THE DOCTOR: Hello, old friend.
BROTHER BERNARD: You're no friend of mine.
THE DOCTOR: True, but we have met before. Northumbria, Ten Sixty-Six. I stole your dimensional controller, remember? Or how about the planet Tigus, where you attempted to maroon me in the middle of a volcanic eruption? And who can forget Egypt, where your found some new chums, the Daleks, but lost your TARDIS's directional unit. Yes. You remember me now, don't you? I've regenerated several times since we last met but I'm still the same Time Lord inside. That's right. I am The Doctor.
BROTHER BERNARD: Who?
Доктор: Привет, старый друг.
Брат Бернард: Ты мне не друг.
Доктор: Правда, но мы встречались раньше. Нортумбрия, 1066. Я украл твой пространственный контроллер, помнишь? Или как насчет планеты Тайгус, и твоей попытки бросить меня посреди извергающегося вулкана? А кто может забыть Египет, где ты нашел себе новых друзей, далеков, но потерял модуль направления своей ТАРДИС. Да. Теперь ты меня вспомнил, не так ли? Я регенерировал несколько раз с нашей последней встречи, но внутри я все тот же Повелитель времени. Все верно. Я — Доктор.
Брат Бернард: Кто?..
I never saw his face. I'm grateful for that, I think. The strange blessing of it, in a way. He was young – could have been a college student, like those I just have been teaching. Long curly dull blond hair… They’ve blocked his face so much that I thought he was a girl. But when people started talking to the police I realized that it was a boy… who had jumped down and stood up in the middle of the tracks… in the middle of a perfect afternoon… a second before the train hit.
I’ve been on in the end of the platform, leaning against the railing. He must have been standing right next to me… We’re all watching the big yellow work-train with the very tall engine. It was about to roll past. Unscheduled. Unwanted. A moving disappointment. A necessary of course. But… not the right train, not the one that would take us home… Which of course depends on where you going.
He jumped down on tracks before we knew it. He stood up uncertain, he never looked up. Instead he looked at the concrete platform beneath our feet… And that’s the last thing he ever saw. The bell on the engine drowned out all of the sound. From my angle I never saw the train actually hit him. He simply disappeared in front of it like a magic trick. The train never stopped. The cab was so high the driver could not have seen the boy make his last-second jump. He was across the river before they could call and tell him. The police got the same account from four different people. They said they had enough and that we could go. I was next in line, nobody took my statement. And then the crew started collecting the body parts. I wouldn’t watch. I wanted it to remain magic. Which is to say… real but impossible. Shocking. Blinding even in a way like a… miracle.
So this is my statement. He stood right next to me, I never knew him. We never shared so much as a word or a look, but… He taught me more than I have taught my students. The lesson of a dark fate. And a whispered warning of what it can mean to be young on a perfect day in a free country.
Неизвестный (Ли Блессинг)
Я не видел его лица. Я благодарен за это, наверное. Своего рода благословение. Он был молод – мог быть студентом колледжа, совсем как те, кого я обучал ранее днем. Длинные курчавые тускло-светлые волосы. Они закрывали лицо целиком – мне показалось, он был девушкой. Но, когда люди стали говорить с полицейскими, я понял, что это был парень… который спрыгнул и стоял посреди путей… посреди прекрасного дня… за секунду до удара поезда.
Я был на краю платформы, прислонился к перилам. Он, должно быть находился совсем рядом со мной… Все мы смотрели на огромный желтый монтажный поезд с очень высоким двигателем. Он как раз проезжал мимо. Вне графика. Нежданный. Разочарование на колесах. Необходимый, разумеется. Но… не нужный поезд – не тот что бы доставил нас домой… что, конечно, зависит от того, куда ты направляешься.
Он спрыгнул на пути прежде, чем мы поняли. Стоял там, неуверенный, так и не поднял глаз. Зато он смотрел на бетонную платформу под нашими ногами. И это было последнее, что он увидел. Сигнал локомотива заглушил все звуки. С моего места не было видно, что поезд именно ударил его. Он просто исчез перед машиной, как по волшебству. Поезд так и не остановился. Кабина была настолько высоко, что машинист просто не увидел, как мальчик сделал свой внезапный прыжок. Он уже пересек реку, когда с ним удалось связаться и все рассказать. Полиция получила одинаковый отчет от четырех человек. Они сказали, что им достаточно, и мы можем уходить. Я был следующим в очереди, мое заявление никто не выслушал. А затем они начали доставать части тела. Я не стал смотреть. Хотел, чтобы осталась магия. Такая… реальная, но невозможная. Шокирующая. Даже, как-то ослепляющая... как чудо.
Вот мое заявление. Он стоял рядом со мной – я не знал его. Мы не перекинулись ни взглядом, ни словом, но… Он научил меня большему, чем я могу научить моих студентов. Урок о темной судьбе. И тихое предупреждение о том, что может значить молодость в прекрасный день в свободной стране.
A.K.A. by Melanie Marnich
Chapter one. My name is Melanie Marnich. My name is not Melanie Marnich. Both these things are true.
Chapter two. An assignment. A friend asked me to write something for the theatre he works at. Something about “Where is My America”, “What is My America”. And I think “What is that mean? That’s exactly the kind of crap I hate working about. Have nothing to say. The answer is No.” Had to say I tell my friend I can’t do this, I don’t have time – which is not a lie.
