Выглянув в окно, увидим там снег и голые ветви деревьев. А где-то в памяти живо лето. Что оно дарило нам? Об этом - в небольших пейзажных фильмах для отдыха глаз и услаждения сердца.

Сначала - "Кара-даг - жемчужина Крыма". Поехали?




А теперь приглашаю вас насладиться водными пейзажами Кореи под приятную музыку.

Серия сообщений "Острова Желтого моря":
Часть 1 - Чунга-чанга моей мечты. Сага первая.
Часть 2 - Чунга-чанга моей мечты. Сага вторая.
...
Часть 8 - Морской раскаякинг в корейском Малибу.
Часть 9 - На чудесном острове.
Часть 10 - Пейзажные фильмы для отдыха
Часть 11 - Прекрасный остров в Желтом море. Поехали в отпуск!
Часть 12 - Прекрасный остров в Желтом море. А какое тут жильё?
Часть 13 - Прекрасный остров в Желтом море. Восхождение
Часть 14 - Прекрасный остров в Желтом море. Пять вечеров

Серия сообщений "Крым":

Поездки в Крым, описания Крыма.

Часть 1 - И билет на самолет с серебристым крылом...
Часть 2 - По волнам моей памяти.
...
Часть 7 - Крым.
Часть 8 - Крым 2.
Часть 9 - Пейзажные фильмы для отдыха

Иногда так бывает - ходишь, ходишь туда-сюда бесцельно. Как-будто силишься что-то вспомнить, нащупать, оживить. Как будто ищешь что-то, потерянное так давно, что и не помнишь, что же это было. Но точно знаешь - было, звучало, радовало сердце. Так и в этот приезд в Крым все никак не могла я вспомнить, что же это такое было, что наполняло каждую клеточку звенящей радостью? И вот в один из дней наших на Кара-Даге, сходив уже пару раз на пляжик при биостанции, мы решили с Шушпаном сделать вылазку на дальний пляж, называемый Крабьим, и отстоящий от поселка на достаточное расстояние, чтобы стать недоступным для ленящихся пляжников.

Там, за Арбузом на Крабьем мысу горы из кила стоят.
А под водой у тебя на глазах крабы так и кишат.
На дне там песочек, а вот рапанов там нет.
А крабов так много, что хватит на целый обед.

Так пелось об этом местечке в сочиненной в детстве с папой на пару песенке о Кара-Даге, и мурлыкая ее себе под нос, я потянула вялого Шушпана с утра пораньше туда, где было нам когда-то счастье. Уже порядком раскаленная, дорога пылила в сторону Лисьей бухты к Эчки-дагу через поселок, туда, где высилась уродина долгостроя, и -дальше, дальше по берегу, мимо эллингов, и наконец - вдоль узенькой полоски галечного бережка, переходя в такую знакомую утоптанную киловую тропку.



1.

Уйти, чтобы вернуться

Серия сообщений "Крым":

Поездки в Крым, описания Крыма.

Часть 1 - И билет на самолет с серебристым крылом...
Часть 2 - По волнам моей памяти.
...
Часть 4 - Вдоль Кара-Дага морем.
Часть 5 - Кара-дагский дельфинарий. И настроение улучшится!
Часть 6 - Точка возврата.
Часть 7 - Крым.
Часть 8 - Крым 2.
Часть 9 - Пейзажные фильмы для отдыха

Сегодня записывали мы 50 полезных предложений для студентов в институтской студии звукозаписи, и была там одна фраза, по поводу которой долгое время корейские наши инструкторы не могли определиться: "Я хочу пригласить вас в зоопарк! Когда вы увидите этих животных, .... " Что с вами произойдет? По контексту, собеседник должен был забыть о проблемах. В итоге пришли к такому вариату: "Когда вы увидите этих животных, ваше настроение улучшится!" Вот и подумалось мне, что это может стать трендом на фоне невеселой атмосферы политических коллизий. Итак расскажу о посещении карадагского дельфинария, которое случилось сразу после высадки на твердую землю с катера после прогулки под Кара-Дагом.

Я много раз ходила в разные дельфинарии, в разных странах, и, казалось бы, могла бы пропустить этот пункт программы. А вот не могла! Потому что на Кара-Даге, на мой скромный взгляд, самое хорошо продуманное по сценарию представление. Да, все очень скромно, но дельфины выделывают такие штуки, которые мало, где еще есть. Да и котики - молодцы. Но главное - фантазия и юмор, с которым построена программа. Она радует, и кажется, что и животные выступают с удовольствием.
Раньше тут был научный комплекс по изучению дельфинов. Плавали две черноморские афалины, одна из них - Иван, который умел дыхалом произносить свое имя. Мне тогда разрешили подержать Ивана за хвост, и я удивилась, как упруга и крепка дельфиновая кожа.
Потом наука как-то сильно сдала, средств не стало, видимо, и дельфинарий перешел на самоокупаемость (модное словечко) и стал просто шоу для туристов. Причем, раньше дельфинариев было два, но старый маленький со временем ликвидировали, остался лишь один.
Впрочем, программа от этого не пострадала. Во-первых, интересно и живо комментирует женщина -ведущая. Во-вторых, сюжетная линия не просто занимательна, но еще и уровень трюков достаточно высокий, а некоторые номера просто уникальны, как, например, рисование дельфином картины. Картинку потом продают на аукционе. Еще разыгрывают на аукционе бутыку шампанского Новый свет, которую приносит дельфин. Прыгают дельфины высоко, очень синхронно, даже выкидывают под потолок дрессировщицу, предварительно прокатив ее на своих носах по бассейну.
Дрессировщицы - девушки жесткие, но по другому в дрессуре не получится. А все представление делалось с любовью, и это чувствуется.
Дальше я покажу несколько фото, а youtube можно посмотреть и видео, правда, не мое, но зато почти полное.
Итак: " Мы - молодцы, несущие ветер!"



1.


Посмотреть шоу.

Серия сообщений "Крым":

Поездки в Крым, описания Крыма.

Часть 1 - И билет на самолет с серебристым крылом...
Часть 2 - По волнам моей памяти.
Часть 3 - Горными тропами Кара-Дага.
Часть 4 - Вдоль Кара-Дага морем.
Часть 5 - Кара-дагский дельфинарий. И настроение улучшится!
Часть 6 - Точка возврата.
Часть 7 - Крым.
Часть 8 - Крым 2.
Часть 9 - Пейзажные фильмы для отдыха

В один прекрасный день, третий из восьми, что нам выпали на Кара-Даге, решили мы отправиться на морскую прогулку вдоль его скал, гротов и бухт. Я - встретиться с детством и пофотографировать, Шушпана же прельстило приключение и купание в открытом море с борта лодки. Да, нет, это - лишь верхний слой причин. Когда, покачиваясь в катере на синих черноморских волнах, я нащупывала мысленным взором какой-то внутренний зажим, блокирующий стопроцентное счастье, спрашивая себя : "Ну почему же никак оно не прорвется, не нахлынет? Почему все как-то не то и не так? Почему я - посторонний зритель, а никак не участник, не чувствую, что все это со мной происходит на самом деле? Может, для меня теперь счастье в другом, и оно больше? Но ведь нет никакого противоречия.", в какой-то миг я поняла, что думаю параллельно о том, как мы, вернувшись, сразу можем пойти в дельфинарий, а потом - на пляж. Я попросту выгуливала Шушпана и организовывала досуг. Ну а Шушпан, как я сильно подозреваю, выгуливала и ублажала меня. Поняв это, я усилием воли попробовала снять зажим, благо это я делать умела. Синтетически это вроде бы получилось, я начала получать удовольствие от встречи. Именно так.

