ней есть здания, а именно – здание

по адресу Эбензер Плейс, 1, построенное в 1883 году.
Самая длинная улица в мире – это Пан-Американское шоссе (The Pan-American Highway) Длина шоссе - 48 тысяч километров и оно соединяет между
собой города Северной и Южной Америк, пересекая США, Канаду, Мексику, Перу, Аргентину и Сальвадор.
Самая длинная деревенская улица в мире имеет длину 13 км. Это Коммунистическая улица в деревне Бичура в Республике Бурятия.
Самая узкая улица в мире – это Парламентская улица (Parliament Street) в городе Эксетер (Exeter), Англия. В самом узком месте ширина ее едва
достигает 64 сантиметров. Улица была построена в XIV веке.
Самая широкая улица в мире – это Улица 9 Июля (9 de Julio Avenue) в Аргентине, которая названа так в честь дня независимости государства. Она
имеет по шесть полос движения в обоих направлениях и занимает по ширине целый квартал.
Самая крутая улица в мире находится в городе Дьюндин (Dunedin) в Новой Зеландии. Угол ее уклона составляет 35 градусов! Верхняя часть улицы
сделана из камня, иначе в жаркую погоду часть покрытия, расположенная сверху, просто стекала или съезжала бы вниз.
Самая кривая улица в мире - это Ломбардная улица (Lombard Street) в Сан-Франциско. На самом заковыристом участке улица имеет 8 поворотов,
движение на ней одностороннее и существует суровый штраф за парковку в ее пределах.
Самый сложный в мире перекресток был построен в английском городе Свиндон (Swindon) в 1972 году. Помимо основного кольцевого разворота он
включает в себя еще 5 дополнительных. При этом, по центральному кольцу можно разворачиваться только против часовой стрелки, а на
дополнительных – наоборот.
Во всей Великобритании существует одна-единственная улица, где можно двигаться по правой стороне, в отличие от всей остальной страны, где
движение, как известно, левосторонне. Так произошло исторически, связано с тем, что конным повозкам легче было высаживать пассажиров именно на
правую сторону. Разрешение на правостороннее движение на этой улице закреплено специальным законом Великобритании.

Начался всемирный потоп. Плывет Ноев ковчег. Проходит некоторое время. Зверьё гадит и гадит, дерьма уже по щиколотки. Подходит старший сын Ноя к отцу:
- Батя! Давай дерьмецо-то уберём.
- Ты что, сынок! Там же всякие бактерии, микроорганизмы и пр. Если выкинуть навоз, то они не переживут потоп.
- А-а-а-а...
Проходит ущё время. Дерьмо уже по пояс. Подходит средний сын Ноя к отцу:
- Батя! Давай дерьмо уберём.
- Ты что, сынок! Там же всякие червячки, личинки и пр. Если выкинуть навоз, то они не переживут потоп.
- А-а-а-а...
Проходит ущё время. Дерьма уже по горло. Подплывает по нему средний сын Ноя к отцу:
- Батя! Давай дерьмо уберём, иначе ковчег потонет!
Ной видит, что сын прав и решил - таки прибраться на корабле. Две недели он с сыновьями выбрасывали говно через борт, пока не убрали всё. И говно так и осталось за кормой ковчега в виде такой огромной аморфной массы.
Прошло несколько тысячелетий, и эту кучу дерьма открыл Христофор Колумб...

Однажды генерал-губернатор Новороссийского края князь Воронцов и его друг помещик Торопов присутствовали при задержании контрабандистов на таможне.
– Дураки, – сказал помещик, – не могут провести незаметно контрабанду. Ведь таможенников очень легко обмануть.
– Вы ошибаетесь, – ответил ему главный таможенный начальник, – мы контрабанду легко найдем, где бы ее ни спрятали.
– Раз вы так уверены, давайте заключим пари.
В разговор вмешался князь Воронцов.
– Я принимаю пари и ставлю сто тысяч рублей. Вам контрабанду незаметно не провезти.
– Завтра в двенадцать часов дня я провезу контрабанду, и вы ее не заметите. В свою очередь, против ваших ста тысяч я ставлю свое имение. Посмотрим, чья возьмет.
– Что же вы повезете? – поинтересовался таможенный начальник.
– Кружева, бриллианты и другие драгоценности. Ровно на десять тысяч рублей.
На следующий день в назначенный час к таможне подъехала коляска, в которой сидел помещик Торопов. Начался обыск. Помещика увели в отдельную комнату, раздели догола, осмотрели каждую складку его платья и белья, но ничего не нашли. Такому же строгому обыску был подвергнут его кучер. Отпороли обивку экипажа. Нигде контрабанды не было.
Пошли на крайнюю меру: разрубили экипаж, предварительно уплатив Торопову приличную сумму денег за него. Нигде ничего.
– Ну что, закончили осмотр? – Закончили, – уныло подтвердили таможенники.
– Где же ваша контрабанда? Показывайте! – обратился к помещику князь.
Торопов подозвал к себе белую собачонку, спокойно дремавшую у дерева, и попросил подать ему ножницы. Потом он распорол «шкуру» своего пуделя вдоль спины. Оказалось, что он навертел на простую дворняжку дорогих кружев, между ними расположил бриллианты и другие драгоценности, после чего искусно «упаковал» невольную сообщницу в шкуру пуделя, а лапы, хвост и голову выкрасил в белый цвет.
Пари он, разумеется, выиграл.

Первый Патриарх Московский и всея Руси Иов (1589-1605) главной целью своей деятельности считал укрепление в России Православия. По инициативе Патриарха были проведены ряд преобразований в Русской Церкви: учреждены новые епархии, основаны десятки монастырей, начато печатание богослужебных книг. В 1605 году отказался присягать Лжедмитрию и был низложен бунтовщиками.


Читать далее...

Многие наверно еще помнят недавний скандал с фотографиями ливано-израильского конфликта, которые разместило на своем сайте агентство Рейтер и признавшее, что один из его фотографов, Аднан Хадж, использовал компьютерные программы, дабы исказить действительность. А недавно на глаза попался интересный альбом, где рассказывается про фальсификацию фотографий и произведений искусства в сталинскую эпоху. "…Автор, Дэвид Кинг, воспроизводит, когда это возможно, оригинальный снимок и его отретушированный вариант, а иногда и несколько. Скажем, люди исчезают с фотографии один за другим, по мере их исчезновения из жизни или с политической арены. На одном отпечатке, в 1920-м году Ленин и Крупская поехали открывать электростанцию в Кашине и сфотографировались с группой кулаков (на заднем плане) и детей (на переднем). Через 19 лет со снимка были стерты ВСЕ взрослые и часть детей. Понятно почему. Смотришь и думаешь: вот этот смеется, а его больше нет. Этот смотрит испуганно – и его нет… И дальше – обвалом по книге: этих нет, и этих уничтожили, и вон тех, и тех…"

Немного фотографий с комментариями из альбома:



Прогулка по берегу канала Москва-Волга. Ежова, который перед арестом был снят и со второго своего высокого поста - наркома водного транспорта, - на отретушированном варианте рядом с Ворошиловым, Молотовым и Сталиным уже нет. Много лет спустя Хрущев сказал, что Ежов был не только алкоголиком, но и наркоманом и "получил то, что заслуживал".
Читать далее...