Chapter three. I am got this. I can’t say no – I’m not the type. So I say “Yes, I’ll write something, but I have nothing to say about America. I’m so American that I think it’s not big deal to be an American.” For me to have this privilege my grandparents left Belgrade around 1920 and said hello to this country, clutching to the life raft of an idea that things would be better here.
Chapter four. It didn’t turn out so well. They found their way to Northern Minnesota. Steal mills and mines. I know from my dad’s brothers and sisters that their father refused to speak English. Refused to let his kids speak English. The only thing worse than poverty in their home was the violence. My dad’s father was a tyrant who starved and beat his children. When I would ask my dad’s brothers and sisters about their childhood they would say it was barbaric. But when I ask my dad he would say was idyllic. Years spent as a boy on lakes and rivers and in the woods. Baseball and forts and fireworks. The most American of American childhoods.
Chapter five. My dad’s name is Mike Marnich. My dad’s name is not Mike Marnich. Both these things are true. My dad’s brothers and sisters argue with him about how he spells our last name. He spells it M-A-R-N-I-C-H. Marnich. They all spell it M-A-R-U-N-I-C-H. Marunich. My dad thinks his brothers and sisters can’t spell. He also thinks they are responsible for the sadness in their lives, for their misfortune. As for him, he says he had a beautiful childhood. He says he has a beautiful life. He says I have a beautiful future. He says our last name is Marnich.
Chapter six. My dad, Mike Marnich, dies. Few weeks later I go through his papers. I find a copy of his marriage license. On it he’s identified as Mike Marnich. “Great!” I think “Proof that his brothers and sisters who go by Marunich are wrong”. But clipped to the marriage license is a copy of his birth certificate. His name at birth – Milon Marunich... His name is Milon Marunich... I’ve never known my father is Milon Marunich. This is news to me. And I think “Liar! All these years you lied to me. Liar!”. But in the space beneath the name Milon Marunich is a humble handwritten change. It says A.K.A Mike Marnich. And next to the A.K.A is a date – the same date that my parents applied for the marriage license. On this day back home in America after years off the seas as a navy my father changed his name to a slightly more American one. He gilded his past, cleared way for his future. He was born. With an A.K.A handwritten on the birth certificate when he was twenty nine years old. Good bye old country. This new country starts with the stroke of a pen in the margins.
Chapter seven. I am Melanie Marnich. I am Melanie Marunich. I am the daughter of Mike Marnich. I am the daughter of Milon Marunich. All these things are true.
Так же известный, как. (Мелани Марнич)
Глава 1. Мое имя – Мелани Марнич. Мое имя не Мелани Марнич. Оба утверждения верны.
Глава 2. Назначение. Друг попросил меня написать что-нибудь для театра, в котором он работает. Что-то вроде «Где Моя Америка», «Что Моя Америка». И я подумала: «Это что? Как раз об этой чепухе я больше всего ненавижу писать. Мне нечего сказать. Ответ – нет». Должна признаться, что сказала моему другу, что не могу это сделать, нет времени – что не является ложью.
Глава 3. Меня подписали. Я не могу сказать нет – не такой человек. Так что я сказала: «Да, я что-нибудь напишу, но об Америке мне сказать нечего. Я настолько американка, что не вижу ничего в том, чтобы быть американкой.» Чтобы я могла так думать, мои бабушка с дедушкой покинули Белград около 1920, сказали привет этой стране и сели на плот мысли, что уж здесь-то все будет лучше.
Глава 4. Все обернулось не так хорошо. Они добрались до Северной Минессоты. Стальные заводы и шахты. Я знаю от братьев и сестер моего папы, что их отец отказывался говорить по-английски. Запрещал своим детям говорить по-английски. Единственное, что было хуже бедности в нашей семье – это жестокость. Отец моего папы был тираном, который морил голодом и бил своих детей. Когда бы я ни спросила братьев и сестер моего папы об их детстве, они говорят, что оно было варварским. Когда бы я ни спросила моего папу – он ответит, что было идилличным. Годы, проведенные ребенком на озерах и реках, в лесах. Бейсбол, и форты, и фейерверки. Самое американское из американских детств.
Глава 5. Имя моего папы – Майк Марнич. Имя моего папы не Майк Марнич. Оба утверждения верны. Братья и сестры моего папы спорят с ним, что он неправильно произносит нашу фамилию. Он произносит ее М-А-Р-Н-И-Ч. Марнич. Они все произносят ее М-А-Р-У-Н-И-Ч. Марунич. Мой папа думает, что его братья и сестры не умеют произносить по буквам. Он так же думает, что они сами в ответе за свои печали и несчастья. Он же говорит, что у него было прекрасное детство. Он говорит, что у него прекрасная жизнь. Он говорит, что у меня прекрасное будущее. Он говорит, что наша фамилия Марнич.