Мы сели на катер на причале Биостанции часов в 9 утра, опасаясь стоящей позади Святой горы облачности. И снова нам повезло - облака рассеялись в момент и подождали, пока мы закончим прогулку. Только потом закрыли небо.
Скалы-короли возвышались гордо и величественно, как и пристало царственным особам. Самое интересное на Кара-Даге - его фантасмагоричные фигуры выветривания, которые дают простор для воображения. Если присмотреться, то можно увидеть прямо над морем на горе два огромных трона, позади них - пару спускающихся с горы людей в коронах на головах, а еще позади - густую толпу народа, идущую строем, свиту. Впрочем, очертания горы меняются в зависимости от угла зрения, и свита отсюда выглядит не слишком реалистично.



1.


Фото-экскурсия вдоль Кара-Дага.

Серия сообщений "Крым":

Поездки в Крым, описания Крыма.

Часть 1 - И билет на самолет с серебристым крылом...
Часть 2 - По волнам моей памяти.
Часть 3 - Горными тропами Кара-Дага.
Часть 4 - Вдоль Кара-Дага морем.
Часть 5 - Кара-дагский дельфинарий. И настроение улучшится!
Часть 6 - Точка возврата.
Часть 7 - Крым.
Часть 8 - Крым 2.
Часть 9 - Пейзажные фильмы для отдыха

Как рассказать это? Как вообще повести рассказ о Кара-Даге?...

.. Но сказ о Кара-Даге
Не выцветить ни кистью на бумаге,
Не высказать на скудном языке...

- писал певец этих мест Макс Волошин.

Сколько раз ходила я этими горными тропами, сколько раз? Горные уступы и поля степного разнотравья были для меня стенами и коврами большого дома, совсем как для бременских музыкантов (может потому больше всего мне нравилась именно эта песенка из старого мультика?).

Я не помню, когда именно, в какой день из восьми собралась я пройти горной тропой снова, можно посмотреть по датам, но разве это так важно? Наверное, это случилось уже после перерождения, когда отпустила внутренняя железная рука... А может, еще до того. Но однажды я проснулась с твердой уверенностью, что мне это надо, и что сегодня я пойду. И пошла. Пошла одна, потому что Шушпана заманить на горную тропу невозможно никакими коврижками. К тому же припоминаю, что именно тогда она заполучила в свои лапки компьютер Юрия Андреевича, потому что напала на нее интернет-ломка уже через 4 дня после нашего приезда. Компьютер мы не захватили, надеялись на какое-нибудь интернет-кафе. Ха! В Крыму они отсутствуют как класс, зато есть вай-фай прямо на даче. Как бы знать! Вобщем, Юрий Андреевич посмотел в унылые глаза дивчины и тут же проникся. Уже на другой день ей был доставлен из Щебетовки компьютер супруги на целый день, и она засела. А я, стало быть, наоборот - потопала. А может, это сейчас память меня подводит, и за компьютером она была в другой день, но так или иначе, когда я выходила из дома, из-за Зуба начало, клубясь, выплывать здоровое грозовое облако.



Пройти заповедной тропой

Серия сообщений "Крым":

Поездки в Крым, описания Крыма.

Часть 1 - И билет на самолет с серебристым крылом...
Часть 2 - По волнам моей памяти.
Часть 3 - Горными тропами Кара-Дага.
Часть 4 - Вдоль Кара-Дага морем.
Часть 5 - Кара-дагский дельфинарий. И настроение улучшится!
...
Часть 7 - Крым.
Часть 8 - Крым 2.
Часть 9 - Пейзажные фильмы для отдыха

Вгляделась в фотографию предыдущего сообщения и... вдруг до меня дошло, что за 40 лет (страшно подумать о такой цифре!) море накатило на берег метра на 4, а то и на все 5 метров. Помню, как мы сидели под тем треугольным большим камнем, что поближе, и еще тент-простыня была перед ним, а потом еще до моря несколько шагов по горячим камням... А теперь этот камень сам в воде. Причем... Надо бы проверить, а как далеко от воды он был 10 лет назад... Вот только фото нет под рукою... Но кажется, что под ним со стороны моря еще можно было сидеть...
Я это к чему... Да, не знаю, к чему. Просто удивилась вот.

Очень надо было...

1.

С удивлением и радостью обнаружила эту заметку на сайте "Православие и мир".

Взялся за меня на этой неделе снова итальянский язык, который за время поста я основательно подзабыла (трудно вспомнить то, чего не знал, вообще-то). Взялся язык итальянский поздравлением подруги из Туманного Альбиона с днем свадьбы серебряной посредством песни Зеро Ассолюто, и ... Остапа понесло...Словарик был извлечен на свет, песенки затерты до дыр. А организьм тем временем из последних сил боролся с перегрузками и подцепленной по пути мелкой заразкой. Сегодня заразка осмелилась-таки поднять голову и обнаружить свое присутствие, (похоронив мои планы на покупку наконец-то на законных основаниях столового серебра), а я ей по этой голове чем-то светлым и хорошим решила дать. И вот искала Италию, но мал-помалу пришла к своей Италии, лучше которой нет для меня.

Путь был примерно таким.










Нос задышал, горло отпустило само собою.

Из серии сам себе терапеут. Нет, никаких советов и рецептов. Только несколько чужих фотографий.
Есть такое понятие в психологии - якорь. Положительный якорь. Вот это - мои положительные якоря. Личные, так сказать...

Наконец, последняя серия фотографий Виктора Игумнова,с которой сегодня хочется познакомить вас - нежные и яркие степные растения.



Смотреть еще

Более традиционные виды, но все же как прекрасно передан свет!

Автор Виктор Игумнов.


Смотреть еще

Еще несколько фотографий Кара-Дагских окрестностей от Виктора Игумнова. Несколько иное цветовое решение.



Смотреть еще

Потрясающие фото-работы Виктора Игумнова, фотографа из Феодосии, взятые мною с сайта "Иероглиф". Я не могу назвать их иначе, чем фотокартины посвященные Киммерии. Когда смотришь на эти полотна, всей душой устремляешься в это дивное место.
Впервые нашла этот сайт пару лет назад, а тут вспомнила, благодаря seamermaid. Сижу, любуюсь второй день...
Выбирала, что бы показать самое красивое, не могу. Сначала - закаты!!!


Смотреть закаты

Удивительное место, в котором соединяются все стихии, в котором можно черпать необыкновенную энергию. Древний потухший вулкан, излучающий потрясающую энергию, побеждающую время, старик Кара-Даг, место обитания незримых сил.

Даже камни оттуда, заряженные этой удивительной энергетикой, хранят ее и отдают носящему. Я очень отчетливо это ощущаю.
Многие скалы имеют свои названия, исторические или фантазийные (по большей части - второе). Но я не буду коментировать. Пусть говорят изображения. Если есть вопросы, спрашивайте.



Читать далее...

В колонках играет - Испанская гитара
Бывают в жизни такие совпадения и встречи, которые удивляют и радуют своей необъяснимой внутренней значимостью. В такие минуты просто благодаришь судьбу за маленькое чудо.
Сейчас герой этого маленького рассказика из Кара-Дагской серии путешествует где-то на далеких островах, затерявшись в дебрях диких джунглей и старинных цивилизаций. Может, эти слова чем-то помогут ему? Не знаю, но они помогают мне - это уж точно.
Где ты, Аллан? Попутного тебе ветра!

Аллан.

Как приходит к нам юность? Где та невидимая грань, за которой ты уже не ребенок, где начинается новая волнующе-таинственная взрослая жизнь? Может быть, именно в тот неуловимый момент, когда кто-то поверит в твою взрослость? А может быть в тот прекрасный день, когда будут затронуты самые тонкие струны твоей души?

