Признаюсь вам честно, 
Смущаясь чуток,
Что я не афганец,
Не мент, не браток,
Не вор, не чекист –
И спасибо судьбе...
Но очень мне нравится
Группа «Любэ»!

Я даже не любер, Господь упаси,
Я даже не Путин, спаситель Руси.
По правилам, принятым в нашей стране,
Любить эту группу не свойственно мне.
Лишь только почуяв
Приветственный гул –
Мол, Н. Расторгуев
На сцену шагнул 
И, воздух тараня,
Запел наугад
Родное «Батяня,
Батяня-комбат», 
Немного устало бряцая струной, –
Я должен из зала бежать как шальной.
Хохочут эстеты, кривится мидл-класс,
Сжимая кастеты презрительных фраз, –
А я не желаю
Подобных ролей.
Я рад Николаю
В его юбилей
Сказать: «Поздравляю!
Гляди веселей!»

Виват, Расторгуев!
Признаюсь тебе –
Не ведаю, чем мне по нраву «Любэ».
Без этих мелодий
Я так одинок!
Я просто совок,
Безнадежный совок.
Я синие наши люблю вечера,
Грущу по ребятам с родного двора,
Мне нравится спальный 
зеленый квартал,
Где я жигулевское пиво глотал,
Я тоже горжусь, что Гагарин летал
(Я это не видел,
Я это читал).
Я рад полустанку, 
Я рад кораблю,
Я даже «Убойную силу» люблю!
Должно быть, бессмертен
Российский совок.
Он, верно, не тонет,
Что твой поплавок.
Он вечен, как бульканье в ржавой трубе.
Как водка.
Как Путин.
Как группа «Любэ».
Посмотришь на  гордый собою бардак –
Ценить это всё невозможно никак,
Но стоит прислушаться толком к себе –
И видишь, что любишь.
Как группу «Любэ».

Гляжу со слезами, наморщив чело,
На наши родимые пятна.
«Любэ» – это то, что любить тяжело.
Но как разлюбить –
Непонятно.

Как тихо это сделала она!
Ни гражданам, ни прессе – ни словечка.
Два округа узнала вся страна:
«Петровское» и «Красненькая речка».
Там Матвиенко выдвинут в СовФед.
Ее внесет на должность ветром невским,
И выбора у них, похоже, нет –
Поскольку ей соревноваться не с кем.
Вся питерская правая среда,
Настроенная грозно и серьезно,
О выборах узнала лишь тогда,
Когда и выставляться было поздно.
Другая бы краснела, как рубин,
При обсужденье этих хитрых планов.
Так губернатор в городе любим,
Что отдыхают Жданов и Романов.
И после всех ее веселых лет,
Словечек, заседаний и камланий –

Ее, боюсь, не только что в СовФед,
Ее в детсад не выбрали бы няней.
Но есть и плюсы в этой чехарде.
Ей-богу, город Валю не осудит:
Пусть будет хоть в СовФеде, пусть хоть где –
Но в Питере ее уже не будет.
А лет уже, допустим, через пять –
Боюсь, что это время недалечко –
Мы президента будем выбирать
В одном районе: «Красненькая речка».
Коль наши власти не умерят прыть,
Они, боюсь, окажутся в осаде:
По всей стране их будут так любить,
Как Матвиенко любят в Петрограде.
Лишь об одном мы молимся сейчас,
Следя за болтовней во властном стане:
Чтоб остальные речки тут у нас
За это время красными не стали.

 

Коррупция, к несчастью, стала

одной из главных наших черт.

 Страна от этого устала.

На поединок вышел МЭРТ.

Особый план составлен в МЭРТе

и на просмотр Фрадкову дан.

Я хохотал до полусмерти,

когда увидел этот план.

Иной предполагал несмело,

что духом дня проникся МЭРТ

и станет требовать расстрела,

но МЭРТ не так жестокосерд.

Три пункта сочинили в МЭРТе,

и все по-своему круты.

Российский бюрократ, поверьте,

ворует из-за нищеты.

 Он беден, полагают в МЭРТе.

И вот, когда убогий смерд

ему приносит мзду в конверте, —

он хищно цапает конверт.

Полтина лепится к полтине…

На месте совести — провал…

Когда б как следует платили,

у нас никто б не воровал!

«Что толку от подобных мер-то?!» —

воскликнет пошлый маловер;

а я скажу, что мера МЭРТа —

отнюдь не худшая из мер.

Я оптимизмом не обманут,

но уточнить не премину:

да, меньше брать они не станут.

Но станут чувствовать вину!

Власть не желает вивисекций.

Чиновничеству повезло.

Вторая мера — чтенье лекций

о том, что взятка — это зло.

Я так и слышу: «Буду краток.