Глава 6. Мой папа, Майк Марнич, умирает. Несколько недель спустя я прибираюсь в его бумагах и нахожу его свидетельство о браке. Там он записан, как Майк Марнич. «Замечательно!» – думаю я – «Доказательство, что братья и сестры, которые настаивали на Маруниче, были неправы». Но к свидетельству о браке прикреплена копия свидетельства о рождении. Его имя при рождении – Милон Марунич... Его имя – Милон Марунич... Я никогда не знала, что мой отец – Милон Марунич. Это было новостью для меня. И я подумала: «Лжец! Все эти годы ты лгал мне. Лжец!» Но в пространстве под именем Милон Марунич скромная замена, написанная ручкой. Там сказано: «Так же известный, как Майк Марнич». И рядом с «так же известеный, как» стоит дата – та же дата, когда мои родители подали заявление о браке. В этот день, вернувшись, наконец, домой, в Америку, после лет проведенных в море пехотинцем, мой папа изменил свое имя на немного более американское. Он позолотил свое прошлое и освободил будущее. Он был рожден. С «так же известный, как» надписанным на свидетельстве о рождении, когда ему было двадцать девять лет. Прощай, старая страна. Новая начинается с росчерка ручки в рамке.
Глава 7. Мое имя – Мелани Марнич. Мое имя – Мелани Марунич. Я – дочь Майка Марнича. Я – дочь Милона Марунича. Все утверждения верны.
THE DAY'S MAIL by Quiara Alegria Hudes
“Dear Ernan,
You don’t remember me. Last I saw you crawling in diapers whirling entire world. You know my mother died when I was sixteen. Few days before the viewing I received the suit in the mail from my great uncle NPR with a note saying “wear it to the funeral”. It was a God sent ‘cause I barely had two dollars to pay for mummy service let her on a suit to wear.
Did your dad tell you about the suit? He had it for a while during the divorce with your mom. Couldn’t wear jeans to court. Then he sent it back to me for my last school graduation in temple. They tell me you defending criminals in Nova York. Brutal work, man, pays for shit. And your brother doing community organizing in the heart of North Filly. So borrow one last suit, save a little money and send this between you both. Town halls and baptisms, man. Job interviews and weddings. Court room verdicts, middle passages – this suit has seen some real shit. Six generations of Garcia men have sent it through the mail: Puerto Rico, Chicago, New York city hall, Stockholm, Venice. The suit has crossed the Atlantic and Pacific. Your namesake Ernan Garcia I wore it to be an inaugurated man of Louisa.” – Mah! It’s not bad for a Garcia-boy. – ‘His brother wore it when he was convicted of sedition and conspiracy. That word “Guilty” felt right under the suit shoulders. A distant cousin from Nigeria – I didn’t meant that branch of the family yet – wore it to be sworn as a US citizen.
Send the suit, Ernan. When the time comes, fold it up, put it in a bubble-wrapped package and stand in that postal line. Send it to the next Garcia who needs it. The mail person stamps it and tosses it into the band and something comes over you.
Wifes come and go, kids love you and curse you out and yes, they die. I wore this suit to mommy’s funeral and also to my son’s. So I know the suit is the closest companion of a man. He wears it on his wedding day, carries the dollars he earned in its pockets, in death he is sent away in it. And yes, the suit was worn by your great great grandfather in his cascade. They swapped it out before the burial and tip to undertaker fifty bucks. So, as far as I know the suit has never actually been buried under the earth on a dead Garcia. But pretty damn close.
Good luck on your first trial. Good luck on opening arguments, I know it’s last minute you may not have time to get it altered.
Buenos verte,
Pablo Garcia.”
“Teo,
Please send suit ASAP. Job interview on Wall Street in two weeks.”
“Don Gayard,
Suit enclosed, baptism was fine, but the baby’s pneumonia is worse now.”
“Francisco,
Get a better tailor. When you sent it to me the hams were fucked up.”
“Octavio,
The art opening was beautiful. I spilled a little wine on the lapel.”
“Charles,
Congratulations on becoming a citizen! Snap a polaroid and sent it my way...”
Дневная почта (Квиара Алегрия Хьюдс)
«Дорогой Эрнан!
Ты меня не помнишь – последний раз мы виделись, когда ты был еще в пеленках и, ползая, крутил мир. Ты знаешь, что моя мама умерла, когда мне было шестнадцать. За несколько дней до службы я получил по почте костюм от двоюродного деда с запиской одеть его на похороны. Это был подарок небес, ведь у меня с трудом нашлась пара долларов, чтобы одеть в гроб свою мать.
Твой папа не рассказывал тебе о костюме? Он носил его во время развода с твоей мамой. Не мог прийти на суд в джинсах. Затем он послал его мне на школьный выпускной в храме. Говорят, ты защищаешь преступников в Нова Йорке. Жестокая работа, чувак, платят отстой. А твой брат создает общественные организации в сердце Северной Филадельфии. Так что я взял этот костюм, скопил немного денег и отослал вам части. Городские собрания и крестины, чувак, собеседования и свадьбы. Судебные вердикты и пассаты – этот костюм дерьма навидался. Шесть поколений мужчин Гарсиа посылали его через почту: Пуэрто Рико, Чикаго, муниципалитет Нью Йорка, Стокгольм, Венеция. Костюм пересек Атлантику и Тихий океан. Твой тезка, Эрнан Гарсиа I, одевал его, чтобы стать выборным представителем Луизианы.» – Ха! Не плохо для паренька Гарсиа. – «Его брат носил его, когда был осужден за подстрекательство к восстанию. Слово «Виновен» упало прямо на плечи под костюмом. Далекий кузен из Нигерии (я еще не упоминал эту фамильную ветку) одевал его, чтобы стать гражданином Америки.