Южный вечер уже начинал заполнять сиреневой мглой карманчик крохотной Черепашьей бухточки, и черепаха сурово чернела во мгле, вглядываясь в морскую гладь, как будто поджидала из морских глубин друга, а тот все не появлялся. Черепаху было жаль – тысячи лет ждет, и никак не может дождаться. Я разделяла ее чувства - предвкушение чуда, вера и даже знание: что-то произойдёт в этот августовский вечер, а природа подавала тайные знаки, усиливая мою веру. Об этом шептала и нежная морская волна, мягко оглаживая шершавые бока валунов, отдыхающих на мелководье как лохматые яки на высокогорном склоне; их красно-коричневая водорослевая шерсть колыхалась в такт подводным ветрам, а неподвижность была сродни ожиданию черепахи. Об этом же, казалось, задумался бульдогоподобный медведь на вершине стены Левинсона-Лессинга. Его силуэт на фоне темнеющего неба, как в театре теней, летел куда-то в глубины галактики, приглашал за собой. «Да, медведь, мы-то с тобой понимаем друг друга, - думала я,- не волнуйся, я тебя буду помнить».

Так блаженно было лежать у самой воды на гладкой гальке, еще хранящей тепло уходящего знойного дня , ощущать всеми фибрами живую душу бухты, воспринимать эти тайные сигналы-намеки, и внутренне трепетать от сладкого предвкушения чего-то неизведанного... Так уютно вплетались в мои грезы веселые голоса переговаривающихся мужчин у костерка, который уже начал весело потрескивать неподалеку! Они разместились у огня и вели неспешную беседу, как бы приглашая присоединяться к их обществу. До меня долетали лишь отдельные фразы, будораживщие воображение: «старинные амфоры», «колоссальные глубины», «грот Гремячий»... Подобно ярким лоскуткам, которые достает из шляпы фокусник, они манили приблизиться, вслушаться и разгадать, в чем тут секрет. И я, нехотя завершив свой внутренний диалог с Духами и Стихиями, переместилась поближе к костру, где уже закипал на огне котелок с нехитрым варевом, а вокруг заваривалась интересная неспешная беседа, в которой вкусно переплетались байки и реальность, и яркий отблеск пламени в глазах мужчин, сидящих вокруг огня, дополнял колорит.

Когда в бухте появляется новичок, завсегдатаи после краткого приглядывания обычно устремляются к нему и заводят разговор «о том, о сем». Начинаясь с общих мест, такая беседа перерастает в обмен историями о жизни под Кара-Дагом, и в других столь же диких и интересных местах, о правилах дайвинга, о негласном кодексе туриста, а уж почувствовав своих, люди начинают делиться гипотезами и предположениями о таинствах мироустройства, приправляя этот обмен такими вкусными историями, что невольно хочется прилипнуть поближе и слушать, слушать... Компания сегоднящних соседей появилась в Черепашьей во второй половине дня. Ребята , стоявшие постоянным лагерем в Бухте-Барахте с другой стороны Кара-Дага, решили ненадолго сменить обстановку, дабы внести новизну в однообразный уклад прибрежной жизни. Я со стороны наблюдала, как папа сошелся с ними в разговоре о Барахте, где он и сам останавливался в молодости . Он очень любил беседы с молодежью, искренне желая увлечь их, предчувствуя найти единомышленников, ведь сам он всю жизнь в душе ощущал себя мальчишкой по силе восприятия и интересу к жизни. И очень скоро я заметила в его глазах тот азартный огонек, который обычно предварял серию забавных рассказов о юности, о тех временах, когда у скал под лозунгом единения с природой останавливались романтичные шестидесятники, с пеной у рта споря о физиках и лириках, а на набережной Коктебеля пел с надрывом молодой Володя Высоцкий. Да и сам Коктебель был тогда молод, полон энергией юности, энтузиазма и всемогущества, презрения к материальным благам, и Дом Волошина подобно маяку показывал дорогу к самой прекрасной гавани – берегу молодости, духовного общения и творчества.

«Вот какой бывает Крым, -
Весь в полыни, в горьких росах,
Будто мастером скупым
Наспех сдеданный набросок.»,-
писала юная Маргарита Алигер. Этот Крым пробуждал в людях творческое начало, будил самое прекрасное в душе, оставляя след на всю оставшуюся жизнь, звал к открытию новых горизонтов. Свет этого Крыма ложился сейчас на лица беседующих отблесками костра, зажигал искры вдохновения в глазах расказчиков. А может, это просто молодость бурлила вином в их жилах?

Один из ребят, несколько моложе других, привлек мое внимание тем, что он всегда находился как-бы в полутени, больше молчал, и его загадочное имя - Аллан, так неожиданно ложилось на слух, так перекликалось с популярной приключенческой книгой, что слышалось мне кличкой. Казалось необычным и интригующим его молчание, он оттенял беседу по контрасту, в то время, как шумный и общительный парень по прозвищу Борода, подкидывая в костер собранные по склонам сухие веточки, не уставал подбрасывать и в беседу истории о житье-бытье Аллана под Кара-Дагом, о том, что тот знает место затопления старинного корабля... И папа поддерживал беседу, заговорщически подмигивая (или это только казалось, и просто блеск огня мерцал в глазах?):
- А не тот ли это легендарный Черный Принц!?! Корабль, затонувший с несметными богатствами у берегов Крыма?
- Да нет, Черный Принц в Балаклаве... А, впрочем, кто его знает, может, и тот. Да Аллан пока только амфоры доставал. А внутри, если амфора уцелела, - не поверите – оливковое масло натуральное, а иногда что-то черное как грязь. Да что, масло! Вот если бы вино было, другое дело!
И Борода разражался добродушным смехом, который с удовольствием подхватывали все собеседники.
- А как он ныряет! Как Бог! Аллан, расскажи! Тридцатник с лету берет, да, Леший? - обращался он к герою рассказа.
Но Аллан только кивал, и полуулыбался, видно не очень любил оказываться в центре пристального внимания:
- Ну, да, так и есть.