Вниманье, говорю для всех:

ребята, не берите взяток!

Ребята! Взятка — это грех.

Не надо взяток брать, ребятки.

Поберегите вашу честь.

Я повторяю: взятки гадки.

Не надо брать! Вопросы есть?

А вот примеры, для порядку.

Опасность ходит по пятам.

Чиновник Н. увидел взятку —

и взял, и сел, и ныне там.

Печальный, в сущности, остаток.

А вот другой чиновник, М.:

ему не предлагали взяток —

и сроду он не знал проблем!

Ребятки! Не берите взятки.

Возьмитесь, блин, за честный труд.

В Кремле, в Общественной палатке,

в Госдуме взяток не берут…

Я даром, что ли, тут кукую?

Друзья мои, поверьте мне:

нельзя коррупцию такую

иметь в порядочной стране!

Конечно, деньги очень сладки,

без денег жить нельзя нигде,

но все же не берите взятки,

не надо взяток!» И т д.

Услышав это обращенье,

чиновный потрясенный тать

захочет попросить прощенья,

а взятки МЭРТу передать.

Я так вас всех и вижу, черти, —

как вы, избравши честный путь,

стоите в очереди в МЭРТе:

«Я все принес! Кому вернуть?!»

Но власть не просто так искала

лекарство против воровства.

Есть третий путь: включить сексота.

Его реакция остра.

Сексоты наши очень хватки —

так вечно было на Руси.

Коль ты увидишь взятье взятки —

пойти и тотчас донеси!

На казнокрада, казнокрадку,

чей кошелек и так раздут…

И может статься, эту взятку

как раз тебе передадут.

Страшны коррупции оскалы,

зловещ бесстыдный звон мошны…

Но наши честные сексоты

гораздо более страшны.

Короче, все ужасно рады.

Ты победил, российский МЭРТ!

Российский взяточник с досады

скривится и воскликнет: «Merde!»*

За ваш успех вискарь лакая,

замечу, радостный плейбой:

борьба с коррупцией такая

грозней коррупции любой.

О народная частушка,

Прочим жанрам нос утри!

С виду девочка-простушка,

Но пророчица внутри.

Сколько дерзости, запала

И отваги, я б сказал!

Почему же так запала

Ты на Киевский вокзал?

 

Стал любимой цацкой-пецкой

Он для множества сердец.

Есть же Курский, Павелецкий,

Ленинградский, наконец!

Но за много лет отсюда

Перст народный указал:

средоточием абсурда

Будет Киевский вокзал.

 

Все Отечество обшарьте —

Но в эпоху двух нулей

На обширной нашей карте

Нету места веселей.

И чего тут не бывало!

Список длинен и высок:

Бомжу нищенка давала

Тут за булочки кусок;

 

Здесь же рядом — чудо в перьях! —

Ставят бабу-автомат:

Сзади кинешь пять копеек —

Впереди течет томат…

И на этом же вокзале —

Мы, традициям верны —

Милицейских наказали

Главным блогером страны.

 

С электрички вылезали,

Президента видели!

Блин, на Киевском вокзале —

А как будто в «Твиттере».

 

О приезде не трубили

(брешут вражьи голоса,

Будто все автомобили

Проверяли три часа).

Полон праведного гнева,

Он ворвался на вокзал,

Глянул вправо, глянул влево…

— Где милиция?! — сказал.

 

Говорит помдеж в испуге,

Заслонив собою дверь:

— Нет милиции в округе,

Мы ж полиция теперь!

Как на Киевском вокзале

Всех ментов переназвали,

Нет ментов, одни понты,

И придумал это ты!

 

Но Медведев не дослушал

И на крайнего в упор

Гнев начальственный обрушил:

«Нет милиции?! Позор!

Их на ваш вокзальный замок

Нужен целый легион!

Почему не вижу рамок?

Рамки где?!» — воскликнул он.

 

Тошно рыцарям охранки,

Как японцам — от Курил.

Им никто про эти рамки

Ничего не говорил.

Где им было ждать такого

В этот зимний день сырой?

Он же верит в силу слова,

Виртуальный наш герой.

 

Он, попав случайно в дамки,

Верит, Господи прости,

Что, поставив всюду рамки,

Можно в них террор ввести.

Он тебя пред всем народом

Уверял, Россия-мать,

будто стрелок переводом

Можно время поменять!

 

Он вчера пред целым миром

Доискался наконец:

Коль не звать борца эмиром,

То раскается боец!

Назовем Россию раем —

И окажемся в раю!

«Где Якунин?! — он пролаял.

— Я три дня ему даю,

 

Чтоб на Киевском вокзале

Террориста повязали,

А иначе о себе

Вам напомнит ФСБ!»

Озадаченный Якунин

Свой замаливает грех:

 Ставит рамки, пригорюнен,

И досматривает всех.