Отошли костюм, Эрнан. Когда время придет, сверни его, запакуй в пупырчатый полиэтилен и встань в очередь на почте. Отправь его следующему Гарсиа, который в нем нуждается. Почтовый служащий проставит марки и смешает его с остальными посылками, и что-нибудь перейдет к тебе.
Жены приходят и уходят, дети любят и проклинают нас, и да – они умирают. Я одевал этот костюм на похороны своей мамы и на похороны сына. Так что я знаю, что костюм – самый близкий друг мужчины. Он одевает его на свадьбу, хранит в карманах заработанные деньги, а, после смерти, его в нем хоронят. И да – костюм был на твоем прапрадедушке в его гробу. Его стащили прямо перед погребением и дали гробовщику пятьдесят баксов. Так что, насколько мне известно, костюм никогда не отправлялся под землю на мертвом Гарсиа. Но это было чертовски близко.
Удачи на твоем первом деле. Удачи со вступительной речью, я знаю, остается мало времени, чтобы ее поправить.
Buenos verte,
Пабло Гарсиа.»
«Тео!
Вышли костюм, как можно скорее. Собеседование на Уолл Стрит через две недели.»
«Дон Гаярд,
Костюм упакован, крестины прошли хорошо, но у ребенка разыгралась пневмония.»
«Франциско,
Обзаведись портным получше. Когда ты мне его прислал, зад был как из жопы.»
«Октавио!
Открытие прошло великолепно. Протил немного вина на лацкан.»
«Чарльз!
Поздравляю с гражданством! Сделай фотку и пришли мне…»
Интервью Алекса МакКуина для British Comedy Guide, опубликованное в декабре 2009
Мы являемся по-настоящему большими фанатами комедийного актера Алекса МакКуина – за последние несколько лет, он появился во многих нами любимых ситкомах, и приковывал внимание зрителей в таких проектах, как Pulling Гуща Событий и Переростки. Так что, когда нам выпал шанс взять у него интервью, мы набросились на эту возможность!...
Здравствуйте, Алекс. Спасибо вам огромное, что уделили нам время. Мы правильно понимаем, что, вы едва не стали адвокатом, вместо актера?
Ну, я всегда хотел быть актером. Я несколько лет был в составе Национального Молодежного Театра, но, когда ушел, то обнаружил, что довольно трудно найти себе агента, потому что я не учился в актерской школе. Поэтому я подумал: «Я пойду и, на данный момент, сделаю что-нибудь еще», и, таким образом, выучился на адвоката – ходил в юридическую школу и год практиковался в суде.
Но затем я подумал: «Я просто не могу этим заниматься – это не то, что я хочу делать», поэтому я ушел из того мира. Мне очень повезло натолкнуться в вестибюле театра на кастинг-директора Люси Беван. Она спросила меня, чем я занимаюсь, и я ответил, что хочу стать актером. Она сказала мне, что на следующей неделе собирается проводить кастинг для фильма и предложила мне попробоваться на одну из ролей. Я пришел и, к счастью, был принят и, вследствие чего, получил агента. Однажды наняв агента, попасть куда-то становится значиельно проще. Иначе вы ничего не добьетесь, но с агентом двери начинают открываться. Вот так я и попал в мир киноиндустрии.
Это очередная моя строгая записка для твоей коллекции (хотя, конкретно говоря, на нее наложено тридцатилетнее эмбарго, так что даже не думай).
Как тебе известно, премьер-министр возложил на меня осуществление полного контроля над всеми политическими отправными точками внутри правительства. Что означает, что я имею высочайшее позволение ходить туда, куда мне захочется, и спрашивать все, что мне, к черту, заблагорассудится.
И я получал нужные ответы достаточно тихо и спокойно, не прибегая к угрозам насилия. В отличие от тебя, я не размахиваю кастетом, молотком для гениталий или чем-то подобным. Нет, Малькольм, избранное мною оружие - это старые добрые желтые стикеры. Я нахожу, что простая идея или вопрос, вкусное предложение или емкое обобщение, написанное на скучном стандартном стикере и немедленно, я бы даже сказал, со свистом, отправленное на нужный стол, может обеспечить меня решением гораздо быстрее, чем любое из твоих грубых пробивных оружий. Я называю их своими "снежинками", но, кажется, они больше известны в Уайтхолле как Бумажный Ужас Джулиуса.
- Как вы расслабляетесь?
- Мне довольно тяжело отключиться, так что я пробую разное. Травяной чай. Антидепрессанты. Прогулки. Медитация. Фитнес. Классическая музыка (которую я ненавижу!). Мытье посуды (которое я ненавижу!). Уборка (которую я ненавижу!). Составление списков неотложных дел. Еще я использую игрушки-антистресс (они не работают!). Я пью вино. Планирую отпуск, которого у меня никогда не будет. Вспоминаю, как я веселилась в юности. Иногда я грызу леденцы (сама не знаю, почему!!). Я пробовала заниматься йогой, но потом сломала грудную кость. И я попала в больницу в очередной раз. Что было здорово, потому что я увидела все те прекрасные улучшения, которые помогло внедрить нынешнее правительство. А еще это было очень больно. Мне досталось очень много морфина! Так что некоторые улучшения мне могли и привидеться.