Что роднило меня с этим человеком? Почему он так внятно запомнился мне? Вокруг костра расположились по крайней мере четверо «пришельцев». Но запомнился только он и неумолчный Борода. Наверное то, что я сама не принимала в беседе активного участия, ведь это был настоящий взрослый разговор, а я довольствовалась статусом ребенка. Я принимала это как данность и даже у костра неосознанно старалась не входить в круг света. Как в детстве слушала взрослые беседы из-под стола, спрятавшись за белоснежной скатертью, так и сейчас скрывалась за пляшущей завесой полутени. Примерно так же поступал и Аллан – он держался несколько в стороне, облюбовав себе гладкий выступ базальтовой стенки, вписавшись в него, как бы сливаясь с ним, оставаясь полуневидимкой. Это разжигало мое любопытство. Чем дальше заходила беседа, тем чаще мелькало прозвище Леший. И мне не терпелось узнать, как же на самом деле зовут этого невидимого человека (ведь я даже не запомнила его лица). Вдруг окажется, что, Аллан – тоже кличка (я еще не встречала таких имен в реальной жизни). И во время очередной недолгой паузы в разговоре, наполненной потрескиванием веточек в костре, я спросила у Бороды, по традиции именуя Аллана в третьем лице:
- А почему он Леший?
Борода глянул на меня хитро прищуренным глазом и, схватив гитару, заперебирал струны:
- А это я сейчас тебе объясню. Ты ведь не испугаешься? - свирепо поглядывая в мою сторону исподлобья, спросил борода.
Я затаила дыхание: начиналась новая игра, жутковатая, но интересная.
- Не пугай ребенка! - вступился кто-то с другой стороны костра.
- Да она уже взрослая! Чего ей бояться? – выбивая громкий бой, свирепо прокричал Борода и подмигнул мне. Я вся внутренне расправилась. Конечно, взрослая! И хотя этот спектакль, рассчитанный на меня, говорил о том, что ко мне относятся как к ребенку, но все же, все же... Радость была, тайна была и что-то новое – предвкушение прекрасных перемен в жизни. Первая песня, исполняемая только для меня! (Сколько их потом было!) А борода уже выкрикивал, подражая хриплому голосу Высоцкого «Страшно, аж жуть!» - немудреную песенку про ужасы и радости сказочного леса. Я старательно слушала, но слова ускользали, заглушаемые не то стуком сердца, не то боем гитары, запоминался только припев, произносимый речитативно с преувеличенным хрипением: «Страаашно, аж ЖУТЬ!!!» Песня закончилась, потом была исполнена на бис, снова закончилась,завершен разговор, потушен костер, и вот уже лучик фонарика прыгает по каменистой тропе: попрощавшись с ребятами, мы идем домой в поселок и северный ветер с черных вершин дует изо всех сил, сдувая прошлое, унося его вдаль к темной непроглядности ночного моря... А в ушах у меня все еще звучат эти ритмичные жесткие слова. Как вступление к новой жизни, которая наступит уже завтра. Что-то будет?...

Назавтра я прибежала в Черепашью бухточку, опередив родителей на полкилометра, – мне очень хотелось, чтобы ребята задержались там еще на день, чтобы повторилось то, чему нет названия, чтобы уловить то, что неуловимо, понять то, что я не успела осознать. Но бухта была пуста, только одиноко чернели угольки вчерашнего костерка и черепаха задумчиво глядела на поднимающиеся уже белые барашки, как будто говорила «Будет штормик, повеселимся!». А новый день уже начинал отсчитывать горячие, наполненные солнечным зноем минуты, отодвигая неразгаданность того вечера все дальше и дальше, заслоняя ее новыми открытиями и встречами. Постепенно тот вечер окончательно изгладился из моей памяти. Остался только неподдельный интерес к услышанной песенке, и я часто спрашивала , нет ли у кого записи? И когда спустя несколько лет я услышала ее в авторском исполнении, то никак не могла понять, что же в этой песне так меня зацепило? Ощущение ушло безвозвратно...


И вот ... прошло много лет. Очень много. Я начисто забыла о том вечере, имена стерлись из памяти, жизнь перенесла меня на далекий полу-остров почти на другом конце Земли, а средства массовой информации заменил Великий Интернет. Однажды, перелистывая странички блогов, я наткнулась на дневник некоего художника-маунтиниста. Не знаю, что меня зацепило тогда в его картинах, какая внутренняя созвучность вызвала к жизни и завтавила пропеть поэтическую строчку «О, надкусанный восток цепи Гималаев!», но я добавила его в свои интернет-друзья. Постепенно начав общаться, разговаривать с ним, я услышала нечто неуловимо-знакомое в интоннациях. Нет, конечно, никаких конкретных воспоминаний не всплыло, лишь неясное чувство чего-то родственного. Разговоры полу-намеками касались принципов изобразительного творчества, вопросов философии и дальних странствий и замолкали, оставляя приятное эхо в душе. И в одной из таких бесед я вдруг почувствовала озарение – мне показалось, что я поняла причину приятности этого эха. Конечно, как я сразу не поняла? Именно такое чувство приходило ко мне под Кара-Дагскими скалами. И я, следуя возникшей ассоциации, упомянула Кара-Даг.
- О, - оживился Аллан, - а ведь под Кара-Дагом – то все у меня и начиналось, в юности, бывало, подолгу жил под скалами!
И тут в голове у меня завертелся цветной калейдоскоп воспоминаний, подкидывая новые и новые образы, выстраивая их в цепочки, и не веря еще в правдоподбность такой встречи, я задала вопрос, упомянув вскользь вечерние посиделки в Черепашьей и кличку «Леший». Спросила и затаила дыхание: не может быть, так просто не бывает, прошло много лет, я едва воскресила в памяти обрывки той далекой истории. Неужели? Но с необыкновенной простотой Аллан ответил, что в юности его знали под кличкой Леший, добавив: «Не так мир тесен, как тропы узки!».

Тропы, которые ведут нас по жизни , встречаясь, расходясь и снова встречаясь необъяснимым, казалось бы, случайным, но на самом деле – глубоко закономерным образом. Начинаясь в детстве, они проходят через всю жизнь, оставляя следы в сердцах и памяти. И их неисповедимость прекрасна, значительна и заставляет лепестки душ благоговейно трепетать на ветру Судьбы. Да будет этот ветер добрым! Удачи тебе, Аллан!!!

Картина Аллана Ранну "Дхаулагири - полёт в горах"

В колонках играет - Карунеш
Настроение сейчас - Спокойное

Продолжая серию рассказов о Кара-Даге, хочу представить еще один портрет из галереи ярких образов, навсегда оставшихся в моей памяти. Ведь именно встречи с новыми людьми делали наше летнее пребывание там душевнее и радостнее. Именно благодаря таким встречам можно было сказать вслед за Митяевым: "Лето - это маленькая жизнь"...
ТЁТЯ ЛИДА

Этот пасмурный выходной февральский день не годился ни для прогулки, ни для похода по магазинам, поэтому посвящён был уборке. И вот, разгребая недра пузатого платяного шкафа, я вдруг замерла, потрясённая: в глаза ударила разноцветная яркая вспышка, будто пёстрые всполохи праздничного салюта на фоне тусклых мартовских сумерек. Красные маки с чёрными сердцевинками, роскошные переливчатые анютины глазки, нежно-голубые незабудки и совсем неизвестные, затейливые и фантастические, рассыпались по полотну гладью вышитые цветы. Загипнотизированная, я почувствовала, что проваливаюсь подобно Алисе из Страны Чудес, лечу в бездонном волшебном колодце... И замирает сердце, и перехватывает дыхание, и всплывает из глубины под названием "детство" строгое женское лицо, добрый, но немного утомлённый взгляд карих глаз из-под полуопущенных век.


Сушь и жара стояли в тот год невыносимые. Приморский посёлок был забит до отказа, и мы пошли по миру в поисках жилья. Мир оказался плотно населён жаждущими оздоровления, приключений, или просто отдыха людьми, загорелыми до черноты, или бледными как сметана. Встречались среди них и некоторые особи из породы свежесваренных раков. Но всё это было не в счёт, ибо все они в равной мере вызывали зависть - уже пристроенные, на законных основаниях относилиськ привелигированной касте Отдыхающих. Мы же были покамест бродяги и скитальцы без крова и пристанища.