 

Не попасть сегодня в масть

Никаким Якуниным:

Чтоб понять такую власть,

Надо быть обкуренным.

 

…Как на Киевском вокзале

С чемоданчиком стою,

Повторяя с видом заи:

Что мне делать, мать твою?

Не уехать ли, пожалуй,

Выбирая новый риск, —

Из Отчизны обветшалой,

Вырождающейся вдрызг?

 

Не уйти ль от наших змиев,

От клыков и от клешней —

Например, в свободный Киев?

Но ведь там еще смешней.

Что на Киевском вокзале,

Что в Сибири, что в Казани —

Всюду та же ерунда,

Не уедешь никуда.

 

И вдобавок без базаров

Намекает внешний мир,

Что с таких, как наш, вокзалов

Поезда идут в Каир.

Ваще оборзели хапуги!
Слыхал ли, о чём говорят?! - 
Мол, как не потей от потуги,
а взяточник - вечен и "свят"...
"Стахановец" честный не сможет
бесправной страной управлять!
Уже попривыкли в народе,
что вся власть – сплошь "мать-перемать"...

Она и народ приучила
к стяжательству и в мелочах...
И, чем кресло выше у Чина, 
тем больше бесстыдства в речах!
Во власти  рвачи и хапуги…
Но верит народ-оптимист:
пройдёт срок – порвутся «подпруги»
и… снова страна – чистый лист!

 

Россия, отпразднуй главный успех.
Соседи закроют пасть пусть.
Я вижу, снова пугает всех
Гербастый российский паспорт. 

Величья истинного черта! 
Держава—не фунтик с кремом.
Где мы раздаем свои паспорта—
Там сразу крутой экстремум.

Стремясь расширить свой окоем
Горами, морем, лесами,—
Сперва мы, значит, их раздаем,
А после приходим сами.

Орудья наши сотнями жал
Нацелены с видом пасмурным:
А кто, скажите, тут обижал
Ребенка с российским паспортом?!

Врага сминает праведный гнев,
И участь его—параша.
Земля, где живет гражданин РФ,
Уже в потенции наша.

Просты и решительны, как «Спартак»,
Чисты, как звезда Востока,
Мы мир утопить в своих паспортах
Готовы: у нас их сто-о-ока!

По всей планете прошлась пята,
По многим морям поплавала.
Я волком бы выгрыз все паспорта,
Где нету орла двуглавого. 

Во дни, которые бардов рать
Успела внести в скрижали,—
Наш паспорт в руки боялись брать:
Действительно уважали! 

«Берет, как бомбу, берет, как ежа»,—
Маяк говорил, не хвастая,
Пока пограничник держал, дрожа,
Серпастое-молоткастое.

Прошли года крутых мешанин,
Мы встали с колен, натужася—
И вот достаем из широких штанин,
И Рада кричит от ужаса!

Трясись, Джемилев, у себя в Крыму:
Ты видел уже нередко,
Что если паспорт дают кому,
То это черная метка. 

Мы в поле действуем правовом,
Блюдя дружелюбный имидж.
Мы всех вокруг за своих порвем,
Лишь сделаем всех своими ж.

Сгодится хоть эллин, хоть иудей…
Запомнить всем не мешало бы,
Что мы защищаем своих людей
При первом признаке жалобы.

Тогда, при своем миролюбье всем,
При звуке угроз, при виде ли,
Мы тут же по косточкам разнесем страну,
Где наших обидели. 

Поэтому мир, что при шаге каждом
Все ближе к пропасти движется,
К себе неохотно пускает граждан
С орластою красной книжицей.

Когда я мчу в чужие края
Посредством летного транспорта—
В глазах таможни читаю я
Смущенье при виде паспорта.

Их руки потеют. Их мозг раздут
Каким-то тревожным бредом—
Как будто танки сейчас войдут
За этим паспортом следом.

Да вы не бойтесь! Я так, плебей,
Мне по фигу ваша горница.
Меня хоть дрыном сейчас побей—
В России никто не дернется.

Таких, как я, у нас до черта.
Ресурсы у нас несчитаны.
Вот если б вашим дать паспорта,
То сразу была защита бы. 

А если б, заметить не премину,
Мы вышли из рамок узких
И стали бомбить любую страну,
Где власть обижает русских,—

Тогда, об участи их скорбя
И взяв в свидетели Бога,
Боюсь, пришлось бы начать с себя.
Нас здесь обижают много.

Любезный друг, укажи обитель,
Окинувши глобус наскоро,
Где так бы мучился предъявитель
Клювастого-головастого.

Боюсь, за местную нашу боль
Россия нам—не ответчица.
Друзья! Отправиться в Ялту, что ль?
Спасай же меня, Отечество!