Я написал «Скеллига» где-то 12 лет назад – вышел он 10 лет назад в 1998. С самого начала это была по-настоящему удивительная история, потому что я не планировал, не думал ее писать, пока однажды, буквально во время прогулки, не услышал в голове голос: «Я обнаружил его в гараже воскресным днем.» Это была вспышка – история просто пришла. Все, что я услышал, было маленькой частичкой, которая росла, пока я писал ее. Я не знал, во что она выльется, не знал, что будет дальше и не знал, чем все закончится. История просто приходила и приходила – и писала саму себя.
Когда Майкл заходит в темноту и видит Скеллига, я не имел ни малейшего представления, что он там найдет. Я помню момент, когда Майкл кладет руку ему на спину, и как я подумал: «О нет, у этого парня есть крылья…» Помню, как это было неожиданно и свои мысли, что нет – этого не может!.. К тому времени он был просто мужик в пыли, неряшливый и довольно мерзкий, и я подумал, ну о'кей, пусть будут еще и крылья. (*Что вам действительно нужно – это хорошо ухаживать за зубами: чистить, пользоваться нитью, время от времени посещать дантиста)
Так же, всю первую половину истории Майкл и Мина не перестают спрашивать его: «Кто вы такой – что вы такое», и где-то на середине я подумал, что пора бы и мне узнать, и вот я поднимаю взгляд на полку, а там книга, которую я купил во время своего последнего посещения Ирландии, в попытке добраться до островов Скеллиг, расположенных на юго-западном побережье. Мне тогда не удалось этого сделать, потому что на море был шторм. Я вернулся домой, и стал писать историю, в которой не подозревал никакой связи с островами. Но как только я увидел корешок книги, то подумал: «Ну конечно!» (*Меня зовут Скеллиг). И все очень странно удачно сошлось, потому что название одного из двух островов Скеллиг – Скеллиг Майкл (Великий Скеллиг (ирл.))
Процесс подбора актеров был для меня очень важен. Я считаю, что Тим Рот – очень одаренный актер и прекрасно подходит для роли. Он сможет сыграть ее, выглядя одновременно милым и кротким, но и весьма мрачным. По мне, что действительно важно для любого, кто играет Скеллига – это возможность переходить от тьмы к свету и от старого возраста к молодому – и Тим Рот, на мой взгляд, просто да – Тим Рот сможет – он сможет стать Скеллигом.
Первые пробные кадры с Джоном, Келли и Биллом были просто великолепны, потому что они выглядели настоящей семьей. И огромным облегчением для меня стала их заурядность. На мой взгляд, подобная повседневная составляющая очень важна для «Скеллига». Потому что мы очень легко можем преобразовать ее, как в то, что может случиться, так и во что-то по-настоящему невероятное. Но, мне кажется, действительно необычным для «Скеллига», было то, что все происходит в крайне обычной обстановке и с самыми обычными людьми. Нечто, что Джону и Келли, по-настоящему талантливым актерам, удалось заземлить до узнаваемой и достоверной обычности.
Когда я писал книгу, думал – ближе к концу – думал, что людям захочется узнать, куда он ушел – потому что у меня было ощущение, что он собирается исчезнуть. Думаю, тот момент в книге, где Мина говорит Майклу (или Майкл говорит Мине): «Считаешь, его теперь найдут другие дети?» и есть мое предположение, что может, его найдут другие дети, и это будет уже другая история.
Много где меня встречали и говорили: «о, здесь Дэвид Алмонд, он нам расскажет, что же такое Скеллиг!» Под конец хочу сказать, что я тоже не знаю. Я не знаю, как он туда попал, не знаю, куда ушел в конце, и я думаю, лучшим ответом на вопрос, что же такое Скеллиг, будет тот, который он дает сам. Он немного, как мы, немного, как птицы, немного как звери, немного, как ангел. В нем понемногу ото всех сразу, и, возможно, он кто-то из мистерий Абдула Альхазреда.
Спасибо вам за то, что добавили магии в историю :)
Да, одно время они так делали. Согласно Тиму, это был лучший способ общаться друг с другом в условиях их плотного графика. С чего началось: в интервью для журнала, Гари Олдмана попросили назвать имена людей, кого он находит привлекательными, и Тим Рот был одним из них. Тим, должно быть, это прочитал, потому что написал на руке (или на голове?) примерно следующее: "Г.О. я считаю, что ты сексуален." Затем Олдман на обложке майского номера британской версии журнала Premiere (1994) написал на своем плече: "Тим Рот, я тоже считаю тебя сексуальным!" В апрельском выпуске журнала Detour (1995) Тим написал у себя на лбу: "Гари Олдман Давай Сделаем Это." В сентябрьском же выпуске журнала Bikini 95го года, можно заметить Эрика Штольца, прикрывающего грудь женщины, на которой написано: "Тим Рот — Хватит Писать На Своем Лице." На следующей странице была фотография хмурящегося Эрика, курящего сигару, с надписью на лбу "Тим Рот?"
Понедельник, 10 Августа 2015 г. 04:08
+ в цитатник
надо почаще натыкаться на их передачи - это что-то потрясающее.