Несколько часов семилетнее, кудрявое существо, каким я была в ту пору, вынуждно было провести в крепости из рюкзаков и чемоданов. Лишь иногда позволяя себе роскошь вылезти наружу, чтобы огладить очередную драную поселковую шавку с измученным философски-флегматичным выражением морды, или собрать чахлый букетик, который через пять минут превращался в мочалку под действием жары. В высохшей колючей траве прыгали такие же высохшие жёлто-коричневые кузнечики, наполняли воздух сухим треском, от которого постепенно начинало звенеть в голове и казалось, что это солнце до такой пронзительности накалило воздух. И когда я уже стала задумываться, не брошена ли на произвол суьбы, вдруг показался папа. Он спускался с горки полубегом, двигаясь бодро, пружиня и подпрыгивая на каждом шагу как мячик, размахивая ритмично руками и, по всей видимости, что-то насвистывая в такт своей полуприпрыжке. (В мультфильме про мягкие и твёрдые игрушки именно так двигались хулиганы-твёрдые, когда затевали что-то всей командой. Движения получались порывистые и задорные, как-бы с внутренним подмигиванием.). Подлетая к биваку, он подхватил рюкзак, ни на секунду не останавливая движения, и воскликнул: "Нашёл шикарное место! Будем жить по-королевски! Мама осталась там, посиди еще немного, пока я вещи буду носить. " Невозможно трудно было усидеть на месте, ведь меня ждал наверху королевский дворец, от нетерпения я стала прыгать на одной ножке вокруг уменьшающейся горы вещей.


Через пару ходок туда и обратно папа прихватил и меня вместе с последней партией груза. Поднимаясь по каменистой тропке, я представляла себя поочерёдно то рыцарем на коне, который скачет по горным уступам, чтобы пробраться к замку с башнями, флагами и бойницами, точно такому, как я видела в книге на картинке, то принцессой, выглядывавшей из окна и поджидающей рыцаря. Я даже заржала по-лошадиному, вскакивая на придоржный камушек, чтобы выразить комбинацию восторга и лихости, обуревавших меня. Королевский замок был представлен покосившейся, вросшей фасадом в землю белой мазанкой с голубыми глазами-окнами и такой же голубой дверью, в проёме которой тихонько покачивалась от ветра тюлевая кисея. Лысый дворик, казалось, изнемог за день под палящими лучами светила, и теперь тихо постанывал в блаженном ожидании вечерних сумерек. Идти по узкой тропке к домику было больно - высохшие от жары колючки норовили выскочить на дорожку, забраться в просветы сандалий и больно ободрать ноги. Но любопытство вело вперёд - туда, за кисейную занавеску.


Разлетевшись с порога, я с удивлением обнаружила, что крашеный дощатый пол продолжает бежать под горку, и чуть не врезалась в кухонный столик, стоящий у противоположной стенки веранды. Кухня встретила застоявшимся запахом пригоревшей каши, раскалённым зноем, исходящим от стен и потолка. Воздух был настолько плотным от жары и духоты, что, казалось, вот-вот спружинит как мячик и выбросит меня наружу. Но комнатка с двумя панцирными кроватями, раскладушкой и висящим в углу зеркалом неожиданно понравилась, как-будто чем-то сразу поманила, позвала. С замиранием сердца я вошла, сделала несколько робких шагов, недоумевая, что же это такое? Что так притягивает и завораживает? И в восхищении замерла... Зеркало было обрамлено сказочными цветами, яркими, живыми, как-будто сплетёнными в венок. Я вскарабкалась на кровать и заглянула вглубь - получилось, как будто смотрюсь в озеро на цветущем лугу. Луг был явно сказочный, живой, не в пример жёлтым сухим стебелькам на улице, претендующим на звание травы. Сказочное зеркало в венке волшебных цветов! Рукотворное чудо! (Если бы я знала тогда, что ещё шесть лет, приезжая на летний отдых, буду сверяться, "я ль на свете всех милее", по этому зеркалу!)


Было в комнате ещё что-то, не менее прекрасное, хотя и не столь яркое. Из окна открывалась чарующая перспектива: взгляд плавно скользил по волнам золотых холмов, легко взлетал, касаясь двух каменных витязей в славянских шлемах, скачущих куда-то на огромном коне, и плавно опускался к бледно-голубому прохладному призраку моря. Почему-то конь у витязей был один на двоих, причём можно было разглядеть только шею и холку, но зато следом топорщилась копьями целая армия, "в чешуе как жар горя, тридцать три богатыря"... Удовлетворённая зрелищем, вполне подходящим для сказочного царства, я выглянула в другое окно. Сквозь узкие листья миндального дерева просвечивала башня сказочного замка в брызгах солнечной бронзы, неприступный каменный зубец на вершине горы. Итак, мы в зачарованном замке! В этом месте есть волшебство, а это - самое главное. Значит, скучно не будет.


За спиной послышалось натужное дыхание и в комнате запахло лекарствами. Я скорее спрыгнула с кровати и тихонько пай-девочкой повернулась к двери. Она стояла в дверном проёме, чёрная на фоне светлого прямоугольника, держа перед собой высокую стопку постельного белья. Колдунья?..


- Здравствуй, детка... А я вот постельки вам... принесла...


Речь её прерывалась паузами, во время которых она делала сиплый вдох. Но я не испугалась, только удивилась, как тих её голос, как он неожиданно приятен. У порога она разулась, что меня несказанно удивило, и тяжело переставляя ноги, прошла на середину комнаты... Следом за ней вошла мама и тоже разулась! Новые правила?


- Мама! А почему обувь?


- Не мешай, не мешай... Ты можешь не снимать пока.


Я удивилась, почему мама так бережно отобрала у хозяйки постельное бельё: "Я сама застелю. Ничего...Ничего..."


Позже, когда я подросла, в моё сознание вошло и накрепко связалось с образом тёти Лиды это страшное слово - астма. Но тогда я ещё не понимала, почему она так часто отдыхает, поднимаясь на нашу горку. Почему, присаживаясь на скамеечку у входа в домишко, приговаривает, как бы извиняясь: "Вот посижу тут у Вас чуть-чуть, и полегчает...Хорошо как тут дышится!...Легко!!!" Я тут же вдыхала на полную катушку сухой полынный воздух, и он правда казался мне таким лёгким, что даже заставлял меня приподниматься на носочки.


Часто приходила тётя Лида вечерами посидеть и подышать. Однажды она принесла что-то, завёрнутое в тряпицу. Это оказались пяльцы из потемневшего дерева, на которые была туго натянута розовая ткань. И по ней уже начинал тянуться замысловатый цветочный узор, похожий на тот, который обрамлял зеркало в комнате. Она стала вышивать, а я, затаив дыхание, смотрела, как под грубоватыми пальцами сама собою рождается сказка. Подошла мама, всплеснула руками: "Красота!". На другой день был совершён героический поход под палящим солнцем в промтоварный магазин в самом центре пыльного пустыря с потрескавшейся от зноя землёй, носившего гордое звание площади. А вечером они уже сидели рядом, вполголоса переговариваясь и нанизывая на иглы тот самый "лёгкий" воздух, накрепко пришивая его к ткани. Тихонько потрескивали вечерние кузнечики, над холмами тянулся хмельной аромат чабреца и полыни, по соседним курятникам иногда всквохтывали куры, устраиваясь на ночлег. Стояла Благодать! И две женщины, пожилая и молодая, перекладывали это божественное вечеряние на ритмический размеренный полет игл, на поэтический размер узора.


Тётя Лида рисовала резкими контрастными стежками, штрихами, которые, как я позже поняла, были сродни Ван-Гоговскому мятежному мазку. Сама она объясняла этот феномен плохим зрением, и тем, что мелкий стежок у неё "уж не так ладно теперь выходит. А очок я всё не сделаю..."(она так и говорила "очок", это было её своеобразие, и я иногда упрямо повторяла, не обращая внмания на поправки взрослых: "Мама, ты бабушкиных очок не видела?" Это была моя игра в тётю Лиду.) Мама же выстилала лепестки своих цветиков изумительно мелкими, стежок к стежку пастельным переходами. В такие вечера я замирала на скамеечке рядом, боясь помешать, спугнуть это чудо, смотрела лишь краем глаза. В один из таких вечеров узнала я Лидину историю.


Жила она прежде в небольшом поселке центральной Украины. Сирота, рано вышла замуж, почти сразу после окончания школы-интерната. Муж ее был намного старше, Лидочку приглядел он сразу, как только появился в поселке, вернувщись с фронта. Лида вскоре окончила курсы медсестер и стала работать нянечкой в местной больничке. Через некоторое время муж запил и пил, чем дальше, тем больше. Лида же волочила на своих хрупких плечиках тяжелый быт: работала, гнула спину на огороде, потом часами выстаивала на рынке в выходные дни, продавая скудный урожай.


Но вечерами была у Лидочки отдушина – оставшись одна, она доставала цветные нитки мулине, доставшееся в наследство от уехавщей в город подруги и превращалась в художницу. Все, что накопилось в ее душе за день, воплощалось в цветочные фантазии. Поэтому каждый цветочек получался у нее со своим особенным характером и настроением: если день был удачным, нежно раскрывали лепестки-реснички ромашки, улыбались незабудки, а в тяжелые дни складывали горестно листочки маки и колокольцы поникали синими шапочками. Вышивки Лидочкины нравились людям, были они бесхитростны, и хорошо от них становилось в доме, словно входила в него цветущая весенняя степь. Лида продавала работы, старалась заработать лишнюю копейку, мечтала о детях, о семейном уюте, но муж пропивал все начисто, а вскоре случилось несчастье – он замерз до смерти, заснув в мороз под забором на окраине поселка. Лидочка любила его, кроме него не было у нее никогошеньки. (Она прямо так и сказала, выговорив «огошеньки», и я удивленно подняла на нее глаза, но тут же опустила, застеснявшись слезинки, оброненной прямо на вышивание.) В ту же зиму Лида, ослабев от переживаний, свалилась с бронхитом, перешедшим в двусторонее воспаление легких, и закончившимся бронхиальной астмой. Сперва приступы были редки, но вскоре удушье стало накатывать все чаще, и не было от него надежного средства. Врачи из районной больницы порекомендовали молодой женщине поменять климат: горный воздух обязан был оказать чудотворное воздействие. Особенно нахваливали они Крым, но не Южный берег, а Отузскую долину, где еще в начале века Вяземский затевал климатический курорт. Лидочка простилась с селением, где прошла вся ее жизнь, и перекочевала в крохотный приморский поселок у подножия Черной Горы, где как раз в то время набирали персонал для нового пансионата. Лида устроилась работать в прачечную, и ей выделили комнатку в одном из двух длинных одноэтажных бараков под горкой. Здесь она и вправду почувствовала себя лучше, начиналась новая жизнь.


Привыкшая к труду, она принялась возделывать узенькую полоску земли под единственным окошком, насадила виноград и овощи на гряды. А через несколько лет была сложена летняя хатка на горке. Строила ее Лида долго, как могла: со скудных средств наняла пару мужичков-соседей, которые за «горючее», тяп-ляп, построили кривоватый, но прочный скелет домика. Пол выровняли плохо, поэтому вышел он покатым, спускаясь к морю вместе с горкой, а в маленькой каморке, называемой малой комнатой, прямо из пола вырастала небольшая скала, покрытая лишайником (однажды мне тетя Лида сделала сюрприз, сказав с улыбкой: «Поди-ка побачь, шо у мени тут под кроватью есть».) Обмазала хатку, побелила, покрыла шифером уже сама, постепенно. Посадила за домиком пару персиковых деревьев и одно вишневое, воткнула лозы дикого винограда и пустила его раскидистые ветви на крышу хибарки. Так образовался пятачок зелени на заднем дворике. В довершение было кое-как проведено электричество, повешена лампочка (одна на весь домишко), которую надо было переносить из комнаты в комнату, вытягивая длинный провод, установлена спиральная электроплитка, и (о мечта туристов-дикарей!) дом был готов к заселению.


С того момента до нашего появления в домике-на-горке прошло лет десять. Приезжали и уезжали постояльцы, но постоянных жильцов как-то не складывалось. А напрасно - воздух тут действительно был упоительный. Терпкий по вечерам, бодрящий и прозрачный ранним утром, сухой и как-бы застывший под высоким напряжением днем. Мы стали первыми постоянными летними жителями Лидиного домика, нашего «королевского замка». И каждое лето приезжая сюда , как на дачу, мы старались превратить его в хоромы.


Папа никогда не мог сидеть без дела и просто отдыхать. Ему просто необходимо было что-то заколачивать, строгать, обустраивать, паять. В первое же лето все комнаты были освещены лампочками Ильича, по стенам потянулись электророзетки. А уже на следующий год, притащив инструменты, папа принялся за дело всерьез. Постепенно была воздвигнута беседка во дворе, двор огорожен забором. Постепенно обустроился и дворик, и крылечко. Это по-настоящему радовало меня, я чувствовала Лидину благодарность, кусочек которой распространялся и на меня. Ощущала рассеивание ее одиночества, когда в ее темной барачной комнатке, насквозь пропахшей лекарствами, но украшенной по стенам божественными вышивками, замигал и зажегся голубой глаз старенького черно-белого телевизора, который папа вылечил при помощи нехитрой техники, проверяя наличие контактов на свежую сливовую косточку.


Лида стала как-бы членом нашей семьи, моей крымской тетей, которая всегда ждала нашего приезда, которой посылались из Москвы необходимые ей дефицитные лекарства, а под Новый Год я обязательно выбирала для нее и собственноручно надписывала самую красивую открытку со снеговиком или Дедом Морозом. Таких открыток было семь. В ответ на седьмую пришло письмо от соседки Лиды по бараку, где сообщалось, что она скропостижно скончалась от тяжелейшего воспаления легких, подхваченного в неотапливаемой прачечной. Соседка отмечала, что завещания Лида составить не успела, но всегда говорила, что хотела чтобы домик остался за нами. Однако, на него есть претенденты из местных, поэтому надо приезжать и разбираться.


Когда родители прочли то письмо, между ними сразу повисла тишина, такая горькая и бесповоротная, что я поняла: кончился замечательный кусок жизни, в котором мы были счастливы, семейно коротая летние вечера в нашей беседке... Кончилось детство.

Владик

Работают шлифовальные круги памяти, обтачивают самоцветы воспоминаний.
И постепенно яснеет узор, приобретает форму, проступает на камне новый
рисунок, подсвеченный изнутри солнечным отблеском детства.

Птица широко раскрывала клюв, беззвучно кричала, требуя пищи. Опасливо, бочком, внимательно пригибая хищную голову, чайка подбиралась ко мне, хватала трепещущего бычка из моей напряжённно-дарующей руки и с прискоком отбегала на край скалы. Значительность происходящего радовала меня, наполняла всё моё десятилетнее существо. Кормить, отдавать добытое, питать.... Быть нужной... Украдкой смотрю на "хозяина" птицы, ищу подтверждения своей догадке. Обветренное лицо как будто выточено из камня, ни тени улыбки, вполоборота в сторону моря. Но из-под обесцвеченных солнцем бровей (без слов, азбукой Морзе): "Правильно, девочка. Я подобрал раненую птицу, подлечил, поселил её здесь, ты кормишь. Птица будет жить, снова научится доверять. Полетит свободно, будет радостным хохотом рассекать тишину бухты. Звук отразится многократно от дышащих зноем стен, от каждого блика на воде. Ты услышишь его и узнаешь, будешь верить, что это - крик твоей чайки. Возьмёшь его с собой в Москву, в долгий зимний вечер, в полумрак городского уюта. Там оживёт для тебя этот день, эти разогретые камни, эта синяя глубина"... А может, это только кажется мне, и нет ничего в этом выцветшем взгляде?...