в первый раз о канале услышала с фильмом Внутри разума Леонардо. фильм-притча. фильм, открывающий мир заново.
второй раз - Скеллиг. волшебная сказка из детской книжки о человеке-сове. или разуверившемся ангеле. или несчастном бродяге, повстречавшем двух добрых детей, поверивших в чудо и исцеливших его душу. все это могло произойти, а могло и присниться.
-- Что ты? - прошептал я.
Он опять пожал плечами.
-- Что-то, - ответил он. - Такое как ты, такое как зверь, такое как птица, такое как ангел, - он засмеялся. - Что-то такое.
It has been calculated by the calculators that one night can hold six dreams only. There is a colour for each. Blue is a colour of safe decires, legal dreaming. Black is a colour of bootleg Vurt, feathers of tenderness and pain, one sliver beyond the law. Pink is a colour of Pornovurts, doorways to bliss. Cream is a colour of used-up feather, one that has been drained of dreams. Only blue, black and pink feathers go cream. You only can get one trip per journey. Silver is a colour of the operators; those who work the feathers — making, filming, doing the remixes, opening doors. They are the toolkit feathers and the Game Cat has a collection worth dying for. Yellow is a colour of death and should be avoided at all costs. They are not for the weak. yellows have no jerkout facilities — be careful. be very very careful. If you die in yellow dream - you die in real life. the only way out is to finish the game.
Vurt | Jeff Noon
Вычислителями было высчитано, что в одну ночь можно вместить только шесть снов. Для каждого из них есть цвет. Синий — цвет безопасных желаний, законных сновидений. Черный — преступный вирт — перо слабости и боли. Одна щепотка вне пределов закона. Розовый — это порно-вирт. Врата к наслаждению. Кремовый — цвет использованного пера — пера, истратившего сновидения. Только синие, черные и розовые перья могут стать кремовыми. И вы можете получить только одно за раз. Серебряный — цвет операторов; тех, кто работает с перьями — сотворяет, напитывает, делает ремиксы, открывает двери. Это арсенальные перья, и у Кота Игры имеется коллекция, за которую стоит отдать жизнь. Желтый — цвет смерти, и его следует избегать любой ценой. Они не для слабых, и не представляют возможности дать деру, так что будьте осторожны. Будьте очень-очень осторожны. Если вы умрете в желтом сне — умрете в реальной жизни. Единственный способ выбраться — это закончить игру.
Your cute little tummy is rumbling,
and pancakes are your favorite treat.
I'm kind of surprised that you suddenly hate them.
That's bullshit, stop lying and eat
Шикарная вещь от Адама Мансбаха, автора Go The Fuck to Sleep. You Have to Fucking Eat. Читает Стивен Фрай
‘Oh, those are fabulous!’ cried Mr Wonka. ‘They fill you with bubbles, and the bubbles are full of a special kind of gas, and this gas it so terrifically lifting that it lifts you right off the ground just like a balloon, and up you go until your head hits the celling — and there you stay.’
‘But how do you come down again?’ asked little Charlie.
‘You do a burp, of course,’ said Mr Wonka. ‘You do a great big long rude burp, and up comes the gas and down comes you! But don’t drink it outdoors! There’s no knowing how high up you’ll be carried if you do that. I gave some to an Oompa-Loompa once out in the back yard and he went up and up and disappeared out of sight! It was very sad. I never saw him again.’
‘He should have burped,’ said Charley.
‘Of course he should have burped,’ said Mr Wonka. ‘I stood there shouting “Burp, you silly ass, burp, or you’ll never come down again!” But he didn’t or couldn’t or wouldn’t, I don’t know which. Maybe he was too polite. He must be on the moon by now.’
— О, они великолепны! - кричал мистер Вонка. - Они наполняют тебя пузырьками, а пузырьки полны специальным газом, и он настолько потрясающе летуч, что поднимает тебя в воздух, как шарик, и ты поднимаешься, пока не упрешься головой в потолок, да там и останешься.
— А как спуститься вниз? - спросил маленький Чарли.
— Рыгнув, разумеется, - ответил мистер Вонка. - Ты долго громко жестоко рыгаешь, и вверх поднимается газ, и вниз опускаешься ты! Только не пейте этого на улице! Никто не знает, как высоко вас поднимет, если вы так сделаете. Я дал однажды умпа-лумпе выпить это на заднем дворе, и он поднимался, и поднимался, и скрылся с глаз! Это было очень грустно. Я больше его не видел.
— Он должен был рыгнуть, - сказал Чарли.
— Разумеется, он должен был рыгнуть, - сказал мистер Вонка. - Я стоял там и орал: “Рыгай, идиот, рыгай! Сделай это или никогда не вернешься назад!” Но он не сделал, или не смог, или не захотел - я не знаю. Может, он был слишком вежлив. Должно быть, он уже на луне.
Финал сезона Big Finish это такой же пиздец, как в ньюскуле. Доктор остался без Тардис в безлюдном мире, в котором нет понятия о времени, ощущениях, и есть только звук.