Владик был всегда. Как эта бухта с её философической каменной черепахой, раскалёнными наплывами чёрного базальта, копившего солнечную энергию - прану - и щедро отдававшего её нашим прозябшим в море телам... Он казался мне стариком в мои десять лет. Как изваяние торчал он на базальтовом постаменте в конце бухточки и впитывал прану. Одинокий, молчаливый, неприступный, Владик олицетворял для меня Дух этой бухты. Иногда я немного ревновала его к этому месту, соперничала, будучи влюблённой в эти раскалённые стены, в эти таинственные морские лагуны, втайне считая их своим маленьким царством. Но, смиряясь с исконно-природным, стихийным характером Владикова происхождения, страстно желая ему понравиться, мечтала, чтобы принял за свою, пригласил посидеть рядом с ним на базальтовом троне.

- Он - йог! - говорил мне папа, - Он тут сидит целыми днями и копит энергию космоса. Потому, что именно в этом месте происходит естественная акуммуляция. Ты чувствуешь, как дышат камни?

Здравомыслящая мама посмеивалась: "Ты считаешь? Он же мусульманин, из крымских татар. Зачем ему какая-то прана? Он тут сидит потому, что он - егерь и охраняет пространство бухты, и загорает заодно." Но папа не сдавался, заговорщически подмигивая мне, выдвигал гипотезу:

- Я думаю, что он запасается на зиму, а зимой будет тратить прану на установление хорошей погоды и поддержание здоровья. (Папа, как барон Мюнхгаузен, говорил, что хорошую погоду можно создать силой человеческой воли: "В 9 часов утра - разгон облаков.")

Папа уходил на Владиков камень. Но даже общительному папе удавалось лишь переброситься с молчаливым духом несколькими фразами. Возвращаясь, он неопределённо хмыкал: "Экономит...", - имея в виду прану, которая запасалась на случай шквалистых осенних ветров. И я вполне соглашалась с такой экономией - ведь зимой здесь несладко, вот и в песне поётся:

"Какой большой ветер напал на наш остров,
С домишек сдул крыши, как с молока пену,
И если гвоздь к дому пригнать концом острым,
Без молотка сразу он сам войдёт в стену..."

Я представляла себе этот гвоздь, который залезает в стену сам по себе, дивилась мощи ветров и вполне одобряла Владикову суровость. Конечно, она оправдывала себя, ведь каждое лето, возвращаясь сюда из суетливой шумной Москвы, повзрослев на год, изменившись на целую эпоху, я знала, что Страж всё так же восседает на каменном пьедестале. "И никакой силой тебя нельзя стронуть"...

И от этого постоянства надёжно и спокойно делалось на душе. Глядя на него, мне хотелось тоже накопить побольше праны, чтобы в городе раздавать её щедро друзьям, бабушкам, фиалкам на подоконнике, озябшим синицам в феврале - всем-всем, кто не мог приехать в эту волшебную энергетическую страну, кто нуждается в тепле. Я даже определила специальное место в теле, где хранится энергия, обозначив его для себя как душу. Выходило, что душа - что-то вроде мешочка в области солнечного сплетения. Когда он пустой, то его не ощущаешь, зато ясно чувствуешь приятную тёплую тяжесть, от которой перехватывает дыхание, когда он полон праной и впечатлениями. Впечатления обязательны, они подобны впитывающей губке, без них прана быстро улетучится. Впечатления же удерживают её, позволяют вызывать и высвобождать по своему желанию. Как это делается? Очень просто! Надо только настроиться на воспоминание, тогда возникает особое состояние взволнованного полёта. Как чайка над морем! В глазах зажигается свечение, и если рядом другой человек, то свечение обязательно передаётся ему. Самое интересное и замечательное то, что при этом прана приумножается. Я неоднократно проверяла эту гипотезу со своими друзьями, и каждый раз она подтверждалась. Жаль только, что впечатления со временем тускнеют, испаряется прана, подсыхает "губка". Но если Владик копит прану, то и я могу обновить запас. И каждый человек может! Надо только найти источник и припасть. Как я завидовала пожилому одинокому татарину, который может по первому пожеланию посетить волшебное место!

Двадцать лет спустя что-то потянуло, позвало на прежние места. Доступ в мистическую бухточку теперь был перекрыт административным порядком - в заповеднике можно находиться только строго определённое время, в строго отведённых местах в сопровождении экскурсовода. Это казалось несправедливым, как если бы не пускали в родной дом, где каждая вещица знакома и о многом говорит. Но привычка многих лет отлучения и рационализм взрослости помогали смириться. Теперь уже мои дети устраивали в прибрежных камнях охоту на крабов. А солнце всё так же щедро раздавало тепло, искрилось море, старик-Кара-Даг вздымался в небо причудливыми каменными всплесками. И даже здесь на расстоянии чувствовалось - копит, излучает, отдаёт. Но вдалеке уже не та концентрация, что на раскалённом базальтовом выступе под древними стенами. Затухает, рассеивается, гасится бормотанием динамиков в кооперативных киосках, выкриками торговок пирожками, звонким смехом и плёсканьем детских стай.

Вдруг - до дрожи знакомое: застывший полупрофиль на прибрежном камне. Не веря своим глазам, узнаю это экономное впитывание всей кожей, выцветшие глаза. Владик. Страж. Постарел, загрубел, но старым не стал, как не стареют камни, обтачиваемые ветрами. Нашёл на пляже леску с крючком, поймал рыбку. Тут же его окружила ребятня. Владик сдержанно поясняет старшему пареньку, как надо ловить на мидию, провожает взглядом веселую гурьбу, отправившуюся на промысел, и снова застывает на камне.

-Здравствуйте! ...Простите, вы - Владик? Вы, наверное, меня не помните? Давно, в Черепашьей бухте... (Конечно не вспомнит, столько лет прошло!) Я ещё девчонкой была... Вы чайку раненую вылечили, а я её рыбой кормила...

Пристальный взгляд. Впервые - прямой, собственно на меня. (Или это я впервые смотрю ему прямо в глаза?) Медленно: "Да... Что-то припоминаю, "- помолчал немного, - "Как отец? ...Здоров?"

В душе радостное и удивлённое, детское: узнал, пустил посидеть на троне!

В неторопливой "экономной" беседе представляю ему дочерей, узнаю, что он теперь не работает, в бухтах не бывает, а сюда ходит каждый день. Теперь, познакомившись с ним, трезвым взрослым взглядом окидывая старика, вижу его повседневную, житейскую ипостась. Одинокий замкнутый человек, не привыкший расходовать себя понапрасну, приходящий на берег погреться в лучах солнца. По-своему мудрый. Конечно, он не разгонял тучи и не тратил свою прану на укрощение ветров. Возможно, что он своим молчанием просто позволял отражаться нашим чаяниям, как твёрдая каменная стена позволяет отражаться звукам, рождая эхо. Но мне почему-то было радостно встретить снова этого йога-солнцепоклонника из моего детства. Это чувство сродни ощущению вечности и постоянства мироздания, от которого так уверенно и спокойно делается на душе. И хочется снова копить прану, отдавать её и верить в сказки.