Однажды, на земле не так отличной от нашей, жил король. И во времена, когда все хорошее считалось излишней роскошью, это был хороший король. Он был очень-очень мудр и очень-очень могущественен. Но так же он был и очень-очень стар. И он понимал, что несмотря на всю его мудрость и власть, ему придется покинуть свое королевство раз и навсегда. И совершить путешествие во внешний мир бесконечной темноты. И на кануне своего ухода, когда лекари уже перестали качать головами, а жены выплакали столько слез, сколько смогли, он подозвал к себе своего сына и наследника. "Все, что ты видишь - теперь твое, - сказал он. - Но помни: лучшие рабы всегда те, кто чувствует свободу. Строй из себя тирана, но воодушевляй любовь равно страху." Однако сын не прислушался к его словам. И стоило телу отбыть, с помпой и фейерверками, в темноту за пределами всего, новый король решил увеличить границы своей власти. Он собрал перед собой всех людей и сказал им, что теперь все их мысли должны совпадать с его мыслями. Никакая воля не должна перечить его воле. И люди будь людьми - они согласились. Те, кто не исчез в ночи, а семьи их вскоре не притворились, будто их никогда не существовало.
Но все еще король не был доволен. Так он сказал всем животным, что те должны подчиняться его приказам. Лошади должны лаять, собаки мяукать, а рыбы летать с дерева на дерево точно, как он желал. Животные будь животными - они согласились. Некоторые свиньи были заколоты, но никто не обратил внимания, потому что они были такими вкусными. И кошкам пришлось уйти, потому что никто не может приказывать кошке. Но скоро люди и животные стали жить в идеальной гармонии. Их жизни точно отражали прихоти своего господина.
Каждое живое существо подчинялось своему королю. Во всем - даже в мельчайших деталях, иногда даже раньше, чем он осознавал, чего хочет. Но все еще король не был доволен. Живые существа составляли только малую часть его владений - и он пошел дальше. Он приказал волнам обрушиваться на берег только когда он скажет. Приказал ветру не дуть, но втягивать - времени бежать не вперед, но назад или в стороны. Ушли годы, чтобы покорить их. Солдаты резали волны, пока их мечи не обагрились кровью. Ветер и время заперли в глубочайших подземельях, пока, голодая, те не сдались. Король управлял силами природы. Но он все еще не был доволен.
Все еще оставалось одно, что обходило его власть. Музыка. Как же король ненавидел музыку. Отказывалась подчиняться, отказывалась нести наказание. Небольшие всполохи речитатива, расцветающие в фугу без разрешения. Или кантата раскалывающая ночь до развернутого ораторио.
- И никто не освободит меня от этих непокорных звуков? - вскричал он. И военные, обученные подчиняться малейшему его слову, выполнили приказ. Они поймали музыку. Всю до последнего деления: все паузы и невинные маленькие ноты - и зашвырнули их подальше от королевства. В бесконечную тьму за пределами всего. И музыка исчезла навеки. Наконец-то у короля была своя вселенная. Она принадлежала ему и никому другому. Он был счастлив, и никто не смел перечить ему, так как изгнал саму суть, как выражать это.
Воскресенье, 19 Октября 2014 г. 22:17
+ в цитатник
"Я написала ему - послала по-настоящему матерное сообщение: "Е**ть, это правда? Это действительно правда?" А он ответил только: "Пожалуйста, мы больше не материмся." Кажется, ему придется еще научиться не ругаться, хотя я не знаю, ругается ли он вообще. Может это относится только к Малкольму."
"Я только увидела первый эпизод и подумала, что он (Питер) был потрясающим. Я знала, что так будет, потому что он по-настоящему хороший актер - можете убедиться сами. Когда ты играешь в одной комнате с другими людьми, то начинаешь явно чувствовать их сильные и слабые стороны - и Питер удивительно хорош. Он из тех людей, кем восхищаешься во время работы, поэтому я знала, что он справится. Это целая система, развивающийся персонаж - я думаю, это было по-настоящему интересно."
Ведущая: Это – новые декорации для двенадцатого Доктора. Весьма захватывающе. Но я знаю нескольких детей, которые еще больше взволнованы, чем я – и они уже на пути в этот особый тур по студии. Но, чего они не знают – что их ожидает некто особенный. Следите, что будет.
Дети: Вау! Вот она! Потрясающе!...
Девочка: Что мне понравилось – это все детали – здесь есть книжный шкаф – множество деталей.
Мальчик: Мне понравилась консоль. На ней так много кнопок.
Девочка: Я была удивлена, потому что она действительно больше внутри.
Ведущая: Время для быстрого фото в Тардис.
*Но как насчет встречи лицом к лицу?*
Питер: Что вы делаете в моей Тардис? Дети приходят сюда только по приглашению. Я надеюсь, вы все были приглашены. Здравствуйте, я – Питер Капальди, и я играю нового Доктора Кто. Я так понял, что у вас есть ко мне вопросы.
Ведущая: У нас есть, не так ли? (Дети в ступоре и издают звуки.) Вы слегка шокированы, правда?
Питер: Это шокирует. Я шокирую.
Девочка: Почему вы захотели стать Доктором?
Питер: Эм… Потому что это – величайшая роль на телевидении. И, вероятно, самое близкое, что может быть, к путешествиям через пространство и время. Поэтому, кто бы не захотел этого?
Мальчик (неразборчиво): Волновались ли вы, забирая роль у Метта Смита?