В колонках играет - Форт Байярд
Настроение сейчас - Романтическое

Драндыкус

Живёт на вершине Медовой горы таинственная птица Драндыкус. Хищный клюв у неё и пронзительные человечьи глаза, которые видят насквозь. Ничто не скроется от этого взгляда: ни малейший промах, ни случайная ошибка. Следит Драндыкус за детьми, за всеми без исключения, за послушными и не очень. Днём он дремлет, только изредка приоткрывая один глаз и посматривая по сторонам сонным взглядом. Но это не обманет меня, я знаю - даже во сне он всё замечает. А по вечерам зажигается в расщелине между скал яркий зеленоватый огонёк. Это не звёздочка, как думают некоторые наивные люди, это Драндыкус варит на огне волшебное снотворное зелье, а потом отправляется в свой бесшумный полёт. Невидимка, он незримо подливает своё волшебное варево в кашу детворе, и они, - "ложку за папу, ложку за маму", выпьют снотворную микстуру. Незаметно для себя поглотят эту магическую жидкость, настоянную на пряном аромате чабреца и терпкой таврической полыни, посыпанную звёздной пылью, бурлящую пузырьками от неумолчной переклички цикад. Выпьют легко, и замедлятся все их движения, а мысли станут тягучими, причудливо переплетутся друг с другом и совьются в тихий беспробудный сон. До самого утра...

Но я не хочу засыпать! Не буду пить эти противные драндыкусовы капли! Я мечтаю вернуть яркое солнце, синее ласковое море с его горько-солёными щекочущими брызгами. "Нет никакого Драндыкуса на свете! Это всё Ваши выдумки!", - в молчаливом отчаяньи кричу я и накрепко зажимаю рот, отворачиваясь от очередной ложки. Ведь в душе-то я твёрдо знаю - Он существует! Только Он - не совсем птица, но что-то странное, необъяснимое, чьё присутствие я так явно иногда чувствую. Драндыкус - та сила, с которой бессмысленно бороться, которая надвигается неумолимо, как ночная тьма и гасит радость и движение, и погружает мир в серую неопределённую неподвижность и равнодушную тишину.

Жаркое солнечное утро. Нескончаемая лента асфальтового шоссе медленно вползает на гору. "Внимание, уже скоро будет видно Короля и Королеву!" - преувеличенно жизнерадостно провозглашает мама, с тревогой посматривая на меня. И я знаю, что уже возвышаются впереди над громадой горы, высятся в царственном покое пока что недоступные для моего взгляда Король и Королева, сопровождаемые верной свитой. Впрочем, я никак не могу понять толком, что это такое, только крутится в голове фраза из сказки: "Синяя свита - наизнанку сшита", и я тщетно отыскиваю в очертаниях скал что-то похожее на рубашку. А вот Король и Королева - другое дело. Важно шествуют они, но это многовековое шествие никак не может достичь каменных тронов над морем.

Я начинаю думать о них, и мне вдруг кажется, что я вот так же медленно и неотвратимо превращаюсь в камень, что ноги наливаются свинцовой тяжестью, и я не могу больше сделать ни одного шага. Вероятно, само это место было заколдовано каким-то волшебником в наказание за неведомые грехи. Кто знает, а может быть у этих королей была маленькая дочка, принцесса? И колдовство случилось из-за её проказ? Движения мои всё замедляются, кажется, что я больше не могу сделать ни одного шага. Впрочем, в 3 года есть прекрасный способ справиться с колдовством такого рода: "Папа! На ручки!"

- Я нагружен, как верблюд, - отвечает папа, и правда похожий на это неторопливое животное, размеренно раскачивающее рюкзачный горб за плечами: У меня там палатка, ты же знаешь, - обращается он ко мне по традиции как ко взрослой.

И вдруг, в этот самый миг я чувствую холодный колючий взгляд, упёршийся в спину. Страшная мысль вызывает лёгкую тошноту и головокружение. Драндыкус! Вот оно что! Значит, это он зачаровал королей, а теперь колдует и надо мною... От такой догадки подбородок начинает предательски дрожать, а на глаза наворачиваются слёзы. Папа, тянущий меня за руку, внимательно всматривается в моё лицо, и вдруг, заговорщически подмигнув, дёргает меня за нос! : "Не хнычь, Драндыкус!". "Не-е-ет!!! Не Драндыкус! Не Драндыкус!", - с подступившей откуда-то изнутри яростью ору я. И изо всех сил стараюсь одолеть усталость и покорить этот заколдованный вал-перевал. Я вцепляюсь взглядом в его макушку, в ту точку, где над раскалённой дорогой плавится голубое небо, и подтягиваюсь ближе одними глазами. Это помогает, и вот постепенно появляется над асфальтом плывущая в раскалённом мареве каменная корона, за ней - другая. Вот выплывают фигуры Короля и Королевы. Я мысленно цепляюсь за них и тянусь из последних сил, сопротивляясь замедляющему аркану драндыкусова взгляда. Кажется, прошла целая вечность в этой немой упорной борьбе. И вот наконец полотно дороги выравнивается, как бы повисая в неуловимом "междувременьи". В таком положении иногда оказываешься, когда раскачиваются качели: только что ты летела вперёд, а в следующее мгновение будешь лететь обратно, но пока что ты замерла, повисла, и кажется, что время остановилось вместе с тобой. Макушка, вершина, достижение. Теперь - вниз, вниз, вниз. А в душе звучит многоголосое колокольное: "Ура!!! Победа!!!" И я торжествующе оглядываюсь на исчезающую за перевалом верхушку Медовой горы. "Что ты так часто оглядываешься?", - беспокоится мама. "Просто так", - бурчу я. У меня радостный секрет - не видит меня страшный Драндыкус! Разрушилось колдовство! И всё легче и легче идти вперёд. Я вырываю руку у папы и бегу, бегу. Мне хочется разбежаться, да и взлететь. Подняться туда, ввысь в золотую синь, где царят над миром добрые и величественные Король и Королева.

Впервые опубликовано на сайте http://krym.sarov.info/index_leto_liter.html#ocherki

В колонках играет - Сверчки
Настроение сейчас - тишайшее

"Но одиночество прекрасней", - скажу я вам вслед за А.Дольским. Конечно, надо определиться с понятиями: что именно мы будем называть одиночеством.
Даже самым общительным людям иногда хочется побыть в тишине: погулять на природе, или побродить по городу. Остаться наедине со своими мыслями, чувствами, отстраниться от себя, посмотреть со стороны, и через такое отстранение обрести целостность, выделить главное, создать нечто знаковое... Нет горечи в таком одиночестве, напротив - обретение целостности и свободы.
Вот как это ощущалось в юности:


Среди пустынных диких скал, у моря

Стою, к стене прижавшись сиротливо,

Как скромный голубой цветок цикорий,

Сквозь камни прораставший терпеливо.



Я здесь одна, я разговариваю с ветром,

Мне показалось даже, будто я уснула,

И поступью подкравшись незаметной,

Мне первозданность в сердце заглянула.



1983 год, Крым

Считается, что крылья - символ личностного роста. Птицы, полеты, это пьянящее чувство свободы... Даже полеты во снах символизируют рост, правда обычно имеется в виду рост телесный, хотя - кто об этом говорит? "Во сне летал? Значит растешь!" А как именно растешь, не уточняется.

У меня это чувство с детства ассоциируется прежде всего с полетом чайки над морем.

Чайке

Ты - дитя неистовств урагана

И ревущей в бешенстве волны!

В крике чайки стоны океана

С прелестью свободы сплетены.


Гордо над бущующим простором

Разметались белые крыла -

В состязаньи с разъяренным морем

Ты призвание свое нашла.


И когда обрушатся разлуки

Камнепадом с дрогнувшей стены,

Я хочу, чтоб обернулись руки

Крыльями жемчужной белизны,


Чтоб, кружась над бурными морями,

Насладиться свежестью ветров

И, взмахнув упругими крылами,

Сбросить груз обыденных оков.



И тогда в каскадах брызг соленых

Выйдет солнце на отроги гор!

И увижу солнцем опьяненный

Синевой сияющий простор!

(1983, Крым)