Питер: Волновался ли я, забирая роль у Метта Смита? ДА, потому что он потрясающий. Я люблю Метта Смита, я думаю, что он самый поразительный Доктор: такой забавный, такой умный, он такой мудрый, такой молодой и такой старый – он великолепный актер. И милый парень. Он использовал эту будку на полную – будет весьма трудно превзойти что-то настолько прекрасное, что делал он, но он, я думаю, на моей стороне, и вы, я надеюсь, будете тоже.
Мальчик: Было ли что-то, что смущало вас на съемках?
Питер: Чтож, вот что иногда смущает. Я знаю, что Дженна, мой компаньон, иногда смущает вот чем – потому что она настолько любит эту конкретную панель (на консоли), и она однажды играла с ней и сделала это (показывает отломанную кнопку). (Общие вздохи.) Сломала ее. Если она когда-нибудь покинет Тардис, мы отдадим ей это.
Девочка: Если бы вам пришлось выбирать между звуковой отверткой и Тардис – что бы вы выбрали?
Питер: Тардис. А что бы выбрали вы?
Все: Тардис.
Питер: Да. Это правильный выбор. Мы всегда можем сделать новую звуковую отвертку, пока находимся в Тардис, но отвертка не может переносить нас во времени и пространстве. Тардис всегда была с Доктором. Тардис – это часть Доктора. И он любит ее. Очень.
Девочка: Думаете ли вы, что когда-нибудь будет женщина-Доктор?
Питер: Я думаю, что это вполне возможно, да. Я думаю, это, да – почему ее не может быть? Если ты можешь полностью, эм, преобразовать свое умирающее тело в совершенно новое – или, в моем случае, в довольно старое – ты можешь легко поменять его на женское. Я думаю, женщина-Доктор будет забавной. Чтож, спасибо вам огромное за ваши вопросы, теперь у меня вопрос к вам. У ВАС ЕСТЬ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, КАК УПРАВЛЯТЬ ЭТОЙ ШТУКОЙ!??
«Всебранящее око» готово преподнести нам совершенно нового Доктора Кто. Питер Капальди обсуждает фанатов и фанфары с Эндрю Лоури, репортером ShortList
Он может и не оседлал голливудские холмы (по крайней мере, пока), но за последние 30 лет, Питер Капальди уверенно стал одним из любимейших актеров Британии. В свои 56 лет он сыграл все – от трансвестита в Главном Подозреваемом – до сварливого преподавателя в Пип Шоу и исполнителя хвалебных песен в Викарии из Дилби. Девять лет назад, тем не менее, он всколыхнул нацию – и завоевал сердца бранящихся поклонников – дебютировав в роли жесткого мастера манипуляций Малкольма Такера в шедевре Армандо Ианнуччи Гуща Событий. Он – олицетворение двадцатилетнего «успеха за одну ночь».
И сейчас, в отрыве, правда, от переосмысленных нападений – и невыносимого Аластара Кемпбелла в придачу – он был удостоен одной из самых заветных позиций на британском тв: главной роли в джаггернауте мирового значения – Докторе Кто. В перерыве между съемками, ShortList присела, чтобы услышать от этого человека о висении на тросах, бытии гиком и поездке за Оскаром… [x] Читать далее
- Оружие червоточин. Хочешь его увидеть?
- Да.
- Умоляй.
- Я умоляю тебя.
- Недостаточно хорошо. Скажи "пожалуйста".
- Пожалуйста.
- "Очень прошу".
- Очень прошу.
- "С вишенкой на макушке".
- С вишенкой на макушке. *pretty please with cherries on top - очень вежливое "ну пожалуйста"
- С днем рожденья. А теперь убирайся с глаз.
Близнецы Дин и Дэн Катэн все делают вместе: вместе работают, вместе отдыхают – даже делят вместе спальню. И теперь модные дизайнеры, стоящие за DSquared2, планируют распространить свою любовь: их демократичные взгляды, так любимые знаменитостями первой величины, теперь доступны и нам.
Двое из ларца: Дин и Дэн Катэн дома в Лондоне. Фотограф: Пал Хэнсен для Observer
Я просидела в кухне Дина и Дэна Катэнов на Портобелло Роуд уже 20 минут, когда они ворвались в комнату. «Мы так виноваты – мы опоздали!» пропели они в унисон, протягивая идеально загорелые, идеально наманикюренные руки и сияя одинаковыми наборами самых белых и дорого-выглядящих зубов, которые я когда-либо видела. Близнецы прогарцевали, как два холеных выставочных пони, предлагая напитки и болтая о своем «драматическом» визите в бразильское посольство ранее того же дня – они собирались вскоре отправиться в «воодушевляющую поездку» по Южной Америке и забыли привести в порядок свои визы.
«Я думаю, – заявил Дин, – мы должны открыть шампанское!». 3 пополудни, будний день, и в комнате мгновенно стало тихо. Мы все мысленно вычисляли, было ли это хорошей идеей. «Дин, – сурово сказал Дэн, – мы все выпьем минеральной воды.». Дин выглядел удрученно. «Он у нас непослушный.» – объяснил Дэн, поднимая в сторону Дина бровь, в то время, как тот зажег первую из нескольких за этот вечер сигарет. «Да, я у нас плохой, – согласился Дин, выдыхая. – Что ж, не бывает дня без ночи, добра без зла или… толстых без костлявых!»
